Судьбу не обманешь

первая часть

У Ваньши Прасина жена должна была седьмого скоро родить. Дом в поселке под Томском у Ваньши большой, в два этажа. Пять комнат внизу, да еще и кухня такая, что хоть на лошади заезжай. В подвале котел для отопления дома. Уголь  дармовой, вода и свет за пол цены.  А все потому, что Ваньша хант. В конце шестидесятых по всему северу власти объявили послабление коренным народам севера. Грех таким, как Ваньша, на власти обижаться -  вон какой домина ему отгрохали. Он и сам, конечно не без рук. Всю отделку своими руками, всю  ограду вокруг усадьбы и сараюшки для скота - все сам сделал. Главное, что материал для  отделки и сараюшек дали от Сельсовета  за копейки.  Ваньша бежит по тайге на коротких широких лыжах снегоступах, прислушиваясь к лаю Сыча, кобеля охотничьего, а все думки там, около беременной жены Таськи и детей. Две старшенькие, Ленуся и Танечка, уже большие.  Невесты, можно сказать, помощницы материны.  А четыре мальчонки, хоть и мелковаты еще, но тоже хозяйственные.  Леночке 17 пошел, Танюшке скоро 15. А пацаны, как по  ступенькам.  Костюшке 12, Миньке  -9, Ваньше любимчику 7, и младшенькому Кешке скоро 5. Интересно, кого Тося на этот раз принесет ? Соседка Ваньшина говорит, что девочка будет.  Не плохо бы! Дети у Ваньши красивые. Про них говорят, метисы мол. Мать у них русская, а отец - хант.  Детишки получились, на заглядение! Особенно дочки. Все в мать - красавицу, только глазами в Ваньшину породу. Ох, беда будущая парней местных, да и только. Летом Ваньша на катере мотористом трудится, а зимой с артелью  пушнину  в тайге добывает, план по заготовке шкурок добросовестно выполняет. Ну и себя не обижает.  А как же иначе, детям на севере и шубки, и шапки нужны. Не наглеть, главное. И никто ни кого не выдаст. Сам начальник артели на это сквозь пальцы смотрит. Для себя зверя в тайге, рыбу в реке, дичь на озерах, все можно. Главное, на сторону не продавай  и  сроки охотничьи не нарушай. Ваньша легко подстрелил зазевавшуюся белку, сунул в охотничью сумку и позвал собаку: "Домой, Сыч. До темноты успеть надо!"  Сегодняшняя добыча состояла из  восьми белок, двух куниц,  матерого красавца соболя и двух рыжих лисиц.  Лис Ваньша оставит для красавицы Танюшки. Её шапчонка из серого песца уже потерлась изрядно. Старшенькой Ленусе недавно мать пошила рысью шапку, Костюньке справили беличью нынче. Соболя начальство приберет к рукам.  Ваньша надеялся получить за драгоценную шкурку не плохой куш. Очень уж ему ружьишко новое нужно.
До дома километров 8.  Тридцатисемилетний, тренированный мужик добраться до дому рассчитывал через час, еще до  полной темноты.  Тяжело девкам со скотом управляться.  Коров подоят, порося накормят. А подчистить в сарае, корму скотине рогатой дать, Ваньша еще и сам успеет. Мальчишки конечно, помогают. Но негоже мальцам с детства спины рвать. Погода стояла тихая без ветра и метелей и Ваньша быстро добрался до дома. Жена его дохаживала последние дни. Она вся отекла, обрюзгла и с трудом передвигала по дому синюшные, толстые ноги. У женщины были не очень здоровые почки и врачи  не советовали ей рожать.  Но набожная женщина, даже и не думала  последовать их совету и сделать аборт. Ваньша скинул в сенях унты вместе со снегоступами и торопливо вбежал в дом. Что-то нехорошо у него  на душе было. Не радовал даже богатый трофей. Трое младших мальчишек кинулись к отцу с ревом. Ваньша, вытирая ладонью их сопливые носы, кое-как разобрал, что  маму увезли на машине за сестричкой. А Ленка, Танька и Костя побежали следом, а их не взяли. Больница была не так далеко и через пол часа, Ваньша уже входил в  приемную.  Там рядышком на скамейке сидели немного напуганные его любимые дочки и старший сынок. Они кинулись к отцу, повисли у него на руках, на плечах. Дети засыпали отца вопросами, на которые он сам не знал ответа.  Успокоив кое - как детей, отец уговорил их пойти домой, тем более, что коровы, свиньи, лошадь не кормлены, не поены.  Сам он остался в приемной дожидаться хоть каких -то известий о состоянии жены. Но вышла медсестра и  строго попросила его уйти.  Было уже очень поздно и нужно было запирать дверь больницы изнутри. - "Все будет хорошо" - успокоила она будущего папу. Эту ночь Ваньша почти не уснул. А задремав к утру увидел сон, от которого  ему даже во сне стало жутко и неуютно. Его красавица  Анастасия, молодая, простоволосая стояла на берегу Оби, на самом краешке обрыва.  Она протягивала ему крохотного голого ребеночка и тихо шептала что-то. Ваньша подошел поближе, но жена закричала так громко, что Ваньша проснулся : "Стой, Ваньша, не ходи, нельзя тебе сюда. Спаси её". Ваньша прошел на кухню, трясущимися руками открыл бутылку водки и залпом выпил почти стакан. Вопреки тому, что  северный малочисленный народ считают природными алкоголиками, Ваньша пил очень редко. Он считал себя самым счастливым хантом на всем севере и не собирался причислять себя к числу алкашей. Водка помогла мало. На душе было скверно. Непонятный сон не давал покоя. Подойдя к иконе, на которую молилась частенько Тася, Ваньша неумело перекрестился и откашлявшись проговорил как можно громче:"Русский Бог, спаси Таську мою. Мать ить, она Седьмую народит. Как же без мамки дети будут? Не забирай её, русский Бог".  Во дворе было еще очень темно и рано.  Идти в больницу, не было смысла.  Ближайший телефон был только в проходной рыбозавода.  Но идти туда далеко, проще утра подождать.
