22 июня. День Икс

               

22 июня – день начала Великой Отечественной войны -  в дневниках  министра просвещения и пропаганды гитлеровской Германии Йозефа Геббельса называется «днём Х». Указом президента Российской Федерации он объявлен Днем памяти и скорби. Оснований для такого решения более чем достаточно: россияне до скончания Руси не оплачут загубленных за время войны 25-27 миллионов жизней своих сограждан (а по некоторым оценкам – значительно больше).

Как же случилось, что обладая самой большой в мире армией,   превосходя втрое агрессора по количеству танков и самолетов и в полтора раза – по орудиям и минометам, Красная Армия в оборонительных боях 1941-1942 годов потерпела сокрушительное, небывалое в истории поражение?

                «Сталин не сидел сложа руки»

Еще в «библии» нацизма – книге «Майн кампф» («Моя борьба»), продиктованной Гитлером Рудольфу Гессу в крепости Ландсберг в 1924 году (куда фюрер угодил после неудачного путча), вождь национал-социализма недвусмысленно заявлял: «Когда мы говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба как бы указывает этот путь». Эту цитату из Гитлера, приведенную в статье маршала Тухачевского за два года до его гибели в застенках НКВД, Сталин велел выделить курсивом.
Советские руководители, и в первую очередь «великий вождь и учитель», были не столь наивны, чтобы игнорировать угрозу, исходившую от Германии с приходом Гитлера к власти в 1933 году. И если до этой поры в обход ограничений, наложенных на Берлин Версальским мирным договором после Первой мировой войны, СССР на своей территории тайно обучал немецких танкистов и лётчиков и содействовал разработке новых вооружений, то с воцарением нацистов это сотрудничество было постепенно свёрнуто. Кстати, бытует мнение, документально никак не подтверждённое, что шеф Люфтваффе - Военно-воздушных сил Третьего рейха –– Герман Геринг, высококлассный лётчик Первой мировой, прошёл переподготовку в созданной для немцев под Липецком авиашколе и даже завел здесь русскую даму сердца. Не потому ли во время войны на Липецк не упала ни одна немецкая бомба?

В так называемом завещании, записанном Борманом 13 февраля 1945 года, Гитлер подчёркивает: «Сталин не сидел сложа руки», - и признаётся: «Меня вечно терзал кошмар, что Сталин может проявить инициативу раньше меня».

Да, Сталин не сидел сложа руки. В 1935-1941 годах Красная Армия была переведена на кадровую основу, а в 1939 году введена всеобщая воинская повинность. Если в 1930-1931 годах промышленность выпустила 800 самолетов и 740 танков, то в 1938-м – соответственно почти 5,5 и 2,4 тысячи. К июню 41-го в Вооруженных Силах СССР насчитывалось 16 тысяч боевых самолётов (против 5,7 тысячи у Германии и 6,2 тысячи у её союзников, включая Японию, которая в боевых действиях на территории Советского Союза участия не принимала), 18,7 тысячи танков, в том числе первоклассных Т-34 и КВ (против 5,6 у немцев и 5,3 у их союзников). В 1939-1941 годах, до начала войны, количество дивизий увеличилось с 98 до 303-х. На западных границах развернулись армии прикрытия из 186 дивизий. В срочном порядке сооружались укрепрайоны вдоль новой границы (после присоединения к СССР стран Прибалтики, Западной Белоруссии, Западной Украины и Буковины). Весной 1941 года в армию были призваны почти 800 тысяч резервистов, а с 13 мая началась скрытная переброска из центральных и восточных военных округов на запад семи армий… Перечень мероприятий по подготовке к войне можно продолжать и продолжать.

Когда писатель Иван Стаднюк спустя десятилетия после Победы в присутствии правой руки Сталина Вячеслава Михайловича Молотова заговорил о неготовности Советского Союза к войне, тот перебил его:
- А мы были готовы! Как это – не были? Вот и неправильно вы говорите, что мы не были готовы. Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!».

А советские войска и впрямь уже были на границе. И именно этим обстоятельством мотивировал Гитлер своё решение о нападении на СССР.

