Перо золотой птицы часть 3

      ПЕРО ЗОЛОТОЙ ПТИЦЫ.
              (часть3)
        Птицы вернулись в стаю. Как ни старалась Золотая сдержать волнение, оно неумолимо вырывалось наружу. И это не удивительно.  Никогда ещё ей не приходилось так опаздывать! Вся её жизнь была рассчитана до каждого всплеска волны, до каждого удара сердца. Казалось, вся Земля была под надёжной защитой этих мощных золотых крыльев.  Она всегда появлялась  там, где кипели бои, где задыхающаяся в пожарах  планета нуждалась в помощи, где потушить злой огонь воюющих сердец могли только эти крылья!
        Этот странный своенравный юнец, вдоволь намучивший своей нелепой непокорностью вожаков, пытавшийся  доказать им, себе, всему миру что-то своё, до конца не понятое им самим, то ли осознав, то ли просто тоскуя по родной стае, отозвался  с таким сердечным теплом о вырастивших  его птицах! Разве могла Золотая оставить такое без внимания?!
       Воспитавшего этого юнца вожака Золотая почти не знала; она и видела-то его два или три раза. Но, полетав по миру, повстречав миллионы птиц, повидав сотни лебединых стай и столько же вожаков, не могла не заметить, что в каждом взмахе крыльев, в каждом изгибе длинной шеи Малыша чувствовался Белый. Вожак  выточил движения своего юнца, подобно скульптору.
         -  Знакомься со стаей, Малыш! Удачи!
    Лебединый зов пронёсся  задолго до того, как крылья Золотой коснулись Голубых озёр.
                Стая золотокрылых  покоилась  на волнах, подобно огромному  лайнеру готовому отправиться  в плавание. Золотая уверенно заняла своё место среди птиц.
              ****************************************************
              Ещё не обожжённые юнцы столпились вокруг новенького.
           - Ты откуда такой взялся в середине лета? – удивлялись одни.
          - Где ты был всё это время? – интересовались другие.
         - Ты что, навещал местных лягушек? – неожиданно тихо спросил  один из них.
         - Может, и навещал… Тебе-то что?! – угрюмо ответил Малыш.
        - Да, успокойся, теперь  ты - часть нашей стаи, большой и дружной. А лягушки… Честно говоря, я и сам пытался завязать с ними дружбу. Уж больно красивые трели выводят они на болоте после  дождя. Мне нравится!
       - Ты тоже считаешь себя лягушонком?!
      - Уже нет. Какие-то они тут чудные! Злые, жестокие!
     - Да уж! Меня чуть было не ощипали, хорошо, что удалось вовремя уйти!
     - Сейчас взлетит в небо наша Золотая Стая. Среди них один из моих друзей. Ему недавно обожгли крылья. Молодой и сильный он был давно готов к этому. Вот он-то и убедил меня в том, что самое большое счастье для птицы – полёт в небо!
     - Так это с ним ты перестал быть лягушонком?
     - Нет! Намного раньше! Случилась одна ужасная история! До сих пор ни одна птица из нашей стаи не может вспоминать её без дрожи!
   
   Над озером поднялась стая золотокрылых.  Поднялась медленно и торжественно, унося с собой в небо души наблюдающих птиц. Впереди, распахнул свои крылья вожак. Нет, он не летел, и даже не плыл по небу, он вливался в небесную синь, как река вливается в бушующее море, заражая летящих, плывущих, весь мир своей безграничной любовью ко всему, что видел, слышал, чувствовал. И стая следовала за ним, слившись в одно целое, уверенно, слаженно, крыло в крыло, будто не множество золотокрылых  птиц, а один огромный  лебедь распластал свои крылья по небу, затмив ими солнце.
