Все видели!

Был у меня дядя. Вот. Дядей Ефимом звали. Стоило ему только один раз взять меня на охоту, и я к ней прикипел. Приедет он с города на машине с мужиками, а как к брату родному не заехать, а там я. Возьмите да возьмите меня с собой. Привяжусь, не отвяжешься. Было мне в то время двенадцать лет. Ну, и в этот раз история повторилась. Приехали мы на Ивановский брод, где дядя Анисим с дядей Мишей угалья жгли. Угалья – это древесный кокс, получали его из березы по особой технологии. Использовался он для нагрева металла в кузнях. На поляне стояло большое зимовье. Дядя Анисим запрягал коня. Они с дядей Мишей собирались в деревню мыться в баню. Колька же, сынок дядя Анисима (ему четырнадцать), ехать с батькой не собирался.
- Батя, а я завтра петли заячьи проверю. Может быть косой попадется.
- Ладно, оставайся, - согласился отец.
Мужики готовили праздничный ужин. Ну как же не праздник! Оторвались от семейной жизни. Любимая охота, да и спиртного захватили немало. А нам с Колькой дай только пострелять. Зарядили мы тридцать второго патроны и пошли шмалять по пням и банкам. Утром, пока мужики тянулись, мы проверили петли. И правда, попался родин заяц.
- Занесите в зимовье, пусть оттаивает, вечером зажарим, - скомандовал дядя Ефим.
Нас попросили быть загонщиками, и мы весь день проходили по лесу, проорали до хрипоты. Снег глубокий, устали чертовски. А наши мужики ничего не застрелили. То они не там сели по номерам, то не успели сесть, то козы не туда пошли. В общем, плохому танцору всегда что-то мешает. Вечером жарили зайца, но я съел только один маленький кусочек, и меня чуть не стошнило. Как-то у нас, у семейских, не принято употреблять в пищу мясо животных, у которых лапы или сросшие копыта, и если дома приготовишь в кастрюле или сковороде, то мать их обязательно выбросит. Испоганил, но а тут мамы же нет и все можно. На завтра из нас с Колькой опять сделали загонщиков. Только засерело, а мы уже заходили на первую гонь. Под ногами весело похрустывает снег. Идем след в след, чтобы лишнего не буруздить снега. И снова гонь за гонью, а загонщики – мы с Колькой, а результатов от наших гоней как не было, так и нет. Вот уже и вечер. Вроде бы идешь и кажется, что ноги волочатся где-то сзади. Сил никаких. А дядя Ефим просит:
- Ну, Генка с Колькой еще «Откоски» прогоните, и всё.
Я смотрю на Кольку. Колька скажет «нет», и я – «нет». А скажет «да», и я – «да», хотя, чтоб он сказал «да», мне совсем не хотелось. Коля-то был у нас авторитетом. Ну, как же, в свои четырнадцать лет, у него была толстая тетрадь со своими стихами. И пистолет – наган, который он изготовил сам, увидав его один раз в кино. Надо же было ствол нарезной, барабан  переворачивался и фиксировался во время оттягивания курка. Правда, маманька, когда узнала, что ее алюминиевые ложки исчезли из шкафа, и Колька отлил из них барабан к пистолету и рукоять, то она как следует отстибала отпрыска, а пистолет выбросила в колодец. Частенько не замечаем мы в детях талант, и он остается нераскрытым. Особенно в деревнях, как это и случилось с Колей.
- Ну, ладно, дядя Ефим, уж как-нибудь прогоним, - согласимся Николай к великому моему огорчению. 
Тридцать минут выждали, забрались на косогор и погнали. Когда же мы прогнали гонь, уже наступили сумерки, и там где должны были они стоять на номерах, там никого не оказалось.
Ну, не суки токо, мы гнали, орали, а они даже на номера не стали, - возмущался Николай.
Когда же мы уже затемно пришли в зимовье, они объяснили, что не стали на номера тем, что вроде бы заходов в гонь не было. Я-то ничего, но Колька обиделся здорово. Поужинали. Мужики развалились на нарах. А Колька все подбрасывал и подбрасывал дровишки в печку, а печка-то была изготовлена из большой двухсотлитровой бочки. И жара была невыносимая.
- Коля, хватит же, - взмолились мужики, которым пришлось раздеться до трусов.
- Ничего, подольше поспим, - проронил за весь вечер Николай.
Зимовье к двум часам ночи выстывало, приходилось вставать и затапливать буржуйку по новой.
- Генка, одевайся, пойдем петли проверять.
Я рад был такому предложению. В зимовье было дышать нечем. И прогуляться в лунную ночь по зимнему лесу – одно удовольствие. Когда мы оделись, Колька достал из патронташа три патрона и обратился к мужикам:
- Все видели? – показав им три патрона на ладони. Подошел к печи, открыл дверцу и забросил их в печь. Мы первыми, а за нами раздетые мужики вылетели из зимовья на белый снег. Мужики прыгали с ноги на ногу. Бах, бах. Раздалось почти одновременно два взрыва, а третьего все не было и не было. А мороз градусов под сорок. Жалко стало Кольке мужиков, он и говорит:
- Кого ждем, мужики.
- Дык, когда же третий-то.
- Ну а третий вот же. Разжав ладонь, Колька показал мужикам третий патрон. Оказывается, в печь Колька забросил только два патрона, а третий прижал большим пальцем, и он остался в ладони. Когда мы вернулись с Колькой в зимовье, мужики уже крепко спали. На утро с нами никто не разговаривал. Решили видать, что мы заодно. Завели автомобиль и уехали в свой город. Мы с Колькой остались в зимовье. Наотрез отказались ехать домой.
- Ведь нам еще и петли снять надо. Тем более у нас были зимние каникулы, а любимее занятия, чем охота, у нас ничего не было. Мужики больше нас на охоту не брали. Видать обиделись сильно. Подумаешь, пять минут в трусах на снегу на морозе поплясали. Мы ведь тоже два километра с криками «ач, ач», как дурачки промолотили за просто так. И чего обижаться? Шуток не понимают.