ТАЙГИНЯ
(Галине и Ирине, русским женщинам)
- Тук! Тук! Тук! Старичок-лесовичок, на тебе конфетку, а мне дай корешок.
- Тук! Тук! Тук! Старичок-лесовичок, на тебе печенюшку, а мне дай корешок.
- Тук! Тук! Тук! Старичок-лесовичок, на тебе шоколадку, а мне дай корешок.
К дуплистой старой липе подошла женщина, палкой-панцуйкой постукивает по стволу и, приговаривая, кладёт в дупло свои подношения.
Я стоял возле толстой, слегка наклонённой берёзы и разглядывал глубокие царапины, оставленные когтями огромного тигра. Он не раз помечал свою территорию, дотягиваясь до высоты более двух с половиной метров. Царапины были и совсем свежие и уже заветренные. Видно, что тигр регулярно подходил к этому дереву, тёрся бакенбардами о ствол, чесал свои бока. В трещинах коры застряли тигриные шерстинки трёх цветов: белые, рыжие, чёрные. От дерева сильно пахло кошачьим запахом. Рядом с деревом видны были тигриные поскрёбы – тигр катался по листве, сгребал её в кучи.
Сбоку послышался шорох, потрескивание сучьев и прямо ко мне вышел из зарослей корневщик-таёжник. Поздоровался. Присели на валёжину. Разговорились.
Подошла и женщина, села в сторонке, с любопытством вслушиваясь в наш разговор. А разговор, как разгорающийся костерок, сначала метался с одного на другое о таёжном житье-бытье, потом вдруг, после моего вопроса о необычности нахождения женщины в тайге, вдруг вспыхнул и разгорелся ярким пламенем.
- О-о-о, как она не хотела ходить со мной в тайгу! – не сдерживая эмоции, с жаром заговорил корневщик. И заполыхал вовсю таёжный рассказ об этой необыкновенной женщине.
- Да, подпоил меня вином, ирод! Так и соблазнил меня в первый раз в тайгу сходить. Да ещё с собой бутылочку красного взял. Как уставать начинала – подбадривал. Вот так и втянул, - неожиданно вставила женщина. Я ведь городская. И комаров, и мошек, и клещей, и зверей – всего боялась. А он, видать чувствовал, что заболеет сильно и надолго – очень настойчиво меня в тайгу водил, всему учил, вот и пригодилось. Восемь лет корнёвкой зарабатывала на лечение мужа, слава Богу, выздоровел. А теперь-то я уже сама в тайгу прошусь, саму в тайгу тянет…
- Так что ж не тянет, если получается, да ещё как! – с радостной ревностью расхвалился мужчина. Везде корень находит! Привёз в позапрошлый год земли лесной под помидоры, высыпал посреди огорода, а она стала высаживать помидоры и нашла в этой куче женьшень!
Поехали всей семьёй на море купаться, так она и в море! нашла корень! Видать в сильный дождь ручей подмыл бережок и вынес корень в море. А он в воде не тонет, прибило его волной к берегу, прямо под ноги Ей!
А с рыбалкой? Всю жизнь иногда на отдыхе рыбачила удочкой в ручьях, ну, неплохо получалось. А потом однокурсник пригласил в ботаническую экспедицию на Сахалин – по всему острову проехать, ягоды для селекции пособирать. Сказала – поеду и всё. Ну, ладно, езжай. Только давай научу спиннинговать. Сахалин всё-таки – рыбацкий рай. Дал в руки спиннинг, отцепил с блесны якорь, показал как держать, как блесну закидывать, как подматывать леску. На, - говорю, - тренируйся перед домом на полянке. Нет – пару раз махнула, веди, говорит на речку. Ну, ладно, пошли. Пришли. Выбрал место почище, посвободнее, показал как и куда делать заброс, как должна идти блесна, прицепил к блесне якорь – всё как надо. Вот, говорю, стой здесь и тренируйся, чтобы точно блесна летала, леска не путалась. А сам пошёл было под перекат – новую блесну опробовать. Нет – опять пару раз махнула и идёт под перекат. Куда? – разозлился. Тут корчи. Зацепишь блесну – нырять за ней не буду. Нет, - говорит, хочу здесь. Психанул, пошёл выше. Стою злой – вот же Господь женой наградил: как втемяшется что – не своротишь. А сам поглядываю: пора блесну отцеплять, или не пора - прицепил же ловчую, обрывать жалко. Гляжу и глазам своим не верю: что-то тащит! Да крупное! Всё бросил – бегом! Кричу: не спеши, тащи аккуратнее! Не успел! Здоровенный ленок, почувствовав мель, забарахтался, развернулся мордой в глубину и… сошёл! Ну, ладно – спиннигистка готова.
Съездила на Сахалин, ухитрилась «утереть нос» бывалым рыбакам – лососятникам, вернулась и тут началось! Хочу, говорит, научиться ловить хариуса. Ну, ладно, свозил пару раз, поймала – научилась.
На следующий год заявляет: хочу поймать такого ленка, какой тот раз сорвался. А это длиннее полуметра. Мелочь, говорит, ловить надоело. Ну, ладно, съездили тут неподалёку – поймала, потом ещё, потом ещё. Научилась.
На следующий год опять заявляет: хочу научиться ловить Вишнёвого Лосося – симу. Ладно, выбрал подходящее время – повёз. Приехали на место. Спрашиваю: по какому руслу пойдёшь? – там река разделяется. Повертела головой – пойду туда. Может не туда? – там скалы, берега мелким ивняком заросшие, - не подступиться к ямам и вываживать не куда. Нет, пойду туда! Иди. Минут через двадцать я обойду остров и выйду тебе навстречу…
Через двадцать минут подхожу потихоньку к ивняку – всхлипывание! - Эй! – что случилось?
- Ой, пожалей меня! – на грудь падает.
- Что? Что?
- Да вот, поймала…, подтянула…, вывела в кустах…, в руки взяла…, а она…, как даст хвостом в нос! Я её и обронила в воду!
Гляжу – не врёт: вся в свежей чешуе измазана.
- Ну, всё равно молодец! – поймала же.
На следующий день, ни свет, ни заря: «Вези опять на то место, я должна её поймать по настоящему.» Ладно, поехали. Приехали, опять так же условились. Опять через двадцать минут подхожу к ивняку – опять всхлипывание!
– Что?
– Ой, пожалей меня! – опять на грудь и уже рыдает в голос.
– Да что? – Вот: открывает рот, а переднего зуба нет!
– Ёшкин кот! Что случилось то?
– Она… меня… я… её…
Гляжу: опять в свежей чешуе!...
В общем, поймала рыбину, вывела в затопленный ивняк и тут, почему-то, порвалась леска и рыбина с блесной на губе, стала уходить. Ну, рыбачка всей грудью – на рыбу, где-то что-то поскользнулась, запнулась, упала, вышибла себе зуб, а рыба с блесной благополучно ушла…
Думал – успокоится после этого. Ага! Аж два раза! Стала журналы рыбацкие читать, все способы испытывать, все снасти обкатывать, всех рыб ловить и все рыбалки осваивать. И летние, и зимние. Страсть! Вот же страсть!
А по охоте? Такая же «катавасица». Стоит Тайгине моей в лес пожаловать, так такое ощущение, что все звери, что поблизости, это чувствуют и все сбегаются, чтоб на неё посмотреть. Кто только к ней не подходил!? Олени, кабаны, медведи, тигры – все! И даже: сидела зимой в тайге у костра, отогревала ноги, сушила обувь, так соболь! не просто мимо пробежал, а прямо к ногам! что к огню протянуты!...
Я вскоре пришёл к костру – свежие соболиные следы прямо к костру!
На корнёвке вот. Уже примета верная есть: если Тайгиня услышит тигра, или увидит, или просто запах его почувствует – рядом корень! Уже десяток таких случаев!...
- Тайгиня… Тайгинюшка… На разные лады ласково произнёс он. Таёжник с любовью и любопытством оглядывает ладную фигуру жены, будто давно не видел и, веря и не веря в своё счастье, - вот наконец-то снова увидел.
Вздохнул глубоко. Встал. Попрощался. Пожелал удачи. Приобнял жену и они шагнули в заросли.
Долго ещё были слышны шаги этих счастливцев. Потрескивали сучья, потом донеслось перестукивание палками: «Тук-тук: ты где? Тук-тук: я рядом. Тук-тук: ты где? Тук-тук: я с тобой».
А я всё сидел и сидел, дышал и дышал тайгой, глядел и глядел на заросли и небо, и снова и снова, и там, и здесь, видел счастьем блестевшие глаза супругов. Видел воочию такое загадочное и такое простое, такое далёкое и такое близкое, такое трудное и такое лёгкое, к чему наяву прикоснулся, что подержал на своих ладонях, - Человеческое Счастье.
14.09.2013.
КРАСОТА
- Ильич, а у тебя дочка красивая?
- Молодая.
- Красивая?
- Молодая.
- Ильич, ты что – не можешь оценить красоту своей дочери?
- Я и говорю: молодая.
- А я не понимаю - что значит «молодая».
- Да потому что сам ещё молодой. А молодые все красивые, все привлекательные. Вот и дочка. Пока глядеть приятно. А когда ей лет сорок «стукнет», тогда я тебе скажу: красивая, или нет. У женщин, сам знаешь, бывают после родов неприятные для внешности изменения. Или болезнь какая серьёзная., они «расплываются», становятся «вечно беременными». Или просто сами перестают за собой следить: «Если любит, то и с такой будет жить». Может и будет, только как? Ведь пузо и красота – вещи несовместимые и… взаимоисключающие. Поговорка вот есть: «Худеть – молодеть, полнеть - стареть». Да и те же большие и красивые в юности глаза, в пожилом возрасте могут оказаться ужасно некрасивыми. «Всякая Баба-Яга в молодости была русалкой»…
Ильич, лет пятидесяти пяти, с выбеленным проседью залихватским чубом, жилистый, стремительный в движениях, сидит у окна охотничьего зимовья, поглядывает на валивший крупными хлопьями снег и размашисто штопает прохудившиеся шерстяные носки. Чуб согласно кивает его словам. А за окном начинается длинная зимняя сказка о бесконечной снежной красоте.
- Вот и получается, - продолжает Ильич, - что «худеть – молодеть» - это быть более привлекательным, быть более красивым. Хоть и говорят, что о вкусах не спорят, но!.. Тут он старательно, глядя сквозь очки, попытался вдеть новую нитку, получилось с первого раза, он, довольный, встряхнул чубом и продолжил. - Но, крути не крути, а любителей пышных форм гораздо меньше, чем любителей изящества, гибкости и грациозности.
- Что становится классикой?
- Правильно: то, что нравится большинству, что приятно большинству. А большинству нравятся стройные. Стройные – это здоровые. Я отношусь к большинству. Пытался себя переделать, но никак. Ну не воспринимаю я женщин с «куриной» талией. Ну противно мне, когда обнимаю, а ладонями чувствую не нежную кожу, не стройный стан, а слой сала. Разумом и сердцем понимаю, что женщина хорошая, душевная, сердечная, а глазами и ладонями – решительный протест. А как жить, если не любоваться, не обниматься? То же самое и к брюхатым мужикам относится. Ведь в брюхе у них не воздух - до двадцати пяти килограмм каловых масс! Два ведра дерьма в себе носят! Да ещё болезни, связанные с избыточным весом!
Вот художники. Есть «классики», есть «авангардисты». Классики, даже в самые «пышные» времена, женщин с животом не рисовали. Авангардисты – чего только не рисуют! И шиворот-навыворот и уродство форменное пытаются за красоту выдать. Ну, они такие – «особенные», они получают наслаждение, когда люди их не понимают. Тогда они с умным видом разъясняют своё виденье: мол, «не доросли вы ещё до моей музыки». А трезво поглядеть на их чудачества, так и не поймёшь где верх, где низ, где добро, а зло – так оно на их «шедеврах» везде. А по жизни ведь красота и доброта вместе идут. Плохо, когда уродство (демократия же) входит в моду, и принимают уже «уродские законы», например об однополых браках. Тьфу! Ну, больной ты (а это наукой доказано) – сиди и не высовывайся. Нет – надо напоказ, надо заявить о себе на весь мир и сделать всех такими же больными. Даёшь сексуальную мировую революцию!
Ну, была уже революция 1917 года, когда вся страна погрузилась в разврат и мгновенно наполнилась беспризорниками. Чего только не пробовали и не вытворяли! Куда там нынешним сексуальным экспериментаторам! Хорошо, новая власть «вовремя» спохватилась, объявила семью ячейкой социалистического общества, основой построения коммунизма, а любовь – фундаментом семьи, а детей своим светлым коммунистическим будущим… Это и спасло нашу страну.
Но, оказывается, и в дикой природе такое бывает! Когда численность популяции какого-нибудь вида достигает своего максимума, то… возникают однополые браки. Это защитный механизм от перенаселения, а значит от голода и от эпидемий. Умничает человек, до Марса уже добрался, а от голода и от перенаселения, от войны избавиться не может. Как-то не так он живёт…
Ильич затянул узелок, откусил нитку, прищурившись, критически оглядел свою работу, довольно тряхнул своим чубом и продолжил.
- Вот Фёдор Достоевский в «Братьях Карамазовых» сказал: «Красота спасёт мир, если она добра. Но добра ли она?» Правильно сказал. Гениальные слова. Возьми дикую природу, тайгу ту же. Вот что в ней есть некрасивое? Да ничего! Всё в тайге красивое: и растения, и животные, и насекомые, и камни, и скалы, и даже корни-выворотни упавших деревьев. Всё, решительно всё красивое! А почему? Да потому что эволюция отбирала самое здоровое, самое удобное, самое устойчивое, самое сильное, самое крепкое, самое красивое.
- А кто в тайге самый красивый?
- Правильно: тигр! И не просто тигр, а молодая тигрица. Потому, как и грация и цвета - самые-самые. Вот уж действительно, Красотища! Шедевр Дикой Природы! Красота Красот Красоты!
Сам посуди. Какое сочетание цветов: красно-жёлтый, белый и чёрный! А какая форма тела! Гибкое, сильное и пропорциональное тело. Ноги стройные и очень крепкие. Голова… ладная, округлая. Ничего не торчит, не выпирает: уши небольшие, морда вперёд как у волка или медведя не выступает. А как голова украшена! Уши спереди белые, сзади чёрные, но с яркими белыми пятнами, которые даже в темноте тигрятам видны. Между глаз начинается и идёт к затылку чёрная полоса, к которой примыкают боковые полоски и они часто образуют узор, похожий на большой и красивый иероглиф, означающий на китайском языке «владыка», «повелитель», «великий дух».
Верхние и нижние губы спереди, а так же подбородок до горла, грудь и живот белые. Бока верхних и нижних губ и угол пасти чёрные…
Прикрывая глаза и щурясь, Ильич красочно и со смаком словами описывает внешность тигра, шевеля руками и пальцами, откидывая назад голову и встряхивая чубом, словно ваятель или живописец перед своим шедевром в минуты высочайшего вдохновения.
- Хвост… Хвост у тигров не длинный, не короткий, не тонкий и не толстый – пропорционален телу. И бывает окрашен по разному. Чаще сверху он имеет окраску спины, а снизу – тон живота. Весь полосатый, полосы могут быть узкие или широкие. Бывает хвост весь рыжий и весь белый, но кончик его обязательно чёрный. Это не только хороший балансир во время стремительных прыжков по пересечённой местности, но и точный индикатор тигриного настроения…
Ильич сделал паузу, прильнул поближе к окну, вглядываясь в летящие хлопья, медленно отодвинулся, очарованный, быстро на меня взглянул и, вздохнув, продолжил.
- У тигров роскошные усы. Пышные и длинные. Они как раз растут на ширину груди и, пробираясь в темноте по густым зарослям, тигр ощупывает ими пространство перед собой. Кроме всего прочего, китайцы почему-то свято верят, что амулет из тигриного уса делает мужчин неотразимыми для женщин…
Короткий вздох, далёкий и светлый мечтательный взгляд, беспокойные пальцы взъерошили чуб.
- Пальцы на лапах всегда белые, пятки голые и тёмные, когти светлые, желтоватые, длинные, очень острые и крепкие. Как и у всех кошек, втягиваются в роговые чехлики. Кончик носа всегда розовый, с тёмными краями. На щеках пышные бакенбарды, особенно пышные у самцов. Над глазами всегда белые пятна с чёрными «загогулинами». Эти «загогулины» всегда разной формы и, в первую очередь, по ним издалека отличают разных зверей…
Пальцы Ильича задумчиво протарабанили по краю стола какой-то экзотический ритм, сжались, в заключение пристукнули костяшками, расправились, погладили кончиками изрезанную клеёнку.
- Глаза… Глаза у тигров… тоже очень красивые. Круглая радужка жёлтого цвета разных оттенков. От лимонового до… до фисташкового зеленоватого и цвета холодного зелёного льда – меняется от настроения. Зрачок круглый, чёрный, бездонный, в минуты ярости сильно увеличивается и «мечет молнии». И вообще…
Ильич помолчал, поморщил лоб, вспоминая.
- И вообще. Лучше, чем Илья Сельвинский про тигра никто ещё не написал. Вот послушай:
«… И вдруг меж корней – в травяном горизонтце
Вспыхнула призраком вихря
Золотая. Закатная. Усатая, как солнце,
Жаркая морда тигра!»
Красиво жестикулируя, выразительно и нараспев, Ильич читал стихи.
«… В оранжевый за лето выгоря,
Расписанный чернью, по золоту сед,
Драконом, покинувший храм,
Хребтом повторяя горный хребет,
Спускался Он по горам…
Порой остановится, взглянет грустно,
Раздражённо дёрнет хвостом,
И снова его невесомая грузность
Движется сопками в небе пустом.
Рябясь от ветра, ленивый, как знамя,
Он медленно шёл на сближение с нами…
Это ему от жителей мирных
Красные тряпочки меж ветвей,
Это его в буддийских кумирнях
Славят как бога: Шан-Жен-Мет-Вэй!
Это он, по преданью, огнём дымящий,
Был полководцем китайских династий.
Громкие галки над ним летали,
Как чёрные ноты рычанья его.
Он был пожилым, но не стар летами-
Ужель ему падать уже на стерво?
Увы, всё живое швыряет в запуск
Пороховой тигриный запах.
Он шёл по склону военным шагом,
Всё плечо выдвигая вперёд;
Он шёл, высматривая по оврагам,
Где какой олений народ –
И в голубые струны усов
Ловко цедил… изюбревый зов…»
- А? Каково? Как красиво написано! Вот что значит искусство! Вот что значит поэзия! Любой удивится. Любой задумается. Любой обратит внимание. Вот она, Красота Слова. Вот она, Красота Жизни. Вот она, КРАСОТА.
05.12.2013. вторую неделю днём «+», но снег не растаял
ДРЕВОЛАЗ
- Если кто-то тебе скажет, что взрослый тигр не может лазать по деревьям – не верь. Ещё как может! Просто его обычная добыча не лазает по деревьям, и тигру ни к чему это, без надобности. Иногда только за гималайским медведем может полезть. То ли не терпит его как конкурента, то ли из-за того, что медведь псиной пахнет, то ли из-за того, что мясо и жир похожи на кабанье. Давит тигр молодых медведей, а взрослых зимой из берлоги достаёт: разгрызает дерево и достаёт. Ну, ещё бывает, и за человеком может на дерево полезть. Как это было со мной.
