Книга Вавилона. Акт II

Авторы:

Александр Прилучный

+7 (905) 738 72 50
losmier@yandex.ru
 
Сергей Богдасаров

8 (915) 199 72 33
robert.lono@mail.ru
 




КНИГА ВАВИЛОНА.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:


Александр Карамзин – молодой писатель в кризисе, ученик Тимоти Лири, 33 года

Отражение Александра – Черный Человек, пророки, сын Александра

Мария Цветаева – девушка Александра, 32 года

Тимоти Лири – эксцентричный мессия, 50 лет

Пилат Понтийский – 37-й президент США, наместник Бога на Земле, 57 лет

Михаил Дали – 40 лет, в прошлом талантливый художник, старший друг Александра

Бог-Мать — среднестатистическая женщина средних лет в казуальной одежде, белых потрепанных кроссовках и небесно-голубом шелковом шарфе

Люцифер Светлейший — привлекательная молодая женщина в белом деловом костюме

Дежурная Скорой Помощи

(Роли Пилата и Михаила исполняет один актер)








АКТ ВТОРОЙ





ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Звуки зала ожидания аэропорта. В левой части сцены на месте кровати Лири из первого акта, стоит круглый белый столик. За столиком сидит женщина – это Бог-Мать. За её спиной журнальная стойка с книгами. Перед ней — открытый ноутбук. В ногах у неё стоит большой саквояж. Прожекторы освещают её сзади – так, что узнаваем только силуэт. Звучит объявление: "Рейс Номер 7-10, Ад - Чистилище, совершил посадку у Зеленых Ворот".
Бог-Мать делает глоток из "тумблера" (низкий широкий стакан с утолщенным дном).
Из-за кулис выходит женщина в летнем белоснежном костюме – это Люцифер Светлейший. У неё в руке белый деловой портфель из мягкой кожи.

ЛЮЦИФЕР
(садится за столик на свободный стул)
Эй, Боже! Ждешь кого, подруга?

БОГ-МАТЬ
(поднимает взгляд; устало, с легкой досадой в голосе)
Да, Люцифер. Быть может, статься, и тебя.

(указывает рукой на ноутбук)

Читаю сводки новостей. По кругу. Все идёт по кругу. Каждый день. И некрологи те же...

(замолкает и опрокидывает в себя виски; вскидывает руку, не сводя глаз с монитора)

Да что вы говорите!

Бог-мать после паузы яростно захлопывает крышку ноутбука. Люцифер между тем манерно закуривает тонкую сигарету через длинный мундштук.

БОГ-МАТЬ
(после паузы)
И снова, каждый день...

(смотрит на Люцифера)

 Давай, быть может, запряжем уже четверку верных братьев и Жизни гроб по миру пронесем... На долгожданном обезумевшем параде? В последний путь. Сюжет загнуть и написать конец... Устала, Люцифер. Устала до чертей — ****ец. Меня одолевает скука. И даже пьяницы подруга...

(задумчиво смотрит на тумблер в руке и ставит его на стол)

...не в силах изменить судьбу.

Люцифер ставит свой портфель себе на колени. Открывает его и достает небольшую бутылочку кефира. Убирает портфель под ноги. Пододвигает к себе тумблер.

ЛЮЦИФЕР
(беззаботно)
Так, может быть, кефирчика налью?

БОГ-МАТЬ
(монотонно и устало)
Цинизму твоему неведомы границы. В нём символ, дерзость и порок...

ЛЮЦИФЕР
(насмешливо; брезгливо стряхивает остатки виски из тумблера на пол)
По мне – так лучше им напиться.

Люцифер любовно наливает себе в тумблер кефир. Отпивает.

ЛЮЦИФЕР
Так про которую из них ты говорил, мой бедненький усталый бог?

БОГ-МАТЬ
(угрюмо)
О чем ты?

ЛЮЦИФЕР
(игриво)
Я? Я о том, о чем ты виски глушишь. О судьбах. Чьих вершителем Ты служишь. Чей повод был веками у Тебя. Или развесим на столбах бумажки о потере? Утерян поводок. И судьбы разбежались по углам. Награда вам уже — отдать разбитому владельцу впрок утерянный от судеб поводок.

БОГ-МАТЬ
(медленно, чеканя каждый слог)
Ни у меня. Ни у тебя. Поводьев нет, как права на проход.

ЛЮЦИФЕР
(смеется)
Я чувствую себя... тем самым стариком Аидом. Не покидай свой грот. Следи за мертвецами. Не открывай свой рот и принимай гостинцы от Фемиды. И этот мир — твоей построен был рукой?


