Звезды над урманом часть 97

Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2014/12/06/1991

Ванюшка копошился в кузне.
Аккуратно разматывая кокон, он наматывал шелковую нить на палочку.
– Я, отче, – обращаясь к Никите, сидевшему у наковальни и мастерившего ловушки, рассуждал Ваня, – три кокона нынче у купцов на шкурки выменял. Теперича надолго ниток нам хватит. Раны собакам зашивать, рубахи да портки чинить. А вечерами гольянку  стану плести, в озерах-то гольяна и ротана видимо-невидимо, а ловить нечем. А тут в каждом коконе, почитай, более полверсты нити. Мы с тобой в урмане нынешней зимой не пропадем.
– Надобно подкрасить бы, уж больно блестит нить-то, на плетеные силки, да петли не пойдет зверек, испужается, да и гольян в сеть не пойдет, – отозвался старец, откладывая в сторону собранную ловушку.
– Я нить в луковой чешуе выварю, а чтоб окрас не сошел, в рассоле квашеной капусты выдержу. Можно и в саже березовой выдержать, но нить дымом пахнуть станет, осторожный зверек, такой, как ласка, соболь, колонок не попадет. Я ныне матушке вона как платок ежевикой покрасил, да рассолом закрепил, что всю весну и лето носит, а он как жана.
– Как что?
 – Тьфу, блин косой, совсем с Ваулиханом затолковался, так с ним свыкся, что сам на кыргизском, как на своем, молвить начал. Как новый, отче, – обернувшись, рассмеялся Ванечка, – жана – это у них новый, новое означает, стало быть.
– Ты так и китайский осилишь, – любуясь своим учеником, усмехнулся Никита.
– Читаю, но с трудом. Уж больно у них мудреные значки попадаются. Вот давеча про сии коконы предание разобрал. Будто бы жил давным-давно ампиратор, токмо в его стране могли разводить червей шелкопряда. Да яйца могли выпаривать сих шелковиц. Был в той стране строжайший запрет наложен. Кто разблаговестит тайну великую, того предавать смерти лютой. Хранили они тайну шелкопрядного дела многие века. Другой же ампиратор, что по соседству властвовал, шибко хитер был, аспид. Притворился злыдень, что полюбил он дочь своего соседа, и попросил выдать девицу за себя. А была царевна корява ликом, и никто к ней не сватался.
– Знамо, это только у нас на Руси Иваны-дурачки имеются, что и даже царевну-лягушку готовы из-за полцарства взять в жены. А тама люди сурьезные, им и лик расписной надобен, – усмехнулся волхв, откладывая следующую ловушку.
– Вот, отче, сурьезный ампиратор и клюнул. Пишет он грамоту соседу, мол, забирай мою косоротую. Токмо сказывай загодя, какой калым  за нее вожделеешь? А плут-то и сказывает, мол, колыма мне не надобно, опосля свадьбы увезу я ее в страну свою, но пущай в свадебном платье едет и более ничего.
– А пошто так? – собирая очередную ловушку, поинтересовался волхв.
– Так в том-то вся и суть, отче. Прически у невест дюже высокие, в огромную шишку на макушке сплетены и иглами проткнуты для закрепу.
– И что?
– Вывезла невеста в той шишке яйца с червями шелкопряда и с отростком тутового корня. Еще и слугу своего прихватила, который разводить сих червей умел. Прознал отец-ампиратор, что его дочь предала, и запросил свою кровинушку назад для наказания. А хитрый сосед и сказывает: «Да забирай свою косоротую назад. Ведь что мне надобно было, то я уже выведал. Разузнал я тайну твою великую, благодаря твоей непутевой дщери».
Так и поплатилась глупая девка за предательство и глупость свою. Писано в сказании, что обмазали ее соком тутового древа и напустили червей. Они в одну ночь в кокон дочку ампиратора и укутали. В сим коконе и подвесили изменницу в склепе вниз головушкой. А тайна разведения червей раскатилась по всему свету. И в Византию попала, и в Индию. До греков и Египта дошла. Ну и сюды, конечно, до Атлымских юрт докатилась, – присаживаясь отдохнуть, улыбнулся Ванюшка, добавив: вона, все бабы у остяков в шелках ходют, как боярыни в праздник.
Никита, зачерпнув из кадушки клюквенного кваску, отпил с ковша и передал мальчику:
– Возмужал ты, отрок, за год, рассуждаешь как зрелый.
– А я и так уже взрослый. Александр Невский в поход дружины в мои лета водил уж, а я тут нитки, как пряха, разматываю.
– Каждому свое время, Ванюшка. Ты тоже уже славу по всей Сибири имеешь как лекарь и чудотворец, а это не мало, – похлопав по спине отрока, ласково похвалил ученика Никита.

***

В околке, наблюдая за скачущими во весь опор двумя всадниками, стояли верховые казаки.
– Иван, глядь, от погони уходят, сердешные, а по их пятам отряд стрельцов идет. Следопыт у них калмык Жалал всем известный. Не уйти им, коли не подмогнем.
– Что предлагаешь, Кузьма?
– Затоптать след их нашими конями, увести по ложному пути погоню боярина Битяговского.
– Ты чаешь, Кузьма, это ведьм те смутьяны, что в слободе о чудном спасении царевича Дмитрия сказывали люду.
– А кому еще быть. Они самые. Слушает их чернь, верит. Ведь Битяговского и уличали в смерти царевича. Стал бы он сам, лично, рыскать за какими простыми голодранцами? Может, воистину и мы сыщем рать царевича, да примкнем к войску законнорожденного наследника.