Очень хотел увидеть в тайге тигра, вот и увидел. Встретились на тропе. Вышел прямо мне на встречу. Я стою, воздух горлом хватаю – очень уж неожиданно…
- Какой страшной красоты зверюга! А глазищи-то! У зоопарковских тигров таких глаз нет! Глянул, словно насквозь ледяные лучи пронзили моё прозрачное тело, и плоть задрожала податливым студнем, - сразу же начинаю бормотать вслух все свои впечатления и ощущения.
А он … спокойно улёгся поперёк тропы, всем своим видом показывая, что дальше меня не пропустит.
- О-о-о, какой гнусный страх трясёт колени! Крупная дрожь дёргает ноги, переставляя их маленькими шажками, ничтожными шажочками прочь, прочь, прочь. О-о-о, как хочется убежать-улететь-уползти, исчезнуть-раствориться-испариться, провалиться сквозь землю!
Спина наткнулась на ствол дерева… Раз! Неожиданно сильные руки взметнули тело вверх. Два! Дрожащие ноги опёрлись на сучья. Три! Ещё выше.
- Ба-у! Короткий рык и тигр уже под деревом!
- Оу-х! И… лезет за мной!!!
Стальные когти легко вонзаются в кору маньчжурского ореха и рывками подтягивают оскаленную пасть ближе и ближе к моим – плоть от плоти – кроссовкам.
- А-а-а! Ужас взметнул меня к самым верхним сучьям. А дальше куда?!
Синее небо, такое твёрдое и надёжное, прямо над головой. Только просунь руку сквозь листья и хватайся за толстые канаты солнечных лучей и лезь по ним сколь угодно всё выше и выше прочь от полосатого ужаса.
Ужас, с горящими глазами, тянется за мной, потрескивает от когтей кора, потрескивают уже тонкие сучья, раскачивается всё сильнее и сильнее вершина…
- А-а-а!
-Трах-тарарах-бух-бух-хлобысь-хак! Наконец-то не выдержала двухсоткилограммовую тушу многоветочная крона, что-то обломилось и тигр… упал!!!
Ловко упал, на все четыре, точь-в-точь, как домашний кот. Коротко рыкнул-охнул-взвыл и, прихрамывая, пошёл прочь…
А я… в общем-то не долго трясся на вершине. Почувствовал, что тигр ушёл далеко. Успокоился и потихоньку стал спускаться.
- Да-а! Чудеса! Оказывается! Однако! Какой-то метр тигру не хватило долезть до меня! Настоящий древолаз!
01.01.2011.
СОБАЧЬЯ РАБОТА
Утро. Огонёк вспыхнул, сжался, потом засиял, потянулся, расцвёл. Из трубы потянулся тоненькой струйкой белёсого дымка, покачался раздумчиво, покрутился обеспокоенно и, набравшись уверенности, полез вверх, густея, тучнея, темнея. Подталкивая себя горящими крылышками, уплотняясь и ускоряясь, взбитый и пышный, повалил прочь от земли на свободу, на простор…
- Чувствую себя… дымом: ни тепла, ни света, - пожаловался научный сотрудник, растопив печурку на отдалённом кордоне Лазовского заповедника. Дикая природа, тигры, те же собаки – огонь, а мы, люди – дым от этого огня.
- Непонятно? Сейчас объясню. Собеседник налил в чайник воды из ведра, накрошил туда чаги, прикурил от выпавшего уголька.
- Вот чем мы сейчас занимаемся?
- Правильно: проводим учёт тигра. То есть, прочёсываем территорию заповедника в поисках следов тигра. Находим следы, измеряем и приблизительно только можем сказать, самка это или молодой самец. И что даёт науке такая информация? В общем-то ничего, кроме, опять же, приблизительного количества тигров на данном участке… И где гарантия, что такие же следы оставлены не другими животными? Нет никакой гарантии. Поэтому и носимся по тайге как шавки, собираем тигриные экскременты в пробирочки и несём их на экспертизу нашим глубокоуважаемым экспертам – собакам, живущим в тепле, в сытости. И только собачий нос точно определяет от разных это животных «кучки», или нет.
- Далеко нам до животных. Ой как далеко! Недаром в притчах пишут, что люди изобрели речь, потому что перестали друг друга понимать. Звери не перестали друг друга понимать, а люди перестали!
- Кстати… Есть ещё примеры из жизни людской. Тот же Великий Князь Меньшиков до 7 лет не говорил ни слова, с борзыми жил в конуре, а каким человеком стал! А недавний пример: племянник до 5 лет не говорил совсем. Повезли его к известной врачихе. Та вся в золоте, ухоженная и избалованная красавица, долго его вертела, щупала, заглядывала в рот, потом, смущаясь, доверительно сообщила родителям: «Извините, но мне думается, что мальчик у вас - дурак.» «Сама ты дурра!» - неожиданно чётко выпалил малыш и выбежал из кабинета. Долго потом успокаивали плачущую врачиху родители и извинялись. Но та ни за что не хотела поверить, что это были первые слова мальчика. Потом дома родители допытывались у сына почему он так долго молчал. «А о чём с вами говорить? - я и так всё понимаю» - был ответ.
- Вот как тигрица объясняет своим тигрятам, когда обучает охотиться, что им надо затаиться на этом месте и ждать, пока она сделает большой круг, обойдёт кабанов и погонит их прямо на тигрят?!
- И тигрята терпеливо лежат на снегу не один час и ждут, как приказала мамаша. А как приказала? Как объяснила? Не издавая ни звука?
- Неплохо бы спросить у тех же собак – они не только друг друга понимают, но и тигра понимают, и нас, людей, понимают.
- Мы – люди их не понимаем, а они нас понимают! Вот и кто из нас дым, а кто огонь?
- А? То-то! И будем мы собачьей работой заниматься ещё много лет, пока не создадут электронный собачий нос, электронную тигриную интуицию. Да и то: навряд ли!
02.04.2011.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ (Р.А.Черепанову, леснику)
- Ну, и куда же ты собрался? Ведь у тебя сегодня день рождения! Хоть в этот день бы отдохнул!
- О, блин! 27 декабря, оказывается, это сегодня. Чёрт, совсем закрутился. Ну, ладно, я не долго, к обеду, думаю, вернусь…
- Это ж надо, - всю дорогу думал: так заработаться, что про свой собственный день рождения забыть?! Ничего не поделаешь: если пообещал, надо сделать, - бормотал сам себе оправдания. Да и не много дел: отклеймить под рубку какую-то сотню деревьев, - должен до обеда управиться. Должен управиться…
Как же всё-таки в лесу хорошо! Столько лет в тайге работаю, а всё душа ликует от всякой малости: то небо вдруг загустеет индиговой синью и коснётся ласково красных веточек берёзовых верхушек, - так и тянет влезть на какую-никакую скалу, окунуть ладони, да и плеснуть себе в лицо небесной благодатью. А то вот снег: вчера выпал, а изрисован уже зверьём, исписан, - всяк по своему оставил хоть и недолгую, но летопись своей жизни, своего вольного времени…
Стоп! В спину упёрся ружейный ствол. О, Господи! Вот это подарочек! И кому это я дорогу перешёл, что вот так подсторожили в лесу и ствол в спину?
Лихорадочные мысли носились по всем закоулкам, мучительно перетряхивали всю короткую-длинную память, отыскивая ответ на единственный вопрос: «Кому я стал врагом?» Да никому!!! Ни с кем никогда не ругался, не спорил, даже в самых хмельных пирушках. Нет у меня врагов! Нету! Хоть перед смертью глянуть на убивца… Резко оборачиваюсь… Никого! А в двадцати метрах изготовившийся к прыжку здоровенный тигр! Мать честная!
Словно ударившись о мой взгляд, тигр стал оседать назад, распрямляя передние лапы, расправляя грудь, растерянно мигая и отворачивая вбок свою огромную голову. Но, стоило мне шевельнуться, сразу же сжался, ощерился, словно вдавил в меня свои тяжёлые золотые кругляши злых глаз…
Белее снега... Белее белого… Всю жизнь думал, так говорят, как о чём-то уже запредельном, нереальном, фантастическом. Оказывается, есть цвет белее снега, - грудь тигра. Вот он, цвет, белее снега – это сейчас видно: вокруг белым-бело, аж глаза слепит, но ясно видно, что шерсть на тигриной груди ещё белее. Она не имеет оттенков голубого, жёлтого, розового, как снег в солнечных лучах, а просто светит чистейшей дикой белизной…
Господи! Хоть бы кто-нибудь проехал по дороге! Дорога хорошо видна со склона сопки, где я безуспешно пытаюсь отклеиться от золотых магнитов тигриных глаз. Хоть кричу, хоть не кричу – бесполезно! Тигр готов к прыжку, угрожающе ревёт, стоит только мне пошевелиться.
Неужели?! Издалека донёсся звук работающего мотора. Кто-то сюда едет! Неужели Господь услышал мои молитвы?! Между деревьями замелькал грузовик, хорошо видно, что он едет в клубах пара. Вот он остановился напротив, из кабины выскочил шофёр, поднял капот, облако пара поднялось вверх. Закипела вода в радиаторе? Человек открыл утеплитель двигателя, в клубах пара долил в радиатор воды…
- Э-э-эй!!! Помоги! Эй! Сюда! Мой голос тонет в тигрином рёве, но человек возле работающего двигателя ничего не слышит! Закрыл капот, сел за руль, хлопнул дверцей и… уехал!
В глазах потемнело от великой обиды, горло перехватывают судорожные спазмы, кулаки изо всех сил сжимают… ружейный ремень!
- Чёрт меня побери! Я же с оружием! Вот это да-а-а! Про всё на свете забыл! Это ж надо! Пол дня простоять перед тигром и не вспомнить, что на плече висит казённая двустволка, положенная по технике безопасности каждому леснику!
- Ну, держись! Нахлынувшая ненависть наполнила упругим хладнокровием: патроны с дробью вынуть, вставить пулю и картечь. Руки послушно делают всё, что диктуют гневные мысли. Так, сначала всадить пулю чуть выше левого глаза, чтобы по мозгам попало, целиться чуть правее, прямо в центр молодой кедрушки, за которой скрывается розовый кончик тигриного носа, потому что левый ствол бьёт немного левее…
- Бух! Тигр толкнулся всеми четырьмя лапами вверх, согнулся, выгнулся и встал очумелый. Про-ма-зал?! С 20 метров промазал?! Не может быть! На кедрушке белеет пулевая отметина. Руки невольно опускаются…
- Бух! Неожиданно жахнул от бедра правый ствол. Тигр, как пьяный, покачиваясь и загребая лапами, полез в густой кустарник…
- Жёнушка, прости: умотался вусмерть. Сходи к соседям, извинись, скажи, что вечеринка переносится на завтра.
Кое-как разулся, сел за стол, налил полный стакан водки… Не понял.
Словно воды выпил. Налил второй стакан… То же самое! Тьфу! Руки-ноги до сих пор дрожат. Разделся, укрылся с головой, согнулся калачиком… Перед глазами в сотый раз подпрыгивающий вверх тигр…
- Рома, ты не заболел?
- А? Что?
- Как себя чувствуешь? – спрашиваю.
- Нормально. А что?
- Ты всю ночь ругался во сне и дрожал.
- Да нет, ничего. На пару часов отлучусь из дома: кое-что надо доделать, а то вчера не успел…
По своим следам идти легко: мороз высушил каждую лунку от следов, нужно только точно наступать во вчерашние отпечатки. Наступил мимо – нога проваливается, пробивает жёсткую снежную корку. Интересно, какая сила сцепляет так крепко именно потревоженные сдавленные кристаллы?
Вот это место, вот эта кедрушка. Свинец зацепил мёрзлую, твёрдую как кость древесину, расплющился и отскочил вбок, вырвав шмат коры. На снегу ни шерстинки, ни капельки крови.
А второй выстрел? Тщательно всё оглядываю, но никаких признаков, что картечина задела зверя, нет. Только несколько отстрелянных веток на высоте, гораздо выше спины тигра. Дёрнула же нелёгкая не вовремя спусковой крючок!
Иду по тигриным следам. Видно, что зверь сначала шёл неуверенно, оглушённый, а затем следы стали всё ровнее и ровнее. Вот он останавливался, оглядывался, потом опять немного прошёл, лёг. Полежал, потом стал валяться в снегу, хорошо отпечатались борозды от хвоста, подушечки лап, широкие углубления, когда тигр тёрся головой о снег, обтирая пороховой запах, выдавливая звон из ушей…
Вернувшись домой, заново и заново, словно проглядывал на экране вчерашние события. Да, уберегла меня судьбинушка. Не хочется даже думать, что могло бы произойти, если бы ранил тигра. Не вчера, так сегодня, когда шёл по его следам. Видно нужен я ещё этой жизни, видно нужен. С Днём Рождения!
26.10.2011.
РУССКИЙ СПОР (по рассказу А. Тарабриной)
- Спору нет – иномарки лучше отечественных автомобилей. Во всех отношениях. Кроме… безопасности.
- Нет-нет, не возражайте. Я точно Вам говорю.
- Ну выслушайте сначала…
- Нет, ну что с вами поделаешь?
- И что за люди? И слушать даже не хотят!
- И что, никакие аргументы не принимаются?
- А если это аргумент из тайги?
- Всё равно?!
- А если это аргумент от… тигра?
- А! То-то же! Ну, слушайте, что произошло с моими знакомыми.
Когда они купили отечественную «Ладу», никто их не понял. «Чудаки – говорили, - за эти же деньги можно «Тойоту» хорошую купить, и ездить лет пять без забот и хлопот в комфорте и безопасности». «Да через пару лет на этой русской машине ничего родного уже не останется – вся через ремонт пройдёт».
Но прошло пару лет, а «Лада» всё ездила и ездила, только этим вызывая удивление и уважение. Ведь никто не замечал, чтоб её владелец уделял своей «кормилице» повышенное ремонтное внимание. Но всё равно, снисходительно улыбались, глядя на её простецкий внешний вид и дермантиновую внутреннюю отделку.
И поехали как-то раз эти знакомые в августе на речку всей семьёй купаться. Тут же, неподалёку от села. Ну вот, купаются, веселятся, а тут вдруг тигр! Сначала высунул голову из зарослей на противоположном берегу, а потом решительно зашёл в воду и… поплыл через глубину прямо к автомобилю. Знакомые отреагировали мгновенно и сразу же оказались в машине… без своих детей! А тигр всё ближе! Но проявленная родительская отвага детей спасла и впихнула в автомобиль, захлопнув дверцу перед самым тигриным носом.
Тигру, конечно, это очень не понравилось, он стал реветь и ходить кругами вокруг «Лады». Потом заинтересовался колёсами, почуяв враждебные собачьи запахи, которыми, по обыкновению, отмечали все колёса кобели, прибегавшие к хозяйской сучке.
Неожиданно тигр решил помочь разогнать всю надоевшую хозяевам свору и, последовательно, обмочил все четыре колеса, тем самым застолбив свою территорию до центра села, где обычно стояла «Лада». Затем он запрыгнул на капот и… шагнул на крышу…
Потом уже мужики специально делали следственный эксперимент: сравнивали, как выдерживает тяжесть крыша отечественного и зарубежного легкового автомобиля. Даже крупно спорили, жертвовали ради истины своими «кровинушками». А «масла в огонь подлило» известие из Хабаровского края, что тигр вспрыгнул на крышу «Мазды 2», продавил её так, что причинил серьёзные травмы: одному пассажиру сломал ключицу, другому вывихнул шею.
Так вот: крыши отечественных «Лад», «Москвичей», «Волг», гораздо крепче крыш «Тойот», «Мазд», «Опелей», «Мерседесов».
28.11.2012.
ФОТООХОТА (Д.Н. Мезенцеву)
- Молодой я был, ничего не боялся. Теперь-то ни за что не стал бы так рисковать…
Необычайно интересно ходить по следу тигра! Опасность только обостряет чувства и всё, абсолютно всё, воспринимается свежо и остро. Ну и Цель, Великая Цель: сфотографировать дикого тигра в его доме – девственной тайге. Мало кому это удавалось. За всю историю существования фотоаппаратов, известны всего несколько случаев, когда человек с подхода смог сделать хороший фотоснимок тигра. А всё остальное – или с фотоловушки (автоматической камеры со специальным датчиком, устанавливаемой на тропе тигра), или с высокого помоста, автомобиля, надёжного укрытия. Подойти в тайге к тигру с фотокамерой в руках и сделать хороший кадр – верх всего фотоохотничьего искусства…
Февральская лазурь. Небо такой синей густоты, что кажется: ещё чуть выше взобраться по склону сопки, и оно станет фиолетовым.
Боже мой! Какая синь у неба!
Невозможно мне её постичь!
Глубину измерить эту мне бы,
Чистоты небесной бы достичь!
Взобравшись на заросший молодым кедрачом становичок, обнаруживаю на свежем снегу свежие следы тигрицы. Эти следы мне попадались не раз, не раз я пытался увидеть и сфотографировать саму красавицу, но не получалось. Тигрица, почувствовав преследование, ловко заходила за спину и, обладая очень тонким слухом, обонянием и острым зрением, буквально ходила за мной по пятам, ухитряясь не попадаться на глаза, несмотря на все мои старания.
Вот и сейчас, без особой надежды, приготовив фотоаппарат и фальшвеер, потихоньку двинулся по следу. След, пройдя по кедровой гривке, резко свернул вниз на северный склон. Меня почуяла? Нет, не похоже. Что-то тигрицу заинтересовало внизу. Может, кого услышала?
Стараясь идти как можно бесшумнее, иду параллельно следу, выбирая в чаще места посвободнее, чтобы обходить кусты и деревья. Впереди на склоне показалась скала. След тигрицы ведёт на вершину скалы, потом обратно и вниз за скалу.
Осторожно поднимаюсь на скалу, вижу, что тигрица стояла тут довольно долго, к чему-то приглядываясь, принюхиваясь и прислушиваясь. Тоже внимательно всё оглядываю, но ничего подозрительного: так же мерно вздыхает северный ветер, словно ему уже надоело дуть всю зиму, или просто он устал. Так же скребут и царапают воздушные потоки шершавые дубовые листья. Так же выметают с Небесной Голубой Площади облака и тучи упругие красные ветви берёз. Так же попискивают озабоченно в поисках пищи синицы и поползни.
Осторожно спускаюсь со скалы и обхожу её снизу. В глаза бросается несколько свежих дорожек следов, уходящих и приходящих к скале. Тигрица бывала здесь за ночь и утро не раз! Держа наготове фотоаппарат и пиротехнический сигнальный факел, очень осторожно заглядываю под скалу… и вижу… в небольшой нише… на сухой подстилке… четыре маленьких тигрёнка!!!
