Моё первое плаванье

Из цикла «Моё еврейское счастье»

1954 г. Самый разгар лета, мне ещё не было и шести лет. Жили мы тогда в переулке, и к Днепру было рукой подать. Кременчугского водохранилища тогда ещё не было, и Днепр был в своём русле. На правой стороне реки находились промышленные предприятия - это деревообрабатывающий комбинат, военный завод, гвоздильный завод и другие. И практически, для горожан места для купания и отдыха не было. Если и были места между заводами, на которые можно было пройти, то они не были обустроены.
На берегу валялись камни, брёвна и всякий ненужный хлам. Несмотря на это, всё равно местная детвора купалась, прыгала с брёвен на брёвна, и естественно, не обходилось без неприятностей - получали травмы. Но все же, одно хорошее место для купания было - это коса, но что бы на неё попасть, нужно было идти пешком километра полтора вверх. Заводы заканчивались, и оставался чистый берег. Не знаю, была ли коса естественная или намыта земснарядом, но место было замечательное - чистый песок, вода прозрачная до самого дна. Это единственное хорошее место, где можно было отдохнуть. Место не было оборудовано, не было грибков, не было ничего, но выбора не было. И ещё был недостаток, что бы попасть на косу, нужно было пройти бродом метров двадцать, глубина была небольшая взрослому человеку по колена. Маленьких детей переносили на руках, а тех, кто постарше держали за руку, что бы, не дай Б-г не унесло течением.
Был оборудован городской пляж с грибками, но на левой стороне Днепра. Добраться туда можно было только на лодке. Перевозил пляжников тихоходный катер, в народе он назывался калошей потому, что видом он действительно напоминал калошу. И ещё были лодочники, они тоже за определённую плату перевозили людей. Ночью они ловили рыбку, а днём в выходные дни перевозили пляжников, это был их заработок.
Переулок, где мы проживали, связывал центр города с берегом. С окон дома хорошо было видно, как в будние дни утром вниз идут рабочие на работу, а им на встречу навьюченные как верблюды местные жители, и жители из сёл с левого берега. Все шли на базар. Тащили на себе всё, что могли. Мне хорошо запомнилось, люди моего поколения, наверно, помнят, что были такие кошёлки из рогожи с двумя ручками, две кошёлки связывались за ручки воедино, и взваливались на плечо. В основном несли продукты на продажу. Молоко и молочные продукты, сало, рыба и прочее. Теперь я только могу представить себе, что чувствовали те несчастные женщины нагруженные мешками.
В переулке не было покрытия и тротуара, только песок вместе с пылью по колена. Нужно было пройти весь переулок, дальше, дорога шла с покрытием, и был тротуар, но был сильный подъём. Люди останавливались на отдых. Деды курили самокрутки, из газеты, а баб волновало, как они всё это продадут, ну не везти же всё это добро назад на ту сторону Днепра. Сало, конечно, не пропадет, а молоко скиснет и рыба испортится. Местные жители, и в том числе моя мать иногда перехватывали у них товар и покупали тут на ходу. Одни продавали с охотой, потому что не было желания тащить груз в гору, но тут цена была ниже, торговались за каждую копейку. Те, кто был пожаднее, не хотели продавать, а шли к полной победе, и тащили всё на базар что бы продать дороже.
Двор, где мы жили, был крохотным на трёх хозяев, даже заборов меду ними не было. Весь пейзаж, которого составлял три перекосившихся сарая и три до краёв, наполненных туалета, в один из них упадёт двухгодичный соседский мальчик, и к счастью его чудом спасут. Места для игры совершено не было. Моим излюбленным местом был переулок. Я сидел и игрался в песке. Многие прохожие проходили мимо, не обращая на меня внимание. Время было послевоенное, тяжёлое. Люди повидали много горя и вынесли много невзгод. Кого мог тогда интересовать одиноко играющийся в песке мальчик. Другие останавливались, в основном это были женщины, улыбались, спрашивали, чей я, как меня зовут. Я, съежившись молчал и смотрел на них сверкающими глазами. Иногда даже угощали меня конфеткой или коржиком. Я с радостью принимал угощения. Песок трещал у меня на зубах, попадая с немытых рук, но я не обращал внимания.
