Северная ведьма. 2 книга Гл. 11. Гости

   Надо ехать в Мурманск. И не когда-то, а сейчас, завтра, в крайнем случае, послезавтра. Виктор уже поговорил с начальником управления по телефону, объяснил обстановку, они поняли друг друга, и теперь надо ехать, садиться за стол и решать. Решать, что делать дальше. Там, в управлении, Виктор понял это по разговору, с потерей капитана смирились. Во всяком случае, ему никто не сказал, что вот, стоит пароход тебя ждет. Значит, вопрос - что делать, стоит только перед Виктором. Уже не одна ночь ушла у Виктора с Натальей на обсуждение этой темы. Виктор в этих разговорах больше молчал, Наташа то успокаивала, то искала варианты. Даже с Германом возник разговор об этом. Герман сам начал этот разговор и неожиданно рассудил удивительно серьёзно, так, что Виктор невольно замолчал, закусив ноготь и  замерев взглядом на Германе.

-   Я думаю, , что тебе трудно будет найти работу там, рядом с морем. Я сейчас объясню свою мысль. Ты не перебивай меня. Последние годы ты был капитаном, менеджером, да? Большим руководителем. У тебя в руках была полная власть над большим кораблём и много людьми, извини, многими людьми. Сейчас, в порту, ты не получишь такой возможности – управлять, да? Это очень тяжело. Для тебя. И ещё. Тебе будет тяжело смотреть на уходящие в море корабли.

-   Откуда ты это можешь знать? – наконец криво улыбнулся отец.
-   Законы жизни, основные законы, не так уж сложны и многообразны, чтобы их не понять и не запомнить. Их не обязательно пережить самому, достаточно получить их в виде знаний.

-   Ты хочешь сказать, что ты их получил?
-   Да.
-   Ну, хорошо, - Виктор сделал вид, что его ответ не удивил, - мы еще поговорим с тобой об этом. А то, что ты сказал, заслуживает внимания. Я подумаю. В школе дела как?

-   Не беспокойся, папа, у меня все в порядке. Немного скучно, но я стараюсь, чтобы это было не заметно. И я помогаю Аленке. Она меня слушает.
-   Да, мать говорила. Герман, ты скажи, - Виктор приобнял сына за плечи, - как тебе у нас, в новой семье? Ты за мамой не скучаешь?
-   О-о, па, мне очень нравится у нас. Когда мы вместе вечером, то очень весело и интересно. Да.

-   А разве у мамы, там, у Майкла не было интересно?
-   Ну-у. Натали у меня очень хорошая и добрая…, и Майкл умный и добрый. Но они все время заняты. Они очень редко дома бывают. Бизнес прежде всего.
-   Гера, насколько я понимаю, тебе надо в себе американца убивать. Так?
-   Да. Так. А что, выдаю себя?

-   Во всяком случае, не только построение фраз, но и мысли у тебя не свойственны мыслям твоих русских сверстников. Не замечаешь?
-   Если ты говоришь, значит это так и есть. Спасибо, па. Я буду внимательнее.
-   Обрати внимание не только на построение фраз своих одноклассников, но и на сленг современной молодежи. Понимаешь, о чем я?
-   Конечно, па. А я слышу его, но стесняюсь применять. Он глуп и примитивен.
   Виктор беззвучно, чтобы не слышали их разговор Наташа с дочкой, рассмеялся.

-   Ну, если ты понимаешь, что это глупость, то применяй спокойно. Это сближает. Я даже, как отец, позволяю тебе в особой ситуации вставить мат. Сможешь?
-   Нет, - категорично заявил Герман, - даже если это требует конспирация. Как-нибудь обойдусь, - и неожиданно боднул лбом Виктора в грудь, - ты у меня классный отец!

   Утром Виктор собрался ехать за билетом на самолет, чтобы на следующий день улететь в Мурманск. Когда он уже надевал пальто в прихожей, раздался первый междугородний звонок с прерывистыми трелями. И как только он положил трубку, закончив первый разговор, телефон вновь ожил. И снова прерывистым междугородним звоном. Первый звонок был из Ростова. Звонил Женя Панасюк. Удивился, что Виктор в Ленинграде. Я, говорит, Наташе звоню. А когда узнал причину, немедленно спросил, чем помочь может. Ну, одним словом, лечу  к вам в Ленинград, по делам, заявил. Не улетай, попросил, подожди меня, мы все обговорим. Виктор ничего определенного сказать не смог, уж больно неожиданно все было.

 Положил трубку с улыбкой, а тут второй звонок. Звонит из Гусь-Хрустального Адольф Курилов, художник с которым познакомился Виктор в Московском аэропорту. Виктор обрадовался. После взаимного «здравствуйте», «как поживаете?» он посетовал, что куда-то запропастилась бумажка с их телефоном, а он, мол, хотел уже давно позвонить… Художник вежливо выслушал Виктора и сказал, что передаёт трубку отцу Вениамину. Виктор не ожидал от себя, что так обрадуется этому звонку. А отец Вениамин перешел сразу к делу. «Вы знаете», сказал, «а я сердцем чувствовал, что вы в Ленинграде. Я вот собрался по делам в северную столицу, и решил, что непременно должен с вами повидаться. Вы не против?»

 «Чудеса происходят, отец Вениамин», и Виктор рассказал священнику о том, что уже не однажды он вспоминал их встречу, их недолгие разговоры, и как не однажды появлялось желание продолжить эти разговоры. А теперь вот свои сборы и отъезд. И вдруг. Вдруг этот звонок. И, конечно, он никуда не полетит. Такие обстоятельства, какие сложились у него – потерпят. И он, конечно, встретит его, и рад будет пообщаться. Одним словом, договорились.