Вот это УДАЧА!!! Вот это СЧАСТЬЕ!!! Торопливо их фотографирую, ежесекундно оглядываясь: не дай Бог – мамаша вернётся. Но Бог дал: снизу мелькнул меж стволами рыжий силуэт тигрицы… Вот она меня увидела и, заревев, понеслась к логову!…
Потом, напечатав фотографии, я долго не мог рассмотреть их как следует: каждый раз скручивал ноги страх и ледяными мурашами полз по спине вверх…
Вот так получились уникальные снимки: четыре новорожденных тигрёнка в логове, да их разъярённая мамаша в прыжке… Пять метров ей до меня оставалось – один только прыжок, но огненный клинок факела остановил.
19.01.2013.
ПОДЛЯТИНА
- Случилась у меня однажды подлятина. Сам не свой потому что был. Как говорится: «бес, то бишь тигр попутал». До сих пор стыдно вспоминать, но что было – то было.
Давно подозревал, что братья Лопаревы частенько браконьерят. Но захватить их на месте браконьерства не удавалось: действовали они быстро, были осторожными и предусмотрительными. А когда выпадал снег, искусно запутывали следы так, что найти место разделки туши зверя было не просто, а мясо они часто вывозили без оружия на следующий день после охоты, предварительно убедившись, что их никто не остановит.
Но как-то раз, как говорится, «звёзды сошлись»: услышал выстрел, потом второй, третий. Решил идти прямо на них и, на этот раз, не ошибся. Застал братцев за разделкой кабана. Как и ожидалось, лицензии у них не оказалось.
Составил на всех троих протоколы и, довольный, стал спускаться с сопки. А тут… тигр! Зарычал угрожающе и двинулся прямо ко мне! Ничего не поделаешь: пришлось лезть на дуб. А тигр… за мной!
Что делать? Стал зажигать спички и кидать тигру прямо в морду. Подействовало, но не надолго: тигр клыки щерит, глаза щурит, но всё равно к сапогам подбирается… Пришлось достать заполненные протоколы… Смятые горящие протоколы тигра не остановили: он отворачивался, закрывал глаза, но снова взрыкивал и рывками подтягивался всё ближе…
Пришлось что есть мочи звать на помощь. Братья Лопаревы услыхали, зашумели, засвистели – тигр нехотя сполз с дуба и ушёл.
А я…слез и… дрожащей рукой снова составил на своих спасителей протоколы… Затмение какое-то нашло. Бес, то бишь тигр попутал. Подлятина такая вышла – до сих пор стыдно вспомнить.
29.01.2013.
ИНТУИЦИЯ
- Главное в судьбе человека - не ум, не талант, не образование, не деньги, не здоровье, не связи. Главное в судьбе человека… - интуиция. Именно от интуиции вся его жизнь и зависит. Очень важно оказаться в нужном месте в нужное время, сделать или просто сказать именно то, что приведёт к желаемому результату. Или даже жизнь сохранит. Как у меня.
Какая часть школьников-медалистов добивается в жизни успеха? Совсем малая. Значит что? – ум и знания, - это не главное. И в то же время известны примеры, когда слабые ученики живут в будущем очень не плохо. Так же не все трудяги добиваются успеха и не все лентяи живут бедно. Не все дети богатых довольны своей судьбой и не все дети бедняков остаются такими же бедными, как их родители.
Всё дело в этой самой интуиции, которая, наверное, родная сестра главному человеческому инстинкту – инстинкту самосохранения. Есть инстинкт – человек живёт долго. Нет – быстро погибает. Вот и с интуицией так же. Интуиция хорошая – человеку везде хорошо. Бывают, конечно, «безвыходные ситуации», когда интуиция кричит, но человек её не слушает, но тут, как говорится – «дело хозяйское».
И, самое ценное: интуиция поддаётся тренировке, как память, как физическое здоровье. Можно, оказывается, при желании развить свою интуицию. Есть, есть специальные упражнения. Это так же, как способность что-то отгадывать. Можно научиться неплохо что-то отгадывать. Только, только заниматься надо долго и упорно, как… музыкой. Впрочем, некоторым музыка даётся легко, а некоторым, как говорится, «медведь на ухо наступил».
Ну вот мне, например, как оказалось, «медведь на ухо не наступил» - интуиция сработала.
Всегда на корнёвке вырезал себе лёгкую палку-панцуйку толщиной примерно как большой палец руки. А тут что-то нарушил традицию и вырезал из куста лещины палку в два раза толще. Мысль возникла такая: а вдруг на толстую палку и женьшень большой найдётся? Интуиция? Она самая.
Вот ходил с этой тяжёлой палкой целый день, страдал от неудобства, но не бросил, другую лёгкую не вырезал, терпел почему-то. Интуиция? Конечно.
И в нужный момент, когда никаких признаков опасности не было, почему-то взял эту палку двумя руками за тонкий конец, а серединой её положил на плечо. Может руки устали, может показалось, что так легче и удобней нести, может шорох какой неясный донёсся. Словом, почему-то так захотелось. Или всё-таки интуиция сигнал подала: приготовься, мол?
И тут вдруг сбоку взметнулась из-за валёжины полосатая смерть, да видно кусты помешали – метр не допрыгнула. Да и лапа, видать между камней провалилась, припал тигр передо мной на передние лапы и тут я его изо всех сил между ушей тяжёлой палкой и ошарашил.
Гыкнул тигр и… лёг! Лежит тигр, глазами моргает, клычищи скалит, дышит тяжело.
И тут мне интуиция подсказывает: «Беги!» «Попу в жменьку и скачками и зигзагами через огороды» - как рассказывал дед, участник Сталинградской битвы, которому при переходе в разведке через линию фронта приходилось убегать и от миномётного обстрела, и от снайперских пуль.
И я побежал. Сначала вниз по склону, через кусты, потом выскочил на чистое место, повернул резко влево, перескочил через бугор и услыхал сзади рёв тигра. Хорошо, ветерок был в мою сторону – потерял меня тигр. Всё дальше и дальше доносился его яростный рёв. А я, стоя возле густой ёлки, на которую уже был готов влезть, прислушивался к своей интуиции, которая успокаивала и хвалила меня.
02.09.2012.
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ (Петру Пипко)
- Зарезал я его… Заколол как кабана… Нож, хорошо – с длинным лезвием, из японского штыка сделан. Всадил под левую лапу и крутанул изо всех сил. А сил-то совсем и не было…
Солнечный луч сбоку просвечивал радужку глаза, фокусируясь в самом уголке у переносицы ослепительно яркой искринкой. Искринка, как живая звёздочка, светилась не этим боковым, слитым в одну точку светом, а тем внутренним, великой человеческой воли и крепчайшего духа и жизненной силы, СВЕТОМ.
Глаза затуманенным взором выискивали где-то вдали ту, уже дальнюю Память. Будто еле различая её, недоверчиво оглядывая со всех сторон, ощупывая, вспоминая и с трудом узнавая: а ну-ка, ну-ка… - точно, было, моё, да моё, без всякого сомнения.
- Отправились мы на охоту, как обычно, втроём. Нашли свежие кабаньи следы, пошли по ним все трое – надо же сначала выяснить куда пошли кабаны, или где они находятся, что бы потом решить как их можно добыть.
Следы вели по склону вверх и товарищи поотстали немного. Я, хоть и крался осторожно, и приглядывался ко всему внимательно, но заметил тигра только тогда, когда подошёл к нему слишком близко. Тигр, лежащий перед задавленным кабаном, как только понял, что я его заметил, заревел и, стремительно, поднимая облако снежной пыли, кинулся на меня…
Остальное проходило как в замедленной съёмке. Я пытаюсь поймать на мушку голову тигра, но не успеваю прицелится – голова прыгает в снежной пыли, стремительно приближаясь и вырастая в размерах. Наконец, выбираю момент и нажимаю на спусковой крючок… Но выстрела нет – забыл снять с предохранителя. Опускаю карабин, чтобы сдвинуть рычаг предохранителя (Как это, оказывается, неудобно на «Вепре»! То ли дело на «СКС»е!), но не успеваю: тигр уже в двух шагах, он встаёт на задние лапы, поднимает растопыренные крючья стальных когтей и обрушивается на меня сверху. Удар пришёлся на карабин и правую руку. Карабин упал в снег, рука обвисла. Тигр снова встаёт на дыбы, я выставляю левый локоть, в который вонзаются белые вершковые клыки. Клыки легко входят в рукав, но я чувствую только сильное сдавливание и понимаю, что они сомкнулись мимо руки, а рука попала в глубь пасти, на коренные зубы. Тигр тоже понимает, что ни клыки, ни когти, вонзившиеся в куртку, мне вреда не нанесли. Он разжимает клыки и рыкнув, наскакивает снова. Снова я выставляю левый локоть и уже намеренно толкаю его поглубже в пасть. Тигр силится повалить меня, но я ускользаю вбок, он разжимает клыки и снова атакует…
…Крепчайший армейский зимний бушлат. Оказывается, не только спасает от пуль, гася смертельную скорость на 10%, но и клыки и когти самого тигра! вязнут в нём!
Сколько продолжалась эта толчея – неизвестно. Друзья, сидевшие на деревьях, боялись стрелять, чтобы не попасть в меня. А тигр всё упорно наскакивал, бил и толкал меня лапами, пытаясь повалить, но безуспешно – я ускользал и всё стоял и стоял.
Наконец, тигр устал. Запалено поводя боками и хакая пастью, он отступил, стал жадно хватать снег и, продолжая свирепо рокотать горлом, пошёл в сторону.
Я тоже с трудом стоял на ногах. Уже хотел сесть прямо на месте в снег и отдохнуть.
Но тут раздались выстрелы: друзьям показалось, что тигр не торопится уйти, они хотели его побыстрее прогнать. Но тигр, взревев, снова бросился на меня!
Я вдруг понял, что больше уже не выстою, что сил совсем нет, что ещё пару тигриных наскоков, и я упаду… Я успел вынуть нож и когда тигр вскинулся передо мной, снова сунул ему в пасть поглубже левый локоть, а правой онемелой рукой что есть силы ударил…
Зарезал я его… Заколол как кабана… Нож, хорошо – с длинным лезвием, из японского штыка сделан. Всадил под левую лапу и крутанул изо всех сил. А сил-то совсем и не было…
01.02.2013. +2, дождь.
СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
- Да-авно это было. Ещё в советское время, когда Приморские госпромхозы и лесхозы вели заготовку дикорастущего женьшеня на экспорт, и каждому штатному охотнику или леснику давался план-задание. Принимали в то время корни весом более десяти грамм (до 1976 года принимали корни весом от трех грамм) по цене от 80 копеек за грамм и промысловики обычно хорошо зарабатывали. И все старались выполнить план, потому что в случае невыполнения, на следующий год квоту урезали, а увеличивали тем, кто план перевыполнял. Но несколько лет подряд перевыполнять план было невозможно, и вскоре передовики становились отстающими, а отстающие выбивались в передовики. Затем всё опять менялось. Такая мудрая была советская система, которая постоянно меняла лидеров и постоянно стимулировала отстающих, не увеличивая общий объём заготовки и очень рационально используя таёжные ресурсы.
Повезло мне в тот день несказанно, причём, дважды подряд. Сначала нашёл целую плантацию женьшеня. Выхожу на таёжную поляну и не верю своим глазам: вся поляна красная от женьшеневых ягод. Аж в глазах потемнело. Упал я на колени и долго-долго кому-то молился. Помню, что не Богу, помню, что не лесному духу, а вроде как ему – Царь-Корню.
Потом успокоился, сходил к ручью за водой, разжёг костерок, повесил котелок, а сам всё глаз не могу отвести от Красоты Великой. Напился чаю, развёл дымокур от мошки, выбрал самый большой женьшень с шестью листьями и стал копать. Отгрёб от стебля лесную подстилку, срезал его над землёй, положил в сторонке. Палочкой осторожно ковыряю дерновину, всё глубже и глубже. Вот показалась «почка», потом «голова», потом «шея», потом «тело». Как увидел, что «тело» диаметром с крупную морковину, так опять в глазах потемнело, руки затряслись: вот оно, Таёжное Сокровище, вот оно, Великое Промысловое Счастье. Но, увы. «Тело» оказалось наполовину сгнившим. Пропал Великий Корень в прошлый дождливый год, не дожил в целости до этого дня, когда я его нашёл. Сколько он весил бы на самом деле – трудно сказать, но, судя по всему, не менее двухсот грамм. Выкопал несколько корней поменьше (и это удача редкая!) и засобирался в обратный путь: в отдалении загромыхал гром, надо было уходить на ночь в зимовьё. Ночевать без палатки у костра очень не хотелось – в тот год было очень много мошки даже в августе. Да и место своё надо было определить, а то не очень было понятно где нахожусь: как бы не заблудиться.
Стал спускаться по ручью и увидел торную зверовую тропу, чуть дальше – ещё. Несколько набитых зверовых троп со свежими следами пересекали ручей. Что это значит? Неужели солонец где-то поблизости? Прошёл немного по одной тропе – она стала исчезать, вернулся и пошёл по ней в другую сторону. Тропа становилась шире, глубже врезалась в лесную подстилку, к ней примыкали другие тропы. И вот ещё одна поляна-мечта, выбитая копытами пятнистых оленей, кабанов, изюбрей, косуль. Посреди её довольно широкая и глубокая яма – солонец.
Походил вокруг, поразглядывал следы – каких только нет! – вся живность в округе ходит на этот солонец. Внимательно оглядел близстоящие деревья: нет, никто из охотников сидьбу не сделал. Неужели никто таким богатым солонцом не пользовался? Скорее всего – нет. Раз женьшень никто не нашёл, значит и солонец ничей.
Интересно, а почему так популярны у зверей солонцы? Ведь живут же и без солонцов в других местах. Или всё равно едят простую глину или ил, грызут мягкие камни, пьют какую-нибудь болотную воду? Ведь даже многие людские племена употребляют в пищу как добавку и речной ил, и глину.
Кстати, в науке есть термины: литофагия – с греческого, - камнеедение и геофагия – землеедение. Эти термины появились после того, как в 1920-1922 годах во время великого голода в Поволжье и Прикамье, люди стали есть землю, а какая-то особая вкусная глина продавалась по цене до сорока тысяч рублей за пуд. Но и в обычное время, землеедение довольно широко распространено. Так, индейцы племени отомаков в Венесуэле, во время разлива реки Ориноко в течение двух-трёх месяцев питаются в основном иловатой глиной, которую поджаривают на огне. На Гвинейском берегу африканцы постоянно употребляют в пищу жёлтую глину. На Антильских островах едят красноватый вулканический туф. Подобное землеедение обычно в Персии, на острове Ява, в Новой Каледонии, в Индии, Боливии. В городе Ахмедобаде обычной была в продаже съедобная земля. Её употребляли в основном женщины до двух стаканов в день. Землю нагревали с рисовой шелухой в железных сосудах, пока она не почернеет. Якуты, особенно на реке Кемпендяй, тоже употребляли светло-жёлтую мягкую массу, которую называли «тас-хаяк» - каменное масло. В окресностях города Охотск тунгусы эту массу разводили в оленьем молоке и употребляли как «земляную сметану». Папуасы на берегах залива Гумбольдта так же питались землёй…
Этот солонец глинистый. А какая на вкус эта глина? Поставил карабин в куст, спустился в яму и стал её подробно осматривать. Слой глины почти два метра. Глина жёлто-коричневая. Ножом срезаю слой прямо в вылизанной до блеска нише – а вдруг в слюне изюбрей какие-нибудь паразиты? – и кончиком лезвия выковыриваю себе кусочек из глубины. Положил в рот… Удивительно приятный вкус! Кисловато-содовый. Словно высушили нарзан и получился коричневый порошок с таким же вкусом. Или высушенный чай с лимоном. Такую бы глину и я с удовольствием ел!
На стене обрыва появилась чья-то тень… Поднимаю голову… Тигр! Огромный белый тигр сидит на краю ямы и с любопытством на меня смотрит!..
Ноги мои подкосились и я сел прямо в грязную лужу на дне, привалившись спиной к стене ямы…
Состояние сразу стало плохим. Кровь вдруг застыла и заледенела, дышать тяжело, руки трясутся, тошнит…
А тигр с великим любопытством приглядывается ко мне, внимательно так и подробно разглядывает и ноги, и дрожащие руки, пристально вглядывается в глаза, принюхивается: что, человеческое ничтожество, страшно?
Мысли лихорадочно скачут: то о карабине, который стоит совсем близко и до которого можно дотянуться, если встать и высунуться из ямы. Но это ж надо встать! Но это ж надо высунуться! В каких то четырёх метрах от тигриных лап!
То о тигре. Почему он почти весь белый? Никто не поверит, что по тайге ходит белый тигр. Это в зоопарках альбиносы живут, а в природе они погибают и по причине слабого здоровья и по причине голода: им невозможно успешно подкрадываться к своей жертве. Даже ночью белое хорошо видно.
Тигр сидит спокойно, так же снова и снова с любопытством разглядывая всего меня, словно изучая и запоминая обувь, штаны, куртку, лицо: как они выглядят, как сделаны, из чего сделаны. Успокаиваюсь и я: хотел бы напасть – давно бы спрыгнул в яму и придавил бы как зайчонка.
- Что делать - что делать? Что делать – что делать? – непроизвольно вырвалось скороговоркой.
Тигр раскрыл розовую пасть, наклонил набок полосатую башку, навострил уши, вслушиваясь в человеческое бормотание. И это его котёночное любопытство вдруг выплеснуло громко закричавшую и смелую человеческую злость: «Ах ты, каналья! Ах ты, мерзавец! Ах ты, негодяй! Из-за тебя в лужу сел!»
Тигр оторопело подался назад и руки вдруг сами зачерпнули грязь и швырнули в недоумённую тигриную морду: «Пошёл вон!» «А-а-а!» - под яростный крик полетели в белую тигриную грудь грязные шлепки.
Тигр сконфуженно пригнулся и… шагнул в сторону, превратившись вдруг в совершенно рыжего! зверя. Но рассматривать и удивляться было некогда, ноги подпрыгнули, рука дотянулась до карабина, схватила, потянула, другая рука перехватила за цевьё, сняла с предохранителя, тело резко развернулось к тигру, но того… не было!
В растерянности выглядываю из ямы и озираю пустую поляну… Ни-ко-го!
Выбираюсь из ямы и с изумлением разглядываю ясные отпечатки тигриных лап поверх отпечатков своих собственных сапог, которые оставил перед тем, как спуститься в яму. Перевожу взгляд на поляну… Пусто! Где тигр? Куда он исчез за две секунды? Чу-де-са!
Растерянно топчусь на месте и чувствую, что жидкая грязь стекает по задней части штанин прямо в сапоги. Проклятье!
Наклоняюсь, вытягиваю штанины из сапог, вынимаю нож, лезвием соскребаю грязь со штанин и боковым зрением улавливаю лёгкое шевеление травы в стороне. Резко поворачиваю лицо и успеваю увидеть как за кустами медленно, словно уползающий полосатый удав, исчезает тигриный хвост… Потом дальше медленно отклонилась и вернулась на место веточка и… всё! Из густых зарослей ни шороха, ни треска.
Недоумённо гляжу на измазанный в грязи нож, грязный карабин, грязные руки, грязные сапоги, грязные штаны и, словно взрываюсь хохотом.
- Ох-хо-хо-хо-хо-хо-хошеньки-и-и!..
Счастливый день!
28.02.2013.
