Гриша Гимельфонд легенда школы
Гриша Гимельфонд легенда школы. Весельчак и юморист. Все хотели с ним дружить и общаться. С ним было очень весело. Он мог часами рассказывать смешные истории. Где он их брал, скорей всего выдумывал и фантазировал. Как то шёл в кинотеатре, французский фильм «Не пойман не вор» в главной роли с Луи де Фюнесом, так Гриша так блистательно нам пересказал содержание фильма от начала и до конца, мы ржали, держась за животы и можно было уже фильм и не смотреть. Гриша был, такой вот свой местный Луи де Фюнес. Очень талантливый и одарённый мальчик. Клоун. Не по годам очень развитый ребёнок, проявлял повышенный интерес к противоположному полу. Гриша не упускал момента, где то в углу прижать девчонок, а те визжали, царапали ему лицо и жаловались классному руководителю и ему изрядно за это попадало. Он не был хулиганом, ни с кем не дрался. Всё время смеялся и любил смешить других, именно от этого он и получал удовольствие. На уроках он и пяти минут не мог сидеть спокойно. С ним никто не хотел сидеть за партой. Он всё время ерзал, что-то бубнил в уши, а если это была девочка, норовил её ущипнуть или сделать ещё какую-то гадость. Как сегодня говорят гиперактивный ребёнок. Большую часть он сидел за партой один, на первой парте в крайнем ряду у окна. Это было сделано преднамеренно, что бы всё время он был в поле зрения, и что бы учителя могли всё время его контролировать. Я тоже сидел на первой парте в крайнем ряду у дверей на входе. Мы хорошо видели друг друга. Я часто смотрел в его сторону. Ему было скучно одному, и он постоянно корчил рожи, и всё время в мой адрес посылал в непристойные жесты руками, за что ему на переменках изрядно от меня попадало. Что характерно никогда никому не жаловался ни учителям, ни родителям. Всё выносил стойко как настоящий мужчина. Он умел шевелить ушами, что не всем это удавалось. Особенно мне нравилось, он умел свою ушную раковину пригнуть к слуховому отверстию и в таком положении зафиксировать на долго. Ухо становилось похоже на вареник, было довольно прикольно. Я несколько раз пытался повторить это фокус и всё безрезультатно. Ухо становилось красным и пекло огнём. За то я умел другое. Я умел верхние веки вывернуть наизнанку и на некоторое время их зафиксировать в таком положении. Я делал это быстро и поворачивался лицом к классу. Зрелище не из приятных, кадр из фильма ужасов. Девчонки начинали визжать, и учитель не мог понять, в чём дело. Я тут же быстро поворачивал голову на место и приобретал нормальный вид. В итоге меня кто-то сдал и я получил втык и очередную запись в дневник и вызов родителей в школу.
Гриша был первым запевалой в школьном хоре. Пел великолепно прирождённый талант. Я вспомнил песню, которую он пел, песня называлась «Геологи»
Я уехала в знойные степи,
Ты ушёл на разведку в тайгу,
Надо мною лишь солнце палящее светит,
Над тобою лишь кедры в снегу.
И ещё одна песня, которую он пел, называясь «Голуби», очень жалостливая и трогала душу, помню вот такие слова
Жил в Ростове Витя Черевичкин,
В школе он отлично успевал. И в свободный час всегда обычно
Голубей любимых выпускал.
Припев:
Голуби, мои вы милые,
Улетайте в облачную высь.
Голуби, вы сизокрылые,
В небо голубое унеслись.
