Судьбу не обманешь

 
Тайна "холодной дамы".
часть 5

Знахарь молча,с достоинством, как и в первый раз, встретил вполне ожидаемых гостей. Как большинство белых магов, он во многих случаях знал, что будет с тем или иным человеком в дальнейшем. Особенно, если человек приходился старику по душе. А такие люди, как Таня с её ранимой, открытой, нежной душой, не могла не запасть в сердце деда Сидора Отшельник не имел привычки расспрашивать о чем бы то ни было своих немногочисленных гостей. Для любого, ступившего на его территорию человека, он в первую очередь топил свою знаменитую баньку. Вот и сейчас, ласково погладив по голове безучастную ко всему, понурую девушку, старик отправился топить баню.
Ваньша с сыном, перетаскав на берег мешки с рыбой, молодой картошкой и Таниными вещами, ушел к деду Сидору к баньке. Они присели рядом на скамью.  Умоляюще поглядывая на знахаря, Ваньша принялся взахлеб, торопливо рассказывать тому обо всем, что случилось с его бедной девочкой. -  "Ничего не пожалею! До конца жизни  кормить- поить буду. Русского Бога за тебя молить стану! Спаси дочушу мою, избавь её душеньку от мороки. Не в себе она. Дите ждет от хорошего человека. Шибко любила  его дочушка моя. Да помер Тоньша- то. Не своей смертью помер. Главный из милиции сказывал, что с поезда его скинули, когда он бабку свою хоронить ехал.  Там и ехать то было пол часа всего, да вот на ночь угадал. Обобрали его те, кто как шаман наш Олоко, грибы дурные едят или чем они там себя дурят?  Главный сказывал, что наркот они колют в себя. Тоньша-то наш сильный был, но тех много больше оказалось. Вытолкнули из вагона. Не заступился никто. Все их боятся. Они, как шаманы, только из нижнего мира. Злые очень и жадные"
Дед Сидор молча кивал головой, не перебивая несчастного отца, давая ему высказаться.  Он был хорошим знахарем, одаренным природой травником, очень хорошо владел гипнозом и введя себя в транс, во многом мог предвидеть будущее  и прошедшее. Но дед Сидор не был Богом и не мог знать и уметь абсолютно всего, поэтому никакая информация о причине болезни  пациентки ему не могла бы повредить. Вечером, после хорошей бани, дед Сидор  накормил всех сытной ухой и отправил Ваньшу с сыном  спать в кладовую, где под самым потолком, у него были сооружены полати - широкая подвесная полка.
В природе властвовал сентябрь. Теплый, золотой месяц, богатый ягодой, грибами и буйными красками благодатного "бабьего лета" В домике было достаточно тепло, но  старик затопил печь, чтобы иметь возможность сжечь куриные яйца после того, как собирался провести свой излюбленный метод лечения Танюши. Как ни странно, но яйцо на Танином округлившемся животике, повело себя совершенно неуправляемо.  Старик едва успел его прижать к пупку пациентки, как оно начало "беситься". С трудом удерживая яйцо на животике девушки, дед Сидор недоумевал. Ваньша утверждал, что дочь его беременна от любимого, хорошего человека - её законного мужа. Но в таких случаях, яйцо не должно так себя вести, тем более не могло быть таким холодным. Что-то не то здесь было. Или плод был мёртв, или внутри девушки жило порождение какого-то греха.
Бормоча, только ему известный заговор, старик с трудом довел ритуал до конца и крепко сжимая в кулаке обжигающее холодом яйцо, понес его к печи. Он не стал его разбивать, прекрасно зная, что там внутри. Он просто бросил его в жаркое пламя и  в ту же секунду прикрыл жерло печи  чугунной заслонкой. Как никогда, долго, ему пришлось держать заслонку, подперев её железной клюкой. Такого мощного выброса негативной энергии давно уже не было в его практике. В печи что-то выло, рычало и билось в заслонку так, что у старика затекли руки от напряжения, пока он сдерживал клюкой силу, пытавшуюся  открыть заслонку. Таня безучастно, со странным спокойствием, наблюдала за действиями старика. Наконец все стихло. Дед Сидор присел рядом с  девушкой.  Руки у него заметно дрожали -"И что ж это было, доча? Что с тобой случилось, голуба? Видно без Олоко мы не обойдемся."  Олоко был самым старым и самым сильным из шаманов ханты, известных знахарю. За всю свою долгую практику, старик обращался к Олоко не более пяти раз. Следующее яйцо, которым знахарь прокатил по голове девушки,хоть и подрагивало немного, но "вело" себя почти прилично. Разбив его перед печью, дед увидел внутри его не сплошную черноту, а отдельные черные точки. "Ну ясно! Тут -то я сам прекрасно справлюсь.  Семь процедур плюс защита и никакая нечистая тебе больше не страшна, бедолага моя. А вот что с твоим ребенком, непонятно!"