           «Это наилучшее из всего, что могло произойти»

Советская разведка отслеживала приготовления гитлеровской  Германии к нападению на СССР и информировала Центр о складывающейся ситуации и намерениях немцев. А в мае 1941 года германский посол в Москве граф Шуленбург (казнённый тремя годами позже за участие в заговоре против Гитлера) предупредил о грядущей вскоре войне советского посла в Берлине Деканозова (бывшего до этого ближайшим сотрудником Берии в НКВД и вместе с ним расстрелянного 23 декабря 1953 года).
 
Сталин и его самое близкое окружение с казалось бы необъяснимым упрямством игнорировали эти предупреждения. Даже за несколько часов до нападения, поздно вечером в субботу 21 июня, когда нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал армии Жуков доложили собравшимся у Сталина на кремлёвской квартире членам Политбюро ЦК ВКП(б) о том, что перебежавший к нам фельдфебель германской армии  сообщил, что немецкие войска рано утром перейдут границу Советского Союза, Сталин усомнился:
- А не перебросили ли перебежчика специально, чтобы спровоцировать нас?
Вождь всецело был озабочен тем, чтобы не допустить провоцирования Гитлера на развязывание войны. Это удивляло даже высших нацистских бонз.

 Министр народного просвещения и пропаганды Третьего рейха Йозеф Геббельс записал в дневнике в июле 1940 года: «Русские поставляют нам даже больше, чем мы хотим иметь. Сталин не жалеет труда, чтобы нравиться нам».

Анастас Иванович Микоян, бывший перед войной заместителем председателя Совнаркома (правительства) СССР, вспоминал в семидесятых годах минувшего века, что двадцатого июня 1941 года ему позвонил начальник Рижского порта и сообщил, что находящиеся под погрузкой и разгрузкой немецкие суда намерены, всё бросив, разом покинуть порт. Микоян доложил об этом недвусмысленном признаке надвигающейся войны Сталину. Иосиф Виссарионович сказал, «что если мы задержим суда, это даст повод Гитлеру спровоцировать войну». И приказал не препятствовать их уходу.

Советская цензура изъяла из книги воспоминаний маршала Константина Константиновича Рокоссовского ряд очень существенных моментов. К примеру, такой. «Нередки были случаи пролётов немецких самолётов (над советской территорией. – Л.Б.). Стрелять по ним было категорически запрещено. В районе Ровно произвёл вынужденную посадку немецкий самолёт, который был задержан нашими солдатами. Самолёт был оборудован новейшей фотоаппаратурой, уничтожить которую немцам не удалось. На плёнках были засняты мосты и железнодорожные узлы на киевском направлении». Сообщили в Москву, откуда пришёл приказ: самолёт с экипажем немедленно отпустить…

Отслеживала приготовления к войне Советского Союза и германская разведка, работавшая отнюдь не хуже нашей. Геббельс за несколько дней до нападения на СССР записывает в дневнике: «Русские, кажется, всё ещё ничего не подозревают. Во всяком случае, они сосредоточивают свои войска именно так, как мы только и можем того пожелать, - точно на границе. Для нас это наилучшее из всего, что могло произойти. Если бы они были рассредоточены подальше, внутри страны, то представляли бы гораздо большую опасность. Русские имеют в своём распоряжении 180-200 дивизий, приблизительно столько же, что и мы».

                «Не волнуйтесь, пожалуйста…»

 Неужели высшее советское политическое и военное руководство было столь невежественно, что главные свои силы расположило непосредственно у границы страны, в зоне досягаемости не только бомбардировочной, но и истребительной авиации и артиллерии предполагаемого противника?

 Да, на высших партийно-государственных постах находились люди, не имевшие систематического образования. Сталин (Джугашвили) окончил духовное училище, а из Тифлисской духовной семинарии был исключен. (Гитлер тоже некоторое время учился в школе при монастыре бенедиктинцев, а впоследствии был изгнан из реального училища). Молотов (Скрябин) набирался знаний в Петербургском университете, но не окончил его. Берия тоже не окончил Бакинский политехнический институт. Малообразованными были Ворошилов, Калинин, Каганович. Хрущёв оставлял на документах резолюцию: «Азнакомица» (не отсюда ли его попытка в пятидесятых годах радикально реформировать русский язык, положив в основу принцип «Как слышишь, так и пишешь»?). Но, наделённые недюжинным природным умом и организаторскими способностями (за исключением разве что «первого маршала» – Ворошилова, который был лишь эпигоном Сталина), люди эти, входившие накануне войны в «узкое» Политбюро ЦК ВКП(б) и определявшие пути развития страны, порой интуитивно находили оптимальные решения.
 
