В дороге

   Он остановил такси, рассчитался и побрел пешком в сторону вокзала. Медленно, не спеша шел он по старинному проспекту... Уличная суета вокруг все никак не унималась - люди, машины... внимательные и подтянутые гаишники...
   Он любил этот город, в нем живы были еще ощущения своего детства, сохранившиеся прочно в сердце, в разуме. Казалось, даже запахи прошедших, далеких лет пробиваются порой сквозь весь этот смрадный смог, гул современности, щекочут его ноздри, прочищают легкие. К зданиям позапрошлого века человек, конечно же, приложил свою руку, и не единожды, но, в основном, вмешательства эти были бережными, и, ежели наплевать на рекламные уродства и обилие пластика на козырьках подъездов и в окнах домов, старый город сохранил таки свое, пусть и загримированное лицо.
   Каким же широким казался этот проспект в том далеком его детстве... Желтые "Икарусы" плыли по нему, как огромные, спокойные корабли, аккуратные такси, и под стать своим авто, таксисты... Теперь уже не то - суета, теснота. Не то, что припарковаться, яблоку упасть негде.
   - Плодимся и размножаемся, хвала Господу, - подумал он. Вот в эту "Оптику" он въезжал когда-то на плечах своего старшего, уже такого большого и сильного, брата. Копеечные пирожные-корзиночки и кофе с молоком из ведерной кофеварки-нержавейки в кафетерии неподалеку...
   - До корзинок додумался, проголодался, что ли?- сообразил он.
   А в от к этой розовой и теперь стене он, юный оболтус, прижал глазастую девушку и предложил ей руку и сердце. Когда это было? Наверное, ранней, теплой еще осенью. Они шли в кино. Только вышла в прокат "АССА"...
   - Старею,- подумалось. Он шагал не спеша, машины ползли еще медленнее, спотыкались о бестолковые светофоры, с трудом и нервами разъезжались на забитых перекрестках.
   - Правильно, что таксиста отпустил... Город, вечно юный, спешащий куда-то город... За поворотом блеснул золотом в закатном солнце шпиль нового здания вокзала. - Ну, еще чуток, - сам себя пришпорил он.
   
   -Вы выбираете?.. - услышал он голос у себя за спиной. Обернулся. Стоявший позади человек, смотрел на кофе-автомат мимо него.
-Вы выбираете? - повторил незнакомец.
-Да нет, эта железяка, похоже, неисправна, - ответил он, - взгляните, приготовление напитка идет, а внутри даже стаканчика нет...
    -Посадка в пассажирский поезд №... будет производиться на втором пути второй платформы, - возвестил официальный голос по монотонно гудящему вокзалу.
   - Ясно, - негромко вымолвил оставшийся без кофе человек, отвечая, очевидно, и ему, и официальному голосу.
Толпа в зале ожидания зашевелилась. Люди поднимались с жестких диванов, оставляя им и последующим ожидающим, тепло своих тел, навьючивали на себя всевозможную поклажу - огромные баулы, сумки поменьше; подгоняли засидевшихся, усталых детей и, кто по-одному, кто компаниями, семействами тянулись к широким дверям, ведущим в подземный переход.
   -Уважаемые пассажиры и гости города, посадка в пассажирский поезд №... будет производиться на втором пути второй платформы, - повторил женский металлический голос.
   Герой наш путешествовал налегке, в руке его был лишь небольшой портфель, плотно утрамбованный самым необходимым в недолгой поездке набором вещей. Терявший остатки бодрости, случайный его собеседник вышагивал поначалу рядом, но постепенно людской поток оттеснил его к противоположной стене перехода. Сырые, слабо освещенные ступени, ведущие вверх, и вот на перроне серьезные, сосредоточенные пассажиры забираются в вагон, исчезая в полутемном тамбуре. Проводница добросовестно окунала свой нос в документы каждого входящего, приветствовала, называла номер места.
   -Здравствуйте, - сказал он вежливой хранительнице вагонного уюта. Обаятельная дама в форме ответила ему лишь сдержанным наклоном головы, огласила номер его места, станцию прибытия и сунула в теплую его ладонь паспорт и билет.
Под ногами скрипнули ступени, похожим звуком отозвалась открываемая дверь, и он утонул в теплой тишине вагона. Место ему досталось верхнее и, сразу раскатив матрас и забросив свой портфель на багажную полку над ним, он уселся у окна, пребывая пока в одиночестве. Вверху где-то, похрипывая, вещало радио, он не слушал.