БОГ-МАТЬ
(сварливо)
Когда-нибудь писала Книгу за неделю? Чтоб без конфликтов бередило интерес? Я не пою бездарных романтичных пьес и о сражениях – во славу и во имя бога – мне, право слово, нечего сказать. Родную мать способны выставить дешевкой на койке в номере мотеля... Вопрос твой – а не послужила ль я моделью...

(поднимая тяжелый взгляд на Люцифера)

...конвейерного производства зла? Ты говорила: "Мир, что возведен тобой". Они — не я. Простой чугунный слепок. Наполненный — и миррой и дерьмом.

ЛЮЦИФЕР
(с усмешкой)
Я помню...

(мечтательно)

Это было тет-а-тет. Сказал в Москве один советский мне поэт. Вернее — поэтесса.
"Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда, как желтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда. Сердитый окрик, дегтя запах свежий, таинственная плесень на стене... И стих уже звучит, задорен, нежен, на радость вам и мне".

БОГ-МАТЬ
(медленно вставая из-за стола и дрожа от злобы)
Растущие стихи? Просторы царствия Содома и Гоморры не простирались далее своей земли. И пусть с огнем... они не ворвались в мой сад из книжного пролога, а лишь совокуплялись у ворот... Парад безумцев, проложивших брод в размеренном движении сюжета, в летах оставшихся как идеал — пожалуй, все это достойно некролога! И если ты не хочешь братьев конных запрягать, послушай Мать! Ты – блудное дитя! Ты к Матери имеешь уваженье? Подругой называешь Мать!

Бог-Мать осекается и оседает на стул.
Люцифер флегматично закидывает ногу на ногу, закуривает и насмешливо разводит руками, покачивая головой.

ЛЮЦИФЕР
(задорно)
Таков, подруга! За столько лет — пора бы уж понять.

Из-за кулис в правой части сцены появляется Пилат в барменском фартуке поверх костюма. Люцифер заинтересованно наблюдает за ним. Пилат несет поднос, на котором стоят вазочка со льдом и граненый стакан, наполовину заполненный виски. Он в луче света проходит через всю сцену. По мере того, как он приближается к левой стороне сцены, свет прожектора над ним тускнеет. Прожектор гаснет совсем, когда Пилат оказывается на левой половине сцены. Теперь виден только его силуэт.
Бог-мать, подперев голову, смотрит на тумблер. Она не замечает появления Пилата.
Пилат презрительно ставит на стол граненый стакан, а следом и вазочку со льдом. Бог-Мать, не поднимая головы, тянется к граненому стакану.
Пилат делает сначала ей издевательский реверанс, а затем и Люциферу.
Люцифер откидывается на спинку стула и посылает Пилату в ответ воздушный поцелуй.
Пилат уходит тем же путем. Оказавшись на середине сцены, он стягивает с себя фартук и бросает его на зеркало.
Свет на левой половине резко гаснет. Следом гаснет весь свет.
Раздается звучный веселый смех Люцифера.


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Прожектор освещает правую сторону сцены. Обстановка такая же, как и в первом акте. Но кружка с чаем перемещена на стол.
Мария, нервная и напряженная, стоит у стола. Она держит возле уха трубку проводного телефонного аппарата. Оглядывается время от времени на лежащего у зеркала Александра.

МАРИЯ
Алло! Алло!

ГОЛОС ДЕЖУРНОЙ
(после щелчка, с характерным шумом диктофонной записи)
Регистратура.

МАРИЯ
Да! Я вам звоню уже целый час!

ГОЛОС ДЕЖУРНОЙ
(после щелчка, с характерным шумом диктофонной записи)
 Послушайте, барышня, для нас каждый звонок важен. Даже самого последнего бомжа. Если бы Вы звонили два часа, мы бы давно Вам ответили: все врачи на выезде.

МАРИЯ
Шутите?! Мой муж полчаса не дышал! Слышите?!

ГОЛОС ДЕЖУРНОЙ
(после щелчка, с характерным шумом диктофонной записи)
А сами как думаете? Мне к Вам послать некого, но я запишу. Улица, дом?

МАРИЯ
(устало)
Я прошу...

ГОЛОС ДЕЖУРНОЙ
(после щелчка, с характерным шумом диктофонной записи)
Девушка, диктуйте, пожалуйста, адрес.

МАРИЯ
(раздраженно)
Да идите вы к черту. Я сама справлюсь.

Мария бросает трубку. Задумчиво стоит и смотрит на телефон у своих ног. Резко оборачивается.

МАРИЯ
(с горечью в голосе)
Сашенька...