ПИСЬМО
«Всемилостивый Господь, Иисус Христос! Не умею я молиться, никогда в тебя не верил. А пишу Тебе, потому как совсем не в моготу. Чую, немного мне осталось, а помирать страсть как не охота и тяжко очень. Ни слова сказать не могу для Тебя – горло перехватывает, вот и пишу. Только и могу написать. Может, кто-то когда-то прочтёт это письмо вслух и моё покаяние услышишь Ты хоть через чьи-то уста…
Ты прости меня, что с детства я Тебя презирал. Детское воровство и шалости грехом не считаю, а то, что над верующей бабушкой издевался – за это прости. Ну не нравился моему растущему организму Твой изнурённый вид. Не нравилось, что Ты на кресте висишь и страдаешь за всех. И мне неприятно было, что за меня кто-то страдает. Не нравились сказки о загробном мире, не нравился Ад, не нравился Рай. Не нравились эти церковные свечи, запахи, заунывные бормотания молитв, тёмные иконы. Всё, категорически всё, не нравилось.
А вот пионерия нравилась. Всё в пионерии нравилось. И галстуки, и горны, и барабаны, и песни, и пионерские дела. И то, что Бога нет. Нигде. Ни на Земле, ни под землёй, ни в космосе, ни на Луне…
Вот и воевал с бабулей, доказывал своим безнаказанным хулиганством отсутствие Тебя. А потом доводил бабушку до слёз своими рассказами о зверствах крестоносцев, о мракобесии попов и инквизициях, о куклуксклановцах. Доказывал, что верующие – это фашисты, которые моего дедушку, а её мужа убили на войне. Ведь у фашистов такие же кресты. И Полина Тимофеевна ничего мне возразить не могла. Не ругала, не корила, а тихо, но настойчиво просила не хулиганить как настоящий пионер и вернуть украденные иконки…
Прости меня бабушка, Полина Тимофеевна, прости меня Ты, Господи!
А потом, когда закончил школу, бабушка призналась, что, оказывается мой прадед был священником и был расстрелян красноармейцами прямо в церкви во время несения службы в лихие тридцатые годы…
Но всё равно, но всё равно… Не верил. Хоть и перевернулось что-то в душе. Стал терпимее к религиям вообще, уже не считал их только древнейшими политическими партиями и опиумом для народа. А уже признавал религии мощными историческими и культурными пластами страны. Ну, куда от этого денешься?
Но всё равно, но всё равно… Грешил напропалую, не оглядываясь, не задумываясь, не заботясь, не каясь. Даже когда Ты, Господь, наказывал. А наказывал Ты меня часто. Это я теперь понимаю. А тогда только злее становился. Поднимусь, отряхнусь, и дальше. Новые грехи собирать. Ну, вот и набрал полную душеньку: ни вздохнуть, не охнуть. Не думал, что душа такой тяжёлой может быть: как мешок с камнями – только вниз тянет, да пригибает. А я-то всю жизнь вверх тянулся да лез, толкаясь локтями и шагая по головам…
Ну, да Ты все мои грехи знаешь, - чего их перечислять? Хотел сначала все свои грехи описать в этом письме, чтоб облегчиться, но их так много! Начинаю вспоминать – голова болит, каждый камень в душе накаляется, жжёт огнём нестерпимо…
Не буду перечислять! Всё равно что-то забуду, сразу не вспомню, а потом из-за этого маяться да терзаться буду. Напишу только про тигрят. Из-за них все страдания да терзания и начались…
Испугался я тогда сильно, а потом разозлился. Стал подкрадываться к кабану, который пасся на склоне сопки в кустах густых поближе, чтоб наверняка убить. Тихо тогда было очень, листья трещали, словно это не листья, а сухари. Поэтому стал подходить прямо по ручью, осторожно ступая по воде, да по камням. А тут шипение рядом, словно огромный гусь. Удивился я очень: откуда в таёжной чаще гуси? Стою – тихо. Иду – шипит и не понятно откуда. И тут вдруг, чуть не под ноги… тигр!!! Как я испугался! Никогда в жизни так не пугался!
- Бах! – выстрелил. Тигрёнок, а это был большой тигрёнок, тяжело прыгнул в сторону и пропал.
Гляжу на сопку – кабан на месте. Опять роется в кустах. Потихоньку иду к нему снова.
Снова раздаётся шипение и снова навстречу… тигрёнок! Чёрт возьми! Что за наваждение?! Неужели промазал? Опять стреляю. Опять тигрёнок исчезает в зарослях. Неужели опять промазал? Руки трясутся, ноги ходуном ходят.
Кабан после второго выстрела насторожился и долго стоял прислушиваясь и принюхиваясь. Но стрелять не стал – очень далеко и кусты густые. Снова стал к нему подходить поближе, но что-то кабана испугало и он убежал. Решил возвращаться домой – уже солнце садилось.
Проходя мимо того места, где стрелял в тигра, увидел кружащую ворону. Неужели всё-таки не промазал? Надо глянуть. Свернул ближе к ручью и увидел… двух тигров! Оба были мертвы и лежали, обнявшись друг с другом!..
Плохо мне стало. Целую неделю болел – всё перед глазами эти мёртвые объятия тигрят были.
Ну, а потом… Потом всё чаще и всё сильнее стал болеть. И вот, пока есть ещё силы, пишу Тебе, Господи, и прошу за всё простить и принять моё покаяние.»
31 декабря 2012 года Виктор Трофимович Слепцов
ТИГРОВЫЙ ОТМЕТ
Знакомая тропинка ручьисто струилась, несла и увлекала меня по завалистой пойме Канихезы (Пересыхающей речки). Что тропа, что ручей – одинаково несут воду, огибая камни, подныривая под завалы. Только ручей несёт обычную текучую воду, а тропа несёт шагающую воду во плоти человеческой – слиток разума. И ручей несёт только вниз, к далёкому океану – вместилищу всех вод надземных, земных и подземных и хранилищу разума бывшего. А тропа несёт Мою Воду – Меня, и через сопки, и вверх и вниз, и туда и обратно. Любая пригоршня воды рано или поздно оказывается в океане. Даже я.
Когда-то вдруг остановлюсь и эти четыре ведра воды, вмещающиеся в моём теле, просочатся сквозь домовину и землю, и потекут, может тихо, незаметно, может шумно и весело, - потекут мои атомы и молекулы, мои мысли, чувства и знания в Океан. Может, из-за этого состав морской воды так похож на состав крови человеческой и, якобы, были случаи, когда вместо крови вливали морскую воду и спасали человеческую жизнь…
Сколько сотен миллиардов бывших жизней человеческих живёт сейчас в Океане и процеживаются жабрами рыб? Или не живёт, а испаряется и возвращается с облаками куда-нибудь?
Или не куда-нибудь, а именно в те места, где когда-то жили?...
Любопытно, а вернётся ли душа моя в то место, где я когда-то жил? Очень бы этого мне хотелось. Может быть, она отыщет души моих потомков и сольётся с ними? А если у человека нет потомков, то где будет жить его душа?...
А может, это не круговорот воды в природе, а круговорот разума?...
Про это я тогда думал, или про что-то другое – кто теперь точно скажет? Помню, что вроде, на эту тему думал. А ещё про рассказ «Созвездие Тропы» известного приморского журналиста Юрия Шадрина. Великолепный рассказ! Жизненный, мудрый и интересный.
В нём вся лесная философия, вся жизнь человеческая, связанная с лесом. Наверное, и не только с лесом, ведь тропы человеческие появляются и живут, и в полях, и в лугах, и в снегах, и в пустынях. И, стоит только лечь в траве, как она вырастает в большие деревья…
В общем, шёл по таёжной тропе и про тропу думал. Крепко думал, - тема-то очень интересная, обширная и серьёзная. Ведь тропы и даже дороги есть и на небе – ими чаще всего летают птицы на зимовку, на гнездование, на кормёжку. Есть тропы и в воде – ими чаще всего плавают рыбы. Да что рыбы и птицы? – облака, - и те ходят по своим излюбленным тропам…
А судьбы человеческие? Как объяснить удивительные встречи земляков где-нибудь не только в Москве, но и «у чёрта на куличках»? Только пересечением тропинок судьбы… А встречи влюблённых?...
Вот, в глубокой задумчивости, и шагнул через свежую валёжину, недавно упавшую поперёк тропы, и наступил… на страшно заревевшую, рыжую, полосатую охапку таёжного ужаса!…
Как провинившийся солдат перед разгневанным генералом, я стоял навытяжку перед ревевшим тигром, от страха оцепенев и не смея даже закрыть глаза, чтобы не видеть чудовищную смерть…
А тигр, громыхая громом, присев на задние лапы, размахивал перед лицом лезвиями когтей справа… слева… снизу… сверху…, будто примеряясь как ловчее меня располосовать… Потом, поменяв рёв на рокот и завывание, медленно опустил острую тяжесть левой лапы на моё правое плечо, придавил, затем правую воздвиг мне на голову, и медленно процарапал когтём через лоб наискось глубокую царапину…
И… ушёл.
А я ещё долго стоял не шевелясь. Уже и кровь перестала течь и капать с кончика носа. Уже и солнце достигло зенита и стало заглядывать в глаза. А я всё стоял.
Как в детстве, получивший ремня и поставленный в угол за разбитое из рогатки оконное стекло, - терпеливо стоял и ждал маминого прощения. Мама прощала и тигр простил.
Издалека, с вершины сопки донёслось его «П-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-О-ЩА-Ю-У-У-У», «В-О-О-О-О-О-ЛЬНО-О-О». И я, с лёгким сердцем, снова зашагал по тропе.
Счастливчик! Без всякого сомнения – счастливчик!
Говорят: «Бог шельму метит». А кого метит тигр? Наоборот: лучших из лучших. Не верите – поглядите. Поспрашивайте у людей о тех, кто носит тигровые знаки. Вот он, почему и для чего, на всю жизнь, на лбу тигровый отмет.
24.05.2013.
ЦАРЬ-КОРЕНЬ.
- Ныне корнёвка совсем не такая. Если в советское время знал двадцать мест, где корень растёт, то и «харе» - хватало. Никто мой женьшень не трогал – у всех корнёвщиков свои места. Проверял две-три семьи, собирал урожай, норму выполнял для госпромхоза и всё.
Теперь и хуже, и лучше. Хуже то, что корня в двадцать, а то и в тридцать раз меньше стало. За двадцать лет толпы безработных вычесали почти всю тайгу, много повыносили подчистую, даже самую мелочь. Поэтому современный корневщик должен знать гораздо больше ста мест, десять-пятнадцать мест каждый год проверять: глядишь, где и осталось что-нибудь. На другой год другие десять мест проверить, с таким расчётом, чтоб одно место проверялось раз в десять лет. Потому что растёт женьшень очень медленно и за десять лет десять-пятнадцать грамм веса только и набирает, становится товарным.
А лучше, потому что большой и старый корень сейчас стоит очень дорого – тут как сторгуешься. Да и небольшие корни – «танзовые», то есть очень красивые, имеют очень хорошую цену – гораздо больше стоимости золота.
Красота женьшеня это: «голова», «шея», «тело», «мочки», «окольцовка», «цвет». Причём «голова» должна быть большой, вместе с «шеей» длиннее ширины двух пальцев – это трёх сантиметров. Вообще, чем длиннее, тем лучше, тем корень старше, красивее и дороже. «Тело» ценится и не тонкое и не толстое, и не короткое и не длинное – по пропорциям стройного человека. «Мочки», то есть тонкие корешки, ценятся по длине. Тоже, чем длиннее, тем лучше и чтобы их, «мочек», было не много. На «теле», в верхней части, в районе «плеч», должна быть ясно видна «окольцовка» - круговые поперечные морщины. На «окольцовке» не должно быть рубцов и шрамов. А «цвет» корня должен быть тёмно-золотистым…
Старый корневщик увлечённо рассказывал о премудростях корнёвки. О том, в каких местах женьшень растёт, каким бывает, где находили самые крупные корни.
- Корень растёт… везде. И везде его очень мало. Редко бывают такие места, где он растёт на территории в несколько соток, чаще – одиночки, или небольшие семьи в несколько корешков. Он встречается и на вершинах гор, и в поймах рек, и на скалах, и среди горных болот, и на каменистых осыпях, и в непроходимых зарослях. Под кедром, под берёзой, под дубом, под осиной, под елью, под пихтой, под ольхой, под грабом, под тополем, под клёном, под липой и даже под ивой козьей – она у нас в южном приморье на сырых склонах сопок растёт. В орешнике, траве, крапиве, папоротнике, леспедеции, даже в рододендроне. Почти везде. Но найди, попробуй. Можно неделями прочёсывать тайгу и ничего не найти. А можно неделю пьянствовать, потом отойти за ближайший куст и обнаружить там хороший корень, а то и целую семью.
Совершенно непредсказуемое занятие. Можно стать богатым за считанные часы, а можно долгими годами еле-еле на хлеб с маслом зарабатывать. Поэтому такой интерес к этому делу, такой азарт, такой ажиотаж – настоящая корневая лихорадка.
Мечта каждого корневщика – найти Царь-корень. Каковы его приметы? А Бог его знает. Он бывает разным. Главный признак – он большой. По весу больше ста грамм. Танзовый. А стебель его может быть и небольшим, но необычным. У него может быть шесть или даже семь листьев. Он может быть, например, двух ярусным. Или двух, а то и трёхголовым. Главное – он родитель всей богатой плантации, которая непременно растёт вокруг него. Главное – его непременно охраняет тигр, который обычно отпугивает корневщика от Царь-корня. Или перевоплотившись в Баосу – лесного духа, валит деревья в тихую погоду, или швыряет сучья, или сбрасывает с крутых склонов камни…
Я нашёл свой Царь-корень. Правда, это было уже давно. И нашёл, в общем-то, случайно, на охоте. Да…
Корневщик встал на колени перед костром, плеснул в огонь водки из фляжки, собрал и сыпанул горсть таёжной снеди: хлеб, сало, мясо, пару леденцов – всего понемногу из того что было с собой.
- Баосе, - пояснил он. Проследил, как огонь, сыто шипя, смакует подношение, пошевелил палкой обугленную кучку, подождал, пока она не рассыплется пеплом и продолжил.
- На охоте я был, на реву. Тогда осень была затяжная и рёв изюбря начался в середине сентября. И что-то потянуло меня залезть на крутую и высокую гору. Подумал: с вершины меня хорошо будет слышно окрест, с другой стороны, если изюбрь отзовётся, то легче будет понять в каком месте он находится, легче будет выбрать удобную позицию для выстрела.
Подманил быка, выстрелил – изюбрь упал. Запомнив, какие рядом с ним деревья, стал спускаться со скалы, на минуту выпустив его из вида. А когда подошёл к месту, быка там не оказалось, только издали доносился треск уходящего зверя. Судя по всему, ранение не оказалось смертельным, хотя было очень тяжёлым: кровь довольно обильно лилась из раны при каждом шаге. Я, стараясь идти как можно бесшумнее, стал красться по кровавому следу. Но изюбрь, хорошо меня слыша, находил в себе силы заранее подниматься с окровавленных лёжек и довольно долго шёл вниз с горы, направляясь в узкий и крутой ров, заросший лимонником, актинидией, элеутерококком. Он уже несколько раз подпускал меня совсем близко, я каждый раз стрелял, но… зверь опять уходил. Как заколдованный! Я ругал себя «почём зря», убеждал, что надо остановиться, подождать с полчасика, чтобы бык успокоился и ослабел на лёжке, тогда он или подпустит поближе, или вообще не сможет подняться. Но… не остановился, пока в обойме не закончились патроны. Тогда только сел на валёжину, закурил, снарядил обойму и твёрдо решил ждать полчаса.
Выждав намеченное время, снова попытался подкрадываться и действительно, удалось подойти к изюбрю довольно близко и выстрелом завершить его мучения.
Красавец - бык, с большими рогами, лежал на краю обрыва и я его столкнул вниз, к ручью. Затем вынул нож и стал снимать шкуру.
Погода была тихая и сухая, поэтому я издалека услыхал, что кто-то идёт в мою сторону. Я помыл в ручье нож и руки, взял в руки карабин, присел за дерево и стал ждать. Я ожидал увидеть кого угодно: кабана, медведя, другого изюбря, охотника или даже охотинспектора. Но увидел огромного тигра!
Он шёл, наклонив голову, принюхиваясь и разглядывая лесную подстилку, уши его постоянно находились в движении и ловили все лесные шорохи, хвост был выгнут дугой, а тёмный кончик шевелился в такт шагам: вправо-влево, вправо-влево.
Тигр заметил меня издалека. Он сразу остановился, медленно поднял голову и усиленно стал принюхиваться. Но я не шевелился, ствол берёзы скрывал меня наполовину, изюбря он не видел, так как тот лежал за бугорком. И, видимо приняв меня за причудливый вырост и не уловив никакого запаха, тигр, постоянно оглядываясь, пересёк овраг и взобрался на обрыв.
Но тут он меня почуял, страшно заревел и, пригнувшись, пошёл прямо на меня! Я очень испугался, вскочил, и, что-то лепеча, стал пятится вверх по ручью. А тигр, дошёл до изюбря, обнюхал его и заревел пуще прежнего. И ревел до тех пор, пока я не отошёл на значительное расстояние.
Я продирался через заросли вдоль ручья, - так мне казалось безопаснее, потому что продирался с треском и шумом и знал наверняка, что по такой чащобе тигр неожиданно ко мне подобраться не сможет.
Я лез через заросли, не обращая внимание на растения и постоянно оглядывался. И вот, оглянувшись в очередной раз, я неловко упал, запутавшись ногой за лиану и больно ударившись коленом. Выбравшись на чистое место, присел на выступающий замшелый камень и, растирая зашибленное колено, стал оглядываться вокруг и увидел, что сижу возле растения с красноватым стеблем, пожелтевшими, лимонного цвета листьями, похожего на пион, но совсем не пион… Женьшень! Рядом ещё и ещё! Целая поляна!
Про всё забыв, я, зачарованный, ходил от одного растения к другому, пока не увидел большущий жёлтый двух ярусный зонт с толстым стеблем в палец толщиной – Царь-корень…
Да, сейчас бы найти такое – стал бы богатым человеком. А тогда… Ну дом построил, ну машину купил…
Корневщик махнул рукой, глубоко вздохнул и, выхватив из костра головёшку, смешно причмокнув губами, прикурил и задумался. В зрачках его плясали счастливые огоньки и он смотрел, не отрываясь, на огонь, вздыхал и улыбался.
11.10.2013.
ТИГРОЛОВ
- Чпок! – не очень громкий, но неожиданно ясный и широкий звук лопнувшего стакана, как занавесом прикрыл шумный гомон небольшого ресторана во время музыкальной паузы. Так же клубился взъерошенный шумом сигаретный дым, но сам шум исчез, словно людские лица, разом повернувшиеся к угловому столику, отвернулись от него, и шум замолк на полуслове.
Среднего роста и возраста русый крепыш с острым и холодным серым взглядом, широко и счастливо улыбался вскрытой крови, затягивая носовым платком взрезанную ладонь.
- Не получилось! – виновато объяснял собеседнику. Столько стаканов передавил без царапины, а этот какой-то… очень крепкий и лопнул не так…
Подскочивший официант привычно смахнул осколки на поднос и этот тонкий звон стекляшек о нержавейку, включил с новой силой загудевший шум, который сразу стал шуметь как предураганистая тайга на таежные темы.
- Тигролов… Тигролов… Тигролов… - словно эхом заметалось меж столиков малознакомое слово.
Женские взгляды стали заинтересованно тянуться в этот угол, мужчины вдруг вспомнили свои охотничьи подвиги и тигриные истории.
И тигролов вошёл в раж: плавно и красиво жестикулируя окровавленной повязкой, он налево и направо разбрасывал отрывистыми и резкими словами секреты тигроловного ремесла.
- Чутьистая и спокойная собака всегда успевает от тигра спастись. Тут что главное: главное – пораньше почуять тигра и БЕЗ ПАНИКИ, повторяю, - БЕЗ ПАНИКИ, - зарокотал на весь зал его басок, - убегать или прятаться. Запаниковала собака – считай пропала сама, или если успеет добежать до человека, подставит его под атакующего тигра. А то и человека с ног собьёт в своём безрассудстве…
И ресторан стал тихнуть, невольно прислушиваясь к экзотическим секретам экзотической профессии. Стали прислушиваться все: и лётчики, и моряки, и рыбаки, и инженеры, и строители, и бизнесмены, - всем стало интересно и какие нужны тигролову собаки, и как тигролову надо одеваться, и чем тигролову в тайге лучше питаться.
- А что такое атакующий тигр? – громко и грозно вопросил Тигролов. И ресторан замолк окончательно. Все, даже женщины, стали недоумённо переглядываться, будто выискивая и не находя в лицах друг друга ответ на неожиданный вопрос.
- А атакующий тигр – ЭТО ВЕРНАЯ СМЕРТЬ. Это летящий танк, или живая баллистическая ракета, или полосатая молния, или… или… Чебаркульский метеорит – нашёл он нужное сравнение. Спасения нет. Нет спасения! Понимаете, граждане?
Тигролов привстал, обвёл полусумрачную тишину отчаянным, со сверкающей слезой, взглядом.
- Понимаете? – спасения нет! Он в атаке пролетает пятьдесят метров за три! секунды! Понимаете, граждане? – за три секунды! Пятьдесят метров! Через кусты, через валёжины – раз, два – и КОНЕЦ! Стрельнуть, конечно, может и успеешь, и может, попадёшь даже в убойное место, но ОН, даже смертельно раненый, такого натворит! Такого натворит!...
Пришедшие с перерыва музыканты взялись было за инструменты, но, переглянувшись, присоединились к слушателям.
А Тигролов продолжал: «Мы – люди, говорить умеем, грамотные все, а друг друга не понимаем, друг друга не слышим, друг друга не чувствуем. Друг другу мешаем, друг другу готовы глотки перегрызть из-за тех же денег. А как эта зверюга нас, людей чувствует! Тайга гудит от лесорубов, корневщиков, грибников, охотников, рыбаков, туристов, особенно летом. Десятки тысяч людей в тайге! А кто видит тигра? Да почти никто! Уходит зверь от встречи с человеком. Чувствует и уходит… А как тигрица тигрят охотится учит? Вот как она им без слов объясняет, что надо затаиться и лежать, пока она на них поросят не нагонит? И тигрята лежат часами на снегу при морозе и терпеливо ждут, ждут поросят, как им велела мамка. Не балуются, не встают, а лежат и ждут. А? Как она им без слов рассказала? Как? А как она их учит арифметике? Как? Посчитает тигрица поросят и без слов им командует, что давить нужно только самых последних, а это шестнадцатый и семнадцатый поросёнок. Чтобы табун не распугать. И лежат они в засаде и считают: первый пробежал, второй пробежал, третий пробежал,… четырнадцатый пробежал,… пятнадцатый пробежал… - приготовились! Шестнадцатый… Атака!»
- Эх! – Тигролов жахнул кулаком с пятитысячной купюрой по столу, кивнул на деньги официанту, поднялся и, опустив голову, вышел из ресторана.
Вслед ему раздались запоздалые аплодисменты, кто-то крикнул: «Браво!» и полилась и призывно зажурчала зовущая и влекущая музыка аргентинского композитора Ариэля Рамиреса «Странники», та самая, всеми любимая, из телепередачи «В мире животных». Зовущая и влекущая…
11.09.2013.
СОЗВЕЗДИЕ ТИГРА
1. ОН
Его глаза – это всё. Большие, широко расставленные, они были главными на голове. Казалось, именно к глазам подвешены впалые слегка морщинистые и небритые щёки. Щёки переходили в довольно широкий подбородок, разделённый глубокой ямкой, из которой рос пучок рыжеватой недельной щетины. Сами глаза соединялись крупным горбатым носом с широкими ноздрями. Под ноздрями за моржовыми торчащими усами толстые губы едва прикрывали крупные длинные и жёлтые, словно прокуренные зубы. Над тяжёлыми веками топорщились густые брови. Выше угластый и, словно продолжение тельняшки (любимой повседневной одежды и доброй памяти об армейской юности), - складчатый лоб, переходящий в сияющую, но ещё не всё потерявшую лысину, с боков поддерживаемую мясистыми лопухами ушей.
Всё крупное, резкое, но какое-то незначительное, второстепенное по сравнению с глазами. И глаза – светло-голубые и ледянистые, обычно полуприкрытые толстыми веками, светили необыкновенно сильно даже в ясный солнечный зимний день. А в момент азартной радости, распахивались и ярко били, завораживали, просвечивали насквозь и притягивали, приманивали весёлой искристостью вокруг чёрной и бездонной пропасти зрачков. Сильные глаза!
Они и отпугивали этой своей великой силой, и тянули к себе всякого: доверчивого и недоверчивого, любопытного и равнодушного.
Поэтому никто и не удивился, что уступил Ему тигр свою добычу тихо и спокойно, без шума и гама. Не говоря уже о криках и громыхании железяками, выстрелами, которыми обычно отпугивают тигра. Потом ещё раз. Потом ещё... Побаиваться стали за Его судьбу: не было ещё такого, чтобы тигры безнаказанно, раз за разом уступали свою добычу.
А Он, выросший среди охотников и рыбаков, корневщиков и старателей, не очень-то верил предостережениям друзей и родственников. Наоборот, как и всякого азартного человека, Его подзадоривала эта таёжная опасность, постоянно к нему крадущаяся, постоянно над ним кружащаяся. Он чувствовал себя фартовым и был таким, с юности запомнив прибаутки своего деда о судьбе: «всё в мире творится не нашим умом, а божьим судом», «кто сгорит, тот не потонет», «суженную и на коне с кривыми оглоблями не объедешь», «не суженный кус изо рта валится», «чему быть – того не миновать», «бойкий сам себе судьбу ищет, а робкого судьба и за печкой найдёт», «один всю войну пройдёт и ни царапины, вся грудь в крестах, а другой за калитку выйдет, споткнётся, да убъётся».
2. ОХОТА
Он пришёл в себя только вечером. Поскользнувшись на мокрых валунах таёжного ручья, упал неловко на бок, больно ударившись локтем о камень. И эта резкая боль вернула Его к реальности – не реальности, но уже к ясному восприятию окружающего и происходящего.
Перво-наперво то, что Он жив. Жив, несмотря на смертельную усталость. И, хотя в глазах меркнет свет, ноги-руки еле шевелятся, неустоявшееся дыхание больно и тяжело раздвигает рёбра, по которым больно и тяжело прихлопывает сердце, но туман сознания светлеет, редеет, раздвигает словно вновь приобретённую Явь.
Это хрустальное позванивание струй, огибающих камушек и вновь звонко сливающихся на короткую паузу до следующего камушка, за которым вода найдёт свою следующую ноту - Величайшей Льющейся Музыки Земли.
Это светлое прикосновение солнечных лучей, мягко питающих и камни, и воду, и обессилевшее человеческое тело, своим касанием заставлявшее двигаться атомы, молекулы, клетки, руки, ноги, - Святейшей Теплой Музыкой Небес.
И от этой музыки ручья, и от этой музыки лучей, эта вновь приобретённая Явь становится родней и родней, ближе и понятней, теплее и красивее. До этого мало обращавший внимания на красоту и относившийся к тайге только потребительски, Он вдруг залюбовался и переливанием струй, и пересверкивающей шероховатостью камней, стал жадно принюхиваться к вкуснейшему спелому запаху осенней тайги.
Он был из тех беспокойных людей, для которых мир делится на полезное Ему, что может быть использовано для насыщения или благополучия, и Ему ненужное, пустое, необязательное, что нельзя съесть, нельзя использовать, нельзя продать. И это Его потребительское, меркантильное, бывшее уже давно главным, вдруг отступило, ушло как ненужное и уступило место давнишнему, почти забытому, пустому и необязательному: красоте неба в прогалах крон и таинственное переплетение веток над головой, золотому великолепию осенней листвы и загадочности иероглифов листовых жилок. И именно это пустое и необязательное проявило и высветило неуёмную, великую жажду – ЖИТЬ. Жить и работать этими умелыми руками, жить и ходить этими крепкими ногами, жить и видеть этими всё замечающими, оценивающими, узнающими и любящими глазами.
Но в первые минуты Он не понимал почему это, для чего это. Вредно или полезно, опасно или неопасно. Он просто удивлялся этому новому для Него теперешнего чувству, приятному и увлекающему, и с огромным наслаждением отдался ему, прислушиваясь, приглядываясь и принюхиваясь.
А услужливая память тянула и тянула назад в простое и материальное, когда ещё затемно стал собираться на охоту, алчно пересчитывая азартно поблёскивающие патроны и, предвкушая предстоящую потеху и поживу, точно зная, что кабаны никуда не уйдут от сбросившего первую партию шишек кедрача.
Удобное место для охоты. Очень удобное. Кедрач тянется узкой полосой по обе стороны крутого хребта, по которому проложена охотничья тропа. Предусмотрительно заранее срублены мешающие тихой ходьбе кусты, убраны валёжины. Иди потихоньку по тропе, выглядывай то направо, то налево. Если есть в кедраче зверь, то обязательно увидишь…
Увидел.
Задавленного кабана, а на нём… тигр и тигрица!
И они Его увидели.
Заревели оба громоподобно и бросились к Нему.
Он понял, что это смерть. Вернее две смерти. Которые ужасны и неотвратимы, безудержны и стремительны… Но яснее всего Он понял каждой своей клеточкой, всем своим сознанием, что жизнь необычайно прекрасна и радостна, и её надо спасать. И Он стал стрелять. Не видя мушки и не успевая целиться, дёргал спусковой крючок, высвобождая встречный гром и видя только две ревущие и приближающиеся пасти…
Вдруг патроны закончились. Палец машинально подёргал бесполезный спусковой крючок и руки безвольно опустили оружие…
Но тигры неожиданно остановились в каких-то десяти метрах. Продолжая оглушительно реветь, они поочерёдно делали выпады, явно прогоняя Его. И Он стал уходить. Сначала пятясь и спотыкаясь, лихорадочно пытаясь снова зарядить карабин запасными патронами. Потом, когда тигры немного поотстали, а карабин был заряжен, пошёл уже нормально, спиной назад, но ни на секунду не выпуская тигров из вида. А те шли и шли следом, громко треща сучьями, временами по очереди рыкая, словно решили прогнать Его как можно дальше со своей территории.
И Он, совсем не думая куда идёт, полностью повинуясь завладевшему его сознанием страху, шёл просто наугад, то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Шёл туда, куда Его гнали.
Наконец, тигры отстали. Он из последних сил перевалил через какой-то скалистый хребтик, заросший густейшим рододендроном. Продираясь сквозь заросли, машинально отметил, что осень что-то затянулась и занежилась: голые и крепкие, словно костяные, ветки рододендрона украсились нежно-бордовыми цветами.
А ноги Его всё несли и несли уже вниз по незнакомой долине дальше и дальше, прочь от владений таёжных громовержцев. Они спотыкались, цеплялись за всё: за выступающие бугры, за валёжины и сучья, за траву, за толстый слой лесной подстилки. Но всё равно, шагали и шагали, инстинктивно выбирая путь полегче, обходя завалы и кусты, пни и деревья.
А вокруг хороводила Красота. Голубые жемчужины росы подрагивали на золотых и рубиновых листьях, на зелёной хвое, отражая недавно распахнутое небо. Небо зазывно и беззаботно синело, словно выжатая туча не просто обрызгала пряное великолепие, и тщательно и аккуратно залакировала каждую травинку, а ещё и натёрла до синевы стеклянную сферу жизни. И сфера звенела и гудела торжественно и сладко, от каждого касания платиновых пальцев-лучей старательного музыканта - солнца.
Он шёл до тех пор, пока не упал, поскользнувшись на мокрых валунах. И именно эта боль от падения, как молния высветила вдруг Его незримое перерождение. Его лицо было сдавлено гримасой боли, негромкий стон вырвался из-за плотно сжатых губ, левая ладонь ожесточённо растирала зашибленный правый локоть, но изнутри ясно и огненно разгорался жаркий костёр живого и здорового чувства совершенной человеческой плоти.
Он раскрыл перед собой ладони, внимательно и критически просмотрел сотни раз виденные линии, словно впервые читая инструкцию по использованию незнакомого и сложного устройства – Себя, стараясь накрепко запомнить, как дальше жить. Как дальше жить?
Как дальше жить?
Сильные пальцы поочерёдно сложились в крепчайший кулак. О-о-о, как лихо может этот кулак ударить! О-о-о, как трудно этот кулак разжать!
С великим усилием пальцы поочерёдно выпрямились. Ладони снова перед глазами. Ну, вот же, вот же: всё ясно и чётко прописано как надо жить. И почему никогда не читал Свою инструкцию?
Ладони молитвенно сложились. Не то.
Сухо потёрлись друг о друга. Теплей.
Соединились в замок. Разъединились. Выправились. Сжались. Разжались.
Как там у поэта Лебкова? «В Небо расправлена почка скорбных ладоней моих…» Да, похож на раскрывающуюся почку. А ещё на распускающийся цветок… А ещё – на крылья… А ещё на волны… А ещё на костёр… А ещё ладонь - солнышко, а пальцы – лучи…
Ладони хлопнули друг о друга. Ещё! Сильней! Литавры?
Бьёт так больно в литавры осень
И швыряет латунь на землю.
От такого мир весь вздрогнет
И невольно глаза опустит.
Это снова тепло хоронят,
Без него всё вокруг погибнет.
И не сможет назад вернуться
То, что летом никто не ценит.
Аплодисменты! Браво! Бра-во!
Тьфу! Что за похоронное настроение? Никогда таким не был. Никогда…
Он встал и огляделся. Кругом тайга. Сквозь заросли проступают очертания незнакомых вечерних сопок.
«Где я?»
«Куда меня пригнали тигры?»
«Это ж целый день гнали! Чёрт те куда зашёл!»
«Куда идти? Не помню даже в какую сторону шёл. А с какой стороны светило солнце? Не помню!...»
Отчаяние охватило Его, Он схватил карабин и выпалил все оставшиеся патроны в небо, надеясь услышать чей-нибудь выстрел в ответ… Тишина.
3. БЛУЖДАНИЕ
Утро. Тёплое и туманистое, оно мягко, вкрадчиво, неслышно, медлительно, робко, влажно, неуклюже, полубоком прижималось к восточным склонам. Сопки в смущении розовели, довольные повышенным вниманием Светила. Всё как у людей. «Однако, его тоже люди есть», - говорил Великий Гольд Дерсу Узала.
Нет, наоборот: у людей всё, как в Природе. Это мы – люди, - такие, как Природа. Всё в нас, людях, есть от окружающего. Похожи мы и на муравьёв, и на сорок, и на попугаев, и на орлов, и на крыс, и на свиней, и на баранов, и на деревья, и на цветы, и на камни, и на тигра…
А я на кого похож? Сейчас – на потерявшуюся собаку. Остаётся только поскулить для полного сходства.
Он с удовольствием потягивался у потухшего костра. Ночёвка удалась. Хоть и не спал почти, а так – подрёмывал временами вполглаза. Какой тут сон после вчерашнего ужаса? Каждый шорох заново встряхивал впечатлительное сознание. А тут ещё ночной туман пригонял шум недалёкого ручья, который (и чего только в нём нет?!) и не шум совсем, а сплошной поток каких-то голосов, шагов. Не ручей, а рупор лесных звуков.
Однако, надо идти.
Его отдохнувшие ноги с удовольствием зашагали вниз по течению ручья. В голове крутились обрывки мелодий, какие-то давно не слышанные песни, стихи. Улыбающиеся губы вышлёпывали задорную музыку «Песенки без слов»: «Бу-бу, бу-бу-бу-у, бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-у-у-у». Язык сладко лялякал в ответ: «Ля-ля, ля-ля-ля-я, ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-я-я-я!»
И это счастливое ляляканье окрыляло и несло осознание: «Жив! Здоров! Счастлив!»
«Счастлив ли?» – стал вести Сам с Собою диалог.
«А то!»
«А какое бывает счастье?»
«Как это - какое? Просто - счастлив, - и всё.»
«И что, даже причины счастья не бывает?»
«Да не-е, у счастья всегда причина.»
«Ну, и каков вывод?»
«А, ну ладно, согласен: разное бывает счастье. Например, счастье здорового тела. Это когда ничего не болит, нигде не давит, не тянет, не колет, когда легко и свободно.»
«Так-так.»
«Ну, ещё семейное счастье. Когда живёшь с любимой женщиной, которая родила тебе желанных детей, которые здоровые, умные и послушные.»
«Вот-вот.»
«Да, ещё счастье самореализации. Это когда свои знания, способности, умения используются, реализуются в материальный и моральный достаток. Когда занимаешься любимым делом, которое тебя кормит…»
Эх-ма, есть-то страсть как хочется. На охоту-то налегке пошёл. Хорошо, что тепло оделся… Думал, побраконьерничаю, пока охотничий сезон не начался, пока зверь не пуган…
И Он стал думать про еду. О том, что неплохо бы уже выйти к людям, определить своё местонахождение, да выбираться домой. Ноги замедлили ход, глаза стали шарить вокруг в поисках чего-нибудь съедобного.
Конец октября. Сытый месяц. Зверьё жирует, запасается на зиму. А чем человек может разжиться?
О! Маньчжурский орех!
Он стал собирать орехи, очищая их от чёрной склизкой кожуры. Набив полные карманы, вышел на бережок, выбрал удобные камни и стал разбивать орехи. Получалось плохо. Ядра разлетались вместе с крепкой, словно кость, скорлупой. Он вынул нож и доставал кончиком сердцевину из не расколотых частей. И вдруг вспомнил, что ореховую сердцевину удобнее всего добывать ножом – надо только сколоть острый кончик, наставить лезвие на спайку двух половинок, нажать. А в детстве бабушка Анна Павловна для облегчения калила орехи на печи, орехи от жара лопались и оставалось только ножом раздвинуть половинки. Так и сделал. Получилось легко и красиво: орехи с хрустом распадались на половинки, обнажая вильчатое, цвета кофе с молоком, ядро.
Расколол все орехи, потом понавыковыривал ядер, поскладывал в красивую горку. С удовлетворением полюбовался: всё равно, что горка плова и, с удовольствием, съел. Запил водой – отлично!
Надо сделать запас еды. Он вернулся под ореховые деревья, снял рюкзак и собрал все лежащие в рощице орехи. С удовлетворением взвесил на руке потяжелевший рюкзак – килограмм пять. Значит, питательной сердцевины не менее килограмма. Запас еды на сутки обеспечен. Надел рюкзак на плечи и, повеселевший, зашагал вниз по течению ручья…
Вдруг деревья расступились и перед Его взором раскинулось широкое безлесое пространство. Марь!
«Чёрт меня подери! Это куда меня занесло! Это ж надо, в самые верховья Уссури припёрся!! – невольно в голос запричитал Он.
«Куда теперь идти? Тут в любую сторону сплошное безлюдье! Чёртовы тигры!» Присев на лежащую сушину, продолжал причитать и причитать.
Откинулся спиной на рюкзак, положил поперёк живота карабин и закрыл глаза: «Всё, при-плы-ли…»
Уныние вскоре превратилось в апатию… Безразличие накатило, навалилось тёмной тяжестью. Отрешённость и не восприятие огородило окружающий мир тягучим и липким безвременьем…
«… А дома-то уже небось организовали поиски. Конечно организовали. А как же. Ведь никому не сказал куда поехал: место-то секретное, рассчитывал только сам в том кедрачике охотиться, никому не говорил, что нашёл табун кабанов более тридцати голов. Думал же, что буду потихоньку забегать на этот мысок, постреливать сеголетков, да подсвинков в ветреную погоду, чтобы как можно дольше не распугать, чтобы табун не ушёл в другое место. Чтобы до снега никто не догадался, где я так успешно охочусь. Чтоб никто не догадался…»
«Никто и не догадается, где меня искать. Не догадается! Никто!»
Блёклое солнце неосторожно коснулось тяжёлой, напитанной водой тучи и, зашипев беспомощно, погасло. Надо ночевать. Он встал, осмотрелся вокруг. Нет, не годится. Ночёвка среди сырых кочек – ни в какие ворота. Надо вернуться к ручью, найти на бережке удобное и сухое место.
Он, с трудом переставляя усталые ноги, побрёл обратно к ручью. Нашёл сухой закуток под маленьким обрывчиком, наломал сухих сучьев, нагрёб сухих листьев, кое-как развёл костёр и невидяще уставившись на огонь, сидел и думал…
«…Ну, допустим, машину найдут быстро. Кто-то же видел, в какую сторону я поехал? Да, проверят все съезды с трассы и найдут. От машины начнут всё вокруг прочёсывать. Ну, найдут остатки кабана, что задавили тигры. А дальше что? Листва вся истоптана кабанами и тиграми. Никто никогда не догадается, что тигры меня погнали через водораздел в другой район. Никто! Никогда!»
Снова чёрное уныние стало наваливаться беспросветным небом, вырастая над головой вечным курганом. Но застарелые обиды вдруг вспыхнули и стали разгораться жарким костром.
«Это ж надо, сколько у этого Настевича подлости! Я вывел район с последних мест в пятёрку сильнейших в крае, а он, не то что премию какую-никакую или благодарность - грамоту, а оказывается ещё и часть моей зарплаты себе в карман. Принял же на работу начальником отдела, а зарплату, оказывается, платит как заведующему сектором! Что почти в два раза меньше! Попытался возмутиться, так на всё один ответ: «Не нравится – уходи…» Ведь был же коммунистом, вторым секретарём райкома. А, оказывается, - подлейший человек, вор и беспредельщик. Почему у власти оказываются такие люди?»
Почему почти все богатые – подлейшие люди?
А почему слово «богатый» от слова «Бог»?
А почему слово «победа», от слов «после беды»?
Живу и думаю: «Жизнь – это насмешка?»
Вот и живи как хочешь. Крутись, чтобы хоть как-то концы с концами сводить, чтобы дети хоть нормально питались. Это ж сколько денег не досчитался семейный бюджет? Так-так, по грубым подсчётам тысяч на четыреста он только меня ободрал, прикрываясь губернатором Дарькиным. Вот и позарился на этих кабанов. Вот и нарвался на этих тигров…
И свежие обиды стали добавлять масла в огонь.
«А Фролков-то, первый замглавы? Как на выборной кампании схимичил? Деньги агитаторам так и не заплатил, себе всё загрёб… Весь район выпилили. Вывезли тысячи кубометров дуба, липы, ильма, кедра, не считая ель и пихту. А хоть что-то район от этого поимел? Глава и его шушера поимела. И всё пропито, прогуляно, проиграно, прокатано. А как были самые плохие дороги в крае, так и остались. А за этот лес можно было не то что асфальт – паркет уложить через весь район. Школы разваливаются, больницы закрываются, безработица самая большая в крае. Сволочи! Меньше всего думают о развитии района, работают только в угоду своему воровскому начальству и своему карману… А с должностью как обманул: «Проголосуешь за Барабанова – будешь замом.» Обдурил, даже глазом не моргнул. «Ничего, отольются кошкам мышкины слёзы». «Боженька – он всё видит». Не к ним, так к их детям всё вернётся. Время воров проходит. Всё проходит. Жаль, что и моё время проходит. Половина взрослой жизни прошла. Что сделано? Что ещё успею сделать? Ага, успею. Уже успел…
О! А что это я себя хороню? Нет-нет, никакого нытья! Надо выспаться, утром решу, куда буду выходить…»
4. СОЗВЕЗДИЕ ТИГРА
Он проснулся от шипящего кашля костра. На раскалённые головёшки из тьмы валились огромные хлопья снега. Хлопья смачно шмякались на горячий свет неистовыми ночными метляками, словно прихлопывая огонь, коротко всхрипывая и шипя. Точь-в-точь, как кашель у старого курильщика. А вокруг уже отсвечивала белым припорошенная земля…
«Метляк – щеголяк, да белоручка, а пчела темна, да на Бога угодила» - говаривал пасечник дед Яшка, обихаживая совхозную пасеку. Любил он пасечное дело, книги читал, переписывался с другими пасечниками. Всё у него было чисто, удобно, ловко. Взяток бывал самый большой, поговорок про пчёл много знал. «Чтоб пчела была сильна, нужна ей зимовка сполна». «Вот и пришла зима, словно в волшебных снах. Видишь – бредёт скрипач, только не плачь, не плачь» - зазвучала в Его голове когда-то популярная бардовская песня. Почему скрипач? Куда он бредёт? Непонятная какая-то песня, но грусть вызывает.
Он вжался в тускло поблёскивающий песчаный обрывчик, ощутил спиной отражённое костровое тепло и тут же понял: главное – не промокнуть самому и сохранить огонь. Причём, сохранить огонь важнее: спички при такой непогоде могут слишком быстро закончиться. И тогда… «Нет-нет, я же обещал себе: никаких чёрных мыслей. Никаких!»
Да и вообще… «Клянусь! Никаких чёрных мыслей! Никаких чёрных мыслей!»
И Он стал крепким суком ковырять обрывчик, выцарапывая в переплетениях корней Свою нору, часто отвлекаясь на то, чтобы Его костёр не потух. А Его костёр, словно и сам не желая умирать, пищал, скрипел, щёлкал, тужился изо всех сил узкими и тёмными языками огня, упираясь в тяжёлую и холодную небесную слякоть и не давая ей проникнуть к своему сердцу.
За шиворот от каждого касания к свисающим корням стала сыпаться Земля. Земля – землица. И снова в голове странным образом всплыло не материальное и бывшее ещё недавно радостным и главным – оформление в пожизненную наследуемую собственность участка земли, а когда-то мельком прочитанное в забайкальской православной газете и не интересное, но теперь вдруг всплывшее и значительное. В газете под заголовком какой-то статьи приводилась цитата Фёдора Михайловича Достоевского: «Земля – всё, а уж из земли и всё остальное: и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и детишки, и порядок, и церковь…» А ещё – спасительница. Сколько миллионов своих воинов спасла-уберегла брустверами, окопами, землянками, канавками, ложбинками, а не сумев спасти – схоронила-сохранила, через десятилетия уже рассказывая о своих павших героях-защитниках. Он вспомнил, что на спортивном костюме, одетом под куртку, есть капюшон. Вытянул его из-за ворота, надвинул на голову, снял и положил в сторонке куртку. Налегке удобнее работать: легко понимать руки – толстые рукава куртки не мешают.
Он выскреб себе просторную нишу, посрезал ножом свисающие корни, поскладывал их в кучу – какая-никакая, а всё же подстилка, подумав, поковырял ещё, чтобы и Его костёр поместился в убежище. Потом ещё, повыше, доведя свод до плотной дерновины, с которой почти ничего уже не осыпалось, перенёс рюкзак, тщательно стряхнув мокрый снег, перенёс остатки сухой подстилки, перенёс запас дров, перенёс Свой костёр. Для этого настрогал ножом ком сухих стружек, выбрал тлеющую головёшку, сунул её в стружки, дунул несколько раз и, довольный отпрянул от взвившегося огонька. Поразмыслив ещё, выполз из Своей норы, и долго собирал сырые сучья, что нащупал ногами под снегом и складывал их у костерка: лишь бы что-то было, лишь бы что-то тлело…
Несмотря на тяжёлую усталость сна не было. Он глядел на мерцающие алые угли, на голубые и оранжевые огоньки, и вспоминал.
И про раннее-раннее детство, такое раннее, что Он и не знал откуда и почему оно живёт в Памяти несколькими яркими эпизодами всю жизнь:
Я помню Свои Первые Следы.
По первому, самому белому снегу.
Самому чистому и мягкому.
В жизни такого снега больше не видел.
Я оставлял счастливую и изящную цепочку отпечатков.
Хотя меня ещё не было, но я уже был
и должен был родиться через девять месяцев 31 июля.
Я оставлял Свои Первые Следы ногами МАМЫ.
Я помню Свою Первую Песню.
В кругу своей многочисленной родни, и друзей и подруг.
Самую красивую и нарядную Песню.
Она легко кружилась счастливой радостью
над праздничным столом, не летая, а красиво танцуя.
Никогда больше такой красивой песни я не слышал.
Ведь меня ещё не было, но я пел
Свою Первую Песню на свадьбе родителей голосом МАМЫ.
Я помню Своё Первое Солнце.
Этот необычайно красивый рассвет.
Самый красивый рассвет в жизни,
когда огромные разноцветные звёзды
гасли от неуловимого прикосновения мягких солнечных лучей.
Эти лучи были необычайно мягкими,
потому что я ещё не появился на Свет
и видел Своё Первое Солнце глазами МАМЫ.
И про юность, такую мимолётную и романтичную.
Осенняя девчонка мне подарила грусть…
И зимняя дарила ветра и холод. Пусть…
Но летняя дарила любовь, тепло, цветы!
Весенняя – мечты свои… А что подаришь ты?
И про зрелость, очень трудную, но и очень интересную.
Много было жизнью обещано.
Был я свят, был невиданно клят.
Оказалось, в любви моей женщины
Я нашёл самый главный клад.
Да, нашёл самый главный клад:
Есть женщины красивее тебя,
Но в звёздах слышу лишь твои шаги.
О-хо-хо-х! Как Она там? Небось, места себе не находит? А я-то – вот он. Жив-здоров, только далёк очень…
И услужливая память развернула перед глазами галерею картин прошлого. Вот Он и друг Андрей идут пешком восемь километров от Сокольчей до Черноручья, чтобы взять направление на учёбу в сельскохозяйственный институт. Направление поможет при поступлении в случае большого конкурса. Да и повышенную стипендию обеспечит. Это был запасной вариант, а на самом деле друзья готовились поступать в художественное училище. Но тогда они не могли узнать есть ли в училище отсрочка от армии, а в институте точно была военная кафедра. Да, в то время друзьям не хотелось почему-то в армию. Хотя были не хиляками. Считали, что армия – потеря времени.
А вот приёмная комиссия художественного училища. Откуда пришлось забрать документы, рисунки и скульптуры, так как другу сообщили, что отсрочки не будет, и его заберут в армию через месяц после начала учёбы…
Потом институт, новые друзья, учёба, увлечение спортом и туризмом. И та незабываемая встреча с Ней 30 сентября в походе на гору Сестра. Её карие, льющие теплом, глаза, её ослепляющая улыбка, её каштановые косы, её неподдельная застенчивость. Когда вся группа, в которой она была, протянула руки для знакомства, а Она смутилась и, как ребёнок, спрятала руку за спину. А потом, при устройстве ночлега без палатки у нодьи, она первая откликнулась помогать резать траву для подстилки и старательно перепиливала жёсткие стебли сухой травы и папоротника своим смешным перочинным ножичком. И «несчастный случай» на горе, когда Она, спрыгивая вниз с гранитного уступа, села на торчащее из-за голенища Его сапога острое лезвие японского штыка…
Он потом многим рассказывал об этом и, как знать, может именно эта история дошла до Андрея Макаревича из группы «Машина Времени», и он написал свою популярную песню: «…Тонкий шрам на любимой попе – рваная рана в моей душе.»
И переход по скользкому бревну, висящему над кипящим среди каменных клыков горным ручьём. Когда вся группа благополучно прошла, а Она, дойдя до середины, поскользнулась… И этот рывок за штормовку, когда Он успел Её поймать и удержать от падения.
Потом золотой костёр под чёрным небом и вдруг начавшийся «звёздный ливень». Когда метеориты летели по несколько штук одновременно, с разной скоростью, в разных направлениях, разного цвета, оставляя разные следы…
А когда вдруг полетели одновременно восемь звёзд, Она спросила, как это можно назвать, Он, вспомнив, что восемь – это число любви, но стесняясь назвать это «Созвездием любви», сказал, что это «Созвездие тигра», благо про тигра только что был разговор, вызванный треском сучьев в отдалении, и все с этим согласились. Согласились, что это такое же редкое явление, как и встреча с тигром. Тысячи людей весь год путешествуют, рыбачат, охотятся, работают в Приморской тайге, но встречают тигра единицы. Даже те, кто живёт в тайге бок о бок с тигром, за всю жизнь могут его ни разу не встретить.
И утро следующего дня, когда Он чуть свет осторожно встал и, стараясь не шуметь, развёл костерок, повесил котелок и, пока вода грелась, ухитрился наловить мальмы для тройной ухи и для запекания на углях. Потом, собрав разных корешков, ягодок, листиков, стебельков Приморских дикоросов, сварганил таёжный компот, да такой, что ничего подобного в жизни не получалось. Золотистого цвета, словно лучшие сорта чая, ароматный до такой степени, словно в котелке поместилась вся тайга, и вкусны-ы-ы-й!... Хотя и совсем без сахара. Потому что основой послужили сахаристые и наполненные перед зимой питательными веществами корневища шиповника. Именно они придали коричневую золотистость и сладковатый вкус. А остальные ароматы дополнили и лиана лимонника, и стебель элеутерококка, и брусничник, и то, и другое, и третье – всё что под руку попало, и даже пихтовая хвоя… Ей очень понравилось, да и все были в восторге.
А затем, по возвращению домой, приснился сон. Где Она явилась такая родная-родная…
Следующая картина тоже ясно отпечаталась в памяти. Когда вся группа молча и сосредоточенно торопилась на отходящий автобус и предчувствуя скорое расставание, Он вдруг произнёс: «Галя, ты мне сегодня приснилась». И вся группа вдруг встала, как вкопанная. И эти сжатые кулаки Её жениха и его «отпавшая» от великого удивления челюсть. А потом молчание наедине, когда все торопливо вместились на гидрометеорологическую тележку, покататься по натянутым над рекой канатам, а Ему и Ей почему-то места не хватило. Когда из-за сломавшегося автобуса вдруг появились свободные два часа, которые решили посвятить местной достопримечательности – катанию на канатной тележке. И эти смешные рожицы на песке, которые Она рассеяно прутиком стала рисовать. И это затянувшееся молчание, нарушенное Им рассказом по истории искусства, что, мол, первочеловек именно на песке сделал свои первые рисунки и именно прутиком. Тема разговора Её заинтересовала, Она стала задавать вопросы и тут как нельзя кстати пришлись знания, полученные Им в художественной школе…
5. СНЕГ
Его разбудил снеговой свет. Не влажный холод, мешающий занырнуть в глубокий сон, и взбадривающий как холодная глубина, но к которому Он как-то притерпелся и, худо-бедно, дремал, поджав под себя ноги и засунув ладони под мышки, а именно снеговой свет. Вначале еле заметно подсвечивая под ресницы сомкнутых век, затем всё сильнее и сильнее, словно вся белая округа вбиралась мраком Его норы, въедливо освещая и будя Его сознание.
Сознание медленно проявляла реальность: мрак Его норы, с пяти сторон обступающий тело и Вселенскую Белизну заснеженного мира, светящего за входом. У ног едва дышала теплом горка свежего пепла.
«Сколько выпало снега?» - окончательно разбудил первый вопрос. Встав на четвереньки, Он выглянул наружу.
«Фи-фи-фи», - непроизвольно вырвался озабоченный свист.
«О-бал-деть… Снегу-то по колено! За полночи столько вывалило! Да, хоть и не очень высокие, но горы есть горы», - подытожил потускневший голос.
«Клянусь! Никаких чёрных мыслей!» - взбодрила услужливая память.
Он зачерпнул пригоршню снега и тщательно обтёр им лицо. Потом ещё и ещё, пока не занемели скулы. С силой стёр остатки талого снега с лица, потёр в разных направлениях быстро набравшие тепло щёки.
«Ну, что, го-ре-мы-ка, - на-до ид-ти от-сю-до-ва, по-ка мо-роз не шан-да-рах-нул, - внушительно, чеканя каждый слог приказал себе Он.
«А куда же всё-таки лучше идти?... Куда-куда: куда до людей ближе, куда идти легче, - чуть не по-петушиному закудахтал. А это… крути - не крути, а обратно – туда, откуда пришёл. А это… надо идти на восток. Значит назад по этому же ручью, перевалить хребет, потом идти на северо-восток…
Приняв решение, Он высыпал из рюкзака оставшиеся орехи, с большим неудовольствием отметив для себя, что голод уже начал овладевать всем Его организмом и Его мыслями, что на это утро ещё худо-бедно запас пищи обеспечит потребности в энергии. Но до вечера ничего уже не останется. Экономить и съедать, например по два ореха смысла нет, потому как «по глубокому снегу ходить – не целоваться просить». А за день Ему во что бы то ни стало нужно совершить переход через водораздел в долину Арзамасовки, где ещё живётся-можется трём таёжным деревенькам.
Доев орехи, Он тщательно переобулся, вспомнив, как это делал дед, Александр Кириллович, кавалерист-будёновец, а потом фронтовой разведчик. Дед всегда очень внимательно относился к ногам, сапогам, портянкам и ходьбе по тайге: «ноги в тайге – это жизнь». Достал из рюкзака и разрезал полиэтиленовый мешок, обернул кусками непромокаемой плёнки голени, закрепил кусками верёвки, соорудив таким образом высокие голенища, потоптался, проверяя, надёжно ли держится скользкий материал, вскинул на плечо бесполезный карабин и вдруг Его осенило, что в кармане рюкзака есть ещё пяток запасных патронов. Конечно-конечно, как же Он мог запамятовать, что в прошлом году, положив в рюкзак запасные перчатки, так на всякий случай, Он сунул в перчатки эти патроны, которые мешались в кармане, оказавшись лишними при снаряжении двух обойм для карабина.
Трясущимися руками Он расстегнул боковой карман рюкзака, нащупал тяжёлый ком перчаток. Ура! Ура-ура-ура! Теперь есть гарантия, что хоть рябчика сможет подстрелить. А рябчик – это, крути не крути, а обед. Прошарив все закоулки рюкзака, Он обнаружил ещё запасной коробок спичек, завёрнутый в полиэтилен, кусок проволоки и моток верёвки. Отлично! А новый коробок спичек – вообще спасение, потому что… потому что… с вечера Ему уже не хотелось думать, что спичек у Него осталось всего несколько штук. Что, когда останется последняя спичка, придётся идти по тайге с тлеющей головёшкой, перенося таким образом огонь от костра к костру, внимательно следя, чтобы головёшка не потухла.
И бодрый и весёлый Он шагнул в снег…
Интересно, а что творится сейчас дома? Небось, полным ходом идёт поисковая операция. Идёт-идёт, - никакого сомнения. В первый день никто не волновался – это факт. Жена знала, что Он на охоте и забеспокоилась, скорее всего, только ближе к полуночи. Даже если обзвонила родственников, до утра никто ничего – все просто бы ждали. Утром, скорее всего, братья сами стали искать. По любому, машину они нашли. Пусть не сразу, пусть к вечеру, что скорее всего.
Он ясно Себе представил озабоченно поднятые брови Игоря и нахмуренные брови Володи. Сдержанно и скупо они костерят Его за то, что Своим долгим отсутствием, Он вынудил их бросить свои дела и заняться поисками: «Не иначе, что-то опять старшой выдумал» - выдавит сквозь плотно сжатые губы средний брат Игорь. «Да, а нам опять расхлёбывать» - сдавленно прогудит младший Владимир.
Вот они увидели Его автомобиль, вот внимательно всё оглядывают, видят, что закрыт, стоит наготове, развернувшись к дороге. Вот они стали стрелять вверх, надеясь услышать в ответ Его выстрел. А в ответ – тишина.
Вот, оглядев всё вокруг, двинулись вверх по хребтику, прислушиваясь к отдалённому карканью ворон и темнея лицами от нехороших предчувствий.
Вот обнаружили останки кабана, определили, что это работа тигра и, тревожась, снова стали стрелять вверх…
А что потом? Скорее всего ходили и искали кругами, время от времени стреляя вверх, пока не стемнело. Потом вернулись к автомобилю, разложили рядом большой костёр. Младший, наверное, остался дежурить у огня, а средний, как бывший сотрудник милиции, поехал собирать всю родню для организации поисков назавтра. А младший всю ночь поддерживает огонь, каждые полчаса стреляя вверх…
А сегодня утром началось прочёсывание… В любом случае началось, даже если там вывалило столько же снега, сколько и здесь. Хотя, вряд ли столько, скорее всего – меньше: всё-таки ближе к морю. И вот идёт цепью множество людей, внимательно всё оглядывая, тыкая палками в каждый холмик. И что же они увидят? – только свежий снег. Ни заломанных веток, ни затёсок на деревьях. Был человек и исчез бесследно…
На снегу не оставишь следы навсегда:
Новым снегом сотрёт Мою Память…
Тьфу! Тьфу! Тьфу! Как это бесследно? – вон какая тропа остаётся. Начнут же расширять район поиска. Сначала будут искать в радиусе пять километров, потом в радиусе десять километров, потом двадцать, тридцать…
А сколько километров я прошёл? Получается, не меньше сорока. Да, в первый день километров двадцать и во второй день столько же. А завтра начнут облёт территории. Конечно, с вертолёта сквозь кроны деревьев трудно определить кто проложил тропу по глубокому снегу: тигр или кабан. Да и медведи ещё не залегли, тоже у них след похож на человеческий…
Интересно: почему тигры меня так долго и далеко гнали? Почему не вернулись к своей добыче? Почему так демонстративно рыкали и трещали кустами? Наверное, у них тигриная свадьба. Наверное, они «очищали» свою территорию от всех конкурентов. Чтобы их угодья были безопасными для выращивания тигрят. Чтобы никто не пугал их добычу.
Так, отвлекая Себя рассуждениями вслух, Он брёл и брёл по глубокому снегу, экономно ступая небольшими шагами и часто останавливаясь и присаживаясь на заснеженные валёжины, оглядывая изменившийся пейзаж и подбадривая Свои ноги подольше не уставать, не уставать, не уставать, отвлекая Свои темнеющие мысли на красоты и сияющую белизну сказочного снежного царства.
А мысли Его неудержимо темнели от того, что с каждым километром пологого подъёма к водоразделу, снег становился заметно глубже, тяжелее и холоднее. В очередной раз, смахнув прикладом карабина снег с валёжины, присев на неё и успокаивая дыхание, Он стал думать о том, что уже устал, что прошло более половины дня, а водораздельные сопки ещё далеки, что до них сегодня дойти не удастся. Что скорость Его движения в четыре-пять раз меньше той, с которой Он сюда пришёл. Что снега уже почти по пояс, а дальше его будет ещё больше. Что дальше начинаются молодые березняки без валёжин и сухостоин. Что дров для зимнего прожорливого костра здесь не найти. Так же такие места избегает и звери и птицы – тут для них голодно. Что остаётся только три часа светлого времени, а шесть часов потрачены напрасно. И отчаянье вновь на Него тяжело навалилось, заслонило туманистой дрожащей пеленой свет, судорожно сдавило дыхание…
«Нет-нет! Клянусь! Никаких чёрных мыслей! Когда гора не идёт к Магомету – Магомет идёт к горе». Значит в эту сторону нет смысла пробиваться. Слишком глубокий снег на сопках. Значит, надо возвращаться Своим следом к Своей норе – там дров хватает, ночлег более-менее сносный. А потом… А потом пробиваться через марь на другую сторону долины к подножию горы Облачной – там была на картах обозначена старая дорога геологов…
6. СВОЯ НОРА
Он успел вернуться к Своей норе, когда только начало смеркаться. Сел, тупо уставившись на Своё кострище. И только холодная пустота голодного желудка заставила сначала бессознательно шарить глазами в поисках пищи, потом вынудила двигаться и руки и ноги. «Поесть!» - переутомлённому организму необходимо что-то поесть! Он с усилием встал и, сжав зубы, полез в чащобник собирать еду для Своего ненасытного спасителя – костра. Еда должна быть сухой и толстой, чтоб как можно реже просыпаться ночью, подкармливая огонь, чтоб горячие огненные языки долго-долго облизывали каждую порцию. И Он, старательно выбирая подходящие сухостоины и высохшие сучья, собирал и собирал всю лучшую костровую еду. В колени Его иногда кололи острые шипы элеутерококка, но Он поначалу совершенно не обращал на это внимания, поглощённый только одним: обеспечить Себе огонь на всю ночь.
Потом взгляд Его стал цепляться за обкусанные изюбрями концевые ветки этого колючего кустарника. Раз, другой, третий, пока его не осенило: изюбри едят эти веточки, несмотря на то, что они очень колючие. Так и Он Сам, не далее как в июле, во время поисков женьшеня, не раз на ходу обламывал нежные молодые побеги, снимал колючую кожуру и с удовольствием жевал крахмалистые ароматные прутики. Так то в июле! А сейчас побеги задеревеневшие и заледеневшие. Но мысль Его уже стала искать, как зарождающийся весенний ручей ищет куда течь, путь к главной цели – насыщению организма. Ещё не зная, как это можно использовать, Он, оценив запас дров как достаточный, стал срубать ножом ветви элеутерококка и, натянув на ладони рукава куртки, собирать их в охапку и носить, как и дрова, к Своей норе.
Его остановили плотные сумерки. Он вложил нож в ножны, собрал всё, что оставалось, и занялся разжиганием костра. Разведя большой огонь и развесив для просушки носки, стельки, сапоги, Он уселся поудобнее, осторожно взял колючий прут и оценивающе стал его оглядывать.
Почки! Все питательные вещества растения к зиме запасаются в почках. Стараясь не уколоться, отломал несколько почек, обломал тонкие шипы… Вкусно! Одел перчатку, аккуратно стал обламывать почки, крутанув между пальцев, что убирало шипы.
Горсть. Всего лишь жалкая горсть почек. Такая мелочь: почки величиной всего с рисовое зёрнышко. Правда, половина почек на боковых побегах разной длины. Он обломал почку вместе с коротким побегом длиной один сантиметр. Тщательно обтёр колючки и положил в рот. На удивление, древесина побега оказалась очень рыхлой и легко разжёвывалась. Однако, вкусно! А двухсантиметровый побег?... Результат такой же! А трёхсантиметровый?... Нет, уже грубовато и вкус похуже. Он стал обламывать все боковые побеги длиной до двух сантиметров и складывать в кучку. Получилась уже добрая пригоршня. А этот объём еды уже впечатляет.
Ну, что ж, хоть что-то. Он стал брать по одной почке, класть на язык, согревать и медленно и тщательно пережёвывать. Не хорошо. И не очень приятно. Надо их подогреть и съесть тёплыми все сразу. А как? Пошёл же налегке, даже котелка не взял. Расстелил чистую тряпицу, завалявшуюся в рюкзаке, высыпал почки, завязал в узелок, продел сук, раздвинул в костре головёшки и подвесил в промежутке, внимательно следя, чтобы пламя не коснулось ткани. Почувствовав приятный аромат элеутерококка, перестал греть узелок, развязал его, набрал щепоть горячих ароматных почек и высыпал в рот… Ох, и вкусно!
Как не старался есть медленнее, но почки быстро закончились. Тогда Он взял колючий прут, обухом ножа содрал колючки, нагрел над огнём и стал обгладывать и жевать ароматную тёплую кору. Не так вкусно, как почки, кора очень волокнистая, но жевать что- то надо. Так, нагревая на огне, он стал обгладывать прутья. Насыщения не наступало, челюсти быстро устали жевать жёсткие волокна, но чувство голода заметно притупилось, появилось ощущение лёгкой бодрости, усталость отступила.
Тогда Он, содрав с очередной ветки колючки, обушком ножа начал скоблить с коры тончайшие стружки и складывать. Вскоре пред Ним лежал объёмный ком измельчённой элеутерококковой коры. Он отщипнул комочек и положил в рот. Да, жевать гораздо легче. Но всё равно, труден этот корм для человеческих зубов. Дай Бог, чтоб и для желудка он оказался сваримым. Хотя, вроде, клетчатка для кишечника полезна.
Повеселевший, Он грелся у костра и рассуждал вслух, что элеутерококк не зря дают космонавтам и подводникам, что это лучший стимулятор и тонизатор, повышает физическую и умственную работоспособность, не даёт побочных эффектов, в нём много витаминов и, самое главное: элеутерококк растёт везде по всей Приморской тайге. Потом, вдохновлённый, стал Сам Себе рассказывать, что есть ещё аралия с подобными свойствами, калапанакс, акантопанакс, ну и лимонник. То есть, есть что пожевать, если никого не подстрелит и будет совсем не в моготу.
С этим, умиротворённый, Он лёг спать.
7. СОН
И приснилось Ему нечто невообразимое и необычайное. Будто бы Он – шаман. Живёт здесь же, в родных местах в древнем государстве. Дом Его стоит на высоком мысу над рекой у впадения таёжного ключа и прямо из дома Ему хорошо видно, как по реке идёт на нерест рыба. Выше по течению реки большая деревня. А ниже, у слияния двух рек, две крепости и несколько больших поселений. И Он не простой шаман, а самый сильный в округе. Все Его уважают, ничего без Него не делается: когда лучше на охоту идти, когда лучше рыбу ловить, когда лучше землю пахать, когда лучше урожай собирать – всё Он знает, всё умеет, всё помнит. А ещё Он, Великий Шаман, хранитель главных сокровищ своего народа – Золотой Богини и Золотого Дракона.
Богиня стоит у квадратной крепости в долине, а Дракон у крепости на горе. Обе статуи из чистого золота размером с человека. Обе обмазаны глиной и накрыты кедровым корьём. И только в Святые Дни Первой и Шестой Луны, Он, Великий Шаман, снимает корьё и специальной деревянной колотушкой, под гром барабанов и вой боевых флейт, одним ударом разбивает глину и Богиня или Дракон ослепляют народ, собирающийся из всех уголков Великого Государства на эти церемонии. Каждый Удигэ хотя бы раз в жизни должен увидеть Свет Богини и Свет Дракона. Ибо Богиня – символ благополучия, изобилия, плодородия государства. А Дракон – символ силы, величия и отваги народа.
После праздников Великий Шаман своими руками обмазывает святыни толстым слоем глины и укрывает корьём, чтоб не размывали дожди.
Во время праздников Великий Шаман первым начинает обрядовый танец. Кружась и пританцовывая вокруг Богини, Он увлекает за собой молодых воинов, и те, следуя за Ним, выбирают себе жён. А танцуя вокруг Дракона, Великий Шаман собирает к святыне юношей, успешно прошедших все испытания и танцующих свой первый боевой танец – посвящение в воины.
А ещё Великий Шаман умел лечить самых безнадёжных больных и предсказывать будущее. Для этого ему приходилось летать в Созвездие Тигра и советоваться с Живыми Звёздами. Вот и теперь Шаману надо узнать, будет ли мир в его государстве в следующем году. И Он стал исполнять Свой предполётный танец. Плавно кружась вокруг специального костра, накормленного свежими еловыми веточками, которые, нагревшись, вспыхивали как порох и лёгкий пепел стремительно улетал ввысь, легонько прихлопывая и пристукивая диск Своего бубна и выпевая Песнь Полёта.
Всё плавней и плавней взмахи Его рук, всё сильней и сильней толкают Его ноги прочь от земли и всё выше, и выше каждый прыжок поднимает Его над миром. Вот уже совсем близко звёзды, вот Он летает среди них, отыскивая Своё Созвездие Тигра. Вот уже показалось оно: восемь живых звёзд, летающие друг за другом, ярко светят разным светом - белым, красным, оранжевым, жёлтым, зелёным, голубым, синим, фиолетовым. Вот Он среди звёзд, кружится вместе с ними и задаёт Свои земные вопросы…
Несмотря на холод, просыпаться не хотелось. Слишком яркая, живая и правдивая стояла перед глазами эта прекрасная звёздная картина. Но реальность всё сильнее и сильнее пробуждала сознание, входя холодным воздухом в Его зябнущие ноздри.
Он нехотя приподнялся, палкой сгрёб угли и добавил приготовленные дрова. Огонь вспыхнул, набрал силу, стало тепло, но спать не хотелось. До рассвета Он с удовольствием заново вспоминал и вспоминал в подробностях этот Свой сказочный сон.
Он вспоминал простые и очень удобные дома древних жителей, Свой шаманский дом. Эти дома-полуземлянки, очень подходящие для суровой зимы и для жаркого лета. Зимой тёплые дымоходы кан обогревают земляные полы и всё помещение, а летом в жару их холодные камни создают в домах приятную прохладу. Двери у всех домов с восточной стороны. Потому что Удигэ поклоняются восточному утреннему солнцу и только утренний свет прогоняет из домов злых духов, которые ночью проникают через щели жилищ. Потому что жена солнца – луна, по которой ведётся счёт календарям, приходит тоже с востока. Потому что зимой сильные холодные ветра в основном дуют с запада. Стены домов и крыши строились из жердей и тщательно обмазывались толстым слоем глины. Самым любимым развлечением всех Удигэ зимними вечерами были сказы. В каждом роду были свои сказители, которые ходили по домам и постоянно ведали о тайнах мира, о прошлых временах, о великих героях страны и о сказочной красоте девушек. Именно от сказителей народ знал историю страны именно такой какая она была. И если кто-то придумывал что-то красивое, складное, но не такое, как рассказывалось дедами и прадедами, то не уважали таких, не приглашали в дома, и даже прогоняли и проклинали лжецов. А сколько раз переписывалась история России в угоду боярам, князьям и царям? А какая она была на самом деле – история России?
Он вспоминал как одевались Удигэ, какие украшения создавали, какие обряды проводили, какие песни пели. Невольно из его горла потянулась та самая, из сна, древняя песнь. Закрыв глаза, Он полностью погрузился в этот мир забытых звуков и самозабвенно гудел и гудел нескончаемую древнюю песню с непонятными и забытыми словами. Он поджал под себя ноги и легонько раскачивался в такт, различая сквозь приоткрытые веки одобрительное подсвечивание и подпевание языков кострового огня. И словно сама Земля выпевала его голосом, глядела на мир Его глазами, изливала свою древнюю планетную душу через Его человеческую душу.
Чёрт возьми! Как они понимали и чувствовали Природу! До чего интересно раньше жили люди!
8. МАРЬ
Лишь свет проявил очертания близких кустов, Он тщательно обулся, и занялся заготовкой элеутерококковых веток. Впереди целый день изнурительной ходьбы по глубокому снегу и с пустым желудком это очень трудно. Да и неизвестно, будет ли часто в пути встречаться ещё что-нибудь годное в пищу. А почки элеутерококка – ничего: никаких неприятных ощущений. Голод, конечно, полностью не утоляют, но уменьшают его значительно и силы восстанавливают.
Наготовив опять добрую пригоршню почек, Он решил их есть на ходу, во время каждой остановки. Оглядел в последний раз Своё убежище. «Убежище» - какое точное слово, подумал Он. Выбрал направление на северо-запад, подобрал лёгкую и крепкую палку, чтобы при ходьбе по мари было на что опереться, шагая по кочкастой мокроте, повесил через голову карабин, чтоб не мешал, и рука была свободна и «С Богом!» - двинулся в путь.
«Как необычайно тяжело идти по заснеженной и незамёрзшей мари» - уже через пару минут сделал Он вывод. Ноги соскальзывают с заснеженных кочек в вязкую мокроту, которая быстро, если не шагнуть дальше, обволакивает и засасывает сапоги. На пути то и дело попадаются мелкие валёжины, которые совсем не заметны под снегом и которые так не кстати «ставят подножки». Да ещё куртины густого кустарника, через которые пролезть «ну очень тяжело».
Вскоре Он понял, что Ему нужна и вторая палка для устойчивости, равновесия и страховки. Подходящих сушин не попадалось, пришлось повозиться с молодой лиственницей: мёрзлая древесина, твёрдая как кость, не поддавалась резке ножом. А удары лезвием выкрашивали лишь маленькие кусочки. Палка получилась тяжеловатой, но зато ровной и крепкой.
Отвлекая Себя, Он полностью переключился на процесс передвижения по мари. Внимательно вглядывался в снежные бугры, ощупывал палками место, куда надо было сделать очередной шаг. Разговаривал Сам с Собой, советуясь, надо ли идти прямо, или лучше обойти очередные заросли или болотину с большими кочками: через большие кочки идти труднее, под ними больше воды и вязкой грязи.
Солнце робко выползло из-за сопки и Он невольно остановился и залюбовался роскошной зимней картиной. Снова Его чувствами завладели воспоминания не о добытых трофеях охоты, не о рекордных рыбинах, им пойманных и наполнявшие Его тогда, как Ему казалось, настоящим счастьем. А Его чувства снова откликнулись на забытое и читанное и прочувствованное когда-то между делом, второпях, походя. На ум пришли стихи лучшего Дальневосточного поэта Геннадия Лысенко: «…Как я мог полюбить закаты, если есть вот такой рассвет?» Он стал вспоминать стихи Лысенко, которые когда-то поразили Его своей яркой и сочной правдивой красотой и мудростью: «Ты прочувствуй: слеза стекает к горизонту. Подумай ты: солнце в воду лучи макает, тянет радугу из воды. А в лесу паутины проседь, а над лесом меж влажных крон, синь такая, что камень бросить – и запрыгает синий гром…» «…И пусть не нарисована картина, и пусть художник в мире не рождён, но жизнь идёт, и нету середины между последним снегом и дождём». Да, это так: нету середины. Так же нет её между последним дождём и первым снегом…
В Природе нет понятья Красоты –
Есть только нужность. Что за диво? –
Снег падает на поздние цветы.
Бессмысленно… Но как красиво!
И Он продолжал отвлекать Себя, вслух обращая внимание на всё красивое, что попадалось на пути. На искрящиеся всеми цветами радуги ажурные кристаллы ещё рыхлого снега – ветра совсем не было и снежинки лежат не смятые, не сломанные, не потревоженные. На отдельно стоящие заснеженные деревья и кусты.
А какие на мари деревья? Так себе: в основном чахлые и больные деревца, которые падают, если вырастают чуть больше положенного расти на мари.
Хм! Интересная философия: достиг определённой высоты и ширины – свалил ветер. Корни в грязи не держат большой вес. Попадаются, правда, иногда мудрецы – ухитряются упасть не совсем, а опираются на кочку или валёжину и продолжают расти в наклонном состоянии. Но не очень долго – всё равно под своим уже весом ложится дерево в болото и, хоть продолжают ветки вырастать до размеров взрослого дерева, всё равно – не более установленных Законом Мари пределов.
Но любое чахлое заснеженное деревце имеет привлекательный вид. А если смотреть через него на восходящее солнце – Красотища Необыкновенная. Да, любой уродец при определённых условиях и угле зрения смотрится принцем. И в жизни так: таких моральных уродов любят красавицы – просто диву даёшься. Хотя, Красота ровным слоем по всем людям распределена: и по глупым, и по умным, и по подлым, и по честным. Так же, как и талант, и другие человеческие качества. Или это и есть Формула Жизни? И Он стал сочинять Свою Формулу Жизни:
Мне очень и очень больно. Жизнь просто невыносима. Давит так, что уже и невмочь. Что же делать?
А-а, пошла она, эта жизнь! Пускай без меня! Раз она меня не уважает, то за что мне её уважать? Живите как хотите! … Жизнь без меня? К чему тогда было всё это? Столько всего и всё «коту под хвост»? А родственники и друзья, меня любившие и ценившие? За что подарю им такое горе? Нет, не заслужили они такого «подарка»! Самоубийство не по мне!
Я – не злодей!
Мне очень и очень больно. Жизнь просто невыносима. Давит так, что уже и невмочь. Что же делать?
Вот вражина! Это ж надо быть таким подлецом!? И как Земля такую сволочь носит? Нет, этого нельзя оставлять безнаказанным. Так-так, надо подумать. Такую бомбу подложить, чтобы наверняка и насмерть. Мгновенная смерть. Или нет, лучше пусть подольше помучается, чтоб всем близким осточертел, чтоб все его тоже проклинали, чтоб все от него отвернулись. А если не отвернутся, а если не проклянут? Ведь есть и приличные люди. И за что с такой сволочью живут и дружбу водят? Может он не совсем сволочь? Наверное, бывает и хорошим? Скорее всего. А я? Отомщу и буду радоваться? Нет!
Я – не подлец!
Мне очень и очень больно. Жизнь просто невыносима. Давит так, что уже и невмочь. Что же делать?
Пойду напьюсь! Надо снять стресс. Напьюсь до чёртиков. Гульну на пару недель, отрешусь от суровой действительности. А то всё приличный да порядочный. Хочу стать свиньёй! Хочу в запой! …Чёрт! А ведь будет очень хреново! А если по пьянке накуролесю так, что на всю жизнь несмываемое пятно? А если загнусь от перепоя? И что будут думать про меня? Что слабак? Нет! Я – не слабак!
Мне очень и очень больно. Жизнь просто невыносима. Давит так, что уже и невмочь. Что же делать?
Прийти в сознание! Где мой ясный ум? Где мои умение и опыт? Где моя воля? Где моё терпение? Где мои руки? Где мои ноги? Где моя голова? Врёшь! Ещё не всё потеряно! Я ещё не всё перепробовал! Я ещё повоюю! Я достоин лучшего!
Я – буду счастлив!
Солнце уже касалось западных гор, когда впереди, сквозь редкие куртины мелколесья Он разглядел темнеющий пойменный лес. Целый день потрачен на каких-то пять-шесть километров!? Но сегодняшняя цель достигнута: марь пройдена.
К вечеру заметно потеплело, снег осел и огруз. Шаги давались всё труднее и труднее, сил почти не было, но Он точно знал, что ещё немного и будет в лесу. Неважно в каком: в припойменных вербняках или в настоящем смешанном, - в любом случае в лесу всегда есть сушняк для костра, а так требуют костра промокшие загнанные ноги, так жаждет опустошённое, исхолодавшее и изголодавшее тело!
Добредя до леса, Он сразу же стал искать место для ночлега. Тут подойдет любое укрытие, любой выворотень – лишь бы хоть какое-то подобие стенки, какой-то закуток. Вскоре выворотень был найден. Не очень удобный: поверженный великан-кедр высоко над землёй поднял корнями пласт земли, но уже смеркалось и срочно нужен долгий ночной предноябрьский раннезимний костёр, для которого рядом с кедром было достаточно высохших, изломанных гигантом деревьев и кустов.
Быстро собрав мелкие сухие веточки и сунув под них пучок бересты, Он достал запасной коробок спичек и, торопясь, чиркнул. Спичка зашипела, густо задымила, но огня не дала. Он чиркнул второй спичкой – то же самое! Третьей – без результата! Колотясь и трясясь издрогшим телом, Он методично, раскрыв от изумления рот, чиркал и чиркал спичками, которые не вспыхивали…
Изменив своим целомудренным привычкам, Он сначала вполголоса, потом всё громче и громче, до крика, скверно и похабно стал изрыгать из себя всю услышанную за жизнь самую грязную ругань.
- У-у-у, сволочи! У-у-у, ворюги! У-у-у, вот они, враги народа! У-у-у, вот они, враги России! У-у-у, это ж надо, СПИЧКИ! С БРАКОМ! делать! У-у-у, чтоб вам ни дна, ни покрышки! У-у-у, будьте вы прокляты! У-у-у, это ж надо, ворюги проклятые, такую халтуру забабахать! У-у-у, свежий коробок спичек, недавно куплены, совершенно сухие, не загораются! У-у-у!...
Наконец, наверное, пятнадцатая, а может и двадцатая спичка, зашипев, вспыхнула и костёр заполыхал. Продолжая ругаться и проклинать бракоделов, Он таскал и таскал дрова, пока не завалил ими всё пространство вокруг. Наломав для подстилки лапника от молодых пихточек, Он в изнемождении упал возле огня и долго лежал, всхлипывая, словно в истерике и бормоча, и по змеиному шипя ругательные слова.
Он долго не мог успокоиться. Нервная встряска, мобилизовав все последние силы организма, долго ещё судорожно и ознобно передёргивала тело, не давая желанного расслабления и отдыха.
«Ангидрит вашу перекиси водорода мать!» - неожиданно всплыло в памяти придуманное другом Андрюхой в юности на уроке химии ругательство. Он стал повторять на все лады это забытое новословие, потом сел, наконец, разулся и с наслаждением, протянул угодливым языкам огня свои бесчувственные пятки. Вскрикивая и постанывая, Он долго калил их на огне, пока не почувствовал приятную истому, и что пятки уже отогрелись и просят пощады.
«Да, диморфант!» - вдруг громко заявил Себе Он и, окончательно успокоившись, стал разглядывать злополучный коробок. Ничего необычного, спички как спички. Куплены в начале 2011 года в таёжном Ольгинском районе Приморского края в бывшем геологическом посёлке Щербаковка. Картонный серый коробок. На одной стороне сверху слева голубым напечатано целых два знака «Российский стандарт», справа под широкой горизонтальной линией прописью слово «волна». В центре примитивное изображение костра, ниже крупными печатными буквами слово «СПИЧКИ», ещё ниже ГОСТ 1820-2001.
На другой стороне российский штрих-код с цифрами: 4607103840142. ЗАО «СФ «Белка-Фаворит». 613153, Россия, Кировская область, г. Слободской, ул. Слободская, 53. т\факс: (83362)49-174.
Сами спички нормальной толщины, с нормальными большими головками тёмно-коричневого цвета. Чего ж на фабрике такого не добавили, что вместо огня только дым и шипение? Серы? Фосфора? Бертолетовой соли?
У-у-у, ироды! Даже на спичках воруют! Кругом ворюги! Впрочем, как говорил известный писатель Варлам Шаламов: «Подлецов везде поровну: что на Колыме, что в Ленинской библиотеке». Такова «Се ля ви».
9. УССУРИ
Всю ночь Он почти не спал: со всех сторон дуло, костёр быстро прогорал, перетруженные ноги болели, но сильнее всего донимал голод. Он сотни раз Себя уговаривал и успокаивал, отвлекал мыслями, разговорами, песнями. Но Голод, словно внутренний вакуум тянул и тянул в себя всё Его существо, толкал встать, идти и искать Еду.
Но на рассвете на Него вдруг навалилась апатия. Он, совершенно изнурённый голодом, холодом, усталостью, всё сидел и сидел у костра, пока солнце не плеснуло прямо Ему в глаза ослепляющим светом. Тогда Он отвернулся от светила и понемногу стал шевелиться и двигаться, собираясь в путь. Но апатия цепко вцепилась в Его тело, в Его сознание и всё дальнейшее происходило как в тумане нечётко и совершенно отрешённо.
Он, смутно понимая зачем Ему надо идти, собрался, переобулся, натянул на болящие плечи лямки рюкзака, поднял ослабевшими руками тяжеленный карабин. Постоял, словно в раздумье, а на самом деле, мучительно соображая, в какую сторону идти, и побрёл, хромая на обе ноги и постанывая.
Он совершенно машинально обходил упавшие деревья, перешагивал рытвины и колдобины и всё шёл, шёл, повинуясь не сегодняшнему желанию или воле, а повинуясь воле вчерашней, позавчерашней, настроившей Его выйти во чтобы то ни стало из тайги. Выйти во что бы то ни стало к людям. И эта Его вчерашняя воля, как это ни странно, но всё сильнее и сильнее расшевеливала Его стылое тело, словно из воздуха внося в Его организм вместе с кислородом какую-то новую, необычайно сильную энергию: «выжить!»…
Выйдя к реке, Он приободрился, ожил. Его глаза снова стали зорко оглядывать мир, уши – прислушиваться, ноздри – принюхиваться, руки – толкать а не тащить палки, ноги – прочнее и устойчивее шагать.
Он вдруг осознал, что вокруг множество звериных следов и охотничий инстинкт, не как слабый отголосок или отсвет первобытия, а как сильный голос и свет современного мироздания, толкают и толкают вперёд, к зверю, к еде, к жизни.
Зная, что за рекой должна быть дорога, что Ему в первую очередь надо на другой берег, он долго лез по завалистому берегу, прежде чем нашёл упавший через воду тополь, по которому смог перебраться на ту сторону. На другом берегу следов зверей было ещё больше, Он даже слышал не раз треск убегавших изюбрей, но подобраться к ним в такой густой чаще и тихой погоде было невозможно.
Он вышел на дорогу пополудни. Мягкое первоноябрьское солнце тёплой желтоватой и влажной пеленой отогревало долину Уссури. На придорожных обрывах парили проталины. А на дороге были следы проехавшей грузовой автомашины. Туда и обратно. Здесь бывают люди и это радует. Радует даже то, что Он уже не пропадёт бесследно, без вести.
Увидев по обочинам густые заросли элеутерококка и аралии, Он, как зверь, влез в самую чащу и отщипывал и отщипывал ароматные почки, жуя с наслаждением изюбриный деликатес. Ножом срезав большие шипы аралии вокруг верхушечной почки, отломал её, большую, величиной с черешню и осторожно стал жевать. Отличный приятный ароматный и мясистый вкус, но в горле надолго осталась стойкая и неприятная горечь.
Кое-как утолив Свой лютый голод, Он выполз к придорожному глинистому обрыву и, почувствовав тепло от сухой осыпи, образованной мелкими крошками глины, лёг на неё спиной, подставил ласкающему солнышку лицо и сразу же провалился в сон…
Он спал долго. Полусознание давало сигналы, что пора просыпаться, что низкое и красное закатное солнце вот-вот уйдёт, что с каждой минутой становится холоднее, но изнемождённое усталое тело цепко держалось за тяжёлый и липкий сон, и сон, придавив веки мягкой ладонью, не пускал сознание выйти наружу.
Разбудил голодный желудок – вдруг, с неожиданной силой стал тянуть в себя и к себе всю окружающую плоть, все чувства и мысли. Он резко сел, с удивлением наблюдая, как озноб колотит Его остывшее тело, постанывая, встал, машинально побрёл к зарослям элеутерококка, снова пожевал почек, вышел на дорогу и побрёл к закатному свету.
В сотый раз вспоминая когда-то виденную карту верховий Ян-муть-хоу-цзы (Тополёвой реки), или по нынешнему Уссури, Он приходил к одному и тому же выводу: до ближайшего посёлка лесорубов Ясного ещё около двадцати километров. А это очень много для такого, как Он, доходяги. И погода опять портится. Проснулся отоспавшийся северный ветер, неся с собой настоящий арктический мороз. И сидеть длиннющую ночь у костра без сна уже выше Его сил. Что, пока ноги идут, Он будет идти. И никакой гарантии нет, что оставшиеся спички будут зажигаться так, как им положено, скорее всего, весь коробок бракованный.
По следу грузовика идти было легко. Он шёл, поглядывал на звёзды и думал о хорошем: об удачах на рыбалке и на охоте, о минутах, когда бывал счастлив, о хороших людях, которые Ему встречались, об интересных книгах, которые когда-то читал. Он заново всё это вспоминал, заново прошедшая радость Его бодрила, мечталось о новых, необычных и интересных мгновениях. И чем дольше Он шёл, чем сильнее выбивался из сил, чем сильнее мёрз, тем сильнее и сильнее Ему хотелось жить.
Реальность снова ушла из сознания, и если бы Его кто-то сейчас спросил, где Он, что делает, то навряд ли Он на это ответил. А если бы и ответил, то только то, о чём в этот момент думал. Просто очень хотелось дойти, поэтому Он мечтал. Просто очень хотелось жить, поэтому Он шёл.
Из-за мороза останавливаться Он Сам Себе запретил. Были бы нормальные спички, глядишь, и перевёл бы дух у костерка. Но только одно воспоминание о них у Него вызывало яростное негодование: естество у Него было по природе добросовестное и аккуратное, и Он не позволял Себе халтуру и воровство. Ну, разве только иногда по нужде браконьерил, но и то, старался всё восполнить: то солонцы солил в глухих местах, то кедр садил везде, где ходил, то оголтелым хапугам корчи в сети пускал, помогая рыбе доходить до нерестилищ.
Так Он шёл ночь напролёт, покачиваясь от усталости и едва волоча ноги. То пел, а то молился, вспомнив стихи Николая Шатрова:
Помоги мне, Господи. Дай силы.
Укрепи мой слишком слабый дух,
Чтобы от рожденья до могилы
Светоч веры в сердце не потух.
Ниспошли на сердце озаренье.
Часто я любовью был томим,
Часто женщину – венец творенья –
Называл я именем Твоим.
Но каким бы тяжким грех тот не был,
Не студи крови бездумный пыл.
Ты ведь знаешь – я стремился к небу,
На земле богатства не копил.
Разреши мне быть самим собою,
Песни немудреные слагать,
В час тяжёлый говорить с Тобою…
Ниспошли мне эту благодать.
В дни печали, в горестные годы
Озари надеждой неземной.
Веянье покоя и свободы
Да пребудет вечно надо мной.
В остальном – Твоя да будет воля.
Не переча слову Твоему,
Всё, что ниспошлёшь Ты мне на долю,
Всё, Господь, без ропота приму.
А когда освобожусь от тела,
Помяни во царствии Твоём
Сердце, что всегда добра хотело,
Душу, не отравленную злом.
Снова поэтические строки удивительным образом вспоминались и овладевали его чувствами и мыслями, снова именно они влекли Его и подталкивали, заставляли шагать и думать о лучшем. Именно поэзия – неумелая своя, когда-то писанная в юные годы и лучшая русская, как оказалось, легко и прочно лёгшая на сердце, вела Его волю. Он много в юности читал и эти читанные книги, эти книжные миры и судьбы, складно писанные стихотворными строками, теперь как светящие маяки манили выжить надеждой и любовью…
Теряя сознание, услышал в небе гул самолёта: пассажирский лайнер летел то ли в Японию, то ли в Америку. Он остановился, поднял лицо, отыскивая среди звёзд разноцветие сигнальных огоньков лайнера, и вдруг впереди и вверху увидел разом сверкнувшие восемь радужных звёзд.
Созвездие Тигра! – сразу вспомнил Он. Неземная красота снова Его взбодрила и увлекла вперёд. С поднятым вверх лицом, Он снова зашагал, на ощупь ступая по снежной колее. И снова блеснули падающие метеориты. А один крупный болид из-за спины медленно летел через всё небо, оставляя за собой светящийся след, туда, куда шёл Он. И этот след, медленно растворяясь во тьме, словно Перст Господень, не просто указывал Его Путь, но и вёл прочь от смерти, вёл в Жизнь. А когда уставшая шея опустила Его взор, впереди блеснули огоньки села…
Он не просто идёт против ветра –
За собой оставляет тоннель формой тела.
И не просто идёт Он по белому снегу –
Чтобы снег не остался пустынным.
Он не просто поёт, чтобы звуки извлечь –
Пусть Пространство увидит Его изнутри.
Он не просто живёт, где родился –
Возвращает Земле то, что должен.
10.01.2013.
Созвездие тигра
© Copyright: Олег Вороной, 2014
Свидетельство о публикации №214120800190
Свидетельство о публикации №214120800190
Рецензии
Спасибо, очень понравилось. Дальневосточники - особый сорт людей, в ваших глазах отражается другое небо, вы вдыхаете другой воздух, и у вас есть Уссурийская тайга, а в ней тигры! Ваша топонимика как песня... Хорошие рассказы, читать интересно, проживая, ощущая, чувствуя вместе с героями...
Надежда Дмитриенко 30.03.2023 00:44 • Заявить о нарушении
Надежда Дмитриенко 30.03.2023 00:44 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 24 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.