Наутро, отправив гостей в обратный путь, дед Сидор  принялся за подготовку  к еще одному обряду, к которому прибегал крайне редко. В этом случае необходимо было вызвать для общения душу кого-нибудь из самых близких Танюшиных умерших родственников.  Белые маги неохотно общаются с душами мертвых, не любят они тревожить того, что само не желает общаться.  Но именно в этом случае, для деда Сидора, да и для Танюши, выхода не было.  Отойдя немного от избушки, дед Сидор подстрелил зазевавшуюся куропатку.  Для обряда нужна была свежая кровь.  А потом, он, как обычно долго и жарко топил баню.
Ритуал по вызову блуждающей души родственника больного был  покрыт такой же тайной, как и вся необыкновенная жизнь деда Сидора. Вся его суть заключалась в том, чтобы, введя девушку в состояние глубокого гипнотического сна, попытаться проникнуть в потаенные глубины её подсознания, в котором живут не только закодированные природой, воспоминания самого пациента, но и воспоминания его кровных предков. Знахарь уже давно понял, что корень зла намертво вцепившегося в Танюшу, находится именно в ее предках. Напарив девушку в бане, дед Сидор принес её в избушку и силой гипноза усыпил Танюшу. Затем он кровью птицы,  начертал одному ему понятные знаки на животе, лбу и висках девушки. Старик достал из сундука пыльное, кожаное одеяние, похожее на одеяние шаманов. Эту атрибутику передал ему его дед еще лет пятьдесят назад.  Дед знахаря  Сидора, еще до революции слыл по всему Томскому северу, как самый сильный колдун и маг. Он не учил внука заговорам и колдовству Он, умирая, просто передал ему все свои атрибуты со словами - "Все в тебе, в твоей голове, в твоем мозгу, в душе, в теле, в крови твоей с рождения храниться. Как оденешь кафтан сей, так и поймешь сам, что делать надобно будет. Предки подскажут".  Из сундука на свет появилось большое, но неглубокое блюдо из куска какого-то голубоватого минерала. Дед Сидор установил его на стол, зажег пару толстых восковых свечей и прикрепил к краям блюда. Пододвинув стол вплотную к лежанке, старик налил в блюдо воды.  Облачившись в старинный кафтан, дед Сидор подошел к спящей девушке.  Нужно было сделать самое главное, взять у Тани несколько капель крови.  И хотя девушка, ничего не чувствуя и не слыша, глубоко спала, старику тяжело достались эти капельки - настолько он привязался душой к девушке. Толстой иглой он проткнул нежную кожу ее запястья и выдавил  в стеклянную стопку несколько капель крови. Все дальнейшее зависело от того, не забыл ли он давно не произносимые им слова заклинаний. Знахарь преобразился, глаза  приобрели темный, почти черный цвет, а потом и вовсе закатились, оставив только поблескивать мертвенно белые белки. Поводя ладонями над блюдом с водой, он негромко бормотал заклинания, которые сами приходили ему в голову. Время от времени, он громко выкрикивал отдельные слова, при этом, касаясь лба девушки рукой.  Так продолжалось достаточно долго.  Вдруг тесные стены лесного дома раздвинулись. Дед Сидор увидел перед собой молодую холеную женщину в белоснежном пуховом платке и коротенькой шубке из дорогих соболей. То, что женщина недобрая, он определил сразу. Ни её шубка, ни нежная кожа, ни слой мышц под ней, не смогли скрыть черного густого пятна  в том месте, где по понятию знахаря, должна находиться душа человека. Напрягая всю силу своих способностей, знахарь пытался проникнуть сквозь эту черноту и ему это наконец удалось. Все, что он там увидел, уложилось в несколько минут его транса. И в эти несколько минут очень ясно вместились несколько лет жизни "холодной дамы", как сразу же  назвал ее старик. Он узнал, что зовут её, как и его