Неужели теперь, когда война не стучалась, а ломилась в дверь, им изменило чувство реальности, и они попались в хитроумно расставленные нацистами сети дезинформации? Хотя следует признать, что по части дезинформации гитлеровцы были доками.

В феврале 1941 года советский посол в Германии был принят Гитлером. И тот ему конфиденциально сообщил:
- Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе.
 
План нападения на СССР («Барбаросса») уже два месяца, как был им подписан.

13 июня Геббельс напечатал в нацистском официозе «Фёлькишер беобахтер» (аналог нашей тогдашней «Правды») статью, из которой следовало, что очередной удар Германия намерена нанести по Великобритании, тогда как отношения с Россией улучшаются. Ночью этот номер газеты спецслужбами конфискуется, что создавало иллюзию, будто министр пропаганды болтнул лишнего. Геббельс записывает в дневнике: «Моя статья произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Внутри страны и за границей одновременно поднимается шумиха. Всё удаётся безупречно. Я совершенно счастлив этим. Английские радиостанции уже заявляют, что сосредоточение наших войск против России – блеф, которым мы прикрываем свои приготовления к высадке (на Британских островах. – Л.Б.). Такова и была цель задумки!».

Так неужели Сталин поверил этим и многим другим, хотя и виртуозно разыгранным немцами, но вопиюще противоречащим фактическому положению дел эскападам?

                «Наступление начать 12.6.»

На этот вопрос исчерпывающий ответ дал Молотов в беседе с литератором Феликсом Чуевым:
- Сталин поверил Гитлеру?! Он своим-то далеко не всем доверял…

В одном из подвергшихся цензурной купюре абзаце воспоминаний маршал Рокоссовский пишет: «Судя по сосредоточению нашей авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперёд, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали». И далее: «Стало известно, что штаб Киевского особого военного округа начал передислокацию из Киева в Тернополь», то есть на самую границу с Германией. А ещё ранее, в мае 1941-го, «войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне».

Маршал Иван Степанович Конев незадолго до смерти (в 1973 году) надиктовал на магнитофон свои «воспоминания и размышления», относящиеся к кануну войны. Его в январе 1941 года назначили командующим Северо-Кавказским военным округом, освободив от аналогичной должности в Забайкальском округе. Нарком обороны Тимошенко, напутствуя его, сказал:
- Мы рассчитываем на вас. Будете представлять ударную группировку войск в случае необходимости нанесения удара.
«Впервые предаю гласности этот факт», - отметил смертельно больной маршал. Видимо, страшная тайна тяготила его.

В конце апреля - начале мая Северо-Кавказский округ по указанию из Москвы приступил к призыву запасников для укомплектования своих соединений до штатов военного времени. А в мае Конев наряду с командованием округом принял командование 19-й армией и получил личные указания Тимошенко: «Под видом учений до конца мая войска и управление армией перебросить на Украину в район Белая Церковь – Смела – Черкассы. Отправка 19-й армии проходила в совершенно секретном порядке, никому, кроме меня, не было известно, куда войска перебрасываются и зачем. Подчеркну, за три недели до начала войны заранее отмобилизованная, вновь сформированная 19-я армия выдвигалась согласно директиве Генштаба на Украину».

Побывавший в Бресте 21 июня 1941 года полковник Старинов писал в мемуарах «Мины ждут своего часа»: «Солнце освещало горы угля возле железнодорожных путей, штабеля новеньких рельсов». Для чего они предназначались, нетрудно понять.

Историки нашли в архивах черновик записки наркома обороны СССР и начальника Генерального штаба председателю Совнаркома И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развёртывания Вооруженных Сил СССР на случай войны с Германией и её союзниками. Записка выполнена рукой заместителя начальника Генштаба Василевского и имеет исправления, сделанные рукой начальника Генштаба Георгия Константиновича Жукова. Можно предположить, что беловой подписанный Тимошенко и Жуковым экземпляр записки либо хранится в до сих пор в совершенно секретных фондах, либо был уничтожен во имя поддержания версии о «вероломном военном нападении гитлеровской Германии на нашу Родину», как сказал 3 июля 1941 года в своем обращении к народу «великий вождь и учитель».

