Мой первый рабочий день

Из цикла «Моё еврейское счастье»

Мой первый рабочий день.
1964 год - один из самых ярких в моей жизни, так как мне в этом году исполнилось 16 лет, и я получил долгожданный советский паспорт.
   Отшумели летние каникулы, и наступил сентябрь. На этот год сентябрь выдался очень тёплым. У нас был небольшой участок земли 6 соток, на то время это считалось солидно. Был небольшой огородик, фруктовые деревья, малина. Урожай в основном был уже собран, оставались только яблоки. Деревья были ещё молодые и не высокие, и можно было спокойно протянуть руку и с земли сорвать яблочко. Моя мать, да будет благословенна её память, очень любила цветы. На каждом углу вокруг всего дома и в палисаднике были цветы. Тюльпаны, нарциссы, пионы, ранние цветы давно отошли, а вот гладиолусы, георгины, чернобривцы, астры были в самом разгаре. Больше всех мне нравились гладиолусы. Я мог долго стоять и любоваться этой изящностью и красотой.
   Начались занятия в школе. Все мои друзья-сверстники отправились в 9-10 классы. Что касалось меня, я и не собирался идти в ненавистную мной школу. Меня в очередной раз оставили на второй год.  Родители мои смирились с моим не желанием ходить в школу. Мой отец упросил директора автобазы, где он работал охранником взять меня на работу. Отец мой был инвалид, в молодости он получил травму на производстве и потерял правую руку. В те времена устроится подростку на работу, было довольно сложно. Директор автобазы пожалел отца и пообещал, как только мне исполниться 16, меня возьмут учеником. Мне хотелось стать электриком, но вакансий не было и выбора тоже, пришлось остановиться на автослесаре. До получения паспорта оставалось несколько недель. Всё это время я болтался без дела.
И вот одним утром выйдя во двор, потягиваясь и зевая, думая, чем бы заняться, так как все друзья были в школе, и появятся только после обеда или к вечеру. И тут я вспомни про Мишку, он жил не далеко, на следующей улице у сестры. Я и мой приятель Павел, познакомились с Мишкой совсем недавно. Приехал он из города Измаила и поселился у сестры, она жила без мужа с двумя маленькими детьми. Мишка был уже взрослым парнем старше нас года на четыре, все его сверстники уже служили в армии, от которой по всей вероятности он отлынивал. Короче, сидел на шее у сестры. Сестра работала нянечкой за 60 рублей в месяц и получала на детей крохотные алименты от бывшего мужа. Мишка работать не рвался, постоянно был голоден, старался лишний раз не объедать сестру. Я с приятелем Павлом тайком воровали дома еду и подкармливали его. Он очень хорошо пел и играл на гитаре. В знак благодарности он нам пел, рассказывал всякие байки, личные любовные похождения, язык его был хорошо подвешен. Мы естественно, как все сексуально озабоченные пацаны с интересом слушали, развесив уши и открыв рты. Не высокого роста, красавец-блондин с белокурыми волосами и что самое приметное, его волосы были кудрявы будто он, сделал себе завивку перманент, но кудряшки были его от природы. Одиноким женщинам и девушкам он нравился. Мог уболтать любую, но так как за душой у него никогда не было, ни копейки, не всегда ему это удавалось. Песен он знал большое множество, в основном это были романтические и блатные. Сегодня их называют дворовые, городской романс, русский шансон. Особенно запомнилась песня «О море в Гаграх», запомнились вот такие слова.
«О море в Гаграх, о пальмы в Гаграх!
Кто побывал, тот не забудет никогда.
Мой взор ласкает и восхищает.
И на горах весной и летом снег всегда.
Здесь моря рокот и пальмы шёпот,
Когда шумит и бьется к берегу прибой…»
И ещё была одна популярна песня, мы всегда просили его спеть. Её впервые исполнил, в то время уже достаточно знаменит итальянский певец - Доменико Модуньо. В русском переводе она звучала примерно так.
Ну и пусть, моряк, не скоро
Ты вернёшься в этот город...
Корабли блуждают в море,
Словно в небе облака!!!

Знает он, где спят туманы,
Где кочуют ураганы
И когда цветут бананы
На Гавайских островах.