   Первым прилетел, как и звонил Евгений Леонидович. Прилетел он на три дня. Гостить и ночевать в квартире Виктора он отказался. Прилетел он с группой товарищей, поселили их в спецномерах, со спецобслуживанием. Время в течение рабочего дня на все три дня командировки было у него строго распланировано. Но в первый же вечер он позвонил и явился в гости. Виктор спустился и встретил подъехавшую черную «Волгу» с номерами первых лиц города. Водитель поблагодарил за приглашение подняться в квартиру, но из машины выходить отказался. Спросил только, где ближайший табачный ларек. С Женей обнялись, как братья родные.

-   Так, что случилось, Витя? Так неожиданно?
   Пока шли к подъезду, пока в лифте поднимались, Виктор вкратце рассказал свою печальную историю.
-   Ну, так нельзя, Витя! Надо принимать меры. Я сегодня же свяжусь здесь с товарищами, которые такие вопросы решают. Будем лечиться. И вылечимся! – он обнял Виктора за плечи и легонько, бережно тряхнул, - ты мне веришь?

-   Женечка, - они уже заходили в квартиру, - конечно верю. Но ты пока раздевайся. Так, Морозы! Быстро собрались, приветствуем дорогого гостя. Рекомендую – Евгений Леонидович! Ростов-на-Дону! Крупный партийный работник областного масштаба. Я все правильно говорю, Женя? А это небезызвестная вам жена моя родная, Наталья, дети мои, сын Герман и дочь  Елена.

   Женя, разматывая шарф, оглянулся с удивленным лицом.
-   Сын? А когда вы успели? 
-   Это я – сын, - Герман щелкнул пятками в домашних тапках и поклонился кивком головы, - Герман.
   У Жени лицо вытянулось. Он сначала протянул Герману руку, а потом обнял его за плечи.

-   Мама родная! Копия! Полная копия! Каков красавец! А почему вы молчали, почему тогда ничего не сказали? Я ничего не понимаю.
   Он отодвинул от себя Германа, не выпуская его плеч из рук, чуть даже повертел им в стороны.
-   Ничего не понимаю!
-   Женя, оставь парня, - Наташа отстранила Германа и обняла его за талию, прижала к себе и положила ему на плечо голову, - ты просто забыл, мы не могли не говорить. Ну как мы могли бы о нем забыть?

   Евгений Леонидович наклонялся, снимал туфли, распрямлялся, опять наклонялся, надевая тапки, и все не спускал глаз с Германа.
-   А это моя сестренка Ленка, - Герман взял за руку сестру, - видите? Не могла мама о нас забыть.

   Виктор все это время стоял, засунув руки в карманы, и беззвучно смеялся. Неожиданная сцена привела его в восторг. Ай да Герман!
-   Вот так семейка! – Женя хлопнул себя по лбу, - вы мне мозги перевернули, честное слово. У одного сердце неожиданно заболело, сын ниоткуда появился. Я ведь цветы Наташе в машине оставил, и пакет, - он растерянно оглянулся по сторонам.

   Промурлыкал звонок. Виктор открыл дверь, за ней стоял водитель с букетом и огромным пакетом. «Вот, забыли, Евгений Леонидович».
-   Спасибо Григорий, спасибо, - Женя руководил из-за спины Виктора, -  букет хозяйке. Наташа, милая Наташа! Ты, конечно, краше этих цветов, но, у вас в Ленинграде таких цветов, как на юге – нет! А везти оттуда не решился. Не уверен был, что сразу к вам попаду. Пакет?... Витя распорядись, пожалуйста, чтобы забрали на кухню. Там всякое…, ну понимаешь, да?

   Аленка забрала у матери букет, а Герман пакет, и они ушли на кухню.
-   Я заранее предупреждаю, что я не голодный. Вы же понимаете, я себе не принадлежу. Был поздний обед…, определенный круг работников…, собственно, продолжение совещания…, одним словом – я из-за стола не более часа назад встал.
   Гостя провели в зал, усадили в кресло.
-   Женя, вот тут ты не прав. Тебя ждали, мы еще не ужинали. Ты когда последний раз жареную салаку ел?

-   Салаку? Вы меня хотите чем-то удивить? Меня, выросшего на донской рыбе? Ну, давайте вашу салаку. Я человек воспитанный…, да…, - а-а, - махнул рукой, - давайте, и рюмку водки холодной! Да? Витя, ты как? Рюмку?
-   Коньячку рюмку выпью.

   Через несколько минут сидели за столом, Женя урчал, поедая одну за другой жареную, румяную салаку. С рюмкой конька Виктора чокнулся большой стопкой холодной водки. Выпил, отодвинул от себя стопку и накрыл её ладонью «всё!» сказал. «На сегодня хватит. Завтра работа». Сидели долго. Виктор предлагал пригласить водителя, покормить, погреться.

-   Не надо, Витя.
-   Почему?
-   У вас во флоте есть свои законы? Вот. У нас тоже свои порядки. И законы. Он тебя просто не поймет, и не мерзнет он, в машине тепло. И бутерброды у него такие, какие ты не всегда себе позволить можешь.
   Виктор с Наташей переглянулись и улыбнулись. Поговорили о болезни Виктора. А когда Виктор назвал фамилию медицинского светила, у которого он лечится, Женя не стал скрывать своего удивления.
 