В записке, в частности, говорится: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развёрнутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развёртывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развёртывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие войск». Эту записку специалисты датируют временем не позже 15 мая 1941-го.

По-видимому, планы превентивного удара по Германии созрели у Сталина задолго до этой даты. Будучи уверенным, что Гитлер завязнет в войне против Франции и Великобритании и тем самым позволит Красной Армии без больших усилий распространить «власть рабочих и крестьян» вплоть до Ла-Манша, он был взбешён, когда узнал о капитуляции Франции. По свидетельству Хрущева, вождь матерно выругался и сказал:
- Теперь Гитлер развязал себе руки на Западе.

Но Сталин верил в высокую боеспособность Красной Армии, хотя только что закончившаяся советско-финская война показала обратное: наши потери убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести составили 127 тысяч человек, тогда как финны потеряли убитыми 23 тысячи. Уверенности же Сталину придавало значительное превосходство советских Вооруженных Сил над вермахтом в боевой технике.

 Подготовка к походу на Запад (своего рода «Дранг нах остен» наоборот) продолжалась полным ходом. На мартовском 1941 года плане стратегического развертывания Красной Армии на западных рубежах рукой начальника Оперативного управления Генштаба Ватутина начертано в разделе, относящемся к юго-западному направлению: «Наступление начать 12.6.» Но 12-го наступление начать не удалось, не всё ещё было к нему готово.

Уже известного к тому времени поэта Константина Симонова 21 июня вызвали в Радиокомитет и предложили написать две антифашистские песни. И это при том, что германо-советский договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года ни одной из сторон денонсирован не был.
 
Таким образом, с большой долей уверенности можно сказать, что Сталин готовился первым напасть на Германию, и именно этим была вызвана столь трогательная его забота о том, чтоб не спровоцировать Гитлера раньше времени. Ведь даже когда война стала фактом, он приказал в директиве Наркомата обороны особо указать: «Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Такое указание дезориентировало войска. А уже были подвергнуты бомбежке Киев, Минск, Смоленск, Рига и многие другие советские города.

Эта директива, позволявшая (с нелепыми оговорками) привести войска в боевую готовность, поступила в штаб Западного особого военного округа в 1 час 45 минут ночи 22 июня. В 2 часа 10 минут командующий 2-й немецкой танковой группой генерал Гудериан поехал на командный пункт северо-западнее Бреста и в 3.10 поднялся на наблюдательную вышку. В 3 часа 15 минут немцы начали артиллерийскую подготовку. В 3.40 границу пересекли пикирующие бомбардировщики. Наша авиация не успела подняться в воздух и была за незначительным исключением либо уничтожена, либо брошена на аэродромах. Такая же участь постигла танковые части и артиллерию.

                «Обманул-таки, подлец Риббентроп!»

Заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором Тимошенко и Жуков доложили о перебежчике, завершилось около трёх ночи – Сталин имел обычай работать по ночам, и его соратники вынуждены были подстраиваться под такой режим. А уже через несколько минут в Наркомат обороны позвонил командующий Черноморским флотом адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский  и сообщил, что со стороны моря надвигается большая армада чужих самолётов.
- Ваше решение? – спросил его Жуков.
- Встретим самолеты огнём противовоздушной обороны флота.

Адмирал Октябрьский - едва ли не единственный наш военачальник, организованно встретивший нападение противника.

Другие же военачальники ждали указаний из Москвы. В этой связи представляется уместным привести мнение Геббельса, относящееся ко времени визита в Берлин министра иностранных дел Молотова в ноябре 1940 года: «Сопровождающие Молотова лица более чем посредственны. На их лицах был написан страх друг перед другом и комплекс неполноценности. Даже невинная беседа с ними почти полностью исключена. ГПУ бдит! Это ужасно!».

