Встреча с Лермонтовым

ВСТРЕЧА  С  ЛЕРМОНТОВЫМ
«Певцу печали и любви …»
 Надпись на монументе М.Ю.Лермонтову 

   Когда-то всё так и случилось. Я и теперь часто возвращаюсь в воспоминаниях к тому дню, к тому светлому месту… Но всё по порядку.
    В самом конце декабря 2005 года мы с женой на машине возвращались из Москвы. Выехали из столицы позже, чем планировали – с утра оказались незаконченными дела. Честно говоря, из-за этой задержки между нами произошла крупная ссора. Поэтому ехали молча, жена старалась со мной не разговаривать.
   Стояла морозная ночь. Чуть слышно работал мотор, в салон тихо лилась музыка. Свет мощных фар вырывал из темноты набегающую полосу блестящего асфальта и мелькавшую белую в снегу обочину. Убедившись, что супруга спит в кресле рядом, я выключил музыку и под монотонный звук шелеста шин постарался расслабиться. Мне нравилось это ни с чем несравнимое ощущение дороги.
    Супруга Татьяна - человек незаурядного ума - всегда восхищала меня своей удивительной тягой к чтению. Трудно пересчитать, сколько за свою жизнь она прочла книг не только на русском, но и на немецком языках, помнила авторов, даты, героев художественных произведений и даже содержание научных статей, и я часто обращался к ней с каким-то вопросам, чтобы не открывать компьютер в поисках нужной информации. Наряду с Достоевским, Толстым, Шиллером и Гётте одним из её любимых писателей был Михаил Юрьевич Лермонтов.
    Для меня поэт Лермонтов оставался где-то на уровне средней школы. В памяти всплывали «Белеет парус одинокий…», «Демон», «Герой нашего времени». Мне нравились фильмы про Печорина, в юности я даже хотел быть похожим на него – умного, рассудительного, смотрящего на мир как бы со стороны. Также зацепились даты жизни писателя: 1814-1841 годы - последние цифры просто менялись местами. А что ещё?..
    Отрываясь от размышлений, я кинул взгляд в боковое окно. Тёмная ночь. За краем дороги ни огонька. Да, велика наша Россия! И просторна. До пустоты.
    По московской трассе нам с супругой приходилось ездить по нескольку раз в год, проклиная и дорогу с вечными ямами и ухабами, и власти областей, где проходил очередной отрезок нашего пути. А жена неоднократно, проезжая мимо Тамбова, говорила, что неплохо было бы как-нибудь свернуть в сторону Пензы и заехать в Тарханы – место, где захоронен Михаил Юрьевич Лермонтов…
    Я всё обещал и почему-то откладывал.
 
    У развилки на подъезде к Тамбову пришлось сбросить скорость и свет фар на несколько секунд выхватил указатель «Пенза».
    Я кинул взгляд на указатель топлива. Бензина должно было хватить. Дела завершены. До Нового года ещё пару дней. Я посмотрел на спящую супругу. Моя красавица видела, наверное, уже не первый сон. Её лицо выражало такой покой и умиротворение, что захотелось прикоснуться к нему губами. Но я не стал будить супругу, пусть отдохнёт от непростого дня. Мне очень захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Проигнорировав указатель поворота на Волгоград, наш автомобиль направился по дороге на Пензу.
    Мчались без остановок. Встречных и попутных машин заметно поубавилось. Казалось, что чёрная стена леса вдоль трассы, слившись с темнотой ночи, стала гуще и таинственнее. Дальний свет наших фар, отражаясь от асфальта далеко впереди, уходил в высоту – в самое звёздное небо. Зелёные цифры на приборной панели показывали, что за стеклом автомобиля температура опустилась до минус 20 градусов. Но это не пугало. В комфортабельном салоне машины было уютно и тепло. Казалось, что среди усыпанного звёздами космоса мы с супругой летим во Вселенной в маленьком корабле, в котором нам так хорошо вдвоём. Мне нравилось ехать в неведомую ночь, когда есть только набегающее на тебя пространство перед стеклом и тающее ощущение оставшегося позади времени.
    Таня спала, не ведая ничего. А я смотрел на дорогу и думал о нас, и искренне сожалел о том, что я уже не военный лётчик, что в следующем году мне стукнет 45 и времени остаётся всё меньше, годы с размеренного шага перешли на лёгкий бег, юношеские восторги остались далеко позади, а впереди только заботы и заботы...

