Эти ребята

Годы, или десятилетия назад в сутолоке творческих воздыханий о наилучших
трибунах для упражнений в ораторском мастерстве размеренных мыслей, ежесекундно
берущих на абордаж мой рассудок, я стал замечать всё чаще, как на простодушной
и терпеливой бумаге многие слова преследовали другие слова и всячески
бесчестили их, клеймя, пороча и изгоняя из заповедных царств тех сфер моего
ума, чистота которых не принадлежала ни первым, ни вторым, но манила и
будоражила воображение всех видевших её хотя бы однажды.
Драчуны кричали то стройным хором, то по одиночке примерно следующее: - Долой
химеры с наших глаз! - и как бы смута не заканчивалась, итог был печально
однообразным.
Дети сердечных вздохов и упрямых бдений ума не решались родиться из-за
отсутствия у меня, как у единственного претендента на отцовство, самого
необходимого для них: глубокого смысла, который надо было вложить в текст, и
дивной формы, которую её верные слова могли бы с гордостью носить на себе в
своей будущей безоблачной жизни кое-каких впечатлений, удравших от указующего
перста повелителя земных поэтов и дотошно записанных одним из неугомонных и
неутомимых героев человеческой жизни, распираемым от слов, фраз и текстов,
невысказанных, полуобдуманных и сражающихся между собой за право первыми
заявить о себе среди сонма таких же неродившихся повествований и до сих пор
витающих где-то там.
Сначала из простодушия, а позднее из лицемерного милосердия я устраивал этим
забиякам публичные слушания их протестных прошений и прилюдный справедливый
суд, а потом стал поступать очень просто. Я отправлял в бездонную корзину
безоговорочного небытия сразу всех неуживчивых бунтовщиков и буйных
скандалистов сначала движением бровей, а потом и движением ладони, беспощадно
сминая их нестройные ряды заговорщиков и бесформенные толпы мятежников,
протестующих против непонятно чего, но громко, горячо и убедительно.
Сейчас я поступаю ещё проще, распахивая свою дверь за мгновение до желанного
стука, и с уважением хозяина к долгожданному гостю предлагаю не успевшим
опомниться словам - и новорождённым, и зрелым - сразу же сплясать на кончике
моего пера свой любимый танец и обязательно спеть свою любимую песню.
Словечки, отказывающиеся это делать, но лезущие в замочную скважину с
вставленным ключом, и в карманы, набитые песком и дважды зашитые, я безжалостно
и мгновенно вышвыриваю вон, даже не потрудившись выйти на ночной порог своего
разума, чтобы оглядеться.
Если вновь прибывшие страждущие родиться в моих ладонях, с удовольствием пляшут
и поют, не переживая о своих красивых, но очень часто не по росту, нарядах, о
безумно ярких, но иногда сползающих, масках, и о звучных, но, случалось,
хриплых или пускавших петуха, голосах, если они непринуждённо улыбаются и
дружно поют, крепко взявшись за руки, по ночам тайком водят хороводы вокруг
моей кровати, увешав её изголовье гирляндами цветущих междометий, шёпотом
напевая мои любимые колыбельные песни, не в силах остановиться и замолчать,
тогда эти ребята становятся моими лучшими друзьями, и я впредь не расстаюсь с
ними, полагаясь на их безупречный вкус и чувство меры в совершенно неожиданных
импровизациях, поражать которыми моё воображение они с радостью готовы и днём,
и ночью, ведь дружба — это твоё сердечное благословение части  себя на
съедение  голодающему другу, а не настойчивое заталкивание её в его глотку.
И всё.

30.11.2014г.