Мария идёт к Александру.
Свет гаснет.


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Прожектор освещает левую сторону сцены. Декорации те же, что и в первом действии.
Люцифер сидит лицом к залу, подперев голову. Она спокойно курит тонкую сигарету через мундштук.
Бог-Мать сидит, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки.


ЛЮЦИФЕР
(рассудительно)
Ты вроде успокоилась подруга... Не хочешь рассудить трезвей? С небес упасть всегда довольно неприятно. А если крылышки усечены, то и того больней. Пейзаж... Бетонное величие церквей порока средь перекошенных крестов былых пристанищ Бога. Ты знаешь всё. Пусть и примерно. Предвидела ли это? Закат всего. И ядерное лето в преддверье атомной зимы... Победа? Чья? Победа... Согрета пиршеством Чумы твоя земля. Король ушел. Да здравствует Король! И пусть не я... Скажи — каков твой болевой порог? Когда падут остроги всепрощенья? Уже?!

(усмехается)

Молитвы — слабости. Твои? Молитвы во спасение. Спасение на кон поставленной души. Своей! Гроши в ответ. Все деньги на ослабленную клячу.

(наигранно декламирует)

Да обрящет покой тот, кто ищет, да пребудет в сомнениях тот, кто поставил на новую лошадь, вместо той, что за годом год занимала лишь первое место и уверенно шла... На рекорд.

Люцифер тушит сигарету. Достает свой портфель, открывает его и пытается найти там Библию. Не найдя, откладывает портфель в сторону. Встает.

ЛЮЦИФЕР
(направляясь к журнальной стойке)
Твой слог сейчас знаком любому в мире, просвирой сытому... вкусившему кровавого вина. Победа слов благих. Она одна! Намеренья благие мостят дорогу прямо в Ад. В мои любезные объятия. О, дивный новый мир!

(копается среди книг на стойке)

В спирали мирного теченья Леты вод — чудес подчас невероятно много... Побег по ней от своего бессилья – бессильем обернулась вся дорога. И для всех. Твой первородный грех поставлен на поток.

(достает Книгу и идет обратно на место)

Заметь, Писание — едва ль моя работа.

(швыряет Книгу на стол)

А значит, многогранные трактовки — забота тоже не моя.

(присаживается, открывает Книгу)

 В штампованных Содомах и Гоморрах живут семь миллиардов человек.

(пододвигает Книгу ближе к Богу)

Беги от Слова и беги от объяснений – была ли ты на тех полях сражений, когда ты именем своим сжигала самый первый свой Содом?

Люцифер грустно усмехается и снова закуривает. Бог-мать поднимает голову.

БОГ-МАТЬ
(устало)
А ты ли та, кому я их должна давать? Ну неужели рассужденья о виновных не вызывают скуку твоей проклятой души? Я вам — спляши. Я вам — поведай смысл. Я с Санта-Клаусом совсем не черт один. Я - Бог Един, и, низменностью чисел, забота не моя — пустое лизоблюдство жалких муравьев. "Победа слов"... Поверженные буквы. Я не хочу судить трезвей, когда слова в себя сильнее и сильней теряют веру. Не значат больше ни хрена. Ни буквы своей сути. Бесправна я...

ЛЮЦИФЕР
(с усмешкой)
Бесправна – как все люди?

БОГ-МАТЬ
(гневно)
Бесправна с ними наряду! И Слово Первородное осталось только словом!

ЛЮЦИФЕР
(вздыхает)
Подруга, Боже, ты опять в бреду... Тебе бы нужен чудодейственный психолог. Своим хмельным надежным инструментом он высечет из Бога новую искру.

Звук, предваряющий объявление в зале ожидания аэропорта. Люцифер с интересом смотрит в сторону входной двери на другой стороне сцены.
В дверь входит Пилат. В луче света он проходит мимо зеркала и снимает с него фартук. Надевает его.

ПИЛАТ
(выкрикивает)
Взгляните! Метаморфозы загнанных зверей, пред ликом смерти обратившихся к молитве!

Люцифер звучно хохочет. Бог выпрямляется.

ЛЮЦИФЕР
(хохоча)
А вот пришел и твой спаситель!

Резко гаснет весь свет. Хохот Люцифера отдается долгим эхом.


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Резко зажигается свет на правой стороне сцены. Декорации те же, что и во втором действии.
Мария сидит за столом. Она наливает из полупустой бутылки коньяк в чашку. Выпивает.
Оборачивается на Александра. Он лежит недвижимо.
Она наливает еще. Александр неожиданно кричит. Мария выпускает бутылку из рук. Бутылка падает и разбивается.
Мария вскакивает, опрокинув стул, и бежит к Александру.
Садится к нему. Кладет голову Александра себе на колени. Он начинает дергаться в конвульсиях. Мария крепко держит его и гладит по голове. Успокаивает.