    Поздний зимний рассвет встретил нас на подъезде к Тарханам. Морозный снег искрился в лучах поднимающегося в небо золотого солнечного диска, наполняя всё видимое пространство неописуемой красотой. «Лермонтово» - прочитал я на дорожном указателе. Каменная стела у дороги с профилем поэта и надписью «музей Тарханы» подсказала, что мы у цели и наше ночное путешествие подошло к концу.
    Жена, открыв глаза, с удивлением смотрела по сторонам, не узнавая местность.
    - Мы в Тарханах, - улыбнулся я ей, неспеша направляя автомобиль по просыпающимся улицам посёлка. – Доброе утро, малыш! Знаешь, иногда мечты сбываются!
    - Какой же ты!... – Татьяна смотрела на меня с восторгом и восхищением. – Ты совсем не отдыхал? – Я уловил нотки тревоги в её голосе.
    - Я не устал. – Это было почти правдой.
    - Спасибо! - Её добрая улыбка значила для меня сейчас многое.

    Подремав в салоне и оставив машину возле ещё неоткрывшегося кафе, мы решили пройтись пешком. Прогулка до музея-усадьбы оказалась весьма приятной. Погода отличная: солнечно, лёгкий морозец и не очень холодно. Утренний воздух настолько свеж, что не передать словами!
    Мы неторопливо шли по бывшему имению бабушки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, под ногами поскрипывал снег, морозец румянил наши лица.
    Конечно, сам посёлок не мог остаться таким, каким  был при Лермонтове, но дом, имение и церковь хранили красоту и дух того времени, как хранили секреты, мечты, радости и боль поэта. Здесь он сделал свои первые шаги по земле, слушая бабушкины рассказы и сказки, провёл детство и юность, здесь научился читать, впервые взял в руки перо и бумагу и здесь рождались его вечные строки. Сюда, в стены двухэтажного деревянного особняка поэт возвращался, когда ему было плохо. И здесь его ждали любовь и уют.
    - Замечательное место! – тихо произнесла Татьяна.
    Вот и памятник Михаилу Юрьевичу.
    - Смотри, он похож на тебя, - сказала мне жена.
    - Жаль, что в жизни ему не встретилась такая, как ты! – Я говорил почти серьёзно. – Мог бы быть счастливым.
    - Тогда бы он не стал великим! – Танюшка уже смеялась, глядя мне в глаза.
    - Как знать! Вот если бы он дожил до моих лет!.. – вздохнул я. – В авиации говорят – сбили на взлёте!
    - Да! Сколько бы он мог ещё написать! – подхватила Татьяна.