Ваньша попытался уснуть. Долго крутился в постели и наконец, усталость одолела возбужденный мозг. Не успел бедняга провалиться в сон, как снова увидел жену.  Она стояла у его постели. От лица жены исходил ровный голубоватый свет. Тася строго смотрела на мужа. Губы её были плотно сомкнуты, но Ваньша слышал её четкие слова, рождающиеся у него в мозгу. Но это были её слова, её голос:" Береги детей, Ваня. Танечку особо береги. Беда над ней. Верочку я с собой забрала. Трудно тебе с ними будет." Жена вдруг стала удаляться, бледнеть, превращаясь в тень: "Танечку береги, Ванюша". Последние слова она выкрикнула уже откуда -то из темноты. Ваньша сел в постели. Сердце бешено молотилось о ребра. Мать Ваньши дала ему такое имя с рождения. И с детства его все называли "Ваньшей". Но Тося, с первых дней  замужества, звала мужа на русский лад Ваней, Ванюшей. Никому, кроме любимой жены, Ваньша не разрешал звать себя Ваней. Он и Тасе позволял это делать только наедине. Скорее всего, так он поступал ради памяти матери, которую очень любил.
Окончательно проснувшись, Ваньша вдруг  с острой, жуткой тоской понял, что никогда больше не увидит живой свою любимую жену и их новорожденную Верочку. Он хорошо запомнил её имя, произнесенное женой в страшном и странном сне.  Не в силах больше выносить неизвестность, Ваньша оделся и вышел во двор, в раннее морозное утро.  Было около шести утра,  когда Ваньша зашел в сарай, чтобы накормить скотину: двух дойных коров, годовалого бычка и лошадь, подаренную его семье из фондов Сельского Совета. Ваньша вычистил стойла животных, выкидал скопившуюся кучу навоза во двор. Не зная, как убить время до рассвета, Ваньша принялся снимать шкурки с убитых им  белок.  Но едва ободрав парочку, бросил свое занятие и снова вышел во двор. Он медленно побрел по селу в сторону больницы. Еще неделю назад, наблюдавшая Тасю акушерка, приходила к ним домой и уговаривала роженицу поехать  в областную больницу в Томск. Уговаривал жену и Ваньша. Но та наотрез отказалась, не желая оставлять детей и хозяйство без присмотра. Ваньша сердился, обижался на недоверия жены, но так и не смог её уговорить ехать рожать в город. В сельской больничке на три палаты, горел свет. Ваньша постучал в дверь нерешительно, со страхом ожидая что ему скажут. Знакомая санитарка, пожилая тетка, увидев Ваньшу, мелко закрестилась и громко всхлипнув, задом уплыла куда-то в боковую дверь. Ваньша все понял. Надеяться было не на что. Скромный от природы, он как-будто переродился.  Оттолкнув достаточно грубо, выбежавшую в коридор медсестру, Ваньша ринулся вглубь больницы.  Открыв первую же на пути дверь, оказавшуюся санпропускником, Ваньша увидел лежащее на кушетке тело, накрытое с головой белой простыней. Сорвав с трупа покрывало, он увидел то, что уже ожидал  увидеть. На кушетке лежала его Анастасия. Но какая-то чужая, очень бледная и очень спокойная. Ваньша упал на колени перед самой любимой и такой теперь недосягаемой женщиной. Он выл по волчьи,  плакал и бился в непривычной истерике, пока кто-то из медперсонала, не воткнул ему в шею иглу шприца.  Получив изрядную дозу успокоительного, Ваньша немного притих.  Он только что увидел под локтем жены крохотное синюшное тельце и теперь смотрел на него с ужасом и не пониманием. После похорон, в семье наступило черное  время.  Ваньша стал часто прикладываться к рюмке. Он забросил хозяйство, не обращал внимания на детей. И только, приняв изрядную порцию спиртного, размякнув, принимался плакать и просить прощения и у детей, и у умершей жены. Неизвестно, чем бы закончился запой бедного вдовца, если бы из далекого, таежного поселка, не приехала  родственница Таси. Она была вдовой недавно замерзшего в тайге двоюродного брата покойной Таси.  Женщину звали Валентиной. Была она примерно одного возраста с  женой Ваньши. Детей у неё никогда не было. Кто присоветовал вдове отправиться в не близкий путь в весеннюю распутицу,  а главное, зачем, так и осталось не выясненным. Ваньша встретил гостью совершенно равнодушно, дети - настороженно.