И вот как обычно в один из выходных дней я сидел, копался в песке. Вскоре мне надоело копаться в песке, и я решил пойти к берегу. Мать не разрешала мне одному ходить на Днепр, а взять меня за руку и повести как обычно, у нее не хватало времени. Как все дети, забыв про запрет, я побежал на Днепр. На моё счастье я нашёл себе компанию. Там были мой одногодка Валик с сестричкой Люсей, она была ещё младше нас на два года, и их отец Николай. Они жили в конце переулка и хорошо знали меня и общались с моими родителями. Замечательные люди. Они безоговорочно приняли меня в свою компанию, мы хорошо игрались, и было весело. Через некоторое время пришёл мужчина с торбой, это был кум Николая. Чего-то они там между собой говорили. По разговору я понял, что они хотят отправиться на ту сторону. Так оно и было. Тут же рядом был небольшой лодочный причал, они договорились со сторожем, и он дал им лодку. Тут же моментально они все четверо погрузились на лодку, и начали отчаливать, я так же прыгнул в лодку, но кум меня тут же высадил обратно. Понятно, чужой ребёнок, и брать на себя ответственность они не хотели. Для меня это был неожиданный удар. Я сел на песок и горько заплакал. Мои друзья уже отгребли достаточно от берега. Я смотрел на уплывающую лодку и продолжал плакать. И тут свершилось чудо, я увидел, что лодка разворачивается и направляется обратно. Сначала я не понял, но когда лодка носом уткнулась в песок и мне начали махать руками, я понял, что они берут меня с собой. Я пулей метнулся к лодке и через несколько секунд уже сидел рядом с детьми.
Николай чисто по-человечески пожалел меня, и на свой страх и риск всё-таки взял. Кум сидел на веслах, а Николай сидел в корме правил одним весло и подгребал. Дул лёгкий прохладный ветерок, теплое летнее солнышко прогревало наши загорелые тела. Из одежды на мне всего были трусы и майка. И вот начали подплывать к долгожданному берегу всё ближе и ближе. Уже было отлично видно чисто песчаное дно. К берегу было уже рукой подать. И я тут не выдержал, подумал, что уже мелко и прыгнул за борт. За бортом было действительно мелко. Для взрослого человека чуть ниже пояса, а для ребёнка как раз с головой. Плавать тогда я ещё не умел и не найдя дно ногами начал барахтаться как собачонка, и если бы не кум дело могло бы кончиться трагически, течение было очень сильное. Кум моментально среагировал и вытащил меня из воды и, матерясь потащил за руку к берегу. Тем временем лодка уткнулась  в берег Валик и Люся спрыгнули на сухой песок. А я уже мокрый стоял на берегу и с радостью встречал их.  Николай  с помощью кума вытащили подальше лодку на берег и начали располагаться. Как было всё вокруг красиво, стоял мне знакомый запах лозы. Лоза была двух видов красная и белая, белая называлась шелех, оба вида шли на изготовление корзин. Больше ценилась красная, она не ломалась при плетении.
Людей было довольно много. Не всем достались грибки и как обычно, большая часть расположилась на песке. Стоял шум, смех, гам. Продавалось мороженое и сельтерская вода, о которой я мог только мечтать. Всё равно мне было весело и радостно.
Наша кампания расположилась в самом конце подальше от людей. Мы с Валиком бегали по песку купались, далеко не заходили и тем более я был напуган своим прыжком в воду. Даже умудрились поймать майкой несколько мальков и опустили их в баночку с водой. Люсю, Николай не отпускал, она ещё была совсем маленькая, и он держал её возле себя. Чем занимались Николай с кумом, они даже не купались. Сидели на покрывале, и пили самогон. Я был очень голоден, с самого утра прошло достаточно времени и солнце уже шло вниз. Валику дали какой-то пирожок или пряник точно уже и не помню. Я подошёл к нему в надежде, что он со мной поделиться, но делиться со мной у него не было желания, отбежав в сторонку и доедая свой пирожок, косо поглядывал на меня. Своим детским умом я понял, что я здесь чужой и еда мне не положена. Меня это ничуть не растрогало, мне так было весело и хорошо, что чувство голода я уже просто не замечал.