   - Отрезвлять я тебя, конечно же, буду, но ты и сам здорово не увлекайся, - сказала она в недавнем разговоре.
   - Не увлекайся... непросто, милая, дышать с тобой одним небом и оставаться при этом с ясной головой... Очень непросто.

   В полу-купе, тяжело дыша, ввалилась грузная, немолодая дама.
   - Приоткройте мне, пожалуйста, этот сундук, - указала она на вместилище под нижней полкой,- я вещи сразу уберу.
Он встал, поднял мягкое сиденье и без должного трепета сам впихнул в тесный ящик нелегкое, клетчатое добро сопящей усердно дамы. Попутчица перевела дух, расстегнула пальто и уселась напротив. Толстые стекла очков, уставший взгляд, тяжелое дыхание...
   -Уморилась тетка... любопытно, а как скоро ей выходить?..
   - Вы про чай не узнавали, молодой человек?- спросила дама
   - Нет, - коротко ответил он и отвернулся к окну.
   - Тронемся, пойдите, узнайте, - выдохнула она и прибавила - будьте добры...
Он промолчал в ответ.
   - До отправления поезда №... осталось пять минут, просьба пассажирам занять свои места в вагонах, - глухо донеслось с перрона.
   - Веселая компания подобралась,- подумал наш герой, краем глаза взглянув на соседку. За тонкой перегородкой слышалась аккуратная, сдержанная возня. Приглушенные голоса судачили о чем-то, похрипывало радио под потолком, по проходу проследовали двое милиционеров. Совершенно неожиданно в проеме возникла девушка. Трепетное очарование с белокурой челкой, выбившейся из-под вязаной шапочки, ясные глаза. В руке клетка-переноска, то ли мелкая собака, то ли кошка внутри, через плечо небольшая дорожная сумка.
   - Добрый вечер, прощебетала голубоглазая особа.
   - Здравствуйте,- сипнула дама. Он молча кивнул и опять уставился в окно.

   - Пассажирский поезд №... отправляется со второго пути... - еще глуше донеслось с перрона. Локомотив дал гудок и состав, лязгнув всем своим тяжелым железом, тронулся.
   - С Богом, - сказал наш герой. по-прежнему глядя в окно. Дама и девушка лишь молча обернулись на него.
   По ту сторону окна проплывали озябшие фермы железнодорожного моста, река под ним поблескивала серым холодом. Одинокий, мощный прожектор осветил ненадолго сумрачное нутро вагона, девушка, сидевшая рядом с грузной дамой, опустила голову, очаровательная челка слегка качнулась. Дама сердито блеснула в ответ прожектору серьезными стеклами своих очков. Поезд покачивался на стыках и стрелках дорожного полотна.

   - "И, если б дали мне в удел весь шар земной, с каким бы счастьем я владел тобой одной," - пропел он когда-то строчку из Градского.
   - Несбыточные мечты? - спросила она.
   - Несбыточные или несбывшиеся? - уточнил он.
   - Ну, это смотря о чем мечтать, - и все та же пьянящая улыбка.

