Тузик - посвящается четвероногому другу

Животных в жизни человека, постоянно ищущего контакта с ними, бывает много. Начинается общение ещё в детстве от бессознательного желания погладить мягкое, тёплое и пушистое существо, доверчиво приблизившееся к ребёнку. Опять же, это случается не со всеми, но если происходит, то на всю жизнь, уж поверьте мне.

Знакомство.

Произошло это в те далёкие времена, когда Москва начала разрастаться, расширяя свои границы во всех направлениях, наступая и подминая все подмосковные деревни, на месте которых шло бурное строительство пятиэтажек, теперешних "хрущоб". Они казались жителям московских коммуналок, подвалов и бараков верхом комфорта с горячей водой, ванной, туалетом и отдельной кухней, пусть мизерной, но на каждую семью. Такие районы, как правило, называли по имени населённых пунктов, место которых занимали. Когда мы переехали из Центра в Зюзино, большая часть деревни ещё сохранилась, но кольцо стройки неумолимо сужалось и со стороны Черёмушек, и с нашей, Большой Зюзинской улицы. Для нас, детей, это был мир непознанного, который притягивал к себе, как магнит. Мальчишек больше привлекали котлованы, краны, бетонные блоки и другие конструкции для возведения жилых домов, а мы с сестрой постоянно знакомились с деревней. В этот год (1963), а он уже подходил к концу, стояла очень морозная зима. Мне было тогда 12, а сестре 8 лет. Школу уже построили, но занятия в первом полугодии проводились только для младших классов, а мне приходилось ездить к себе на Серпуховку, куда надо было добираться часа полтора. Но всё это мелочи. Главное, из-за сильных холодов уроки в школах отменили, и каникулы новогодние, то есть свобода, начались для нас раньше почти на неделю. Теперь мы целыми днями пропадали на улице. Приходили домой поздно, полностью вывалянные в снегу, в одежде, стоявшей колом, вроде как зацементированной от наледи. Но в нашей трёхкомнатной квартире было много батарей, и сушка проблем не вызывала.

Посреди деревни проходила проезжая дорога, по которой можно было идти до леса, где она терялась меж деревьев. Днём мы изучали окрестности, а ближе к ночи - деревню. Дома располагались по краю дороги. Они все разные, но одноэтажные. Из труб шёл дым, поднимаясь к ночному небу... От лунного света, когда сильный мороз, снег вспыхивает искорками серебра и от каждого шага хрустит. Из рта при дыхании идёт пар, да так и застывает инеем на воротнике. Деревенские жители рано ложатся спать, свет в окнах не горит, на дороге ни души, но тишину нарушает собачий лай. Когда идёшь около домов, то одна собака тявкнет, то другая - кто тонко, а кто хрипло, басовито. Вот, дом с высоким крыльцом, где наверху, около двери, свернувшись кольцом, спит большая собака. Мы подходим к дому, поднимаемся по ступенькам, - собака лежит, как мёртвая, не шевелится вовсе. Где-то рядом надрывается, лает какая-то шавка, но нашему псу хоть бы что. Что это было - какая-то хитрая уловка, чтобы поближе подпустить врага, или действительно такой крепкий сон сморил собаку, что она не слышала нас, не знаю. Внезапно со скрипом отворилась входная дверь, выпустив клубы пара, и громкий окрик - "Тузик, ты что не охраняешь!" - заставил нас с сестрой чуть ли не кубарем скатиться с крыльца. Опомнились мы уже за калиткой. Огромная, как нам показалось, чёрная тень неслась к нам. От неожиданности я повалилась прямо в сугроб. Пёс налетел на меня, понюхал, добрался до лица и ... лизнул. Я уткнулась носом в тёплый мех, пахнущий псиной, да и сестра с радостью гладила собаку. Какое же это счастье возиться с собакой в снегу, кувыркаться, бегать наперегонки! Когда мы возвращались домой, пёс проводил нас до подъезда.

Это было начало огромной дружбы и преданности, защитившей меня от разных неприятностей и обид. Теперь можно было смело уходить далеко от дома и даже в лес - пёс каким-то непонятным образом всегда оказывался рядом, стоило мне выйти из школы или из дома. Как потом я узнала у хозяина, псу было шесть лет. Огромный, крепкий, сильный, помесь лайки неизвестно с кем, острые стоячие уши, разбросанные по белой шерсти, как кляксы, чёрные и рыжие пятна и закрученный баранкой хвост. Он всегда был лидером среди других деревенских собак. Когда их выпускали поздно вечером, они сбивались в стаю и с лаем носились по округе. Мы с сестрой тоже принимали участие в собачьих сборищах, и нас никто не трогал. Один взгляд, чуть наморщенная верхняя губа Тузика, и любая собака, потупившись, отходила в сторону. Такова их иерархия!

