После дуба

- Эй, Витёк, - лезь сюда! -  крикнул Олег.
- Вас и так уже двое на этой ветке. Она не сломается?
- Не боись, всё нормально будет!

Ветка дуба, где уже сидели я и Олег, была толстой и почти не прогнулась, когда Виктор подлез к нам.

- Не так уж здесь и высоко. – сказал Виктор, но его слова не звучали уверенно. – Олег, дак чего ты там говорил?
- Про то, кем мы будем лет через 20? – спросил я.
- Я знаю точно, что Витёк не станет лётчиком, он даже на ветке дуба высоты боится! Ха-ха! – залился смехом Олег.

То ли от того, что он смеялся, то ли потому что сильно откинулся назад – ветка не выдержала и скинула нас. Лететь было не высоко, но Виктор и Олег, задев ногами ветку, падали спиной вниз. Я приземлился на руки и колени. Было очень больно, в глазах потемнело. Но почти сразу помутнение прошло. Я оглянулся по сторонам. Олег лежал без движения, а Виктор, сморщившись и держась рукой за грудь, стоял на коленях и рвал траву. Я совершенно не понимал, что происходит. Виктор дёргался, словно в конвульсиях. Но вот он кашлянул и сделал маленький вдох. Кашлянул ещё раз и ещё один маленький вдох. Его дыхание восстановилось. Хорошо, теперь надо посмотреть Олега. Он лежал чуть в стороне, когда я подполз – на душе отлегло, он, по крайне мере, дышал. Я попробовал встать, но ноги не удержали.

- Надо позвать на помощь. – тихо сказал я Виктору.

Он кивнул и медленно поковылял к своему дому, слава богу он был прямо перед нами. Минут через 15 подъехала «скорая». Олега привели в чувство и всех нас забрали.

Никаких тяжёлых последствий ни у кого из нас не было - легко отделались. Нас отпустили в тот же вечер, а ещё через пару дней мы с Олегом встретились и пошли за Виктором.

- А Витёк дома? Гулять выйдет? – спросил Олег, после того как мама Виктора из-за двери грозно спросила «Кто?».
- Нет, его нет. – ответила она и мы услышали звук захлопываемой внутренней двери.
- Куда подевался… - задумчиво произнёс Олег.

Мы встретили Виктора через несколько дней, ближе к вечеру. Он сказал, что теперь будет с нами гулять только по субботам. На резонный вопрос, чем это он занимается, что нет времени даже на друзей – он перечислил кучу всяких кружков. И рисование, и литература, и лепка, и музыка. И что, мол, времени совсем не остаётся, может выделить только один день. И только так мы с ним потом и виделись.

После школы, поступив в разные университеты, мы втроём всё же не теряли связь. Виктор поступил в художественный и всё время тратил на посещение выставок и создание своих работ. Олег поступил в экономический и стал завсегдатаем клубов и других «тусовочных» мест. У меня жизнь шла более спокойно.

На втором курсе умер дядя Олега, который был очень близок с семьёй. Когда мы в очередной раз встретились, Олег позвал нас на похороны.

- Я не смогу придти. – сказал Виктор. – Мне надо рисовать. Скоро будет выставка картин, на которой будут присутствовать мои работы, а их готово пока всего четыре. Я буду работать круглыми сутками.
- Не перетрудишься? – спросил я.
- Это всё бессмысленно. – Ты выкладываешься, создаёшь что-то, но для чего? Ты убьёшь себя, работая в таком режиме.
- По крайне мере я не просто так прожигаю свою жизнь. – ответил Виктор. – Я что-то оставлю после себя. А что останется после тебя? Ты вовсю веселишься, но этим никогда не насытиться. Жизнь всегда кончается внезапно и её всегда будет мало. Ты ничего не достигнешь, если будешь растрачиваться только на удовольствия.

Пока он говорил, в его голосе всё отчётливее звучало раздражение. И в конце фразы он встал и молча ушёл.

