В Нилову пустынь

   Моя бабушка по отцу Евдокия Федоровна Иванова (1896-1979г.г.) родилась в деревне Горка Валдайского уезда Новгородской губернии (ныне Фировского района Тверской области). Грамоте её не учили, но она была наделена незаурядным умом, набожна по воспитанию и в молодости даже хотела уйти в монастырь. В 1910 году она совершила паломничество в Нилову пустынь, о чем рассказала мне в 1974 году. Я записал ее повествование на магнитофон. При литературной обработке записанного я постарался сохранить, насколько это возможно, самобытную речь рассказчицы, никогда не читавшей книг. В рассказе упоминается фамилия Синельниковых и монах Алексей из деревни Бель. Это родина бабушкиной матери. В те времена Бель была довольно большой, а теперь о её былых размерах напоминают лишь развалины большого храма. Несколько лет назад я узнал, что в этой деревеньке Синельниковых  нет, и никто не расскажет о судьбе монаха Алексея. Но, благодаря рассказу моей бабушки, не всё с той поры быльём поросло.
               
               
                На богомолье век назад

    Я и в Нилову Пустынь ходила и к Иверской Божией Матери тоже. Этот, второй, монастырь - под Валдаем под нашим. Километр от Валдая. Там два раза в год молебствие было Елене, матери царю Константину. В июле ай в августе этот праздник был. Потом в Лаврово ходила, в девичий монастырь. Это в Новгородской области – Демьянск, слыхал ? Вот, под Демьяном. А в Ниловой пустыни я ещё была молодой девчонкой.
    Полтора дня мы ишли. Нас человек пять было с Горки. А руководящая была моя крёстная Татьяна. Утром вышли из дому, а ночевали в деревне Котчище, я помню хорошо. В этой деревне встали мы рано и к обеду уже пришли в Нилову пустынь. В тыи-то года та сторона богатая сильно была: дома каменные, заборы каменные – не похоже, что деревня. И вот, помню, подходим к Ниловой пустыни, и стоит дуб. От этого дуба ковыряли щепочки, брали в карман. Если зуб разболится, эту щепочку положи, и бросит болеть. В этом  дубу Нил Столобенский спасался.
  Потом шли и шли – и такой теремок, часовенка выстроена. В часовенке пристроена иконка, и с этой иконки капает водица. Это мы все знали, пузыречки у нас были с собой. Водицы этой набрали, помылись, попили, отдохнули. И уже последнюю-то упряжку тихо подходили.
  Пришли к озеру Селигер… Там мост. На каких-то бочках этакий мост. Перешли мы его и вот – в Ниловой пустыни. Пришли, сели обуваться. Шли мы в лапотках, чтобы ногам мягче, и намяли вот такие волдыри. Нам крёстная говорит: трите крапивой. Мы натерли, обулись в ботиночки, а лапти – в шелгун.
   Подходит монах. Вы, говорит, дальние? Мы отвечаем: дальние. С какой вы, говорит, местности? (Идет в церковь этакий монах). А крёстная: «Да мы оттуля: Жабны слыхивали?» Слышал, говорит, а от Жабен куды? А она: Мартюшино.
 - А от Мартюшина какие места пойдут?
 - Да туды пойдет Софейка да Бель.
 - Вот, я из самой Бели, из деревни. Вы знаете ли Ивана Иваныча по фамилии Синельников?
   А я ходила в Бель и в этом-то доме много раз бывала, там у него племянницы две. Уж он иначе меня маленькую там видывал и теперь признал? Ну вот, говорит, я – земляк, звать Алексеем. Я давно уж тут, а в Бель редко, но езжу. Вот вам ключик мой. А то пойдемте, я вас сведу на ночлег, иначе вам на улице придется ночевать.
    Вот он нас привел в келью эту. Так вот: нет на свете ничова! Один стоит такой топчан, матрасишко худенький да одеяло черненькое. Ни ложки, ни стола – как в сарае! Вот, говорит, вам ключик, кладите его на это место, если куды пойдете. Тут мы и ночевали. Мы три дня там были, молились Богу и все наевшись были – вот так! И постное всё. Капуста с квасом деревенским. Хороший квас!
    А ели в тряпезе. Там специальный дом, называется тряпеза. Пришли мы утром туда, а там очередь. И большие такие выручки. И ольховые чашки выдолбанные. Нальют тебе чашку щей, так лучше нет! Вот ты эту чашку возьмешь, хлеба два ломтя – вот таких! – тебе отрежут, и выходишь на лужок (летом были аккурат). Поедим,  эти чашечки сдадим… Три раза в день нас кормили. А когда домой возвращаться, подходишь к этакой выручке: корзины плетеные и нарезан вот такими, большущими, толстыми ломтями, хлеб. И тебе в путь – сколько ты хочешь, нету нормы, по своей душе бери. И зачем же все монастыри порешили, они столько крещеным пользы давали!
    Ты бы взглянул – что ж это!? – сколько там народу было! Когда служба кончилась, пошли крестным ходом. Монахи научили: когда гробницу с мощами Нила Столобенского понесут, глядите вверх. Мы и глядели, и увидели через такое-то очко его спину в белом коленкоре. Потом стали встречать крестный ход со Знаменья (это девичий монастырь, как Селигер переедешь). Ты бы только взглянул, такой красы в свете я не видывала! Пароходы, баржи – и все изуцвечены, все кресты монастыря  блестят, горят, как луч огня. И они, скоро ли по озеру приплыли, всё пели. Наш крестный ход им встречу поет. Когда встретились ( а там близко-то не подойти, так мы, чтобы увидеть, на ограду  влезли, девчонки-то легонькие были), все поздоровались и все вместе опять в Нилову пустынь пошли.
    Вот где краса-то! Вот где я побывала! Отправила меня туда моя бабушка, она набожная была, и я на всю жизнь запомнила, вот как на ладошке, все вижу. Туда даже из Боровичей ходили богомольцы пешим  ходом Богу молиться. Однажды пришёл из Боровичей бабушкин племянник, ночевал у нас. Стёр он ноги сапогами, и ему лапти в запас дали. Обул он их, а сапоги оставил у нас. И дал нам слово, что оттуль вернется. И что с ним случилось? Сапоги остались, а он так и не пришёл и ни письма не прислал. Где-нибудь погиб в пути...
    А мой дедушка Павлуша ходил пешом под Москву, в Сергиев монастырь молиться. Так его, говорят, провожали, оплакивали, прощались с ним. Он взял хлебца в вещевочек и пошёл. И вернулся. Вот какие богомольцы были.