Случай на пять тысяч сто первом километре

Я много лет работаю шофером и стараюсь всегда с капитальным ремонтом двигателя вставать в холодное время года, а если быть точным, делаю я это зимой. Чего греха таить, хоть я родился и вырос в Сибири, в котором суровые морозы не редкость, но оренбургский холод своей лютостью превзошел даже их.
Дело в том, что в этом степном краю почти круглый год дуют сильные ветры, а в сочетании морозом они для человека в степи они становятся настоящим адом, хотя Газпром нас исправно снабжает теплыми ватниками , штанами, валенками, рукавицами.
Мой ЗИЛ работает в целях экономии на сжиженном газе пропане, хотя по всем техническим характеристикам он должен работать на бензине.
Я что – то никакой экономии не вижу, так как я раньше, когда работал на бензине, заезжал с капитальным ремонтом двигателя раз в семь лет, теперь же это делаю регулярно каждый год. Объяснение таких частых ремонтов очень простое: газ в топливной камере сгорает полностью и поршня трутся о стенки цилиндров, как говорится , на сухую, а при работе на бензине этого не происходило: всевозможные присадки и масла смазывали поршни.
Я не одну страницу мог бы исписать об отрицательных характеристиках пропана, но делать этого не буду по одной простой причине: я пишу рассказ, а не техническую статью, и чтобы больше не возвращаться к голубому топливу, в конце скажу, что я очень сомневаюсь в его экологичности, так как лично на себе испытал воздействие выхлопных газов двигателя, работающем на пропане.
А дело было так: я заехал на смотровую яму регулировать сцепление, по соседству со мной татристы, водители машина Татра, запускали двигатель, который у них постоянно глох. Клубы черного дыма то и дело вырывались из выхлопной трубы, и я на него не обращал никакого внимания. И вдруг на соседнюю яму слева заехал, как у меня Зил, работающий на пропане. Что тут началось с моими легкими? Их отработанными газами обожгло как кислотой и я пулей вылетел из смотровой ямы, чтобы сделать глоток свежего воздуха.
В моторном цехе, довольно просторном помещении, построенном из серых бетонных плит, по соседству с моей машиной стоит автомобиль моего закадычного друга Николая Макарова, такого же как я полставочника, который работает оператором на пятнадцатой установке.
- Я в полставочники подался по одной простой причине , - говорит мне Николай, - надоело по полдня машину из гаража, чтобы на ней уехать на скважину .Надоело зависеть от прихоти и капризов атаповских водителей. Тут в любое время завел автомобиль и поехал с бригадой на ремонт скважины.
Я соглашаюсь с Николаем, так как транспорт на промысле, где установки в степи разбросаны на десятки километров друг от друга, самая необходимая вещь.
Мы сидим с Николаем в кунге моего Зила, длинной металлической будке, на довольно широкой деревянной скамье, на которую сверху постелена кошма. Торопиться нам некуда, так как мы ждем обещанные поршневые со склада с Сулака.
- Хорошо бы получить ураловскую поршневую , - мечтательно произносит Николай, - тогда бы мне любой снег был бы не почем.
- Мечтать не вредно, - говорю я и достаю из темной сумки книгу Сергея Довлатова «Зона».
Николай читает название книги и говорит мне:
- Наверное, автор книги сам сидел? – спрашивает Николай у меня.
- Нет, он был простым охранником, - отвечаю я, - довольно любопытная вещь, написана вполне доступным языком.
- Дашь мне эту книгу почитать, - говорит мне Николай, - интересно совпадут мои ощущения с ощущения автора.
-А тебе , Николай, что ли тоже довелось в качестве охранника топтать зону?
-Хоть я служил во внутренних войсках, - говорит мне Николай, - но Всевышний избавил от этой участи , после карантина я выучился на оружейного мастера в Туле и после учебки имел дело не с зеками, а с автоматами.
В то время я уже начал марать бумагу и как любому пишущему человеку мне захотелось услышать какую –нибудь захватывающую историю, чтобы потом ее увековечить пером.
- Служить я попал далековато от родных мест, - начал свой рассказ Николай, - в знаменитые решотинские лагеря, которые находятся на границе Красноярского края и Иркутской области, на красивой реке Бирюсе. Добирались мы почти до места службы почти четверо суток, сначала нас везли до Свердловска, затем посадили на скорый поезд Владивосток – Москва и кто –то даже пустил слух, что везут нас к Тихому океану.
Я удобнее устроился на скамье и стал слушать дальше рассказ Николая: - На четвертые сутки нам скомандовали Подъем! и приказали выходить из вагонов .
