О чем петь птицам?

За окном вязко лаяли собаки и происходили еще какие-то неприятные вещи. Но вдруг запели птицы. Обычно они поют по весне о весне. А о чем петь в такое?
Пришла она. Сняла тяжелое пальто, под которым ничего не оказалось, бросила на пол. Села рядом со мной на край кровати. Сказала: "Пора." И поцеловала в глаза.

Оказался на незнакомой улице. Улица заполнена телами и зловонием. Сначала кажется, что трупы. Но нет, тела копошатся и извиваются. Одно тело даже приподняло голову, будто учуяв меня. Хотя что можно учуять в этом смердящем запахе тел, непонятно. Слипшиеся от грязи волосы размазаны по лбу. Голова посмотрела на меня пустыми глазницами и издала непонятный звук. Какой-то треск или скрип, нечто совсем не человеческое, даже не животное. Непонятное. Тела копошатся и извиваются, разъедая мертвое тело земли.
В немом отчаянии металась по улице собака. Меня она даже не заметила. Высунув язык и выставив безумные глаза в неведомую даль, носилась она туда-сюда, ища хозяина.  Но ни  почуять в этом смраде, ни увидеть в груде копошащихся тел она его не могла. Почти бездыханная, носилась она и носилась. Ни секунды на передышку. Туда-сюда как маятник. Словно механическая, а не живая, будет мчаться она из стороны в сторону, пока не сядут несуществующие батарейки.
Не знаю, сколько я шел. Видел оргию. В ней было всё: мужчины, женщины, дети, бесполые, трупы, животные. Все в одном ничто. Каждый с каждым. Дети... У одних по щекам катились черные слезы, они хотели кричать: "Боль! Уйди, боль! Отпустите! Не надо!" Но они не могли кричать. Им не позволяли. Рты не для слов. Другие осатанело визжали, смеялись, пороли родителей, старались пристроиться поизощренней. В пустых глазах их холодом горел огонь. Лица были сведены судорогами. У первых - боли, у вторых - злобы, ярости.

Наконец я вышел к старой церкви. Купола и колокола были сорваны, окна разбиты, стены полуразрушены. Изнутри меня позвал голос:
- Входи, странник, входи.
Я вошел и увидел старого человека. Лицо цвета земли было изрыто морщинами. Наверное, в этих краях очень давно не было дождя. Седые изможденные глаза его смотрели на меня как будто с надеждой.
- Входи, входи. Столько лет я не видел людей! Входи.
- Где я? Это ад? - спросил я его.
Он горько усмехнулся.
- Ада нет. И рая - нет. В аду больше нет необходимости. А в рай некому идти. Столько лет! Люди мучили Господа. Миллионы раз убивали. Пытали, насиловали, продавали, надругались над ним. Сделали козлом отпущения. Перестали бояться и уважать, перестали любить. Они смеялись над ним, называли последними словами, унижали. Они захотели проводить над ним эксперименты, изучить состав, разложить на частицы. И заключили, что Бога нет. Ты спрашиваешь, ад ли это? Нет. Это будущее. Помолись со мной. Я вижу, у тебя есть глаза. Помолись. Помолись мертвому Богу!  Мертвый Бог! Нет, ты слышал?! Мертвый Бог!

Я зажмурился и увидел белый свет. Сердце в груди моей разрывалось на миллионы маленьких сердец. Глаза мои перестали видеть. Уши перестали слышать. Язык онемел. Но я видел белый свет! Я слышал небесный хор! А слова излишни. Да и кому рассказать? Ты есть. Ты жив.

Она встала с кровати. Надела пальто. И ушла в ночь. На небе сияли звезды. И белый лик луны заглядывал в окна каждого дома. Птицам всегда есть о чем петь.
               
4.11.2011