Воспоминания о посещении родного края

                Петербург,
                1844, 8 сентября
                Ян Борщевский

     Начало:    "Несколько слов от автора" http://www.proza.ru/2014/12/09/1090
     Предыдущая часть "Волколак" http://www.proza.ru/2014/12/10/412
       (Версия на белорусском языке: http://www.proza.ru/2014/12/10/394)


 ВОСПОМИНАНИЯ О ПОСЕЩЕНИИ РОДНОЙ СТОРОНЫ


       Край, где человек жил в счастливую пору своей молодости, где в разговорах и забавах встречал настоящую искренность и доверчивость души доброжелательных и хороших друзей, учителей и молодых приятелей, - этот край в памяти того, кто живет на чужбине всегда встает в наикрасивейших цветах; там, кажется, еще не закончился тот золотой век, когда человек не понимал, что такое дело недоля и страдания; и речки там из молока и меду. Кто же из краёв далеких не грустит по своим околицам? Там наши желания и мысли живут; туда хотел бы лететь я на крыльях!..

       Когда-то и я спешил с севера на берега Двины, чтобы повидать те околицы, рисунки которых всегда скрывал я в глубине своей души. Чуть приближусь к родимой сторонке, казалось мне, что дубы и сосны кланялись, приветствуя давно знакомого гостя. Горы и озера, светясь издали, напоминали мне разные памятки былого. Вот шумит быстротечная речка Дрисса, бежит к Двине через густые леса и песчаные рощи, пробуждая много воспоминаний. На этом берегу было некогда пепелище.

       Давно уже оно заросло травой; время уничтожило на земле ту памятку, но она осталась в моей душе, она напоминает мне тот год, когда жители этого края прятались в лесах от вьюг памятной наполеоновской войны.

       Вечер был погожий; на западе румянились облака; на песчаном берегу Дриссы готовили ужин; горели сухие сосновые дрова; в тихой воде отражалось пламя; знакомые и соседи, собравшись в телеге, сидели у костра; они разговаривали о входе французской армии в Полоцк, о стычках и бою на Белой Руси; и сочувствие, и печаль, и надежда слышались в их речи. Меня в это время занимали серебряная рыбка, какая подскакивала над чистой водой, птичьи крики в пуще и белка, что, забежав на дерево и перескакивая с веточки на веточку, манила меня в лесную чащу. Когда я погнался за этим зверьком, так неожиданно как будто гром откликнулся далеко за бором - там, где румянились на закате солнца облака. Гремело без перерыва, как будто из-под земли. Удивленный, я бегу к обществу и спрашиваю:

       - Что это? Наверное, надвигается гроза?

       Мой отец нарушил молчание и молвил:

       - Эта буря в Клястицах, на Петербургском гостинце; из далеких краёв пришла она сюда, сея свинцовым градом; напрасно стремится на север: и там сильные ветры и морозы встретят ее.

       На лицах у всех по-видимому была тревога; пугливые женщины со слезами на глазах шептали чётки: им думалось, что там каждый выстрел разлучает с жизнью несколько десятков человек. Они дрожали, словно перед Страшным Судом, и та бессонная ночь прошла в разговорах. Старики вспоминали прошлое, загадывали о будущем; какая-то надежда теплилась в их мыслях. Я же на крыльях хотел бы лететь туда, чтобы увидеть тот театр войны и смелых воинов.

       А вот неподалёку и те чудесные рисунки заросших гор и лугов, где сверкают на солнце серебряные потоки и зеркала речек и озер. Атоне! Ты теперь далеко в чужих краях. Вспоминаешь ли когда о прелести родной земли, приходят ли тебе в голову те наши странствования, мечты, разговоры? Тут, захваченные красотой природы, мы находили в каждом месте богов древних римлян и греков; тут была наша Новая Аркадия. У тех ручьёв наяды украшали свои виски водяными лилиями, плясали по лугам нимфы, а козлоногие сатиры блуждали в чащах. О, счастливые грёзы прекрасной юности. Когда молодой, земля - рай, везде чудеса. Образ Древней Греции и всё прошлое возродились в наших мечтах и разговорах. Помнишь, эта гора была Олимпом, пристанищем Муз и Аполлона; то расцвеченное цветами раздолье мы назвали Темпейской долиной; там - Фермопилы, где погиб с маленькой горсткой воинов Леонид, царь Спарты, что сражался с огромной армией персов.

       В этот уголок земли мы хотели перенести все чудеса света.

       Помнишь тот дивный закат солнца, какой видели мы когда-то, навещая эти околицы? Какое чудесное было небо! Лохмотья густых туч растянулись над горизонтом, а их опаленные края горели рубиновым огнем; из облака лился, как водопад, красный свет, и, как на иконах, золотые лучи, разделенные тенями, стреляли вверх. Нас восхищал этот изящный рисунок, а тучи все больше и больше густели, и наконец исчез свет; огонь молнии пробежал по небу, и непрерывно гремело на западе. Пастух, глядя в небо, сказал: "Будет рябиновая ночь!" - и со своим стадом поспешил к деревне. И мы спрятались от грозы в хату, какая там славилась добротой и вежливостью хозяина.