Была весна и мы с удовольствием покинули душные и порядком надоевшие вагоны и по темным, плохо освещенным улицам, нас повели на помывку в баню. Несмотря на позднее время суток, по обочинам дороги стояло много людей, одетых в гражданское платье и просили у нас , чтобы мы им отдали свою одежду, так как через какие –то полчаса мы навсегда расстанемся с ней.
После помывки в баню нас куда –то по узкоколейке повезли в тайгу и на следующее утро мы оказались в Новобирюсинске, конечном пункте нашего назначения, где находился так называемый карантин, где мы должны были пройти курс молодого бойца и принять военную присягу.
Время, проведенное в карантине, я не забуду никогда. Разбили нас по отделениям и взводам, и начали с утра до вечера гонять. Командиром взвода у нас был молодой лейтенант Обручев, год назад закончивший в Новосибирске военное училище и еще не утративший интерес к службе, поставившим себе цель сделать из нас образцовых солдат.
Особенно доставалось парням, у кого слабой была физическая подготовка, и они не могли на турнике выполнить элементарный подъем переворотом.
Заместителем командира взвода был с обезображенным угрями лицом старший сержант с очень подходящей для конвоира фамилией Красноперов.
- Взвод! Подъем! – кричал по утрам он, - Сорок пять секунд! Время пошло.
Спали мы на двухярусных кроватях, в шесть часов утра мы сыпались, как горох, на головы своих товарищей и схватив с табуретки куртку и штаны , на бегу одеваясь , пулей летели в строй, потому что за опоздание можно было схлопотать наряд вне очереди, когда после отбоя, когда все сладко спали, мыть полы в казарме или же далеко за полночь чистить картофель в огромные баки на кухне.
Мне как – то удавалось избегать всех этих наказаний, так как всегда успевал вовремя в строй, и за своим внешним видом следил: ежедневно к подворотничку подшивал полоску белой материи и до зеркального блеска чистил гуталином сапоги .Мозолей от ходьбы в кирзовых сапогах не было, эта обувь мне была привычной, так как в деревне, когда шли в лес, всегда одевали их.
В отличии от многих своих сверстников, в первый раз оказавшись вдали от дома, я не хныкал и не ныл, любимой девушки, которая бы каждый день писала мне письма, у меня на так называемой гражданке не осталось и переживать и страдать, по большому счету, мне было не по кому.
- Знаешь, Николай, чем армия отличается от тюрьмы? – спрашивал, не смотря на смертельную усталость, мой приятель Витька Мут, родом из Омска.
- Не знаю, - честно я признавался дружелюбному чудаковатому парню.
-Эх, деревня, ты деревня –говорил Витька мне. – У нас номера военных билетов хлоркой выведены на внутренних карманах курток, а у зеков на внешней стороне они красуются. Вот и вся разница.
С зеками я столкнулся лицом к лицу на продовольственном складе, куда во главе с прапорщиком Муравьевым нас троих солдат послали получать мясо .
- Смотри , зеки идут, - толкнул меня в бок все тот же Витька Мут. – Интересно, сколько им лет тут срок мотать?
К складу шли два молодых парня, внешне ничем не отличимые от нас, такие ушастики со стрижкой. Главное их отличие было в одежде: они были одеты в наглухо застегнутой черной хлопчатобумажной одежде.
-Видать такие же салабоны как мы, - высказал свое предположение Витька.
И неожиданно спросил одного из них, высокого плечистого парня:
- Браток, закурить не найдется?
Парень остановился и глядя на нас с не скрываемым любопытством сказал:
- Почему не найдется? Найдется.
И ловко достал из кармана куртки распечатанную пачку Беломор –Канала, столь же ловко выбил папиросу. Витька взял угощение и с наслаждением затянулся. Зеки пошли дальше.
-Вот только что ты нарушил устав караульной службы, - сказал я Витьке, - вступил в связь с охраняемым лицом, осужденным отбывать срок судом.
- Ты скоро будешь рассуждать как наш замполит Козловский , - ответил мне Витька, - Пока я не принял воинскую присягу, я могу разговаривать с кем угодно, - сказал мне приятель. – Я еще гражданское лицо, облаченное в солдатское обмундирование.
Витька весьма болезненно переживал, что он в будущем будет стоять на вышке и охранять заключенных.
- У меня уже половина класса сидит по тюрьмам и лагерям, - кипятился он. – Вдруг я из них кого – нибудь встречу на зоне. Вот будет картина!
После принятия присяги как военнослужащий Витька собирался писать рапорт на имя командира части о том, чтобы его перевели в другой род войск.
-Буду проситься в стройбат, - сообщал он, - там хоть деньги платят и обучат ремеслу.
Несмотря на вечную занятость и усталость, мы все –таки умудрялись находить время для шуток друг над другом, но чаще всего объектом для наших насмешек становился двадцатитрехлетний мужик родом из алтайского города Рубцовска по кличке Валера Трактор, которого при осмотре комиссовала медицинская часть и который со дня на день ждал отправки на родину .Комиссия обнаружила у Валеры хронический геммаррой и признала его не пригодным к воинской службе.
