Целую вечность!

Поезд, налево и направо от рельс синева лентой. Небо. Солнце рыжим, ржавым светом лезет под кронами деревьев вдоль насыпи. Пролезает сквозь ровный ряд палочек-стволов. И бьёт рыжим, золотым в глаза. Заставляет зажмуриться. Стук колёс мерный, успокаивающий. И вагон так качается, убаюкивает. Занавеска колышется в такт, и подстаканник на столе звенит. Воздух чуть надушен. Залетает в пазухи носа и гуляет там. Потом спускается в лёгкие. Господи! Сделай так, чтобы поезд этот со всей дури сверзнулся с насыпи в речку. Башкой своей протаранил линеечку деревьев и утонул в реке. Только хвостик бы длинный из вагонов торчал!

Он лежит на бархатном диване, заложив руку за голову. Курит сигарету. Затягивается так, будто это его последний вздох. Одна нога на другой, один начищенный до блистючести сапог на другом. Качается вместе с вагоном. Упругая ляжка в синих тёмных брюках. В складочках волною по шву. Рубашка белая тонкая. Распахнута, несколько пуговичек расстёгнуто на груди. И волоски кучерявятся в ворот. Как-будто обнажают его звериную сущность. Маленький провинциальный городок. Здание вокзала приземистое. Под низкой крышей шляпою персиково-белые бока и окна зеркальным блеском стрельчатые.

Улицы знакомые с детства. Вот и поворот на его. Ворота высокие деревянные полукругом и калитка в них скрипучая. Тропинка к дому среди сугробов. Дверь. И она, бабушка. Целует, слёзы текут по мягким щёчкам пышечками. Затекают в рот. Андрюшечка, мальчик мой! Волосы серебристым венчиком кудрявые вокруг любимой головки. На колени опустился, и целовал руки. Такие хлебным мякишем с загорелой корочкой. И вся она такая ладная сама. Вот схватил бы и кружил, таскал по всем комнатам бесконечно. На рояль бы в углу уложил. Чёрный, с вороным блеском. А с картины бы со стены лаково. Из рамы тяжёлой прабабка бы строго глянула. Что ж ты, милый, творишь -то?

После обеда, куриной лапши в старинных тарелках мейсенского фарфора. С золотым витым ободком и цветочками меленькими голубыми по краю. Пошёл к ней. Постоять, посмотреть, вдруг занавеска оттянется и глаза как вишни увидеть можно будет. Она замужем. Сломал себя. Позвонил в звонок дребезжащий. Отошла дверь на самую щёлочку. Схватил её, прижал к себе и держал, не отпускал. Только ножки маленькие в воздухе болтались. Как я долго этого ждал! Целую вечность!