Ваньша видел Валентину лет 10 назад, когда проездом в Томск, они с мужем решили навестить родственников. Он бы и не признал её никогда, но Валентина сама напомнила о себе, рассказав за вечерним чаем, о гибели мужа и о своем намерении присмотреть за детьми Ваньши . "Я, Вань, поживу у вас с месяц, за детьми присмотрю. Ты вон опустился, девки обносились за три месяца без матери. Пацаны наверное плохо учатся. Если боишься, что вас объем, могу на работу устроиться.  Да ты ведь скоро в рейс должен уйти. Ты же на катере работаешь? Вот и иди себе спокойно, а я с детьми побуду"
Приезд тетки, её намерение поселиться в их семье, не обрадовало детей, но выхода действительно не было.  Ваньша равнодушно кивнул головой и разлепив, покрытые коричневой коркой, сожженные спиртом губы, лишь буркнул :"Я для тебя не Ваня, а Ваньша. Ясно?." Так и осталась Валентина жить в семье Прасиных. Ни женой, ни квартиранткой, а скорее приживалкой, домработницей  за еду и жилье. Но появление в доме посторонней женщины, все же имело свои положительные качества  - Ваньша перестал пить и вышел на работу.
Лето прошло относительно спокойно. Приходя из рейса, Ваньша расспрашивал детей, что да как тут без него и, не желая лишний раз оставаться под одной крышей с Валентиной, уходил то в лес, то на рыбалку. Приходил поздно, молча ел то, что подавала ему на стол Валентина, молча уходил в спальню. Их бывшую общую с Анастасией спальню, запирался на крючок и ложился спать. Валентина, под пристальным вниманием старших детей, вела себя вполне прилично. Готовила вкусные блинчики с сепарированными сливками, жарила котлеты из щуки, пекла пирожки. Была немногословной, не надоедливой. Исправно стирала, штопала, ухаживала за огородом и скотом. Ваньша хоть и старался не замечать женщины, но детям наказывал помогать ей, не перегружая всю домашнюю работу на чужого человека.
В положенное время убрали урожай, в положенное время дети пошли в школу. Лена  этой осенью уехала в Томск, где поступила в  педагогическое училище. Таня пошла в  девятый класс.  К Валентине она немного привыкла, но по прежнему не допускала даже мысли увидеть её на месте матери.  Мальчишки гораздо быстрее привязались к Валентине. Почему-то  всегда, мальчишки переживают отсутствие матери больнее, чем девочки. Однажды, придя из школы, Таня увидела такую картину: Валентина, сидя за кухонным столом, читала детям сказку про Буратино. Младшенький Кеша сидел на коленях у женщины, Ваньша младший, тоже прижимался к Валентине сбоку. Мишка сидел подальше, вытянув шею, а отец с Костюшкой расположились  на диванчике рядом со столом и тоже, как дети слушали сказку. У Танюшки все так и поплыло перед глазами. Швырнув пакет с книгами прямо на колени отца, Танюшка выскочила из дому и неловко поскользнувшись на высоком крыльце упала, ударившись головой о железную скобу, о которую счищали грязь с обуви все домочадцы, перед тем, как войти в сени. Отец, выбежавший следом, подхватил упавшую дочку и не замечая крови на разбитой голове, попробовал поставить Танюшку на ноги, а когда понял, что дочь без сознания, закричал так, что все, бывшие в доме выскочили на крыльцо.
Ваньша раздетый, в ноябре месяце, в 10 градусный мороз, бегом через все село  принес дочку в больницу. Там ей, кое-как оказав первую помощь, увезли в ночь на  машине Скорой помощи в Томск. Благо, что до города было не более 10 км. Возможно это спасло жизнь девушки, получившей серьезную черепно мозговую травму со смещением мозга. Более 10 дней Танюшка была между жизнью и смертью. А Ваньша между безумием и страшным отчаянием. Он без конца вспоминал слова уже умершей, но явившейся к нему жены. Она же просила его беречь Танюшку, она же предупреждала его!  Таня очнулась ночью и сквозь приоткрытые веки увидела отца. Он сильно сдал, поседел, постарел. В 38 отец выглядел, как в 50. Таня не могла ничего сказать, не было сил. Но отец увидев, что дочка очнулась, радостно заулыбался, покрыл поцелуями  её  руку  и тихо заплакал : "Прости, доченька, не уберег.  Мать -то ведь предупреждала".  Таня быстро обессилев, прикрыла глаза, а когда  их вновь открыла, отца уже не было рядом. А Ваньша в этот момент сидел за десять километров от больницы у себя в спальне и глядя на фотографию дочери тихо плакал и шептал те самые слова, которые Таня услышала в полубредовом состоянии. Отец целовал ее руку на фото, а дочь видела его воочию и ясно ощущала шершавые губы отца на своей руке. Больше месяца девочка провела в больнице. К счастью ни органы движения, ни органы зрения и слуха не пострадали. Но головные боли не отпускали.  Малейшее волнение, громкий стук или другое что-нибудь, могли вызвать приступ сильнейшей  головной боли.