Валера спал на койке возле входа в казарму и никаким внутренним распорядкам, кроме посещения столовой, он не подчинялся и на сержантов смотрел как на комаров, мешающих ему спать.
В наш взвод прислали командовать отделением сержанта Яхонтова и забыли предупредить его, что Валера Трактор сугубо штатский человек и команда подъем его не касается.
Яхонтов, заступивший вечером дежурным по роте, как петух, прокукарекав утреннюю побудку и увидев на койке мирно посапывающего Валеру, бросился на него с кулаками и в ответ получил такую звонкую оплеуху, что не удержался на ногах и упал, вызвав у нас тем самым взрыв хохота. Валера перевернулся на другой бок, так как почти до утра провел ночь в компании с сержантами, которые выпив водки, начинали горланить под гитару почему – то тюремные песни.
- У них что, другого репертуара нет, - как – то я спросил всезнающего Витька. –Чего ты от них хочешь, - ответил мне Витек, - они почти два года общаются с уголовниками, вот и нахватались.
Как – то мы увидели как конвоиры с собаками вели с лесоповала зеков в зону и если бы не черные стволы автоматов, то внешне они были почти не отличимыми друг от друга, так как те и другие были одеты в белесые бушлаты, выгоревшие на солнце. У меня почему – то мелькнула мысль о их взаимозаменяемости и слушая по ночам зековские песни, я все больше приходил к мысли , что любой охранник мог стать зеком и наоборот.
Как – то я попал в наряд по кухне и услышал от старослужащего – узбека такую забавную историю.
-Мне еще только семнадцать лет, а я уже скоро домой поеду, - гордо заявил он мне, красуясь ушитым хлопчатобумажным обмундированием. – А тебе еще как медному котелку служить.
Спорить я с ним не стал , а с интересом стал смотреть на своего собеседника, который внешне ничем не отличался от своих соплеменников, и как мне кажется, внутренние войска больше чем наполовину были укомплектованы выходцами их южных республик.
- Я родился и вырос в глухом кишлаке, - начал свой рассказ узбек, - по – русски меня никто не учил говорить, так как семья была большая и меня родители забыли отдать в школу. А потом, когда сыну одного из местных богачей пришла повестка из райвоенкомата с извещением о том, что ему пора служить в армию, то его находчивый отец пришел к моему отцу и предложил сделку, суть которой заключалась в том, чтобы я сходил в армию вместо сына богача. Жили мы бедно, а тут у отца появилась возможность хоть как – то вылезти из беспросветной нужды. Торг состоялся, ударили по рукам.
Из дальнейшего повествования собеседника узнал, что подлог обнаружили только нынешней весной в полковой канцелярии, когда стали готовить документы малолетнего узбека к демобилизации.
- Со мной сам подполковник Козловский беседовал, - сообщил мне в конце беседы узбек, - мол, дослуживай свой срок и езжай с чистой совестью домой.
Подошло время обеда и я предложил Николаю не ходить в газдобычинскую столовую, а отобедать со мной в кунге.
- Я тоже с собой тормозок с едой прихватил на всякий случай, - сообщил мне Николай и через минуту принес с ломоть свиного сала и буханку домашнего хлеба.
Мы с аппетитом умяли почти все сало и съели весь хлеб, я достал из сумки термос и стал угощать своего друга чаем.
Попив чаю, Николай Макаров продолжил свой рассказ.
- Наконец подошел конец нашим мучениям в карантине, - говорил он. – Стали часть солдат набирать в учебные подразделения. Меня спросили, куда бы я хотел поехать учиться.
- На оружейника, - не задумываясь ответил я, так как незадолго до этого разговора случайно встретил своего земляка Сашку Истомина из Городища, который посоветовал всякими правдами – неправдами ехать в учебку, так как в строевых ротах царит дикая дедовщина и в армии служится неплохо разным специалистам, которые подчиняются только своему офицеру.
- Попробуй на оружейного мастера выучиться, - говорил мне Сашка, - через полгода мой друг Лешка Бочкарев из оружейной мастерской демобилизуется, займешь его место.
До армии я учился в сельхозтехникуме на механика, так что комиссия единогласно решила отправить меня учиться на оружейника.
Все на том же тихоходном поезде мы вернулись в штаб головного полка , который располагался на станции с благозвучным названием Нижняя Пойма, стоящей на Транссибирской магистрали, а Решотами ее называли только местные жители.
Расположились мы на матах в спортзале и стали ждать своей дальнейшей участи. Где –то на третьи сутки нашего ожидания прибежал дежурный по части и назвав фамилии трех человек, приказал с вещами выходить на улице, где уже нас ждал «Уазик», на котором мы добрались до станции.