    По душе Малыша прошла лёгкая дрожь. Ему хотелось хохотать и плакать одновременно. Его сердце часто-часто колотилось в груди. И вспомнилось юноше, как он сам не раз становился частью огромной стаи. Нет, не этой, не золотой, а чёрно-белой стаи едва научившихся летать юнцов. Чёрный пытался поднять их в небо вот так же слаженно и красиво. Но все его попытки заканчивались неудачей. Юнцы, то один, то другой, а то и все разом  постоянно сбивались, вразнобой размахивая крыльями. Чёрный сердился, опускал их на землю, чтобы  поднять опять.  Так он поднимал и опускал их, а затем поднимал вновь.  «Маленькие они ещё, маленькие,» - стучало у него в висках, пока измученные юнцы не входили в общий ритм полёта, пока стая не поднималась так слаженно и красиво, как требовал от них вожак. 
            Птицы не умеют смеяться, ведь на то они и птицы, но в подобные минуты Чёрный готов был расхохотаться от счастья, жалея только об одном, что его мощные огромные крылья слишком малы, чтобы обнять ими всю свою юную неопытную стаю!
       - Эй, новенький, ты что уснул? – и Малыш, очнувшись от внезапно нахлынувших на него воспоминаний, увидел, как все птицы стаи расплывались в стороны, освобождая большой круг на стеклянной глади озера. Все: золотокрылые и необожжённые замерли в ожидании чуда;  даже сам Синеокий почтительно уступил место.
       - Золотая!!! – пронеслось среди птиц.
       - Янтария!!!  - эхом прозвучало в ответ.
     Навстречу друг другу двигались две сильнейших птицы мира!!!
     Золотую Малыш уже немного успел узнать. А вот вторую, Янтарию, юноша видел впервые. Это была та самая лебедь, которую он принял за летящего по небу Синеокого. Они и в самом деле были похожи, как два осенних листа, упавших с одного дерева. Но даже такие листья отличаются друг от друга. Синеокий – пловец. Да такой пловец, что нет ему равных! Янтария – летунья, да такая, что лишь только Золотая, да Вожак  могут поспорить с ним в этом!
    Золотая и Янтария медленно сплывались.  Золото их крыльев разгоралось всё ярче и ярче, будто две земные звезды приближались друг к другу, готовые слиться в одном ярком пламенном танце.  Золотая распахнула крылья и взвилась в небо, Янтария последовала за ней медленно, уверенно выводя каждый взмах: раз… и… ещё… и… Золотая сделала круг, Янтария отправилась за ней. Они то расходились в стороны, то вновь сближались ; то поднимались под самые облака, то опускались к озеру. Казалось, это не птицы, а само солнце то опускается в воду,  то вновь поднимается над миром. Мгновение, и они волной поплыли по небу, и, наконец, Золотая, легко притормозив лапами по воде, замерла, за ней осторожно опустилась на волны Янтария. Над озером воцарилась такая тишина, что было слышно, как ветер играет едва заметной волной.
          - Ну, молодёжь, кто желает поспорить с нами?! – Золотая окинула взглядом стаю молодых птиц, - Вот ты, Тихий, покажи, за что тебе обожгли крылья!
        На середину выплыл молодой лебедь. Его крылья были недавно обожжены и едва успели зажить. Не потом у ли они горели так ярко, как лучи солнца?! Юноша стремительно поплыл по освещённой солнцем дорожке, разогнался и поднялся над озером.
    Взмах! Ещё! Ещё! Великолепные страстные взмахи раскалённых крыльев последовали один за другим, вычерчивая по синему небу
огненный круг, который  спиралью опускался к самой воде. Лебедь касался крыльями волн, поднимая к небу целый ворох брызг, а затем, точно подброшенный невидимой гигантской пружиной, взлетал к облакам. И снова  - огненный круг, пылающий так жарко, как закат солнца.
      Видавшей виды Золотой стало тяжело дышать. Её сердце стучало в такт взмахам огненных крыльев. Все свои силы, умение, душу она вложила в этого юношу, и теперь будто сама описывала страстные круги по небу.
     По воздуху  пролегла  последняя  огненная полоса, и Тихий опустился на волны. На этот раз окончательно.
     - И какой же он у вас Тихий, - проговорил Вожак, переводя удивлённый взгляд от Золотой к Янтарии и обратно, - Когда он Пламенный?!
    Птицы переглянулись, улыбаясь друг другу одними глазами.
      - Он тихий; тихий и скромный. Удивительный юноша! – не без гордости произнесла Золотая.



