Обида

Тысячи прошедших событий, встреч, разговоров, важных и разных дел, переживаний, встреченных людей тускнеют и отдаляются в сознании, сливаются в общий поток, теряют остроту и подробности, и кажется, что они забыты совсем. Но через много лет, на подходе к последнему склону дней, забытые события начинают сами собой всплывать в памяти, для того, чтобы дать возможность увидеть их издали, уже из другого времени, другого сознания. Попытаться осмыслить их значение, понять движущие мотивы своих действий того времени, смысл и содержание этих дней в своей жизни на этой земле,  увидеть в глубине души спрятанное, незавершённое, непонятое, понять и разрешить неразрешённое, развязать запутанные узлы. Сделать это раньше, чем придёт то время, когда уже ничего не изменить.
Летние дни в 1961 году во Владивостоке, массив общежитий в районе Беговой улицы для приехавшей со всей страны на строительство второго Сан-Франциско молодёжи, второй массив на Строительных улицах. Большая стройка, ожидание новой жизни, ожидание близкого счастья.
Выброшенная штормом коряга на берегу бухты Тихая, пустынный берег под лет-ним солнцем, то ли галька, то ли песок рядом с водой. На берегу бухты тогда ещё не было строений, был дикий пляж.
На пляже они были втроём: он и две девушки. Ему было 19 лет, и ему казалось, что он очень любит одну из них, которую звали Света. Ему нравилось имя, светлые волосы, спортивная фигурка. Они были знакомы по работе, но личные отношения пока не получались.
Она пришла с подругой. Разделись, улеглись на берегу и стали увлечённо обсуждать какой-то важный для них вопрос. Он пытался как-то участвовать в разговоре, потом замолчал, а они не обращали на него внимания.
Обида пришла внезапно, захлестнула сразу всю его душу, как это бывало когда-то в детстве от несправедливого наказания, от унижения, от недостатка внимания. Потемне-ло в глазах небо, захотелось уйти в никуда, ничего не видеть и не слышать. Он удивился силе этого чувства, понимал его несоответствие происшедшему, но ничего не мог и не хотел с собой сделать.
Резко встал, подошёл к воде и поплыл, не оглядываясь, к пустому горизонту. «Если ей неинтересно со мной, - думал он. - так зачем согласилась прийти? Лишь для того, чтобы я их сопровождал? И я должен быть этим доволен?»
Иногда он все же оглядывался, и видел, что девицы были на том же месте; а потом стало трудно различать детали, и виден был только пустынный берег. Обида понемногу остывала, пора было плыть назад. Должны же они всё-таки переживать за него, когда поняли, что его долго нет.
Но судьба в тот день готовила ему совсем другое испытание. Был июнь, вода в это время в море довольно холодная, а он пробыл в ней не меньше получаса. И случилось то, что должно было случиться - его правую ногу свела судорога. С ним такое было когда-то давно, в детстве, и он забыл об этом.
Держась в воде на спине, он пытался вспомнить правила действий в этом случае. Ничего другого, как уколоть булавкой ногу, он вспомнить не мог. В принципе, он плавал неплохо, во всяком случае, держаться на воде мог уверенно, и проплыть в нормальном состоянии метров 200 до берега мог бы без труда. Инстинкт заставил его лечь на спину и пытаться полностью расслабить сведённую ногу, держась на воде без усилий, двигаясь вперёд лёгкими поперечными движениями кистей рук.
В каких-то позах судорога почти прекращалась, но удержать мышцу в расслабленном состоянии было трудно, при любом движении судорога возвращалась.
Ему помогло то, что море было спокойным, и попадались тёплые верхние слои нагретой на солнце воды, в них легче удавалось ненадолго расслабиться и отдохнуть. Страха не было, была уверенность, что всё будет хорошо, только нужно контролировать себя, тем более, что ему никто не поможет.
Когда он выбрался на берег, то немного согрелся лёжа на горячих камнях, а потом заковылял к коряге. Девицы увидели его и сразу стали собираться уходить. Он сделал вид, что ничего не случилось, сухо попрощался и остался согреваться под корягой.