В обстановке, когда только-только в «Стране Советов» пошли на убыль массовые репрессии (согласно официальным данным за 1937-1939 годы из Рабоче-крестьянской Красной Армии было по политическим мотивам уволено около 18 тысяч офицеров, из которых более 8 тысяч арестованы и нередко расстреляны, включая маршалов и генералов), ждать от военачальников инициативы и самостоятельных действий не приходилось. Тем более что многие из них вступили в высокие должности совсем недавно, когда места освободились после арестов предшественников. Так, среди командующих округами более половины имели стаж менее года. Только двое командующих армиями находились в этой должности более года и т.д. и т.п.

Едва Сталин и другие члены Политбюро уснули после запозднившегося заседания, как Жуков набрал телефон приёмной вождя. «К телефону никто не подходит, - вспоминает Георгий Константинович. – Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.
- Кто говорит?
- Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
- Что? Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
- Будите немедля: немцы бомбят наши города!».

Так же были подняты и собрались в Кремле другие члены Политбюро. Сталин был потрясён и подавлен, всегда-то серое его лицо было непривычно белым. Он сидел за столом, держа в руке нераскуренную трубку, и повторял:
- Обманул-таки, подлец Риббентроп! – А ведь всего два года назад Иосиф Виссарионович поднимал в Кремле тост за здоровье германского министра иностранных дел. Когда подписывался германо-советский договор о дружбе…
 
Соратники предложили Сталину выступить по радио, чтоб донести до населения страшную весть. Сталин наотрез отказался:
- Мне нечего сказать народу. Пусть Молотов выступит.

В полдень 22 июня, больше, чем обычно, заикаясь, по радио выступил Вячеслав Михайлович. А чтобы у населения не возникло недоумения, почему о начале войны сообщает не председатель Совнаркома и Генеральный секретарь ЦК партии, а лишь нарком иностранных дел, на следующий день речь Молотова в газетах была предварена громадной фотографией «отца все народов».

  «Что за Генеральный Штаб, который никем не руководит!»

Дела на фронтах войны разворачивались самым трагическим для Красной Армии образом. Войска в первые же дни понесли ужасающие потери, что объяснялось как преступным размещением их вблизи границы, так и потерей связи между частями и вышестоящими штабами. Не имея достоверной информации, Сталин требовал контрударами разбить армию вторжения. Войска с марша вступали в бой и, несмотря на массовый героизм красноармейцев, терпели поражение за поражением.

29 июня в кабинете Сталина собрались Берия, Маленков, Микоян и Молотов. Всех тревожила неопределённость обстановки в Белоруссии, поскольку связи со штабом Западного фронта не было: проводные линии были повреждены немецкими диверсантами, а с радиосвязью дело в стране обстояло неважно.

Сталин предложил всем собравшимся поехать в наркомат обороны, чтобы из первых рук получить какую бы то ни было информацию. В кабинете наркома кроме Тимошенко находились Жуков и начальник Оперативного управления Генштаба Ватутин. Сталин поинтересовался, какая имеется связь с командующим Западным фронтом генералом Павловым, который вскоре по приговору военного трибунала  будет вместе со своим штабом расстрелян: Сталин всегда находил виноватых за свои просчеты.

Жуков доложил, что связи с Западным фронтом нет, люди для её налаживания посланы, но сколько это займёт времени, трудно сказать. Только теперь осознав в полной мере  весь трагизм положения, Сталин излил свой гнев на генерала армии:
- Что за Генеральный штаб, что за начальник Генштаба, который не имеет связи с войсками и никем не руководит!
Жуков, один из самых мужественных людей, разрыдался как женщина и быстро вышел в другую комнату.

Уезжая из наркомата обороны, Сталин сказал ставшую знаменитой фразу:
- Ленин оставил нам великое наследие, а мы его просрали.
После чего уехал на свою ближнюю дачу в Кунцево и как в воду канул, на телефонные звонки не отвечал.

                «Зачем пришли?»

В создавшихся условиях безвластия Берия предложил образовать Государственный Комитет Обороны, в котором сосредоточить всю полноту власти. С этим предложением согласились и другие члены Политбюро. Председателем ГКО, естественно, решили назначить Сталина. После некоторых препирательств по персональному составу этого органа вся компания – Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов, Микоян и Вознесенский – направились на ближнюю дачу вождя. Охрана, увидев в машине Берию, беспрепятственно пропустила гостей, хотя обычно на это требовалось разрешение «хозяина».