        Но кто они, откуда они, эти сильнейшие из сильнейших лебедей мира; неизменно сопровождающие Вожака и первыми бросающиеся в бой?!
         Золотую знали все. Она была со стаей, кажется, с самых первых дней. С тех самых дней, когда сгорающая в огне войны земля молила о помощи.  Именно тогда впервые птицам  обжигали крылья. Обжигали тяжело, страшно и больно, и многие, не выдерживая, в невыносимых  мучениях, покидали стаю… Навсегда… Золотая выдержала всё…
       Янтария прилетела на Большую Землю позднее. Они с  Синеоким  прибыли вместе, похожие друг на друга так, что невозможно было бы отличить одного от другого, если бы ни одно обстоятельство.  Янтария приближалась к Голубым озёрам по небу, а Синеокий – по воде; Янтария летела, Синеокий плыл. Плыл, потому, как взлететь ему мешала  пока не зажившая до конца  рана.
        Ещё  будучи частью дикой стаи Синеокий мечтал о Большой Земле и золотых крыльях. Всю свою сознательную жизнь он любил небо, готовый не задумываясь взлететь в эту головокружительную высь и остаться там навсегда.  Он любил полёт! Но любил и воду. Ещё совсем юным он научился и летать, и плавать. И, как знать, может это и спасло ему жизнь однажды.
       Стая диких лебедей держала путь на Большую Землю, впрочем, как сотни подобных стай. Сердце молодого лебедя наполнялось приятной дрожью от мысли, что скоро его крылья коснутся той земли, на которой обитают сильнейшие птицы мира.  Желанная земля становилась всё ближе и ближе, когда невыносимая боль пронзила  крыло, и алым цветом окрасились его белоснежные перья. Простреленное крыло плетью повисло в воздухе, а здоровое… Разве могло оно удержать в небе птицу?!
       Синеокий упал в зелёную тину пруда. Мягкая, она помогла ему не разбиться. Так и пролежал он пластом в вязкой тине, собираясь с силами.
      Рана оказалась не опасной. К большому сожалению, этого хватило. Лететь он уже не мог. Он поднялся, выпрямился, не без облегчения обнаружив, что ещё в силах плыть. Лебедь  промыл рану,  травы помогли остановить кровь, и он поплыл. Плыть было тяжело. Крыло ныло, и от этого трудно  было удержаться на волне. Он плыл, превозмогая боль и усталость. Когда силы совсем покидали его, он останавливался, укладывал свою великолепную длинную шею на перья и отдыхал.
          День то сменялся ночью, то снова поднимался над землёй. На пути встречались стаи лебедей, которые то пролетали где-то высоко под облаками, то покоились на волнах.
         Сколько сменилось дней? Сколько стай встретилось ему на пути? Он не знал, не считал. И вот однажды, среди птиц одной покоящейся на волнах стаи, он увидел удивительно похожую на него птицу.  Он смотрел на неё, как на своё отражение в спокойной глади озера, она удивлённо распахнула глаза в ответ.
          - Синеокий, - представился наш герой.
         - Янтария, - ответила птица.
      Далеко, на  севере Земли, на берегу одного из самых холодных морей мира, покоится множество драгоценных камней, способных чувствовать душу. В холодных и злых руках такой камень становится траурно чёрным, а в руках добрых, согретый добром и любовью, он превращается  в чистую прозрачную застывшую слезу.
      Жители той холодной земли утверждают, что это застывшие осколки упавшего с неба солнца.
           Когда-то, давным-давно по небу  ходило не одно, а два Солнца!  Одно из них было огромное и тяжёлое. Однажды небо не выдержало его, и светило упало в море, застыв при падении. Ударившись об острые скалы морского дна, оно разбилось на мелкие частицы. С тех пор волны поднимают со дна моря и выбрасывают на берег большие и маленькие кусочки солнечного камня, способные снять усталость, исцелить, и, даже, продлить жизнь, насколько это возможно. Именно этот камень и называют янтарём.
        - Я отстал от стаи, и теперь плыву к Большой Земле.  Лететь я не могу,  потому, как моё крыло перебито, -  объяснил своё внезапное появление Синеокий.