Так как с географией у меня было всё в порядке, я любил этот предмет и прекрасно знал, где находятся Гагры и Гавайские острова, о которых можно было только мечтать. В те далёкие убогие времена это была неосуществимая мечта,  увидеть море, услышать шум прибоя, полежать на тёплом песочке под тёплым южным солнцем. Но всё это можно было увидеть только во сне. Сегодня я живу в Израиле, где почти круглый год лето, тёплое Средиземное Море, к которому просто рукой подать, 10-15 минут езды. Если вы меня спросите, сколько раз в году я бываю на море, я вам скажу - один, ну может от силы два раза в год.
И вот подхожу к Мишкиному дому осторожно открываю калитку, озираясь по сторонам, вхожу во двор. Входная дверь открыта, покрутившись у крыльца, не решительно захожу в дом. Паша Петровна так звали сестру, занималась своим хозяйством и готовилась уходить на работу. Прохожу в комнату, Мишка в одних трусах с дымящейся сигаретой в уголке рта сидит за столом и низко наклонившись, мудрует над старым без корпуса ламповым радиоприёмником. Я понял, что он хочет выйти в эфир на средних волнах, в те времена вся продвинутая шпана этим занималась. Выйти в эфир и свободно общаться, а если ещё поставить пластинку это считалось довольно круто. Я подошел, поздоровался, с интересом и любопытством начал наблюдать. И тут получилось, прям как у Владимира Маяковского «И, не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав …» что-то непонятное буркнув в мой адрес, продолжал ковыряться. Я принял это как должное и чтобы не мешать его творчеству присел в сторонке на край старого обшарпанного дивана, выпущенным ещё во времена НЭПа и вдобавок обильно записанным его племянниками. Несколько минут он ещё ковырялся, и окончательно убедившись, что его затея безрезультатна, махнул рукой и на классической фене выдал такой дифирамб, приукрасив смачно классическим трёхэтажным матом, что я просто остолбенел. И вот, наконец, он поднялся со стула и, потянувшись во весь рост, повернулся ко мне лицом и обратил, в конце концов, на меня внимание. Подошёл ко мне, с улыбкой поздоровался за руку, и у меня тут же поднялось настроение. Очевидно, ему надоело ковыряться с приёмником и захотелось чего-то нового. Почесав затылок, подошёл к вешалке, где висел его супермодный клифт, очевидно подаренный кем-то из его знакомых. Вынул из кармана рубль такой измятый как будь-то по нему прошёлся гусеничный трактор, и протянул мне. Откуда  у него появился рубль, оставалось загадкой. Коротко процедил сквозь зубы, канай в магазин и приволоки бутылку вина и буханку хлеба. Приказ старшего товарища не обсуждался и я пулей вылетел выполнять. И тут я столкнулся с новой проблемой. Бутылка вина «Бiле мiцне» стоила 1 р. 2 коп. Буханка хлеба 16 копеек, а в моём кармане нашлось лишь чудом сохранившиеся 3 копейки. И для всего этого удовольствия мне не хватало всего лишь 15 копеек, но где их взять. Было несколько вариантов. Хлеб я мог взять из дома и на вино как раз хватает, вынести хлеб из дома я не рискнул, мог накликать гнев матери. Второй вариант сдать пустую бутылку от молока за 15 копеек, но как назло только вчера мать сдала все бутылки. И оставался последний и самый гнусный и не достойный вариант, на который мне не хотелось идти, но желание выпить со старшим было столь велико, что в, то время я не задумывался. С нами жила бабушка, вернее она не была моей бабушкой, это была свекровь-мать первого мужа моей матери. Первый муж моей мамы был сильно болен и умер от болезни и лишений в эвакуации. Его старший брат офицер Красной Армии погиб на фронте. Моя мать только после войны вышла замуж за моего отца. Мать оставила свою свекровь у себя, так как у неё никого не осталось из близких. Бабушка плохо говорила по-русски. С родителями и со мной общалась на идиш и именно ей я благодарен, что сегодня я понимаю и говорю на идиш, но в, то время я как конченый дурак и идиот перекривлял её и дразнил. По сегодняшний день мне до боли в сердце стыдно за себя. Бабушка соблюдала кашрут, не употребляла свинину, питалась и готовила себе отдельно. Получала пенсию 32 рубля за погибшего сына, чуть больше половины минимальной зарплаты ела, очень мало, экономила каждую копейку. Где она держала мелкие деньги, я знал, под подушкой завёрнутые в тряпочку. Подождал когда она, шаркая старыми истоптанными тапочками, выйдет во двор. Молниеносно юркнул в её комнату, вытащил из-под подушки узелок. Денег всего было около рубля мелочью. Взял 15 копеек, сначала было желание взять ещё 15 копеек на мороженое, но сдержался. Видно, что ещё тогда не совсем окончательно потерял совесть. Спустя восемь лет, будучи женатым и имея уже собственную семью, начну пристраивать к дому ещё одну комнату, чтобы отделиться от матери и жить отдельно. Бабушка, из под, той самой подушки вытащит 150 рублей и даст мне на стройку безвозвратно. У неё было очень редкое еврейское имя, её звали Геся. Сейчас я пишу и у меня комок в горле, и выступают на глазах слёзы. Бабушка Геся, ты меня слышишь! Мне очень стыдно! Я глубоко раскаиваюсь в содеянном. Прошу у тебя прощения, за всё не хорошее и не достойное, что я сделал по отношению к тебе.