пациентку - Таней. Он увидел её совсем молоденькой барышней, только что закончившей Новониколаевскую женскую гимназию, увидел богатый её дом, где проживала она с отцом и старшим братом. Он увидел её отца, какого-то знатного чиновника при самом графе Фредериксе, который до 1925 года самим государем Николаем Вторым, был награжден  званием  Первого Почетного жителя Новониколаевска, за заслуги  в строительстве и облагораживании города. Потом перед глазами знахаря ярко высветились цифры 17 ноября 1925 год. Это был день переименования Новониколаевска в Новосибирск. Затем, дед Сидор увидел высокого человека в кожаном пальто. С ним рядом вышагивали двое военных в буденовках. Они вели отца и брата барышни Тани куда-то под дулами винтовок.  Перед глазами деда Сидора ярко сверкнули крупные буквы УНКВД -1. Потом он увидел мрачное подземелье, окровавленные стены. Дикий вопль, грохот выстрелов. Даже находясь в глубоком трансе, дед Сидор испытал такой ужас, от которого у него прибавилось не мало новых седых волос. И снова он увидел Таню. Ту, из видения. Она была удивительно похожа на Таню эту, что лежала сейчас погруженной в глубокий искусственный сон. Девушки отличались друг от дружки только глазами. Таня из видения сидела одна в темной комнате. Ей было холодно и страшно. А потом появился тот "кожаный". Он подошел сзади и накинулся на девушку. Знахарь видел искаженное от боли и ненависти лицо Тани, чувствовал её боль и отвращение. "Кожаный" грубо и мерзко насиловал девушку. Видение на секунду исчезло и появилось уже другое. Таня, в тесной духоте вагона теплушки едет куда-то в неизвестность. В новом всплеске видения, Таня протягивает деревенской бабе красивые сапожки и выхватывая у той из рук кусок черного хлеба, жадно, давясь глотает непрожеванные куски. И вот она уже в прислужницах у какого-то богатого мужика где-то далеко в тайге.  Таня копает лопатой землю в огороде хозяина. Она то и дело разгибается и потирает спину. У неё большой живот и черные пятна на щеках. Она постоянно голодна потому, что не может хорошо работать из-за беременности.  Таня ненавидит то, что находится в ее животе и ждет родов, чтобы убить ребенка. Знахарь снова чувствует взрыв сильнейшей боли и паники. И вот новый эпизод перед его внутренним зрением. Таня без сознания лежит в темной боковушке хозяйского дома.  Рядом сгорбленная старуха, вся в черном. Она обмывает в тазике крошечного  ребенка. Это девочка. На лавке, закутанный в кусок старого тряпья, лежит другой  ребенок.  У той Тани двойня! Старуха уносит детей в хозяйский дом.  Хозяйка, качая ногой подвесную детскую люльку, в которой лежит её собственный малыш, поочередно кормит девчушек грудью.  Потом детей закручивают в какие-то тряпки и уносят в ночь. Больше дед Сидор их не видит. Он вновь видит Таню.  Она  рядом с дородным мужчиной, заметно старше себя. Таня довольна. Этот человек её муж. Он большой начальник, а красавица Таня, с совершенно черной душой, живет в большом и богатом доме хозяйкой. Она только что добавила в кашу его матери сок ядовитого вёха. Знахарь не может чувствовать ничего из того, что чувствуют все остальные персонажи его видений. Он может чувствовать только Танины переживания, ее мысли. Но кто она эта Таня? Она не может быть матерью его  пациентки Танюши, спящей сейчас совсем рядом в настоящей жизни и в настоящем времени. Провидение не зря так ясно показало ему год происходящего в его видениях. Год 1925. Его внутренний, обостренный взор, выхватывает из сгущающейся темноты довольный взгляд и кривую, ухмылку холодной красавицы. Этот довольный взгляд  Тани  обращен на её  старую свекровь, корчащуюся в предсмертных конвульсиях.
