Алые тюльпаны Кара-Балта. Глава 2. Alma Mater

        Ученье – свет, а не учёных - тьма. С этой проблемой человечество борется давно  и с переменным успехом. Осенью 1958 года, пришло время и мне быть мобилизованным на фронт всенародной борьбы с презренной неграмотностью. Как и положено мобилизованным новобранцам, мне родители купили, и выдали настоящую форму. На ворот школьной курточки, очень напоминающей гимнастёрку, даже пришивался белый подворотничок, а на пояс надевался ремень с бронзовой бляхой, на которой было какое-то изображение с лавровыми листьями.


      Брюки, одного серо синего цвета с курткой, были тщательно выглажены. В комплект формы входила ещё фуражка с кокардой. Когда на меня всё это одели, я почувствовал себя сразу намного старше, и почти военным человеком. Ну, когда мне вручили ещё и портфель, я себя почувствовал уже большим начальником. В портфеле лежали букварь и другие книжки, тетрадки, пенал с карандашами, ручками, и даже чернильница - «непроливайка». Я был счастлив! Начиналась новая жизнь!


      Моим первым «alma mater» стала средняя школа №9 нашего посёлка, со временем ставшая действительно родной. Школа находилась недалеко от нашего дома, на соседней улице Дружбы. Я шёл в школу со своим толстым портфелем, словно в университет, с гордым видом и с чувством высокой ответственности. Морально я был готов грызть гранит науки и штурмовать вершины знаний. Попал в 1-й «А» класс, помещение которого находилось на первом этаже здания школы, рядом с раздевалкой. Намного больше мне понравилось то, что рядом находился буфет, в котором продавались вкусные пирожки и булочки.


     Нас рассадили за свежеокрашенные  старые деревянные парты и стали знакомиться. Моей первой учительницей стала Руфина Лаврентьевна Ледовская, заслуженный педагог республики, человек очень опытный, очень требовательный и очень, очень строгий. Состав нашего  первого класса был большой, не меньше сорока человек. Среди моих одноклассников оказались  Саша Белоус, Саша Мягких, Люся Острожнова, Катя Дик, Галя Рой, Катя Ной, Клара Кенисариева, Петя Шулер, Витя Бесчастный.  В классе было много ребят немецкой национальности, и совсем не было киргизской. Наверно, потому что посёлок был сугубо промышленный, а киргизское  население преобладало в сельской местности.


      «Выбрали» старосту класса. Этим общественным лицом класса  стала Люся Остражнова, худенькая симпатичная девочка с большими глазами, большими бантами, и большими амбициями, сидящая за первой партой. Я сидел за её спиной на третьей парте в среднем ряду и размышлял. Директор школы у нас – женщина, завуч - женщина, учительница нашего класса – тоже  женщина, староста класса – вот теперь тоже получается женщина. В школе явно процветал махровый матриархат! В её стенах поощрялась железная дисциплина, и подлежала забвению демократия. Меня ждали суровые испытания.

     С грустью, в мыслях я попрощался с вольной уличной жизнью сорванца. Для себя тогда я сделал ещё одно важное  открытие! Оказывается, название Кара-Балта, носила тогда только наша маленькая железнодорожная станция, а официальным названием являлось - село Калининское. Связанно это было с режимом секретности Карабалтинского горнорудного комбината, находящегося здесь.


     Этот новый школьный этап моей жизни, коренным образом изменил её. Залежей гранита знаний было столько, что я боялся,  моих зубов на 10 лет учёбы не хватит. На улице я стал гулять намного меньше. Теперь мне пришлось  чаще читать букварь, старательно выводить в тетради буквы, которые первое время были больше похожи на каракули. Писать перьевой ручкой без клякс, для первоклашки, тоже оказалось непростым искусством.