Передавая дочь отцу, доктор не давал никаких гарантий на дальнейшее улучшение самочувствие пациентки. "Мозг человека никогда не будет изучен до конца.  Скорее мы на другую планету долетим. Я вам вот что посоветую, папаша. Вы обратитесь к Ереме из поселка (?). Там его все знают, как Ерема. Ни  фамилии, ни отчества. Так вот, у Еремы брат в тайге живет. Где-то на берегу Томи, километров за 80  от города выше по течению. Вроде бы Сидором зовут. Многим он помог. Народный целитель! Многие не верят в силу знахарей нынче. А зря!  Был у нас уже такой пациент, как Таня твоя.  Только тем и спасся, что к знахарю тому вовремя обратился."  Ваньша привез дочку домой на санях, запряженных  лошадью. Ехали рядом с трассой по колее. Так было мягче, сани шли легче, чем машина. Привез Ваньша Танюшу как раз к новогоднему столу. Валентина расстаралась, стол накрыла с размахом. Напекла, наварила! Продукты простенькие, а вкусно, с фантазией. И Танюшка пробуя очередной "шедевр от Валентины" состоящий из обыкновенного вареного яйца, но начиненного грибной икрой с чесноком и  сметаной, вдруг подумала о том, что пожалуй, не права.  -"Да пусть живет. Вон как старается. Конечно, если она займет  мамино место в отцовской спальне, это будет тяжело. Но ничего, привыкну.  Мальчишкам внимание нужно".  Такие мысли успокоили Танюшу настолько, что она отправилась спать с улыбкой и безо всяких головных болей. О школе думать не приходилось.  Решили, что через год продолжит Танюша обучение, а пока отдохнет, подлечится. Может быть так все и обошлось бы, если бы не один случай, изменивший всю дальнейшую Танину судьбу.
Неожиданно к Валентине на рождество приехала мать. Дома  не было никого из детей, кроме Тани.  Отец увез весь свой "выводок" в Томск на цирковое представление.  Чужая, старуха ворвалась в дом, наполняя его  шумом и топотом, как от целой оравы детей. Она обшарила все комнаты, заглянула во все шкафы, даже в подвал слазала. Валентина пыталась сдержать пыл матери, но та не обращая внимания на уговоры дочери угомониться, продолжала обследовать дом, считая его дочериным и прикидывая, где же и ей найдется уголок. Таня лежала в своей комнате с книгой и с неудовольствием слушала  шум производимый старухой.  Валентина  все пыталась охладить пыл матери: -"Тише, мама, тише, ради Бога. Ты не одна здесь.  Там дочь Ванина больная".   -"Гдей -то? Дай ка я на неё гляну. Это та, про которую ты писала, что голову расшибла? Так и что с ней? Помрет можа?  Так не тащить же тебе на себе всю эту шантрапу. Можа Бог дасть и своего родите" - Бабка все это выпалила одним махом, не понижая голоса,  с явным удовольствием.  "Да замолчи ты"-  Голос Валентины взвился и Тане показалось, что она сейчас бросится на шумную старуху. В голове у девочки зазвенело так, что пропал слух. Потом сильнейший всплеск боли  поверг несчастную в  беспамятство. Вернувшийся к вечеру Ваньша, обнаружил дочку лежащую в постели без сознания. В местной больнице Танюшу  привели в чувство, накололи обезболивающими и отправили с отцом домой.  По дороге Таня кое как сумела рассказать отцу о причине её обморока. Добрый по натуре мужчина, приходил в ярость, когда кто-нибудь обижал его детей.  Тем более любимую, слабенькую здоровьем  дочку. Он, как зверь ворвался в дом и рыкнул прямо с порога: "А ну, пошли к черту отсюда, ведьмы!".  Но случилось непредвиденное. Младший Кешка поднял такой рев, вцепившись в Валентину, что у Ваньши язык прилип к нёбу. Младший Ваньша тоже хныкал, глядя на отца исподлобья.  Даже Мишка стал на сторону Валентины.  Он просто молча подошел к растерянной женщине и взял её за руку.  - "Ладно, живи. А ты, ведьма завтра же выметайся!" - обратившись к матери Валентины,  проговорил Ваньша.     -"Ай, спасибо, зятек. Встретил тещеньку.  Да твоя дура никому не нужна будет. Ни мужику, ни тебе самому.  Надоест, в дурдом отправишь, попомни мое слово!"  - "Мааама! замолчи!" Крик Валентины сорвался на рыдание. -"Затыкай, затыкай матери рот. Как твой недотепа в лесу замерз так к матери прибежала!" - "Да не долго я у тебя пожила. Поехала по свету пристанище искать. Ладно вот Ваньша приютил.  А то бы и я замерзла от твоего привета.   Езжай домой, мама.  Ваньша мне не муж и ты ему не теща!"-Валентина, прижимая к себе мальчишек, без сил опустилась на диван.  Таня ушла в свою комнату, заткнула уши кусочками ваты и приняв снотворное, провалилась в нездоровый, наполненный кошмарами сон.