МАРИЯ
(успокаивающим голосом)
Послушай, Сашенька. Всё будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. Я спасу тебя. Послушай, любимый. Уже почти утро. Слышишь? Пожалуйста. Послушай только.

Александр замирает.

АЛЕКСАНДР
(дрожащим голосом, задыхаясь)
И небеса... И небеса разверзлись над осколком. Разрушенной мечты – над башней вавилонской, потомкам завещая вечный бой - с той!

(пауза)

Суеверной и беспечной слепотой, дарившей иллюзорный образ Рая.

МАРИЯ
(в слезах, одновременно с Александром)
Ты заговорил... Ты говоришь... Ты жив... Ты в порядке...

АЛЕКСАНДР
(продолжает)
 Свергая разума последние оплоты, пускались в пляс Жрецы Свободы Пришествию наперекор. Ведущий спор - златым венцом крапленый туз ведущий, перстами указующий наверх, ведущий. Не к спеху рисовать иные земли, не к спеху создавать иные веры - химеры новых инкарнаций давно забытых королей.

МАРИЯ
Сашенька. Остановись. Успокойся. Что мне сделать? Что ты с собой натворил? Я хочу помочь!

АЛЕКСАНДР
(дергается, кричит)
Ты! Прочь!

Мария крепче обнимает Александра.

АЛЕКСАНДР
(кричит всё истошнее и дергается всё сильней)
Сплети же! Свей! Венец терновый! Ты — возложи его на совершенно новый скальп! Дрожала сталь! От страха стать титаном... Дрожала жизнь! От дыма. От метана.

Александр с силой отталкивает Марию. Она падает на спину, а сам он сворачивается клубком.
Мария медленно встает на ноги и, спотыкаясь на дрожащих ногах, идёт к столу. Копается в ящиках. Расшвыривает бумаги, документы, разные стекляшки и медикаменты.


АЛЕКСАНДР
(визжит)
 И снова возвращение к истокам - "на дне граненого стакана...", "тонули клятвы...", "новый день...", мы будем дальше городов и деревень, уехав прочь от желтизны страниц - столиц в объятьях тошнотворно желтых стен.

Мария подходит к Александру с зажатым в дрожащей руке шприцем. Замирает над ним. Дрожит от рыданий. Наклоняется. С трудом переворачивает Александра на спину.

АЛЕКСАНДР
(выпаливает в лицо Марии)
 Кальвария!

Мария в слезах. Рвет у Александра на груди рубашку.

АЛЕКСАНДР
(затихая, переходя на шепот)
Кальвария поднявшихся с колен, а может, это лишь изобразивших лжецов простивших и убийц - в круговороте обреченных лиц...

Мария заносит над грудью Александра шприц.
Гаснет свет.

ГОЛОС АЛЕКСАНДРА
(тихо)
 Над пропастию бездны...

Звук глухого удара.
Звук выдоха.


ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Звук, предваряющий объявление в зале ожидания аэропорта.


ГОЛОС ПИЛАТА
Какой-то двор здесь проходной, а не мистическая бухта...

В глубине левой стороны сцены зажигается локальный свет. Пилат ставит в глубине торшер. Уходит за кулисы и выносит еще один. Ставит. Снова уходит. Выходит с подносом в руках.
Подходит к столу.
У стола стоит саквояж Бога. Портфеля Люцифера нет. Пилат ставит на стол поднос. Принимается протирать стаканы. Плюет в граненый стакан Бога. Вытирает. Ставит стаканы на поднос. Следом за стаканами — бутылочки от кефира. Поднимает поднос. Второй рукой вытирает тряпкой стол.

ГОЛОС ЛЮЦИФЕРА
(за сценой)
А ну, поставь кефир на место!

ГОЛОС БОГА-МАТЕРИ
(за сценой)
И выруби проклятый верхний свет!

ПИЛАТ
(ворчливо)
Уже попудрили свои носы?

(гасит торшеры)

Привет. Я их тут жду... я их тут дожидаюсь...

Становится темно. Тишина. Зажигается свет, как в действиях ранее. Бог и Люцифер уже сидят за своим столиком. Рядом с Люцифером — её портфель. Она наливает себе в тумблер кефир. Пилат садится на край соседнего столика. Брезгливо вытирает руки фартуком.

ПИЛАТ
Хоть кто-нибудь здесь смотрит на часы?

