Благородный рыцарь и Скады

Нелегко иммигранту в чужой стране. И все может повториться, если ты снова надумал искать счастья на новом месте. Все чаще вспоминается: Израиль 1990 года, желтая раскаленная Беэр-Шева, осатаневшее солнце прибивает тебя к замусоренной безжизненной земле, а ты не знаешь, с чего начать, кого искать, и есть ли вообще какие-то шансы.

Ты только что прибыл из города, где родился и вырос, где знал каждого, кто хоть каким-то боком соприкасался с твоим делом, ты, наконец, не задумываясь мог выразить любую мысль на родном языке.
И тут все исчезает. Вместо понятных слов ты слышишь вокруг себя какой-то дикий набор гортанных и шипящих звуков, тебе кажется, что в этой стране никто в жизни не видел классической гитары, да и вообще не слышал нормальной музыки, само окружение стремится загнать тебя в депрессию, обезводить, лишить всякой надежды. Ты проходишь снова и снова мимо городской консерватории, единственной нормальной музыкальной школы, и не можешь заставить себя туда войти. Что я скажу? На каком языке?

Неожиданная помощь приходит от одного доброго знакомого, единственного старожила, которому есть до нас дело:
-У меня есть приятельница пианистка, очаровательная женщина, с мужем владеет музыкальным магазином, а при нем школа. Она из Баку, по-русски говорит прекрасно.
 
И вот я разыскиваю этот магазин с романтическим именем "Концертино".
Я обошел по карте все сколько-нибудь респектабельные улицы, но пока ничего не обнаружил.
Вот, наконец, та улица, что я ищу: "Мордей а-гетаот" - "Повстанцев гетто", застроенная одноэтажными лабазами и сараями. Замечаю искомую вывеску. Там и вправду музыкальные инструменты, в диком беспорядке, запыленные, но какие! Выходцу из совка 90-го года это все казалось чудом: сваленные без дела синтезаторы "ямаха", "корг", "кавай", фирменные электрогитары, ударные установки! И все это в убогом магазинчике посреди желтого забытого богом городка на краю земли. Никто не суетится, не встает в очередь, и вообще - просто никого. Скучающий хозяин беседует с посетителем, то ли клиентом, то ли просто соседом по бизнесу. Тот почесывает толстое волосатое брюхо, нависающее из-под растянутой футболки на опасно приспущенные трусы...

Лена, хозяйка, меня поджидает:
- Будем на "ты"? В иврите нет "Вы", а я уж отвыкла... Ну пошли, посмотришь нашу школу.
Мы проходим через какую-то подозрительную заднюю дверь по темному коридору и оказываемся в полуподвальном помещении, напоминающем склад... Там сидит десяток детей с гитарами напротив засаленного толстого учителя и дружно наигрывает какие-то заунывные мелодии на одной струне.
- Готовимся к концерту! - гордо заявляет Лена
На мой вопрос, всегда ли дети занимаются такой толпой, она отвечает
- Мы же частная школа! Это в консерватории могут позволить себе индивидуальные уроки!

Толстяк сует мне в руки гитару и показывает в ноты. Похоже, хочет, чтобы я это проиграл... непонятно только зачем? Ноты на уровне 1-2 класса. Я играю, он перелистывает несколько страниц, там пьесы чуть сложнее... Наконец, последняя страница. Смотрит на меня, наверное, это для него высший пилотаж... Мне смешно. Но я продолжаю делать серьезно -заинтересованную физиономию. Напоследок играю для смеха кусочек из какой-то классической сонаты. У профессора совершенно убитый вид. Наверное, не стоило этого делать при детях.

- Ну что ж, - говорит мне Лена уже в коридоре, - как выучишь иврит, приходи.
Я же думаю, смогу ли я заставить себя когда-нибудь так работать? Как-то сомнительно.

Тут я замечаю в углу что-то совершенно невероятное, омерзительное, но такое знакомое... Прямо в мою сторону двигался чудовищных размеров - наверное, с огурец! - но самый настоящий, мерзкий, с гигантскими усами -  таракан!
Я в ужасе застыл. Но на хозяйку чудище, похоже, не произвело никакого впечатления. Ловким ударом модного каблука она припечатывает его к полу.
- В этом году они что-то рано появились, - замечает она небрежно.



Вскоре выясняется, мне совершенно нечего было бояться: почти весь музыкально-педагогический мир Израиля говорит по-русски. Раньше своих педагогов здесь почти не было, а в семидесятые этот подарочек свалился на голову. А поскольку страна была социалистической, всех пришлось как-то устраивать, построили музыкальные школы, создали новые оркестры.

Я знакомлюсь с людьми, не напрягаясь общением на чужом малознакомом языке.
Удивительное дело: мне раньше казалось, что все люди ужасно любознательны, как и я, и если уж попали в эту область, должны бы все изучить и исследовать. Но нет. Каждый сидит на своем тепленьком месте, и больше его ничего не интересует. Я расспрашивал про систему музыкального образования в Израиле (мне очень хотелось пойти поучиться), но никто не мог дать вразумительного ответа.

Наконец Лена Смирнова, беэр-шевская гитаристка, поделилась номером телефона.
"Позвоните вот этому человеку" (она всегда говорила "Вы" в отличие от многих, никак не могла избавиться от ленинградских привычек), он здесь очень давно и очень многим людям помог, его зовут Миша Аппельбаум".

Честно говоря, я побаивался, что Аппельбаум, живший в Израиле чуть ли не с сороковых годов, мог изрядно подзабыть русский язык (я встречал таких), и приготовился говорить медленно, внятно и много переспрашивать.