     - К Большой Земле? Вплавь?!!!  Да ведь это немыслимо далеко и опасно!!! – птица представила, как  этот большой и сильный лебедь плывёт один  среди волн, поджимая своё истекающее кровью крыло, и ранимое женское сердце сжалось от боли.
     - Для меня нет большей опасности, чем никогда не увидеть эту удивительную землю, - услышала она в ответ.
    - Можно, я полечу с тобой? Отсюда, с моря далеко не всё можно разглядеть. В полёте, я стану твоими крыльями и глазами.
  - Но тогда ты тоже отстанешь от  стаи.
 - Пусть это не беспокоит тебя! Вместе, мы обязательно найдём  тот заветный  берег!
       И они отправились в путь. Янтария летела не слишком высоко над водой, чтобы не теряться из виду, Синеокий плыл вслед за ней. С яркого восхода солнца и до самого его заката птицы продвигались вперёд.
       Когда же ночь опускалась над морем, они останавливались и, тесно прижавшись, согревали друг друга своим теплом.

      С древних времён янтарь считался  магическим эликсиром, спасающим от всех болезней. Так стоит ли удивляться, что птица с таким именем обладала целительными свойствами этого камня?!
        Крыло Синеокого постепенно стало заживать. Сначала затянулась и перестала кровоточить рана. Затем отступила боль, и к тому времени, когда птицы достигли заветного берега, Синеокий  мог плыть свободно, полностью забыв о ране.
       Этот нелёгкий, полный опасностей путь сроднил, сблизил, сплёл в одно целое  жизни этих удивительных птиц.
      - Земля, Синеокий, Большая Земля!!! Мы ДОБРАЛИСЬ ДО НЕЁ!!!
     Счастливая, Янтария поднялась высоко над землёй, делая огромный круг, потом такой же круг был сделан над волной, потом она вновь поднялась ввысь, распахивая настежь крылья. Она парила под самыми облаками. Ветер переносил её то в одну, то в другую сторону, наклонял и выпрямлял, играя.
      - Вот это полёт! – выдохнула Золотая, - Мы берём тебя в стаю!!!
        Что было дальше? Обжигали крылья! Сначала Янтарии, а потом и её другу. Они оба заняли достойное место среди лебедей Золотой Стаи.
         
     - Итак, приступим к полёту, юноша! – Золотая разгорелась ярким огнём – Вперёд!!! – протрубила она, - Распахни крылья! Увереннее!!! Взлёт!!! Да кто же так летит?! Идём на посадку! Попробуем ещё! Посадка! Полёт! Посадка! Полёт!
      Золотая будто растворилась в этих полётах. Полыхающая золотым пламенем, не могла она иначе! Проводя день и ночь в  небе, она и представить себе не могла, что можно не гореть!
      - Ещё! Ещё! Выше голову! Прямей крыло! Круг! Ещё!!!
   - Тяжело, юнец? Тяжело! Но ты сумеешь, ты будешь в небе!   
     «Ну да,  как же!!!»  – подумал Малыш, мгновенно исчезнув из виду.
   - Куда  он? – спросила подплывшая сзади Янтария.
  - Хотелось бы мне это знать,  – прозвучал ответ.
    Малыш плыл, не разбирая дороги, всё дальше и дальше. И чем дольше плыл, тем ярче в его памяти вставали вырастившие его вожаки. Как хорошо было с ними: добрыми и внимательными. Пытавшиеся казаться строгими, они любили своих птенцов. Ругая, Белый жалел его. Малыш,  вырастая, оставался в глазах вожака маленьким и слабым, и никакая сила не могла заставить его думать иначе. Здесь, на Большой Земле, всё было не так.  Вся Золотая Стая – стая взрослых отважных  птиц. И это надо было понять и принять. Но как? А если уплыть, далеко-далеко, чтобы никто из золотокрылых  никогда не нашёл его больше? И что потом?! И Малыш огляделся. Вокруг разливалось бесконечное озеро.  Под водной гладью плавали крохотные рыбки.