    Дождавшись открытия кассы, мы купили билеты и присоединились к большой группе приехавших на автобусе туристов из Москвы. В составе группы вместе с гидом – женщиной средних лет – мы обошли бывший барский дом, церковь Марии Египетской, восстановленные людскую избу, дом ключника, посетили фамильную усыпальницу Арсеньевых-Лермонтовых.
    Удивительные люди – сотрудницы музеев в России. Как правило, это пожилые скромно одетые женщины, с уставшими лицами, умными глазами и очень доброй и тихой душой. Они не избалованы жизнью, но ни одна докторская диссертация не вместит их знания своего предмета. Слушая грамотную речь этих женщин, становится непонятным, что держит их в нелёгкой и малодоходной профессии музейных работников? Ведь что-то же держит?
    Людская и дом ключника на нас с женой особого впечатления не произвели, всё как в обычных этнографических музеях. А вот посещение барского дома нам запомнилось.
    Рассказывая о жизни Лермонтова экскурсовод упомянула, что у Михаила Юрьевича была очень властная бабушка. Она фактически отобрала маленького Мишу у его отца после преждевременной смерти матери. Не жаловала зятя. Будучи очень богатой, она составила завещание таким образом, что если бы Миша остался со своим не обеспеченным отцом, ему не досталось бы ни гроша. Но экскурсовод тут же добавила, что бабушка и внук всю жизнь были очень трогательно привязаны друг к другу. В Мишеньке заключался весь смысл существования Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, она делала всё, чтобы он был здоров, обеспечен, образован, счастлив, искренне гордилась и восхищалась им. А внук от рождения не отличался здоровьем. Елизавета Алексеевна, энергичная и настойчивая, не жалела денег и связей, прилагая усилия, чтобы дать ему то, что было положено продолжателю рода Лермонтовых.
    - Михаил Юрьевич много читал, - рассказывала экскурсовод. - Уже с шестилетнего возраста в нём обнаруживается склонность к мечтательности, страстное влечение ко всему героическому, величавому, бурному. Лермонтов всё детство проболел, но именно болезнь развила в нём необычное упорство в достижении цели. В произведении «Повесть» Лермонтов фактически пишет о себе, характеризуя так главного героя: «Он выучился думать… Лишённый возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой… В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привыкал побеждать страданья тела, увлекаясь грёзами души… Вероятно, что раннее умственное развитие немало помешало его выздоровлению»…
    «Раннее умственное развитие мешало выздоровлению…». Я уже представлял себе болезненного мальчика, юношу, любимого бабушкой, но лишённого любви родительской и вынужденного оставаться одиноким в этом красивом месте. И вдруг мне на память пришли строчи из «Тамани», где Печорин, глядя на слепого мальчика, говорит, что калеки не могут быть добрыми. Лермонтов это хорошо понимал.
    - Раннее интеллектуальное развитие, - продолжала экскурсию гид, - стало для Лермонтова источником многих огорчений: окружающие его люди – «свет» не были в состоянии его понять. Именно в непонимании коренятся основные мотивы его будущей поэзии разочарования. В ребёнке растёт презрение к окружающей жизни. Всё чуждое, враждебное ей возбуждало в нём горячее сочувствие: он сам одинок и несчастлив, — всякое одиночество и чужое несчастье кажется ему своим. Первая жажда любви Лермонтова, признание в чувствах были растоптаны усмешкой красавицы Сушковой – соседки по имению. Екатерина Сушкова, впоследствии Хвостова, оставила записки об этом знакомстве. В них Лермонтов изображён как холодный и жестоко мстительный «отрок». Она так писала о нём: «Шестнадцатилетний отрок, склонный к сентиментальным суждениям, невзрачный, косолапый, с красными глазами, с вздёрнутым носом и язвительной улыбкой…». А много лет спустя Сушкова приписала себе стихотворение, посвящённое Лермонтовым другой женщине – Вареньке Лопухиной к которой поэт до конца жизни питал глубокое чувство. Питал также без взаимности. Поэтому с юных лет в творчестве Лермонтова прослеживается, а потом становится ключевой тема измены и неверности женщины…
    В старом барском доме невозможно было не ощутить как здесь любили Лермонтова – всё говорило об этой любви: картины, бережно сохранённые бабушкой вещи Михаила Юрьевича, мебель. Мне вдруг стало жаль эту сильную старую женщину, на долю которой выпало пережить и мужа, и единственную дочь, и единственного внука.
    Мы с женой поднялись по внутренней деревянной лестнице на второй этаж и через две комнаты вышли к окну большого балкона. Остановились в изумлении и почувствовали ту атмосферу красоты и гармонии, в которой рос будущий большой поэт. Господский дом до сих пор стоит на самом высоком месте усадьбы, поэтому всё село старые Тарханы, современное Лермонтово, как на ладошке - дымится печными трубами за обледеневшим прудом. И в тихое весеннее утро, и в жаркий летний полдень, и в ранние зимние сумерки перед взором Михаила Юрьевича всегда был этот пруд с избами на берегу, а дальше – бескрайние русские поля. Так открывалась детской душе поэта родина – его Россия.

    Экскурсовод поведала нам, что в первый раз Лермонтов надолго покинул имение, когда ему исполнилось 14. Настала пора получать светское образование. В марте 1836 года 22-летний Лермонтов в чине прапорщика уже навсегда уехал из Тархан. Больше здесь и не бывал… живым. Последовала ссылка на Кавказ за первую дуэль и гибель на второй дуэли в Пятигорске в 1841 году. В 1842 году он прибыл сюда в крестьянской телеге, в свинцовом гробу уже навечно.
    В этом доме прошли детство и ранняя юность Лермонтова. Именно здесь мальчиком он трепетно мечтал о грядущих временах, не зная того, что они преждевременно погубят его. Но в Тарханах время и люди пощадили память о Михаиле Юрьевиче. Бабушкин дом, где бегал по лестницам маленький Миша, православный храм, где отпевали его рано ушедшую из жизни мать, будто бы и не простояли два столетия. Остался нетронутым и фамильный склеп Лермонтовых…
   
