Заключение

       Вызов забвению
(документально-художественная повесть)


       Заключение


       Когда рукопись была подготовлена к печати, из Молчановского архива поступили некоторые материалы относительно членов семьи моего прадеда. Выяснилось, например, что его дочь Евгения Эдуардовна Осыховская, с польскими потомками которой установить связь пока не удаётся, в мае 1910 года проживала ещё в Молчанове. Фамилия её мужа нам известна как Бластик, но уточнить по документам её также не удалось, мы лишь знаем, что в Польше у четы Бластик родилось двое сыновей: Станислав и Ростислав.  Но, благодаря архивным материалам относительно Евгении, мы узнали, что в середине двадцатых годов, уже будучи в Польше,  она написала письмо сестре Анастасии Пикулиной в Молчаново с просьбой об установлении даты своего рождения. По этому поводу Анастасия обратилась в Молчановский РИК с заявлением.

       «Настоящим ставлю в известность, - написала Анастасия, - что моя сестра Евгения Эдуардовна Осыховская, согласно письма, просит получить метрику о рождении, причём согласно коего я обратилась в стол Загса (отдел ЗАГСа – Авт.) о выдаче мне таковой. По наведении же справки в книге о рождении за 1890 год, (справка) по-видимому, была по какой-то причине пропущенной. Причём, как мне известно, а также от восприемников  Сысоева Варлама и Сысоевой Прасковьи (крёстных отца и матери Евгении – Авт.) знаем, что Евгения Осыховская родилась в 1890 году 15 октября. А посему просим  на основании выше изложенного, а также показаний восприемников, прошу РИК Евгению Осыховскую вписать в книгу о рождении за 1890 год, о чём и выдать соответствующий документ для отсылки сестре Осыховской».

Подпись Анастасии Пикулиной (Осыховской).

       Видимо, в качестве доказательства к заявлению приведена и запись настоятеля Молчановской церкви в исповедальных росписях за 1895 год под № 185, где «в графе «женского пола» записана «дочь польского поселенца: (Эдуарда Ивановича Осыховского и) Евдокии Васильевны Осыховской Евгения – от роду 5 лет 5 мес. Из сего явствует, что она родилась в 1890 году».
Таким образом, на основании протокола от 04.09.1926 года «соответствующий документ» Анастасии для отсылки сестре Евгении в Польшу был выдан.

       Вместе с архивными материалами были получены и копии публикаций из газеты «Знамя коммунизма» Владимира Николаевича Харитонова, – фрагменты приведены мною по ходу текста. Как краевед-исследователь Владимир Николаевич в своё время был допущен к подлинникам архивно-следственных дел репрессированных Кривошеинского района, в том числе изучал дела и моих родственников.

       Сама я с темой репрессий в нашей стране подробно ознакомилась в 1990-м году, прочитав в «Новом мире» «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына. Книга потрясла: ощущение было такое – будто из настоящего времени я переместилась в те страшные годы, когда сталинская репрессивная машина без суда и следствия расстреливала невинных людей. Но тогда мне казалось, что к моей семье это не имеет никакого отношения и уж тем более не касается меня лично. Я и предположить не могла, что придёт время, и передо мной откроется жуткая картина репрессий не только моего деда Александра, но также его старшей сестры, двух братьев, снохи и других членов этой семьи. Не знала и не думала, что до 1994 года – почти пятьдесят лет своей жизни (пусть и негласно), – буду носить клеймо внучки врага народа.
       Сейчас понимаю, почему отец при двух встречах со мной ни единым словом не обмолвился о тех временах. Он боялся, что эти известия могут больно ранить меня, хотя к тому времени все родственники были реабилитированы, кроме деда. Но в то время (в первой половине 60-х годов) я была очень правильной девочкой: гордо несла звание пионерки и комсомолки, о чём кстати нисколько не жалею, была членом ученического комитета, секретарём  комсомольской организации, и вдруг… внучка врага народа! Этого я бы не пережила. Не говорила об этом и мама, – не знаю, почему: может, по той же причине, а может, отец и ей ничего не рассказывал.

       Своего отца – Осыховского Владимира Александровича – я вспоминаю всегда с теплотой: он мне многое дал в плане становления личности, хотя у него и была другая семья. Его письма и две поездки к нему – это единственное, что связывало меня с ним в период отрочества и юности, что возвращает к памяти сейчас и будет возвращать всегда, хотя папы давно уже нет на белом свете.
       Родился он 5 апреля 1924 года в городе Томске. Бабушка Стеша и дед Александр назвали его Владиленом, но впоследствии отец переменил его на имя «Владимир». В 1942 году после окончания Кыштовской средней школы районным военкоматом он был направлен в Белоцерковское военно-пехотное училище, эвакуированное в начале войны из Киевской области в Томск. После его окончания воевал на Полтавском направлении, почти сразу же был тяжело ранен, в госпиталях провёл более двух лет, перенёс одиннадцать операций, награждён орденом Великой Отечественной войны. Проживал в Стрежевом Томской области, работал учителем в восьмилетней школе. Умер в 1966 году в возрасте сорока двух лет.
       Помню, как во время первого пребывания в его семье – мне было тогда 15 лет – я спросила:
– Каким было отчество дедушки Александра?
– Эдуардович, – ответил отец.
«Эдуард… так звали моего прадеда, – подумала я, – красивое имя». Мне бы и дальше порасспрашивать, но что-то удержало, хотя момент был самый подходящий. Тем не менее, думаю, что именно тогда во мне вспыхнула искорка, которая почти через полвека привела к поискам знаний о семье Осыховских, а затем и к изучению драматической судьбы многих из них во время Большого террора.