Эпизоды.

Помню, как мы с девочками полезли в один двор через забор смотреть щенков  собаки Найды. На мне было новое зимнее пальто. Залезли туда благополучно. В сарае на подстилке лежала довольная Найда, а по ней ползали повизгивающие комочки - четыре штуки. Только мы начали играть с ними, из дома вышел мужчина. Мы, как горох, посыпались оттуда, полезли на забор. Девочки спрыгнули, а я, зацепившись за что-то, повисла на пальто, с силой дёрнула, вырвав на спине огромный клок, наконец-то освободилась и тоже дара дёру. А самое смешное было то, что хозяин кричал нам вслед: "Куда же вы, вернитесь, берите любого щенка!" А пальто было испорчено, и надо срочно исправлять положение. Одна из девочеке принесла прочные чёрные нитки, иглу и ножницы. Я разделась и прямо на улице стала пришивать выдранный кусок. Почему не догадалась зайти в любой подъезд, а делала это на морозе, не знаю, но верный Тузик стоял рядом. И время от времени я грела замёрзшие руки, прижимая их к тёплому боку. Результатом этого "подвига" явилось сильнейшее ревматическое воспаление, и я в возрасте пятнадцати лет вынуждена была носить в жару шерстяной платок на пояснице. Но разве ребёнок думает о последствиях?

В нашей семье была ещё мама, которая с утра до вечера находилась на работе, и наша бабуля. Так вот, каждый год бабуля где-то в конце сентября уезжала отдыхать на юг и находилась там почти до Нового года. В это время мы с сестрой становились полноправными хозяевами квартиры, да и своего времени тоже, не считая, конечно, утренних занятий в школе, да вечеров, когда мама приходила домой. Не помню, как мы делали уроки, но учились хорошо. Наскоро перекусив, придумывали всё новые и новые игры. То у нас был зоопарк, где в клетках из перевёрнутых стульев сидели игрушки - разные звери. Тузик был отгорожен персонально, ведь он изображал волка. За это мы доставали ему из супа кусочки мяса с костями, которые он, как настотящий хищник, грыз с наслаждением. Или ранней весной большой оравой отправлялись на пруд, что через дорогу от дома. Там кто-то из взрослых ребят, как только растает лёд, делал плоты. Желающих покататься было много, но с тами - верный Тузик, и дорога свободна. Мы забирались на плот вместе с ним и, длинными палками-баграми отталкиваясь от берега, плыли к середине пруда. Как мы там балагурили и прыгали! Но ни разу, слава Богу, не перевернулись, а ведь вода была ледяная, да и глубина порядочная.

Пруд - это целый кладезь. Мы вылавливали оттуда улиток-катушек и вместе с элодеей клали в банки, заливали водой, и они жили у нас дома на подоконнике. Ещё, ближе к лету, мы собирали лягушачью икру, относили в свою комнату, где в тазу на полу наблюдали, как развиваются головастики. Для них ловили циклопов. Когда цикл превращения икры в лягушат завершался, мы выпускали их обратно. Так происходило постоянное общение с природой вживую, а не по картинкам и книгам. Впрочем, книги о животных как популярные, так и художественные, в то время были зачитаны, что называется "до дыр".

В нашей комнате, моей и сестры, был целый живой уголок. Даже мама не знала, что там двигается и дышит. Обычно у нас стояли несколько аквариумов с рыбками и клетки с волнистыми попугайчиками.

Однажды летним днём мама сидела на кухне и читала. Никого в квартире больше не было, свет горел только у неё. Сидя вполоборота к коридору, она краем глаза уловила какое-то движение. Повернула голову - о, ужас! Прямо к ней плёп-шлёп, прыгает неуклюжая жаба. Схватив её тряпкой, мама выкинула пришелицу за окно (хорошо, с первого этажа). А ведь нашей жабке просто захотелось пообщаться. Она выпрыгнула из аквариума-террариума, видимо, влезла на другую жабу (а их там было несколько), подтянулась к краю, перевесилась и упала на пол.

Когда пишешь о чём-то одном, вспоминается всё вкупе.