    Вот оно - место погребения Арсеньевых-Лермонтовых с небольшой часовней над ним. Здесь покоится величайший русский поэт и писатель. Рядом с часовней могила отца - Юрия Петровича, за ней сельская церковь Михаила Архангела и сторожка.
    - Государственный музей Михаила Юрьевича Лермонтова был открыт в 1939 году в имении бабушки поэта Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной, - продолжила нашу экскурсию сотрудница музея. - Вначале Лермонтов был погребён в земле. Но при большевиках свинцовый гроб выкопали и поставили в подземелье склепа для обозрения. Бог судья тем, кто это сделал!

    Да, бог всем нам судья! Михаил любил отца. Но бабушка - Елизавета Алексеевна, ставшая крёстной матерью своему внуку, винила зятя в смерти дочери. Елизавета Алексеевна была не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа – так описывают её современники. Обладала недюжинным умом, силой воли и деловой хваткой. Но внуку дала море любви, компенсируя отсутствие родителей.
    Деда своего по материнской линии Михаил Лермонтов не знал, потому что Михаил Васильевич Арсеньев ушёл из жизни в возрасте 42-х лет ещё до рождения внука и был похоронен здесь в семейном склепе в Тарханах. На его памятнике написано: «М.В. Арсеньев скончался 2-го января 1810 года, родился 1768 года, 8 ноября».
    Мать - Марья Михайловна похоронена в том же склепе, что и её отец. Её памятник, установленный в часовне, венчает сломанный якорь - символ несчастной семейной жизни. На памятнике надпись: «Под камнем сим лежит тело Марьи Михайловны Лермонтовой, урождённой Арсеньевой, скончавшейся 1817 года февраля 24 дня, в субботу; житие её было 21 год и 11 месяцев и 7 дней».
    Елизавета Алексеевна Арсеньева, пережившая своего мужа, дочь, зятя и внука, также похоронена в этом склепе. Памятника у неё нет.

     В часовне мы с волнением смотрели на чёрный памятник с белой чашей на вершине. На памятнике золотой венок, под ним золотыми буквами надпись: «Михаил Юрьевич Лермонтов». Все усопшие лежат в склепе под каменными плитами, только гроб Михаила Юрьевича стоит в подземелье. Символично – могила под могилами. Вниз ведёт узкая лестница. В очень тёмном, холодном и маленьком помещении чёрный свинцовый гроб… Понимание того, что ты стоишь перед последним пристанищем великого Лермонтова, впечатляет неожиданно сильно. Чёрный большой свинцовый ящик прямоугольной формы покоящийся в мрачном месте ниже могил… будто судьба подчеркнула: «Усопший не был таким, как все»! Печорин…
    С внутренним трепетом я прикасаюсь ладонью к холодному свинцу. По спине бегут мурашки. И вдруг… будто что-то пришло оттуда, из другого времени, изнутри этого  чёрного ящика… Я отдёрнул руку и осмотрелся, всё так, как и было: серые стены склепа, чёрный гроб, только запах… нет не сырости… Величия Вечности – запах Времени. Ощущение траурной торжественности, где Время давно остановилось. Оно спит вместе с Лермонтовым там, за толстыми свинцовыми стенками. И тревожить его воспрещено. Телом ощущаю, как глухонемая тишина поглощает все звуки кроме стука моего собственного сердца. Хочется наверх, скорее к свету!