Утром, когда Таня проснулась, бабки в доме уже не было.  Рядом с  Таниной кроватью, держа в руках  тарелочку с  вкусно пахнущими сырниками, сидела грустная, подавленная  Валентина. Тане, вдруг до слез стало жаль эту, как оказалось хорошую,  добрую женщину. Она тихонько погладила Валентину по руке.  Взяв у неё тарелочку, девочка искренне поблагодарила Валентину, вызвав у той целый водопад слез. С этого дня они подружились. Валентина с удовольствием ухаживала за Таней.  Но девочка слишком много пила обезболивающего и снотворного, мало выходила на улицу и Валентина забила тревогу. Все это кончилось тем, что на вечернем семейном совете, Таню решили везти к лесному знахарю.
ЗНАХАРЬ.
Ваньша, чтобы прокормить большую семью, зимой, кроме  зверодобычи, еще и сторожем на рыбозавод пристроился. Деньги не велики, конечно, но уж какие есть.  Леночке тоже послать надо на чулочки, заколочки. Работа сторожа не обременительна. Натопил печку в сторожке, обошел территорию и спать! В селе все рыбаки, все друг друга знают.  Чужаков нет. И воровства отродясь не бывало. Но сторож по штату положен, вот Ваньша и пристроился. Все бы нормально, да кому Танюшку к знахарю везти?  Путь не близок. На лошаденке часов 12 тащиться надо по замерзшей Томи. И тут оказалось, что еще в детстве Валентина бывала у знахаря. Привязалась к девчонке болезнь непонятная.  Все тело красной сыпью  взялось. Врачи руками разводили, не могли диагноз точный поставить. Вот отец Валентины и свозил её к знахарю. Тот в три дня больную от сыпи излечил. Травками и банькой с кедровыми вениками.  Валентина девка таежная. Память цепкая, рука твердая.  И охотится могла, и тайгу хорошо понимала. Ваньша даже и не подозревал, кто рядом с ним жил почти год, пока Валентина сама ему об этом не поведала. Короче решили, что Валентина сама Танюшку отвезет в тайгу к лекарю. Наметили день, собрались основательно. Все предусмотрела Валентина. И тулупы теплые, и валенки сменные, и шали пуховые поверх меховых шапок. Лошадь тоже не обидели. Сена навалил Ваньша на сани побольше, овса в мешке кинул. Ружье с крупным зарядом на всякий случай. Ну и конечно же, гостинцев для знахаря. Танюшке все, что нужно -  от ночной рубашки до теплого одеяла упаковали. Болезнь то у девочки не сыпь там какая- нибудь, тремя днями едва ли обойдешься.
Выехали рано, еще и пяти утра не было. Зимой  по Томским рекам   транспортное движение открыто не меньше, чем летом.  Только транспорт другой. Машины, большей частью грузовые, снегоходы типа "Буран".  Но чаще всего, ездили на  лошадях. Валентина правила лошадью умело. Не дергала, не понукала зря. До срока устанет лошадка, выдохнется далеко от жилья, беда может случиться. Зима в этом году стояла как на заказ. В меру морозная и не особо метельная. Дорога по реке была наезжена, редкие переметы лошадка пробивала легко. К полудню доехали до большого попутного села. Отдохнули в помещении Сельского Совета, подкрепились сами, накормили лошадь и двинулись дальше. По дороге еще раз останавливались, не столько ради себя, сколько ради того, чтобы накормить, напоить лошадь. Стояла уже глубокая ночь, когда, наконец, у самого берега заснеженной реки мелькнул одиночный огонек. По всем приметам, это был домик лесного  отшельника.  Валентина сошла с саней и осторожно повела лошадь, подхватив её подузцы. Оказалось, что дорога к домику отшельника была хорошо проторена, видимо гости здесь бывали достаточно часто. Дверь в дом не была заперта. Старик, заслышав во дворе шум, вышел навстречу гостям с керосиновым светильником в руках.  Он молча помог Валентине распрячь лошадь, молча собрал и унес в дом мешки и сумки. Оробевшие дамы, тихонько протолкнулись в дом и застыли на пороге. Хозяин оказался не очень старым еще человеком, высоким и достаточно стройным, без свойственной старикам сутулости.  Пугала только женщин слишком длинная и густая растительность на подбородке. Черная, с легкой проседью, борода доходила хозяину почти до пояса. "Ну, чего застыли? Проходьте! Разбалакайтесь, а я пойду лошадь приберу" - голос знахаря оказался совсем не страшным, мягким и достаточно приветливым.  Хозяин ни о чем не расспрашивал  своих ночных гостей. Он просто накормил их  теплой еще картошкой в мундире, приправленной  незнакомыми пахучими травами, напоил смородиновым чаем и велел лезть на теплую русскую печь, занимающую половину не такого уж и маленького дома. Танюша проснулась, когда в доме было уже совершенно светло
