1-235

__

В гостях у дяди Гены. Автобус. Маленькая девочка в отдалении шагает вдоль бесконечной, монотонной стены - светлое пятнышко, зайчик.

__

Думать в одиночку и забрести туда, где уже теряется связь с внешним миром, и не чувствовать созвучности в других – это, конечно, опасно, а слабого просто убьет.

__

Как входит в меня практический дух, так сразу совсем другим становлюсь, причем мерзок, мерзок. Кому-то такое, может, в самый раз, даже призвание, но зачем это мне?

Ведь пусть странны занятия мои, но бросить их не могу. Другой цели нет, моя практика ниже низкого летает.

Как легко может быть размыто  «мое», как легко раствориться, утратить ощущение индивидуальности. Как надо беречь ее, жертвовать ради нее, потому как в той практике нет Бога.

Мне бы лучше быть калекой - так могу соблазниться.

Мир чужой тебе, ты чужой миру.… Все, все невыносимо мне. Всё говорит и говорит боль.

Человеческий документ – многое из того, что пишу;  человеческая реакция,   маленькая, но настоящая  истина.

Однако, никогда прежде я не испытывал такой боли. Пожалуй, не учись я сейчас – топор - этот запах машинного масла - то боли и не было бы такой; но, может, она все же нужна, нужна  – боль?

Дар – не дар, раз так требует; и ответственность есть; и слишком легко эти требования переносить на других.

Просто выражать чувства и ощущения, и не допускать, чтоб болело? Наверное, этого мало, наверное, мы это оставим другим.

Даже дышать больно, обжигающее кипенье боли…

Они по подобию своему создавали мир и потому им нравится такая жизнь, которая, конечно,  не идеал, но зато безмятежно понятна.

Надо перетерпеть, свыкнуться. Пишущий без боли ничего дать не может. Все умничанья, вся оригинальность или же  правдоподобность ничего не стоят.

А эстетику придумали женщины.  Вернее, гомики, потому что женщины думать не могут.

Не шути, ведь страшно одиноко и ощущение угрозы.

Многое записываю неточно, но нельзя останавливаться. Рукой пишет чувство…

Не будь красивых чистотой и нежностью, и глазами девушек, я бы по-другому смотрел на мир. Остался бы только серый фон, без всякой надежды на любовь и счастье.

Надо бы дать перебродить и развиться чувству, а не сливать его сразу на бумагу.

Довольство и смех всегда бездушны,  но сейчас мне чуждо  не только это, а чуть ли не все. Отсюда боль одиночества. Силен, потому что способен перетерпеть боль; надо выдержать, не сдаваться. Чем хуже, тем глубиннее источники силы в себе  открыть можно.

Но Боже, что же все-таки будет со мной?

В    обществе женское начало начинает играть все большую роль и такая сила никому  не нужна.

Как мне чужда техника. Кажется, нет ничего чужее. И вот я учусь  на инженера…

У Жени, наверное, было много сходного со мной в мироощущении. Пора сходить с ума?