    Мы с женой вышли из склепа на освещённую ярким солнцем улицу. Я держал похолодевшую ладонь Татьяны в своей и ощущал в груди не траурную скорбь, а ликование. Я прикоснулся к Гению, я понял его и сейчас в эту минуту чувствовал огромное желание самому написать что-то значимое! И знал, что обязательно напишу.
    А сотрудница музея заканчивала нашу экскурсию исторической справкой:
    - Тело поэта покоилось в пятигорской земле 250 дней. 21 января 1842 года Елизавета Алексеевна Арсеньева обратилась к императору с просьбой на перевозку тела внука в Тарханы. Получив Высочайшее позволение, 27 марта 1842 года слуги бабушки поэта увезли прах Лермонтова в свинцовом и засмолённом гробу в семейный склеп села Тарханы. В пасхальную неделю 3 мая 1842 года скорбный кортеж прибыл в Тарханы. На двое суток в церкви Михаила Архангела был установлен доставленный из Пятигорска гроб с телом Михаила Юрьевича для последнего прощания. 5 мая 1842 года в фамильной часовне-усыпальнице состоялось погребение, рядом с могилами матери и деда.
    Мы с супругой тепло поблагодарили милую женщину за интересную и содержательную экскурсию, и под впечатлением от увиденного направились в кафе. С отъездом решили не спешить. Что-то держало нас здесь.

    Потом мы гуляли по посёлку, по улицам, по которым когда-то ходил Михаил Лермонтов. Ноги сами привели нас снова в усадьбу. Мы дошли до беседки, и постояли там пока не замёрзли.
    - Знаешь, - сказала Татьяна, - у него была красивая Родина и он её любил. Но ему очень не везло в любви к женщинам. Отвергшие дамы рано сделали Гения циником. Я видела его картины, они тёмные, от них веет безысходностью.
    - Да, - ответил я. – Тоска и одиночество – основы его творчества. Ещё разочарование. А ведь любовь понимающей женщины могла бы вознести его до Неба! Но по жизни у него была любовь только одной женщины – его бабушки. А Гений воспевал прекрасную даму! Если бы она ответила взаимностью на его чувства! А общество? Уверен, Лермонтов писал Печорина с себя таким, каким хотел бы быть, мстил всем за непонимание и неприятие.
    - Знаешь, а я считаю, что в несложившейся судьбе Лермонтова есть большая доля вины его бабушки. Подожди, не спорь! – Татьяна стала смешно по-детски загибать пальцы. -  Вот смотри: мужчину делает женщина – она его рожает, готовит к будущей жизни и не должна ограждать от этой жизни, создавая тепличные условия. Книги – это, конечно, хорошо, но именно женщина - мать или бабушка - формирует отношение мужчины к женщине. Не сложилась жизнь родителей поэта. Но рядом с взрослеющим мальчиком должен быть мужчина-отец. Какого мужчину может вырастить одинокая стареющая бабушка, у которой не сложилась собственная судьба? Елизавета Алексеевна своей безграничной патологической любовью испортила внука. И он справедливо считал, что все женщины и все люди обязаны любить его так же, как любила бабушка, и не мог принять ничего другого, как не мог понять того, что любая женщина имеет право не принимать его любви.
    - Трудно с тобой не согласиться, малыш. – Я обнял супругу за плечи. – Замёрзла?
    - Давай, наверное, уже пойдём! – Таня с благодарностью взглянула на меня.
     Недолго постояв у памятника Михаилу Юрьевичу, мы двинулись к выходу из усадьбы.
    - Знаешь, говорят, что со здоровой душой ничего значительного не напишешь, - произнёс я уже за воротами. - А он писал гениально! Ты вон сама недавно перечитывала «Героя нашего времени» - произведение на все времена. Я им зачитывался в школе.
    - Согласна, «Герой нашего времени» - произведение гениальное. Но ведь оно - вынужденная месть автора «свету». Да, ты прав, он писал Печорина с себя, потому что прятал от общества свои мечты, переживания, играя роль отчаянного искателя светских приключений. Понимаешь – играя… Люди, близко знающие поэта, были уверены в его добром характере и любящем сердце, но в «свете» Лермонтов хотел казаться беспощадным на словах, жестоким в поступках, во что бы то ни стало прослыть тираном женских сердец, неумолимо приближая время расплаты за «Печорина».
    - Спасибо!  – Я обнял жену за талию и прижал к себе.
    - За что? – В её зелёных глазах светилось удивление.
    - За то, что всё понимаешь, за то, что ты у меня такая умная!
    - Многие мужья не согласятся с твоим мнением по поводу ума жены, - улыбнулась Таня. По её глазам я видел, что ей приятны мои слова.
    - Не знаю насчёт многих, - в тон ей ответил я, - но то, что мне повезло в жизни – это точно!
    - А как же наша ссора?
    - Какая ссора? – состроил я непонимающее лицо.
    - Согласись, что ты вчера был не прав!
    - Уже не помню.
    - Ладно, проехали… Скажи, а что дал тебе сегодняшний день?
    - Я понял, что в Лермонтове жили два человека: один - добродушный, для небольшого круга друзей, другой - заносчивый и циничный, для всех прочих. О доброй душе и бесстрашии Лермонтова говорит то, что на двух дуэлях он оба раза выстрелил в воздух. А вот сын посла - не помню его имени - и Мартынов при всём их благородстве такой добротой не обладали. Они стреляли не в воздух. Ещё я понял, что первыми в тебя будут стрелять друзья.
    - Да, Михаил Лермонтов и Александр Печорин оказались далеки от своего времени. И общество отвергло их. Безвременный конец Гения был предрешён…