ЛЮЦИФЕР
(смеясь)
Ну что ты. Мы же не спешим, и время больше не имеет силы. Спроси у этой дамы в белых тапках.

БОГ-МАТЬ
(ворчливо)
Чуть что — любые неполадки — все ко мне.

ПИЛАТ
Она страдает от людских, дурных подчас, пороков. Смеяться надо всем, что вызывает страх, как будто стало модно на Земле. Мир погружен в отчаянье, боится собственной свободы. Все — только инфантильные подростки. И глупцы.

ЛЮЦИФЕР
(пародийно и распевно)
Ты, Зин, на грубость нарываешься? Всё, Зин, обидеть норовишь? Тут за день так накувыркаешься... Придешь домой - тут ты сидишь.

ПИЛАТ
Сижу! Для вас местечко грею. Строптивый конь, копытом пробиваю землю, ища спасительный родник в песке. На старой шахматной доске свожу друг против друга правду, ложь, безверие и веру. А на потершейся иконе Люцифера скользит ухмылкой пламя от свечи. Одной и той же вечною ухмылкой. И вы придете, скрестите мечи - и снова в битву за слова: права ли ночь, быть может правым день, когда толкуют об одном и том же?.. Сижу!

(встает)

Пока на коже кончатся для ран места – наступит день! Но снова тень его окутает под вечер. Молившие о встрече отвернутся, закурят "по последней" и уйдут...

Люцифер снова закуривает.

БОГ-МАТЬ
Послушай, плут, оставь-ка свои игры. За этим словоблудием не слышно одного — ты много на себя берёшь, считаешь, что выигрываешь битвы, но это ложь. А даже если правда — война всё остается за твоим окном.

ПИЛАТ
(торжествующе)
А этому как раз я и нашёл решенье!

ЛЮЦИФЕР
(с усмешкой)
Развязка, кесарь, вряд ли станет откровеньем. Запрячь коней – и курсом на штампованный Содом...

(указывает на Бога)

Она об этом ноет целый день. Я, право, бы уже забылась сном, но дёрнул черт тебя заняться повтореньем...

ПИЛАТ
Вы главное забыли – об изъяне. Изъяне в одеяле мирозданья, укрывшем мутный разум Человека. Один вопрос — давно поросший беленой, бурьяном – под звон монет способен ли родиться чистый дух?

БОГ-МАТЬ
Зачем мне чистый дух?

ЛЮЦИФЕР
Он просто тоже рюмку вдарил.

ПИЛАТ
(Богу)
Душа и тело совершенной твари. Способной разом быть и Здесь и на Земле. Сознание, единое с Твоим. Возможно ли рождение живого средь камня и металлов ледяных на мертвой и неблагодатной нынче почве, самой себя загнавшей в деревянный гроб? Последней лаской укрывая совершенный груз, родится новый..

ЛЮЦИФЕР
(протяжно)
Ах, какой ты гнус... "Да будет царствие моё" — доносится из каждого двора и грязного подъезда.

ПИЛАТ
(угрюмо поворачивается к Люциферу)
Ты снова веселишься, Человек? Не смотришь в суть. И твой побег — не видеть очевидной сути. Наместник Бога на Земле. Решение – логичное до жути.

БОГ-МАТЬ
(задумчиво)
Аз есмь Един.

(пауза)

 Но в каждом есть частица Бога. Я не способна преступить порог. Преодолеть дорогу сможешь… ты?

ЛЮЦИФЕР
(насмешливо)
Довольно туповат пророк. Не думаешь? Иль на безрыбье рак сойдет за щуку?

БОГ-МАТЬ
(спокойно)
Закрой свой рот, пожалуйста, подруга.

Люцифер качает головой. Принимается собирать портфель.

ЛЮЦИФЕР
Ну что ж... Писание — едва ль Моя работа,

(собирает вещи и встает с места)

а это всё — едва ли Наша пьеса.

Люцифер допивает кефир из тумблера и со стуком ставит его на стол.

ЛЮЦИФЕР
(бросает напоследок)
Ну, так уж. Если честно.

Люцифер уходит со сцены.
Пилат провожает Люцифера взглядом, после чего садится на ее стул.

ПИЛАТ
(вкрадчиво)
Ты знаешь – Человек своею сутью жаждет быть ведомым. Но пастырь слишком далеко на небесах.

БОГ-МАТЬ
(задумчиво)
В словах твоих я вижу здравый смысл.
Да будет так!

Бог-мать встает с места и опирается руками о стол.