Знахарь без сил упал на лежанку рядом со спящей девушкой. Немного придя в себя, он приподнялся, чтобы снять тяжелый дедов наряд. Старый маг отлично знал, что еще один подобный сеанс ему и не осилить, и не вынести. Старику перевалило за 80. А каждый такой сеанс отнимал не менее двух лет жизни. Ради жизни и здоровья запавшей в его сердце девушки, он пошел на запрещенное среди белых магов колдовство, зная что это ему обязательно аукнется.  Дед Сидор прибрал в сундук атрибуты своих манипуляций и выпив стакан  оставшейся после посещения Ваньши, водки, упал прямо на пол, на толстую кошму у лежанки Танюши. Утром у знахаря дико болела голова, как у обыкновенного забулдыги алкаша. Он маялся  пол дня, пока наконец не пропарился хорошенько в своей баньке. Дед Сидор не пропуская ни одного дня продолжал проводить над Таней свои обряды по изгнанию нечисти из её тела с помощью куриных яиц. Девушке то становилось намного лучше, то она вновь, впадала в депрессию. Видя такое, дед Сидор решил расспросить пациентку о возможных её видениях.  Выждав день, когда девушка выглядела совершенно адекватно, старик задал ей вопрос, не знакома ли ей красивая дама в старинном одеянии, в собольей шубке и с очень холодными руками? Таня, казалось не особо удивилась вопросу деда Сидора.  -"Да, видела её несколько раз во сне. От неё холодом веет. И вообще она какая-то злая. Мне кажется, что она на маму похожа, но только лицом".  Ничего более существенного, кроме того, что "холодная дама" пыталась отнять её ребенка, Таня вспомнить не смогла. "Танюша, а ты о бабушке своей, маминой матери, знаешь что-нибудь?"  -"Да откуда, деда!  Маму папа мой украл можно сказать. Она в детском доме под Томском с рождения воспитывалась. Ей 17 лет всего было, когда они всем детдомом на лето приехали на рыбозаводе поработать. Папа тогда тоже совсем молоденький был. 19 лет всего.  Он так в маму влюбился, что  уговорил её замуж. За неделю сговорились. Мама добра не видела, а папа наш -  он ведь очень добрый. Он так маму любил, что все завидовали".
У Танюши покатились по бледным щечкам частые слезы и она шумно, по детски зашмыгала носом. Дед Сидор вытер ладонью щечки девушки и попытался приободрить девушку -"Не плачь, милаха. Мама твоя с того света на тебя смотрит. Помогает тебе, только ты этого не замечаешь".  - "Деда, а почему мама тоже хотела у меня ребеночка забрать?"   -"Вот и я бы хотел, Танюша, знать об этом.  Непонятно все это мне как-то. Шаман Олоко может помочь. В тебе хантыйской крови половина. Может и согласится. Уж больно стар шаман". Этой же ночью Танюша проснулась от какого-то непривычного чувства. Что-то медленно повернулось в её животе.  Она лежала, прижав руки к животику и прислушивалась к себе. Новый толчок изнутри заставил сорваться девушку с постели - "Деда, деда, он зашевелился! Танюшка засмеялась и тут же заплакала громко и безутешно  -Антошенька мой милый, почему ты меня бросил, зачем ты меня оставил".  Девушка причитала, как старушка, раскачиваясь из стороны в сторону, разрывая сердце знахаря. -"Ну, ладно, уймись, уймись, доча.  Костьми лягу, а правду узнаю." О какой правде бормотал дед, Таня не очень поняла.  А знахарю не давала покоя мысль, почему бесятся и чернеют  куриные яйца, в которые он пытался заключить ту черноту, что все еще жила в теле Тани.  Мозг её совершенно очистился и приступы меланхолии объяснялись лишь тоской по погибшему мужу.  Но почему на ребенка её легло черное проклятие, дед никак не мог понять.   Однажды, Таня задумчиво глядя в  темнеющее окно, неожиданно проговорила - "Дед Сидор, я вспомнила. Мама как-то говорила, что вроде сестра у неё была. Она плохо помнит, но вроде, была сестренка.  А потом её удочерили лет в пять. И она ничего и никогда больше о сестренке не слышала ".
И тут дед Сидор окончательно все понял. Все, как говорится, срослось, все стало на свои места, не оставляя  никаких сомнений в том, что та Таня, та "холодная дама", никто иной, как родная бабушка его пациентки. А мама Тани и возможно,  удочеренная кем-то сестренка её, никто иные, как те два младенца из видений деда Сидора. Но решив этот сложнейший ребус, старик так и не понял главного -"Почему на ребенке Танюши Шульги, его почти что "дочи" лежит такое сильное проклятие. На этот вопрос мог дать ответ только Олоко, последний, оставшийся в тайге настоящий шаман. Те из молодых, что зовут себя шаманами, просто бледная тень на фоне дара Олоко.  Знахарь решил, что завтра же начнет собираться в тайгу за пятьдесят километров в стойбище Олоко. Тем более, что большую часть пути,  пройти придется по воде. А это куда быстрее и легче, чем по тайге.