***

Не прошло и полутора часов, как по следу беглецов выехал отряд стрельцов. Впереди на низкорослой лошаденке ехал разведчик-следопыт, внимательно изучая следы на земле.
Двойной след он ни разу не потерял от самой Коломны. Калмык по имени Жалал был уверен, что рано или поздно он настигнет преследуемых. Читать следы – это его семейное дело, он хабарчи в семи поколениях. Многих разыскивал Жалал, но не многим выпало счастье уйти от его преследования.

***

Григорий пустил измученного коня логом. Пригнувшись от нависших ветвей, он галопом преодолел овраг, заросший боярышником, и выскочил на поляну. Следом из оврага выпорхнул Макарка.
Расстрига натянул поводья. Полукольцом перед беглецами стояли всадники.
– Расстрига! Ты что ль, сучий сын? – хрипло рассмеялся один из конников и поехал навстречу.
– Я, Иван.
– Вот уж правду говорят, сколь веревочке не виться, а один лад конец будет, – вытаскивая саблю из ножен, расплылся в зловещей улыбке Иван.
Григорий похолодел. Пред ним сидел в седле товарищ, соратник по Ливонской войне, которого он, спасая свою шкуру, когда-то вместе с Никитой выдал недругу.
– Да чтоб тебя леший побрал, – выругался Расстрига и, сплюнув на землю, процедил Макарке:
– Езжай, чадо, они тебя не тронут. Нет на тебе вины, а мне, видать, не судьба. Позади стрельцы, впереди удальцы… А сказывали, что ты, Иван, в рабстве на галерах сгинул, – еще не веря в свою наступившую кончину, пробормотал Григорий.
– Не сгинул, Григорий. Я встречи с тобой всю жизнь ждал, потому и выжил. Слезай с коня да на пенек головушку ложи. Отплясался ты ныне, Расстрига, отплясался.
Но неожиданно Макар, выехав вперед, по-княжьи перекинув правую ногу через голову своего коня и согнув ее в колене у седла, надменно подбоченившись, крикнул своим писклявым голосом:
– Чьих будете, дети мои?
У Ивана отвисла челюсть. Такого развития событий он не ожидал. На коне восседал благородных кровей юноша, который, подъехав к Ивану, протянул руку:
– Целуй и присягай!
Иван, как заколдованный, взял в свою огромную лапищу маленькую ручку и трижды поцеловал.
Остальные всадники тихо, как в замедленном действии, спустились с лошадей и, опустившись на колени, ударились лбами о мокрую от росы траву.
«Что он, шельмец, творит?» – пронеслось в голове у Гришки.
Но Макарка, уже войдя в роль, вновь перекинув ногу, приподнялся в стременах, и, показывая плеткой на овраг, из которого они только что выехали, крикнул:
– Там идет за нами по следу отряд цареубийц! Спасайте свово государя, и милости нашей не будет границ. Да зачтется вам сие действо.
Заплетающимся языком, разгадав суть Макаркиной хитрости, Расстрига обратился к казаку:
– Не держи злобы, Иван, другие поры зачинаются. Лучше дай неподкованных коней. А этих с кем-нибудь пусти в другую сторону.
– Как величать? – пискнул Макарка.
– Иван Болотников, государь!
– Чьих будешь?
– Князя Телятевского холоп, батюшка. Беглый я, с Ливонской войны из княжей дружины убег. Малой был, спужался, – безвольно опустил голову огромный детина.
– Снимаю с тебя и твоей челяди урочные лета ! Назначаю воеводой, собирай людишек да жди меня через пять зим. Иду я к моему дяде, королю Сигизмунду, за верным войском.
С этими словами Макарка вставил в стремя подведенного ему коня ногу, ловко запрыгнул в седло и, властно крикнув: – Отрепьев, за мной! – пустился в галоп.

Иван, держа коня в поводу, смотрел вослед удаляющимся всадникам. Подошел Кузьма.
– Что, думаш, и взаправду государь нас своей милостью пожаловал?
– Не ведаю, друже, не ведаю. Но Расстрига просто так, без выгоды, крутиться округ этого вьюноши не станет. Не такой уж Гришка человек, чтоб по пустому да порожнему размен держать…

– Второй раз меня, Макарка, спасаешь от смерти. И откуда ты взялся на мою голову? – обгоняя самозванца на свежем коне, хохотнул Расстрига и весело крикнул:
– Догоняй, государь!
Макарка же, нервно смеясь, догнал скачущего Григория и легонько стегнул его плетью по спине:
– Скачи, холоп, быть тебе отныне духовником государя всея Руси.
– Куды путь держим, государь?
– В Польшу, раб Божий Григорий, в Польшу, за благословением Сигизмунда!

***

Жалал, остановившись, спрыгнул со своей лошадки.
Два десятка конских копыт оставили свои следы на тропинке, по которой уходили от преследования беглецы.
– Ничего, Жалал найдет, у них подковы с пятью шипами, такие токмо на Каме у зырян куют. У нас на Руси о трех шипах все подковы. Найдем.
Нашли. На почтовой яме стояли два загнанных коня с камскими подковами. Любезный хозяин пояснил, что коней привел какой-то оборванец лет четырнадцати от роду, наказав кормить до прихода отряда стрельцов боярина Данилы Битяговского.


* гольянка - рыболовная сеть с очень мелкой ячеей, обычно вяжется на карандаш, для ловли гольяна, пескаря. (на море хамсы, мойвы)
* калЫм - свадебное приданое.
** Хабарчи разведчик.
*** Урочные лета - срок давности розыска беглых холопов и смердов. После которого розыск снимался.




продолжение: http://www.proza.ru/2014/12/14/463