Прапорщик , который нас сопровождал, то и дело нервно посматривал на святящийся кружок циферблата и говорил нам:
-Сейчас я Вас посажу на скорый поезд Москва – Владивосток, на котором Вы доберетесь до Красноярска. Вас должен сопровождать лейтенант Семенов. У него все Ваши документы.
Где – то через полчаса мы приехали на вокзал и выгрузив свои вещи, пошли на перрон, так как с минуту на минуту должен был подойти поезд.
Лейтенант Семенов с нашими документами явно опаздывал, так как его нигде не было видно.
И тут подошел поезд. Стоянка у него несколько минут и не успели распахнуться двери вагонов, как прапорщик бросился к проводнице и стал объяснять ей, что с билетами у нас все в порядке , их с минуту на минуту должен принести офицер, но по непонятным причинам задерживается.
Проводница, добродушная тетка средних лет, без лишних слов запустила нас в вагон и через минуту-другую поезд тронулся.
Мы прошли в свободное купе, на нижней полке которого спал какой – то молодой мужик с могучими бицепсами и стали укладываться спать.
Своих двоих попутчиков я совершенно не знал и расположившись на полках плацкартного вагона мы стали знакомиться друг с другом.
- Володя, - представился один из них, которому на вид было больше двадцати лет.
Алексей, - сказал мне другой, который был мне почти ровесником.
- А мы, кажется, едем зайцами, - сказал Володя.- Я был последним , кто зашел в вагон.
- Давайте, парни, спать, - предложил я, - утро вечера мудренее. И мы уснули под равномерный стук колес.
Утром мы проснулись от непонятного шума голосов в коридоре вагона. Подняв головы, мы обнаружили, что на соседних полках спят такие же как мы солдаты, только в отличии от нас они были не с короткой стрижкой, а все чубатые как казаки.
- Дембеля, - произнес Володя.
Судя по петлицам и эмблемам, пришитым на обмудировании, мы ехали среди доблестных артиллеристов , а может быть ракетчиков.
- А вот мы сейчас салаг пощиплем, - раздался в коридоре громкий голос и к нам в купе в ввалился здоровый черноволосый парень в расстегнутой до пупа рубахе.
- Да я вижу у вас ремешки кожаные, - произнес он, нагло улыбаясь. За его спиной стояли два таких же здоровенных лба.
Ремни у нас действительно были отличные, кожаные, потому что ремни из кожзаменителя, как объяснили старослущащие нашей части, просто не выдерживали сорокоградусных морозов и ломались как деревянные планки.
И черноволосый потянулся к Володиному ремню. Завязалась тихая борьба, потому что Володя не хотел за здорово живешь расставаться со своим имуществом.
И вдруг произошло невероятное. Лежавший на нижней полке в нашем купе молодой мужик резко соскакивает и наносит сильный удар в область печени чернявому, который тут же падает назад, увлекая за собой на пол двух спутников, Получив столь сокрушительный отпор, доблестные дембеля поспешили ретироваться с поля брани, потому что мы больше их в нашем вагоне не видели.
Наш спаситель достал туалетные принадлежности из сумки и пошел умываться.
- Вот это был удар! – восхищенно произнес Володя. – Одним махом, троих побивахом.
Минут через десять мужик вернулся в купе, неся перед собой огромный пакет с пряниками.
- А сейчас мы позавтракаем.
И обращаясь к нам, произнес: - А ну – ка парни, угощайтесь!
Мы отказываться не стали, так как кормить нас явно не собирался, денег у нас не было, так что неожиданно мы оказались предоставленные сами себе.
Немного перекусив, мы перебивая друг друга, рассказали о своей анекдотической ситуации.
- В Красноярске обязательно Вас встретят, - сказал мужик.
Из дальнейшего его рассказа мы узнали , что он был осужден по сто пятой статье и отбыв двенадцатилетний срок наказания, возвращается в родные края.
- Жил я с матерью в Москве, - говорил мужик, - но туда мне путь заказан. Ближе ста километров я не имею права приближаться к столице.
-Прошло уже около тридцати лет, - завершая свой рассказ, произнес Николай, - а я все не могу забыть того мужика, вчерашнего зека, который по логике вещей не должен был заступаться за солдат внутренних войск, которые совсем недавно его недавно стерегли и проводили шмоны, но видно человеческое начало победило все обиды и притеснения и он в критическую минуту пришел к нам на помощь.
Заканчивался очередной рабочий день. В дверях моторного цеха показался механик нашей колонны Гриша Кравец, и подойдя к нам, пообещал, что завтра обязательно привезут поршневые.
Мы стали собираться домой.