      «Рыбы плавают, - подумал юноша, - на то они и рыбы. Лягушки скачут и квакают, на то они и лягушки. А я? Кто я? Пловец? Вряд  ли! Пловец – Синеокий. Но ведь он – лебедь!»
    - Хорошо же ты научился плавать, юнец! Я едва догнал тебя!
    У Малыша будто что-то оборвалось внутри. Синеокий! Это был он!
        - Я привёл тебя в стаю, юноша. Я поручился за тебя перед золотокрылыми. И вот теперь… Как мне смотреть в глаза Золотой?! Что сказать Янтарии?!
       - Разве золото твоих крыльев потускнеет из-за такого юнца, как я?! Да и уважать тебя не станут  меньше!
       - А Белый?! В нашей стае о диких принято судить по их юнцам.  Что скажут о нём?
     - А что Белый?! У него десятки таких как я. Вырастил и забыл.
    - Вырастил и забыл, говоришь?! – и золотокрылый подплыл к юнцу так близко, как не подплывал ещё ни один лебедь, – Да ты просто трус! Трус  и лентяй, и мне очень жаль, что я привёл тебя сюда!
     И лебедь отвернулся. Смотреть на этого юношу теперь  было выше его сил.
   - Но если я такой плохой, что же ты плывёшь за мной?
  - Я много показал тебе, юнец, и теперь никогда не прощу себе, если узнаю, что ты свернул шею, падая с высоты, или, ныряя, захлебнулся в тине!
     Тишина воцарилась над озером. Малыш застыл, не сводя широко открытых глаз с золотого лебедя.  Покачивающийся на волнах крылатый  парусник  стоял неподвижно, будто ожидая чего-то. 
     Лёгкий ветерок, поднимающий едва заметную волну, подтолкнул юнца, медленно, но верно,  волна  за волной  приближая  к золотокрылому.
     - Что я должен делать? – чуть слышно проговорил Малыш, поравнявшись  с  Синеоким.
      - Ты вернёшься,  подплывёшь к Золотой и извинишься перед ней. Или ты опять боишься, юнец?
   Извиниться перед Золотой?!!!  Да к ней теперь даже приблизиться страшно!  Но признаться в этом Синеокому?!
      Малыш молча поплыл вслед за нашедшим его лебедем.
     - Я понять не могу,  что так пугает тебя! Думаешь, в других стаях спокойнее? Ты ведь и представить себе не можешь, что творит местная лягушиная банда, - Синеокий поднял свой взгляд к ясному прозрачному небу,  - Да! В этой голубизне нет даже намёка на облака. Только солнце плывёт по небесному озеру, подобно одиноко путешествующей птице. Не всегда так было, Малыш. Не так давно это же небо хмурилось, превращаясь  в  серое и зловещее. 
     Синеокий говорил медленно, взвешивая каждое слово, каждый вздох. Его голос звучал спокойно и ровно, и от этого вся история казалась ещё страшнее.
    
        В тот год на землю  совсем не проникали лучи солнца. На всё живое обрушивались ливни. А стоило им затихнуть, как озёра покрывались  туманом,  сквозь который просачивались звонкие голоса лягушек.
     В такие дни юнцы редко поднимались в небо. Разве что, самые отважные из них. Остальные же толпились возле берега, вслушиваясь в лягушиный хор.
      - Вам, молодёжь,  дано большое счастье испытать полёт! Так стоит ли разменивать его на странные лягушиные трели?
     Это говорила Золотая. И была права. И правду эту знали Голубые озёра, знало затянутое туманом небо, знало всё вокруг. Да и юнцы понимали это. Но любопытных и не знающих жизни, их влекло другое, новое и непохожее.
      И вот в один из пасмурных дней, чуть только дождь перестал барабанить по озёрной воде, самый  любопытный из юнцов поплыл на зов лягушек, и туман тяжёлой завесой закрылся за ним.
      Озеро погрузилось во мрак и пробыло в этом тревожном мраке до хмурого рассвета, а исчезнувший юноша так и не появился.
      Синеокий засобирался в дорогу.
  - Упрямый юнец решил познать мир.
   - Познать мир? С противными лягушками?!