-   А как это ты, родной мой, проник на такие верха? Где это у тебя лапа мохнатая?
-   Сердечные болезни, - Наташа вздохнула, - лечатся, Женя, с использованием старых сердечных связей.
-   Не понял?
-   Это Наташа шутит так, - Виктор положил руку на Наташину, - из Мурманска моё начальство позвонило, договорились.

-   Ой, что-то темните, - Женя погрозил пальцем, - на этом уровне надо было из министерства звонить. Уж меня-то, старого кабинетного интригана не проведешь. Ну да ладно, что это я? Если так, как говорите, то и чудненько, а если надо, скажешь, Витя, я прозвоню здесь, подключу нужных людей. Хотя…, я вот думаю, а не перебраться ли вам домой, на юг. Квартира у вас прекрасная в Ленинграде. Такую на Ростов поменять не составит труда, да еще и на лучшую. Не так, скажешь? И работу мы вам найдем. Тебя, Витя, с твоими данными я очень даже легко устрою. Вплоть до директора завода. А? Что скажете?

-   Ну и шутки у тебя. Наташа здесь уже давно работает. У неё здесь уже друзья, знакомые…, да что я тебе рассказываю?
-   Наташенька, на новом месте мы с Марго вам всех друзей заменим. Мы с ней так часто о вас вспоминаем. Я вам по секрету скажу, эта мысль ведь мне не сейчас пришла. Мне жена буквально поручение сделала. Уговаривай, говорит, Наташу в Ростов переезжать. Мы тогда еще не знали, что у Вити проблемы со здоровьем, и считали, что ему все равно, куда после рейса возвращаться. А Наташе бы мы во всем помогли, и с квартирой, и с работой.
 
   Виктор с Натальей переглядывались с примерно одинаковым выражением на лицах. И чего в  них было больше: удивления или заинтересованности, сказать сразу было бы затруднительно.
-   Женя, - Виктор остановил гостя, - мы тоже вас частенько вспоминали, что скрывать, нам у вас понравилось…, и потом – юг, сам понимаешь, нам ближе…, но, переезд...? нам бы и в голову не пришло, приглашать вас переехать в Ленинград.

-   О-о! Вить, без обид. Ты сам понял, что ты сказал? Мы ведь вас приглашаем, беря на себя определенные обязательства. И мы выполним все, что пообещаем. У нас для этого возможности есть. А вы? Вот пойми, не улыбайся так.  Для меня, например, переезд в Ленинград – это конечно, повышение. Да?  Так вот, мое повышение я могу спланировать только сам. Понимаешь? Первое - я захотел. Второе - я выполнил весь комплекс ритуальных танцев. Понимаешь, о чем я? У нас, чиновников моего ранга, своя среда, свои законы, своя лестница, на которой через ступеньку не перепрыгнешь. Третье – этого захотели те, кому я постарался понравиться. Все! Поезд тронулся. На нужной станции сойдёшь. Но на это уйдет не один год. Бывают, конечно, исключения, но это, - Женя поднял указательный палец, - одно на тысячу.
 
-   А нас, значит, ты легко переместишь из Ленинграда в Ростов?
-   Легко, Витя. Одно ваше желание.
   В это время заглянули в комнату Герман с Леной.
-   Мам, можно мы с вами посидим? Мы кофе хотим.
-   Наташа, пусть с нами посидят, я на них полюбуюсь, - попросил Женя.
-   Гера, - Виктор задумчиво барабанил по столу пальцами, - а ты не хотел бы жить на юге, в Ростове-на-Дону, например?

-   Ростов, это там, где ты учился?
-   Да, я там учился. Мы ведь с Наташей с тех мест. Я ведь тебе рассказывал.
-   Да, па, я помню. И, ты знаешь, если вы с мамой решите, что вам следует переехать на юг, то я согласен, - Герман закончил, широко улыбаясь.
-   Ого! Он согласен! Мама, что он говорит? А ты у меня спросил? У меня здесь, знаешь, сколько друзей? Они со мной никуда не поедут, а я их терять не хочу - Ленка неожиданно тоже рассмеялась.
 
-   Боже мой! Как хорошо и легко детям решать такие серьёзные вопросы, - Наташа обняла дочку, - мы никуда не собираемся переезжать. Дядя Женя шутит, а вы уже вещи собираете. 
-   Дядя Женя, а что, это вы хотите, чтобы мы ехали жить к вам, в Ростов?
-   Алёнушка, да, я очень хотел бы, чтобы вы жили в Ростове. Но такие серьёзные вопросы решают твои папа и мама.
 
   Одеваясь в прихожей, помявшись, Женя спросил:
-   Витя, я завтра освобожусь рано, ты не против, если я приеду к вам? Ну и чудесно. У вас так уютно, у вас такие замечательные дети. Ты ведь дома будешь?
   А когда Виктор рассказал ему о том, что завтра он встречает еще одного гостя, и сказал время прилета самолета, последовало безапелляционное:
-   Прекрасно. Я присылаю тебе свою машину, и вы встречаете своего гостя. А на обратном пути из Пулково заедете за мной.
   Виктор обнял Женю, сказал, что тот обижает его, спрашивая разрешения прийти в гости.

-   Что это за новая мода? Друзьям мы всегда рады, а с тобой же мы договорились, мы же, как родные.  Давай память отцов не обижать. Смотри, как дети к тебе тянутся.
    Дети провожали дядю Женю до дверей, Герман жал руку, Аленка обнималась с дядей Женей.

