Состав на втором пути

Димка уже занес было ногу над нижней ступенькой вагона. Оставалось всего ничего - взбежать по ступенькам, найти свое место среди прочих, уже обустраиваемых своими преходящими - каждый раз согласно купленному билету – владельцами и, сунув дорожную сумку под полку, ждать отправления. Так чего же он ждет?

Стрелка на вокзальных часах словно завязла в плотном жарком мареве, явно раздумав отсчитывать бег этого неутомимого торопыги – Времени.
- Все торопится, торопится. И других торопит, - ворчала она, пыхтя от натуги. – А вот возьму и…
Шур – шшш! Воздух перед циферблатом всколыхнулся, точно круги на воде, спасающиеся от грубияна-камня. Шур – шшш! Огромные песочные часы довольно поблескивали стеклами в свете солнца.
- Вот, другое дело! – верхняя колба довольно улыбнулась. – Теперь хорошо, теперь очень хорошо. Наглядно!
Она отловила пару солнечных зайчиков и подбросила их парню, застывшему на нижней ступеньке вагона.
- Смотри, смотри, дурашка!

Димка зажмурился. Кто-то точно игрался с зеркальцем. Перед глазами плыли разноцветные пятна. Парень протер глаза и охнул. Перрон даже не замер, он точно вымер. Ни души. Полная, гулкая тишина. В которой гасли все звуки. Кроме… Шур – шшш! Огромные песочные часы на месте старых, механических, искрились медленно падающими вниз – по одной! – песчинками.

- Интересно девки пляшут…
Он поставил сумку на землю и обошел часы кругом. Так и есть – ровно по одной песчинке и с какой-то непонятной заторможенностью.

- Тебе только это непонятно, да? – обиженно проворчал кто-то. – Шур – шшш! Стараешься тут стараешься, а он… Сам ты с заторможенностью!
Нечто вздохнуло.
- Сумку-то с земли подбери. И челюсть, к слову, тоже. И вообще – у тебя осталось… полчаса.
- Что?!
- Экий ты! – солнечный луч отразился от верхней колбы часов и запрыгал по асфальту, оставляя светящийся след, складывающийся в… равенства.
 - Полчаса – сиречь 30 минут. В минуте 60 секунд. Что в итоге?
- Что? – повторил обалдевший Дмитрий.
- Что? С сумкой дурачье! Прости меня Хронос!  А еще инженер. 30 помножить на 60 не может!
- Могу я. 1800 секунд.
- 1800 песчинко-секунд. Точнее, уже – шур – шшш! – 1795. Итого – 1795 песчинок тебе на размышления и принятие решения.
- Какого решения?
Часы снова вздохнули.
 - Люди… Что, подумать и вовсе не о чем?  Али нечем? – ехидно проскрипела верхняя колба еще двумя упавшими вниз песчинками. – 1793… Не тяни резину-то, думай.

Димка почесал в затылке, прошелся по перрону туда-сюда. То ли и правда проблемы не было, то ли от всей приключившейся чудесатости его просто переклинило. А песчинки все падали и падали…

Парень снова вернулся к часам, сел на корточки и посмотрел туда, где по здравому (и не очень) размышлению должны были находиться глаза собеседника.
- Слушай, может, хватит уже загадками говорить? Время-то действительно идет.

Колба скрипнула недовольно.
- Это тебе что, ток-шоу? «Беру подсказку зала»…  и так, считай, повезло – настроение у меня сегодня благожелательное. Шур – шшш! Решила доброе дело сделать. У Хроноса полчаса межвременья выпросила.

Димка молчал и не отводил взгляда.

- Ладно, недалекий ты мой, попрошу и у Пространства. Но только смотри внимательно. Не упусти. Шур – шшш, шур – шшш…

Песчинки словно потекли быстрее, а их шорох смешивался со звуком подходящего на соседний путь состава. Вагоны дрогнули и встали. В окнах замелькали тени. В его поезде тоже.

Димка вскочил с места и пошел вдоль вагонов. Глядя то направо, то налево. Справа, в его поезде, в полнейшей тишине по аллеям Петергофа прогуливались люди, знойные летние облака стояли над самыми каналами, осенние туманы сменялись зимой всмятку. Мелькали аудитории Университета, высились стеллажи библиотек.

Слева же… В окнах показался знакомый старый парк, усыпанный шуршащими под ногами листьями. По аллее шли двое. Малыш смешно оттопыривал нижнюю губку и тянул молодую женщину к скамейке. В озорных детских глазенках нет-нет да и показывалась грустинка – мама опять задумалась.
Шур – шшш… С клена плавно спланировал огромный пятипалый лист.
- Мама, солнышко!
И громкий рев. В попытке поймать «солнышко», малыш запнулся.
- Степка! – женщина подхватила ребенка на руки. – Летчик ты мой! Где болит?
Она опустилась на скамейку и быстро осмотрела сына. Цел, только перемазался.
- Эх ты, летчик! Теперь придется домой идти.
Малыш насупился:
- На ручки!
Женщина рассмеялась:
- Только до следующей скамейки. Ты уже большой.
- Бойсой, - согласился Степка и вздохнул. И они пошли прочь по аллее. Листья испуганно разбегались из-под ног, и, вторя им, все быстрее шуршали песчинки в часах. Шур – шшш, шур – шшш, шур – шшш…
Еще немного – и фигурки скроются вдали…

Дмитрий не выдержал. Рванулся в открытую дверь вагона и…

Шшш… Упала последняя песчинка.
- Ну вот, - облегченно пробормотала пустая верхняя колба песочных часов, - сообразил-таки, тугодум!

***

- Папка, - хохотал малыш, ерзая у мужчины на плечах, - я бойсой, пусти!
- Как бы не так! И вообще… Летчик Степка, приготовиться к взлету! – Дмитрий покрепче обхватил маленькие ножки в сапожках и побежал.
Женщина минуту, улыбаясь, смотрела на них и побежала следом.
- Стойте, летчики, меня забыли!

***

Состав на втором пути растворился в воздухе, перрон ожил, и время привычно торопило стрелку вокзальных часов.