Сталин сидел в кресле в малой столовой. Неожиданный визит столь представительной делегации, да ещё с наркомом внутренних дел, вызвал у Сталина замешательство: он был уверен, что пришли его арестовать, вдавил голову в плечи и усилием воли выдавил из себя:
- Зачем пришли?

Когда же Молотов объяснил цель приезда, Сталин преобразился на глазах: сам посылавший в застенки и на гибель тысячи и тысячи людей, «великий вождь и учитель» понял, что его сия участь миновала. И снова стал Сталиным. Который, к примеру, издал 16 августа 1941 года приказ № 270: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров». А семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишались государственного пособия и помощи, то есть по существу обрекались на голодную смерть.
   
А знаменитый приказ № 227 от 28 июля 1942 года учреждал «в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом)» которые должны были расстреливать отступающих красноармейцев.

          «На какие территории Германия претендует?»

Противоречивая политика высшего советского политического руководства привела к катастрофическим последствиям. Только за период с 22 июня по 4 декабря 1941 года были убиты и ранены 4 миллиона бойцов и почти столько же попали в плен. Всего за три первые недели войны немецкие войска продвинулись в глубь советской территории на триста-шестьсот километров. Из 170 наших дивизий, принявших первые удары, 28 были полностью разгромлены, а 70 – потеряли более половины своего личного состава. А ведь каждая дивизия – это четырнадцать с половиной тысяч человек. Красная Армия лишилась 4 тысяч самолетов, 12 тысяч танков, 19 тысяч орудий и минометов.

Как написал уже после Победы маршал Жуков, мы учились воевать на войне, кровью солдат расплачиваясь за такую учебу.

Положение складывалось столь трагическое, что нарком внутренних дел Лаврентий Берия где-то в конце июня 1941 года вызвал к себе одного из руководителей Разведывательного управления Наркомата Госбезопасности Павла Анатольевича Судоплатова и поручил ему встретиться с болгарским послом в Москве Стаменовым, имевшим неплохие отношения с немцами, и попросить его выяснить у последних вопросы, которые Берия вычитывал из своей записной книжки.

Вот они:
Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР?
На каких условиях она согласна прекратить войну?
Устроит ли немцев передача Германии Прибалтики, Украины, Бессарабии, Буковины, Карельского перешейка? Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует?

Берия предупредил Судоплатова, что встреча с болгарским послом должна произойти вне стен посольства. А еще предупредил разведчика, чтобы он нигде и никогда не рассказывал о поручении, если не хочет, чтобы был уничтожен сам и вся его семья.

 Встреча состоялась в московском ресторане «Арагви». Об ее итогах Судоплатов немедленно доложил Берии. Тот вызвал машину и умчался в Кремль.

Не мог Лаврентий Павлович в тоталитарном государстве самостоятельно проявить инициативу. Если бы за его спиной не стоял Сталин, это стоило бы Берии головы. По-видимому, что-то в переговорах с немцами не сложилось…
   
Безвозвратные потери Германии с начала войны по 20 марта 1942 года составили 276 550 человек. За исключением форс-мажорных обстоятельств, немцы своих погибших солдат старались хоронить индивидуально и над могилами устанавливали кресты.
На наших братских могилах крестов не ставили, как пел об этом Высоцкий. До сих пор поисковики находят останки советских воинов, которых государство ни во время войны, ни после не считало необходимым предать земле цивилизованно.
               
                «Сталин истребил командный слой»

И все же через четыре суровых года войны была Победа. Великая Победа, хотя и далась она нам непомерно дорогой ценой. За ошибку солдата расплачивается сам солдат и отчасти его подразделение. За ошибки вождей расплачивается весь народ. Исправив же своей кровью ошибки вождей и добыв уже казавшуюся призрачной победу, потом народ с энтузиазмом увенчивает головы вождей лавровыми венками. А вожди с готовностью преклоняют головы перед народом, дабы ему сподручнее было водружать на них венки. Работа же над ошибками сводится к отрицанию ошибок.

 Но история только тогда чему-нибудь учит последующие поколения, когда для её написания равно используются все краски, а не те лишь, что радуют глаз.
 
Из нынешнего далека рассматривая события, приведшие в 1941-1942 годах Советский Союз к краю гибели, смею предположить, что первопричиной трагедии стало следующее обстоятельство.