   - Молодой человек, вы пообещали раздобыть чай,- вернула его в реальность дама.
   - Обещал? - подумал он, поднялся и вышел из полу-купе.
Проводница мотнула головой в сторону горячего титана, выдала ему стаканы в потертых подстаканниках, заварку и сахар. Спустя пару минут с наполненными кипятком стаканами он вернулся к своим попутчицам. Девушка сидела уже напротив дамы, у окна.
   - Спасибо, я же не просила чай, - вновь прощебетала она небесным своим голоском и сдержанно улыбнулась.
   - Как знаете, - ответил он, выставляя стаканы на стол.
Из-под стола, из тесного своего узилища утробно мяукнул кот.
   - Кот... - подумал он, - все лучше, чем собака, скулежа меньше.
Девушка негромко говорила что-то под стол своему питомцу, тот, слушая хозяйку, притих. Наш герой, взяв свой стакан, уселся рядом с юной особой. Дама напротив едва заметно улыбнулась. Девушка резко выпрямилась, серьезно и строго посмотрела на него.
   - Дистанцию устанавливает, - решил он. - Не стоит утруждать себя, мой ангел, не до тебя мне сейчас.
Кот снова подал голос из подстольной темноты. Чай уже немного подостыл, и он опорожнил свой стакан достаточно быстро. Молча посидел немного, подумал о чем-то своем. Дама с некоторым любопытством посматривала на своего попутчика, поправляла на элегантном некогда носу массивные свои очки. Девушка основательно была занята котом.
   Не дождавшись проводницы, он вновь вышел в коридор. В служебном купе та изучала какие-то бумаги, аккуратно сложенные на столе. Подняла на непрошенного визитера отсутствующий свой взгляд, выслушала просьбу, молча выдала комплект постельного белья. Он вернулся в свое полу-купе.
   - Извините, - сказал - укладываться буду.
Растянув кое-как по матрасу простынь и , напялив на подушку белую, словно сорочий бок, наволочку, он взобрался наверх. Улегшись на живот, считал мелькающие за мутноватым стеклом столбы. Сон понемногу обволакивал его сознание, туманил бегущую за окном картинку.

   
   Они встретились в условленном месте, он взял ее руки в свои. - Какие прохладные ладошки, - подумал, и прикоснулся к ним губами.
   - Ну что ты? - не отнимая рук, негромко сказала она, - идем, тут кафешка неподалеку.
На небольшой площадке, под грибами полинялых зонтов, стояли несколько столиков летнего кафе. Оставив спутницу у одного из столиков, он отправился к стойке. Купил сок. Выдавая ему пластиковые стаканы, девушка-бармен без особого энтузиазма взяла деньги, отсчитала сдачу.
   - Неинтересны бармену трезвые посетители, - подумал он и отвернулся от стойки. Она внимательно смотрела на нежданного своего кавалера, не отводя серых глаз, пока тот шел к столу.
   - Сводишь ты меня с ума, дорогуша, - подойдя, он споткнулся об одну из разлапистых ног стола, улыбнулся. Какое-то время друг против друга они сидели молча. Он держал в своей руке потеплевшую уже ее ладошку.
   - Ты знаешь, у меня гостей сегодня полон дом, - первой заговорила она, - родственники пожаловали на выходные, детвора с ними... Непросто было вырваться.
   - И времени у тебя, конечно же, в обрез? - спросил он.
   - Да нет. Посидим, поговорим, - улыбнулась она.
   - Как твои дети, не огорчают? - спросил он.
   - Хм, - качнула она головой, - не особо я им уже нужна, выросли девочки...
Она что-то рассказывала еще, но он уже не разбирал ее слов. Видел лишь перед собой милое ее лицо, эти серые, гипнотизирующие глаза. Она говорила тихо, смотрела на него, временами отводила взгляд, осматривалась вокруг.
   - Ты, конечно же, изменилась за эти годы, - думал он, - мы изменились... но, глаза твои все те же, та же плутовская искринка в них, нежные твои губы... наваждение какое-то...
   Он встрепенулся. Азиат у тандыра ворочал запеченных кур и семафорил выразительно глазами в сторону их столика.
   - А что ты хочешь, чтобы я всегда ждала тебя у окошка? - спросила она, и лукавинка пробежала в сером, пьянящем ее взгляде. Он ответил что-то непонятное самому себе.
   - Ты только не обижайся, - сказала она, - но не хочу я пока замуж. Да и ты ведь несвободен. Лучше совсем не думать об этом ... Расскажи лучше, как твои дети?..
И теперь он уже повел свое повествование, и все то же выходило - дети выросли, на кой я теперь им сдался... Так они делились каждый своим, и ни словом не обмолвились даже - она о бывшем муже, он о жене...
   - Люблю тебя, - прошептал он. Она замолчала. Он вновь взял в свои руки ее ладошки, поцеловал их, слегка привстав. Она не проронила ни слова.