Она одна лежала на печи в незнакомом, чужом доме.  Ей, почему-то, было совсем не страшно. В печи трещали горящие дрова. Было тепло и уютно. С улицы, в морозном пару вошел бородач: "Ну, девка, смотрю проснулась? А Валентину я ранехонько обратно отправил. Не велел тебя будить. С твоей хворобой, сон - самое милое дело.  Хорошая у тебя мачеха будет. Душа у ней светлая. Я её помню еще малой  совсем. Матерь у ней ведьма ведьмой, довела девчонку до волчанки. Я ей нутро полечил малость. Ниче, оклемалась. Ишь, какая добрая баба вымахала. Ну давай сползай с печи-то, завтракать станем. Валентина вон молоко мороженое распустила  Давай -ко молока с хлебом  поедим. Добрая еда! Рыба, опять же, у меня вяленая есть   Да ты не бойся меня. Я тебя лечить стану. Ты, красавица, меня Сидором зови. Просто дед Сидор."   Танюша слезла с печи и уселась за стол. "А мыть рожу-то, кто за тебя станет? Вон умывалка-то"- Сидор махнул рукой в сторону печи. Там на табурете стоял алюминиевый тазик с водой. Таня умылась и почувствовала себя просто замечательно. Было что-то в лесном жителе располагающее, он вызывал полное доверие. Девочка, глотая молоко, вдруг принялась рассказывать ему все о своих бедах. "Да ты ешь, ешь, а то подавишься ненароком. Знаю я все, милая. Слух-то всегда впереди человека бежит."  Старик  ополоснул кружки, смел рукой крошки хлеба со стола и кинул в рот - "Добрую еду нельзя кидать куда ни поподя.  Недоброму духу попадет, порчу на хлеб наведет."  Сидор усадил Танюшу на свою лежанку, укутал в одеяло и сел напротив на лавку у окна - "Матерь твою, голуба, зависть и злоба людская  до срока в могилу свели. Отец у тебя хороший мужик. Мать берег, не то что другие. Жен своих  за куриц держат. Заботился твой батька и о мамке твоей, и о вас. На охоте все друзьям товарищам хвалился, какая у него баба добрая, дети хорошие да красивые.  Вот и позавидовала  жена хозяина лесного.  Порчу и напустила. Чего, не веришь? Ну и правильно, не верь. Померла твоя мамка от рук плохих врачей. А твоя беда тоже от плохих людей. Дыра у тебя в голове. Вот через неё и вползают туда  черные мысли завистливые, заражают мозг. От-того и болеешь и припадки от этого. Для начала баньку я протоплю пойду. Шибко топить буду, долго. Надо, чтобы жар от стен шел, чтобы сгорели все нечистые духи, что в баньке прятаться любят".  Старик оделся и вышел, а Таня сидела, ошарашенно глядя  на закрывшуюся дверь.  Как ни странно, но она верила его любому слову, видимо отшельник обладал силой внушения. Затопив баню, знахарь вернулся в дом и занялся стряпней. Танюша попробовала  предложить деду помощь, но он отказался, велев девочке не опускать голых ног на пол и постараться уснуть.
На обед он накормил Таню щами на стерляжьих головах. Ей показалось, что это был самый вкусный обед в её жизни. Банька действительно топилась очень долго. Дед Сидор много раз выходил подложить в топку жарких сосновых поленьев. Уже смеркалось, когда он велел Тане готовиться к бане. "Ты, красавица, все с себя скидовай, рубаху одевай. Только не шелкову. В тулуп заворачивайся и пойдем. И запомни, я тебе как врач. Если будешь зажиматься и прятаться, я тебя хорошо не вылечу".   Дед Сидор отвернулся к стене, а Таня быстренько скинула одежду и натянула на голое тело длинную холщевую рубаху, которую бросил ей на лежанку старик. Она завернулась с головой в длинный тулуп отца, в котором приехала сюда, надернула на голые ноги валенки и вышла следом за хозяином в ночной мрак. Банька Татьяну поразила.  Очаг в ней был сложен из крупных камней - голышей, обмазанных глиной. По распоряжению деда, Таня оставила в углу на лавке тулуп и валенки и в рубашке забралась на палок. Сидор тоже снял с себя все, кроме длинных кальсон. Затем он выгреб из пылающего очага раскаленные булыжники.  Клюкой он закатывал камни по одному в  металлический совок и бросал их в деревянную бочку с водой.  Камни жутко трещали и шипели. От бочки поднимался густой, белый пар. Таня ничего не видела в этом горячем, белом тумане.  Она только слышала шипение камней и все сильнее чувствовала запах каких -то трав, видимо находившихся в бочке. Потом старик долго хлестал Танюшкино тело  по- переменно то березовым, то кедровым вениками. Окатив девочку достаточно горячим травяным настоем, он завернул ее в простыню, затем в тулуп и унес в дом. Оставив  совершенно обессилевшую пациентку на лежанке, дед Сидор ушел  париться в баню сам. Таня, немного придя в себя, переоделась в теплый халат и валенки и встретила деда Сидора накрытым столом.  Но  знахарь велел ей лечь в постель и оголить живот.  