     Со временем я узнал и другие маленькие «секреты» письма перьевой ручкой. Узнал, какие металлические перья лучше выбирать, и как их «расписать» до лучшего рабочего состояния. Когда ученики разводили чернила водой, в них обязательно добавляли сахар. Чернила становились гуще, а после высыхания, они начинали блестеть. Пропорция сахара в чернилах у каждого школяра была своя, но, подобно древним алхимикам, часто скрывалась от конкурентов.


     Школьная жизнь медленно, но верно засасывала меня. Слова «трудно - в ученье, легко - в бою», наполнились для меня конкретным содержанием. Мне действительно было трудно высидеть школьные уроки, но легко было одержать победу своим тяжёлым портфелем в «бою» с соперниками после уроков. На вопрос родителей: - Что мне больше всего нравится в школе?  Я уверенно отвечал: – Перемена!


    Сразу в первом классе нас приняли в октябрята. Вручили значки-звёздочки с изображением юного Володи Ульянова, назначили нам пионервожатого. Рядом со школьной доской появился красиво оформленный плакат с правилами октябрят, которые гласили:                Октябрята — будущие пионеры.
Октябрята — прилежные ребята, любят школу, уважают старших.
Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут.
Октябрята — правдивые и смелые, ловкие и умелые.
Октябрята — дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют, весело живут.


    Короче, я понял, что нас ждёт действительно весёлая жизнь, потому что к воспитательному процессу, помимо родителей и учителей, подключились наши старшие школьные товарищи – пионеры. И они были самые опасные воспитатели, потому что Макаренко добросовестно не изучали, и получить на перемене от них по шее было легко. Школьные дни, заполненные рутиной учёбы, пролетали один за другим. Месяц пролетал за месяцем.


    Я имел очень живой неусидчивый характер,  и мне было нелегко высидеть урок, сохраняя полную концентрацию внимания на заданной учителем теме. Руфина Лаврентьевна диагноз этой «болезни» определила точно и чётко: «Шило в заднице!».  Эта была первая и самая большая моя проблема в школе.


   Второй проблемой, которая вылезла чуть позже стала полная непереносимость зубрёжки, при не очень хорошей моей  памяти. Происходила странная вещь, то что мне было интересно, я запоминал на уроках сразу, и легко, даже не заглядывая в учебник, мог на следующий урок повторить, но что мне было не интересно, в одно ухо входило, в другое выходила, не оставляя в памяти ни каких следов. Это отражалась на результатах учёбы. В дневник стали попадать уже трояки, даже, изредка, двойки. Надо было, что то делать.

   Я понял что: надо развивать силу воли и тренировать память, а избыток энергии гасить занятием спортом! И как выяснилось при этом, самая сложная борьба в жизни, это борьба с самим собой. В этом и заключался смысл всей учёбы в школе, помимо получения знаний, на протяжении всех десяти лет, а потом и в техникуме, и в институте. Но именно в стенах этой небольшой двухэтажной «сахзаводской» школы, я получил не только первые азы грамотности, но и серьёзные начальные  уроки жизни, необходимые для своего дальнейшего развития.               

               
   И так, в соответствии с намеченной мною программой использования собственной  энергии в мирных целях, я записался и стал посещать секцию баскетбола для младших классов, которую вёл флегматичный,  пожилой и мудрый учитель физкультуры Абрам Абрамович Минц. Абрам Абрамович считал, что для развития физической культуры человека, надо меньше говорить, и больше двигаться. Он показал нам в спортзале баскетбольный щит с кольцом, бросил мяч со словами: «Начали», и, не спеша, удалился из зала. Больше мы его голоса практически не слышали. Голос заменял его свисток в конце двухчасовых занятий.


     Абрам Абрамович ни чего нам не объяснил про продолжительность таймов, перерыв между ними, поэтому мы бешено носились по залу все два часа, до его финального свистка. Домой шли, еле волоча ноги. Занятия в секции проводились два раза в неделю. С наступлением весны тренировки продолжались на свежем воздухе, на школьном стадионе. Избыток энергии, мне и правда, удалось  гасить. На уроках я уже вертелся меньше, но вот увеличить концентрацию внимания на изучаемой теме, если мне было не интересно, увы, всё равно не удавалось.