БОГ-МАТЬ
(нарастающим голосом)
Так волею моею суждено, что отголосок старых и прогнивших писем обрящет новый звук в устах того, кто именем моим построит новый Ерушалаим.

Пилат тоже поднимается с места.
Свет гаснет.

ГОЛОС ПИЛАТА
Над пропастию бездны...


ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Тусклый свет над правой стороной сцены. Декорации те же, что в четвертом действии. Мария ходит по сцене и расставляет свечки, поджигая каждую. У гардеробного зеркала лежит прямо, со скрещенными на груди руками, Александр.
Мария уходит за кулисы. Возвращается с пледом. Укрывает Александра. Собирает разбросанные вокруг него письма и относит их к столу. Снова уходит за кулисы.
Возвращается с веником, совком и тряпочкой в кармане. Подметает осколки бутылки из-под коньяка. Опускается на колени. Вытирает пол в том месте, где разбилась бутылка.
Закончив и с этим, Мария встает и подходит к столу. Ногой выдвигает мусорную корзину. Высыпает туда мусор, ставит веник и совок рядом, а тряпочку бросает за кулисы. Задвигает мусорную корзину обратно. Смотрит на Александра.
Мария устало садится за стол.

МАРИЯ
(смотрит на Александра, тихо)
Кажется, он успокоился.

Мария поворачивается к столу.

МАРИЯ
(после паузы, безэмоционально себе под нос)
Всё будет хорошо.

Мария начинает перебирать вещи на столе. Мельком просматривая, раскладывает разбросанные документы и письма по стопкам. Когда в ее руке оказывается одно из последних писем, Мария замирает.

МАРИЯ
(читает)
И небеса разверзлись над осколком разрушенной мечты – над башней вавилонской, потомкам завещая вечный бой с той суеверной и беспечной слепотой, дарившей иллюзорный образ Рая...
 
(поднимает взгляд)

Письмо? Он говорил... о нас? Непонимание. Мы будто говорим на разных языках...

Мария с письмом в дрожащей руке резко поднимается со стула. Смотрит на Александра.

МАРИЯ
(читает)
Не к спеху рисовать иные земли, не к спеху создавать иные веры - химеры новых инкарнаций давно забытых королей.
Он говорил о нас. В своём бреду он говорил о нас....

Мария медленно, на дрожащих ногах, идет на авансцену.

МАРИЯ
(читает)
Сплети же, свей венец терновый. Ты — возложи его на совершенно новый скальп... Дрожала сталь от страха стать титаном...
Ах, милый, я не понимала…
И снова возвращение к истокам...

(поднимает взгляд и смотрит в зал)

Он потерял надежду.

МАРИЯ
(не опуская взгляда)
Мы будем дальше городов и деревень, уехав прочь от желтизны страниц - столиц в объятьях тошнотворно желтых стен.
Готов отдать всё... Ради Нас.

(резко поворачивается к Александру)

 Для Нашего с тобою счастья...

Мария вновь смотрит в письмо.

МАРИЯ
(нарастающим голосом)
Кальвария! Я для него Кальвария — Голгофа...
Я - крест, который нес он на себе. Так поздно осознал, что я и есть та паства, что он избрал при первой нашей встрече.

АЛЕКСАНДР
(задушено)
Мария...

Мария резко оборачивается. Кидается к Александру. Падает на колени и прижимается к Александру. Покрывает его поцелуями.

МАРИЯ
(истерично)
Всё будет хорошо! Мы продерёмся сквозь асфальт и перипетии сюжетов, чрез жизнь и смерть и сталь расплавленных оружий! Ты больше не писатель. Ты – пророк! И в обескровленное глядя небо, прошитое насквозь взлетевшими надеждами других, простим. Простимся... И бесцветной каплей соскользнув с иглы, стечем по коже — меж рубцов и швов и свежих, не заросших ран, чрез грязь и кровь и реки из эфирных масел. Мы не оставим больше ни следа!

Мария выпрямляется. Берёт Александра за руку.

МАРИЯ
(уверенно)
 Оставим за спиной всех тех, кто клялся разделить с тобой распятье. И где они теперь? Утонут клятвы их в извечной череде стаканов. Стаканов из граненого стекла.

(встаёт и поворачивается к зеркалу)

И новый день начнется еле слышным: Уходим Мы!

(срывает с зеркала сюртук)

Завесьте зеркала.

Мария помогает Александру подняться. Он крепко обнимает её. Они застывают на сцене в объятиях.
Свет гаснет.



ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ
Темнота.
Раздается звук, предваряющий объявление в аэропорту.
"Рейс Номер 33, Москва - Чистилище отменен".
Резко зажигается тусклый свет на правой стороне сцены. Комната Александра пуста. Декорации те же, что и в шестом действии. Только у стола стоят два стула, а зеркало ничем не занавешено.
Снова раздается звук, предваряющий объявление в аэропорту.
"Рейс Номер 920-996, Эдем - Чистилище, прибыл к Зелёным Вратам".
Свет зажигается на левой стороне сцены (как и в действиях ранее). Декорации те же, что и в пятом действии.
За столом сидит Бог-Мать. Перед ней – открытый ноутбук. Она энергично печатает.
Слева из-за кулис в луче прожектора выходит Тимоти Лири.

ЛИРИ
Ты пишешь Книгу Новую? И как успехи с ней?

БОГ-МАТЬ
(оборачивается на Лири, весело)
А я тебя ждала!

Лири берёт стул у соседнего столика и подсаживается к Богу. Рядом.

БОГ-МАТЬ
(откидывается на спинку стула, довольно)
Садись быстрей.

ЛИРИ
Ждала меня пророком, зрителем иль богом? Иль самым честным рецензентом?

БОГ-МАТЬ
Быть может, это станет комплиментом, но я ждала участника игры.

ЛИРИ
(вздыхает)
Ах, так близится финал? Ну что же, нас тут много. Все устали. И новостью хорошей ты нас порадовать должна.

БОГ-МАТЬ
Пожалуй, есть ещё одна. Страницы новые, моею божьей волей тобою на Земле забытых писем, вдруг обрели давно забытого героя! Того, кто сможет удержать поводья и ради блага общего вести моих детей.

ЛИРИ
(задумчиво, после паузы)
Каков же он в твоих глазах?

БОГ-МАТЬ
Венец, подобный твоему, но золотом укрытый. Забытый до поры, но вновь обретший голос. Костюм. Пусть редкий, но седой лощеный волос. И власть на тонких и уверенных устах.

Лири молчит.

БОГ-МАТЬ
(неуверенно)
Как будто что-то вдруг не так?

ЛИРИ
(после паузы)
Весна за каждой новой дверью. Мы оба знаем, что он натворит. Герой... За смертью - пробужденье ото сна. Капелью утренней замироточат свечи, с уставших плеч снимая непомерный груз. От уз ответственности им избавленные дети начнут писать свой первый некролог. Эпохи прежней подведя итог, они построят новые мосты. Голгофа ощетинится крестами - начало нового знакомого пути. И вновь прольется песня: "Проведи! Даруй дорогу от родного дома до дома нового, что станет нам родным. Простым и легким сделай этот суд". Часы минут, секундные столетья. По спирали. Здесь времени нет места и словам. От них весь яд, и Ад стоит на них же.

(вздыхает и берёт со стола пустую бутылочку из-под кефира)

 Когда-то Ницше утверждал, что Бога нет.

(ставит бутылочку перед Богом)

Весь свет ему твердил, что он везде. В дожде - вода, в гнезде - голодные птенцы. Концов уж не сыскать теперь, где Бог.

(смотрит на правую сторону сцены)

 Но снова у распутия дорог стоит окоченевший странник.

На правой стороне сцены появляется Александр. Лири смотрит на него. Александр тоже секунду смотрит на него, затем отворачивается, проходит к своему столу и садится. Открывает ноутбук. Чуть помедлив, закрывает его. Из ящика стола достает большую толстую тетрадь. Берет ручку. Пишет.


ЛИРИ
(поворачивает лицо к Богу)
Вот он – изгнанник города грехов, стихов имея за душой с полсотни. Обычный "плотник" с искренним желаньем - в конце концов – очнуться ото сна. Хлебнуть немного коньяка, устало улыбнуться и вновь продолжить долгий путь домой.

БОГ-МАТЬ
(зло и разочарованно)
Да ну вас к черту!

(захлопывает ноутбук)

Боже мой... Вы всех богов умнее!

Из-за кулис в правой стороне сцены появляется Мария с двумя чашками чая в руках. Подходит к столу. Целует Александра. Ставит чашки на стол.

МАРИЯ
Ну, как успехи с новой Книгой?

АЛЕКСАНДР
По-моему выходит ничего. Потом...

(осекается)

 Послушай. Вот.

(перелистывает назад)

Продать свой дом, продать картины и романы и обменять несбыточные планы – так может каждый, за собой оставив плоский мир. Кумиром может стать обычный дезертир, сбежавший от проблем и боли, в себя ушедший от погони и ставший всем. Построивший себе Эдем – систему мирозданья, отличную от миропонимания людьми, на тот момент далекими от правды.