- Чего это он? – спросил я. – Я понимаю, что у него важное мероприятие. Но у него и так много выставок проводится. Странно он себя ведёт.
- Помнишь тот случай на дубе? Это после него он стал каким-то психом. Очень серьёзным психом, я бы сказал.

Постепенно мы общались всё меньше и меньше. Успели закончить учёбу, все трое женились. Но когда Олег бросил жену с маленьким ребёнком, Виктор наотрез отказался более с ним контактировать. Мы тогда сидели в какой-то забегаловке вдвоём.

- Пусть это меня напрямую и не задевает, но всё равно. – разражено говорил Виктор. – Хотя нет, меня это задевает. У человека нет принципов, а я должен звать его другом? Ты посмотри как он жил всё это время. У его родителей есть деньги и он просто проедал их всю учёбу. Потом ему подфартило с работой, либо это просто знакомство и там, этим начальником ревизионного отдела, тоже не сильно напрягается. Чего он добился сам, своим трудом? Да ничего! Всё, что у него есть, пришло с удачей, случаем и слишком заботливыми родственниками. Да и то – это всё пустота, вот помрёт человек и не останется ничего. Мог бы хоть ребёнка воспитать, да и то сбежал. Когда сгорает дерево – остаётся угли, а когда он прогорит, даже углей то не будет. Пустышка. Мыльный пузырь. Красиво переливается, прикольно летает, но лопается и мгновенно забывается. Как будто и не было никогда. Ведь ничего не остаётся, чтобы напомнить. Я не хочу так. Я хочу что-то оставить после себя. Поэтому и рисую. Поэтому творю. Я умру, но что-то будет, на что люди посмотрят и вспомнят «был такой Виктор». Тогда, на дубе, я чуть не умер. И я думал тогда, что вот, всё, жизнь окончено. А что я успел сделать? Чего добиться? Что останется после меня, кроме костей? И я хочу, чтобы что-то осталось. Чтобы эта жизнь была прожита не зря. Чтобы был смысл.

И вот через несколько лет я стоял у смертного ложа одного из моих лучших друзей. Виктор умер. Он успел добиться признания как художник, как скульптор, его работы выставлялись в том числе и за границей.

- Это было самоубийство. – внезапно услышал я от подошедшего Олега.
- Что? Но у него же вроде бы сердце отказало. – тихо ответил я.
- Он работал слишком много. Не как человек. А как чёртов проводник энергии из какого-то мира муз. Ну и не выдержал. Но, по крайне мере, он шёл на это с открытыми глазами.
- Он знал, что умрёт?
- Он знал, что умрёт когда-нибудь. Мы все это знаем. Не обязательно сегодня, не обязательно завтра. Когда-нибудь и внезапно. Весь вопрос только в одном, как ты распорядишься тем, что у тебя есть. Он вот решил для себя этот вопрос. Отрёкся от себя и творил. Вот только всё это зря.
- Почему зря? – удивился я.
- Видишь это? – он достал из кармана глиняную статуэтку лягушки. – Это Виктор сделал. Когда-то давно, когда только начинал учиться ваять. Она у меня здесь, а он лежит там, в гробу. Ему чем-то лучше или легче, что я держу в руках то, что он сделал и, как бы, вспоминаю его? Да ему насрать. Тогда на дубе, когда я упал, я потерял сознание. Сколько тогда прошло? Минут 15, полчаса? А меня не было. Этого времени не было. Для меня ничего не существовало. И когда мы помрём – будет так же. Только навечно. Что вообще имеет значение, если в один миг мы заснём и никогда не проснёшься? Кем бы ты ни был в жизни, творцом, моралистом, боролся за принципы – итог один. Мёртвому всё равно. Единственное, что ты можешь – постараться успеть получить удовольствие от этого отрезка жизни. Сколько успеешь. Если ты этого не сделаешь, другого смысла ни в чём нет.

Он сжал статуэтку в руке так, что она раскололась.

- Это всё прах. Забудь Виктора. – добавил он и ушёл.

Я подумал, кто из них прав? И если я закрою глаза и потом не открою – есть ли смысл хоть в чём-нибудь?