Татьяне стало немного не по себе. Но она не посмела перечить.  Послушно легла на лежанку и распустила  пояс халата.  Откуда-то в руке деда Сидора появилось обыкновенное куриное яйцо.  Он, присев на краешек лежанки, положил его Танюше на пупок.  Яйцо оказалось очень холодным.  Таня поежилась. "Ничего, дочка, терпи. Самое важное сейчас будем творить. Главное, молчи и мысли хорошие близко держи".  Знахарь принялся катать яйцо по Танюшиному животу  круговыми движениями.  И так он катал яйцо очень долго. У Тани занемело все тело от напряжения, но она выдержала всю эту странную процедуру до конца. Потом  Сидор убрал яйцо в карман пиджачка и вытащил из другого кармана еще одно яйцо:  -"Сядь -ка,  красавица, повыше. Голову прямо держи".  Следующее яйцо отправилось в путь уже по Таниной голове.  Таня вдруг почувствовала, что яйцо будто бы ожило. Оно стало вырываться из рук деда, подскакивать над головой и  брыкаться, как капризное живое существо.  Старик с трудом сдерживал яйцо, но все же уронил на пол.  Яйцо раскололось  и  комнатку наполнил невыносимо отвратительный запах. Быстро подскочив, Сидор схватил с полки бутылку с водой и плеснул на взбесившееся яйцо.  "Деда, что это?" - испуганно пискнула Таня.  "А это, доча, болезня твоя. А в бутылке вода Святая. Придется мне волосья твои отрезать иначе не поможет".  Перепуганная  девушка, безропотно позволила старику срезать ножницами под самые корни свои роскошные черные локоны. - "Ну все, - собирая с пола волосы, проговорил лекарь - Сегодня я яйца тебе уже не достану. Его надо специально в баньке парить, в жаре час держать.   Завтра продолжим.  Не горюй, волосы отрастут еще краше.  А сейчас давай твое нутро посмотрим ".  Старик вынул из кармана первое яйцо и легонько стукнул его о край лавки. Внутри оно оказалось совершенно нормальным, круто сваренным яйцом. Лицо деда довольно засветилось "Ага! Ну, слава Христу Спасителю.  Внутрях у тебя все в порядке. А вот в голове." Он указал Тане на лежащее на полу расколотое второе яйцо.  Оно было совершенно черным внутри. Дед  замел черные остатки на совок и сжег в печи. Тряпку, которой он тщательно протер пол, он тоже кинул в огонь.    Аппетит у Тани пропал.  Поковырявшись немного в тарелке  с жареной картошкой, она  забралась на горячую печь и уснула.
Ночью, Танюша неожиданно проснулась, как будто кто-то толкнул её в бок, причем очень даже чувствительно. На столе неярко горела лампа "Летучая мышь".  Славная, безопасная палочка - выручалочка многих поколений крестьян русской деревни. Такой лампе не страшен был ни дождь, ни ветер, ни опасность пожара, если её не ронять  на пол, конечно. В доме был полумрак, но  просматривалось все достаточно хорошо.  Что-то было не так. Окончательно проснувшись, Таня увидела на уровне глаз в метре от себя какую-то черную кляксу. Какой-то сгусток непроглядной черноты висел в воздухе, медленно приближаясь к её лицу. Девочку словно парализовало. Она чувствовала отвратительный, знакомый уже запах, все соображала, но не могла даже шевельнуться. И вдруг Таня вздрогнула от громкого окрика деда Сидора: "Закрой глаза!".  Очнувшись от ступора, Таня быстро прикрыла глаза и тут же почувствовала прикосновение ледяного холода к лицу. В следующую секунду, старик выкрутил полностью фитиль, ярко осветив при этом внутренность дома. Черная клякса, зашипев как раскаленный камень в холодной воде, мгновенно растворилась в воздухе. - "Ты глянь-ка, вот незадача, не сгорела полностью, дрянь такая. Ну, теперь, пока не выведем эту нечисть, покоя не даст."  Старик перенес Таню на свою лежанку, укутал поплотнее в одеяло. Потом он достал из шкафчика темную бутылочку и немного налил в стакан. Добавив воды, он дал это выпить Тане.  "А теперь спи. Моя лежанка заговоренная.  Сюда ни одна дрянь не сунется".  В бутылочке видимо, было сильное снотворное.  Не смотря на пережитый ужас, Таня уснула сразу же и проспала без сновидений и кошмаров до позднего утра. В доме было тепло и тихо.  :"Ну что, выспалась? Давай вставай. Умывайся и за стол. Баню я  уже стопил. Рано сегодня начал."  Дед Сидор помог Танюше подняться и подал ей теплые валенки  прямо с печки. Таня пыталась понять, почему она не на печи. Девочка ничего не помнила из ночного происшествия. Видимо, постарался дед Сидор, применил свою загадочную силу, заставив Таню обо всем забыть, ради её же спокойствия. В жарко натопленной баньке, все повторилось, как и накануне. После хорошей порции  пара с вениками и травами, дед унес  Таню в дом и снова повторил манипуляции с яйцами. На этот раз он удержал "брыкливое "яйцо, не дав ему вырваться из рук.  