   Виктору, почему-то не пришло в голову, что завтра он невольно соберет у себя интересную компанию. Священник и крупный партийный работник. Естественно, он не сказал об этом Жене. И когда уже закрыл за ним дверь, вдруг сообразил, что может конфуз получиться и усмехнулся в душе. Ладно, решил, посмотрим.

   Утром Женя позвонил и напомнил Виктору о том, что машина в нужное время будет стоять у подъезда. Действительно, когда пришло время ехать, встречать отца Вениамина, и Виктор вышел из подъезда, его уже ждала знакомая «Волга» со знакомым шофером.
 
   Самолет из Москвы приземлился вовремя, Виктор издалека узнал отца Вениамина, бодро идущего от автобуса к двери зала прилетов. Надо же! Виктор изумился – будто и не прошло столько времени с момента, как они расстались. Священник был одет равно так же, как в день их знакомства. Не изменился ни в характерных движениях, ни в походке, ни в выражении лица. Он тоже издалека увидел Виктора и подходил с открытой лёгкой улыбкой. В левой руке у него был старомодный саквояж, а правую он протянул  Виктору за несколько шагов не доходя. Встретились, будто вчера расстались.

-   Отец Вениамин, я сразу спрошу, где проживать будете, какие планы?
-   А я разве не говорил? Я же местный, Тосненский я, а точнее поселок Ушаки. Слышали?
-   Слышал, конечно. А кто у вас там?
-   Матушка еще жива. Да. Я как дела свои, что наметил, завершу, пренепременно поеду, навещу её. А жить, спрашиваете? Мне в епархии помогут. Кроватку предоставят, переночую. Мир не без добрых людей. Мне главное завтра с утра надо быть в Лавре, в архиве поработать.

-   В какой Лавре? Александро-Невской?
-   Да, - отец Вениамин радостно кивнул, - знаете, где она?
-   Как не знать, если я каждый день мимо проезжаю. Я на Заневском проспекте  живу.
   Виктор уже усаживал священника в поджидавшую их «Волгу». Сел рядом с ним на заднее сиденье и кивнул водителю «поехали».
-   Евгений Леонидович говорили вам, что мы за ним заедем? – через плечо, не поворачиваясь, спросил водитель.

-   Говорил. Делайте так, как он сказал.
   Отец Вениамин бровями и кивком головы в сторону водителя спросил Виктора, мол, что это все значит. Виктор тихо, наклонившись к священнику, объяснил ему, что едут они на служебной машине его друга, и что когда приедут домой, он ему вообще все объяснит. Всю дорогу разговаривали тихо. Во всяком случае, старались. Пока не заехали за Евгением Леонидовичем, Виктор рассказал отцу Вениамину о своей болезни, из-за которой он и находится не в море, а здесь в Ленинграде.  О том, как лечится, как постепенно смиряется с тем, что он уже не выйдет в море. Священник слушал внимательно, не перебивал, стал очень серьёзен, кивал не сочувственно, а с пониманием.

 И Виктор вдруг, незаметно для себя, перешел на такой доверительный тон, каким, пожалуй, разговаривал последнее время разве что с женой. Что-то произошло между ними, будто это была их не вторая встреча, а будто знают они друг друга многие многие годы, и нет у них необходимости подыскивать слова, и что-то недоговаривать. Отец Вениамин в какой-то момент положил руку на руку Виктора и сказал: «давайте доедем к вам домой, и поговорим обстоятельно».

-   А что бы вам, отец Вениамин, не остановиться у меня.
-   Хм. Два обстоятельства в пользу моего быстрого согласия есть. Первое, это то, что вы рядом с Лаврой живете. Я, признаюсь, это для себя сразу отметил. А второе, большой соблазн поговорить о многом.

-   Вот и замечательно. А сейчас мы заберем нашего благодетеля.
   Подъехали к Смольному и водитель вышел из машины. Постоял, несколько секунд подумал, потом наклонился и сказал Виктору, что должен сообщить Евгению Леонидовичу о том, что машина ждет его. И ушел в ворота. Пока его не было, Виктор рассказал отцу Вениамину о своем отце и его фронтовом друге, о Жене и его семье. О том, что Женя и есть тот самый человек, который предоставил великодушно им машину и который тоже является гостем семьи Виктора. Рассказал вкратце, но отец Вениамин слушал в очередной раз внимательно, ничего не переспрашивал, только кивал. Сидел, откинувшись на сидение, опустив голову, и разглядывал свои руки так, будто пытаясь что-то прочитать на них. Потом прихлопнул ими и остановил Виктора.

-  Виктор Павлович, благодарствую за откровенность и доверие. Я, действительно, не прочь остановиться у вас, если это не стеснит вашу семью. И не прочь поговорить с вами о многом. Я вот слушаю вас и думаю. На каком крутом развороте ваша жизнь находится. Но вы человек сильный, мне кажется, и достаточно благоразумны, ошибок не наделаете. И вот еще что меня заинтересовало. В прошлом разговоре, в Москве, в аэропорту вы вскользь о своей семье говорили, и тогда вы упомянули только жену и дочь. А сейчас в разговоре сказали «мои дети». У вас что, пополнение? – священник улыбнулся, - почему же вы о таком важном событии молчите?

   Виктор какое-то мгновение действительно помолчал.
-   Вы не ошиблись – пополнение. Неожиданное и необычное. Сын у меня. И ему уже пятнадцать лет. Да, не удивляйтесь. И мне иногда кажется, что это событие для меня важнее смены профессии, - Виктор глянул в лобовое стекло, -  хорошо, отец Вениамин, нам еще будет, о чем поговорить. А то вот уже наши благодетели идут.