Мария садится рядом с Александром и нежно прижимается к нему.

ЛИРИ
А вот тебе ответ. Ей-богу. Ведь люди созданы тобой, чтоб быть собой.

(поворачивается и смотрит на Александра)

Неважно, сколько писем остается, когда они уходят на покой.

Лири тепло улыбается и поворачивается к Богу.

БОГ-МАТЬ
(горько)
Сегодня все кому не лень назвали бесполезным труд всей жизни. Спасибо. Мой стяг теперь идёт вперед колонны, на склоны радиоэфира единственной волны, вещающей из желтых стен дурдома. Ла Колифата — имя ей! Какая тонкая сатира на тонкие миры в разграбленных квартирах, на рваный флаг Земной, на фляги с чистым спиртом, распитым, блин, по случаю войны. Скажи! Скажи!!! Что можно сделать с выцветшей одеждой? Носить, стирая материал надеждой, что цвет вернется через пару лет?! Какого чёрта?! Я предпочту сменить на новую сверкающую ткань. Шагнуть за грань остаточным терпеньем и гордо встретить сон, казавшийся таким прекрасным, а вышедшим на деле просто снегом:

(сплевывает в сторону)

...со всех сторон с небес летящим порошком, побегом по проложенным недавно швам... Не придавая важности словам, дышать, вдыхая полной грудью тяжелый воздух, порожденный ртутью.

(смотрит на Лири)

Ты знаешь сам спасение от смерти. Влюбленным – храм, пропитанный лавандой, а игрокам — кабак...

ЛИРИ
(перебивает Бога)
И выцветший дырявый флаг устало будет колыхаться на ветру? Решать тебе, конечно, и тебе писать игру, доверившись вслепую персонажу, своею волей обреченной быть на жизнь в изгнании - на жизнь в тени героя своего. И вечную борьбу за власть с героем. Ты выпустила зверя в этот мир. Безумную всклокоченную псину.

БОГ-МАТЬ
(отмахивается)
 Одна петля. Одна проклятая спираль. И магистралью до небес всегда была надежна сталь клинка, сбивая спесь с ретивых лошадей и страсти столь изменчивой природы. Давая им церковного пинка. Одну из лошадей Свободой нарекли, другую – Верой, третью же – Мечтой… Свели они между собой в неравной схватке – осколки прошлого и новые порядки, что падки на фальшивые штыки. Пусть смерти случаи от них и нередки, но это все опять поганые слова! Права богов, обязанности сильных, субтильных шанс и тихий глас народа – оплота первобытного греха. Конец стиха! Конец витка тупой спирали – и так украли Ад, разграбили Эдем и вместе с тем построили мосты… посты придумали, распяли каждого второго Иисуса… Избавившись от груза, вспорхнули к небесам от мора говнюки. Возможно, псина их чему-нибудь научит.

ЛИРИ
(флегматично)
Пожалуй. Но осталось только ждать – что будет круче. Закончатся витки. Гадать на картах и кофейной гуще, судить о прошлом и грядущем, надеяться на зарожденье новой эры.

Лири встает с места и, опустив взгляд, медленно идёт к авансцене.

ЛИРИ
(смотрит в зал, разводит руками)
Заняв места почетные в партере, вопить о зрелищах и хлебе, что так безумно выросли в цене на фоне в глубине бурлящих изменений. Метаморфоз и грязных откровений размноженных штампованных мессий. Проси… себя? О том, чтобы спираль… замкнулась и распуталась в прямую. Простую цепь. Простые рельсы. И вновь на кон поставленные пьесы пропойц ли мужеложцев, игроков… Пусть будет так. Пусть будет так. Пусть будет водка натощак, а за обедом богословский спор. А к ночи - снова через лес стаканов проложен будет путь под стол. Развал всего и разума раскол. «Невинной голове и дел-то - ожиданье топора…», - пришла пора. Плохого нет, как доброго и злого… Хотя подчас так хочется иного – монету бросить наудачу, и непосильную себе задав задачу, до самой смерти выхода искать. Промеж двух зол лежащее добро – как серебро в кармане бедняка. Рука с копьем пройдет сквозь временные сети, и каждый мертвый бог сойдет с креста трагедий, отправившись на перекур. Все будет так. В музее. Восковых фигур.

Александр медленно поворачивается к Лири.

АЛЕКСАНДР
(удивленно)
Восковых фигур?


Лири опускает взгляд. Кивает.
Бог-Мать встаёт с места.
Мария оборачивается и удивленно смотрит на нее.
Немая сцена.
Занавес.

Конец второго акта