Яйцо, снятое с живота девочки, на этот раз, вызвало у Сидора недовольство.  Разбив его перед зевом печи, он  тревожно пробормотал непонятные девочке слова:"Надо же, вот беда-то какая. Успел таки прошмыгнуть. Вдохнула дурочка гнили". Он бросил яйцо в печь и Тане показалось, что кто-то хрипло и коротко вскрикнул.  Она удивленно закрутила головой, пытаясь понять что это было, но тут дед Сидор  осторожно  расколол второе яйцо и едва взглянув в него швырнул в печь, быстренько прикрыв заслонку, при этом, с силой придавив её кочергой. Раздался пронзительный визг, кто-то или что-то  несколько секунд колотило  по заслонке изнутри пылающей печи. Перепуганная девочка забилась под одеяло. Ей вдруг дико захотелось сделаться не видимой, как пылинка.  Визг и стук прекратились, достаточно быстро, но Таня так и не насмелилась выглянуть наружу, пока лекарь не вытянул её из-под одеяла сам. Он усадил дрожащую от ужаса девочку себе на колено и мягко погладил по стриженной голое "Не бойся доча. Это болезня твоя горит. Туда ей и дорога. Много в тебя вошло черни всякой.  Душа у тебя чистая, не закрытая, к  людскому теплу тянется, доверчиво, яко дитё малое. Защиту тебе надо делать, девка. А то пропадешь.  Добрым быть средь добрых людей надо. А со злыми ухо держать востро надобно! Злом на зло не отвечать, но душу на замке перед злом держать надо умеючи".  Дед приподнял девочку за подбородок и жестом  принудил, чтобы та  посмотрела ему в глаза.  Таня не могла оторвать взгляда от глаз лекаря.
Его серо -зеленые глаза   как будто сузились,  потемнели.  Голова у Танюши закружилась, она вдруг начала беспрестанно зевать,  хотя и  выспалась неплохо.   Девочка не заметила, как погрузилась в глубокий и  спокойный сон. Она проспала до позднего вечера, а проснувшись, даже  не вспомнила ничего из того, что так её напугало.  В этот вечер дед Сидор вел себя как обыкновенный добрый дедушка. Он рассказывал Танюшке веселые сказки и забавные случаи из своей жизни. Танюша весело хохотала и чувствовала себя совершенно здоровой и счастливой. Целую неделю продолжались банно- яичные процедуры. Лекарь показывал Тане внутреннее содержимое яиц и тут же их сжигал. С каждым днем яйца становились все светлее, а визг сжигаемой в печи нечисти, все тише. Таня научилась не бояться этих воплей.
Дед Сидор умело снимал с неё стресс. Когда яйца на разломе сделались совершенно свежими на вид, лекарь прекратил свои манипуляции с яйцами, но баньку он топил ежедневно и ежедневно парил девочку, изгоняя из неё остатки болезни.  Дед Сидор разрешил Танюшке прогулки по лесу, но не раньше, чем через 3-4 часа после бани.  Он сам постоянно сопровождал её, рассказывая девочке много интересного и  полезного из жизни людей и природы.  "Ты, главное, зла ни на кого не держи, прощать умей без оглядки, но душу особо- то не распахивай.  Люди то они разные. Хочешь высказаться, выплакаться, в лес иди.  Он все поймет, поможет. Душа у леса чуткая, как у воды".  А еще хозяин показал Танюшке свой сарай, где у него, оказывается, жила дикая коза и десяток кур - несушек.  " Так вот у него откуда яйца" - догадалась Таня. Вечером, вернувшись с прогулки, она поинтересовалась у хозяина, почему он никогда не готовит куриные яйца на обед им.  И услышала   странный ответ " Куры эти не для того, чтобы их яйцами утробу набивать, а для того, чтобы здоровое зарождение жизни в человеческой утробе гниль убивало, чтобы мозг лечило".  В конце марта, спустя почти два месяца с начала лечения, приехала Валентина. Она не сразу признала свою, теперь уже, падчерецу в повзрослевшей, здоровой, краснощекой девушке. Танюшка с визгом и смехом повисла на шее у Валентины, повергнув ту в шок.  Валентина обнимала девочку, уже девушку, целовала, гладила её короткие вьющиеся волосы и плакала от счастья. Сидор  с достоинством гостеприимного хозяина,  без суеты  и спешки  принял подарки. Валентина привезла  мешок муки, здоровый шмат соленого сала, конфет и фруктов. Но особо лекарь обрадовался канистре керосина. Таня долго  обнимала, ставшего ей родным, деда Сидора. Её не хотелось уезжать, но дома ждали братья, отец и школьные друзья. Ехать надо было.  - "Деда, я приеду, обязательно приеду!" - крикнула Танюшка на прощание, когда уже  лошадь вынесла сани на реку. Она не слышала, как лекарь грустно пробормотал про себя -"И рад был бы я, чтобы не пришлось тебе, милаха ехать ко мне. Но судьбу не обманешь"