И вот с авоськой в руке я несусь к Мишке. К этому времени он уже сделал салат из свежих помидоров, огурцов и лука, полив пахучим домашним подсолнечным маслом и дожаривал на сале картошку. Весь запах мне приятно ударил в нос, и я понял, что будет пир и у меня потекли слюнки. Мишка дожарил картошку начал раскладывать по тарелкам и, бросив свой взгляд на меня, сказал, что сидишь как поц на именинах, открывай пузырь. Я конечно обрадовался за такое  ответственное задание, порученное старшим. Открыть бутылку особого труда не составляло, опыт имелся. Закончив с сервировкой стола, наступил долгожданный момент. Мишка взял бутылку и начал разливать, учитывая мой возраст и мой статус, а также количество вложенных материальных средств в, данное мероприятие, мне он налил меньше, а себе больше, но меня это никак не смутило. Я был доволен по уши. Аппетит у нас был не плохой, и мы за считанные минуты осушили бутылку, съели салат и картошку, не забыв вымокать хлебом то, что осталось от салата и картошки. За тем Мишка открыл фирмовый портсигар, где на крышке была выгравирована знаменитая картина Васнецова «Три богатыря». В центре непобедимый Илья Муромец с приложенной ко лбу правой рукой, с висящей на ней двухпудовой булавой зорко, всматриваясь вдаль, не появится ли злейший враг Земли Русской Змей Горыныч. К стати историки доказали что Илья был еврей так как корни его происходили от хазар, а хазары в то время исповедовали иудаизм. Рядом с Ильёй с мечом наготове Добрыня Никитич и совсем ещё юный Алёша Попович.
В портсигаре аккуратно лежали сигареты «Прима» цена 14 копеек  выпускаемая местной табачной фабрикой, хозяином которой до революции был еврей Зарицкий. На фабрике работали как евреи так и не евреи. Евреи по субботам и по еврейским праздникам не работали, за то они работали по воскресеньям и в христианские праздники. Христиане в свой черёд работали по субботам и в еврейские праздники. Фабрика работала без остановки, и не было никаких проблем, что приносило не малый доход хозяину. Кстати моя бабушка, о которой я писал, работала, на той же фабрике делала коробочки для папирос. Бабушка рассказывала, что все рабочие без исключения русские и евреи уважали и любили хозяина за порядочность. Альтернативой был сахарный завод, но труд там каторжный местные украинцы и евреи там почти не работали. В основном на сахарном заводе работали русские бородатые старообрядцы. Местные жители украинцы и в том числе и евреи называли их пренебрежительно лапацонами. Что самое интересное, когда в городе установилась окончательно советская власть, Зарицкий добровольно передал в пользу советского государства свою фабрику. За что был с почётом назначен первым директором фабрики и спокойно без всяких забот дожил до глубокой старости. Мой покойный отец, да будет благословенна его память, имел несчастье уже в советское время работать на табачной фабрике. Он был один из первых комсомольцев города и передовик производства, по своей неосторожности он нарушил технику безопасности, и ему оторвало правую руку, оставшись на всю жизнь калекой. К его зарплате сторожа, в 52 р. государство доплачивало 10 р как инвалиду третьей группы. И это была вся благодарность от государства, которое он и сотни тысяч таких молодых людей, строили вначале, надеясь увидеть светлое будущее.