  Янтария задумалась. Уж больно не хотелось отпускать друга в столь тревожное путешествие.
     - Я полечу с тобой.
     - Ты нужна стае. Мне не составит труда самому отправиться на поиски. Я дам знать, если понадобится помощь.
      И крылатый парусник  медленно поплыл  вдоль берега.  Сквозь чёрные облака начинало проглядывать солнце. Жёлтый глаз светила  плыл над водой сквозь туман, роняя на волны золотую дорожку света. Небо постепенно светлело, оживали  чёрные камыши и травы.  Над озером поднимался хмурый туманный  день. Сквозь завесу птичьих голосов просачивалась  лягушиная  перекличка.  Больно режущая  слух, она становилась всё громче и громче, перерастая в оглушительный хохот. Порывистый ветер прижимал к земле травы, будто косил их незримой косой.
     В груди тревожно забилось  сердце.  Лебедь поплыл прямо на лягушиные голоса. Вот уже показались скользкие зелёные морды. Но лягушки ли это? Совсем рядом, хохотали и прыгали в зловещем танце странные, сплошь оклеенные перьями зелёные существа. Ужасное предчувствие холодом поползло по лебединому телу, и прежде чем сообразить, что случилось, Синеокий взметнулся над болотом.
  - Полундра! Золотокрылый! Спасайся, кто может! – лягушки бросились врассыпную, теряя на скаку свои новые нелепые наряды.
      Не прошло и двух всплесков волны, как в камышах не осталось ни одной лягушки, и только лебединые перья окутывали болото мягким серым покрывалом. Посреди этого страшного покрывала безжизненно растопырив крылья, лежал полностью оголённый юнец. Подплывший  Синеокий задержал на нём тревожный взгляд. Юнец приоткрыл глаза.
    «Живой!» - облегчённо вздохнул золотокрылый.
         - Ка-луж-ни-ца, ка-луж-ни-ца, съешь  –   и заквакаешь…  - пробормотал юнец.
      - Калужница?!  - и Синеокий увидел ядовитые жёлтые лепестки, прилипшие к тёмному клюву юноши.
    Лебедь расчистил чёрную болотную жижу от перьев и мусора, а затем вдавил в неё своим тяжёлым крылом голову юнца.
   - Давай глотай! Ещё! Ещё! Пей, юнец, пей, что есть!
   Перепуганный юнец, желающий только одного – выжить – послушно глотал эту грязную и противную болотную воду, которая, казалось, до краёв  наполняла  всё его тело. Глоток! Ещё! Ещё! И вот, наполнившая его вода мощным потоком хлынула обратно, вынося  жёлтые  цветы болотной травы.
      И без того слабый и измученный молодой лебедь, снова повалился на мягкое покрывало и задышал ровно и спокойно.                Синеокий оттащил ожившего юнца к берегу,  раздобыл еду и нашёл чистую озёрную воду.
      - Ты спас мне жизнь, и я очень благодарен тебе. Но тебя ждёт стая! Оставь меня.
    - Оставить на растерзание этим тварям?! Не для того я разыскивал тебя!
      И Синеокий остался с юнцом, ощипанным и ослабленным. О том, чтобы сейчас доставить его в стаю, не могло быть и речи.
**********************************************************
     Необожжённые юнцы редко поднимались в хмурое дождливое небо, а вот золотокрылые…  Каждую свободную минуту они распахивали свои мощные крылья.  Ветер то разносил их по всему небу, то вновь соединял в стаю.
          Бесконечный полёт для Янтарии был сладким наслаждением, но стоило ей опуститься на волны, как в её душу болью вливался Синеокий. Птица чувствовала своего друга так, как если бы тот был рядом. Порой ей казалось, что крылатый парусник  легко касается её перьев, и стоит чуть повернуть шею и посмотреть назад, как их  взгляды соединятся; порой среди серых туч ей виделись отливающие золотом крылья двойника. Но, сколько бы лебедь ни оглядывалась, сколько бы ни всматривалась в зловещее небо, всё было серо и пустынно. Измученная видениями, она опускала свои отяжелевшие веки, но и тогда перед глазами вставал Синеокий. И не было от этого спасения!