Тогдашние наши вожди, составлявшие Политбюро ЦК ВКП(б) и дружно готовившие страну к неизбежной войне, которая справедливо предпочиталась как превентивная, когда настало время принятия решения о вступлении в неё, посчитали за благо не брать на себя, а целиком возложить на Сталина эту судьбоносную функцию.  Тем более что из недалёких предшествующих событий они уяснили смертельную опасность проявления самостоятельности.
 
Но ответственность была столь велика, что даже Сталин под ней прогнулся и искал для себя любые возможности отложить принятие однозначного решения. Именно этим, на мой взгляд, вызвано появление пресловутого двусмысленного заявления ТАСС за неделю до начала гитлеровского вторжения. Именно нежеланием принять какое-то определённое решение вызвано его недоверие к многочисленным сигналам о готовности Германии к нападению и, напротив, выхватывание из потока информации той, которая оправдывала бы его нерешительность. Ситуация подвисла в неопределённости. Войска были сосредоточены для удара, но нанести его у Сталина не хватало духа, поскольку он прекрасно понимал, какими тяготами это обернётся для страны и оставалось неведомо, чем обернётся для правящей верхушки. Сколько-нибудь определённой позиции у соратников, как и у военных, не наблюдалось.

 А держать отмобилизованную многомиллионную армию на границе в напряжённом бездействии значило подвергнуть её угрозе потери боеспособности и даже разложения (что в общем-то и произошло). Разрешили отпуска офицерам. Части направили в лагеря на учения. Сталин терзался в муках почище гамлетовских: «Быть или не быть?». Такова, по-видимому, участь всех диктаторов – оказываться в трагическом одиночестве на решающих поворотах истории.

 Так ни на что и не решившись, Сталин по существу предоставил событиям развиваться по своей логике. Направление которой задал Гитлер.
 
Фюрера тоже терзали сомнения:
- Мы не знаем, какая сила стоит за теми дверями, которые мы собираемся распахнуть на Востоке, - сказал он Риббентропу.
Но у Гитлера было два решающих преимущества.
Во-первых, как свидетельствовал его министр иностранных дел, «позиция Гитлера в отношении Советской России характеризовалась острейшей враждебностью». И она таковой оставалась неизменно. После поражения под Москвой Риббентроп попытался прозондировать позицию фюрера на предмет «заключения мира с Россией. Гитлер ответил мне всего лишь, что такой мир он не считает возможным». Когда после «странной войны» англо-американские войска в ноябре 1942 года высадились наконец в Северной Африке, и война на два фронта стала приобретать для Германии реальные очертания, Риббентроп вновь поставил вопрос о заключении мира с Москвой, поскольку под Сталинградом уже назревала катастрофа. Контакт со Сталиным он намеревался установить через посла СССР в Швеции Александру Коллонтай. «Едва я заговорил о сдаче захваченных восточных областей, как фюрер тут же отреагировал на это самым бурным образом, Лицо его налилось кровью, он вскочил, перебил меня».

 В отношении советского руководства к нацистской Германии такой однозначности не наблюдалось.

Вторым преимуществом Гитлера перед Сталиным была его уверенность в высокой боеспособности своей армии, доказанная в Польше и Франции, и в низкой боеспособности Красной Армии, обнажившейся в Польше и Финляндии. «Фактом остаётся то, - заявил он 23 ноября 1939 года на секретном совещании главнокомандующих родов войск вермахта, - что в настоящее время боеспособность русских вооружённых сил незначительна. На ближайшие год или два нынешнее состояние сохранится».

А в беседе с Альфредом Розенбергом, имперским министром по делам восточных оккупированным территорий, крайне уничижительно высказался об уровне подготовки советского офицерского корпуса: «Генерал, которого к нему прислали, мог бы у нас командовать только батареей – не больше. Ведь Сталин истребил командный слой».

Эти преимущества – не настолько надуманные, какими могут представляться в свете итогов войны, - укрепили Гитлера в решимости «распахнуть двери на Восток». Он их распахнул 22 июня 1941 года. Через них 30 апреля 1945 года вынесли, чтобы сжечь, его труп, с головой завёрнутый в одеяло. Из-под одеяла высовывались только его ноги в чёрных носках и чёрных туфлях.
2006-2010 гг.