       О, какой страх наводит такая рябиновая ночь на люд белорусский! В ту пору, когда на палетках дозревает урожай, она, как наистрашнейший неприятель, угрожает уничтожить все надежды земледельцев. Встречает ее крестьянин, вознося глаза к небу, с чётками на губах и с неистовством костельных колоколов.

       Тревожно в хате у нашего хозяина: котов и собак выгоняют, поскольку убегая от грома, злой дух - согласно вере здешних жителей - прячется обычно в теле этих животных; бросают на угли освящённые травы и после каждой молнии дрожащим голосом повторяют молитвы.

       Сумрак вокруг: тучи затмили небо и землю; перуны, как огненные ужи, сновали один за другим средь черных облаков; раскаты грома сотрясали здание, дождь с градом сек в окна, ветер выл за стеной. Миновала полночь, а о сне никто и не думал; вся семья, собравшись вместе, посылала небу молитвы. Алина стояла у матери, лицо ее был белым, как лилия; с надеждой и покоем души, как ангел-утешитель, говорила девушка родителям о воле и милосердии Божьем.

       Атоне! Ты помнишь ту ночь?! Ты в то время не слышал ни вытья ветров, ни грозовых раскатов грома; твои глаза и мысли были заняты Алиной; в душе была самая ясная погода, ведь луч Алининых глаз встречал твой взор и проникал в сердце. Эта ночь была для тебя светлой мечтой. Теперь, вдалеке от отеческой земли, видишь ли еще когда-нибудь эти милые глаза в смутном задумчивости или во сне? Но время все разрушает!

       Сколько звезд появилось на небе; ветер погнал на леса и горы остатки туч; заря румянила небо. Взошло солнце; видны сорванные крыши некоторых строений; на поле набухшие водой колосья упали на землю; луга, покрытые песком, какой ручьи нанесли с пригорков; высокие сосны и вязы лежали на земле, словно греческие герои после славной битвы при Фермопилах. Везде страшные следы оставила гроза.

       Встречаю столетний дуб. Он вытерпел, победил ненастье и вьюги, рябиновые ночи не одолели старого героя! Еще раскинет зеленую сень, приглашая пилигрима отдохнуть в прохладе тени. Он свидетель давнего былого, помнит прадедов, и правнуков наших защитит от летнего зноя.

       Тут в праздничные дни собираются крестьяне со всей околицы. Я видел их забавы. Они выносят из хаты столы, и старики, сев при водке, говорят о прошедшей жизни, о соседях, панах и о политой потом земле, что скупо благодарит за мозолистую работу. Дудочник в холодке под дубом надувает кожаный мешок; молодежь начинает свои ухаживания, кружится кольцо танцоров. Тут встретишь солдата, который, тронутый их гостеприимством, забудет о своей далекой родне, захочет поплясать, возьмет на глаз какую-нибудь красавицу - и в это время он наисчастливейший из людей.
 
       Недалеко от этих мест, над речкой Дриссой, стоит поместье Краснополь, окруженный со всех сторон лесом. Там есть место, где, говорят, жил когда-то - еще за языческими временами - князь Бой, что восславился на Белой Руси как могучий силач. Он княжил над всем людом из этих диких краёв на берегах Дриссы. Его обычной забавой была охота с луком и стрелами в пущах на лосей и других диких зверей. Имел он пару преданных гончих; один из них назывался Ставро, второй - Гавро. Были они чрезвычайно крепкие и смышленые; наистрашнейший медведь в стычке с ними не мог вытерпеть; его сразу же разрывали, как борзые зайца.

       Когда Бой на ловах отходил от друзей и окружали его злодеи, так он разгонял и убивал их, пуская своих крепких собак. Не раз, когда заплутает в далеких лесах, собаки, идя вперед, выводили его на дорогу и к самому дому.

       Много раз эти собаки спасали хозяина от опасности и были наиприятнейшей забавой в его жизни. Приказал он подданным своим, чтобы уважали собак и приветствовали их как наиважнейших особ из его почёта. А когда от старости собаки один за другим умерли, так за заслуги предназначены были им святые дни.

       Люд собирался на то место, где зарыли их кости, приносил питье и еду. Играли до поздней ночи. Остатки угощения и кости бросали в костёр, повторяя имена двух гончих - "Ставро! Гавро!" и вызывали их тени с того света.

       И теперь еще между людом в отдельных деревенских хатах тайно справляют тот праздник раз в год - перед Троицей. Хозяин берет лакомый кусок, наклоняется под стол и трижды повторяет:

       - Ставро, Гавро, гам, приходите к нам!

       Я слышал, что на клич некоторых являлись огромные черные собаки и сразу исчезали. Может, это кому-то показалось; может, это дело злых духов, а может, просто фантазия люда белорусского, которому всегда грезятся чары и духи в расплывчатых фигурах, и у каждой из этих существ своя обязанность: духи водные, духи земные, домашние, стражи лесов и кладов.

Продолжение "Полоцк" http://www.proza.ru/2014/12/16/1546