Закурив и не забыв угостить меня, Мишка снял со стены гитару начал настраивать, настроив гитару, на этот раз его потянуло на лирику. Песня называлась «Васильки» вспомнил один куплет. Он звучал примерно так.
Оля веночек плела,
Синий венок васильковый,
Милый смотрел ей в глаза,
Взгляд его был не весёлый….

Финал у песни был ужасно трагическим. Олин возлюбленный, убил её ударом кинжала в грудь. Венок, который она не успела сплести выпал из её рук и покатился. За что он её убил, мне было совершено не понятно. Но вот пришла Мишкина сестра. Садик, где она работала нянечкой, находился совсем рядом на следующей улице, и дала мне понять, что я засиделся и мне пора убираться. Я попрощался и поплёлся восвояси.

Изнывая от скуки, мне пришлось болтаться ещё неделю. И вот, пришел наконец-то долгожданный день. Я иду в паспортный стол получить советский паспорт. Постригся, у некоторых моих сверстников уже росла борода, как я им завидовал, а у меня всего лишь пробивались едва заметные усики, которые я несколько раз сбривал в надежде, что они начнут расти быстрее. Надел совершено новую модную в синею клетку рубашку. Рубашку мне купила сестра, она училась в медицинском техникуме и со своей мизерной стипендии сумела выкроить крохи и сделать мне подарок. Брючки и пиджачок были уже коротковаты, я из них уже просто вырос. Так как выбора у меня не было, весь гардероб был на мне.
Пришёл в местный рай-отдел милиции на полчаса раньше. Оказывается, что получать паспорт пришёл не только я один. Пришло ещё несколько ребят из других районов города. Вскоре открылась дверь и нас всех пригласили в кабинет. Молодая симпатичная паспортистка в милицейской форме указала нам рукой, что бы мы присаживались. За тем, села за стол, устеленный красной скатертью и начала что-то писать. В центре стола стояла большая ваза с живыми цветами, а в сторонке я заметил небольшую стопку новеньких паспортов. Через несколько минут пришёл начальник паспортного стола, и началась торжественная часть. Он прочитал нам не большую лекцию, что мы уже полноправные граждане советского государства, что мы должны делать, как дальше жить, что бы стать достойными людьми советского общества. Поимённо, вызывая к столу жал руку и вручал советский паспорт. Все пацаны были кто Иванович кто Андреевич кто Петрович. Только я один был Абрамович. Первый раз в своей жизни меня нисколько не смутило, когда вслух официально, с присутствующими, громко назвали моё отчество. Я смело зашагал к столу, капитан пожал мне руку и вручил долгожданный советский паспорт. Я впервые почувствовал себя человеком. Моей радости не было границ. Раздав всем паспорта, капитан в заключение сделал нам несколько напутствий, и мы моментально разбежались по домам.
На следующее утро с паспортом и с заявлением, я отправился в автопарк, где мой отец работал охранником. Я очень волновался, несколько раз проверял рукой, на месте ли паспорт, боялся, что вдруг потеряю. В 8 часов утра я был уже в гараже. Отец как раз заканчивал дежурство, сказал мне, что сейчас должен приехать директор, и он мне подпишет заявление. Буквально через несколько минут подъехала «Волга ГАЗ-21». Директор вышел из машины, и я с отцом направился к нему. Он был высокого роста с красивым и добрым лицом, намного моложе отца. Отцу в то время было 59, а директору где-то лет 45. Не смотря на то, что шофера начали его атаковать, каждый со своими вопросами, он нас заметил и обратил внимание. Поздоровался с нами, улыбаясь, взял из моих рук заявление, и прямо на капоте своей Волги подписывая его, назвав меня по фамилии, дал мне напутствие, что бы я честно и хорошо трудился и не подводил отца. Вернул мне моё заявление, где в левом углу красивым размашистым почерком было написано, «Зачислить учеником автослесаря в моторный цех», подпись. Я до сих пор помню его имя Зубарев Михаил Петрович, добрый, порядочный и отзывчивый человек, очень уважал моего отца, всегда старался помочь и поддержать нашу семью. Тогда ещё и в голову не могло придти, что этот добрый и отзывчивый человек трагически погибнет. Это случится ровно через пять лет. Я тогда служил в армии, до дембеля оставалось несколько месяцев. Через четыре дня после моего дня рождения я получаю телеграмму о смерти моего отца. Мне срочно дают отпуск, и я с Казахстана вылетаю на Москву, а с Москвы к себе на Украину. На похороны успел. Все расходы по похоронам взяло на себя автопредприятие. И надо же такому случиться, что ровно через неделю, я ещё находился в отпуске, директор автобазы Зубарев Михаил Петрович погибает в автокатастрофе. Ночью на трассе их ослепляет фарами встречный автомобиль, водитель поздно заметил стоящий справа без освещения гружёный самосвал, не успевает вырулить и правой стороной врезается в грузовик. Водитель остаётся жив, а директор погибает на месте. Я присутствовал на похоронах. Просто мистика, да и только. На похоронах ко мне подошли работники предприятия. Они сказали следующее, когда в плотницкой мастерской делали гроб для моего отца, директор лично зашёл в цех проконтролировать и сказал как бы в шутку, что бы они старались и делали на совесть и если он умрет, то для него что бы сделали такой же, не хуже. Никто не мог подумать, что такая шутка может стать роковой. Вот такая печальная история.