   Открылись передние двери машины и на сиденье аккуратно сел водитель, и грузно протиснулся Евгений Леонидович. Повернулся к сидящим сзади с улыбкой и протянутой рукой.
-   Рад видеть вас, товарищи прилетающие и встречающие! Познакомь нас, Витя.
-   Друзья мои, вы ставите меня в неловкое положение. Я ведь даже и не знаю, как вас друг другу представлять.

   А Евгений Леонидович с отцом Вениамином уже пожимали руки.
-   Евгений, - представился Женя.
   Он заметно был в хорошем настроении. И в салоне машины с его появлением почувствовался аромат хорошей выпивки.

-   А это отец Вениамин, - опередил соседа Виктор, видя, что тот замешкался.
   На лице Евгения Леонидовича  застыла улыбка. Он освободил руку и скосил глаза на водителя. Тот уже завел машину и, видимо, ждал дальнейших распоряжений шефа.

-   Давай, давай, домой к Виктору Павловичу. Забыл?
   Отец Вениамин первым понял оплошность, допущенную Виктором. Он дернул Виктора за рукав и так, чтобы слышал водитель, стал пояснять Евгению Леонидовичу.
-   Вы его, - он кивнул на Виктора, - не слушайте. Шутит он. Я приехал в командировку с архивными документами в Лавре поработать. Историк я. Вот он и шутит. Вот.
 
-   А-а, - Евгений Леонидович по очереди переводил взгляд с Виктора на отца Вениамина, - то-то я смотрю…
   Он выпрямился на сидении, помолчал и вновь обернулся.
-   Витя, у меня все вопросы решены, планы выполнены, пора домой. Я на завтра, на утро билеты заказал. И вся моя команда со мной до завтра остаётся. Пусть по музеям походят, - усмехнулся, - хотя знаю, по магазинам побегут. А я напрошусь на ужин в твою замечательную семью. В уют хочу. У него, знаете, - он снесся к отцу Вениамину, - непередаваемо уютная атмосфера в доме. По белому завидую. А какие дети у него! Вы их уже видели?

-   Признаюсь, первый раз приглашен. Теперь еще и заинтригован. Хотя…, этого можно было ожидать.
-   Да, рекомендую. А вы где остановитесь?
-   Виктор Павлович приглашает у него остановиться. И я, пожалуй, с радостью приму приглашение.

   Виктор все это время сидел, улыбался, поглядывая на людей, с которыми три месяца назад не был знаком, и о существовании которых предполагать не мог. Все предыдущие годы его окружали люди в большей или меньшей степени связанные с морем, понятные ему, близкие по духу и говорящие с ним на одном языке. Переход в молодости от жизни сухопутной к жизни морской не был так ощутим, романтизм юности в то время естественно нашел идеалы в морском братстве, в его законах. А вот нынешнее возвращение.

 Каким бы разнообразным не был морской народ, их объединяли одни правила жизни и поведения, один жизненный закон. Он знал его. Это был закон взаимозависимости друг от друга. Это помогало быстро понимать, кто есть кто. Здесь, на земле царили другие законы, их было много, законов, каждый выбирал по себе. Какие же они разные! Сейчас перед ним два человека, у которых нет, и не может быть общего закона. Они, как будто, принадлежат разным мирам, говорят только на одном языке.

   Машину Евгений Леонидович остановил и отпустил на проспекте, не доехав до дома почти квартал.
-   Друзья, вы не против? Ножками пройдемся немного. Воздухом подышать захотелось. Все кабинеты, кабинеты, - Евгений Леонидович прямо светился благодушием и хорошим настроением, -  саквояжик не тяжелый, батюшка? Давайте, я понесу.

-    Нет, благодарствую. Экий вы проницательный. Раскусили?
-   Глаз у меня наметанный, друзья мои.  А вы тоже, батюшка, поняли что-то? Да?
-   Да уж. Водитель то не ваш? Не хотели вы при нем разговаривать. Не доверяли. Понимаю. Тяжело вам.

-   Дерзите?
-   Друзья! – Виктор взял попутчиков под руки, - вы о чем?
-   Вот, смотри батюшка, перед нами капитан, человек мужественной профессии, он людьми в сложнейших условиях руководит. Да? Казалось бы…, должен в людях разбираться - на раз. Аннет! Он нечего не понял. Почему? Ответь мне, пастырь душ человеческих.

-   Вы сами знаете ответ. Для кого спрашиваете?
-   Знаю. Ладно.
   Проходили мимо гастронома. Перед дверями магазина стояла очередь, человек двадцать, за стеклами пустых витрин видно было, что в магазине тоже много народу.

-   Витя, у тебя дома все есть? Не хочешь зайти? Я организую.
-   Не беспокойся, все есть, и выпить и закусить…, все есть. Ты об этом?
-   Чудесно. А куда это наш батюшка пошел?
   Отец Вениамин подошел к очереди и о чем-то разговаривал с женщиной. Виктор с Евгением Леонидовичем остановились, поджидая его. Наконец отец Вениамин с невозмутимым видом догнал попутчиков.
-   Очередь заняли, батюшка? – не глядя на него, спросил Евгений Леонидович.
   Священник не ответил. Они заворачивали под арку и Виктор, взяв его под руку, направил через снежный бугор мимо лужи. Евгений Леонидович уверенно шагал   впереди.
 