   - Вы знаете, - бубнила внизу дама, обращаясь, судя по всему к девушке с котом, - за что мы не любили коммунистов? За то, что они всех нас сделали одинаково нищими...
   - Ну, зачем я проснулся?.. - мысленно простонал он. Дама продолжала свой монотонный антисоветский бред. Девушка ошалело, едва понимая, о чем идет речь,  хлопала ресницами.
   - А эти каши!? Да мы их не кушали никогда, - и очередная порция непонятных откровений.
   - Нет, ну зачем я проснулся? - он накрылся одеялом с головой. Приглушенные уже слушал воспоминания дамы о своих тевтонских предках, ворчание на теперешние темы. - Н-да, накопилось у вас, матушка, - и он еще плотнее укрылся одеялом, затих бездумно.
   Какое-то время спустя, до него дошло, что слушает он уже лишь перестук колес под брюхом вагона. Дама иссякла. Он осмотрелся и спрыгнул вниз. Кто-то из попутчиц приопустил уже дермантиновую штору на окне.
   - Как ваш зверь? - поинтересовался у девушки, - ему тоже не спится?
   - Конечно, - вдруг оживившись, ответила та, - вы знаете, мы кастрировали его недавно.
   - Кто это "мы"? - мысленно осведомился он. А девушка продолжала рассказывать.
   - Он у нас неприкаянный какой-то. Передаем его с рук на руки. Молодой еще, восемь месяцев всего.
   - Самое время для жестокого оскопления, - подумал он.
   - Теперь вот к бабушке везу, - не унималась девица, - А та поставила условие - будет дома метить, выброшу на улицу... Пришлось к ветеринарам вот.
   - Своеобразное у вас семейство, юное создание, - продолжал он  мысленный свой диалог с девушкой. Дама сидела напротив молча и не вмешивалась в разговор. Переживала, должно быть, в глубине души отголоски своих антисоветско - тевтонских страстей. Кот, решив поддержать беседу, несмело мяукнул из-под стола.
   - А что, дамы, ежели нам всем здесь не спится, давайте еще по стаканчику чая, - бодро предложил он.
   - Я откажусь, выдавила дама.
Девушка лишь отрицательно повела прелестной своей головкой.
   - Как угодно, - улыбнулся он, и махнул обратно наверх, под свое одеяло.
Спустя пару минут, попутчицы внизу молча зашевелились, готовили себе постели.
   - Все, тишина, - решил он, - не сдюжили больше неугомонные.
Считать за окном было уже нечего, мешала опущенная штора, и он тупо уставился в  бледно горящий светильник в проходе.

   - Понимаешь, а я ведь всегда был уверен, что ты - родственная душа, - задумчиво вымолвил он.
   - Да не можем мы говорить ни о какой любви, - возражала она, - ты мой друг, очень хороший друг, поверь. Какое еще родство душ тебе нужно?.. Раньше все это нужно было прекратить, все эти твои фокусы с любовью. Я очень не хочу терять друга... В который раз прошу тебя - не нужно о любви.

   Он проснулся. За окном, в утренних сумерках проносились облезлые, едва прикрывшиеся снегом, перелески. Дама отрешенно смотрела в голубую, пробуждающуюся даль. Пустой, одинокий стакан на столе мелодично позванивал болтающейся в нем ложечкой. Девушки с котом уже не было. Он отвернулся к стене, выудил из-под подушки телефон, и набрал ее номер.
   - Мерзкое чувство... Ты прости, наверное, испортила тебе настроение. Нервы... Да ты еще правды захотел. Простишь?..
   - Я не вправе судить тебя, - чуть помедлив, отозвался он, - а уж тем паче прощать или не прощать. Настроение - штука поправимая. Только ты пойми, глупая, не в твоей власти запретить или разрешить любить... Однако, молчать об этом, чтобы не раздражать тебя, мне вполне по силам. Знаешь, милая, а ведь это, как будто зуб здоровый по ошибке выдернули - досадно и больно... Прости, моя хорошая.
   - Главное, что мы друг друга услышали, - помолчав, почти прошептала она, - доброе утро...