    В глазах нашей любимой учительницы сложился мой имидж способного разгильдяя. Правда, я должен вам пояснить, что всё-таки настойчивые усилия Руфины Лаврентьевны по основательному обучению меня в начальных классах письму и чтению не пропали даром. На выпускных школьных экзаменах по русскому языку и литературе после десятого класса, которые я сдавал уже в  России, в  большом городе Балаково на Саратовщине, моё сочинение на свободную тему по творчеству Чингиза Айтматова  заслужило оценку «отлично».
 
                Взаимоотношения между учениками   в многолюдной школе всегда не простые. Что бы тебя ни обидели старшеклассники,  надо было уметь за себя постоять. Тут мне пригодились навыки самозащиты, приобретённые ещё до школы на улице. Меня задиры не трогали. Понимали, что получат сдачи. Тем не менее, подраться пришлось, и даже не за себя, а за моего одноклассника Сашу Белоуса, но поступить я по-другому не мог.


   Выйдя со двора школы, за её ворота, я увидел ораву пацанов, окруживших двоих в центре. Оба в центре были с моего класса: Вовка Рожков, и Саша Белоус. Вовка, пацан нагловатый и задиристый. Наступал он на Сашку, толкая руками и выкрикивая обидные слова. Со слов Рожкова я понял, что ему не нравится, что Саша – отличник, что к нему уважение учителей и класса, особенно девочек. Сашка же имел спокойный, уравновешенный, немного замкнутый характер, и никогда не бахвалился своими школьными успехами. Сейчас он медленно отступал под натиском, размахивающего кулаками Рожкова, не понимая ни причину его агрессии, ни причину массовой неприязни всей окружающей галдящей оравы. Сашка явно не был готов к драке.


     Несправедливость происходящего  задела меня. Бросив портфель, я поспешил на помощь Сашке. Растолкав пацанов, я встал между «дуэлянтами». Раскрасневшийся, воинственный Вовка подумал, что я влез их разнимать, и буду уговаривать его прекратить драку, но мои слова его привели в растерянность:- Хочешь драться, дерись со мной!Уже два – три хороших тумака, заставили его капитулировать. Других желающих поучаствовать в мероприятии не оказалось. Разочарованные прекращением шоу, зеваки медленно расходились.


   За своей спиной я услышал чей-то злой голос:

 -У, самурай! Нашёлся, боец! Шёл бы своей дорогой.

                Ни когда не думал, что это слово станет моим прозвищем, но так случилось.

               
    Дети – народ беспощадный. В школе практически всем, и ученикам, и учителям, даже директору школы, дают прозвище. Часто они являются производными от фамилии, а иногда нет, но всегда меткие. Бороться с этим явлением бесполезно. Это только раззадоривает школьных «острословов». Поэтому моя реакция на прозвище «Самурай», было спокойной. Наверно, потому что я его заслужил за справедливый  поступок, а во-вторых, из истории я узнал, что самураи не только умелые японские воины, но и люди чести. У них был даже свой кодекс чести, который назывался «бусидо», и который они свято соблюдали. Они сражались бесстрашно и доблестно. Историки их сословие часто сравнивали  с европейскими  рыцарями и русскими казаками.


   Я принял этот школьный «позывной». Лучше уж иметь такой, чем какой- либо унизительный. Позднее в 9-10 классе в России  я увлекался самбо, дзю-до, и это прозвище окружающие связывали именно с этим моим увлечением, даже не подозревая о первопричинах его появления ещё в первом классе. Кстати, к Вовке Рожкову тоже тогда прилипло прозвище, но менее благозвучное: - Рожа! Но тут уж, кому как повезло или кто что заслужил. А мои приключения в школе на этом не закончились. Они получили продолжение. Я вроде бы эти приключения специально не искал, но они меня находили  с удивительным постоянством. Вспоминая то время, и тот неприятный случай, я с иронией называю их «полётом парящего орла».