      - Не могу я так больше, Золотая! Прости, но я покидаю твою стаю.
     - И ты уверена, что я отпущу тебя одну в неизвестность?! – Золотая посмотрела на подругу, собираясь с мыслями, - Мы с тобой маленькие частицы одного большого целого, и, думаю, должны быть вместе не только в полётах в небо.
     И Янтария, за ней Золотая, а вслед за ними и другие птицы не сговариваясь поднялись над озером. Все: золотокрылые и необожжённые разлетелись над Большой Землёй.
     - Тихий, смотри, - один из необожжённых юнцов показал своему товарищу на плывущего недалеко от берега лебедя.
    - Кажется, Синеокий. Да! Да! Это он!
    - Я полечу к нему, а ты зови всех наших!
     Все птицы собрались возле Синеокого. Рядом с золотокрылым был уходивший из стаи и чудом оставшийся в живых юнец. Его розовое тело за это время успело покрыться пухом и маленькими пёрышками. Вот в таком не слишком приглядном виде он и предстал перед подплывшим к нему Вожаком.
   - Я виноват, Вожак, и готов понести наказание.
   - Ты и без этого достаточно наказан, юноша. Все вместе мы поможем тебе добраться до Голубых озёр, а дальше тебе понадобятся труд и воля, чтобы снова вернуться в стаю.
         И только один из лебедей так и не смог двинуться дальше. Всё тело и крылья сковала незримая сила, придавившая его. Уже издали истосковавшаяся птица увидела своего драгоценного Синеокого и не узнала. её, проникнув в самую душу.
      - Янтария? Янтария! – заволновалась Золотая, не обнаружив рядом свою партнёршу по полётам. Она развернулась и поплыла обратно, разыскивая глазами товарища, - Что с тобой, Янтария? Успокойся, ведь всё хорошо! ОН нашёлся, живой и здоровый! Потерпи немного! Сейчас ОН освободится от окруживших его птиц и подплывёт к тебе!
           Юнцы медленно отплывали от берега, бережно передавая от одной пары к другой своего пережившего чудовищное приключение товарища. Кем он был для них сейчас: героем ли, бесстрашно отправившимся в неизвестность; безумцем ли, взбудоражившим всю стаю? Собранные по тревоге, с пока не обожжёнными крыльями, но уже уверенные в своих движениях птицы держались величественно и прекрасно.
     - У нас замечательная молодёжь, Янтария! Мы по праву можем гордиться ими!
   - О, да! Золотая! – усилием воли Янтария вернула себе способность видеть и говорить. Обожжённая,  одна из сильнейших, она не должна выглядеть слабой и беззащитной.
     Она с большим трудом выгнула свою окаменевшую шею и встряхнула ставшие тяжёлыми, будто налившиеся свинцом перья, снова обретая  вид прекрасной золотой птицы.      
   Стая лебедей, собравшихся у берега, постепенно начала редеть. Необожжённые юнцы поплыли, золотокрылые поднялись под облака. Не прошло и всплеска волны, как там, где толпилось множество птиц, остался лишь Синеокий. Двойное чувство переполняло его. Он был несказанно рад тому, что спасённого им юнца приняли в стаю и простили. Но было и другое, то, что больно ранило душу. Среди прилетевших птиц, как он ни вглядывался, не находил ту единственную, разлука с которой казалась вечностью. Тревога охватила душу: что с его Янтарией? Где друг? Бесконечное море расстилалось перед лебедем.  Он устремил внимательный взгляд вдаль. Янтария!!! Самая дорогая из птиц!!! Она была совсем близко!!!
   И Синеокий, не помня себя, обезумев от счастья, стремительно помчался  к своей любви. Золотокрылая птица рванулась ему навстречу.
     Успокоившаяся  Золотая полетела догонять стаю. Сейчас она была тут лишней…
     Ни голубые озёра, ни целый мир не знали более счастливых птиц! Они стремительно плыли навстречу друг другу, пока ни соединились их горячие золотые тела, пока ни переплелись их великолепные длинные шеи. И только бесконечное море, да хмурое небо были свидетелями их встречи.
