Мария Сергеевна

         Доцент Горелов – декан факультета механизации сельского хозяйства – третий день числился в отпуске. Но все эти дни с утра до позднего вечера сидел он в своем маленьком кабинете, просматривал личные дела абитуриентов и беседовал с будущими студентами.
         Сегодня Горелову хотелось закончить дела пораньше: директор комбайнового завода просил заехать к нему дать заключение о некоторых изменениях в конструкции комбайна, предложенных комсомольцами бригады Василия Шеина. Опытный образец с этими изменениями был готов.
         – Разрешите войти, Виктор Александрович? – пропел приятный женский голос.
         Горелов поморщился. Добротное кресло скрипнуло под его грузным телом.
         «Опять какая-нибудь слишком влиятельная мамаша, – подумал он, – пришла хлопотать за свое избалованное чадо». И сказал:
         – Пожалуйста.
         В кабинет вошла высокая стройная дама с копной темных вьющихся волос. Одета она была со вкусом. В меру декольтированное платье с коротким рукавом давало возможность видеть красивые женские формы ровно настолько, чтобы это не было слишком легкомысленно для ее возраста.
         Вместе с дамой, смущаясь, вошел юноша в рабочем комбинезоне, испачканном в мазуте. Беглого взгляда было достаточно, чтобы узнать в нем сына вошедшей дамы: такие же, как у матери, большие угольно-черные глаза с длинными ресницами, прямой нос с тонко очерченными ноздрями, маленький рот с пухлыми губами и такая же изящная родинка на верхней губе.
         – Проходите, – сказал Горелов, – садитесь.
         Дама прошла и села напротив Горелова, юноша остался стоять: он чувствовал себя явно неловко.
         – Я слушаю вас, – Горелов вскинул глаза, отрываясь от бумаг.
         Мило улыбаясь, на него смотрела Банина. Банина Мария Сергеевна. Впрочем, у нее теперь, конечно, другая фамилия. Но это она, Маша Банина училась вместе с ним в школе рабочей молодежи маленького уральского городка.
         Горелов работал тогда на заводе. Отец не имел возможности учить сына: многодетная семья Гореловых постоянно испытывала материальную нужду.
         Сколько бессонных ночей провел Виктор Горелов, страстно влюбленный в Машеньку Банину. Но не один он вздыхал о Маше. Очень красивая, избалованная дочь заведующего магазином, она лишила сна многих заводских парней.
         Свое утешение Горелов находил в математике. Это была его вторая страсть. Еще не окончив средней школы, он изучил курс высшей математики.
         Банина училась слабо. За неуспеваемость ее исключили из школы. Она несколько лет пропустила и заканчивала вечернюю десятилетку.
         Как-то Маша подошла к Горелову, взяла его за локоть и сказала:
         – Витя, ты помоги мне, пожалуйста, по математике.
         – Это можно, – стараясь казаться безразличным, ответил Виктор. – Что тебя затрудняет?
         – Все понемножку, – призналась Маша, не выпуская его локтя. – Мне нужна постоянная, длительная помощь.
         Потом она взглянула в лицо Виктора и тихо-тихо спросила:
         – Поможешь? А?
         Виктор первый раз так близко увидел глаза Маши, удивительно глубокие, нежные и чуть лукавые. В горле у него вдруг пересохло. Он с трудом выговорил:
         – Хорошо… Хорошо, Маша. Помогу.
         Затем, немного успокоившись, спросил:
         – Только когда и где?
         – Как тебе удобнее, – улыбнулась она, – я ведь не работаю пока и свободна в любое время.
         Они договорились приходить в школу на час раньше и ежедневно заниматься прямо в классе. Уже через две недели математические знания Маши явно улучшились. А через месяц она получила первую четверку за письменную работу по тригонометрии.
         Раздавая листочки, учитель математики, добродушный толстяк Петр Андреевич, широко улыбаясь, сказал:
         – Смотрите, товарищ Банина, Горелов из вас Ковалевскую сделает.
         В этот вечер Виктор и Маша вышли из школы вместе, и, как только остались одни, Маша остановилась против него и сказала:
         – Спасибо, Витенька.
         Затем обхватила шею Виктора и обожгла горячим поцелуем. Виктор не успел опомниться, а Маша бросилась бежать вдоль улицы. Горелов в несколько прыжков догнал ее, как ребенка, поднял сильными руками, не почувствовав тяжести.
         – Машенька, милая Маша, – без конца повторял он, целуя ее глаза, губы, щеки.
         – Хватит, медведь, – шутливо отбивалась она.
         – Милая… – шептал Виктор.
         – Ну, Витька, правда, хватит: губы распухнут.
         Домой Горелов возвратился под утро. Улыбка не сходила с его широкого лица. Пальто было расстегнуто, шапка чуть держалась на затылке.
         Теперь перед тем как выйти из дому, Горелов подолгу стоял перед зеркалом и критически рассматривал свое скуластое лицо с глубоко посаженными глазами и старательно отутюженный простенький костюм.
         Виктор был глубоко счастлив. И всякое дело на заводе, дома, в школе удавалось ему просто и хорошо, казалось, без особых усилий. Но счастье это продолжалось недолго.
         Однажды в школе погас свет. Электрики из числа учащихся отправились к распределительному щиту, а все остальные разбрелись по длинному коридору. Горелов тоже вышел из класса и стал разыскивать Машу. Но ее нигде не было. Наконец Виктор по голосу узнал Банину. Она стояла у окна с какой-то девушкой и звонко смеялась. Горелов направился к ним, но, не дойдя не-сколько шагов, остановился: девушки говорили о нем:
         – И чего ты нашла в этом Горелыше? – спросила Машу собеседница.
         Это была Тоня Позднеева из девятого класса, очень легкомысленная и взбалмошная девица.
         – Математику, – шутливо ответила Банина.
         – Да брось ты! Так я тебе и поверила, что ты вдруг матема-тикой увлеклась! – засмеялась Тоня. – Зря Витьку дурачишь и себе вредишь. Ты посмотри, какие парни о тебе тоскуют. Хотя бы Виталик: симпатяга, да и папаша у него инженер.
         – Инженер-то папаша, а не Виталик, – раздумчиво возразила Банина. – А Горелову все пророчат большую будущность, в том числе и папаша Виталика. И я верю этому: Виктор очень способный. А знаешь ли, что это значит, Тонечка? Столица, дача, курорты, театры. Вот что это значит!
         – Театры,- передразнила Тоня. – Когда это будет. А сейчас он гол как сокол. Наверно, в кино сходить не на что.
         – Сейчас меня мой папочка ссужает, – рассудительно ответила Маша.
         Девушки замолчали. Молчал и Виктор, оставаясь незамеченным.
         – Конечно, Горелов не ахти какой красавец, – опять заговорила Банина спокойным жестким голосом. – Да и мужиковат, как медведь. Но ничего. Поживем – увидим. А пока я его попридержу около себя: это не так уж и трудно.
         Вспыхнул свет. Девушки оглянулись и увидели Виктора. Он стоял бледный. Маша ласково улыбнулась и хотела что-то сказать ему. Но Горелов резко отвернулся и почти бегом, не одеваясь, выскочил из школы.
         ...Простудившись, Виктор проболел до самой весны. Он стал молчалив и задумчив, целыми часами неподвижно просиживал на крылечке. Силы его восстанавливались медленно.
         …Через много лет Виктор Александрович снова встретился с Баниной.
         Он вернулся с фронта по окончании Великой Отечественной войны и работал в школе учителем физики и математики, решив политехнический институт заканчивать заочно.
         Трудной была зима. Основной пищей по праву считалась картошка, которую выращивали всюду, даже на улицах и в парках на цветочных клумбах. Виктор Александрович демобилизовался в ноябре и поэтому собственных запасов не имел.
         Скоро наступили морозы, а Горелов так и ходил в кирзовых сапогах, в хлопчатобумажном обмундировании и шинели. Даже шапку купить пока не мог. Пришлось к армейской фуражке пришить суконные уши.
         Директор школы договорился выписать по сто килограммов картошки для демобилизованных учителей из подсобного хозяйства завода, и Горелов отправился в межрайторг с заявлением.
         Курносая бойкая девушка, прочитав заявление Горелова, сказала, указывая на большую дверь, обитую черным дерматином:
         – Зайдите к главному бухгалтеру, Марии Сергеевне.
         Виктор Александрович вошел в кабинет и сразу узнал Банину. Она стала еще более красивой. Умеренная полнота сгладила девичью угловатость, и все линии сделались плавными и спокойными.
         Банина тоже узнала Виктора Александровича и, окинув его чуть насмешливым взглядом, сказала:
         – Товарищ Горелов, у меня сейчас неприемное время. Зайдите позднее.
         Кровь отхлынула от лица Горелова. Глаза сузились. Он медленно смял заявление и молча вышел, плотно прикрыв дверь.
         ...Дама, неожиданно появившаяся в кабинете доцента Горелова, была Мария Сергеевна Банина.
         – Я слушаю вас, – сказал Горелов.
         – Дело в том, Виктор Александрович, – заговорила Банина, – что мой Валентин буквально помешался на разных машинах и механизмах. Я бы могла его устроить на хорошую работу, но он и слушать не хочет: он, видите ли, желает только в ваш институт. Но на экзамене набрал мало баллов.
         – Чем же я могу быть полезен? – сдержанно спросил Горелов.
         – Ваше слово было бы решающим… – Банина сделала короткую паузу, но, увидев, что Горелов недовольно хмурится, поспешно продолжила. – Сейчас так много говорят о чутком подборе молодежи в институты с учетом их наклонностей.
         Виктор Александрович молчал. Он не хотел выказать при этой женщине ни раздражения, ни подчеркнутой холодности. Это было бы похоже на месть.
         – В школе считали, что у Валентина большие математические способности, – закончила Банина, слегка наклонив голову.
         – Хорошо, – сказал, наконец, Горелов, – это можно проверить. Только не обессудьте, Мария Сергеевна, мы поговорим с вашим сыном наедине.
         Банина замялась: такой поворот дела ей не понравился. Но, сдержавшись, она ответила с прежней любезностью:
         – Благодарю вас, Виктор Александрович! Я всегда была совершенно уверена в вашем добром сердце.
         И вышла мягкой неторопливой походкой.
         Горелов встал и отвернулся к окну. Он знал, что говорить с ее сыном не о чем.
         – Вы не обращайте внимания, что наговорила мама, – заговорил все время молчавший Валентин. – Никаких особых способностей у меня нет. И в аттестате по математике четверка. Но в их ОРС я, конечно, не пойду, а в ваш институт поступлю на следующий год.
         «Неплохо подрепетировала мамаша, – подумал Горелов. – А зачем же вы в таком случае пришли?» – хотел спросить он.
         – Я бы к вам не пришел, – будто догадываясь, о чем думает Горелов, сказал Валентин, – Но… Но мама хотела пойти одна и хлопотать за меня, унижаться. Это было бы еще хуже.
         «Значит, и к такому вопросу подготовила многоопытная мамаша», – улыбнулся про себя Виктор Александрович.
         Затем, повернувшись к юноше, измерил его взглядом снизу вверх и, указывая на комбинезон, спросил:
         – Для чего этот маскарад?
         Валентин не сразу понял смысл вопроса, а потом начал медленно краснеть и сделался вдруг пунцовым до кончиков ушей.
         – Это не маскарад. Я спешу на комбайновый завод… – начал юноша, чеканя слова.
         –Зачем? Позвольте вас спросить, – перебил Горелов.
         – Мы внесли некоторые изменения в существующую конструкцию комбайна…
         – Кто «мы»?
         – Ну, мы – комсомольцы бригады Василия Шеина. Сегодня должен приехать на завод какой-то ученый смотреть опытный образец.
         – Любопытно, – Горелов сел в кресло и пригласил юношу сесть напротив, где только что сидела Банина.
         – В чем заключаются эти изменения, если не секрет? – спросил Виктор Александрович.
         – Какой же тут секрет! – Валентин достал карандаш и забегал глазами по столу. Горелов подвинул ему лист бумаги.
         – Это крепление, – говорил Валентин, быстро рисуя на бумаге узел комбайна, – было громоздко и ненадежно. Часто поступали жалобы. Мы его переделали так.
         Предлагаемая конструкция отличалась простотой, но Горе-лов хорошо понимал, что именно эта простота и свидетельствует о технической зрелости конструкции. Это не упрощенчество, а находка.
         Чем дольше говорил юноша, тем больше он увлекался и без конца рисовал на листе бумаги болты, втулки, подшипники, не замечая, что Горелов давно смотрит на него с улыбкой.
         Наконец Валентин умолк.
         – Молодцы, – сказал Горелов. – Только вот здесь… – он ткнул пальцем в один из рисунков Валентина и, немного подумав, спросил:
         – Как ваша фамилия?
         – Кулешов.
         Виктор Александрович нашел личное дело абитуриента Кулешова Валентина. Внимательно его просмотрел, затем зачеркнул надпись «документы вернуть» и написал сверху: «зачислить».
         – Так, вот, товарищ Кулешов, – сказал Горелов, – в институт мы вас зачислили. Нам как раз такие студенты и нужны. А ваш опытный образец поедем смотреть вместе. Минут через пять подойдет машина.

                г. Красноярск