С подписанным заявлением бегу в отдел кадров. Начальник кадров, бывший военный-отставник оформляет меня, проводит приказом, выписывает трудовую книжку и говорит, что если есть желание прямо сейчас сегодня могу приступить к работе.
Отец приводит меня в цех и из рук в руки передаёт  меня наставнику, мне запомнилась его фраза "Не хочет учиться, пусть крутит гайки, научи его!". Наставник крупный мужик с не очень приятной внешностью. Я заметил, что у него какой-то странный взгляд, оказалось, что у него один глаз, а другой вставной, стеклянный. Кроме него в цехе был ещё один работник, молодой парень Лёня Карпов старше меня на год, сначала был учеником, а сейчас у него был 1-й разряд и работал уже самостоятельно. Наставник меня сразу отправил на склад получить спецодежду. Спецодежда состояла: брючки, пиджачок тёмно-синего цвета, на то убогое время это был довольно не плохой прикид. Я выглядел в нём даже лучше, чем в том, в чём пришёл на работу.
Получив задание, приступил к работе. Ну что могут доверить ученику. Естественно самую грязную работу. Предстояло мыть керосином старые рабочие детали от двигателя. Это были шатуны, подшипники, шестерни, болты, гайки и прочее. Ванная с керосином стояла в дальнем углу цеха, очевидно, что бы меньше воняло, но не смотря, что окна были открыты, запах керосина и других нефтепродуктов было слышно, мне лично этот запах нравился. Ванная была довольно вместительная, литров на 100 и до верха наполнена всем этим добром. Молча, подошёл к ванной, присел на корточки, взяв в руки тряпку, смоченную в керосине и начал елозить грязные старые детали. Я заметил, что Лёня бывший ученик, а теперь уже специалист 1-го разряда поглядывает в мою сторону и ухмыляется. Я понял, что я делаю не правильно, и он просто прикалывается. Через некоторое время Лёня подошёл ко мне, протянул мне малярную кисть и дал деревянный ящик вместо стульчика, чтобы я не корячился. Сидя, с помощью кисти дело пошло быстрее и легче. Я был благодарен Лёне. На мою благодарность он сделал важную гримасу и в развалку блатной походкой направился на своё рабочее место. За полчаса до обеденного перерыва в цех пришел какой-то начальник и сказал наставнику, что после обеда он должен дать в помощь одного человека для ремонта на улице здания. Ну и естественно выбор пал на меня. Честно говоря, я был даже доволен, лучше поработать на свежем воздухе, чем сидеть у вонючего корыта. Закончился обеденный перерыв, и я с удовольствием направляюсь выполнять новое  задание.