Должен ли он был простить девушке эту обиду? Конечно - да, она ведь в этой истории, в общем-то, ни при чём. Мало ли на что он надеялся? Да и кому, в конце концов, интересны подробности неудач в отношениях с этой половиной человечества?

Прошедшее испытание в море заслонило эту обиду, вернуло ему уверенность в себе, вернуло к жизни, которая не заканчивалась этим днём, в которой должно быть много более важного, чем внимание этой девицы. Но всё-таки осталась та её часть, которая была направлена на него самого, которая задела его самолюбие. Та часть, которая показывала ему, что он сейчас никто, что, может быть, он и способен на многое, но не сделал ничего важного, ничему не научился, что уровень его развития никакой, и ему даже нечем привлечь внимание таких девиц. Эта часть не давала ему остановиться в развитии много лет.

Сколько разных житейских обид, больших и малых, рассыпано на нашем жизнен-ном пути, они исполняют свою роль, и больше не нужны нам. Прощаются обидчики, прощаются обижающиеся, без этого жизнь невозможна.
Но как быть, если речь идёт не об отдельных людях, а о чем-то большем.

Когда-то, примерно в начале 70-х годов прошлого века, он был в Риге, в книжном магазине. В отделе русского языка продавцы смотрели с пренебрежением – что этот русский может понимать в литературе? Вдруг послышался немецкий язык – в магазин зашла пожилая немецкая пара. Продавцы все разом выскочили навстречу им, буквально стелились перед ними, забыв, что и продавцы должны иметь чувство собственного достоинства. Обидно было не за этих унижающих себя людей. Обидно было за тех своих соотечественников, которые от души считали себя обязанными помогать этим людям, потому что так они были устроены – помогать другим, надеясь на взаимную помощь или хотя бы на благодарность.
Перед этим он был на заводе полупроводниковых приборов, заводе, который был только что построен СССР, с самым современным оборудованием, столовой, где всё по-давалось со взбитыми сливками, с остановкой регулярно работающего транспорта, с тысячами новых рабочих мест с хорошей оплатой. Где сейчас развалины и магазин, как впрочем, и на всех бывших промышленных предприятиях Прибалтики.

Сколько всего было создано, построено, передано просто так в Прибалтике, во всех республиках Советского Союза, странах Восточной Европы, в Китае, Вьетнаме, Корее, Афганистане, Кубе и ещё везде, где только были русские. В каких единицах можно выразить весь тот самоотверженный труд, те богатства, которые могли бы принести невиданное процветание самому русскому народу?
Когда он был студентом, с ним вместе учились молодые ребята из ГДР. Для наших ребят самой тяжёлой задачей после окончания университета было получение своего жилья, даже в глубинке его можно было получить через много лет. У немцев было всё просто – после получения диплома правительство выделяло им жилье сразу же.
За счёт кого всё это делалось? Что в это время имели те, кто не успел ещё восстановить минимальные условия для жизни в своей разрушенной растоптанной стране?

И что в благодарность? Ненависть до визга, презрение, высокомерие, обвинения в чем угодно, ликование от наших неудач? И раболепие перед теми, кто может сейчас дать подачку?
Вот ветеран войны смотрит по телевизору на то, как живут ветераны нацистской Германии, смотрит из своего убогого угла и не понимает, как же это так? Мы же их победили!

Имеем ли мы право перед нашими отцами и дедами забыть всё это?
Как мы должны поступить, если придёт время, когда в сброшенных в первобытное состояние странах, ставших бесправными протекторатами, на заросших полях, среди руин бывших заводов и комбинатов, гордящиеся своим надуманным великим прошлым народы внезапно забудут о своём высокомерии и тупой ненависти к России, придут и скажут: «Помоги нам снова, ты всегда всем помогала, прости нас, ты должна по-христиански прощать блудного сына».

Если придёт это время, должна ли страна, которой никто никогда не помогал, которая всегда выживала и развивалась сама, которая выбрала свой путь трудом, кровью, жизнями своих сыновей и дочерей, наперекор всем грабящим, обманывающим, подлым и низким собственным сыновьям и таким же чужим, - будет ли эта страна снова считать эти народы блудными сыновьями и прощать их ненависть, низость, жадность, коварство, продажность, неблагодарность?
Чтобы всё повторилось снова?