Колпец16. Валентина Петровна

   Серёженька, её сынок, попросил помочь, чтобы положить своего папашу в Куйбышевскую больницу. Ну да, она, старшая медсестра в терапии, поспособствовать, конечно, может, хотя и не очень хочется. Что им за дело, в конце концов, до этого заики, пусть он и плох совсем.

  Пять лет  назад свалился в её жизнь этот Серёжин отец, прости господи, Николай Глухов. Ни с того ни с сего, и как снег на голову.  Валентина Петровна столько всякого передумала. Cюрпризик, и как же странно!  Сначала всё забыл, а потом вдруг вспомнил. Да и как вспомнил, просит её, совершенно теперь постороннюю, рассказать, например, какой у него мама была.

   Неужели бывает у человека ретроградная амнезия на 25 лет, да ещё и выборочная? Специалисты, кого спрашивала, не объясняют. Толи да, толи нет. Понятно, они профессионалы, осторожничают. Вот её Георгий Максимович сразу сказал – не может такого быть! Авантюрист это.  Хочет получить ленинградскую прописку и жильё.
 
   Георгий Максимович, конечно, в медицине не очень понимает. Вот в жизненных вопросах разбирается хорошо. Доцент он кафедры научного коммунизма. И вообще,  уважаемый и солидный. Ходит обычно в морском кителе без погон и орденов, но с их следами. Инвалид – хромает. Все думают, что он заслуженный участник войны. Пусть думают, хотя это и не совсем так.

   Инвалидность у него от полиомиелита в детстве, только нечего копаться в мелочах. Он тоже участник войны. В политотделе фронта тогда работал, не как-нибудь. Главное, сразу теперь выступил категорически против всяких контактов Валентины Петровны с отцом Серёженьки.  Сын  тогда ещё армию дослуживал. Из его писем подробности не ясны, понятно только, что у него с отцом там встреча и состоялась.

    Первые два письма Николая из армии Валентина Петровна перечитывала, удивлялась, но ничего не ответила. Через год примерно "отец" этот в Ленинграде сам объявился и стал в почтовый ящик Валентины Петровны подобные письма приносить собственноручно. Так было удобнее, потому что по городу почта долго идёт.   Ему-то, может, и удобно, а Валентине Петровне приходится с оглядкой из квартиры выходить. Телефоном он не пользовался - заика.
 
    Валентина Петровна приглашать не решалась, пока себя не убедила - страшиться, вроде, нечего, даже если и самозванец. Раз он действительно, как пишет, после демобилизации получил в Ленинграде прописку и комнату, значит – не претендует. Конечно, Георгий Максимович предупредил, что это ещё не всё. Он может, в принципе, как родитель и инвалид, взыскать с Серёжи алименты. Пусть даже и может. Так это вопрос к Серёжиной семье, когда и если она будет. Можно, пожалуй, поговорить, глядишь и приставать перестанет.

   Ужасно интересно, к тому же, выяснить, тот ли это Колька Глухов, с которым случился однажды «восторг любви».

   Пришёл, в общем. Принёс  тортик и бутылку гамзы в плетёнке. Конечно, Валентина Петровна разволновалась. И тем, что они такие чужие, хотя черты сходства с молодым Колей заметила. И тем, что она так смущена, а он вовсе нет. И тем, что разговор не выходит - он заикается и вообще непонятен.

   Когда выпили вина и поговорили о Сергее, как-то потеплело, но всё равно отчуждение осталось. Он часто кашлял, внимательно фотографии рассматривал. Приходилось объяснять – кто, где, когда. Устала она от этого всего и, выбрав момент,  сказала, что на дежурство пора. Больше  не приходил.

   Теперь она готовит по нему поминки.

   Георгий Максимович сердится и считает, что  делать этого не следует. С какой стати это будет в комнате Валентины Петровны. У него дети остались, а тапочки от папочки недалеко падают. Пусть они хлопочут. Может и так, только Серёженька  взял же на себя заботы о похоронах. Да и как поступать, если у покойного кроме дочери студентки и пожилой бывшей тёщи в Ленинграде нет никого.

   И вообще, жалко Колю. Не старый ещё, а умер от вторично открывшегося пневмоторакса - последствия боевого ранения. Уважать надо.