      Они расправили свои мощные золотые крылья, поднимаясь в небо, и эти две пары обожжённых крыл сияли, как пылающее Солнце.
       Птицы догнали стаю и опустились на воду. Синеокий, забыв обо всём на свете, спрятал свой клюв в перья золотокрылой подруги.
     - Синеокий! Янтария! Ну не солидно!  Какой пример вы подаёте молодёжи?! – смутился Золотой.
    - А что опять случилось, Золотая? – спросила разомлевшая Янтария.
    - Ничего особенного, если не считать вновь исчезнувших юнцов.
    - Что, опять кто-то исчез? – насторожилась  птица.
  - На этот раз я не вижу Дракона.
- Ну, этот не пропадёт!
   - Да, но он увёл с собой Стройную.
  - Стройную?! Так они дружат?!
  - Да, и уже давно.
- И как мне собрать свою стаю, когда исчезают лучшие из них?
- Соберёшь! Они слетятся по первому же твоему зову!
- Хотелось бы верить! Впрочем, пока они меня не подводили.
     И, будто услышав разговор золотокрылых, в небе появились исчезнувшие. Появились дружно, слаженно, единой мягкой волной, а вот потом… Потом они повели такой  лёгкий, почти порхающий полёт, какой бывает только у юных, но уже влюблённых в небо лебедей. Кто из них вёл,  кто был ведомым, разобрать было трудно. Скорее всего, красавец  Дракон уступал место нежной  Стройной, а она, то парила в небе не без кокетства переносясь то в одну, то в другую сторону, то, делая несколько больших взмахов, поднималась выше, и там в её юных необожжённых  крыльях играло солнышко. Глаза Дракона светились бесконечным счастьем.
  « Стройная!!! Стройная!!! СТРОЙНАЯ!!!» - отражалось в каждом его движении. Он заходил то по одну, то по другую сторону, будто пытаясь поддержать друга.
     - Эй, молодёжь, танец великолепен! Молодцы! А теперь спускайтесь на волны!
   - Ну, нет!!! Мы ещё не показали свой коронный полёт!!! – глаза Дракона горели, как два пылающие факела.
    Дракон и Стройная обменялись между собой игривыми взглядами. В глазах Стройной  засветились, забегали озорные солнечные зайчики. Юнцы выпрямились, делая шуточно - важный круг над озером. Взмах… и…ещё…и… Вправо – влево, вправо – влево. Они будто смеялись в своих движениях. Потом поочерёдно, то один, то другой поднимались под облака: один – за ним другой; один – за ним другой. Они оба озорно распахнули крылья, паря высоко в небе, деля между собой своё общее сияющее счастье. Стройная томно опустилась на озеро, украдкой поглядывая на друга. Дракон последовал за ним снисходительно - игриво касаясь волн.   Стройная остановилась, красиво выгибая шею, не сводя с друга кокетливого взгляда. Дракон подплыл к ней, выгнув шею так же красиво, обдавая Стройную тёплым сиянием глаз.
     - Да!!! Не пора ли обжечь им крылья?! – не сговариваясь, вместе заявили Золотая и Янтария.
    - Воля ваша, – ответил  Синеокий.
           Что из этого рассказал Малышу Синеокий? Что скрыл от него? Впрочем, какое это имеет значение! Птицы медленно приближались туда, откуда так недавно, и так стремительно умчался Малыш.
     - Так Янтария -  тоже вожак?
   - И Янтария, и Золотая ведут стаю юных необожжённых птиц. Они же и выбирают самых достойных из стаи, и сами обжигают им крылья.
   - А как это, обжигают крылья?
   - Придёт время, и ты всё увидишь своими глазами. Не стоит сейчас говорить об этом.
  ******
 - Малыш! Ну, где тебя носит?! Заставляешь ждать целую стаю! Принимай пропажу, Янтария.
   - Твоё место в конце стаи, юнец. Вставай и готовься к взлёту.
       О странном исчезновении Малыша не было сказано ни слова. Будто этого и не было вовсе. Никто не собирался ни ругать его, ни наказывать. Теперь он был крохотной частичкой большой, дружной и так нуждающейся в нём стаи!