-   А что это у вас здесь очереди? Ленинград, как будто, хорошо снабжается?
-   Я тоже сначала удивлялся, а потом мне Наташа объяснила. Это электричка с Малой Вишеры пришла.  Рядом же Новгородская область. Люди приезжают, отовариваются. И, видимо, этот гастроном они облюбовали. С Московского вокзала прямой маршрут.
   Уже в лифте отец Вениамин невозмутимо, глядя Евгению Леонидовичу в глаза своим по детски ясным взглядом, спросил.
-   А что, нельзя эти продукты, за которыми люди за сотню верст приехали, сразу по регионам развести?

   Евгений Леонидович пропустил вперед выходящего из лифта отца Вениамина, а перед дверью квартиры остановил его, задержав за рукав.
-   Батюшка, мне не привыкать участвовать в дискуссиях, я большой демократ. Но знаете, что я больше всего не люблю? Это когда риторические вопросы задают. Это когда спрашивающий ответ знает, но уж больно ему хочется оппонента в неловкое положение поставить. Понимаете, о чем я?
-   Нет, Евгений…, простите, не запомнил, как вас по батюшке.
-   А я вам и не говорил…, я думал, что мы по простому…
   Виктор перебил его, подталкивая в открытую дверь.
-   Не нравится мне, друзья, ваша пикировка. Сейчас, как белые люди, сядем за стол,  накатим по маленькой и все обсудим. Ната! Нам как, уже можно руки мыть?

-   Нужно! Давайте, давайте, гости дорогие, в ванную, а потом к столу.
   Гости раздевались в прихожей, Виктор помогал им, а мимо сновали Гера с Ленкой, носили салатницы, тарелки, Наташа гремела посудой на кухне. Потом Виктор проводил отца Вениамина в комнату Германа, сказал, что здесь он может располагаться, переодеться, если желает. И милости просим - к столу.
 
-   Виктор Павлович, мне показалось, что я Евгению Леонидовичу не по душе. Не ставлю ли я вас в неловкое положение? Я, пожалуй, посижу полчасика для приличия и поеду, как планировал. Не беспокойтесь за меня.
-   Ни в коем случае, отец Вениамин, прошу вас. Я так хотел пообщаться с вами, поговорить. А Евгений, ну, он нормальный человек, и чувство юмора у него на месте. Не обращайте внимание. Вы ко мне приехали. Хорошо?
-   Да в том то и дело, что я тоже мечтал поговорить с вами. И у меня тут подарок вам, кстати, - он взялся открывать саквояж.

-   Потом, отец Вениамин, потом. Пойдемте за стол.
    Сели за стол, Виктор представил всем отца Вениамина. Вдвоем, дополняя друг друга, вкратце рассказали они историю их знакомства. Отец Вениамин встал, каждому слегка кланялся, улыбался и  чуть слышно говорил всякий раз «храни вас Господь». Женя снова оживился, потирал руки, предложил не откладывать первый тост, который он уже продумал, и который ему очень не терпится огласить.

 Герман с Леной сидели в дальнем конце стола, одинаково подперев кулаками щеки, и не спускали глаз с отца Вениамина. Наконец рюмки в руках, и Женя сказал длинный напыщенный тост о гостеприимной хозяйке, о героическом капитане дальнего плаванья, покорителе морей и океанов, об их детях и о том, что эти самые близкие ему люди сделали теперь для него Ленинград близким сердцу городом. Хозяева поблагодарили его за теплые слова, взрослые выпили и живо принялись за еду. Заговорили, Женя переключил все внимание на себя, рассказал о происходящих в стране событиях, о новом, молодом, прогрессивном генеральном секретаре партии Горбачеве. Сделав шутливо таинственное лицо, пообещал большие перемены. Всех это заинтересовало, и разговор оживился. А когда наливали по второй рюмке Женя, приподняв одну бровь, и глядя на отца Вениамина, спросил:

-   А что, пост уже начался?
   Только теперь все заметили, что отец Вениамин не выпил и почти ничего не ест. На тарелке у него лежала одна картошка и несколько маринованных грибков. А сам он, посыпав солью кусочек черного хлеба, откусывал от него понемногу, жевал и внимательно слушал всех, кто говорил. Жене он улыбнулся и ответил вопросом:
-   А вы знаете, что Великий Пост начался?
-   Да уж грамотные. Противника надо изучать, - Женя тоже улыбался, - и знать его маневр.

-   Церковь у вас в противниках числится?
   В этот момент в комнату вошел Герман с чашкой на блюдце. Никто не обратил внимания, когда он вышел. Он поставил чашку перед отцом Вениамином и, наклонившись, тихо сказал:
-   Чай. Я сахар не клал. А чай хороший, на травах.
   Над чашкой поднимался пар, Отец Вениамин откинулся на спинку стула и внимательно, но с легкой улыбкой посмотрел на Германа.
-   Спасибо, милый, - взял чашку и наклонился к ней, - замечательный чай! Ароматный. И аромат то незнакомый. Заморский?
-   Да. Пейте на здоровье.

   И Герман ушел на свое место. Все молча, не скрывая удивления, наблюдали эту сцену. Кроме Виктора. Он, прищурившись, проводил взглядом Германа, и когда тот сел и встретился взглядом с отцом, едва заметно, одобрительно кивнул ему. И никто, ни словом не отозвался на поступок Германа. После небольшой паузы, возникшей за столом, Евгений Леонидович многозначительно покашлял и заговорил о краснодарском чае, о том, что прошлым летом он отдыхал в санатории Дагомыса и ему друзья устроили экскурсию на плантации этого чая. Рассказал, как их знакомили с производством разных видов чая, и как всё закончилось застольем и армянским коньяком из чайных чашек. Рассказчик Женя был хороший, все слушали, спрашивали, смеялись, а в конце рассказа Наташа неожиданно сменила тему:

-   Боже мой! Как я давно не была на море. Витя! Давай этим летом на море махнем.
-   Наташа, - Женя поднял руки, как бы успокаивая всех, - считай, что это поручение ты дала мне. Обещаю вам полноценный отдых на море. Прямо сейчас ничего не скажу, приеду домой, выясню обстановку и позвоню вам. Вот тогда и договоримся. Лады? Глядишь, и мы с Марго с к вам присоединимся.
 