В трубке раздался густой артистический баритон. Я разговаривал и не мог поверить своим ушам. Больше сорока лет человек не был в России, и такая речь!
Мало того, если бы я не знал, что Миша музыкант, я был бы уверен, что он по меньшей мере театральный актер или диктор. Впоследствии я узнал, что в 50-е годы он был довольно известен как исполнитель песен.

Миша пригласил меня к себе. Для меня это было непривычно. После челябинской закрытости подобный жест по отношению к совершенно незнакомому человеку казался просто верхом благородства. Впрочем, Миша и вправду оказался человеком исключительно благородной души.

Миша жил в городе Рамат-Гане. Точнее, это просто-напросто район мегаполиса Тель-Авива, но тогда я это еще плохо себе представлял. Поездка на автобусе в центр представлялась мне увлекательным приключением. Я засобирался в путешествие. Наконец-то выбраться в свет! В центр, большой город, где небоскребы, море, настоящая цивилизованная жизнь.

В одной руке синий футляр с гитарой, и то и другое работы Ивана Кузнецова, магнитогорского мастера. Ваня сделал мне футляр по дружбе, тогда это был ужасный дефицит, а вот никакого другого дерматина кроме синего не нашел. В другой - сумка путешественника. Там - книжки в дорогу, термос, бутерброды. Я подумывал: не взять ли вареные яйца и соленые огурцы? Сильна российская привычка! И вот через пару часов я уже добрался до Рамат-Гана и, следуя указаниям Миши, иду по зеленым тихим улочкам между трехэтажных типично тель-авивских домов, один из них - тот, что мне нужен.

Как иногда обманчив бывает голос! Он создает в твоем воображении образ, порой не имеющий ничего общего с действительностью. Впрочем, мне иногда кажется, что голос передает сущность куда точнее, чем внешность.
Ничто так не волнует, как женский голос в телефонной трубке, и ничто так не разочаровывает, как неприятные визгливые или вульгарные интонации в речи красавицы.

Я представлял себе Мишу высоким значительным человеком, этаким лордом.
Но виртуальный образ совершенно не совпал с действительностью.
Дверь отворилась, и первое, что я увидел, было инвалидное кресло. Оно было такое массивное, черное, с огромными колесами, что я не сразу заметил в кресле самого хозяина, маленького калеку с ампутированными ногами. Его болезненный вид совершенно не сочетался с уверенным сильным голосом, слышанным мной по телефону. Миша, впрочем, сделал вид, что не заметил моего замешательства, пригласил в дом и сразу попросил поиграть. Видно, хотел понять с кем имеет дело. Я с опаской ждал его реакции, а он не спешил, задумавшись...

- Красиво играешь. Ты ведь знаешь это? -  вдруг сказал он, как будто угадав мои сомнения. И я понял, почему его так почитали многие.

Он совершенно искренне был рад моему приходу.
- Достань там из шкафчика тортик, я сам-то не могу
В шкафчике бегали рыжие тараканы. Совершенно обычные. Квартира, большая и светлая, была в жутком запустении. Видно, что хозяин преуспевал когда-то, сюда приходили многочисленные ученики, коллеги, возможно, поклонницы
Оказалось, Аппельбаум только что вернулся из больницы, где его спасли от гангрены, ампутировав ноги.
Пока он был в госпитале, ушла жена. Дети путешествовали где-то в Латинской Америке, дома было пусто. Впрочем, телефон не умолкал. Звонили многочисленные ученики, и с каждым Миша разговаривал на его собственном языке, в основном на иврите, но я слышал и испанский, французский, немецкий, английский. Затем рассказывал про них, кто где сейчас живет, какую сделал карьеру.

- А что ты хочешь делать, чем Я тебе могу помочь?
По привычке я начал невнятно распространяться, что, дескать, надо и работать... но вот и учиться хочется...
- Конкретно, реши, что тебе надо, и тогда я смогу что-то для тебя сделать.

Миша по-настоящему мне помог. Он понял, что пока я не смогу никуда поступать учиться, но познакомил со Шраером, замечательным гитаристом, уговорив его давать мне уроки по символической цене. Тот стал моим учителем на многие годы.

Зарывшись в своих иммигрантских проблемах, я надолго забыл про Мишу. А вспомнил вдруг во время войны с Ираком. Беэр-Шева была безопасным местом, а вот на Рамат-Ган беспрерывно падали иракские "Скады". Я знал, что многие уехали на юг, к родственникам, у кого были, а кто в гостинницы.

"Как там Аппельбаум?" - вдруг с тревогой подумал я. С надеждой, что его тоже увезли друзья, родственники или ученики, набираю номер. И слышу знакомый баритон.
- А про меня все забыли. Я вообще один в доме, все уехали... и из соседних домов тоже. Каждую ночь я слышу взрывы, вчера ракета попала в дом в соседнем квартале... В убежище спуститься не могу, я же инвалид.

Я представил себе этот кошмар, полное одиночество этого замечательного человека, ожидание смерти каждую ночь, взрывы, сирены...

Миша умер не от бомбы. Но прожил совсем недолго. Видно, врачи все же не справились с гангреной. Через несколько месяцев я прочитал в газете о его смерти...

Его именем назвали международный фестиваль гитары, до сих пор его сборниками пользуются преподаватели в Израиле. Впрочем, почему только в Израиле? Вот уже и в Канаде появились. Сборники и вправду очень хорошие.
В больнице Миша Аппельбаум подготовил свою последнюю книгу, красиво оформленную, с замечательно подобранным репертуаром. Она только вышла к моменту моего визита, и Миша подарил мне один экземпляр, надписав своим твердым красивым почерком пожелания успеха.

 Я очень дорожу этой книгой и никогда никому ее не даю.