Я тоже пел в хоре, но голоса у меня не было, да и пел я неважно. Гриша это знал и говорил, что я не умею петь и меня нужно гнать из хора. Я злился, и мне хотелось сделать ему гадость, конечно, я мог в любом дальнем углу надавать ему тумаков, но боялся последствий. Я и так висел на волоске, могли выгнать из школы, оценка по поведению у меня выше 4-ки не поднималась. И вот я отчебучил такое, что просто стыдно писать. Эту историю мало, кто знает, и всё же рискну и расскажу. Я неплохо рисовал и меня даже, несмотря на моё «примерное» поведение приглашали оформлять классную стенгазету. И вот на одном из уроков я нарисовал на листке обнажённую женщину. На тот момент обнажённых женщин я никогда не видел, видел только на картинках, это были игральные карты, в которые я играл со старшими приятелями босяками. Сегодня это безобидные картинки, где можно их увидеть на каждом углу. Женщина получилась нормально, она лежала на спине, согнув одну ногу в коленях. Из интимных мест была видна лишь одна грудь, торчащая к верху. Я подумал, если есть женщина, то и должен быть и мужчина. Я торопился, потому что урок заканчивался и должен зазвенеть звонок. Мужик получился не важный, какой-то горбатый и уродливый, но он стоял во весь рост, держа, наперевес своё мужское достоинство довольно внушительных размеров. Когда я рисовал мужика, я видел в нём Гришу и старался, что бы он был на него похож, но, к сожалению сходства не получилось. Больше всего мужик был похож на Квазимодо из Собора Парижской Богоматери, и вот в этот момент он должен схватить лежащую красавицу Эсмиральду и потащит её к себе в конуру. Закончив своё «творение» я в уголке написал «На память Дорогому Грише от друзей» и незаметно на переменке всунул свой шедевр в его дневник в надежде, что он откроет дневник, увидит картину и это должно быть смешно. Но к моему несчастью он в школе так и не открыл дневник и ушёл домой. Дома как обычно его отец взял дневник для проверки и сразу наткнулся на мой «шедевр». Естественно Грише всыпали под первое число. Гриша клялся и божился, что этот рисунок подстава, и он к нему не имеет никакого отношения и видит его впервые. Его отец, недолго думая, берёт рисунок и идёт в школу к завучу школы. Завуч школы замечательнейший педагог Вера Олиферовна Згуровец преподавала у нас Русский язык и Литературу. Я по сегодняшний день ей премного благодарен. Благодаря ней я сейчас сижу и пишу свой очерк. И вот на следующий день меня вызывают в учительскую. Захожу в учительскую, Вера Олиферовна подзывает меня к столу, подхожу и тут меня ошарашило на столе лежало моё творение. Всё было прикрыто промокашкой, виден был только мой автограф. Вычислили меня элементарно по почерку. Меня спросили, чья эта работа, сначала я пытался откреститься, но не тут т было. На меня обрушился шквал нареканий, особенно от Веры Олиферовны, она готова была разорвать меня на куски. Мне было очень стыдно, я даже не мог ответить, а лишь что-то невнятное бормотал. Мне сказали, что бы завтра пришли родители в школу, если никто не придёт меня выгонят из школы.
На этом не всё ещё кончилось. Мама отказалась идти в школу послала папу, так как знала, что очередной вызов не предвещает ни чего доброго. Когда папа выходил из учительской, была как раз перемена, и я увидел его, вид у него был ужасный. После полученной взбучки, ему на прощанье подарили этот злополучный листок. Можно только представить себе, что только сейчас пережил этот человек. Домой мне было идти ещё рано, был ещё один урок. Обычно я с нетерпением ждал конца урока и звонка. Первый раз в жизни я хотел, что бы урок не заканчивался, так как после всего того, что я натворил, идти домой у меня не было большого желания. Уроки закончились, и я поплёлся домой. Отец был дома, а мать была ещё на работе. Отец мой был добрейшим человеком и ни разу меня даже пальцем не тронул, хотя следовало бы. В основном карательные акции осуществляла мама. Я зашёл в дом, снял с себя верхнюю одежду. Отец ничего не сказал, лишь только уныло покачал головой. Я был голоден и, пользуясь моментом пока мать на работе решил поесть. Потому что когда придёт мать мне уже будет не до обеда. Быстренько перекусив, и вместо чтобы взяться за уроки я взял книжку Остров Сокровищ Стивенсона и уселся читать про морских пиратов. Не успев прочитать и несколько страниц, как с противным скрипом открылась дверь и вошла мама. На ходу снимая с себя пальто, у мамы и папы завязался диалог, диалог был на идиш, вот приблизительный перевод:
Мама - ну шо, Аврам, ты был в школе, что сказали?
Папа - пауза.
Мама - что ты молчишь словно глухонемой.
Папа - да так ничего особенного.
Мама - Что ничего особенного, не делай из меня сумасшедшую так просто в школу не вызывают, что наверно опять набил кому-то морду.
Папа - хуже.
Мама – подрезал кого-то.