   Наташа, вопросительно глядя на Виктора, тихо захлопала в ладоши.
-   Витя, - она почти взмолилась, - соглашаемся?
-   Неожиданно, конечно. Подумаем. Как, молодежь? 
   Молодёжь приняла предложение с восторгом. Ленка буквально визжала.
   Сидели недолго. Женя вдруг начал собираться уезжать, сказал, что не все дела закончены, что у него еще не все звонки сделаны, что еще, возможно, придется в гостинице кое с кем встретиться. Молодежь помогла Наташе убрать со стола. Но когда мужчины остались одни, завязался разговор.

-   Батюшка, так что вы решили? Остаётесь? А то я вызываю себе машину, могу подвести.
   Отец Вениамин мельком взглянул на Виктора. По одному взгляду Виктора можно было понять, что он не желал бы отъезда гостя.
-   Нет, Евгений Леонидович, я решил воспользоваться гостеприимством этого дома. Я давно, еще после первой встречи с Виктором Павловичем мечтал снова с ним встретиться, поговорить о многом.  Что же я, если представляется такая возможность, уеду?
 
-   Охмурить хотите капитана? В веру свою его обратить? Вот, кстати, - стоявший уже в дверях Евгений Леонидович вернулся и  сел на диван, - меня всегда интересовал этот вопрос. У вашего брата это в обязанность входит, или это личная инициатива?
-   Что вы имеете в виду?

 -   Я имею в виду вашу миссионерскую деятельность. Уж кому-кому, а мне известно доподлинно, что число посетителей ваших церквей увеличивается. Чья это работа? Это уже на влияние загнивающего запада так просто не переложишь.
-   А вы у этих людей, что храмы православные посещают, не пробовали спрашивать?

-   Те времена, батюшка, когда преследовали церковных деятелей прошли. Да, да, не улыбайтесь. И уже, надеюсь, не вернутся. Так что никого мы допрашивать не собираемся. Тем более простых людей.
 
-   А я разве сказал «допрашивать»? Я сказал – спросить.
-   Не будем мы никого ничего спрашивать.  А борьбу с предрассудками мы будем вести с помощью своих успехов. Видите разницу?
-   Хорошо. Коль скоро имеются успехи, то зачем вообще борьба нужна? Разве церковь мешает вам добиваться этих успехов?
 
-   Вот видишь, Витя, батюшка все время дистанцируется от жизни страны. «Мы не мешаем», «спросите у людей», они вообще не причем, они хотят у себя на колокольне сидеть и комментировать. Это так, это не так. Но слушайте нас, мы от имени Бога говорим.
 
-  Церковь никогда и не брала на себя функции управления государством. Ей это не нужно. Люди сами должны строит свое будущее, и государство строить такое, которое будет отвечать их интересам. Строит народ коммунизм и дай ему Бог здоровья и успехов. Я внимательно читал манифест коммунистической партии. И, скажу вам определенно, что один пункт, седьмой, по моему, показался мне очень созвучным тому, что в Декалоге написано.

-   А что такое декалог? – спросил Виктор, - я правильно произнес?
-   Декалог, Витя, это десять заповедей Моисея, данных им еврейскому народу, - Женя хмыкнул и повернулся к отцу Вениамину, - а я, правильно говорю?
   Отец Вениамин ни ответил, только улыбнулся. Женя, откинувшись на подушки дивана, по очереди, победно улыбаясь, поглядел на собеседников. Виктора, не участвовавшего в разговоре, все это явно не забавляло. Он сидел, скрестив на груди руки, на говоривших поглядывал хмуро. Видно было, что полушутливую перепалку гостей он воспринимал достаточно серьёзно.

-   Вы вот, батюшка, взялись сравнивать десять заповедей с моральным кодексом. Да еще и беретесь что-то в нем одобрять. Ваша ли это забота? Вы лучше скажите, - голос Евгения Леонидовича набирал силу, - а что это ваш Христос сам нарушил их, десять заповедей?
   Отец Вениамин продолжал молча улыбаться. Но Виктору показалось, что улыбка священника была неестественной. Будто хотел он что-то сказать, но не решался, и потому улыбался.

-   А вы не улыбайтесь, вы ответьте, - настаивал Евгений Леонидович.
-   Женя, ты бы оставил в покое отца Вениамина. Он с дороги, устал. Ему не до твоих теологических споров.

-   Отчего же. Если Евгений Леонидович желает в чем-то разобраться, то я готов, - отец Вениамин продолжал улыбаться, - так вот. Вы, видимо, имеете в виду Нагорную проповедь Христа, где он разъяснял своим ученикам заповеди Пророков? Вы, как и многие, ошибаетесь, думая, что Он призывал в своей проповеди нарушать законы пророков. Но если вы претендуете на глубокое знание Старого и Нового Заветов, то вам бы следовало знать, что сказал Господь наш Иисус Христос иудеям. Он сказал: «не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков. Не нарушить пришел Я, но исполнить». Слышите, как Он ясно сказал? Я процитировал точно Его слова. С пониманием этого и следует читать и изучать Нагорную проповедь.  Я не стану вдаваться в подробности, иначе у нас на этот разговор вся ночь уйдет. Хотя он был бы для меня очень интересен.
 
