Поэты-декабристы против искусных лжецов в поэзии

В современных средствах массовой информации, и на сайтах типа «Проза ру» в том числе, каких только нет поэтов и прозаиков. К их числу принадлежу и я, так как публикуюсь на «Проза ру» и на «Стихи ру».
Как мне видится, поэзия - это проза особого рода. И ни в коем случае не должна быть «красным словцом», оторванным от реальности нашего бытия, как и проза. Будем откровенными – многие и «поэты» и «прозаики» грешат именно «красным словцом» и даже сгрупировались в «обьединения», а кое кто откровенно пишет: «Мне нравится играть словами, как жемчугом... и т.д.» и таких «поэтов» и «прозаиков» не волнует оторванность от реалий жизни. Именно исходя из этого, я предлагаю вниманию пишушей и читающей аудитории ознакомиться с тем, как поэты-декабристы относились к этому вопросу. 
Идеологическое  влияние Карамзина – писателя, пользовавшегося известным авторитетом, заключается в развитии целой программы, ограничивающей задачи и содержание поэзии созданием «цветника чувствительных сердец».

Он считал, что поэт – «искусный лжец», которому следует чуждаться всяких «бурных страстей» и даже изображая «натуру» - воспроизводить не «пожар природы», а идиллические, тихие картины:

«Народы, власти покоряйтесь,
Свободой ложной не прельщайтесь:
Она призрак, страстей обман»

Такова политическая основа понимания Карамзиным призвания писателя. Утверждая, что прекрасное – это то, чего нет в действительности, он писал:

«Если это прекрасное, подобно лёгкой тени, вечно от нас убегает, овладеем им хотя бы в воображении, устремимся за ним в мир сладких грёз, будем обманывать себя самих и тех, кто достоин быть обманутым».

Идейно-эстетическую программу Карамзина разделял и Жуковский. Он проповедовал в поэзии: «отрешённость от действительности», «стремление к уходу от противоречий действительности в так называемый мир «мистического откровения» и «чистого искусства».

При всех заслугах Жуковского в разработке поэтического языка, при всём его мастерстве переводчика, реакционная идейная сущность его поэзии была и тогда очевидной.

Пониманием этой сущности и были продиктованы известные слова Рылеева о Жуковском в письме к Пушкину:

«Мистицизм, которым проникнута большая часть его стихотворений, мечтательность, неопределённость и какая-то туманность, которые иногда в нём даже прелестны, растлили многих и много зла наделали».

Так мог писать о Жуковском только человек, чувствовавший гражданскую ответственность за воспитание молодого поколения в духе высоких идеалов, а не проповеди «интимной дворянской поэзии».

Раевский в своём стихотворном наказе Пушкину, посланном из тюремного заключения в 1822 году, писал:

«Оставь другим певцам любовь!
Любовь ли петь, где брызжет кровь,
Где племя чуждое с улыбкой
Терзает нас кровавой пыткой,
Где слово, мысль, невольный взор
Влекут, как явный заговор,
Как преступление наплаху,
И где народ, подвластный страху,
Не смеет шёпотом роптать»

 Кто же он, посмевший давать наказ Пушкину?
Владимир Федосеевич Раевский, получивший в исторической литературе наименование «первого декабриста», родился в 1795 году. Раевский – один из героев Отечественной войны 1812 года, участник многих сражений, был членом «Союза благоденствия» и руководителем его бессарабской группы. Раевский первым из декабристов подвергся суду и преследованию. Он был в 1822 году арестован в Кишинёве по обвинению в революционной агитации среди солдат дивизионной школы. В течение четырёх лет Раевский находился в заключении в Тираспольской крепости, а после восстания  14 декабря 1825 года привлекался к следствию по делу декабристов. Пробыв два года в тюремном заключении, он был отправлен в Сибирь на поселение; после манифеста 1856 года остался жить  в Сибири и только однажды на короткий срок приехал в Петербург. Умер Владимир Федосеевич Раевский в 1872 году в месте своей ссылки – селе Олонки близ Иркутска.

Раевский был одним из самых последовательных защитников гражданских тем и национально-самобытнго развития русской литературы. Пушкин познакомился с Раевским в Кишинёве в 1821 году и был с ним в близких, дружеских отношениях. Раевский убеждал Пушкина разрабатывать темы из русской истории (очевидно, под его влиянием Пушкиным, рьяным учеником Жуковского, была начата поэма «Вадим»).
 «Первый декабрист» - В.Ф.Раевский был приговорён к смертной казни, заменённой на вечное поселение в Сибирь. Он до конца своей жизни оставался твёрдым и непреклонным борцом за свободу, борцом против тех, кто отчизну «сковал железной рукой и заклеймил и рабством и позором».

Не следует из этого заключать, что темы любви, дружбы, природы поэты-декабристы считали недостойными для себя: речь шла об основном идейном направлении художественного творчества. В этом же смысле следует понимать и признание  Рылеева в посвящении к поэме «Войнаровский» - «Я не поэт, а гражданин». Этим он хотел выразить свою чуждость узко-литературным заданиям, свое презрение к тем «поэтам-эгоистам» и «досужим журналистам», которые
«...тогда, Как вспыхнула война
На юге за свободу, -
О срам! о времена! –
Поссорились за оду!»

В своих воспоминаниях о К.Ф.Рылееве и его понимании сущности поэзии Николай Бестужев писал:

«Единственная мысль, постоянная его была пробудить в душах своих соотечественников чувства любви к отечеству, зажечь желание свободы. Такое намерение уже само по себе носит отпечаток поэзии, где бы оно ни было приведено в исполнение, но становится совершенно поэтическим, когда окружённые шпионами деспотизма, посреди рабских похвал, посреди боязливой лести и трусливого подобострастия, посреди целой империи, стенящей под игом тяжкого самоуправства, мы вдруг внимаем голосу поэта, возвещающего нам высокие истины, впервые нами слышанные, но знакомые нашему сердцу. Сама природа влагает в нас понятие о свободе, и это понятие, этот слух сердца так верны, что как бы ни заглушали их, они отзовутся при первом воззвании. В чём же другом заключается поэзия, как не в пробуждении отголоска на песни её в нашем сердце!»