   Солнце клонилось к горизонту, а мы с женой всё ещё ходили по посёлку и делились впечатлениями, позабыв о морозе и о том, что собирались быть сегодня в Волгограде.
    - Я знаю, что мало чего сделал в жизни, - сказал я супруге. – Но сегодня почувствовал, что должен что-то сделать! Я напишу книгу. И не одну!
    - Я верю, что у тебя всё получится! – серьёзно ответила жена.
    Вечерело. Я посмотрел на небо. Весь день в его нежно-голубой чаше плыли нескончаемые белые облака и уходили к линии горизонта. Теперь же высокое небо потемнело, в серой дымке растворились последние следы угасающей слабо-розовым светом зари, и на чёрнеющем куполе небосвода стали зажигаться неяркие звёзды. 
    - Пойдём, снимем номер в гостинице? - предложил я.
    - Пошли. Мне тоже не хочется сегодня уезжать, - понимающе посмотрела на меня жена.
    Но нам не повезло. Видимо, по пятницам свободных мест в поселковой гостинице не бывает. Дежурная дала адрес хозяина дома, что пускал туристов на ночлег, и объяснила, как проехать. Дом мы нашли без труда.
    Хозяин – высокий худой мужчина лет пятидесяти - принял нас радушно, цену назвал скромную. Машину мы поставили у ворот, потому что двор был завален неубранным снегом.
    Дом был старый - начала прошлого века. Большой. Хозяина звали Владимиром. Внешне он походил на свой дом – был такой же большой и неухоженный. Владимир жил один.
    Из принесённых с собой продуктов мы накрыли на кухне ужин и пригласили за стол хозяина. Немного помявшись в дверях, Владимир принял наше предложение и, придвинув табурет, сел к столу.
    За ужином мы поделились с хозяином впечатлениями от прошедшего дня. И вот здесь нас ждал настоящий сюрприз. Когда мы заговорили о творчестве Лермонтова, Владимир начал читать наизусть стихи поэта. Читал много, вдохновенно, закрыв глаза. И это было так необычно: ночь, старый дом, тускло светится одинокая лампочка под потолком, тихо потрескивают дрова в печке с рвущимся через щели пламенем, седой мужчина в полинявшей футболке читает наизусть Гения. Читает так, что мороз продирает по коже. А мы с женой зачарованно слушаем, словно попали в сказку.

    В тёмной комнате, мы долго не могли заснуть. Столько впечатлений за день, а теперь этот старый дом и его необычный хозяин!.. Казалось, что время перенесло нас на 170 лет назад и что если сейчас мы посмотрим в окно, то увидим, как в лунном свете по тихой пустынной улице в военном мундире неспеша идёт Лермонтов, а дрожащие огни лучин в окнах изб освещают занятых домашними заботами их обитателей, на небе горит полная луна, а серебристая дорожка, отбрасывая на снег чёрные тени от крыш, тянется в сторону господского имения… 

    В последующие годы мы с женой побывали на месте дуэли Лермонтова с Мартыновым, на месте первого захоронения Гения, в домике поэта в Пятигорске. Что-то каждый год нас звало в эти путешествия. Мы ездили в Кисловодск, искали места, описанные в «Герое нашего времени», перечитывали заново страницы произведений. Открывая для себя новое, связанное с Лермонтовым, мы чувствовали рядом незримое присутствие Гения, как тогда в Тарханах. И мы знаем, что та первая встреча с Михаилом Юрьевичем была для нас не случайной и её мы не сможем забыть никогда.


Олег Бажанов, Волгоград, 2014 год.