И тут радости и веселью пришёл конец. Не успели заметить, как пляж резко опустел. Солнце быстро садилось, и начались сумерки. На пляже кроме нас ни души. И после всей радости на меня нахлынуло уныние, тоска, разочарование, и даже страх. До сих пор эта картина у меня стоит перед глазами. Совсем не приветливый берег, тёмная вода, свинцовые тучи. Выглядело просто зловеще.
Теперь можете себе представить, что испытывала моя мать, ища меня. Никто не знал где я. Жена Николая тоже не знала где они. Знала, что Николай пошёл на Днепр с детьми и все, а то, что поплыл на лодке, не знала и тоже волновалась, что так поздно, а их ещё нет. Весь переулок был на ногах, искали меня. Видели меня на берегу, а куда исчез, никто не знал. Все уже думали, что я утонул. Но была ещё одна надежда. Николая с детьми ещё не было, и думали что, несомненно, есть какая-то связь. Вышли на сторожа причала. Сторож подтвердил, что двое мужчин с детьми взяли у него лодку и до сих пор не вернулись. Когда лодка отчаливала от причала, меня в лодке не было, и когда они вернулись и брали меня на борт, сторож к великому сожалению, так же не видел. И когда сторожа спросили, сколько детей находилось в лодке, он сказал, что двое. Это окончательно убивало мать. Но надежда ещё теплилась. Все ждали возвращение Николая.
Уже почти совсем стемнело. Была команда садиться в лодку и, оттолкнувшись веслом от берега, кум и Николай налегли на вёсла. Было уже очень холодно мы сидели, втроём прижавшись, друг дружке и дрожали как цуцики, и тут у меня наступил провал. Не смотря, что было холодно, очевидно я дремал. Как переплывали Днепр, не помню. Провалился как в бездну. Только помню, как подплывали к причалу, и сквозь сон я увидел как в тумане, много странных человеческих фигур, они стояли как вкопанные, и я их узнал, это были соседи искавшие нас. И сразу возник вопрос, что они все здесь делают. Когда в кромешной тьме они заметили лодку, они зашевелились, и я услышал голоса и среди всех я услышал пронзительный крик моей матери. Я ещё не успел выкарабкаться из лодки на деревянный настил причала, как мать тут же схватила и взяла меня на руки под одобрительный ропот соседей. Я понял, что я сделал что-то не хорошее и меня сейчас будут лупить. Я весь дрожал как осиновый лист. Почувствовав материнское тепло, я моментально заснул у неё на руках как убитый. Несмотря на то, что я был грязный, весь в песке, мать уложила меня в постель и укрыла тёплым одеялом. Вот так и закончилась моя Одиссея.
Проснулся только на второй день к полудню. Мать как обычно сидела и плела корзину и с кем то разговаривала на высоких тонах, а она это умела просто замечательно. Это был Николай, он пришёл извиняться за то, что отчебучил. Мать чихвостила его, на чём свет стоит. «Як ти мiг взяти чужу дитину та повезти на той бiк на цiлий день? Я не хотiв його брати, але вiн так плакав, що в мене сталась така жалiсть, i я мусив його взяти на свою голову, та й дiти мої, тату, тату вiзьми його».
Вскоре Николай ушёл. Вылазить из-под одеяла я никак не решался. Мать увидела, что я проснулся, и направилась ко мне. Я приготовился к худшему, но на этот раз вид у неё был доброжелательный, она улыбалась, что бывало не часто. Взяла меня за руку и ласково сказала, что пора вставать, пошли умываться и будем обедать. Умывальника в то время у нас не было, умывались кружкой над ведром. Кружка была здоровенная, держать я её мог только двумя руками. Мать ловко зачерпнула кружкой из ведра, одной рукой лила воду, а другой мыла мои грязные руки и лицо руки и лицо. Вытерла полотенцем и тут же усадила за стол. Поставила тарелку с едой. Я был голоден как волк, съел всю тарелку и попросил добавки. Мать дала мне еще, но до конца осилить я не смог и оставил половину. Мать не любила когда оставляли в тарелке, но на этот раз она промолчала, молча, взяла ложку и доела, что осталось после меня. Потом зашла одна соседка, мамина подружка, полюбоваться и посмотреть на меня героя. Все были рады и довольны, что так всё благополучно кончилось.
Сейчас, когда мне уже сегодня за 60, можно вполне считать, что это действительно моё еврейское счастье.  А вы как думаете?