Летом я со школьной подругой гуляла в нашем Зюзинском лесу. Тузик, как истинный охотник, носился между деревьев, выискивая что-то. Так что со стороны казалось, что просто идут две девочки. В то время это был настоящий лес, где при желании можно даже заблудиться. Лесные дороги постепенно превращались в узкие тропки, теряясь в зарослях и петляя по оврагам. Продираясь сквозь чащу, можно неожиданно выйти на лесную поляну, где и солнца не видно, потому что в вышине огромные деревья сомкнулись кронами. Или тропка выводит к краю леса, на поле, где колосится рожь. Летом мы часто шли среди золотых колосьев на середину поля, ложились на землю и смотрели в небо, представляя себя на необитаемом острове, затерянном где-то в океане.

В этот раз мы тихо брели, разговаривая о чём-то. Тузика не было видно. Вдруг со стороны поляны раздался мужской голос:
"Девочки, помогите, помогите!" Мы переглянулись и решили подойти: может, человеку плохо. Пока мы шли, его зов "помогите!" сменился испуганным криком: "Уберите собаку, она загрызёт меня!" Мы увидели такую картину: голый мужик отбивается от разъярённого Тузика, старавшегося укусить его за причинное место. Это было так смешно, что мы хохотали до слёз. Отозвали Тузика, который долго не мог успокоиться, рычал, шерсть на загривке стояла дыбом. А этот человек быстро оделся, собрал вещи и как будто сквозь землю провалился. Теперь будет знать, как приставать к девчонкам. А Тузик - молодец, как всегда вовремя появился, за что и получил ласковое поглаживание в виде поощрения.

В другой раз мы с подругой забрели за Лысую гору и шли под огромными столетними деревьями по дну оврага, где протекала речка Серебрянка, которую переходили вброд. Вэтом месте она мелкая, по щиколотку, но течение быстрое, так что камушки на дне перекатываются. За речкой дорога идёт вверх и резко поворачивает направо. Так мы и шли, пока из-за поворота не появились четверо парней такого бандитского вида, что у нас поджилки затряслись. Ни взглядом, ни жестом мы не показали своего страха. Шли, как ни в чём не бывало. Тут из кустов выскочил Тузик и встал между нами и парнями. Я видела, как он напрягся, как пружина: "Только тронь!" Парни прошли мимо, а мы свернули за поворот и побежали изо всех сил, и Тузик вместе с нами, хотя и бежать-то уже не надо было. Дальше по дороге находился санаторий "Узкое" и пионерский лагерь, тогда ещё настоящая подмосковная зона отдыха в лесу. Туда мы и направлялись.

Вообще, у нас с Тузиком установились дружеские отношения "на равных", даже больше дружеской опеки, если можно так назвать, было с его стороны.

Когда из дома, где жил Тузик, хозяев выселили в однокомнатную квартиру неподалёку, они взяли с собой собаку, но Тузик жить в квартире не захотел, а приходил ночевать к нашему подъезду, запрыгивал на машину, укрытую брезентом на зиму. Здесь он определил своё место, и никакой мороз заматеревшему, выросшему на улице псу, был не страшен. Утром выйдешь из подъезда, дверь придержишь, чтобы не стукнула. Тихонько идёшь мимо машины, где он крепко спал, как всегда свернувшись, спрятав нос в пушистый хвост. Ну, думаешь, всё, не заметил. Только свернёшь за угол, к школе, а голова с настороженными ушами поднялась, глаза внимательно следят за мной. Пёс быстро встаёт, потягивается, легко спрыгивает - и вот уже рядом, приветственно машет хвостом, ласкается не как щенок - бурно и напористо, а с достоинством, просто уткнув голову в руки. Проводит до школы и бежит по своим делам. Где он бегал, пока я была в школе, чем питался, не знаю, но после уроков всегда встречал у школьных дверей. Сколько раз я просила маму и бабулю взять его домой, но они не разрешали: мол, нечего дворовой собаке домой грязь приносить. Вот так мы и жили: каждый своей жизнью, но всегда вместе. Но домой, в нашу комнату, когда взрослых не было, мы с сестрой его приводили. Я показала ему своё место - постель, а потом тщательно вытирала тряпкой с блестящего паркета следы его лап. Самое интересное, что паркет натирала тоже я.

В июне, после окончания учебного года, мама всегда отправляла меня в пионерский лагерь в Хотьково, что за Пушкино, поскольку путёвка была льготная, чуть ли не бесплатная. Как же мне не хотелось уезжать, ведь здесь был лес, была свобода, сестра, друзья, а главное, наперсник всех моих игр и пеших походов - Тузик! Перед отъездом возьму в руки его умную голову, смотрю в глаза и говорю: "Я уезжаю надолго", а у самой слёзы блестят. И мне казалось, что в его карих клазах появляется поволока, и что он часто начинает моргать.