Вот теперь я немного прервусь и на несколько лет вернусь назад. Это было в пятом или шестом классе точно не помню. Я учился тогда в старой еврейской школе. При мне она была уже русской. До войны школа действительно была еврейской, но перед войной наш «любимый и великий вождь всех народов» - товарищ Сталин, приказал закрыть все еврейские учебные заведения. Двухэтажное здание школы ещё дореволюционной постройки, ветхое и убогое, как и весь несчастный еврейский народ Царской Империи и впоследствии СССР. Несмотря на то, что школа была русской, половина учителей и учащихся были евреи, так как школа находилась в центе города населённого значительно евреями. Буквально, напротив, через дорогу стояла украинская школа № 1, так же дореволюционной постройки бывшая гимназия. Великолепное кирпичное здание в несколько этажей с большими классами и вместительным актовым залом. И что самое примечательное, что именно в этой гимназии учился всем известный Моисей Соломонович Урицкий сын лесопромышленника, впоследствии профессиональный революционер соратник Ленина после октябрьского переворота возглавившего Петроградское ЧК. В 1918 г. В день покушения на Ленина был убит левыми эсерами. На парадной стороне здания была размещена памятная доска с барельефом его профиля в пенсне и с довольно заметным еврейским носом. Когда я иногда смотрел на памятную доску и читал надпись, то я как каждый советский школьник наполнялся чувством гордости за своего земляка. Но, несмотря на знаменитого земляка антисемитов в нашем городе не стало меньше, скорей наоборот.
И вот после очередного звонка как обычно с шумом и гамом все разом выскочили из классов. Погода в этот день была отвратительная, поздняя осень, дождь холод и слякоть идти на улицу ни у кого не было желания. Вся детвора оставалась в помещении и резвилась в коридорах. Коридоры были узкие, и для беготни было очень тесно. В конце коридора у окна, опёршись о подоконник, стояли Валентин Демидов и пионервожатая из старшего класса они улыбались и о чём-то мило беседовали. Валентин был отличником и старше меня на год, крепкий пацан высокого роста на две головы выше меня, отец его был большим начальником. И нужно же было мне именно в этот момент промелькнyть возле них. Очевидно, своим появлением я помешал их беседе. В один момент он отвесил мне такого пинка ногой под зад, что я кубарем пролетел метра два. Я моментально среагировал и первое что я увидел, это его нагло ухмыляющуюся рожу, я понял, что защиты мне ждать неоткуда. Если б это было на улице, я б никогда не рискнул полезть в драку, он был в десять раз сильней меня и с одного удара просто мог убить меня наповал. Но тут у всех на виду вся шпана видит такую картину и что им остаётся делать, только хохотать. Кровь моя закипела, я ничего не соображал, и было только одно желание, это ударить кулаком в его наглую рожу. Я собрал всю свою силу и злость, молниеносно в прыжке достаю ему прямо в нос. Я до сих пор не могу понять, как это меня получилось. Естественно он не ожидал такого поворота, что бы такая сявка так прыгнула. Удар был сильный, кровь из носа хлынула ручьём, моментально у пионервожатой в руках появился носовой платок, зажав ему нос платком, и схватив за руку, куда-то поволокла. Смех тут же прекратился, и все очевидцы были в недоумении. На моё счастье никого из учителей не было в тот момент. И вот тут я действительно испугался не того, что он меня поймает в тёмном углу и отвернёт голову, а того, что за такие вещи меня просто выгонят из школы. Закончилась перемена, прозвенел звонок на урок, к счастью это был последний урок, я с трудом досидел и после конца как мышь выскочил и помчался домой. На следующий день я с ужасом отправился в школу и приготовился к самому худшему варианту. В любом случае если меня вызовут к директору, то всё же он начал первый и только на это была надежда. И тут я ещё раз убеждаюсь, что все-таки есть еврейское счастье. Всё было тихо, меня никуда не вызывали. По всей вероятности Валентин не пожаловался, может, ему было стыдно, что младший его, разбил ему нос, а может ключевую роль в этом инциденте сыграла пионервожатая, она была свидетелем, и видела что он начал первым. И что интересно он меня не преследовал. Единственно, что я старался не попадаться ему на глаза и обходил стороной. Потом меня перевели в другую школу, где у меня началась совсем другая жизнь.