       В 2008 году, набрав в поисковике Яндекса, фамилию «Осыховский», первой, кого я обнаружила, была Людмила Сергеевна Осыховская из города Владивостока. Тогда я и представить не могла, что через три года установлю связь с её мужем, моим двоюродным дядей – Леонидом Николаевичем Осыховским, который после смерти матери и расстрела отца в восьмилетнем возрасте со своим старшим братом Володей и младшей сестрёнкой Галей остался круглым сиротой. Не догадывалась, что ещё через год по запросу из УФСБ РФ по Томской и Новосибирской областям, а также из государственных архивов Томской и Свердловской областей получу копии материалов «уголовных дел» репрессированных родственников и начну писать книгу об этом. И уж совсем не предполагала, что в марте 2013 года встречусь с Леонидом Николаевичем в Ярославле, куда он приезжал к племяннику и племянницам – детям брата и сестры. Но прежде, преодолев восемь часов полёта, Леонид Николаевич побывал в Санкт-Петербурге на юбилее своей воспитательницы Лидии Спиридоновны Дубовицкой, которая помогла ему выстоять в трудную годину и которой 18 марта 2013 года исполнилось 100 лет.

       Следует сказать, что отношение к теме репрессий, равно как и к личности Сталина, в настоящее время остаётся неоднозначным, более того – противоречивым. В качестве примера приведу диалоги некоторых участников исторического форума «ГУЛАГ как символ произвола эпохи сталинизма», опубликованного в Интернете.
       «Меня как историка, – пишет некто Сергеев, – радует, что граждане антисталинисты и сталинисты пикируются по данной теме, столь плотно обложившись цифрами, сайтами, фолиантами. (…) Странно это. Вроде бы 52 года власть была заинтересована в очернении Вождя и имела доступ к любым архивам. Но результат – словоблудие о ГУЛАГе, которое производит впечатление лишь на обывателя. Где то главное, что может убедить меня, историка? – (где) конкретные уголовные дела на «невинных»? Может вы, сограждане, поможете? Хотя бы о своих родственниках. Поясню: требуется случай осуждения гражданина СССР при Сталине, который был невиновен по действующим тогда законам и который не был реабилитирован тогда же. С документами естественно». Запись сделана 10 ноября 2008 года.
       «Сегодня, – оппонирует Сергееву одна из участниц того же форума, – многие продолжают почитать Сталина, ибо ему удалось сделать из нашей страны «сверхдержаву». Вопрос о том, какие средства для достижения цели были задействованы «отцом народов», никогда всерьёз на государственном уровне не обсуждался, хотя речь идёт о гражданах страны, – арестованных, раскулаченных, депортированных, расстрелянных и умерших в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Через несколько десятков лет не останется никого, кто мог бы лично свидетельствовать о совершённых преступлениях против собственного народа, и тех, кто знал этих людей и слышал их рассказы»(38).

       От себя добавлю, что бесчеловечным законам, равно как и деяниям в соответствии с ними, оправданий быть не должно, поэтому так важно, чтобы эти свидетельства не канули в забвение, и это наш долг перед репрессированными и собственной историей. Сторонников последней точки зрения стало бы намного больше, если бы встали из могил те, кто был уничтожен безвинно, ибо их исковерканные судьбы – это бедствие с далеко идущими последствиями. Бедствие – придумать название которому невозможно.   

       Последними документами в архивно-следственных делах моих родственников, как правило, идут постановления о их реабилитации, – они-то и подтверждают их безусловную невиновность. Из справок о реабилитации следует, что предъявленные им обвинения противоречили фактическим обстоятельствам, а значит, были не обоснованы и носили надуманный характер. Согласно этим документам, одни из них были реабилитированы через 20 с лишним лет, другие – почти через 60. Но полной реабилитации с официальной оценкой того периода в масштабах страны мы, их родственники, так и не дождались.
       В книге «Засекреченные трагедии советской истории» И.Н. Кузнецов пишет: «Понятию человеческой нравственности противоречит позиция – скрывать имена палачей, участвовавших в преступлениях против своего народа. Нельзя уводить от суда истории тех, кто совершал злодеяния, прикрываясь интересами их ныне живущих детей. Имена палачей должны быть названы вместе с именами их жертв. Это также необходимо сделать во имя светлой памяти немногочисленных чекистов, отказавшихся участвовать в репрессиях и погибших в годы произвола».
       Существует точка зрения, что память о невинно убиенных и палачах для членов их семей и их потомков – это травмирующая память. С этим согласиться можно, но одинакова ли она по степени эмоционального воздействия на первых и вторых – судить не берусь. Годы репрессий не только сформировали эту память, но явились опасной предпосылкой к разрыву связей между поколениями, и это хорошо видно на примере семьи моего прадеда. Годы репрессий явились также и предтечей страха в людях и обществе, и этот страх не изжит до сих пор.
       Мы, потомки погибших родственников, так никогда и не узнаем, как на самом деле проводились их допросы, как интерпретировались показания, какая правда записана с их слов, а какая – вымысел, и какую муку перенесли они, испытывая на себе меры физического воздействия, которые наверняка применялись к ним.
       Хочу надеяться, что эта книга в какой-то степени отвечает просьбе господина Сергеева, хотя в основном предназначена для современников и потомков рода Осыховских. Хочу также надеяться, что вместе с родословной, которую я написала ранее и которая объединила под своё крыло более ста человек, эта книга послужит хорошим стимулом для укрепления оборванных связей, в каком бы уголке мира не находились представители рода Осыховских. Я написала её с единственной целью, – чтобы мы знали и помнили о драматических временах, которые пришлось пережить нашим родственникам, ибо народ, не знающий своей истории, обречён на её повторение.


http://www.proza.ru/2014/12/15/1251