А наши встречи после разлуки, когда я приезжала домой в пересменок на несколько дней! Об этом стоит рассказать подробнее. Обычно автобус привозил детей к Московско-Ленинскому универмагу, где мама работала старшим товароведом, часам к четырём, поэтому к шести я приезжала домой. Летом светло часов до одиннадцати, так что целый вечер впереди. Я сразу, если сестры дома не было, бежала к старым деревенским домам (к лету 1964 года всех оттуда уже выселили). Там мы обычно играли. Так и есть - они там. Я вижу нескольких девочек, а с ними моя сестра. Неподалёку лежит Тузик, как будто сторожит их. Они меня ещё не видят, поэтому кричу: "Эй, привет!" и сильно машу руками. Наконец, заметили! Радостные объятья. Но Тузик, увидев меня, вовсе не собирается сразу подходить. Он отбегает на приличное расстояние и начинает делать круги вокруг меня, постепенно сужая радиус. Этот спиралеобразный бег продолжается до тех пор, пока он не коснётся центра, то есть меня, и вот тогда его радость не знает предела. Он прыгает на меня, может даже повалить на землю, не рассчитав сил, вылизывает лицо, руки. Мы оба так рады встрече, что долго не может успокоиться. И так происходит каждый раз после долгого моего отсутствия. Сколько у меня в жизни было потом собак, в основном породистых, я не встречала такого бурного проявления любви и непосредственности, разве только в щенячьем возрасте, да и то не у всех.

Развязка.

Незаметно летит время. Вот уже и лето 1965 года прошло, а особенно быстро промелькнули те несколько дней в августе после приезда из пионерлагеря до первого сентября. Осень сразу взяла своё. Днём занятия в школе, а через день вечером - в Художественной на Кропоткинской (теперешняя Пречистенка). Ещё за время моего отсутствия к нам приехала жить бабулина двоюродная сестра Мария Николаевна. Спокойная, величавая, она мне очень понравилась. В противоположность суетливой, вечно спешащей куда-то бабуле, Мария Николаевна, отличавшаяся крупной комплекцией, любила посидеть, подперев рукой подбородок, слушая рассказы о моих приключениях. Или, плавно жестикулируя, вспоминала о своей молодости, о путешествии в Италию или о своих соседях, из-за которых была вынуждена поселиться у нас. Мы с ней сразу подружились, и я переименовала её в тётю Магу. Новое имя так подходило ей, что все домашние стали обращаться к ней так, а сама она не возражала. В конце сентября бабуля благополучно отбыла на юг. Мы, как всегда, всей семьёй проводили её. Наконец-то наступила долгожданная свобода! Тётя Мага почти постоянно находилась дома, только изредка ездила проведать своё жильё в Большом Могильцевском переулке, что на Арбате. Прибежав из школы, я поверяла ей свои тайны, делилась самым сокровенным. Приводила домой Тузика, который, сразу поняв её добрый характер, не относился к ней так настороженно, как к бабуле. А бабулю он обходил стороной, но, если уж встречались, то сдерживал неприязнь, стараясь ничем не выдавать раздражение на её окрик: "Ну что, дармоед, опять пришёл!" И почему дармоед, ведь он ни разу не попросил у неё подачки. Я только потом поняла, что, если бы собака униженно расстилалась перед ней, то бабуля милостиво подкармливала и жалела бы такое существо. А гордый, самостоятельный Тузик, привыкший в жизни надеяться только на себя, был ей не по нраву.

В декабре вернулась бабуля, но мы с тётей Магой так сдружились, что у нас появились свои секреты. Если в моё отсутствие бабуля хотела выпытать что-нибудь у тёти Маги, то честная старушка, слегка порозовев, всячески выгораживала свою любимицу. У тёти Маги не было детей, так что я была для неё и дочка, и внучка, и подруга.

Учебный год - 1966 - подходил к концу. Я, окончив восемь классов, поступала в Театрально-художественное училище. Первую половину июля сдавала вступительные экзамены. Правда, я знала, что получила все пятёрки, да и просмотр моих рисунков из художественной школы сыграл свою роль, но списки зачисленных не видела, поскольку мама в конце июля опять проводила меня в этот ненавистный лагерь. А что я могла сделать? В нашей семье это не обсуждалось. Пребывание в лагере продолжалось до тех пор, пока за мной не приехала тётя Таня, мамина сестра. Она жила тогда в Химках, у мужа. Приехала днём, в тихий час. Это было так неожиданно и радостно, что моё счастье не знало предела - еду домой! Тётя Таня сказала, что я поступила и теперь студентке нечего делать в этом учреждении. Когда мы вышли на дорогу, начался дождь, но это не задержало спешащих домой. Остановив какой-то грузовик, мы доехали до станции, а дальше всё происходило как во сне.