    Во время шумных школьных перемен девчонки играли в «классики» или прыгали через скакалку. Школьный двор был переполнен детворой, так что яблоку не куда было упасть. Мальчишки нашего и соседних классов, перепрыгнув через штакетник ограждения, на территории уже хозяйственного двора школы играли в «лянгу». Игра эта была азартная. Спортивным снарядом был самодельный волан, выполненный из кусочка кожи с длинной шерстью, с закреплённым кусочком расплющенного свинца.


    Смысл её заключался в том, что надо было ногой, выполняя определённые фигуры,  подбрасывать лянгу в воздух, не давая ей коснуться земли. Наиболее ловкие ребята исполняли такие акробатические фигуры в прыжке многократно. Популярность этой игры была тогда такая большая, что сейчас её можно было бы наверно сравнить с популярностью брейк-данса у нынешней молодёжи. Естественно я тогда был в числе  горячих поклонников и участников  той игры. Когда звучал звонок, мы, прыгая через ограждения, летели в класс.


    В тот день, всё было так же. На перемене опять на хоздворе, в тени здания школы мы играли в лянгу. Прозвучал звонок. Вся наша мальчишеская компания поспешила на урок, по одному перепрыгивая через забор. Когда дошла очередь до меня, я неудачно поставил ногу на поперечную перекладину забора, и штанина моих брюк оказалась надета на штакетину.


   Спешащие сзади ребята, не видя мою оплошность, слегка подтолкнули меня.  Я, не удержав равновесия, зацепившись штаниной, широко раскинув руки, как парящий орёл, спикировал с забора головой вниз. К моему несчастью, при падении я ударился лицом о бетонную отмостку  фундамента здания. На короткое время отключился. Сильно разбил лицо. Текла кровь, вызывая панику у всех присутствующих свидетелей случившегося. Весть об этом ЧП облетела школу. Всполошились учителя. Меня немедленно сопроводили домой.


    Очень испугалась, увидев меня окровавленным, мама. Выяснилось, что у меня сотрясение мозга, вызвали «скорую». Несколько дней я провёл дома в постели. На все вопросы родителей отвечал, что сам виноват, упал с забора. В эти дни я был похож больше на мокрую курицу, чем на орла. Батя многозначительно глядя на меня произнёс:

- Рождённый ползать, летать не может! В авиацию и ВДВ ты негоден!

               
    Когда опухоль на лице спала, мелкие раны зажили, у меня на лице остался под носом только малозаметный шрам. Залечив физические раны, я отправился в школу. Там я почувствовал живой интерес к своей персоне со стороны всех учеников и учителей. Ко мне пришла слава «героя» школы. У меня было ощущение, что на моём лбу крупными буквами написано слово «Хулиган!». Я был не в своей тарелке. Мои душевные муки вдвойне возросли, когда я узнал , что из-за меня пострадал ещё и Саня Белоус. По закону подлости в тот роковой день моего «полёта» именно он лез за мной через забор.


    Все ребята оказались в стороне, хотя все спешили и толкались, а виноватым остался Сашка. В общем, мы с Сашей были товарищами по несчастью. У него было чувство вины ко мне, а у меня, соответственно, к нему. Оба ходили долго молча,  и не глядя в  глаза друг другу. Тот печальный случай оказался особенно памятным, потому что оказался рубежом между моим детством и юностью. В жизненную копилку я вложил  важные для меня выводы. Мужчина должен уметь держать удар судьбы, какой - бы суровый он не был. Физические раны заживают быстрее, чем душевные.  Искать в своих бедах вину других - удел слабых.

 
Начальная школа кончалась, мы немножко повзрослели.