Я понял, что папа не торопится меня сдавать. Дело шло к обеду, и он всегда ждал мать, что бы обедать вместе. Выхода у него не было, если он не расколется, он останется не то, что без обеда, а без ужина и завтрака. Молча, вынул из кармана своего лапсердака моё творение и протянул маме. Мать была не грамотна, едва читала по слогам, но самое главное она увидела. В этот момент я чувствовал себя Робеспьером, которого ведут на гильотину. Увидев нарисованное, она воскликнула. У неё был высокий отлично от природы поставлен голос. Могла петь оперные арии. До войны участвовала в самодеятельных еврейском и украинском драмкружках. Играла главную роль Наталки в постановке «Наталка Полтавка». До войны на республиканском конкурсе среди самодеятельных коллективов она занял одно из первых мест. Она исполняла арию Наталки из оперы «Наталка Полтавка» получила грамоту и ценный подарок патефон и была направлена на всесоюзный конкурс в Москву. В то время довольно известная украинская певица Оксана Петрусенко, будучи председателем жюри, сказала, что она очень талантлива и у неё замечательный голос, и что ей обязательно нужно учиться. Но вскоре началась война и всё пошло прахом.
И вот я слышу довольно знакомый пронзительный вскрик. Вэйтык из мир, аза юр аф инзере соним!!! Перевод (о горе мне, проклятие нашим врагам) и в кого он только такой уродился, и звонко расхохоталась, что меня частично обрадовало. Подошла к печке открыла дверку и бросила в огонь мой «шедевр» и мне так стало легко, словно гора с плеч. Направилась ко мне, я закрыл глаза и приготовился к смерти. Мама взяла меня за шиворот, но на этот раз я отделался легко, ограничилось несколькими подзатыльниками. Папа, увидев, что всё закончилось, не столь трагически вставил реплику. Что ты смеёшься, его хотят выгнать из школы. На что мама ответила. Иди к Поле она председатель родительского комитета школы. Поля, папина сестра, её дочка Люба Файнштейн моя двоюродная сестра училась на один класс старше и была круглой отличницей. Тётя Поля была в авторитете, и ни за что не соглашалась идти к директору. Все-таки папе удалось её уговорить. Но всё же сжалилась надомной, взяв с меня слово, что больше ничего подобного не повториться. Пошла в школу и это дело замяли. Вот такая история.
**********************************************************
Что было потом, уже к Грише никакого отношения не имеет. После того как немного утих скандал на протяжении всего времени мне не было покоя. На каждом родительском собрании и не только. Преподаватели напоминали, что бы не забыли. Что я мол такой сякой и вместо того что бы учиться рисую непристойные картинки на уроках. Одноклассники хихикали, и меня это просто убивало, я не знал куда деться. Было желание реабилитироваться, но как? По тогдашним понятиям нужно было стать героем, что бы все восхищались. Проще, сделать героический поступок. К примеру, спасти утопающего, но, к сожалению, я плохо плавал, да и тонуть никто не собирался. Или вытащить кого-то и пылающего дома, но в ближайшее время пожара не намечалось. И тут в канун октябрьских праздников мне попался журнал «Огонёк». На обложке журнала был изображён Владимир Ильич Ленин на броневике. И у меня родилась мысль, нужно нарисовать Ленина. Начал рисовать дома, а подправлял и подтирал уже на уроках. И тут на уроке русского языка, завуч школы меня накрывает. Бесцеремонно вырывает из моих рук лист. У меня была надежда на похвалу всё- таки нарисован любимый вождь товарищ Ленин, а не то, что было раньше. Она показала листок классу. Броневик получился вроде ничего, а вот с Лениным я фраернулся. Вождь был скорей похож на мужика из предыдущего рисунка с одной разницей, что он был одет в пальто и вместо мужского достоинства держал в руках смятую кепку. Завуч с моим рисунком в руках на весь класс громко заявила: Вот дети посмотрите на этого художника и полюбуйтесь, что он опять нарисовал. Нарисовал Владимира Ильича. Это не Ленин это карикатура. Это же надо так изуродовать Великого Вождя! Негодяй! Да ты знаешь, что Ленина нельзя рисовать. Не всем художникам разрешено писать его портреты. Для этого нужно специальное разрешение. Конечно же, я этого не знал. Я был ошарашен и напуган и не мог вымолвить ни слова в своё оправдание. Моё счастье, что это были уже Хрущёвские Времена и за такие вещи уже не сажали. Как раз на моё счастье прозвенел звонок. Завуч конфисковала мой рисунок и на этот я легко отделался. Ограничился очередной записью в дневнике. Одноклассники выскочили все на перемену, а я остался в классе расстроенный и подавленный. С той поры у меня совершенно пропала охота рисовать, и больше я никогда не брал карандаш в руки. В знак протеста я отказался оформлять стенгазету. И нашёл новое занятие коллекционирование этикеток от спичечных коробков. Но это уже другая история.
Свидетельство о публикации №214121001405