Дома нас встретили бабуля и тётя Мага, поздравили с поступлением. Но, когда я сказала, что пойду на улицу поищу Тузика, как-то странно переглянулись. А я и не заметила ничего. Счастливая, побежала искать своего друга. Звала его, осмотрела все места, где он мог быть. До ночи я искала его, да так и не нашла. Время от времени возвращалась домой: а вдруг он ждал у подъезда? Тузика не было. До сентября оставалось ещё много времени - целых полмесяца. Но было грустно - сестру куда-то отослали, а друзья разъехались.

А я, глупая, ещё надеялась, ещё ждала своего верного пса. Бабуля сказала: может он заблудился или под машину попал? Но так говорить мог человек, ничего не знающий о нём. Тузик вырос здесь, он знал наизусть каждую тропинку, каждый кустик. Новый район строился при нём. Он всегда осторожно переходил дорогу, что иной раз думаешь, не всякий человек может так.

В сентябре началась учёба. Я уезжала утром, а возвращалась поздно вечером. Так что другая жизнь захватила меня. А Тузик так и не вернулся. Никогда.

На этом можно поставить точку, но я должна рассказать всё до конца.

Через много лет, будучи замужем, я поехала навестить тётю Магу, которая тяжело болела и позвала меня. Она жила у себя и почти не вставала с постели. За ней ухаживала её сестра Неля из Вологды. Я увидела милое лицо своей давней подруги, и комок встал в горле. О чём мы говорили, не помню, но вдруг тётя Мага сказала:

"Тата, ты добрая, хорошая девочка. Я уже при смерти и не хочу, не могу больше молчать. Так вот, слушай. Помнишь тот год, когда ты поступала в училище и тебя последний раз отправили в пионерский лагерь, а я жила у вас? Ты уехала, а мне было как-то грустно. Я часто сидела на лавочке возле подъезда. Тузик иногда подходил ко мне. Понюхает, повиляет хвостом, вздохнёт и ляжет рядом, как бы говоря: ну, что, плохо нам без неё. Однажды я находилась дома вместе с бабулей, а с улице донёсся крик: "Лови, лови его!" Бабуля заинтересовалась и открыла входную дверь. Мимо её ног в квартиру проскочил испуганный Тузик, опрометью побежал в детскую комнату и спрятался под твою кровать. Бабуля ещё стояла в дверях, когда сумасшедший Петька из соседнего подъезда подскочил к ней с криком: "Вот он, сюда побежал!" За ним вошли двое мужчин с палками, сетками, удавками. Тата, это были живодёры. Это их фургон стоял под окнами. Они спросили у Юли, твоей бабули, её ли это собака. Она ответила, что нет, какой-то бездомный пёс проскочил в квартиру, и может он бешеный. Я ей говорю: "Что ты, Юленька, это же Тузик, Татин друг!" А она мне, молчи, мол, а то выгоню тебя отсюда. Тата, милая, простить себя не могу за малодушие. Ты же знаешь бабулю, какая она. А мне ехать домой в то время нельзя было, я же судилась с соседями. Так что провела она живодёров в твою комнату. Уж как они доставали его из-под кровати, не знаю, только он, бедный, не издал ни звука. Так и унесли его. Больше я бабуле твоей ничего не говорила, и она молчала. Вскоре после твоего приезда я уехала к сестре Ане - не могла смотреть на тебя, ведь ты надеялась, а я не смела правду рассказать. Но, милая Тата, ты была подросток, и я решила скрыть этот ужас тогда, чтобы ты не наделала глупостей, потому что знала, как Тузик был тебе дорог".

Я выслушала тётю Магу, успокоила, сказала, что она не виновата. Но моя душа, доселе распахнутая всему миру, захлопнулась, и там поселилось нечто. Злость? Нет, это не злость. Это просто горечь и какая-то грязь, как будто помои вылили на чистую скатерть. А бабуля так ничего не узнала от меня.

Эпилог.

В этот осенний день, сорок лет спустя, вспомнила вдруг эту историю, которая всю жизнь наплывами подступала ко мне. Вспомнила, разложила по полочкам, упорядочила, хотела успокоить себя, но легче почему-то не стало. И всё же я благодарна провидению, которое соединило нас тогда с этим верным другом и защитником в образе собаки. Ведь, кто знает, что могло случиться с девочками, гуляющими без присмотра.