И вот спустя несколько лет, в свой первый рабочий день, я с большим стремлением направляюсь на новый участок, где я должен помочь строителям. Наверху находились корыто для раствора и инструменты. Недалеко в сторонке на травке лежал здоровенный детина под два метра ростом. Лица его я не видел, так как он лежал на животе, подложив обе руки под подбородок. Судя по его одежде, испачканной цементом и раствором, я понял, что он строитель с которым мне придётся работать. Я неуверенно подошел, поздоровался. Он в свою очередь недовольно пробурчал, мол, что надо. Я объяснил, что меня прислали в помощь, на что он ответил, что обеденный перерыв не кончился и есть ещё пять минут. Действительно он был прав я пришёл раньше. И в тот же момент наверно ради любопытства кого это прислали в помощь, повернулся ко мне лицом, обхватил руками колени и посмотрел на меня. Сентябрьское солнце било ему в глаза он, щурясь, пытался меня разглядеть, за то я его сразу разглядел. Боже ж ты мой праведный, и кто это был, вы не поверите. Это был тот самый Валентин Демидов, которому четыре года назад я разбил нос. Меня словно ударило током. Со стороны я наверно был похож на крысу, которую вот-вот должен проглотить удав. Я тут же подумал, что вот тут пришёл мой конец. Он поднялся с земли и вытянулся во весь рост и наши пропорции в росте остались такими же, как четыре года назад. Я стоял как вкопанный и не знал, что сказать. На его лице не было никакой агрессии скорей всего простое безразличие. И тут я понял, что он меня просто не узнал, все-таки прошло четыре года, я изменился, подрос. За то я его узнал моментально. Он начал разговор первым, кто я такой и откуда взялся. Я объяснил, что я ученик моториста и это мой первый рабочий день. Он ничего не ответил, только криво улыбнулся. И на этом наше общение было прервано, появился пожилой каменщик, которому мы должны помогать, и он тут же беспардонно обложил нас классическим матом, что, мол, нехрен расхолаживаться, а браться за работу. Валентин тут же на правах старшего распределяет работу. Меня он посылает наверх, он будет накладывать раствор в ведро, которое я должен поднять при помощи верёвки на верх перелить в корыто для каменщика. Без всяких разговоров я пулей метнулся на верх и тут я сразу обратил внимание на ведро, в которое не спеша накладывал мой новый напарник. Ведро было не стандартное как обычное круглое в 10 литров, а квадратное из-под солидола ёмкостью в 20 литров, а если навалить в него раствору, то вес будет точно 2 пуда. На то время я был хилый и мой собственный вес достигал едва до 50 кг. Я с ужасом смотрел, как он наваливает ведро, но остановить его у меня не поворачивался язык. И вот, наконец, он наполнил почти до верха, поднял голову вверх и дал команду тащить. Я собрался с силами и принялся тащить верёвку. У меня едва хватило сил поднять ведро метра на два. Чувствую, что силы мои покидают меня и в глазах начинает темнеть. И как назло Валентин стоял на том самом месте и не отошел, смотрел совсем в другую сторону и ловил ворон. У меня было только два пути лететь вместе с ведром вниз или выпустить верёвку с ведром из рук. И тут сработал инстинкт самосохранения, и я выбрал второе. Ведро пролетело буквально в нескольких сантиметрах от плеча Валентина и с грохотом ударилось об землю. Наступила гробовая тишина, Валентин с ужасом смотрел на меня, а я на него. Наверно со стороны это уже выглядело уже не трагически, а скорей комически. Первым нарушил молчание каменщик, поняв, что произошло и кончилось благополучно, на всю катушку на певучем украинском языке не скупясь на классические выражения, наехал на Валентина. Что мол, он здоровенный бугай послал пацана на верх на тяжёлую работу, а сам остался внизу. Короче после довольно таки справедливого монолога каменщик поменял нас местами. Валентин что-то непонятное пробурчал, а я, с великой радостью полез в низ. Я начал накладывать раствор, а он поднимать. Естественно я уже накладывал ему меньше чем он мне. К концу дня мы уже подружились и уже прикалывались, как ведро пролетело рядом с головой, да и к моему счастью он так и не узнал, что это я четыре года назад разбил ему нос. Валентин оказался довольно не плохим отзывчивым и спокойным парнем. И что интересно он был отличником и намеренно пошёл работать на стройку подсобником за 52 рубля в месяц, а 11-й класс заканчивал в вечерней школе. На мой вопрос, зачем ему это ему надо он ответил, что он хочет поступить в строительный институт и там очень большой конкурс, но для тех, у кого хотя бы есть год стажа работы на стройке, идут вне конкурса. Вот он пошёл простым подсобником на стройку. Надо отдать ему должное стремился уверенно к достижению своей цели. Через несколько дней ремонт здания был завершён, и строителей перевели на другой участок и с тех пор я никогда его не видел и не слышал о нём. Вот такая история.
И вот после прошествии почти полвека, когда я всё это вспоминаю, на меня находит мысль что это действительно в прямом смысле и есть моё еврейское счастье.