-   Я в этом не сомневаюсь. Вы же книжник. Вам поговорить, цитировать – медом не корми. Вы, как вас там, отец Вениамин? Вы на меня не обижайтесь. Вы ведь понимаете, кто я? Вот. И мне случается в силу своих служебных обязанностей сталкиваться с вашим братом. Прямо скажу вам – тяжелое впечатление. Вот у вас вид образованного, умного человека, а мне приходится общаться с такими экземплярами, что после встречи с ними, будь моя воля, я бы все церкви закрыл. Все просят, а иногда и требуют, ноют, ноют, бубнят свои церковные каноны. И чуть что - все на Христа сносятся.
 
-   Я понимаю, о чем вы говорите. И их, оппонентов ваших понимаю. Но не забывайте и вы, что не годы, а десятилетия уже у церкви все отбирали, её унижали, оскорбляли, да что уж там умалчивать – уничтожали. Попробуйте понять тех, кто в таких условиях остался служить церкви. Евгений Леонидович, я свое отсидел, мне уже бояться надоело, говорю то, что думаю. А вы, Виктор Павлович, простите меня за несдержанность.
 
-   Друзья, угомонитесь. Женя, я думаю, что разговор у нас дружеский?
-   Да. Пожалуй и мне надо извиниться перед тобой. Что-то я разошелся. И вы меня извините, отец Вениамин. Я вам скажу больше. Я, вообще-то рад, что вот так, у Виктора мы познакомились. В другой ситуации я даже и не могу себе представить, чтобы мы могли встретиться и найти общий язык.
-   Вы считаете, что мы нашли общий язык?

-   Не ловите меня на слове. Общий язык? А вот я вам скажу сейчас возможно для вас неожиданную мысль. Свою, личную, - Женя помолчал, как будто не решаясь говорить, - я вот думаю, что времена наступают настолько новые, что мы их себе представить не можем. Да. Это я, партийный функционер вам говорю. Кроме всего, что я знаю, я еще и нюхом своим чувствую. Вот так.

-    И что же нам ждать? – Виктор искренне удивился.
-   Вот этого я вам не скажу. И никто этого вам не скажет. Но то, что нам всем придется искать общий язык – это точно.
-   Ну чтож, я, например, не против общий язык искать. С кем бы ни было.
    Это отец Вениамин сказал тихо, глядя на Виктора. Помолчали. Евгений Леонидович снова встал, протянул по очереди руку Виктору и Отцу Вениамину.
-   Витя, я с тобой не прощаюсь. Завтра во второй половине дня еще загляну, я не все еще тебе передал из того, что Марго поручала. Самолет у меня вечером, успею и отдохнуть и дела все завершить. Я бы и с вами, отец Вениамин, не против окончательно не прощаться. Даст ваш Бог, еще встретимся.

-   Господь Бог наверно знает, стоит нам встречаться, или нет. Но вы же в него не верите?
-   Нет, отец Вениамин, не верю. Не верующий я.
-   А какое ваше кредо, дядя Женя?
   Мужчины обернулись. В дверях, в тени прихожей стоял, прислонившись к косяку, Герман.
-   Кредо? – Евгений Леонидович скорчил гримасу удивления на лице, - что это вы, мой милый юноша такими словами оперируете? Кредо? Хорошо, я отвечу. Мое кредо, чтобы в мире была справедливость. Мир, равенство, братство…
-   «Верую» в латинском языке звучит, как «Credo». А вы говорите…, что не верующий.

   Молчали не менее полминуты. Переглядывались, рассматривали Германа. Наконец Евгений Леонидович подошел нему и пожал руку.
-   Я горжусь тобой, мой новый юный друг.
   И не было понятно, шутит он или говорит серьёзно.
-   А теперь пропусти меня, я пойду, попрощаюсь с женщинами. И жду вас всех на юге этим летом.

   Виктор пошел провожать Женю до машины, которая должна была подъехать к подъезду. Отец Вениамин вошел в комнату Германа. Герман сидел за столом, что-то перебирая в книгах, обернулся.
-   Я сейчас выйду.
-   Нет-нет. Я, милый мой, и так себя неловко чувствую, тебя вот стеснил. Занимайся своими делами, я зашел кое-что в вещах взять.
-   Вы меня нисколько не стеснили. Я рад, что вы согласились в моей комнате взять ночлег.

-   Взять ночлег? Забавная штуковина речи у тебя получилась. Я даже мог бы подумать, что это сказал англичанин. Или, что твой родной язык – английский.
   Герман молчал с застывшим лицом.
-   Гм, - отец Вениамин кивнул сам себе.

   Постояли, помолчали, глядя друг другу в глаза. Как поговорили. Заглянул Виктор, позвал отца Вениамина, и они ушли в комнату, где сидели раньше. В этот вечер им посидеть, поговорить долго не удалось. У Виктора придавило сердце, он извинился и ушел к себе. С ним ушла Наташа. Виктор, уходя, сказал, что завтра они обязательно посидят, поговорят. Дети посидели с отцом Вениамином часок, поговорили о Ленинграде, о блокаде, о белых ночах. И разошлись спать. Дети ушли в комнату Аленки, отец Вениамин – в комнату Германа.   


Продолжение: