По одному из старых поверий, прежде чем душа попадёт на небо, где её будут судить за её мирские проступки, она должна прожить две человеческие жизни. Реинкарнация, духовный опыт, называйте как хотите. Две жизни и каждый раз новая история. По поверью это нужно для того, чтобы определить истинную сущность души. Если в это поверить, или хотя бы гипотетически допустить такую возможность, то получается, что у нас в рукаве есть ещё парочка козырей. Остается надеяться, что нам хватит мозгов не повторять одни и те же ошибки снова и снова.
Хватит ли силы, в этот раз сделать всё правильно? Исправить то, что не смог исправить в прошлой жизни. Разбитую вазу не склеить, чтобы не было видно трещин, но её можно вылепить заново. Возможно это всего лишь красивая легенда, а возможно и нет, не мне судить, но если ты готов поверить, то возможно, у тебя будет ещё один шанс всё исправить.
“Джессика”
Солнце изо всех сил испепеляет город ангелов. Я возвращалась с очередного концерта, уставшая но довольная. В моей крови медленно растворялась гремучая смесь препаратов, хорошо сдобренная изрядным количеством алкоголя. Солнце отражается в стёклах очков прада, которые я позаимствовала у своей подруги. Справедливости ради нужно отметить, что эта сучка мне никакая не подруга, у меня вообще нет друзей. Конечно, найдётся парочка людей, которые считают себя моими друзьями, но это не так.
В ушах до сих пор гремят заводные ритмы соло гитары. Я всегда питала слабость к гитаристам, с их умелыми пальчиками. Они всегда знают, как доставить девушке удовольствие. Наверное, по этой причине я и не могу отказать никому из них. Помню ещё в девятом классе, попав на концерт одной из местных групп, я отсосала гитаристу в туалете клуба «Fast». Это был первый в моей жизни минет, я даже толком не знала, что делать, но моя внутренняя шлюшка подсказала, что к чему. Он был доволен. Сейчас у меня уже изрядный опыт в этих делах. Что поделаешь, рокенрольная жизнь накладывает некоторые обязательства.
Вот он дом, милый дом. Небольшая однокомнатная квартирка, на стенах весят плакаты известных групп. Я делаю себе чашку кофе, и закуриваю сигарету. Сил практически нет, нужно ложиться спать.
Шесть часов вечера, тусовщики, торчки, музыканты, вся элита так называемого андеграунда просыпается, чтобы с новыми силами зажечь эту ночь. Сегодня в клубе «Safe» очередной концерт, я обязательно должна туда попасть, но для начала нужно привести себя в порядок. С чего бы начать? На журнальном столике осталась ещё пара дорожек, начну с них. Потом холодный душ, из колонок на полной громкости
доноситься «Highway to hell» - AC-DC, что тут сказать, люблю классику. Потом макияж, ядовито красная помада, тушь. Любимая футболка RAMONES завязанная узлом, обнажающая живот и подчёркивающая солидную, упругую грудь, коротенькая юбка как у школьницы, и парочка черных чулок. О да сучка, тебя будут хотеть все. Пару минут у зеркала и можно идти.
Я встречаюсь с подругой у входа в «Safe», да-да именно той у которой я позаимствовала очки, и которая мне вовсе не подруга. Она выглядит как последняя шлюха, наверное, хочет составить мне конкуренцию. На ней белая рубашка завязанная в узел обнажающая грудь третьего размера, коротенькие джинсовые шортики, и чёрные чулки. Волосы собраны в два игривых хвостика, она напоминает развратную школьницу. Мы ловим на себе похотливые взгляды.
На дверях стоит огромный чёрный парень, очередь движется очень медленно, но мы не собираемся простоять весь концерт на улице. Мы подходим к охраннику, к тому самому чёрному великану. Он ломается и не хочет нас пропускать. Мы стоим так пару секунд, а потом моя подруга показывает ему сиськи, двери открываются.
В клубе полно людей, но они нас не интересуют. Мы работаем по старому сценарию, нам нужно пробраться в гримёрную к музыкантам. И снова мы сталкиваемся с охранником, но на этот раз никакие сиськи не помогут, будь они даже десятого размера. Эти парни совсем другой породы, им нужно кое-что другое. Я жду за углом, пока моя подруга обработает этого верзилу. Через пять минут мы попадаем в гримёрку.
Это совершенно другой мир, не побывав в нём, ты просто не поймёшь что к чему. Кожаные штаны не прилично обтягивающие
причинные места, бутылки Jack Daniel’s, и белый порошок, расфасованный солидными дорожками. Сегодня ночью будет жарко.
Не проходит и десяти минут, как накачанный малый с длинными волосами, который играет на гитаре, запускает в меня свои пальцы. Он точно знает, что нужно делать. Я беру со стола бутылку виски, и даю ему выпить, он делает добротный глоток, я тоже хорошенько к ней прикладываюсь, и сажусь на него сверху. Нам плевать на всех кто есть в комнате, я чувствую его в себе. Поворачиваюсь к подруге и вижу, что она играет на инструменте вокалиста, старательно полируя его.
Начинается концерт, музыканты собираются. Я провожу рукой по его щеке, и желаю удачи, он целует меня и обещает посвятить мне песню. Мы сделали всё что запланировали. Я и Трикси остались вдвоём в комнате. Мы переглядываемся, и понимаем друг друга без слов. Я подхожу к ней, и вытираю капельку любви в уголке её рта, она невинно словно настоящая школьница пожимает плечами.
На журнальном столике остались лежать куча вкусняшек. Пара дорожек кокаина, пригоршня марок ЛСД, пара ампул мискалина, и конечно же героин. Это словно долбанный новый год. Мы с Трикси вынюхиваем по дорожке, а потом переходим к тяжелой артиллерии.
Когда концерт закончился, и музыканты вернулись, то нашли нас в усмерть обдолбаных, развалившихся на кожаном диване. Парни оказались не промахи, и закинувшись остатками дури, присоединились к нам.
Я прихожу в себя уже дома. Мы с Трикси лежим на диване, она абсолютно голая, я чувствую жар её бёдер. Всё происходит само собой, моя рука проскальзывает ей между ног, и поглаживает её. Трикси медленно открывает глаза. Её макияж частично стерся, но
это лишь подчёркивало её красоту. Она проводит рукой по моей щеке, я целую её в губы. Она зажимает мою руку между своих ног, и кусает меня за ухо. Я чувствую, как она увлажняется.
Три часа дня, я сижу на кухне, пью кофе и курю сигарету. Трикси вызвав такси, и уехала домой. Да уж, безумная выдалась ночка, как собственно и утро. Сейчас бы глоточек виски, и тут я вспоминаю, что у меня где-то должна была остаться заначка. Я нахожу виски под диваном, rock’n’roll продолжается.
Скомканное состояние, пожалуй не стоило пить виски. Валяюсь на своем стареньком диване, и смотрю на плакат Нирваны, сквозь колонки на полной громкости играет ‘Rape me’. Интересно, не мешаю ли я своим соседям, мне конечно плевать на них, но за всё то время пока я здесь живу, они не разу не пожаловались. Может они сдохли? Я представляю как лежу в своей квартире, а за стеной лежат холодные тела моих соседей. Не знаю почему, но эта мысль вызывает у меня дикий приступ смеха.
Выхожу на веранду, собственно ради неё я и снимаю эту квартиру, отсюда открывается неплохой вид на город ангелов, особенно на закате. Если сидеть здесь достаточно долго, то можно увидеть, как меняется город. На смену солнечному весельчаку в гавайской рубашке, приходит плохой парень в чёрной кожанке, с длинными чёрными волосами, небрежно развалившимися по плечам, и в чёрных очках.
Иногда мне надоедает вся эта безумная жизнь, и мне хочется до боли банальных вещей, посидеть вечером дома перед телевизором с бокалом вина. В такие моменты я прихожу сюда. Мне нравиться как теплый ветер играет моими волосами, нравится чувствовать его прикосновение на своей коже. Мне очень нравиться L.A. на закате.
Сегодня в клубе «Jazz» будет акустический концерт. Такие мероприятия нравятся мне по двум причинам. Во-первых, акустическая музыка просто шикарна, только не подумайте, мне нравиться жужжание электрогитары, разрывающее тишину, но в акустике есть какая-то неповторимая чувственность. Во-вторых, парни играющие акустическую музыку, очень чувственные любовники, знающие абсолютно всё об оральном сексе.
С Трикси мы встречаемся у входа в клуб в начале восьмого. Мы заходим в туалет и пудрим себе носик, хорошо, что у меня ещё осталась пара грамм пудры. Я снова чувствую себя бодрой, и готовой оседлать кого угодно, а вот с Трикси похоже что-то не так. Она стоит пошатываясь, а из носа у неё течёт кровь. Я спрашиваю, как она себя чувствует, но она не отвечает. Её взгляд направлен куда-то в пустоту, она словно смотрит сквозь меня. Её губы шевелятся, но она ничего не говорит. Вдруг словно подкошенная она падает на кафельный пол. Я бросаюсь к ней, ложу её голову себе на колени и придерживая её, свободной рукой набираю девять один, один.
• • •
Монастырь святой Марии. Главный зал абсолютно пуст, наш взгляд скользит по пустым деревянным скамьям, которые блестят в лучах света. Возле входа стоит резервуар с прозрачной как слеза, холодной, святой водой. В противоположном конце зала, у алтаря на коленях стоит монашка. Она скрестила руки на груди, и перебирая чётки читает молитву. Её голова смиренно опущена, а глаза закрыты. Пышные алые губки еле шевелятся от произносимого заклинания. Вдруг одна из рук отстраняется, и опускается вниз. Она ныряет под черный покров ткани.
Вторая рука по-прежнему остается на месте, но она уже не перебирает чётки, а гладит грудь. Рука которая находиться под одеждой, начинает судорожно дёргаться. Единственным что до сих пор остаётся неизменным, так это лицо монашки. Наш взгляд концентрируется на нём, и мы замечаем под всей этой черно-белой одеждой красивую, молодую девушку. У неё острое овальное лицо, пухлые алые губки, длинные ресницы, на щеках еле заметен слабый оттенок румянца. Девушка начинает тяжело дышать, и вдруг она поднимает голову, и открывает глаза. Они кажутся неимоверно большими и красивыми. Она смотрит на фигуру распятого Христа с такой похотью и желанием, что кажется, словно ещё немного, и он сойдёт с креста, чтобы впиться в эти губы. Монахиня наращивает тем, руки работают во всю, лаская грудь и пару сладких губ. Девушка начинает стонать, сначала едва слышно, но с каждой секундой всё громче и громче, срываясь на крик, который эхом раздаётся по залу, отражаясь от пустых стен. В этом крике мы можем различить какие-то слова, но чтобы их понять, нужно прислушаться. Мы концентрируем внимание, и понимаем, что монашка кричит: «Да Господи, да Боже, наполни меня своей благодатью, наполни меня». После этих слов она стихает, и чуть ли не лбом касается холодного пола. Молитва которую она читала всем своим телом окончена. Монашка встаёт, вытирая вспотевший лоб рукой. Она снимает чепец который был у неё на голове, и из под него лавиной выливаются пряди огненно рыжих волос. Её лицо кажется нам знакомым, мы пытаемся вспомнить, где могли видеть эту девушку. Перебираем картотеку нашей памяти, и наконец-то находим нужное имя Джессика. Девушка встаёт поправляя костюм благочестивой монашки, подносит к губам два пальца,
указательный и средний, целует их и делает вид, словно прикладывает их к губам висящего на кресте Христа.
• • •
Как же надоели мне эти тупые монахини, с их тупыми правилами. Невесты Христа мать их. Что ж это за невесты такие которые сексом не занимаются и живут словно…Джесс долго перебирала в голове подходящие слова, но кроме как “монашки” на ум ей ничего не пришло…и живут словно монашки. Так ведь со скуки можно и Богу душу отдать, а там на правах жены уже пуститься во все тяжкие. Заставлять муженька превращать воду в вино, да исцелять мою бедную головоньку поутру.
И как я вляпалась в эту сраную историю? Ни музыки, ни виски, ну дура! Вот если бы мамаша узнала, что её негодная дочь в монашки подалась, со стула наверное упала бы. Да, я бы хотела взглянуть на её лицо, когда ей сообщат эту новость. Наверное, первая её мысль будет такой: «Неужели эта блудница взялась за голову, и отдала себя на милость господа нашего».
На хрен всё, нужно думать позитивно. Что здесь есть хорошего, ну кроме чашки вина за обедом, жаль конечно что мы причащаемся не стаканчиком виски, но вино однозначно лучше чем ничего. Так сучка соберись, не отвлекайся. Бля как же хочется Jack Daniel’s. Нет, соберись, вспомни как говорил тебе куратор: «Алкоголь это оружие сатаны, созданное дабы развратить светлые души».
Вспомнив это выражение, Джессика залилась звонким смехом.
И так не отвлекаемся и думаем, что здесь есть хорошего? И вдруг в сознании всплывает настоятель монастыря отец Дориан. Я бы затащила
его в постель, и показала, на сколько из меня плохая монашка. Что–то я постоянно думаю о сексе, хотя попробуй тут не думать когда ты пол года монашкой отрубила, и к тебе не то чтобы не притронулся никто, а даже взгляд в твою сторону никто не обратил.
Сейчас бы выбраться на концерт, встретиться со старыми знакомыми, дёрнуть по рюмочке. Ничего скоро я отсюда сбегу, ещё немного и мой адвокат закроет дело, тогда я буду абсолютно свободна. Мне не нужно будет изображать из себя прилежную девочку Highway to hell, вот это моё.
• • •
Не уютный, холодный холл больницы. Вокруг снуют какие-то люди, я сижу и жду доктора. Трикси забрали сразу в реанимацию. Нет это не мог быть кокс, я ведь тоже нюхала, но со мной всё в порядке, наверное что-то не так с этой сучкой.
Не знаю сколько прошло времени у меня нет часов, наверное, не меньше часа. Где же этот грёбанный доктор? Каждый прохожий коситься в мою сторону, я хорошо знаю эти взгляды. Чёрт даже попав в больницу люди подчиняются своим тупым инстинктам. Я замечаю что парнишка стоящий в паре метров облизывает меня своим взглядом. Я больше чем уверена, что мысленно он уже поимел меня во всевозможных позах.
- Что ты смотришь мудак? Тебе здесь ничего не светит, проваливая пока я не начистила тебе рожу – кричу я довольно громко. Смущенный парень отворачивается и куда-то уходит.
Наконец-то появляется доктор, вот только он не один, а в сопровождении копов. Чёрт, нужно было уходить, когда была такая возможность. Теперь меня точно заметут, проноситься у меня в голове.
Во мне просыпается талант актрисы, я делаю неимоверно тревожное выражение лица, и пытаюсь сойти за заботливую подругу.
- Ну что там доктор? Скажите же с Трикси всё в порядке?
Мне не нравится выражение его лица.
- А вы собственно кем приходитесь для…
Доктор выдерживает драматическую паузу.
- Я её подруга, лучшая подруга. Мы собирались немного развлечься, сходить на концерт, а тут такое. Я чуть с ума не сошла, когда Трикси упала на пол словно подкошенная. Ну же доктор скажите как она, с ней всё в порядке?
По-моему выглядело вполне убедительно, и Оскар получает Джессика, за лучшую женскую роль первого плана, зал взрывается аплодисментами.
- Мне очень жаль, ваша подруга скончалась, примите мои искрение соболезнования.
Эти слова вгоняют меня в ступор, я не ожидала такого.
- Что, но из-за чего?...едва слышно спрашиваю я.
- Остановка сердца. Мы сделали всё что могли, боролись за неё до последнего, но она…мне очень жаль.
Доктор продолжает что-то говорить, но я его уже не слушаю. Словно контуженная сажусь на скамью, достаю из сумочки сигарету и закуриваю.
‘Здесь нельзя курить’ – доноситься до меня слова доктора, словно он стоит где-то очень далеко. Я не слушаю его, мне глубоко плевать, можно здесь курить или нет. Доктор продолжает говорить, но в итоге видит, что его слова не долетают до меня. Он что-то говорит копам, и
уходит. Один из них невысокий белый парень с недельной щетиной, берёт меня под руку и пытается поднять.
Я одёргиваю руку, и смотрю на него с такой ненавистью, что он даже делает шаг назад.
- Мем, нам нужно задать вам парочку вопросов, проследуйте с ними в отделение.
Немного усмирив свой пыл, я спрашиваю, не подождут ли эти расспросы до завтра. Переходя на более снисходительный тон, всё тот же невысокий коп отвечает мне: «Я понимаю в каком вы сейчас состоянии, и всё же мне нужно задать вам пару вопросов».
- Вы меня в чём-то обвиняете? Раздраженно спрашиваю я.
- Это стандартная процедура, у вашей подруги найдены следы наркотических препаратов в крови.
- Я ничего не знаю по этому поводу.
- И всё же давайте проследуем в отделение.
- Что ты заладил как попугай, проследуем в отделение, проследуем в отделение, проследуй на ***!
После этих слов я понимаю, что это был не лучший сценарий развития событий. Коп смотрит на своего напарника и говорит ему: «Ладно, забирай её и поехали». Тот по-видимому ещё молодой тянется ко мне, но не успевает. Я вскакиваю с места, и со всей силы бью коленом ему в пах. Бедолага сгибается пополам. Я начинаю бежать.
Мне не удаётся добежать даже до стойки регистрации, второй коп, который настаивал на поездке в участок, догоняет меня и хватает за руку. Разворачиваясь я пытаюсь его ударить сумочкой но он уклоняется от удара, скручивает руки мне за спиной, и одевает наручники.
Все взгляды прикованы к нам, да уж такого цирка наверное ещё никто не видел. Я поворачиваюсь к зевакам и покрываю их проклятиями. Коп дёргает за наручники, и велит мне угомониться, я посылаю его. Он зовёт своего напарника, тот ковыляет в нашу сторону, мы уезжаем.
Патрульная машина, заднее сидение, мы едем в участок. Это далеко не первый раз когда меня забирают, я даже знаю как нужно сидеть, чтобы наручники за спиной не давили. Кроме треска рации ничто не нарушает тишину. Молодой коп, котором я врезала по яйцам сидит, на пассажирском сидении и потирает пах.
- Ну что знатно тебе досталось, подкалывает его напарник.
- Я бы на тебя посмотрел, если бы эта сучка тебе врезала.
Я решительно не собираюсь молчать.
- Это ты кого сучкой назвал ублюдок.
- Да заткнись ты там, - отзывается молодой.
Мы начинаем обмениваться любезностями.
- Я бы на вашем месте укротил свой норов, вы и так в незавидном положении оказались, - говорит мне второй коп.
- Да и что же я такого сделала?
- Ну как минимум нападение на офицера при исполнении, сопротивление задержанию, мне продолжать?
- А что есть что продолжать?
- Не знаю, это вы мне скажите, как думаете, если взять у вас кровь на токсикологический анализ, мы обнаружим что-нибудь интересное?
- Да пошел ты?
- Так я и думал.
- Не будь уродом, у меня подруга умерла.
- Я вам сочувствую, но это не повод бросаться на людей.
Я замолкаю, дальше мы едем молча.
• • •
Моя келья напоминает тюремную камеру, небольшое окошко, сквозь которое на пол падают одинокие солнечные лучи, жесткая кровать, от которой болит спина, практически пустой шкаф возле стены, и распятие на стене, с которого день за днём вот уже пол года на меня смотрит Иисус. Я не представляю, как здесь можно жить. Поначалу мне это казалось даже забавным, наряд монашки, жизнь в монастыре, словно какая-то ролевая игра, но все оказалось не таким, как я думала.
Роуз Мак’милан, мать настоятельница, мать её. Она невзлюбила меня с первого взгляда, и это чувство было взаимным. Самое обидное, что ей не понравилась не я, а мой образ. Когда меня привезли, я была абсолютно чиста, не употребляла больше месяца. Легкий макияж, длинное льняное платье, такая себе пай девочка. И вот выхожу я из машины, воздух чистый, солнце светит, я вся такая прилежная и правильная вокруг никого. Я достаю из пачки сигарету подкуриваю, делаю первую затяжку, оборачиваюсь и вижу её. Роуз стоит у входа в храм, и смотрит на меня, таким испепеляющим взглядом, что я невольно закашлялась.
Ну подумаешь мать твою сигарета, можно подумать Иисус не закурил бы от такой поганой жизни. В общем, с той самой секунды у нас с Роуз завязались самые “теплые и дружеские” отношения. Она была цербером, охранявшим залежи монашек.
Её отношения с остальными монахинями были самыми разнообразными. Кто-то её боялся, кто-то относился с уважением, лично мне были до лампочки её едкие замечания в мой адрес, и не скрытое
призрение. Для Роуз я была наглядным примером того, насколько низко может пасть девушка.
Сестра Джессика приведите себя в порядок, это ненадлежащий вид для дочери господней, любила повторять она, перебирая в руках чётки. При этом лицо её принимало такое выражение, что мне хотелось со всего размаху двинуть по этой гнусной роже. Моей матери, старуха Мак’милан пришлась бы по вкусу. У них нашлось бы много общих тем для разговора, но любимым объектом для обсуждения стала бы я. Моя мать и Роуз были чем-то похожи, и это бесило меня ещё сильнее.
Помню однажды прогуливаясь по саду я ушибла ногу об лавочку, и по привычке начала ругаться, понося этот мир почём зря, и естественно в этот момент Роуз оказалась рядом. После этого инцидента она заперла меня в кельи на пару дней, якобы молиться о спасении своей нечистой души. Ага щас, эти два дня я успешно валялась на кровати, и делала журавликов оригами из вырванных в библии страниц.
В общем, жизнь протекала неимоверно скучно, и не радовала меня практически ничем. С этим нужно было срочно что-то делать, и у меня в голове созрел коварный план. Тело изнывающее от нехватки ласк просило, кричало, требовало чтобы им немедленно кто-то занялся, и я нашла себе жертву. Нет, это был не отец Дориан. Он конечно был не плох, очень не плох, и я с удовольствием затащила бы его в кровать, но в данной ситуации у меня пожалуй было больше шансов с Роуз, чем с ним. Не знаю, что было не так с этим мужиком, наверное, он был просто не от мира сего.
Так вот, жертвой которую я себе наметила, была сестра Эмбер. Она была молодой красивой девушкой двадцати пяти лет, с по детски милыми чертами лица, сочными губами, и пышной грудью. Живи она в реальном
мире, то не знала бы отбоя от парней, и запросто могла стать моделью. Но здесь, в этом мифическом мире монашек, она была застенчивой, кроткой и покорной. И чем дольше я наблюдала за ней, тем сильнее мне хотелось это изменить.
• • •
Я сидела в комнате для допросов, она была хорошо мне знакома. Серые стены, в углу над дверью висит камера, мне даже не нужно поднимать голову, чтобы убедиться, что она там, я это точно знаю. Холодный металлический стол, с петлёй, к которой пристёгиваются наручники, с левой стороны зеркальное стекло.
Не знаю, сколько меня там держали, наверное, не меньше часа прежде чем в комнату вошел коп который меня задержал. На его лице была странная улыбка, которую он не скрывал. Отодвинув стул, он сел напротив меня.
- Меня зовут сержант Джон Лицки, а вас?
- А ты в деле посмотри, там всё есть.
- Да, конечно, я могу посмотреть, но мне всё же хочется услышать это от вас.
- Мало ли что кому хочется. Я вот хотела уйти домой, но ты привёз меня сюда Джон. Можно я буду называть тебя Джон? Хотя нет не отвечай мне плевать.
- Ладно, давай на чистоту. Твоя подруга умерла пару часов назад от передозировки, я на сто процентов уверен, что в твоей крови мы найдём следы той же отравы. Ах да, чуть не забыл, мы нашли кокаин в твоей сумочке. По-моему отличный повод перестать так вести себя, и начать говорить.
- И что же я должна говорить?
- Ну давай начнём с того, что ты расскажешь где взяла дурь.
- Иди в жопу, я требую позвать моего адвоката.
- Что ж пусть будет так.
Адвоката я дожидалась уже в камере. Здесь как на подбор собрался небывалый парад уродов. Пара побитых шлюх, один доморощенный торчёк который пускал слюни в углу, какой-то абсолютно безумный уличный проповедник, и визитная карточка любого обезьянника пьяный бомж.
Я села на свободную лавку, и повернулась спиной к мерзости, наполнявшей камеру. Поначалу всё было тихо, но минут где-то через пятнадцать, в голове проповедника словно сработал таймер. По-видимому, у него в голове включилось небесное радио, и он начал вещать, о конце света. В течении пяти минут он надоел всем, и не выдержавший, если верить проповеднику, своей не весёлой участи алкаш принялся утихомиривать шизика. Не знаю, сколько они там возились, я не следила за ними, так как мне это было абсолютно не интересно.
Ход моих мыслей нарушил голос за спиной. Я обернулась, и увидела, что передо мной стоит одна из шлюх.
- Что?
- Сигаретки не будет?
- Нет, ничем не могу помочь.
- Ну от чего же, я думаю ты вполне можешь мне кое-чем помочь.
- И чем же это интересно?
- Серёжки мне твои приглянулись, дашь поносить?
- Эээм, пожалуй нет.
- Это была не просьба, снимай серьги.
Интересно, что люди делают в таких ситуациях. Да, я конечно понимаю, что нормальные люди не попадают в такие ситуации, и всё же? Отдают серёжки? Забиваются в угол? Зовут охрану? Да чёртас два, в таких случаях нужно ставить сучку на место!
Худая, в потёртых лосинах, с причёской в стиле птичьего гнезда. У неё не доставало нескольких зубов, а под глазом красовался уже сходящий фингал. При одном взгляде на неё, меня передёргивало от отвращения. Её подруга, та ещё боевая единица, которая следила за всем со стороны и видимо была на подхвате, не своим внешним видом, не сложением не отличалась. Он больше походили на двух облезших обезьян, чем на людей.
- Ну, я жду, - своим мерзким голосом проговорила ****ь.
Я встала со скамьи и вытянулась во весь рост. Пару секунд мы стояли лицом к лицу, не сводя друг с друга глаз, а потом я схватила её за волосы и впечатала лицом в решетку. Раздался звонкий хруст, по-видимому, это сломался её мерзкий нос, ничего, ей так будет лучше. Её подружка хотела было подоспеть на помощь, но тут я заорала невменяемым голосом, что если она сделает ещё один шаг, то я переломаю её ****ские ноги, и утоплю её в унитазе. Угрозы подействовали, и подруга приземлилась обратно на лавку.
Я держала эту потаскушку за волосы, и прижимала её голову к решётке. Из носа у неё текла кровь, и она жалобно стонала, и просила её отпустить. Я придвинулась к ней в плотную, и прошептала на ухо, что если она ещё хоть раз попытается со мной заговорить, или как-то не так на меня посмотрит, то я выбью ей оставшиеся зубы, и она уйдёт на покой гораздо раньше, чем ей бы того хотелось.
- Все понятно?
Но в ответ эта сучка лишь жалобно заскулила. Энергичным движением я оттолкнула её от решётки, и вновь побитая она поползла на лавку к своей подруге, которая помогла ей подняться и сесть. Я вновь села на скамью, и повернулась ко всем спиной. Через пять минут в камеру пришел охранник, и сказал, что ко мне пришел адвокат.
Я вышла в коридор, и вместе с охранником пошла на встречу со своим адвокатом.
• • •
Мы сидели с Эмбер в саду под сенью размашистого дерева, и разговаривали о превратностях жизни. Она с жаром в голосе рассуждала о бесконечной милости Бога к его детям, и объясняла все земные проблемы, неверием людей. Я пропускала весь её бред мимо ушей, и просто наслаждалась её красотой. И почему такая красивая девушка стала фанатичкой? Наверное, родилась в семье истинных христиан, и те с самого раннего детства промывали её мозги. Моя мать занималась тем же самым, хвала Христу, что у неё это не получилось, иначе я бы тоже сидела вот так и распиналась о несуществующем хиппи с небес, с длинными волосами, бескрайней любовью в сердце, и способностью превращать воду в вино. Хотя последнее умение очень даже ничего.
Да, что и не говори, у набожных родителей дочки вырастают либо шлюхами либо монашками. Я и Эмбер живое тому доказательство. Вот только кому из нас живётся веселее? Смогла бы я променять заводные ритмы гитары на многоголосье церковного хора? Бля, да конечно нет! Sex, drugs & Rock ‘n’ Roll вот моя религия, Аминь.
- …как ты думаешь?
- Что?
- Спрашиваю, что ты думаешь по этому поводу?
Похоже пока я любовалась Эмбер, та вывела какую-то сложную изотерическую формулу, и ждала моего ответа по этому поводу.
- Даже не знаю, вопрос довольно сложный, чтобы бросить невзначай какой-то ответ.
- Пожалуй ты права.
Фух, на этот раз пронесло.
- Слушай Эмбер, а как тебя занесло в этот монастырь? Почему ты решила стать монахиней?
- Да я собственно ничего другого в жизни и не знала то. Мой отец дьякон, мать вела уроки в воскресной школе. Практически каждый день я ходила в церковь. Потом церковно приходская школа, ну и как итог, смиренная жизнь монахини.
- То есть фактически тебя никто и не спрашивал, хочешь ты этого или нет?
- Нет, ты только не подумай, мне всё нравиться, и я сама решила выбрать этот путь. Иисус живёт в моём сердце, наполняет меня своей благодатью, освещает мою жизнь.
- А если бы тебе предоставили выбор? Если можно было бы вернуться назад, разве ты не хотела бы всё изменить?
- Нам дано только то что есть.
- А как же: «Пути Господни неисповедимы»?
- На этот вопрос я могу тебе ответить этой же фразой. А как ты попала сюда?
- Даже не знаю, тебе что ответить. Жизнь очень странная и непредсказуемая штука.
Эмбер улыбнулась.
- Бог присматривает за тобой, и направляет тебя.
Бедная девочка, родители хорошо над ней поработали. Я даже не удивлюсь, если она знает наизусть всю библию, наверное, её пичкали Христом каждый день.
Вдруг откуда не возьмись, перед нами появилась Роуз.
- Что это вы тут прохлаждаетесь, через пять минут начинается служба, немедленно идите в центральный зал.
Мы с Эмбер молча встали и пошли в зал. Я чувствовала на своей спине испепеляющий взгляд старухи Мак’милан. Цербер лаял, но не мог укусить, жалкое зрелище.
После неимоверно нудной службы я сидела в читальном зале, и листала от скуки старые книги. По-видимому, люди которые их писали, были неимоверными занудами. Достаточно было прочитать пару предложений, как глаза начинали закрываться.
Толстые трактаты в кожаных переплётах, как две капли воды похожие друг на друга. «Метафизическая ценность души», «Молитва – как квинтэссенция смирения», «Жизнь во Христе», неужели их кто-то читает? Названия говорят уже сами за себя. Я перебирала эти книги, и тут мне на глаза попалась что-то типа брошюры, такие раздают на улице люди в костюмах гамбургеров или стаканов коллы.
Откуда она здесь взялась? «Душевные мытарства, опыт переселения душ», возможно, что-то интересное? Я открыла брошюру в аккурат по середине, посмотрим.
“Ценность человеческой души невозможно измерить земными мерками. Как измерить то, что не поддаётся оценке. Самое дорого, самое ценное, что есть у человека это душа. Билет первого класса на
небо, или истрёпанный проездной в преисподнюю? Нам не дано этого знать, как и не дано знать, существует ли душа вообще .”
Я пролистала ещё несколько страниц, возможно дальше будет что-нибудь поинтереснее.
“По одному из старых поверий, прежде чем душа попадёт на небо, где её будут судить за её мирские проступки, она должна прожить две жизни. Реинкарнация, духовный опыт, называйте, как хотите. Две жизни и каждый раз новая история. По поверью это нужно для того, чтобы определить истинную сущность души. Люди которые в это верят, видят в этом так же некий скрытый смысл. Они верят, что благодаря тому, что душа проходит два мирских воплощения, эти воплощения, то есть люди, могут связаться друг с другом, отправить друг другу весточку”.
Интересная мысль. Джессика поправила чепец, и из-под них выглянула прядь огненно рыжих волос.
• • •
Меня завели в комнату для свиданий, там уже сидел мужчина. Ему было где-то далеко за сорок, он был не высокого роста, полненький, с плешью на голове. В руке у него был белый платок, которым он то и дело вытирал лоб и лицо. На его пухлых обвисших щеках играл румянец. Дешёвый серый костюм с красным галстуком в полоску, и коричневая папка из кожзаменителя говорили о том, что дела у него идут не очень. Его назначил штат, так что выбирать мне особо не приходилось. Когда я вошла, он второпях встал.
- Меня зовут Джефри Камин, я буду вашим адвокатом.
- Что ж Джефри, вытащи-ка меня от сюда, да поживее.
- Знаете мне кажется, что у нас есть все шансы выиграть.
- Рада это слышать.
- Завтра я договорюсь, чтобы вас выпустили под залог, но эту ночь вам всё же придётся провести в камере.
- Ну если другого варианта нет…
Дальше Джеф рассказал мне, что у меня хорошие шансы отделаться условным сроком, и общественными работами. В целом меня это устраивало, всяко лучше чем корячиться в тюрьме. Единственное что его смущало, так это то, что я врезала копу по яйцам. Кокаин это такое дело, не хитрое, говорил Джефри. На нем сидишь ты, на нём сижу я, и даже судья нет, нет, да занюхает дорожку. Все всё прекрасно понимают, только не хотят об этом говорить, не хотят выставлять это на показ.
В общем и целом, Джефри произвёл на меня хорошее впечатление. Прощаясь, он сказал, что первым делом завтра он уладит вопрос с залогом. Я улыбнулась ему, и сказала что буду ждать его здесь.
“Фридрих”
Мир – это просто огромная куча дерьма если жить, не замечая положительных моментов, но даже с ними, это куча дерьма с изюминкой. Меня зовут Фридрих, и единственное что я могу вам сказать, идите на ***! Плевать я хотел на вас и ваше сраное мнение обо мне. Я рок звезда вашу мать, а кто вы? Сраные офисные работники, долбанный рабочий класс? Не вам учить меня как жить, не вам говорить, как и где мне одеваться.
У меня есть моя музыка, пара баксов в кармане, и дорога растворяющаяся в закатном Городе Ангелов. Это мой путь, путь саморазрушения, и разъедающий яд который течёт в моих венах, не даёт мне свернуть с него.
Я постоянно зол, я ненавижу всех вас! Звуки которые я извлекаю из своей гитары, слова которые я ржавым ножом отрезаю от своего кровоточащего сердца, не долетают до ваших ушей, до ваших мозгов. Вы слишком глупы чтобы понять меня, а я слишком ленив чтобы сильнее стараться. Я кричу, кричу вот уже двадцать семь лет, рву голосовые связки и задыхаюсь. Мне не хочется жить в Городе Глухих, не хочется утонуть в тишине.
Выкрути ручку громкости вправо, включи SEX PISTOLS на полную. Пускай соседи сходят с ума, пускай вызывают копов, покажи им, что Rock ‘n’ Roll ещё жив, что Punk not Dead. Если мы перестанем пытаться сломать систему, значит мы умерли. СВОБОДА, НЕНАВИСТЬ, БУНТ, вот что отличает живых от мертвых. Ни какой любви, ни каких соплей, оставьте любовь тем, кто в неё ещё верит.
Я иду по ночному L.A. все оборачиваются мне в след и смотрят на меня как на прокажённого. Каждый кто выделяется из толпы,
сталкивается с этим. Мне плевать на взгляды людей, мнение которых мне не интересно. На мне бандана закрывающая моё лицо, свежий ирокез, и чёрная кожанка. За спиной рюкзак, в котором позвякивают баллончики с краской. Этой ночью на стенах города обречённых появится ещё один знак анархии, и нетленное Fuck the Police.
Прогнившие, ржавые трубы, прогнившие мерзкие люди, грязные дороги и злачные переулки, хор отчаявшихся искать спасение, вой обречённых, всё это убивает во мне невинность, стирает детство, уничтожает во мне человека. Я продолжаю кричать с удвоенной силой.
Я растворяюсь в этом городе, он заполняет мои мысли, как и его воздух, заполняет мои лёгкие. Не буду дышать, не буду частью всего этого. Десять, пятнадцать, двадцать секунд, я жадно глотаю воздух ртом. Чёртовы сигареты напрочь убили лёгкие. Я показываю Городу Демонов свой оскал, показываю, что не боюсь его, показываю из какого я теста. Он смеётся мне в лицо тёмными глазницами пустых домов, вонью канализационных коллекторов, серым холодом тротуара.
В моей руке тлеет сигарета, эта привычка когда-нибудь сведёт меня в могилу, а мне бы хотелось как можно на дольше застрять костью в твоем горле. Я бешу тебя? Ну так давай ударь меня, не сдерживайся. Ссыкун, давай, вьеби мне ДАВАЙ! Я подношу осколок стекла к своей руке, и делаю очередную зарубку. Я весь покрыт шрамами, не физически, но духовно. Эмоциональный калека, бесчувственный урод, изгой.
Я ложусь спать, крепко прижимая к себе гитару. Рядом на кроватях расположились ещё сорок человек, воняет отчаянием. В ночлежках всегда так, поверьте мне я побывал во всех, но это всё же лучше чем ничего. Спать получается в пол глаза, потому что такого парада уродов как здесь, больше нигде не увидишь. Если кто-то из них прикоснётся к моей гитаре,
к моей малышке которая дарит мне силы жить дальше, я убью его, разорву на части.
Ещё один паскудный день закончился. Сколько их у меня осталось? Сегодня концерт, мы с моей девочкой разорвём этот сраный зал. От злости сводит зубы, желваки играют на измождённом лице. Очень быстро бьётся сердце, оно кричит, оно жжет огнём, оно раздувает пламя ненависти. В последнее время это единственно, что я чувствую.
Солнце плавит воздух, обжигает кожу, испепеляет L.A. Мне всегда больше нравилась ночь. Она словно шлюха соблазняет меня люминесценцией своих огней, ярко красными губами неоновых вывесок, глубокими глазами холодных вод. Я бы влюбился в неё и отдал ей свою душу, если бы не знал, что она никогда не будет моей. От этого хочется снести себе голову.
Я захожу в этот вонючий клуб, чтобы сыграть для этих мерзких, ублюдочных людей. Эти приматы даже не понимают, о чём я пою, что хочу сказать. Я включаю гитару в усилитель, и снова начинаю отрезать от себя куски слов, и бросать их в толпу. Звери довольны, их глаза горят, их челюсти работаю с методичностью машины, вгрызаясь в мою плоть. Я открываю свою душу, чтобы они бросали в неё грязь, так было всегда.
Зал взрывается, свет тухнет, и среди этой темноты по всему залу разносятся звуки гитары. Они отражаются от холодных стен, от пустых голов, от чего угодно ища выход наружу, вот только выхода нет, и они обречены умереть здесь. Чудовищная жертва, которую я приношу каждый раз, когда беру в руки гитару.
Люди кричат, кто-то из толпы протягивает мне бутылку пива, я выпиваю её, разбиваю о колонку и розочкой режу себе грудь. Публика в восторге, зал взрывается, они скандируют моё имя. Словно волки
почувствовавшие кровь, люди обнажают клыки. Кровь тонкой красной нитью стекает по груди и попадает на гитару. Из меня наружу рвётся крик, я продолжаю играть.
Я ставлю гитару, и объявляю, что продолжение будет через час, зал снова взрывается криком. Спускаюсь со сцены, подхожу к бару и заказываю стакан виски. Денег нет, но сегодня всё за счёт заведения. Виски обжигает горло, я сижу и всматриваюсь в своё отражение в зеркале. Меня бесит тот, кого я там вижу, если бы мог, то уже давно убил бы его. Очередная порция виски отправляется в желудок.
Чья-то ладонь ложиться мне на плечё, я оборачиваюсь, у меня за спиной стоит парень. Он что-то говорит, но я его не слушаю, кивнув в ответ я возвращаюсь к виски. Выхожу на улицу, закуриваю. Срывается дождь, мерзкая погода как раз под моё мерзкое состояние. Свежий ночной воздух должен привести меня в порядок.
Кожаная куртка трётся о порез, причиняя боль. Наконец-то хоть что-то настоящее. Жало сигареты обжигает пальцы, я всматриваюсь в темноту, а оттуда горящими глазами фонарей на меня смотрит Город Ангелов.
Из-за закрытой двери доносится шум, толпа требует хлеба и зрелищ. Я делаю последнюю затяжку и иду обратно. Всё начинается снова, гитара, слова, обрывки фраз. На мне сфокусированы десятки взглядов, а я словно линза пропускаю их через себя. Свет прожектора бьёт прямо в глаза, я ничего не вижу. Словно пёс с выжженными глазами, я подаю голос по команде. Лай сука, рычи, ещё злобнее, а теперь покажи свои клыки.
Проходит ещё один час. Всё концерт окончен, идите на ***, кричу я со сцены, но меня словно никто не слышит. Плевать, я выключаю
усилитель, отключаю гитару. Уходя со сцены я слышу как в спину мне летят аплодисменты. На баре я заказываю ещё стакан виски. Бармен наливает мне, и отворачивается, чтобы пообщаться с молоденькой нимфеткой. Я пользуюсь подвернувшейся возможность, забираю бутылку Jack Daniel’s, и прячу её под куртку. Залпом осушаю свой стакан и ухожу в ночь.
Сегодня для меня нигде нет места, меня никто не ждёт, этой ночью меня не существует. Темнота сгущается, становиться непроглядной. Я сжимаю кулак и скреплю зубами, снова вспышка ярости. Достаю бутылку и открываю её. Делаю глоток, алкоголь согревает. Дождь усиливается, я прячусь в беседке, которая станет моим пристанищем на эту ночь.
Алкоголь растворяется в крови, я потихоньку пьянею. Все мои чувства смазываются, а злость словно бурлящая река выходит из своих берегов. Чёртовы мысли не поддающиеся спокойному забвению, жалят меня спустя столько лет. Совершенно случайно выхваченные воспоминания из тёмных лабиринтов памяти, подкрашенные чувствами и додуманные бурной фантазией. Они словно ядовитые стрелы попадают в меня, и отравляют жизнь. Зачем я их храню? Почему не сотру? Возможно, я боюсь что потеряю с этими воспоминаниями часть самого себя, а возможно мне просто дороги эти моменты, хотя они и причиняют боль.
Я проснулся на рассвете, помятый и с больной головой. Обычно когда меня спрашивают как твои дела? Я отвечаю, с переменным успехом, бывают ***вые дни, а бывают очень хуёвые. Этот день был из разряда вторых. Словно удар по яйцам, наверное, я числюсь в любимчиках у Христа.
От дождя который шел ночью не осталось и следа. Солнце снова принялось испепелять землю, облизывая своими лучами тротуар. Мне хотелось сдохнуть, но я брёл по залитым светом улицам, наглядно демонстрируя случайным прохожим, обратную сторону жизни. Нужно было идти к Джону. Джон работал в кафе на двадцать седьмой, и он выносил мне воду и еду. То, что не сгодилось для представителей первого класса сгодиться для меня.
Вот она семейная забегаловка на двадцать седьмой. Я зашел в переулок, туда где находился чёрный вход. Здесь возле контейнеров с мусором был мой личный ресторан. Сняв гитару с плеча, я постучал в знакомую выцветшую дверь. На кухне послышалась возня (выцветшая дверь вела на кухню), и резким движением Джон открыл дверь.
- О, Фридрих, давно тебя не видел, какими судьбами?
- Джон, ты можешь меня угостить чем-нибудь, а то мир с оглушительной силой кричит мне в череп, сорвав скальп. Если ты меня не спасёшь, то я прямо здесь лягу и подожду, пока за мной придёт костлявая.
- Дай подумать, нужен ли мне труп возле моего ресторана? - проговорил Джон улыбаясь. Заходи конечно, сейчас что-нибудь придумаем.
Посетителей практически не было, за исключением пары человек, и Джон никуда не спешил. Он дал мне стакан газировки, и я первым делом утолил свою жажду мучавшую меня с самого пробуждения. Джон был славным парнем, мы познакомились на одном из моих концертов. Знакомство наше заключалось в том, что мы подрались, а потом хорошенько надрались виски. Сложись всё по-другому, я бы на него даже не взглянул.
- Ну что рассказывай как у тебя дела? – поинтересовался Джон, хлопоча у плиты.
- Всё по-прежнему, только ненависть, только хардкор.
- Держишь марку.
- Это не марка, это мой образ жизни. Мир плюёт мне в лицо, и я отвечаю ему тем же.
- Как-то чересчур сурово, тебе не кажется?
- Жизнь это тебе не прогулка по солнечному лугу, усыпанному полевыми цветами. Жизнь это марш бросок через терновник, причём ты абсолютно голый.
- И как же при таком оптимистическом взгляде на жизнь ты ещё не сдох в канаве?
- Не дождёшься.
- Всё ещё играешь?
- Да, пока могу, буду играть.
- Надо будет как-нибудь заглянуть на твой концерт.
- Как хочешь.
- Я смотрю, ты как обычно не многословен.
Ночь зажгла звёзды на небе, а город отчаянно завидуя, зажег свои огни и свои звёзды, которых здесь тоже было не мало. Я шагал по дороге ведущей в ночь, сталкиваясь с тяжелыми взглядами прохожих. Они пережёвывали и выплёвывали меня, а я оставлял горький привкус в их ртах. Меня так просто не проглотить, ты скорее сломаешь себе зубы.
Люминесценция огней, ласкающийся словно пёс свет неоновых ламп, запах чёрного кофе смешанного со сладкими духами, вот как видят ночной L.A. гости города, те кто не хочет углубляться в его мерзкие грязные подробности. Шлюхи от которых разит дешёвым алкоголем,
пятна крови на тротуаре, вонь помоев и канализационных люков, вот как я вижу L.A. Здесь ты никому не нужен, всем на тебя плевать. Ты лишь батарейка которую использует город, и которую он без жалости выбросит, когда закончиться заряд.
Я не особенный я такой же как и все. Моя жизнь как старый заезженный весь в царапинах винил, вроде и на *** никому не нужен, но в тоже время и выкинуть жалко. Надеюсь, мы обойдёмся без рукопожатий, и снисходительных улыбок.
«Джессика»
Я лежала на кровати в своей кельи, и рассматривала образ Христа изображенный на кресте. Интересно почему люди думают, что Иисус выглядел именно так? Может он был толстенький низенький мужичок, с плешью на голове, очками, может он вообще был чёрный? Хотя я понимаю, этот парень смотрится гораздо круче, чем тот которого описала я. А возможно этот парень на кресте выглядит именно так, потому что его вешают в кельях у монашек. Рассудим логически, секса – решительно нет, алкоголь – происки сатаны, вот и остаётся лишь смотреть на распятие и вожделеть этого парня. Все мы люди у всех нас есть гениталии.
Я договорилась встретиться с сестрой Эмбер после вечерней молитвы, и прогуляться по саду. Она согласилась. Этой ночью я узнаю каков на вкус, трепетный и нежный поцелуй монашки. Главное, чтобы всё прошло гладко, главное не спугнуть её.
Мы встречаемся с Эмбер возле столовой, и сворачиваем на узкую аллейку, которая ведёт к фонтану. Первые несколько минут мы идём в абсолютной тишине. Под ногами иногда потрескивают сухие ветки, сорванные ветром с деревьев. Здесь темно, не уличные фонари, не даже луна не могут пробиться сквозь густую зелень деревьев. Они скрывают нас от всего мира, мне кажется, что мы абсолютно одни, что мы в эдемском саду, и у меня роль змея искусителя. Под предлогом того, что ничего не видно, я беру Эмбер под руку.
В кристально прозрачном зеркале воды отражаются звезды, а мурлыкающе журчание фонтана, заглушает наши голоса. Можно не опасаться, что нас кто-нибудь увидит, или подслушает. Первой молчание нарушает Эмбер.
- Джессика, я так запуталась, и не знаю, что мне делать. Правильное и не правильное смешалось, и мне не ведом верный путь. Я молюсь о том, чтобы Бог дал мне ответ что делать, но он не отвечает.
Ну да, типа он когда-то, кому-то отвечал.
- Расскажи мне все, что тебя беспокоит, и возможно я смогу помочь тебе, унять это беспокойство.
- Ты добра сестра, и я это очень ценю, но сомневаюсь, что ты сможешь здесь чем-то помочь.
- И всё же, если не попробовать, то мы так и не узнаем. Кроме того, даже если просто открыться человеку, от этого уже становится легче.
- Возможно, ты и права.
- Так что же беспокоит тебя?
- В последнее время, меня одолевают разные мысли, грязные мысли. Я пытаюсь их прогнать, но у меня ничего не выходит. Иногда я просыпаюсь ночью в поту, от этих грязных снов. Но самое мерзкое, это то, что как бы я себя не убеждала, как бы не обманывала, я должна признаться, что где-то в глубине души мне это нравится. Это неподобающее поведение для монахини, но я ничего не могу с этим поделать.
Бедная девочка, ей так засрали голову всей этой религиозной чушью, что она стала подавлять в себе вполне естественные чувства. Это был идеальный момент, чтобы воспользоваться ситуацией, и я сделала это.
Я взяла Эмбер за руку, и заглянула ей в глаза. Не бойся, в этом нет ничего предосудительного, всё что ты сейчас переживаешь, это естественно. По её коже побежали мурашки, и я почувствовала это. Её
дыхание стало едва различимым и заметным. Я провела рукой по её щеке, Эмбер словно окаменела, превратилась в неподвижную статую.
Готова поспорить, что внизу она насквозь промокла. Несколько секунд неуверенного молчания, и неподвижности, а потом словно выстрел из пистолета, резкий и неожиданный поцелуй. Она впилась в мои губы, и жадно целовала их. Я ласкала её, и она была словно ком горячей глины в моих руках, я могла делать с ней всё что хочу, и я делала это.
Твою мать, я совратила монашку, гореть мне в аду, если он конечно есть.
• • •
Утро ознаменовалось приходом Джефри, который принёс плохие новости. Я валялась в камере и злобно зыркала на побитых мною шлюх, которые тряслись в углу и забавляли меня. Где-то в семь часов утра в камеру зашел охранник и повел меня к адвокату. Джефри сидел на стуле, поглаживая ворот помятого серого пиджака. Его глаза по-прежнему горели, неужели этот идиот припёрся сюда под кокаином?
Да уж что адвокат, что клиент стоят друг друга.
- Доброе утро Джессика, - как-то уж через чур энергично поприветствовал меня Джеф, и на секунду мне показалось, что сейчас охранник всё поймет, и бросит его в камеру вместе со мной.
- Привет Джеффо, - проговорила я, глядя ему в глаза.
Да, мать твою, я всегда узнаю этот взгляд, вроде бы и энергичный и в тоже время не замечающий ничего, и смотрящий как бы сквозь тебя, куда-то далеко.
- Спасибо, а теперь можете оставить меня наедине с клиенткой, - обратился Джефри к охраннику, и тот молча вышел из комнаты.
- Ты совсем ****улся адвокатишка, ты какого черта явился сюда обдолбаным?!
- Да я, да никогда, с чего ты вообще взяла?
Он наверное шутит? Ведь прошлой ночью сам мне говорил, что нюхает. Вот же сраный наркоман. Не нравится мне всё это, дело начинает принимать скверный оборот.
- Джеф, - смягчила я голос и решила не накалять ситуацию, - торчёк торчка, видит из далека, так что не пытайся меня провести.
- Я совсем чуть-чуть, так для поддержания сил, чтобы не уснуть, - проговорил он практически шепотом, чтобы никто не услышал.
- А ещё есть?
- Ты имеешь ввиду, с собой?
- Ага, может в колечке, в медальончике, в потайном кармане, может ты в жопе пронёс, чтобы не нашли? Прошу скажи что есть.
- Нет, сказал он с серьёзным выражением лица.
Пожалуй, я перегнула палку.
- Ладно, проехали, расскажи лучше, что там с залогом.
- В залоге отказано, оказывается это у тебя не первый привод, почему ты мне не сказала об этом вчера?
- Ты не спрашивал, я не говорила, да и кроме того это должно указываться в моём деле, ты его читал?
Джеф выдержал небольшую паузу, и попытался перевести тему, чтобы не ущемлять своё профессиональное самолюбие тем, что он забыл посмотреть моё дело.
- В общем, в залоге тебе отказали – это плохая новость, но есть и хорошая. Я переговорил с сержантом, который тебя задержал, он предложил такой вариант. Если ты согласишься отправиться на лечение в
пансионат, то суд возможно ограничиться условным сроком, без общественных работ. Знаешь, мол она всё осознала, и решила начать жизнь с чистого листа.
- Бля, и это ты называешь хорошими новостями?
- Ну если ты хочешь сидеть в камере до суда, который ещё неизвестно когда будет, то это твоё дело.
- Других вариантов я так понимаю, у нас нет?
- Это самый оптимальный сценарий. Проведёшь несколько недель в пансионате, считай курорт, а потом суд, и гуляй, пей, нюхай, сколько влезет.
- Звучит конечно не плохо, но я даже не знаю.
- Как твой адвокат, советую тебе согласиться, это далеко не самый худший вариант.
- Ладно Джеф, ты меня уговорил, я согласна.
Адвокат ушел, а меня отвели обратно в камеру. Пришлось провести там ещё пару дней, прежде чем меня отправили в реабилитационный центр. Эти два дня тянулись очень долго. В камеру то и дело доставляли всё новых и новых клиентов. Пьяницы, наркоманы, проститутки, просто отбросы общества. Куча различной мерзости, которая наполнят L.A. Косвенно так или иначе я знала все классы представители которых были здесь собранны.
Забрали меня из этой клоаки безысходности утром третьего дня. Моё состояние к тому моменту было крайне ***вым. Я не была в душе несколько дней, сигареты закончились, и мне хотелось дать в рожу первому встречному, который скажет мне что-то по поводу моего вида.
Когда меня вывели на улицу, первым что я почувствовала, был горячий солнечный свет, который выжигал глаза. Солнце безумствовало
на улицах Города Ангелов, оно хотело сжечь его, и в принципе я была не против. До безумия дико хотелось курить, но ещё сильнее хотелось наркотиков, которые так бесцеремонно у меня забрали при задержании.
Возле машины которая должна была отвезти меня в пансионат, стоял тот самый чёртов сержант. Я думала, что он начнёт язвить, но он стоял молча. Наверное, просто пришел проконтролировать чтобы всё было в порядке. Меня посадили в старенький бьюик, и закрыли дверь. Сержант посмотрел на меня через закрытое стекло. Размашисто, насколько позволяли наручники, я показала ему средний палец, и высунула язык. Пускай знает, что ему не удалось сломать меня, драный коп, Fuck the Police.
Мы ехали по залитому солнцем городу, я сзади и два копа спереди. Никто не разговаривал, единственным кто нарушал тишину, был работающий кондиционер. За окнами нашего бьюика плавился воздух. Люди в шортах, кепках и солнцезащитных очках прогуливались по улицам, как бы не замечая жары. Странный город, с его странными жителями.
Мы проезжали мимо пляжа, и я подумала, как бы было классно сейчас окунуться в воду. Несколько дней без душа, да, пляж сейчас пришелся бы кстати. Эй парни не хотите ли заглянуть на пляж и немного освежиться? Чертовы копы даже не шелохнулись, нет, ну что за уроды.
Деревья, тротуары, дома, люди, деревья, тротуары, дома, люди, деревья, тротуары, дома, люди, как-то всё скучно. Не знаю сколько мы ехали, наверное, около часа. Машина
остановилась возле большого металлического забора. За ним виднелся большой, двухэтажный, белый дом. Это и был так называемый
«пансионат». Первой моей мыслью, когда я взглянула на него, была «Ну вроде не всё так плохо как я думала».
Мы заехали во двор. Декоративные дорожки, ухоженные газоны и вид на океан, жить вроде можно. На входе нас приветствовал мужчина невысокого роста, весь в белом. Как мне сказали, это был владелец реабилитационного центра «Светлый путь». Ему было за сорок, полненький, с густой копной волос на голове. Его лицо растекалось в блаженной улыбке, а на носу у него были маленькие стильные очки.
Когда я вышла из машины и с меня сняли наручники, он поздоровался и обнял меня.
- Рад приветствовать вас в «Светлом пути», здесь мы поможем вам начать всё с чистого листа.
Удачи тебе парень.
- Меня зовут Джерри Плимер, но можете называть меня просто Плим.
- Я Джессика, но можешь называть меня Джес.
А она мне нравиться, обратился Плим к фараонам. Один из них отошел с Джерри в сторонку, и они о чем-то говорили, после этого они сели в машину и уехали, оставив меня в «Светлом, мать его, пути».
• • •
После эпизода в саду, мы с Эмбер стали лучшими подругами-любовницами. Это было здорово. Практически всё наше свободное время мы проводили вместе. Сад скрывал нас под сенью деревьев, темнота была нашим союзником. Какая же ****ь я плохая девочка.
В таких эротических изыскания прошла целая неделя, и безнаказанность наших приключений вскружила мне голову, и усыпила
бдительность. Однажды старуха Мак’милан чуть не застукала нас когда мы целовались. Мы сидели в библиотеке, и я показывала Эмбер как нужно работать языком. К счастью я услышала тихие шаги Роуз, и успела отстранится. Не знаю, заметила ли она что-нибудь, скорее всего нет, но этот случай стал для нас уроком.
Мы были как Тельма и Луиза, только те убегали от фараонов, а мы от монашек. Мы пользовались любой возможностью, которая нам выпадала. Однажды мы взяли пару тройку бутылок вина из церковного погреба, и решили немного повеселиться. После
вечерней молитвы, когда все разошлись по своим кельям, я и Эмбер закрылись у меня, и принялись причащаться.
Первая бутылка ушла у нас где-то за двадцать минут, оставалось ещё две, и мы решили пить более экономно. Это было охрененно весело. Монастырь, злобная мать настоятельница, униформа монахини, и красивая и хмельная сестра Эмбер. Я словно попала в какой-то безумный сериал, и пока что мне нравилось.
Эмбер сняла свой чепец, и её серые волосы покатились по плечам. Я не смогла устоять и поцеловала её. В ответ она впилась в мои губы как настоящая профессионалка, которая берёт по пять сотен баксов за ночь. Не знаю было ли это от вина, но она вся горела. Я чувствовала это сквозь её одежду. Через несколько минут мы уже лежали голые на кровати, и занимались блудом. Эмбер тихонько постанывала, когда я орудовала своим языком между её роскошных ног. В этот момент мир перестал существовать, и остались только я и она, эта комната стала нашим прибежищем, защищающим нас от всего. Здесь за нами приглядывал Иисус, который висел на распятии, на дальней стене, и смотрел на нас взглядом полным похоти.
Мы лежали на кровати голые и утомлённые, и пили вино. Сейчас оно было особенно вкусным. Я курила, и Эмбер то и дело пыталась выхватить у меня сигарету и перетянуться. Вот насколько хреново я влияю на людей. Из-за меня эту милую девочку могут выгнать из монастыря, хотя возможно для неё это только пойдёт на пользу.
- Знаешь Джесс, я тут подумала, может ну его всё.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что кроме церквей и монастырей я ничего ведь в жизни и не видела, и мне очень хочется это исправить.
- Ты хочешь свалить отсюда?
- Да, хочу свалить отсюда с тобой.
Эмбер была действительно красивой и милой девчушкой, и мне она нравилась, но не знаю готова ли я сорваться с места, пока я нахожусь под следствием, и укатить в рассвет с сексуальной монашкой. Бля, да кого я обманываю, конечно готова.
- Знаешь солнце, мы так и сделаем, только немного позже. Мне нужно немного разобраться с моим дерьмом, а потом мы укатим с тобой отсюда, и растворимся в закатном L.A.
- Звучит чертовски круто.
Эти словечки и выражения она переняла у меня.
- Мне так нравиться как ты ругаешься, настоящая бунтарка с чётками.
Эмбер улыбнулась, и я взяла её за подбородок, притянула её лицо к своему, и поцеловала. Она начала ласкать меня, это явно был второй раунд.
• • •
Джерри показал мне мою комнату, где я буду жить, пока не пройду реабилитацию. Комнатка оказалась вполне ничего, не очень большая, зато довольно уютная. Белые стены, белый потолок, белый пол, большое окно практически на всю стену, и просторная большая кровать. К этому можно и привыкнуть.
- И так Джессика надеюсь тебе здесь понравиться. Мы пытаемся создать непринуждённую обстановку, чтобы отвлечь своих пациентов от мыслей о том, что они проходят курс лечения. Мы пытаемся сделать пребывание здесь похожим на отдых, отдых от повседневной жизни.
- Да как скажешь Плим.
- В общем, сегодня ты отдыхай, можешь осмотреться, познакомиться с соседями, а завтра начнём.
- Что начнем? – не поняла я.
- Как что, реабилитационный курс конечно.
Джерри улыбнулся напоследок и ушел.
Я плюхнулась на кровать, и уставилась в потолок. Всё вроде бы было не плохо, кроме одного, а вернее двух, двух вещей которые мне безумно хотелось. Во-первых, это принять горячую ванну, и с этим никаких проблем не было. Во-вторых, мне хотелось моих наркотиков, а это уже была проблема.
Я понимала, что скоро меня начнёт трясти, и мне ужасно не хотелось через это проходить. О Боже, у кого мне отсосать, чтобы получить дозу. Нужно было что-то делать, нельзя было оставаться в комнате, и тупить. Нужно отвлечь себя от мыслей о наркотиках.
Приняв душ и освежившись, я отправилась посмотреть на местных обитателей. Спустившись на первый этаж, и миновав центральный холл,
я оказалась на заднем дворе. Здесь было довольно красиво. Пушистые клумбы с яркими цветами, небольшой прудик, и сногсшибательная панорама на море. Всё было очень аккуратно, и ухожено. Несколько небольших беседок, в которых прятались от жгучего солнца постояльцы этого питомника, несколько шезлонгов, на которых загорали нарики, вот собственно и всё.
Абсолютно разные, абсолютно не похожие друг на друга, таких я ещё не видела. Где бы мне приземлится, и усадить свою задницу. Мой взгляд упал на пустой шезлонг. Я подбежала к нему, и приземлилась. Рядом лежал какой-то парень.
Сначала я не обратила на него внимания, но рассмотрев его получше, я заинтересовалась. Высокий, загоревший, с отличным подкаченным телом. Ему было двадцать семь-двадцать восемь лет, высокий с чёрными волосами.
- Привет незнакомец.
- Привет сестрёнка.
- За что здесь?
- Да так, всего понемногу, экстези, крек, спиды, а ты?
- Кокс, героин, травка.
- Меня кстати Эрик зовут.
- Джессика.
- А как здесь вообще?
- В целом не плохо, еда нормальная, есть конечно парочка уродов, но ты придерживайся меня и всё будет в порядке.
- Уж я-то за тебя подержусь.
- Полегче сестрёнка, у меня вообще-то парень есть.
Твою мать, он гей, бля, прикольно. Похоже, у меня появилась подружка с членом.
- Поняла, прости. Так что сестрёнка, как вы здесь развлекаетесь?
- Свежий воздух, и отбой в десять.
- Надеюсь, ты сейчас прикалываешься.
- Ну а ты как думаешь? Вообще-то здесь ничего нельзя, но если знаешь людей. Значит так, мне сейчас нужно на процедуры, но в десять я жду тебя у себя, повеселимся, номер двести сорок три. Пока сестрёнка.
- Пока сестрёнка.
И так вечер перестаёт быть томным.
«Фридрих»
Ничтожный, изголодавшийся город глазами зверя смотрит на меня. Я выдерживаю его взгляд, не отвожу глаз. Выбритые виски как символ бунта, пробитые уши для ощущения собственной незавершенности, конверсы на ногах и поднятый вверх кулак чтобы слиться с толпой тех, кто хочет выделиться.
Суете города я всегда предпочитал тишину, я предпочитал одиночество шумным компаниям, и в итоге превратился в затворника, в изгоя Города Одиночек. На моей спине изображен знак анархии, он как мишень, как красная тряпка для быка, и я готов быть поднятым на рога. Я иду по обоссаным улицам, по залитым кровью тротуарам, и на меня никто не обращает внимание, обидно. Город пресытился теми, кто его призирает, его уже ничем не удивишь.
На тротуаре валяется двадцатка, отличная возможность выпить виски. Захожу в винный магазин беру пинту виски и пачку сигарет. Продавец оценивает меня своим пронзительным взглядом, который за столько лет работы в магазине, научился выявлять уёбков. Это длиться несколько секунд, затем он отпускает мне рак лёгких и цирроз печени.
Выхожу на улицу, солнце медленно скатывается за горизонт. L.A. на закате довольно красив как по мне, иногда я даже забываю, что мы с ним враги. Сколько раз он пытался уничтожить меня, и даже преуспевал в этом деле, и сколько раз я пытался уничтожить его, но у меня ничего не получалось. Возможно, при других обстоятельствах всё сложилось бы по-другому, но мы имеем то, что имеем.
Я подкуриваю сигарету, и дым заполняет мои лёгкие. Зажигаются фонари. Я сижу на пляже и смотрю на людей, которые ещё остались. Они смеются, радуются жизни, такие наивные. В конечном счёте жизнь
поимеет всех, тогда и посмотрим, сможете ли вы улыбаться. Я не раз вступал с ней в интимные отношения. Жизнь имела меня во все щели, оральный урок, анальный, на этих ошибках стоит поучиться.
Жало от сигареты обжигает пальцы, но я не выбрасываю её, пускай ещё потлеет, я ведь всё равно ничего не чувствую.
- Извините, сигареты не будет? – раздается голос за моей спиной.
Я оборачиваюсь, за мной стоит парень лет двадцати пяти. На нем футболка Exploited, рваные джинсы и конвера. Типичный панк.
- Иди на ***.
- Что ты сказал?!
Я медленно поднимаюсь, и поворачиваюсь к нему лицом. Мы смотрим друг другу в глаза.
- Я сказал, иди на ***!
Он стоял словно не слышал меня. Так продолжалось секунд десять, а потом он сказал.
- Слушай ты ведь Фридрих. Я недавно был на твоём концерте, круто чувак, ладно бывай.
Панк ушел, а я сел и открыл свой виски. Я надеялся подраться, сейчас это было бы кстати, но нет, так нет.
Пол бутылки нет, я чувствую как по телу растекается слабость. Звезды светят всё ярче и ярче, но они не могут разогнать темноту. Я меленький, очень маленький, в этом бесконечно огромном мире. Становиться как-то не по себе. Бунтующий атом – вот кто я, и нечего более. Кусок материи отбившийся от рук. Ещё один глоток, и ещё одна странная мысль.
Очередная сигарета заполняет собой мои лёгкие. Я зачерпываю горсть песка, он просыпается сквозь пальцы. Раньше мне нравилось это
ощущение, теперь я его ненавижу. Достаю гитару из чехла, и начинаю наигрывать какой-то мотив. Он только что пришел ко мне в голову, и он слишком хорош, чтобы его не сыграть. Пальцы сами скользят по грифу, я абсолютно один на этом пляже, в этом городе, на этой планете.
Играю, пью, курю – три слова, которыми можно охарактеризовать всю мою жизнь. Играю, пью, курю – не самые плохие слова, чтобы обозначить ими свою жизнь. Есть конечно и лучше, но есть и намного хуже. Играю, пью, курю, - то чем я сейчас занимаюсь, то чем я занимаюсь последние три года, играю, пью, курю.
От виски пальцы начинают запутываться в струнах, а я этого не люблю. Прячу гитару обратно в чехол, прикладываюсь к виски. До меня доноситься звук сирен, город забрал ещё кого-то. Поднимаю бутылку вверх и пью за этого бедолагу. Легко пить за тех кого не знаешь, сложно пить за тех с кем близок. Дело не в чувствах, просто сложно быть искренним.
Мысли накатывают волнами. Большие и маленькие, холодные и тёплые. Это единственное что у меня осталось, и чем я не собираюсь ни с кем делиться. Мои мысли это я, я это мои мысли. Я сознаю себя, значит я существую.
Виски закончилось, нужно идти дальше, вот только куда идти? Ночлежка? Нет, сегодня нет желания, лучше уж на улице, под звёздами. Встаю, меня шатает. На голодный желудок пинта виски это слишком много, я пьян. Снова приступ ярости, хочется разбить кому-то голову, разорвать на куски, стереть в порошок, чтобы и следа не осталось. На зубах скрепит песок.
Выхожу на дорогу, в руках пустая бутылка. Мимо проезжает полицейская машина, какая удача. Я запускаю бутылку в копов. Она
разбивается о дверь машины, машина тормозит. Убегать нет смысла, далеко в таком состоянии я всё равно не уйду, да и не хочется убегать. Из машины выскакивают два копа.
- Мыть твою, ты охренел ублюдок! А ну поднял руки, чтобы я их видел.
Я показываю ему Fuck, рука трясётся, но не от страха или нервов, а от алкоголя.
- Смотри Джек, он по ходу издевается, - обращается один коп к другому, - надо преподать ему урок.
- Пошли на *** свиньи!
После этих слов я получаю удар под дых, и сгибаюсь пополам. Гитара, главное не сломайте гитару, я оборачиваюсь, она лежит рядом, хорошо.
- Это всё на что ты способен свинья?! – хриплю я согнувшись пополам.
После этого следует серия ударов по рёбрам. Они всегда бьют так, чтобы не повредить лицо, чтобы ничего не было видно.
- Твоя мамаша била меня сильнее, когда я **** её прошлой ночью!
- Ах ты неугомонная сука!
Я дождался, он заехал мне по роже, разбил нос и губу, кровь потекла ручьём. Я чувствовал её вкус, солоноватая с привкусом метала. Потом ещё и ещё удар, я упал на спину.
- Бьёшь как шлюха! У тебя наверное нет яиц, правда сучка?
Коп наваливается сверху, и начинает разбивать свои руки о моё лицо. Я не сопротивляюсь, хоть я и пьян, мне хватает ума, не бить копа. За это можно схлопотать не хилый срок, а для меня это словно смерть.
Второй коп начинает оттягивать своего напарника. К этому моменту моё лицо уже полностью разбито.
Машина несётся по пустой дороге. Неоновые вывески работают в полную силу, освещая улицы. У меня вся куртка в крови, и болят рёбра, я на заднем сидении полицейской машины. Тихо, лишь мотор работает рыча под капотом. Голова начинает трещать, не то от алкоголя, не то от того что разбита, но это не важно.
- Эй, как тебя зовут? - обратился ко мне коп с разбитыми руками.
- Какая разница.
- Нужно будет записать имя в больничном листе.
- Фридрих.
- А фамилия?
- Фамилии нет.
- Как это нет?
Я не стал отвечать на последний вопрос, и отвернулся к окну.
- Слушай, зачем ты нарывался на неприятности?
Я продолжал молчать отвернувшись к окну. Мне не хотелось разговаривать, но ещё меньше мне хотелось отвечать на тупые вопросы. Коп тем временем продолжал.
- Не понимаю я вас, панки, неформалы, анархисты, бунтари. Почему вам спокойно не живётся? Зачем вы хотите сломать систему, ходите с ирокезами в кожаных куртках, обрисовываете стены, ввязываетесь в драки. Вот скажи мне Фридрих, зачем ты бросил бутылку в нашу машину?
Челюсть начинала болеть, нос был забит, а глаза слезились. Сейчас я представлял собой более чем жалкое зрелище. Мне хотелось прилечь, но вместо этого я сидел и слушал трёп этого копа.
- Эй, Фридрих, ты мне ответишь или как?
- Да оставь ты парня в покое, видишь, он не хочет с тобой разговаривать. – Вмешался в разговор второй коп. Оба затихли, и повернулись ко мне спиной.
Через пять минут мы приехали к больнице. Коп с разбитыми руками вновь обратился ко мне.
- А теперь слушай меня внимательно, если спросят, на тебя напали какие-то хулиганы, и хотели ограбить. Они то тебя и отделали. Мы же проезжали мимо, заметили тебя, подобрали, и привезли в больницу, всё ясно?
Я сидел молча.
- Я не слышу, всё ясно?!
- Да, вполне.
- Вот и хорошо, но учти, если ты выкинешь какой-то номер, наживёшь себе кучу проблем.
Меня вывели из машины, и отвели в приёмный покой, где своей очереди ожидала куча людей. Здесь была представлена вся палитра жителей Города Страждущих. От восьмидесятилетних стариков, до грудных младенцев, и все они были больны, больны жизнью.
Меня естественно обслужили без очереди, и недовольные взгляды ожидающих своей очереди были направлены мне в спину. Мне было всё равно, меня мало ****о их мнение, плевать я хотел. Хорошенькая медсестра усадила меня на койку, и велела ожидать доктора. Койка отделялась от общего пространства шторой, которую я задернул, и подкурил сигарету.
При каждой затяжке болели рёбра, наверное, эта свинья сломала мне парочку. Я не успел докурить сигарет, как штора распахнулась, и ко мне подошла женщина лед тридцати пяти в белом халате. Она была красива. Светлы волосы, закручивающиеся на концах, мягкие алые губы, длинные ноги, выглядывающие из под халата. Это была настоящая красота зрелой женщины, я давно такого не встречал.
- Какого чёрта, - возмутилась она – здесь нельзя курить!
Я ничего не говорил, лишь смотрел на неё своим разбитым взглядом как зачарованный.
- Немедленно потушите сигарету!
- Для тебя всё что угодно, - проговорил я сиплым, прокуренным голосом, и бросил окурок в стаканчик с водой, стоявший рядом.
Она ничего не ответила. Молча одела перчатки, и принялась меня осматривать. У меня было рассечение брови, разбитая губа, сломанный нос и куча ушибов.
- Кто это вас так? – спросила она.
- Жизнь, - ответил я.
Она обработала мои раны перекисью водорода, и принялась накладывать швы. Я попросил её чтобы она делала это без обезболивающего. Она спросила – Почему, - а я ответил, что просто хочу что-нибудь почувствовать.
Её руки были очень нежными, а прикосновения походили на ласки. Она хорошо знала своё дело, было практически не больно. Я сидел и представлял, как мы занимаемся любовью. Да, именно любовью, не сексом, не еблей, а именно любовью. Все остальные слова оскорбили бы её чистоту, её грацию, её нежность. Я представлял, как целую её, как ласкаю её тело в своих объятия, как я люблю её.
Минут через двадцать всё было готово. Она наложила мне двадцать четыре шва, но не это меня тревожило, а то что она перестала касаться меня.
- Вот и всё, теперь вы как новенький.
- Спасибо док, у вас золотые руки.
Она улыбнулась. Я хотел было ещё что-то сказать, но меня начал душить приступ кашля. Я кашлял взахлёб, мне даже не хватало воздуха чтобы вздохнуть. Она налила и протянула мне стаканчик воды. Я отказался, закрывая рукой рот. Кашель прошел где-то через минуту, а когда я разжал ладонь на ней была кровь.
Меня отправили на ряд процедур, взяли анализы. В общем счете это заняло около трёх часов. Я бы ушел, не стал ждать, если бы со мной не было её. Когда все процедуры были окончены, меня отвели в небольшую комнатку, где велели подождать. Не знаю сколько я там просидел, наверное около часа прежде чем она вошла.
Лицо её по-прежнему светилось, но теперь на нём не было улыбки.
- Фридрих, мы сделали все анализы, и мои подозрения подтвердились.
- Нет, не продолжай. Если это плохие новости я не хочу их знать. Дай мне просто полюбоваться тобой.
- Фридрих, вы должны знать…
- Нет, не должен, никому и ничего.
- Но как же?
- Давай просто помолчим, насладимся тишиной в компании друг друга.
На секунду она замолкла, и пристально смотрела на меня, а потом выпалила всё залпом.
- Мне очень жаль, но у вас рак.
- Ты не хочешь сходить куда-нибудь?
- Вы слышали, что я сказала?
- Да, у меня рак. Какая разница, так что сходим погулять?
- Немыслимо.
- Ты так и не ответила.
- Нет, я с вами никуда не пойду, у меня есть молодой человек.
- Да, конечно, у такой женщины не может не быть кого-то, и всё же стоило попытаться. Ладно, я пойду.
- Аааа….
Мой нежный доктор застыл на месте, с удивлённым взглядом. Я вышел в дверь, чтобы не вернуться, чтобы сдохнуть где-то в переулке, и навсегда стать частью Города Ангелов. Очнувшись, она вышла за мной, и окликнула меня. Я обернулся.
- Если вам станет хуже, возвращайтесь и спросите доктора Стрейт, Сидни Стрейт.
Так вот как зовут моего прекрасного доктора. Я ничего не сказал, и пошел дальше. На улице я закурил сигарету, и затянулся дымом. Рак лёгких, так и знал что меня это ждёт. Значит, с сегодняшнего дня, все ограничения сняты и можно делать абсолютно всё. Город сделал меня неуязвимым, спасибо ему за это.
«Джессика»
И так вечером я отправилась к Эрику. Он походу был олдскульным пидорасом, когда я к нему пришла он был одет в стиле M;tley Cr;e. Кожаные штаны, тушь под глазами, бандана на голове. В магнитофоне разрывался Винс Нил. Он разрывал старые колонки, и заставлял вибрировать стёкла.
- Проходи сестрёнка, присоединяйся к этому безумному празднику.
- Бля, Эрик, это ахуеть как круто!
Он закрыл дверь, и достал из тайничка бутылку виски.
- Держи сестрёнка, ты просто непростительно трезва.
Я взяла бутылку и сделала хороший глоток.
- Вот это Rock ‘n’ Roll.
Такое лечение мне подходило, M;tley Cr;e и Jack Daniel’s - отличные лекарства.
- И так сестрёнка, может расскажешь о себе. Давай познакомимся поближе.
- Давай попробуем, - я сделала хороший глоток виски, и присела на край кровати – но прежде чем я начну, не найдётся ли у тебя сигаретки?
- Для тебя сладкая, всё что угодно.
Эрик достал из прикроватной тумбочки пачку Marlboro, и протянул мне сигарету.
- Ну, с чего бы начать? Родилась я в городе Остин штат Техас, родители с самого детства ****и мне мозги, и поэтому как только мне исполнилось восемнадцать я сбежала в L.A. Периодически работаю то там, то тут. Не представляю свою жизнь без музыки, обожаю гитару. Подсела на наркотики, жизнь метит всех. Сюда попала из-за того что моя
тупая подружка словила передоз и откинулась. В данный момент нахожусь под следствием.
- Ничего себе сестрёнка, с тобой не соскучишься. Я по сравнению с тобой каким-то унылым задротом членолюбом выгляжу.
- Да ладно, спорю на очередной глоток виски, что и у тебя есть нечто интересненькое за плечами.
- Даже не знаю, давай посмотрим. Я из Джерси, отец преподаёт в университете, мать работает менеджером в отеле. В шестнадцать лет, я понял, что гомосексуалист и впервые сделал миньет парню на заправке. Приехал в L.A. пять лет назад, живу вместе со своим парнем. Вот пожалуй и всё, я же говорил, нет ничего интересного.
- Ничего интересного?! А миньет на заправке в шестнадцать лет? Это разве не что-то интересное?
- Да когда это было?
- Не важно, ведь было же.
- Ладно сестрёнка давай причастимся.
Эрик взял бутылку и хорошенько к ней приложился. Не знаю как к нам в комнату ещё не пытались вломится работники «Смертного пути». Музыка ревела неистово, бьюсь об заклад, что в коридоре был отчётливо слышен запах дыма, странное мать его заведение.
- Держи сестрёнка, нечего филонить.
Я взяла бутылку, и сделала хороший глоток. Виски обжёг губы, я затянулась сигаретой. На стене висело распятие с черным Иисусом, странно. Из хорошей девочки, в наркоманку на реабилитации, как это произошло? Хотя я ведь никогда не была хорошей. Мысли начали путаться, а комната вращаться, что-то не так.
- Эрик, в виски что-то было?
- Немного кислоты, я надеюсь, ты не против? – спросил он и громко рассмеялся.
Я ничего не ответила. Из всего что я принимала, меньше всего мене нравилась кислота, я бы даже сказала, что терпеть её не могла. У меня была очень странная реакция на неё, и мне это не нравилось.
- Твою мать Эрик, нужно было предупреждать.
Я посмотрела на него, но он уже меня не слышал. Эрик провалился в мир цветных галлюцинаций. Я чувствовала, что меня тоже начинает накрывать, странное ощущение тепла, интересно это действительно кислота?
Зелёная комната, на стенах и на потолке зелённые обои, вся мебель зелёного цвета, и даже паркет зелёный. Очень странно, на мне зелёное платье, я осматриваюсь и вдруг обращаю внимание, что с моих плеч спадают зелёные волосы. Я одна, в комнате больнее никого нет. Воздух кажется таким вязким, что его можно резать ножом и мазать на хлеб.
Я продолжаю осматриваться, меня съедает какое-то непонятное чувство. Я встаю со стула, мне кажется, что я делаю это словно в замедленной съёмке. Стою на ногах, по телу растекается лёгкость, мне кажется, что я могу летать. Несколько минут я стою и смотрю в пол, и вот мои ноги отрываются от него. Я уже не касаюсь земли, я порю в воздухе.
Гравитация словно устала и решила отдохнуть. Наверное, именно так чувствовал себя первый человек на луне, забыла как его зовут, крутиться на языке…а вспомнила Бен Франклин. Посмотри на меня Бен, а слабо тебе полетать на земле? Я расплылась в бесформенной улыбке. К этому моменту я парила уже где-то под потолком, играя с лампочкой, которая светила ярче солнца, но не обжигала, а согревала своим теплом.
- Как ощущения? – раздался вдруг голос из пустоты.
От неожиданности, я чуть не плюхнулась на зелёный пол, который из-под потолка походил на траву. Словно ребёнок утративший равновесие я зашаталась.
- Кто здесь?
- Всего лишь я. – ответил голос.
- Кто я?
- Мы с тобой не знакомы, что я должен тебе отвечать? Я это я.
- Допустим, ты это ты, а кто тогда я?
- А ты это ты.
- Логично, в это можно поверить. А ты где?
- Здесь.
- Где здесь?
- На стене.
Я начала осматриваться, и увидела источник голоса. На стене, на кресте висел чёрный Иисус в зелёном смокинге и улыбался мне. У него были изумрудно-зелёные глаза, которые казалось смотрят не на тебя, а на твою душу. Вдруг он оторвал одну руку от креста и щелкнул пальцами. Через мгновение мы уже сидели в удобных зелёных креслах.
- Ну что Джессика душенька, не хочешь ли рассказать мне о чем-нибудь, может исповедаться, я бы с удовольствием отпустил тебе грехи, и даже не один раз. – после этих слов он прикусил нижнюю губу.
- Что это ещё за дела? Ты ко мне подкатываешь?
- Аааа, я понял, тебе нужен традиционный, слушающий, понимающий Бог. Ну что же пусть будет так.
Ещё один щелчок пальцами, и на смену зелёному смокингу пришла скромная серая одежда.
- Так лучше?
- Что здесь вообще происходит?
- У тебя личная встреча с Богом, твой персональный момент прозрения. Спрашивай, отвечу как на духу.
Я смотрела на него, и ничего не понимала. В виски явно была не кислота, а что-то позабористее. Иисус стоял и вопрошающе смотрел на меня. Он ждал вопроса, который я
должна ему задать, умный, сложный, на который нет ответа. В голове было пусто, не знаю почему, но на ум мне пришло лишь одно.
- А сыграй ка мне Guns N’ Roses – Paradise City.
Дальше начинается полнейшее безумие. Иисус щелкает пальцами, и свет в комнате гаснет. Я стою не двигаясь в абсолютной темноте и тишине. Это длиться где-то около пяти - десяти секунд, а потом тишину разрезает гитарное соло. Неизвестно откуда появляется столб света в котором стоит черный спаситель в белой кожаной куртке, такой же как и у Акселя Роуза, и играет гитарное соло Paradise City.
У меня по коже начинают бежать мурашки. Из темноты доноситься звук барабанов, сначала тихо, а потом всё громче и громче. И вот начинается куплет, Иисус поёт голосом Акселя, это просто неимоверно. Я хочу, чтобы он взял меня, хочу отдаться ему. Он смотрит на меня, в его взгляде желание, страсть, он хочет того же что и я.
Утро было тяжелым. Я проснулась где-то в семь, вернее меня разбудил стук в дверь. Оказывается, в этой богадельне подъём был в семь утра, нет, ну где такое видано? Я была в комнате у Эрика. Чувствовала себя разбитой, разобранной. По всему телу растекалась слабость, я хотела было сделать глоток виски, чтобы хоть как-то привести себя в чувства, но
вовремя вспомнила, что Эрик растворил в нем какую-то дрянь. Собравшись пока Эрик спал, я отправилась к себе в комнату.
Душ, холодный душ – спаситель всех любителей покутить, лучшее средство от похмелья. Я простояла под душем минут пять, голова снова заработала, нетленное желание разбить свою голову об батарею исчезло. Собравшись, я отправилась позавтракать. Ещё один день чёртов день в «Светлом пути», ну ничего, пока у меня есть сигареты всё в порядке.
• • •
Процесс надо мной был практически закончен. Присутствие моё на суде не требовалось, Джефри лично на этом настаивал, и мне оставалось лишь сидеть и ждать, когда всё закончиться. Как говорил сам Джефри: «Дело практически у нас в шляпе, курс реабилитации ты прошла, плюс монастырь, сведём всё к условному, и можешь быть свободна».
Дни в монастыре протекали очень медленно и однообразно, если бы не Эмбер, то я наверное уже давно бы сошла с ума. Ни каких развлечений, утренняя молитва, молитва перед обедом, молитва после обеда, вечерняя молитва, ****ЕЦ! Здоровый смысл давно болтается в петле под потолком.
Все больше времени я стала проводить в библиотеке. Всё-таки среди всего этого моря христианских книг, мне удалось найти парочку интересных. К тому же здесь тихо, никто не пристаёт, а самое главное не нужно молиться. Роуз тоже заглядывает сюда не часто, а это самый большой плюс.
Переселение душ, опыт прошлых жизней, если бы кто-нибудь узнал, что здесь есть такие книги, то их давно бы сожгли как в средневековье. Меня же наоборот заинтересовали эти книги. Особенно та
брошюра, в которой говорилось, о двух жизнях перед раем. Я прочитала её несколько раз. Объяснялось там всё размыто, но главную идею я поняла.
• • •
После завтрака мне нужно было идти на сеанс групповой терапии, и это дерьмо меня совсем не радовало. На терапию я пришла последней, все места были заняты, и лишь мой стул пустовал, очень сильно бросаясь в глаза. Плевать, меня здесь абсолютно никто не интересует. Я села на свободное место, и принялась разглядывать представителей фауны местного зоопарка.
Некоторые были ещё ничего, про остальных можно было сказать: «Вот этот точно сто процентный наркоман». Девушки, парни, старики и чуть ли не дети, весь свет L.A. мать его собрался на сеанс групповой терапии. Особенно мое внимание привлёк один мужчина. Ему было где-то за пятьдесят, очень живое лицо, которое могло стать рекламой самой жизни, пронзительные пепельно-голубые глаза которые всё ещё сохранили некоторый огонёк, седые волосы и седая щетина.
Он держался отстраненно, словно изучал повадки животных со стороны. Как он сюда попал, непонятно. На чём он сидел, *** его знает. Отдалась бы я ему прям здесь? Возможно. Остальные были типичными нарками, и внимания не привлекали.
- Ну что же, начнём. – прозвучал голос откуда-то с права.
Я обернулась и увидела мужчину. Он был не высокий, неказистый, вообще никакой. Какой-то уебанский свитер, на подобие тех, какие дарят бабушки на новый год, короткие черные волосы, волнистые к тому же, густые чёрные брови, тонкие, мерзкие губы, фу ****ь!
- Для тех кто ещё меня не знает, хочу представиться, меня зовут Генри, Генри Филс. Теперь, когда все карты открыты предлагаю начать. Кто хочет быть первым?
Все молчали, по-видимому, не одной мне это не нравилось.
- Может, начнём с тебя Гвен?
- А почему сразу с меня, что я сделала?
Гвен была неказистой молодой девчушкой. Ей было лет двадцать пять навскидку, но выглядела она ужасно. Под глазами мешки и какие-то тёмные пятна, кожа нездорового серого цвета, желтые зубы, волосы как солома, а сама худая словно онорексическая топ модель. Походу Гвен плотно сидела на креке, а здесь оказалась отнюдь не по собственной воле.
- Начинай Гвен.
- Не знаю с чего начать. С тех пор как я оказалась здесь, я не употребляю. Я стала себя лучше чувствовать, мне действительно стало лучше. Хотя иногда мне снова хочется мои наркотики, но я стараюсь подавить это желание, и у меня это получается.
- Гвен, ты молодец. Каждый должен сделать для себя выбор. На одной чаше весов лежите вы, всё чем вы есть и всё чем можете стать, а на другой чаше доза. Выбрав первое, вы получите шанс, шанс изменить свою жизнь, выбрав второе, вы уничтожите своё будущее.
Гвен продолжала, - Раньше я готова была на всё раде того, чтобы получить дозу. Я делала вещи, мерзкие противные вещи, за которые мне очень стыдно, но теперь всё это в прошлом, я хочу начать с чистого листа.
Вдруг в разговор вмешался мужчина с пепельно-голубыми глазами, тот самый на кого я обратила внимание.
- Говоришь как по писанному, но так ли это на самом деле? Готов поспорить, что стоит мне потрясти креком перед твоим носом, и ты отсосёшь у каждого из здесь присутствующих, чтобы получить это дерьмо.
- Чарльз, что ты делаешь?
- Говорю как есть, и по-видимому я единственный из присутствующих кому хватает яиц сказать то, что я думаю.
- Своё личное мнение пожалуйста, держи при себе.
- Тогда и ты держи своё, и не нужно засирать девочке голову. Это её жизнь и если хочет, то пускай спускает её в унитаз, так по крайней мере будет честно.
- Мы здесь для того, чтобы помогать таким как она.
- Таким как она? Это каким же? Шлюхам? Наркоманкам? Опустившимся на дно? Это ты имеешь в виду? Таким как она! Сраный спаситель уебанов!
- Успокойся Чарли, и не нужно перекручивать мои слова.
Меня это всё забавляло, словно присутствуешь на съемках реалити шоу. Если всё закончится потасовкой, будет вообще круто. Чарли тем временем продолжал.
- Не нужно меня успокаивать, я имею право голоса.
- Никто с этим не спорит.
- Скажи мне Генри, вот ты сидишь здесь такой, сгусток ****ого просветления, и указываешь, что нам делать, а ты сам пробовал когда-нибудь наркотики? Сидел в засраном туалете на заправке и ширялся героином? Отсасывал у какого-нибудь барыги за дозу? Выносил вещи из квартиры, чтобы купить грамм. Ты абсолютно ничего об этом не знаешь, поэтому не нужно кормить нас этим дерьмом. Иди лучше занюхай
дорожку другую, закинься кислотой, покури крек, а потом возвращайся и мы с тобой поговорим.
- Ты всё сказал?
Чарли не ответил, он отвернулся к окну.
- Думаю на этом мы сегодня закончим, а с тобой Чарли мы поговорим немного попозже.
Все начали расходиться, мне понравилось первое собрание. Чарли дал отлично представление, чем завоевал моё внимание. Здесь есть ещё одна интересная личность, не считая меня, это уже интересно.
Было двенадцать дня, я лежала на шезлонге и загорала, когда ко мне присоединился Эрик.
- Привет сестрёнка.
- Привет. Что-то ты не очень выглядишь.
- Да сам знаю, всё из-за тех колёс. Меня вчера унесло в такие дали, в которых я пожалуй и не бывал никогда, полное сумасшествие.
- Ты кстати хоть бы предупредил, что в виски колёса.
- Извини сестрёнка, к тому моменту как ты пришла, я уже неплохо так нагрузился, и это совсем вылетело у меня из головы.
- Ладно, не парься, колёса действительно были убойные.
Эрик лёг рядом, и потягивал большой стакан колы.
- Знаешь, а я пью эту штуку только с виски.
- Я тоже.
- То есть…
- Да сестрёнка, именно. Хочешь глоточек?
- Конечно.
- И так Джесс, рассказывай, я ничего интересного не пропустил?
- Да так, был тут цирк на групповой терапии. Мужик какой-то Чарльз по-моему начал на куратора нашего бочку катить, причём довольно умело. Ты кстати не знаешь кто он такой?
- Чарльз Хатчинс, он частенько этим занимается. На героине сидел, но его сняли, он уже месяца три чист, но не спешит покидать стены этого чудного заведения.
- А кто он такой, чем занимается?
- Он писатель. Я слышал, что он книгу должен был писать про наркомана, ну вот и решил попробовать как это, а там одно за другое, и вот он уже плотно сидит на игле. Понятное дело, что книги отошли на второй план. Кололся, пока его в больницу не привезли с остановкой сердца, говорили, что он на пять минут умер. Ну а дальше по накатанной, после этого решил завязать, даже в религию ударился, да только не помогло. Продержался пару месяцев, а потом опять стал по вене гонять. Дальше снова больница, снова остановка сердца, ели откачали. После этого он решил обосноваться здесь.
- Ого, интересно, интересно.
- Что ты задумала сестрёнка? Чарли тебе не по зубам.
- Не делай поспешных выводов, это мы ещё посмотрим.
- Ладно, дело твоё.
Этот «Мудацкий путь» был настоящей тюрьмой, отбой в десять, пить нельзя, в город выбраться тоже нельзя, так и сдохнуть не долго. Я вышла во двор, вечер был просто потрясающий. Солнце медленно растворялось в холодной воде, оставляя солнечных зайчиков на её поверхности. Дул лёгкий бриз, дыхание которого запутывалось в волосах, деревья танцевали друг с другом под мелодию ветра. Мне очень нравятся закаты в L.A. они наполняют сердце покоем, с лёгким оттенком тоски.
Тоски не известно по кому или почему. Возможно, по той жизни которая могла у нас быть но мы её проебали, или по упущенным моментам которые уже не вернуть.
На одном из шезлонгов сидел Чарльз. Он тоже наслаждался закатом и курил, я подошла к нему.
- Привет.
- Привет.
- Слушай, у тебя не будет сигареты?
- Да конечно, угощайся.
Он протянул мне пачку красного Lucky Struck.
- Ты не против, если я составлю тебе компанию?
- Конечно нет, у нас свободная страна, делай что хочешь.
Я села рядом.
- Меня зовут Джессика.
- Чарли.
- Я слышала ты писатель.
- Уже нет, это было давно, в прошлой жизни.
- Знаешь мне понравилось, то что ты сказал сегодня на терапии. Поставил Генри на место.
- На самом деле он хороший парень, он умеет слушать и давать дельные советы, просто сегодня накипело.
- Бывает.
- Да бывает. А тебя как занесло в эту могилу, где похоронены надежды?
- Да так, долгая история.
- Ну у нас много свободного времени, хотя если не хочешь, можешь не рассказывать.
Я затихла. Дальше мы просто молча сидели, курили и наслаждались видом.
«Фридрих»
Я сидел на набережной пил пинту виски, которую мне удалось найти с таким трудом, и готовился к очередному концерту, который должен был пройти сегодня в клубе «ST1». Это была дыра, аналоги которой сложно найти, и всё же мне разрешили там выступить. Снова на меня придёт посмотреть толпа пустоголовых идиотов, которых беспокоит лишь одно, чтобы музыку сделали погромче.
Я закурил сигарету, но сделал буквально пару затяжек, как меня начал душить кашель. В последнее время приступы кашля участились, и стали сильнее. Лёгкие были объяты огнём, во рту стоял стойкий привкус крови, и невозможно было вздохнуть.
Виски, где мой виски? Нужно сделать глоток, чтобы прочистить горло. Пускай обжигающая жидкость проскользнёт вовнутрь и успокоит пылающие лёгкие. Я буду выжигать огнём огонь. Во рту алкоголь смешивается с кровью, и получался интересный коктейль. К чёрту таблетки и обезболивающее, хотя бы в конце мне хочется почувствовать что-нибудь настоящее.
Пару часов, пару дней, пару недель, сколько ещё мне осталось? Даже в такой щекотливой ситуации никто не может дать конкретный ответ. Вам осталось жить пару месяцев, хотя вы можете протянуть и пару лет…Спасибо ****ь! Остаётся лишь жить и не замечать, то количество дней, которое проходит мимо тебя. Не считай, просто живи.
Осталась пара часов до концерта, наверное нужно выдвигаться. В кармане как раз завалялась пара баксов на автобус. Я встал с лавки, меня немного штормило, ничего, пьяным я играю лучше. В бутылке как раз осталось на глоток, я приложился. Сразу стало теплее, по телу растеклась жизнь. Я стоял легонько пошатываясь, и смотрел на случайных
прохожих. Я представлял, как ненавижу их всех вместе, и каждого по отдельности. Мерзкие люди, отвратные мне до глубины души существа. Но ведь я тоже один из них, такой же мерзкий и отвратительный. С этим ничего не поделаешь, и поэтому я ненавижу себя в сто раз сильнее.
Взяв гитару, я побрёл на остановку. Всегда улыбающийся и приветливый Город Ангелов сменил свою маску на серую и угрюмую. Он словно почувствовал мою темноту и опустошенность. Небо потемнело, начинал срываться дождь, как раз под стать моему внутреннему самочувствию. Я накинул на голову капюшон, пытаясь скрыть свое измождённое жизнью лицо, от этого города. Он пытался заглянуть мне в глаза, найти что-то давно забытое, но я не позволял ему это сделать.
Чем сильнее срывался дождь, тем меньше людей становилось на улицах. Когда я подошел к остановке, он уже лил словно из ведра. На улице стало сыро и холодно, а автобуса всё не было. Я в гордом одиночестве стоял на остановке. Мимо проносились машины, поднимая в воздух целый шквал брызг. В них мчались люди у которых жизнь была заметно лучше моей, но были ли они ею довольны? Хоть у меня и рак, и жить мне осталось на пару глотков виски, но я вполне доволен своей жизнью, и не хотел бы в ней ничего менять. Я это плевок в лицо Американской мечте. Мечте о сытом желудке, и кровом над головой. Если Америка действительно мечтает об этом, то мне её искренне жалко. Погрязшие в собственном жире поглотители фастфудов, продавшие свою душу за плазменную панель потребители корпорации медио масс, жалкие обыватели снимающие место под солнцем. Мне стыдно быть одного с вами вида.
Наконец-то подъехал автобус. Я дал водителю деньги за проезд, и уселся на одинарном сидении у окна. Потоки грязной воды текли по
дорогам, впадая в канализационные коллекторы. В салоне чем-то воняло, это было отчаяние. Общественный транспорт, что может быть хуже? Наркоманы, бичи, социальные уёбки, подземный мир L.A. – вот кто был клиентом этих многоместных катафалков.
Мотор монотонно гудел, вводя пассажиров в транс, уводя их далеко от мыслей о серости настоящего. Словно мантру он повторял, ммммммм…всё хорошо не обращайте внимание на то что вы по шею в говне; ммммммм…вонь так же естественна как солнце и луна; ммммммм…это размеренное болото – ваш дом; ммммммм…вышедшие из грязи, вернуться в грязь; ммммммм…другого не дано, это лучшее что есть, улыбайтесь, будьте счастливы.
Я вышел на углу пятнадцатой и тридцать четвёртой. Дождь прекратился, но взгляд по-прежнему разбивался о серое небо. В грязных лужах отражались дома и люди. Там они были абсолютно голыми, без всей той фальши которую они одевают каждый день. Серые, измождённые лица, взгляд без малейшего намёка на индивидуальность, вот она суровая действительность.
На витрине магазина, прямо на стекле я вижу большой, красный знак анархии. Кто-то постарался и не пожалел сил. Всё-таки есть ещё кто-то, кто не согласен с установившимся порядком вещей. Нас легко узнать, ирокез, кеды, взгляд в котором горит ненависть, разбитые руки и злобный оскал.
А вот и «ST1», небольшое здание серого цвета с неоновой вывеской. Обрисованное граффити и обклеенное листовками. Их тут очень много, и свежие, и те которые висят не один год и практически выцвели на калифорнийском солнце. Частично оборванные и обожженные, они являются молчаливыми свидетелями того как
скоротечно время. База ненужной информации, которую всем лень убрать.
Внутри темно, зал пуст кроме организаторов концерта, и работников клуба никого нет. Я подхожу к барной стойке ставлю гитару рядом, и прошу бармена налить мне двойной виски. Он выполняет мой заказ. Сижу, пью. Единственное что мне пожалуй осталось, сидеть и пить.
- Фридрих, ты пришел, рад тебя видеть.
Из темноты появился Джереми Ньюман один из организаторов. Мы с Джереми знали друг друга уже очень давно. Он был энергичным, жизнерадостным человеком, и это раздражало меня больше всего. Невысокого роста с пивным животом, лысеющий, стареющий, лучше здохнуть чем так жить, а он улыбается. Не понимаю я его.
- Привет Джереми.
- И всё? Ты не отделаешься от меня своим мрачным «Привет». А ну иди сюда старый пёс.
Джереми подошел, и обнял меня.
- Как у тебя дела, готов отыграть концерт в силе Фридриха?
Я ничего не ответил, и молча потянул виски.
- Можешь не отвечать, я вижу ты как всегда в своём репертуаре, но сегодня ты должен постараться.
- Это ещё в честь чего?
- А в честь того, что сегодня на твоём концерте буду люди из звукозаписывающей компании, и если им понравиться, то они заключат с тобой контракт, и запишут тебя.
- Я буду играть так же как и обычно, пускай эти коммерческие суки идут на ***, не буду я не под кого подстраиваться. Моя музыка будет такой, какая она есть, сырой, мрачной, злобной.
- Да, да, да, вот именно об этом я и говорю, «в стиле Фридриха».
Джереми ещё раз пожелал мне удачи, и убежал улаживать какие-то организационные моменты. Я продолжил пить. Выпившим я играю лучше, боле эмоционально, но в этом деле главное знать свою меру.
Потихоньку в клуб начали заходить люди. Я всё так же сидел в баре, и стакан за стаканом уничтожал виски. Меня радовало, что ко мне никто не подходил, и не заёбывал какими-то стандартными фразами типа: «О, это же ты Фридрих, можно с тобой сфотографироваться»; «Фридрих можно взять у тебя автограф?»; или же моё любимое «Фридрих, ты мудак, и музыка твоя гавно, да и вообще здохни сука!».
До начала оставалось минут десять, к этому времени я успел приговорить пол литра. Состояние было что надо, не пьян, но достаточно зол, чтобы сделать всё как надо. Я попросил бармена присмотреть за гитарой, а сам отправился на улицу покурить.
В переулке за клубом была зловонная клоака безнадёжности. Обрисованные стены, вонючие баки с мусором, пятна крови на асфальте. Всё то, чего люди стараются избегать, то что вызывает в них отвращение и страх, всё то что называется реальностью. Снова начинал срываться дождь. Я стоял и курил всматриваясь в пустоту. Вдруг у меня в голове промелькнула мысль, что этот концерт может стать для меня последним, и нужно отыграть его на полную катушку.
Сигарета медленно тлела у меня в руке. За спиной из зала доносился гул посетителей которые пришли на концерт. Чего они все ждали, мне было не понятно. Я бы не ходил на свои концерт, если бы у меня была такая возможность. Какой-то озлобленный мудак кричит всем со с цены, что они ублюдки и моральные уроды, а им это нравиться. Поколение словесных мазохистов, которым нравится всякий мусор.
Я сделал последнюю затяжку, и меня снова начал душить приступ кашля. Острая боль в груди, словно кто-то вырезает тебе лёгкие, заставила согнуться пополам. Я не мог сделать вдох, во рту появился привкус крови. Не знаю сколько это продолжалось, пару минут наверное, и всё же за эти пару минут я успел пару раз проститься с жизнью. Я выплюнул кровь перемешанную со слюной, и вытер рот рукавом своей куртки. Сделав глубокий вдох, и расправив лёгкие, я вошел в зал.
И вот я уже на сцене, зал окутала темнота, единственный луч тусклого света направлен на меня. Я как обычно ничего не говорю, и просто начинаю играть. За меня всё скажет моя музыка. Струны начинают вибрировать и выдавать звук. Ручка громкости на гитарном усилителе выкручена до упора вправо. Всё идёт не плохо, слова складываются в строчки, и в них даже есть какой-то смысл. Первая песня закончена, из темноты я слышу аплодисменты и довольные крики слушателей. Вторая, третья, четвёртая песня. Петь становиться тяжело, но я не обращаю на это никакого внимания и продолжаю.
Как обычно первая часть уже позади, теперь мне нужно выпить виски и привести себя в порядок. Что-то я вымотался, пожалуй даже сильнее чем обычно, всё таки рак даёт о себе знать. Виски приятно обжигает язык. Вокруг шумно, пожалуй, слишком шумно, чтобы можно было собраться с мыслями. Я беру свой стакан и выхожу на улицу. Чёрный ход всегда к моим услугам. На улице свежо. С неба льется холодная, прозрачная вода.
Глоток, ещё один, виски согревает. Мне казалось, что в один из таких дней я и уйду. Будет идти дождь, по дорогам будут бежать потоки грязной воды, а тучи закроют небо на сколько будет хватать глаз. Серый мир будет смеяться, а Город Монстр покажет радостный оскал. Жизнь в
L.A. слишком быстра, чтобы кто-то замечал как люди уходят, на верное тоже самое ждёт и меня.
Я допил свой виски, и достал сигарету. Помниться доктор Стрейт советовала, мне бросить курить, но уже слишком поздно бросать. Очередной гвоздь в крышку гроба, очередное волокно в верёвке палача. Мои лёгкие наполнял дым, и мне становилось от этого немного легче. Я докурил и отправился обратно в зал, “Show must go on”.
Ещё час и концерт был окончен, было тяжело, но оно того стоило. Куча пьяных людей бросались в меня довольными выкриками, и аплодисментами, они скандировали моё имя. Если честно меня это мало интересовало, куда сильнее меня тревожил вопрос где я сегодня буду ночевать, а всё то что происходит здесь лишь фальшь, прелюдия к ещё одной одинокой ночи.
Я снова вернулся к барной стойке, и заказал выпивку. Пей пока наливают, и проваливай когда гонят, этих правил я пытался придерживаться. Сейчас мне хотелось напиться да посильнее, чтобы не думать ни о чём. Меня разрывали смешанные чувства, ненависть вперемешку с отчаянием. Хотелось побыть одному, чтобы никто меня не трогал. Я бы так и сидел здесь всю ночь, только я и бармен. Я пью, а он подливает. Мы с ним не разговариваем, но при этом прекрасно друг друга понимаем. Он будет ставить старые песни, на музыкальном автомате, а я буду слушать их и продолжать пить. Возможно, на какой-нибудь особенно грустной песне, я пущ скупую слезу, а он сделает вид словно ничего не заметил и освежит мне стакан.
Не прошло и десяти минут, как ко мне подошел Джереми.
- Фридрих, дай пожму тебе руку, всё было на высоте. Отмочил так отмочил, сегодня ты выложился по полной, и это принесло свои плоды. С тобой хотят заключить контракт на запись альбома.
Я не обращал на Джнреми никакого внимания и продолжал пить.
- Ты меня слышишь? Фридрих, ау, я принёс хорошие новости.
- Джерри, давай не сейчас.
- Не сейчас, не сейчас! А когда тою мать?! Ты понимаешь, что ты получил контракт на запись?
- Я услышал тебя с первого раза, давай обсудим это завтра, а пока будь добр, иди на ***.
- Ну ты и мудак, если бы я тебя не знал, разбил бы тебе ****о.
- Чего же ты ждёшь? Давай разбей! Ты меня знаешь, я никогда не уходил от хорошей драки.
- Пошел ты на *** Фридрих, завтра поговорим.
Джерри ушел. Он был хорошим другом, возможно даже слишком хорошим для меня. Иногда я удивляюсь, как меня ещё терпят все те, кто называют себя моими друзьями. Иногда я бываю полнейшим уродом, в оставшееся же время я мудак. Да что уж тут говорить, иногда мне самому хочется разбить себе лицо.
Когда я уходил из «ST1», то был совершенно пьян, хорошо хоть мне хватило ума оставить гитару в баре. Было где-то около часа ночи, луна с переменным успехом пробивалась сквозь тучи, и её тусклый свет отражали грязные лужи. На улице было мерзко, сыро и холодно, обожаю такую погоду. Под курткой у меня был трофей, добытый мною из бара. Литр отличного виски, который не должен был дать мне замёрзнуть.
Моих сил хватило, чтобы добраться до ближайшего сквера находившегося через дорогу, и я устроился на первой попавшейся лавке.
Надо мной нависало размашистое дерево, которое могло укрыть меня от всего мира, и заставить почувствовать что-то давно забытое. Холодный ветер пробирал до костей, я открыл бутылку и сделал глоток. Это согрело меня, но ненадолго.
Луна заливала своим бледным светом парк, и тени деревьев превращались в демонов, которые пытались схватить меня за ноги и утащить в ад. С каждой секундой становилось всё мрачнее и мрачнее. Я представлял, как эти демоны хватают меня и волокут вниз. И вот я уже проваливаюсь в тёмную пустоту, и устремляюсь на самое адово дно. Мой полёт набирает скорость, а в ушах свистит ветер. Чем глубже я проваливаюсь, тем меньше у меня шансов спастись из этой ловушки, но даже эту реальность я принимаю как данное.
Мне всё равно что будет, меня не интересует что было, есть только сейчас да и оно не обнадёживает. Я ещё раз приложился к бутылке. Мысли растворялись в алкоголе, терялись в тумане забвения, а вместе с ними пропадал и я. Всё выглядело странным, этот мир, моя жизнь, я сам. Словно декорации города, по которому прогуливаются тряпичные марионетки, всё было ненастоящим. Острое ощущение пустоты и одиночества пронзило меня в этот момент. Наверное, впору было бы расплакаться, да только я ничего не чувствовал.
Ещё одна пустая игра в поддавки со смертью. Кто-то может продержаться достаточно долго, вот только я не настолько умелый игрок. В конечном итоге она всегда побеждает, но дело не в этом, а в том, сколько времени ты сможешь себе выторговать.
«Джессика»
Двенадцатое сентября, наконец-то моё дело было официально закрыто. Джефри постарался на славу, меня обошли стороной даже общественные работы. Я снова была вольна делать что мне хочется, и первостепенной задачей было слинять из монастыря. Мы с Эмбер решили, что не будем затягивать с побегом и уйдём через пару дней.
Ох уж это сладкое предвкушение свободы, я летала в приподнятом настроении, и ничто не могло его испортить. Даже Роуз которая доставала меня, и ходила за мной серой тенью, не смогла омрачить эти хлопотные пару дней.
Мы никому ничего не говорили, да в этом и не было необходимости. У меня кроме Эмбер не было подруг, как и у неё кроме меня. Это было странно, но каждый здесь держался сам по себе. Неписаный кодекс монашеского сестринства, или же просто странные люди, мне было плевать. Через несколько часов мы должны были убежать отсюда, чтобы никогда больше не вспоминать об этом месте.
Когда мы уходили, Эмбер всё же оставила записку на прикроватном столике, со словами прощания. Для неё это был поистине серьёзный шаг, на который она никогда бы не решилась, не подпади она под моё влияние. Мне хотелось вериться, что она поступает правильно, ведь перед ней открывался целый новый мир, мир который от неё так чательно скрывали за стенами монастыря. Кроме того я довольно сильно привязалась к ней, и мне не хотелось её отпускать.
Темнота укрывала нас от любопытных глаз когда мы уходили, и всё прошло очень гладко. И вот мы уже шли вдоль ночной дороги, освещённой тусклым лунным светом. Наверное, это было довольно
странное зрелище. Полночь, пустынная дорога и две монашки пилят по ней, а в руках у каждой по красному чемодану из крокодильей кожи.
Надеюсь, что наряд монашки прибавляет очки к сохранности, если голосовать в нём ночью на дороге. Мы шли где-то около часа, прежде чем решили остановиться и передохнуть.
- Джесс, я не верю, что мы это всё-таки сделали, это полное безумие.
- Да, но ты только вдохни этот воздух, воздух свободы. Больше нами никто не будет помыкать, никто не будет говорить, что нам делать.
- Ты права, и всё же мне как-то не по себе.
- Не переживай звёздочка, я с тобой, а значит всё будет в порядке.
После этих слов наши губы сплелись в страстном поцелуе. Интересно, если бы нас кто-нибудь увидел в этот момент, что первое пришло бы ему на ум? Наверное, что две порно актрисы возвращаются домой со съёмок.
Я открыла чемодан и достала оттуда бутылку Jack Daniel’s, которую мне презентовал Джефри после нашей победы.
- Давай отметим первый день нашей свободной жизни.
Я сделала глоток, и протянула бутылку Эмбер. Она тоже немного пригубила и закашлялась. Я привлекла её к себе, обняла и снова поцеловала.
• • •
Ещё один день в лечебнице, ещё одна вырванная страница из книги моей жизни. Я проснулась в мокром поту, это был плохой знак. Обычно холодный пот был первым признаком грядущей ломки, и звоночком к
приёму новой дозы. Сейчас же я находилась не у себя дома где могла достать кокс из пластинки RAMONES, а в гребанной лечебнице СУКА!
Я прикинула свои силы, вечером мне должно было стать совсем хреново. И так что же делать? Выйти за дурью я не могу, принести её мне сюда тоже некому. Я сидела на кровати и перебирала имена, пока мне не осенило. Эрик выкрикнула я, как в своё время Эврика выкрикивал греческий дедуля.
Вот что значит не проснулась, а ведь он должен был первым придти мне на ум. И действительно, зачем искать наркоту чёрт знает где, если всё есть прямо здесь.
Первым делом я отправилась в душ, привела себя в порядок на сколько это вообще было возможно, и отправилась к Эрику. Я постучалась в его дверь но никто не ответил. Странно, обычно он отзывается по первому стуку. Я постучался ещё раз, но вновь никто не ответил.
Твою мать Эрик, куда же ты пропал? После своих бесплодных попыток найти этого инфантильного гея-наркомана, я отправилась в столовую позавтракать. Силы убывали, и нужно было их пополнить.
Выбирая где сесть, я увидела Чарли и села за его столик. Завтрак Чарли включал в себя чашку чёрного кофе без сахара, и газету недельной давности, из еды были сигареты. Он не стесняясь курил прямо в столовой, а когда ему делали замечание, то он посылал всех куда подальше. Пару раз он из-за этого ввязывался в потасовки с персоналом клиники, но в итоге он отвоевал себе это право, так как все решили, что лучше закрыть на это глаза.
- Доброе утро Чарли.
- И тебе привет Джессика. Что с тобой ты выглядишь как-то не очень?
- Не обращай внимания, просто мне нездоровится.
- Ты уверена? Возможно это что-то другое, возможно тебе не хватает наркотиков?
- А у тебя есть?
- Нет, я давно отказался от этого яда и тебе советую.
- Ты что мой папочка? Я сама решу, что для меня лучше.
- Не заводись, я просто выразил свою точку зрения.
- Ладно, черт с тобой, скажи лучше, ты не видел Эрика?
- Видел.
- И…где же он?
- В его комнате устроили обыск, и нашли там приличное количество дури. После этого несколько охранников уволокли его в комнату сто три.
- Куда?
- В комнату сто три, и поверь мне туда лучше не попадать. По сути это карцер, одиночная камера, куда сажают особо отличившихся.
- А ты откуда знаешь?
- Я бывал там пару раз, и поверь мне, тебе бы это не понравилось. Эта камера настолько маленькая, что в ней можно либо стоять, либо сидеть поджав под себя ноги, окон нет, единственным источником света является лампа под потолком которую никогда не выключают. Ты начинаешь теряться во времени, начинаешь сходить с ума, жуткое место поверь мне на слово.
- А? Что ты говорил? Я тебя не слушала. Ладно, я пожалуй пойду.
И так мои дела были не к чёрту. Эрик сидел в одиночке, а его комнату обыскали. Наркотиков не было, и взять тоже не предоставлялось возможным. Сука, нужно срочно что-то придумать.
Я вышла во двор и упала на шезлонг. Утреннее солнце L.A. согревало просыпающийся город, играло на поверхности воды, и окрашивало небосвод в нежные, алые цвета. На несколько секунд этот вид отвлёк меня от мыслей о том, что со мной должно произойти, если я не достану дозу.
В моей руке тлела сигарета, которую вместе со мной курил ветер. Хотелось отвлечься от мыслей о предстоящей буре, хотелось знать, что всё будет в порядке, но таких гарантий мне никто не мог дать. Вот бы вернуться в детство, залезть под одеяло, и ждать когда в комнату войдёт мама, и обнимет тебя, и ты почувствуешь себя в безопасности, и будешь знать, что всё будет хорошо, что нечего бояться. Хочу снова стать маленькой, я так устала от всего этого дерьма. Хочу, чтобы меля любили, и заботились обо мне, а не спаивали и пытались трахнуть. Наверное, меня вообще никто и никогда не любил.
Не знаю, что на меня нашло, но я разревелась. Приступ какой-то беспросветной тоски, апатии, сплошного негатива. Мне было безумно жалко ту девочку, которая росла и видела светлое будущее для себя, которая никогда не унывала и так часто и звонко смеялась. Что с ней случилось? Куда она пропала? Да никуда, просто её как и миллионы других девочек засосало чёрное, холодное болото под названием жизнь.
Вместо просторного дома, тесная съемная квартира. Вместо любящего мужа случайные связи в барах и ночных клубах, вместо светлого будущего наркотики и пустые бутылки из под виски. И казалось
бы не самая плохая жизнь, и есть во сто крат хуже, но почему я должна быть ничтожной в мире, где я могу быть непревзойденной.
Сигарета медленно тлела на ветру как и моя жизнь, и я решила положить всему этому конец. Нет не в том смысле. Я откажусь от наркотиков, выдержу то что мне предстоит, и начну всё с чистого листа. В память о той девочке, которая принесла себя в жертву взрослой и ничтожной жизни.
Руки уже начинали понемногу дрожать, всё начнётся гораздо раньше чем я предполагала, у меня совсем немного времени.
Меня ведут по бледно-белому коридору. Никакой косметики, никакой бижутерии, на мне лёгкая больничная рубашка. По обе стороны от меня идут работники этого ахуенно роскошного места под названием «Счастливый путь», или как там его? Не могу вспомнить, мысли путаются...
Я чувствую как слабость растекается по телу, мне плохо, мне очень плохо. Ноги подкашиваются, и вот меня уже ведут под руки. Меня колотит, не могу унять дрожь, коридор начинает вращаться, дальше темнота.
Прихожу в себя уже в палате, вся в холодном поту. Состояние практически критическое. Руки сводит судорогой, во рту пересохло, меня знобит. Я лежу на кровати и не могу пошевелиться, вернее мне просто страшно двигаться. Это просто что-то невообразимое у меня начинается паническая атака. Нужно бежать, но я не могу, ноги онемели, и я их не чувствую. Я пытаюсь закричать, но и это не выходит, голос тоже куда-то пропал.
Разум словно в огне, он не понимает что со мной происходит. По моим щекам ручьями катятся слёзы, хотя лицо абсолютно невозмутимо и спокойно. Оно словно фарфоровая маска, застывший слепок отчуждения, которое скрывает эмоции. Мне остаётся только лежать запертой в своём теле и надеяться, что я не умру.
Открываю глаза, в палате темно, наверное я отключилась. Сквозь небольшое окошко в двери в палату попадает полоска тусклого света, которая словно делит пространство пополам. Мне начинает казаться, что в противоположной части комнаты кто-то есть. Он смотрит на меня своими горящими глазами и скрежещет зубами. По спине побежали мурашки и сердце забилось чаще. Наверное, свет сдерживает его от решающего прыжка, который отделяет нас.
Я начинаю кричать, очень пронзительно и очень громко. Мне кажется, что этот крик слышен во всех уголках лечебницы, и сейчас мне кто-нибудь придёт на помощь, и спасет меня от этого невидимого наблюдателя. Я продолжаю кричать и делаю это ещё громче, вены на шее вздуваются и уже готовы лопнуть. Вдруг в окошке на двери я вижу мужчину, это охранник делающий обход. Я взываю к нему свои мольбы, и указываю на противоположный конец комнаты. Он переводит свой взгляд туда, а затем снова на меня, разворачивается и уходит. Я в отчаянии, моя единственная надежда на спасение пропала. Я снова начинаю кричать, и вдруг ко мне возвращается контроль над телом. Я подпрыгиваю на кровати, и падаю на пол.
Прихожу в себя на полу, не знаю сколько сейчас времени, и сколько времени я была без сознания. Голова болит, губа разбита, наверное разбила её когда падала с кровати. Я опустошена, состояние максимально приближенное к смерти. Меня продолжает колотить,
стягиваю с кровати одеяло, заматываюсь в него, и забиваюсь в угол. Не знаю почему, но он мне кажется безопасным.
Проходит около часа, очередной приступ. Меня бросает в жар, пульс учащается, я начинаю скрежетать зубами. Это вспышка ярости, стремительная и неудержимая. Я начинаю кричать, в уголках рта появляется пена. Никогда ещё в жизни я такого не ощущала. Сила, бесстрашие, потребность разорвать кого-то на части. Я вскочила на ноги, и начала трясти кровать в попытках перевернуть её. Когда у меня это не получилось, я начала колотить кулаками в стену. Не знаю сколько это длилось, но когда я остановилась, руки у меня были полностью разбиты.
Приблизительно через двадцать минут после этого ко мне в палату вошел санитар. Он принёс поднос с едой, и полулитровую бутылку воды. Это было очень кстати, потому что мне очень хотелось пить.
Я смотрела на него из своего угла, пока он не ушел, а как только дверь за ним закрылась, я набросилась на поднос. Первым делом я выпила полбутылки воды, а уже потом приступила к еде. Это было очень странно, так как есть мне не хотелось вообще. Я хватала еду руками, и с жадностью заталкивала её себе в рот, так словно у меня её кто-то сейчас отберёт.
Окончив свою животную трапезу, я отбросила поднос к дверям, и снова забилась в угол. Буквально через несколько минут меня начало мутить, и рвать. Наверное я выблевала весь свой завтрак. После этого резкий упадок сил, жар и бред. Едва справляясь с одолевающей меня слабостью, я взобралась на постель. Голова кружилась, перед глазами всё плыло.
Как бы не трагично это звучало, но мне хотелось здохнуть. Все те слова которыми я себя подбадривала куда-то пропали, словно их никогда
и не было. Я была абсолютно одна в этом мире. Никому не было до меня дела, всем было плевать жива я или валяюсь где-то окоченевшая в канаве. Друзья – у меня их никогда не было, семья – я давно её проебала, любовь всей моей жизни – я пытаюсь от неё отказаться, из-за неё меня сейчас и ломает.
Апатия, меланхолия, ”welcome to the black parade” мать его, о котором пели Мy chemical romance. Сложно передать словами эту бурю эмоций закручивающую тебя и уносящую куда-то далеко. Тебе начинает казаться, что всё вокруг тебя не правильно и абсурдно, а единственным нормальным во всём этом мире являешься ты.
Понимает ли человек у которого помутнел рассудок, что он не в себе? Я не понимала. Для меня на момент моего временного безумия, ничего не изменилось. Жизнь протекала так же как и до этого, вот только из неё исчезли абсолютно все цвета. Меня окружали сумасшедшие, недалёкие люди, мрачные существа и это было так же естественно, как и то, что небо серого цвета.
Валяясь в изоляторе, я - то приходила в себя, то теряла сознание, то проваливалась в объятия к старику Морфею. Меня кормили, давали лекарства, кололи уколы и ставили капельницы. Временами, когда я была особенно неадекватной, на меня надевали смирительную рубашку, чтобы я не покалечила ни себя ни санитаров.
Происходящее со мной походило на сцены из фильма «Экзорцист». Меня ломало, всё тело сводило судорогой, единственное отличие было в том, что я не говорила на мертвых языках, хотя в бреду я вполне могла обмолвится, парочкой, другой матов на арамейском или на латыни.
В общем и целом это был полный ****ец, с большой буквы П. Хроники моего безумия длились в течении двух недель, не слишком долго чтобы окончательно сойти с ума, но и не так уж мало, чтобы захотеть пройти через это снова. Когда меня вновь привели в мою комнату, которую мне выделили изначально, меня было не узнать. Бледная, с огромными мешками под глазами, похудевшая на десять килограмм, наглядное подтверждение тому, что наркотики это плохо.
Пройдя через этот ад, я твёрдо решила, что с наркотиками покончено раз и на всегда. Восстанавливаю былую форму, и начинаю всё с чистого листа. Помниться мне, я прочитала в одной из книг такую фразу: «Человек сделавший выбор – неуязвим», так вот свой выбор я уже сделала.
«Фридрих»
Я пил пока не вырубился в том сквере через дорогу от «ST1». Первые солнечные лучи на рассвете согрели моё практически окоченевшее тело. Руки и ноги сводило судорогой, а голова раскалывалась, словно там палили из пушек. Подлый алкоголь, так он платит мне за мою привязанность.
Рядом на земле валялась бутылка, в ней ещё оставалось немного виски, и я аккуратно поднял её. Я могу сколько угодно ****еть на выпивку с похмелья, но навряд ли я перестану пить, ведь что мне тогда останется? Алкоголь – самое доступное и эффективное средство от серых мыслей.
Сидя на лавке и потягивая виски, я наблюдал как город просыпается, как сбросив оковы сна он вновь оживает. Одинокие машины уже начинали колесить по улицам L.A., начинали открываться лавки старьёвщиков, а офисные клерки бежали в свои соты из стали и бетона, чтобы не опоздать на работу. Люди выходили из своих домов на улицу, и спешили туда, где должны были умирать до конца дня. Серые, безучастные они формировали не иссекающий поток материала, из которого состоял фундамент Города Обезумевших. Для них смысл жизни заключался в том, чтобы встать пораньше и не опоздать на работу. Убожества, меня воротит от вас! Заработать деньги, чтобы потратить их на очередной костюм. Заработать деньги и заплатить за интернет, чтобы не потерять доступ к порно-сайтам. Заработать деньги, и потратить их на погребальною церемонию после смерти.
Меня мучило похмелье, меня убивал рак, и всё равно я был выше мирских привязанностей, и материальных нужд. Пускай я и умру босой и голодный в холодной канаве, но я умру свободным. Никаких поблажек,
никаких компромиссов, Fuck the system. Мысли, чувства, эмоции и действия, одно порождает другое, вызывая третье, заставляя делать четвёртое.
Я проверил карманы, в них было пусто, сигареты закончились. Осмотревшись по сторонам, я посмотрел себе под ноги, под лавкой валялось несколько окурков. Я поднял самый большой и подкурил. Мне было наплевать чей это окурок, мой или какого-то абсолютно незнакомого мне человека, главное что сейчас он вводил в мой организм дозу никотина, которая была мне так нужна.
Докурив и допив остатки виски, я отправился в «ST1» чтобы забрать свою гитару и поговорить с Джереми по поводу записи. Встав славки я понял что меня всё ещё штормит, хотя голова уже практически не болит. Вот как надо лечиться, клин клином вышибают.
Когда я подошел к клубу, то обнаружил, что он закрыт. Действительно, и о чём я только думал, было ведь всего пол седьмого утра. Пошарив в карманах, я всё-таки нашел поломанную сигарету и закурил, убью пять минут, а дальше будет видно. Сигарета показалась какой-то непривычно крепкой. Я едва успел выкурить половину, как по телу начала растекаться слабость. Колени задрожали и я потеряв равновесие упал на мокрый асфальт.
После этого очередной приступ кашля, и я чувствую как у меня в зубах застревают кусочки моих собственных лёгких. Металлический привкус во рту, лёгкие горят огнём, перед глазами всё начинает плыть. Вот наверное и конец, последние мгновения в этом мерзком мире. Избавление настигло меня в грязной канаве, абсолютно одного, в крови. Как это прозаично, даже в последние минуты жизни ничего не меняется. Жизнь в дерьме не означает красивой смерти в шелках.
Я пытаюсь оставаться в сознании, но это сильнее меня. Слабость начинает подниматься выше, и вот уже у меня отказывают руки. Я падаю на спину и смотрю в бездонное небо которое тянется во все стороны на сколько хватает глаз. Не знаю почему, но оно успокаивает меня, заставляет всю мою злость куда-то пропасть. Всматриваясь в эту безграничную глубину, я растворяюсь в ней. Перед глазами темнеет.
Больничная палата, я лежу на кровати подключённый к целой куче аппаратов. Монитор на котором отражается картдиоактивность работает, я не умер. Слабость до сих пор сковывает тело, я не могу пошевелиться. Голова начинает кружиться, я снова теряю сознание.
Прихожу в себя, и вижу возле кровати доктора Стрейт. Она как всегда изумительна, и в своём белом халате походит на ангела, который заберёт меня из этой выгребной ямы. Я открываю рот и пытаюсь ей что-то сказать, но у меня не выходит, я слишком слаб. Она видит мои потуги, и делает мне жест остановиться.
- Не говорите Фридрих, поберегите силы, они вам ещё понадобятся. У вас был приступ, и довольно сильный. Немного разорвалось лёгкое, но теперь всё в порядке, мы его зашили. Отдыхайте, скоро я к вам снова зайду.
Сидни убежала, а мне не оставалось ничего другого, как валяться на больничной койке. Были бы силы, меня бы здесь не было, но что мне остаётся в моём теперешнем состоянии? Через несколько минут после ухода Сидни в палату вошла медсестра и сделала мне укол. Я почувствовал, как тепло разливается по всему телу и через несколько минут вырубился.
На часах было уже семь вечера, когда доктор Стрейтер вернулась ко мне в палату. Я был ещё слаб, возможно из-за болезни, а возможно из-за лекарств которые мне давали, но я отчётливо помню как она вошла. На её лице было лёгкая тень печали, которая лишь подчёркивала её красоту, вся в белом она походила на ангела. Лёгкая почти невесомая походка создавала впечатление, словно Сидни парит в воздухе.
Если бы она была последней, кого мне суждено было бы увидеть при жизни, я умер бы с лёгким сердцем. Сидни подошла к моей кровати, и несколько секунд смотрела на мониторы приборов, к которым я был подключён. Своей слабеющей рукой я взял её руку, которая находилась рядом со мной. Она тот час же обернулась и посмотрела на меня.
- Док, со мной всё в порядке, я специально попал сюда, чтобы увидеть вас.
- Могли бы просто позвонить, и придти на приём.
- Мог, но разве вы запомнили бы меня после этого?
- Ну, у меня хорошая память.
Я слабо улыбнулся, возможно, впервые за последние несколько лет. Не знаю почему, но она смягчала меня, словно вода, стачивающая острые грани камня.
- Чёрт, как же хочется курить, док у вас не будет сигаретки?
- Вы продолжаете курить?! Не удивительно тогда, что вы попали к нам едва живой. Эта привычка сократит отведённое вам время вдвое.
- Всё равно, меня здесь ничего не держит.
- А как же ваша семья?
- У меня нет семьи, у меня никого нет. Только я и моя музыка, всё остальное не имеет значения.
- Если вы так думаете, то вы уже мертвы.
- Может и так, но мне хочется верить, что пока я могу играть, я буду жить.
- Вот видите, у вас есть ради чего жить.
- Нет, это не то ради чего я живу, но это то, что поддерживает во мне жизнь.
Моя рука выскользнула из руки Сидни, я почувствовал что слабею. Перед глазами всё поплыло, и я потерял сознание.
Очередное утро, мягкий свет заливает белые стены больничной палаты. За дверью слышится какая-то возня. Ещё один день дарит мне возможность вдохнуть полной грудью вонь Города Ангелов. Капельницы, кардиоманиторы, катетеры, столько приборов и препаратов которые должны поддерживать во мне жизнь, что создаётся ощущенье важности, будто ты кому-то нужен, но всё это лишь иллюзия.
Я попытался подняться и сесть, но у меня ничего не получилось. Куча проводов которые шли к аппаратам, к которым я был подключён натянулись, и опутали меня как рыбу, пойманную в сеть. Я начал срывать их один за одним, а когда закончил, то попытался подняться вновь.
Я почувствовал какую-то неприятную боль в груди. Отодвинув больничную сорочку, я увидел повязку в том месте, где меня резали. Она была с левой стороны практически под сердцем. Вот и ещё один шрам украсил моё тело.
Опираясь на капельницу, я встал с кровати. Приборы звонко пищали прекратив получать информацию о моём состоянии. Какая ирония, единственными кому я был действительно нужен, оказались бездушные машины. В палату вбежала медсестра, увидев, что со мной всё в порядке она застыла в дверях.
- Зачем вы встали, вам нужно соблюдать постельный режим.
- Прости сладкая, но я уже достаточно здесь пролежал.
- Немедленно ложитесь обратно, или у вас разойдутся швы.
- Я пожалуй рискну.
- Если вы не ляжете обратно, я буду вынуждена позвать доктора.
- Кого? Сидни? Конечно зови, мне как раз нужно с ней поговорить.
Медсестра вышла из палаты, и по-видимому действительно пошла звать доктора Стрейтер. Я же тем временем подошел к окну и открыл форточку. Горячий сухой воздух ударил мне в лицо. Он был перенасыщен запахами этого города, словно кто-то дыхнул мне своим зловонным дыханием в лицо. Мне этого так не хватало.
Я так привык к этим грязным улицам, с их уродливыми и ненавистными мне обитателями, что эта чистая, больничная палата напоминает стерильную клетку, в которую меня заточили. Виски и сигареты, драки и боль сковывающая моё тело по утру, вот что мне нужно, вот что поставит меня на ноги быстрее всяких лекарств. Это не самый большой шрам на карте моего тела, (я поднес руку к повязке).
Вдруг я почувствовал острую боль, в том месте, где были наложены швы. Она была ошеломляющей, дикой, настоящей. Такого я ещё никогда не испытывал, хотя мне доводилось выносить многое. Эта боль чуть не подкосила меня, и если бы не капельница на которую я опирался, то наверное я бы уже распластался на полу.
Кое-как мне удалось добраться до койки, и я сел. Во рту появился знакомый металлический привкус. Отодвинув сорочку, я посмотрел на свою повязку, на ней начинали проступать красные пятна. Вот и швы разошлись, как и предупреждала та медсестра. Ничего, одним больше, одним меньше, всё равно никто не заметит. Комната начала кружиться, и последним что я запомнил была Сидни, которая ловила меня когда я
падал. Уже сквозь сон я слышал, как она что-то кричала. Мне не удалось разобрать что, но голос её казался встревоженным. Ей не всё равно, ей действительно не всё равно.
Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь в своей палате. Спиной ко мне стояла Сидни, и смотрела на показания приборов. Я был слаб, настолько слаб, что не мог поднять свою грёбанную руку. У меня едва получилось произнести «Док». Сидни обернулась и увидела, что я пришел в себя.
- На этот раз вам повезло, мы едва смогли вас вытащить, но если такое повторится снова, я не могу ничего обещать.
Она злится, мой ангел злится на меня. Она два раза спасала мне жизнь, и чем же я ей отплатил? Ненавижу себя за то, что ей пришлось переживать из-за меня. Неужели я до сих пор достоин чьих то переживаний?
Если бы я мог я отдал бы ради неё всё что имею, и свою никчёмную жизнь в придачу. Я готов молиться всем несуществующим богам, лишь бы мне представился такой шанс. Но вместо этого я лежу прикованный к кровати собственной беспомощностью, и смотрю как единственная кого я могу полюбить злится на меня.
Я открываю рот в попытке что-то сказать, но у меня не выходит, я слишком слаб. Она видит мои ничтожные попытки, и останавливает меня. Говорит, чтобы я поберёг силы, так как они мне ещё пригодятся. Я замолкаю, хотя и так не произнёс и слова. Смотрю на неё, смотрю ей в глаза. Она не отводит взгляд, сильная женщина, таких практически не осталось.
Она говорит мне чтобы я отдыхал, и уходит гася свет. Я лежу в темноте и вдыхаю её угасающий аромат. Она последнее о чём я думаю
перед тем как отключиться. Не знаю что это, любовь или лекарства которые мне дают, но я чувствую что привязан к этой женщине, и обратного пути нет. Возможно, она не ответит взаимностью, и боль снова будет рвать меня на часть, но в этом случае меня утешает мысль, что эта боль продлится не долго.
Утром меня разбудила медсестра, которая принесла очередную порцию лекарств. Я выпил несколько таблеток, и снова провалился в безмятежное забытье. Я то приходил в себя, то отключался, то снова приходил в себя. Мне было очень хреново, единственное на что хватало сил так это на то, чтобы жать на кнопку вызова медсестры, когда обезболивающее переставало действовать, и мне нужен был очередной укол.
«Джессика»
Первые несколько дней после моих потрясающих двух недель в изоляторе я провела в своей комнате. Мне приносили еду и лекарства и освободили от сеансов групповой терапии. Коматозное состояние, единственное чем я занималась. Ела, спала, иногда, когда мне хватало сил, я переносила своё вялое тело к окну и курила. Собственно круг моих развлечений на этом и заканчивался, но я была вовсе не против.
Где-то дня через три меня проведал Эрик. Он как обычно был бодр духом, и этим меня сильно раздражал. Не знаю как ему это удалось, но он смог пронести мимо санитаров небольшую фляжку с виски, которую предложил мне как только закрылась дверь.
- Выглядишь, как будто тебя только что выкопали из могилы, но ничего, доктор Эрик всё поправит.
И весело потряхивая фляжкой, он протянул её мне.
- Спасибо конечно, но я пока пас.
- Что? Ты отказываешься от Jack Daniel’s? Хорошенько же они над тобой поработали…
- Это не они, это я.
- Что ты такое говоришь?
- Я в завязке, и алкоголь мне пока что противопоказан.
- Я тебя не узнаю.
- Давай сменим тему.
Я достала из пачки пару сигарет, закурила и предложила Эрику.
- Расскажи лучше, что случилось с тобой. Чарли говорил, тебя посадили в одиночку?
- Ты и не представляешь, они забрали абсолютно все мои запасы. Не знаю, как они обо всём пронюхали, но тот кто меня сдал поплатится за
это. После того как мою комнату обыскали, меня потащили в изолятор. Скажу тебе честно это не самое приятное место. Там меня продержали где-то пять часов, после этого домашний арест на неделю, поэтому о тебе я узнал не скоро.
- Да, со мной все в порядке, теперь, даже более чем когда-либо.
- Значит, ты собралась начать новую жизнь?
- А что в этом такого?
- Да нет, ничего.
- Послушай, я не изменилась, и не собираюсь меняться, но вся та химия которую я пропускала через себя мне больше не нужна. Когда тебя закрыли, у меня медленно начиналась ломка, а это скажу тебе ****ец как не круто. У меня появился тремор, поначалу практически не заметный, со временем он становился сильнее, потом озноб, дрожь во всем теле, и ещё куча всего, о чём тебе лучше не знать. Пройдя через это, тебе больше не захочется, чтобы такое повторялось.
- Пожалуй ты права, просто я буду скучать по тому, как мы веселились.
- Не переживай, мы ещё гульнём, это я тебе обещаю.
• • •
Мы с Эмбер приехали ко мне домой. Было уже где-то часа два ночи, поэтому оставив чемоданы в коридоре, мы завалились спать. Утром я проснулась, почувствовав приятный запах кофе растекающийся по квартире. Сквозь окно пробивалось солнце, приятно согревая те части моего тела, на которые оно попадало.
На часах было ровно семь часов утра. Твою мать, даже вырвавшись из монастыря, у меня осталась привычка вставать в семь часов. Ничего
скоро это пройдёт, скоро повседневная жизнь сотрёт эти воспоминания из моей памяти, и всё будет как раньше. В дверях появилась Эмбер с чашкой горячего кофе.
- Доброе утро соня, а я тут встала пораньше и приготовила тебе кофе.
- Спасибо солнце.
- Знаешь, у тебя отсюда открывается потрясающий вид на город.
- Именно поэтому я здесь и живу. Мне нравиться время от времени выбираться на веранду, и любоваться закатом или рассветом, здесь очень красивые пейзажи.
Я привлекла Эмбер к себе и поцеловала. Мне было приятно чувствовать её тепло, чувствовать, что кто-то есть рядом. Очень давно я уже не чувствовала себя нужной.
- Давай дорогуша, пошли на веранду, понежимся в лучах восходящего солнца.
Взяв Эмбер за руку, я увлекла её за собой.
Мы сидели на веранде обнявшись, и смотрели как солнце медленно поднимаясь красит небо в нежные розовые тона. Давно я такого не чувствовала, словно твою душу укрыли тёплым нежным покрывалом, и тебе становиться до того хорошо, что хочется плакать.
- Чем сегодня займёмся? – нарушила тишину Эмбер.
- А чего бы ты хотела?
- Ну не знаю, может погулять, посмотреть город.
- Можешь дальше не продолжать, я всё поняла. Сегодня я проведу тебе экскурсию по L.A. который мало кто знает.
Я поцеловала Эмбер, и отправилась в душ.
Через час мы были готовы, и отправились блуждать по улицам города. Хоть Эмбер и прожила в монастыре не один год, но в городе она бывала очень редко, а если ей и удавалось вырваться, то она выполняла поручения старухи Мак’милан, и каждый раз ходила по стандартному маршруту. Ей богу эти монашки словно муравьи, стоить хоть на чуть-чуть отклониться он намеченного маршрута, так и до муравейника своего добраться не смогут.
Мы слонялись в тени огромных гигантов из стали и бетона. Они были настолько велики, что царапали небо со своей зеркальной кожей отражающий свет. Эмбер постоянно ходила с задранной вверх головой, и смотрела где кончаются эти невероятные памятники инженерной мысли.
Мне тоже было интересно прогуляться днём, так как в основном я вела ночной образ жизни, и уже довольно давно не выбиралась на прогулку утром. Я привыкла, что витрины магазинов подсвечены ярким неоновым огнём, на дорогах не иссекает бесконечный поток машин, а по улицам слоняются отбросы, но утренний L.A. очень сильно отличался от того, что я знала.
Чистые улицы, аккуратные, похожие друг на друга люди в костюмах, никто не пьёт и не дерётся, довольно скучно нужно признаться. Мы шли по ухоженной чистой улице, и я рассказывала моей Эмбер разные истории, те которые случались со мной лично, и те о которых я где-то читала.
- Здесь очень красиво, я даже не понимала от чего отказываюсь, когда вступала в монахини. От меня прятали целый мир, такой прекрасный и тёплый.
Я взяла Эмбер за руку – Всё уже позади, и теперь тебе уже никто не помешает жить, дышать полной грудью, совершать разные сумасшедшие вещи.
- Спасибо тебе, что ты забрала меня от туда, я всегда буду тебе признательна.
- Да как же я могла тебя там оставить? – проговорила я с улыбкой на губах – ладно, я предлагаю позавтракать, ты как проголодалась?
- Если честно, то да.
- Вот и отлично, я тут неподалёку знаю одну забигаловку, её владелец мой старый друг, можно перекусить там.
- Хорошо.
Мы отправились в небольшой ресторанчик под названием «Chubby». Я хорошо знала его владельца Chubby Джонса, одно время мы плотно дули с ним порошок, и любили вляпываться в разные дерьмовые истории. В целом Chubby был не плохим парнем и не раз меня выручал.
Когда мы пришли на место, то я увидела что за эти пол года пока меня не было, здесь ничего не изменилось. Всё та же пыльная вывеска, всё те же покрашенные в серый цвет стены. Здесь действительно готовили хорошую еду, к тому же неизвестно как но Chubby смог достать лицензию на продажу алкоголя, и здесь можно было выпить довольно неплохой виски.
Когда мы вошли Джонс как обычно стоял у кассы.
- Ну ничего себе, кого это занесло ко мне попутным ветром. Джессика, рад тебя видеть.
- Привет Chubby.
- Как у тебя дела, как жизнь? Рассказывай где пропадала, я уже сто лет тебя не видел.
- Да всё как обычно, то тут, то там. Да, кстати познакомься, это моя подруга Эмбер.
- Очень приятно, друзья Джесс и мои друзья.
Эмбер была по природе своей застенчивой девушкой, и в ответ лишь мило улыбнулась и кивнула.
- Вы будете что-нибудь заказывать?
- Да, сделай нам два фирменных, а ещё бокал вина и виски с содовой.
- Одну минуту.
Мы с Эмбер сели за угловой столик, где я бывало проводила столько времени, за стаканчиком бурбона.
- Действительно не плохое место, как ты его нашла?
- Как я тебе уже говорила мы с Chubby старые друзья, раньше мы частенько собирались здесь, вот за этим столиком я, Chubby, Трикси, бывало мы сидели здесь целый день.
- Наверное, было весело.
- Иногда да, а иногда нет. Раньше я была совсем другим человеком, сейчас я немного успокоилась.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ничего, не обращай внимания.
- Но я хочу тебя узнать, ты так мало рассказываешь о себе, что я практически ничего не знаю о том, что было с тобой до того как ты попала в монастырь.
- Это было темный период в моей жизни, и теперь он остался позади.
- Я понимаю, ладно не буду на тебя давить, если ты захочешь, то сама расскажешь, а пока давай лучше насладимся вкусной едой.
Джонс принёс нам заказ, и снова убежал на кухню ссылаясь на количество клиентов, но сказал, что как только у него появиться свободная минутка он сразу же вернётся к нам.
Эмбер взяла меня за руку, и хотела было начать читать обеденную молитву.
- Что ты делаешь?
- Хочу восхвалить Господа за еду посланную нам.
- Ну вообще-то еду нам принёс Chubby, так что давай лучше восхвалим его.
- Послушай Джесс, я не хочу отказываться от своей веры, уйти из монастыря это одно, он был для нас тюрьмой, но я не хочу отворачиваться от того чему меня учили всю жизнь.
- Я понимаю, извини.
Эмбер взяла меня за руку, и начала читать молитву. Весь этот процесс был очень странным, но мне нравилось чувствовать её ладонь в своей руке. Вот так вот, однажды монашка, всегда монашка, но это совсем другой случай, это моя монашка.
• • •
Прошла уже неделя с тех пор как я была чиста, конечно хорошо каждое утро вставать с чистой головой, но ведь это и ****ец как скучно. Из отравы которой я травила себя остались только сигареты, и это было единственным что поддерживало во мне жизнь. У меня началась апатия, ничего не хотелось, всё раздражало.
В клинике все дни были похожи друг на друга, это сводило с ума. Здесь ничего не менялось, это место словно было вырвано из привычной реальности, здесь не было такого понятия как время. Отказаться от своей
зависимости хорошо, но не употреблять находясь здесь, это прямая дорого к сумасшествию.
Одни и те же лица, одни и те же разговоры, даже еда которой нас кормили не менялась. На завтрак кофе, тосты и омлет, в обед макароны с сыром и пунш, на ужин салат из свежих овощей и пюре, и так каждый день, эта ****ая размеренность убивала. Хорошо, что у меня был Эрик, который меня поддерживал и Чарли, с которым мы в последнее время довольно тесно начали общаться. Эти двое были ничего, а вот все остальные казались мне, убогими, занудными мудаками.
Утром и после обеда я ходила на групповую терапию. Слушала истории о том как и кого потрепала жизнь. Если честно мне не хотелось ничего говорить, не хотелось жаловаться, я молчала. Залазить на стул, и рассказывать о себе кучке незнакомых людей, которые вызывают у меня отвращение, нет уж спасибо.
Понедельник, пятница, среда, суббота, дни сливались образуя собой одну сплошную линию.
«Фридрих»
Две недели, из моей грёбанной жизни выпали ещё две недели. Кучи таблеток, уколы бинты, и единственно, что не давало мне сойти с ума это Сидни. Я любовался её красотой, пил её, грелся в её свете. Мы часто засиживались допоздна, когда она дежурила в ночную смену. Она была умной, начитанной, она возбуждала мой интеллект.
Единственное “но” которое было, я должен был уйти. На моих часах оставалось мало времени, и я не хотел чтобы из-за привязанности ко мне, Сидни страдала. Лучше оттолкнуть её сейчас, пускай позлиться и забудет, чем потом ей будет больно. Почему мы всегда отталкиваем тех, кто нам дорог?
Я уходил ночью когда никого не было. Меня никто не видел, я просто исчез. Помню я шел по длинному коридору с белыми стенами, и думал, что когда я умру, то возможно буду идти по точно такому же коридору.
Со мной моя гитара, кожаная куртка и конверсы, я снова на улицах L.A. Магазин, первым делом мне нужен магазин. Захожу в винную лавку, и беру с полки бутылку виски. Она поможет мне скоротать ночь, которая по всей видимости будет долгой. Этот круг замкнулся, словно бег на месте, ничего не меняется.
Я бесцельно блуждал по городу в ожидании рассвета. Мне уже не различить, где заканчиваюсь я, и начинаются серые грязные дороги. Становясь тенью, мне пришлось слиться с этим угрюмым пейзажем, которые предоставляет L.A.
Солнце застало меня у входа в «ST1». Мне нужно было переговорить с Джереми по поводу записи. Было бы не плохо оставить
после себя что-нибудь ещё кроме кучи костей, запечатанной в деревянный ящик, зарытый в землю.
Захожу в клуб, внутри темно и воняет потом, как же я соскучился по этому запаху. Многие этого не поймут, да это и не важно. Словно возвращаешься назад во времени, вспоминаешь как огонь внутри тебя доставал до звёзд, юношеский максимализм, стремление быть везде, да уж было время.
Местный громила меня узнал, повезло. Поднимаюсь на второй этаж, туда где кабинет Джерри. Открываю дверь и вижу его за столом, вынюхивающим дорожку кокса.
- Фридрих, - неожиданно выкрикнул Джерри, и его лицо расплылось в улыбке, - куда же ты пропал, давно тебя не видел.
- Поправлял здоровье.
- И как?
- Записать пластинку хватит.
- Какую пластинку? Эту возможность ты проебал парень.
Глаза Джерри блестели, это было видно даже при тусклом освещении.
- Только не надо втюхивать мне эту чушь, чтобы набить себе цену, я тебе не какой-то там сопляк не нюхавший пороху.
- Думай что хочешь, но записи не будет.
- Если вопрос в деньгах, то мне они не нужны, можешь забрать себе всё, единственное чего я хочу так это сделать запись.
- Почему сейчас? Ведь раньше тебе это было не нужно.
- У меня рак, и жить осталось на пару порванных струн. Времени у меня ограниченный запас и хотелось бы после себя что-нибудь оставить.
- Дерьмово.
- Нормально, только не надо меня жалеть.
- Хорошо, я попробую переговорить с ребятами из звукозаписывающей компании, но на это нужно время.
- Времен то у меня практически и не осталось.
- Пара дней, мне нужна пара дней.
- Хорошо, пара дней.
- Может как в старые добрые? – спросил Джерри и посмотрел на стол, где оставались ещё несколько дорожек.
- Отчего нет, хуже явно не будет.
Я подошел к Джерри, и склонившись над столом вдохнул две дороги. Желваки заиграли, я закрыл лицо рукой и сжал зубы.
- Давно я не употреблял, хорошая кстати дурь.
- Да я знаю, - отозвался Джереми, - мне её по старой дружбе подогнали, чистый продукт.
Когда я убрал руку, то мои глаза тоже блестели, я чувствовал это.
- У тебя кстати есть где остановиться? Если хочешь у меня здесь есть комнатка. Не большая конечно, но уютная.
- Пара дней Джерри, я приду через пару дней.
Я хлопнул Джереми по плечу и вышел из его кабинета.
Выходя я прихватил на баре бутылочку виски. На улице утренний свет ударил мне в глаза. Солнце медленно но уверенно плыло по небу поднимаясь всё выше и выше. Температура росла, город просыпался.
Я сидел на скамейке маленькими глотками отпивал из бутылки и смотрел на “Чертово колесо”. Парк развлечений сейчас не работал, было ещё слишком рано. Колесо замерло в неподвижности и ждало вечера, когда его снова запустят. Помню мы приходили сюда с отцом. Он
покупал мне сладкую вату, себе баночку пивка и мы гуляли, теряясь в толпе.
Тогда это было здорово. Отовсюду лился свет белый, красный, синий, всех цветов радуги, и каждый раз когда мы сюда приходили, мы катались на “Чертовом колесе”. У меня постоянно захватывало дух когда мы начинали подниматься, настолько большим оно мне казалось. Отец видел моё волнение и ложил руку мне на плечё, в этот момент все мои страхи исчезали. Но вот его уже нет в живых, а скоро не станет и меня.
Я сделал глоток, виски обожгло рот. Солнце пробиралось между натянутых металлических тросов, и проложенных железных рей “Чертова колеса”, и тенью падало на землю. Что-то закололо в груди, нет это было не зашитое лёгкое, это было сердце. Его защемило от нахлынувших воспоминаний.
По щеке покатилась слеза, я приложился к бутылке. Жутко хотелось курить, но я пообещал Сидни, что постараюсь курить меньше. Дальше стало как-то совсем паршиво. Я достал из футляра гитару и начал наигрывать мелодию, которая пришла мне в голову. Как же я скучал по этому.
Виски закончилось где-то часов в одиннадцать дня. Солнце было практически в зените, и начинало припекать. Идти мне было не куда, бесцельно бродить по городу тоже не хотелось. Я начинал чувствовать как пьянею. В последнее время я мало ел, плюс ослабевший из-за операции организм, и как финальный аккорд кокаин, меня начало клонить в сон, и я вырубился.
Проснулся я где-то в три часа дня, все тело затекло, голова раскалывалась. Поблизости никого не было, что меня немного удивило. Мысли путались как бродячие собаки. Пошарив по карманам, я достал
пачку красного Marlboro которую позаимствовал у кого-то в больнице. Затянулся дымом и не закашлялся, это немного подняло мне настроение.
Я сидел пялясь в одну точку, впадая в кататонический кризис. Какой-то непонятной, мутной волной накатила тоска. Столько лет я отталкивал от себя людей, и вот в конечном итоге оказался абсолютно один. Не то, что бы я этого не понимал раньше, просто сейчас, в этот конкретный момент времени, это чувствовалось как никогда остро. Докурив сигарету я встал и пошел, пошел, не зная куда идти.
Я брёл в иступлённом состоянии не отрывая глаз от тротуара. Голова начинала раскалываться с похмелья, и смерть казалась не таким уж и плохим вариантом. Нужно продержаться ещё пару дней, и записать пластинку, оставить после себя след. Вдруг что-то во мне перевернулось, я вновь почувствовал приступ слепой ярости, которая заполняла меня раньше.
К чёрту этот мир, пускай всё катиться в преисподнюю. Как же меня всё бесит, мне еле удалось подавить крик рвущийся наружу. Желваки играли на моём лице, кулаки сжимались от злости. Я попытался успокоиться, но у меня ничего не получилось. В голову пришла безумная мысль как оставить свой след в этом городе, пускай даже на время. Теперь я знал, чем займу себя этим вечером.
Когда закатное солнце медленно исчезало за горизонтом, я снова одел свою старую испачканную краской бандану, и отправился на склад, где хранились лакокрасочные материалы. Меня в частности интересовали баллончики с краской. Раньше я часто сюда лазил, чтобы выразить свой бунт на стенах Города Обречённых.
Здание склада практически не охранялось, пара пожилых охранников и несколько камер, лёгкая добыча. Я пошел по своему
старому маршруту. В сетчатом заборе которым был огорожен склад была дырка, но из-за густых кустов её было практически не видно. Проходишь её, потом взбираешься по контейнеру со старым хламом на карниз, и пролазишь в окно второго этажа, дальше дело сноровки.
Вся эта небольшая операция заняла у меня чуть меньше двадцати минут. Был конечно момент, когда я чуть не наткнулся на оного из охранников, но всё же он меня не заметил. И так за спиной позвякивал рюкзак с краской, теперь оставалось раздобыть бензин, пары канистр должно было хватить.
Пришлось слить бензин с парочки машин. В десять часов вечера, когда город зажег свои звёзды, всё было готово. Я стоял всматриваясь в темноту, и думал стоит ли мне делать то, что я задумал. Мой план был чреват крупными последствиями если меня словят, стоит ли оно того. И вдруг снова этот взрыв, словно в голове разорвалась бомба. Зубы стиснулись в бессильном припадке ярости.
«Эти ничтожества ещё услышат обо мне» - цедил я сквозь зубы, и даже не узнавал свой голос. Нужно было выдвигаться, то что должно произойти – произойдёт несмотря ни на что. Где-то около полуночи я был на месте. Передо мной подсвеченные светом прожекторов красовались огромные буквы, знаменитой надписи HOLLYWOOD.
Я держался в тени, и смотрел на эту надпись в последний раз. Мои дни сочтены и скорее всего мне не увидеть её больше. Как-то мы приходили сюда с отцом, тогда я видел эти огромные буквы впервые, и они представляли собой завораживающее зрелище, с тех пор ничего не изменилось.
Бензин стекал по дереву и металлу, наполняя воздух едким запахом. Одна за одной буквы впитывали горючую жидкости.
Единственная буква которую я не облил бензином была третья “O”, она нужна была мне совсем для других целей.
Нужно торопиться, здесь довольно часто ездят патрули, и если они словят меня здесь, то мне ****ец. Когда канистры были пусты, я открыл свой рюкзак, и достал баллончики с краской. Пора задействовать третью “O”.
Я работал так быстро, как только мог. Баллончики шипели, разбрызгивая красную краску на белое полотно буквы “O”. Это было довольно сложно, сложно рисовать на чём-то шириной в девять метров и высотой в пятнадцать. Я писал, выводил каждую букву:
Fuck the Police!
Fuck the System!
Fuck you L.A.!
Когда всё было готово, я сыграл финальный аккорд. Надпись HOLLYWOOD пылала, все буквы кроме третьей “O”, на которой красовалась надпись Fuck, Fuck, Fuck. Отойдя на безопасное расстояние, я наблюдал за происходящим. Я видел как появились первые полицейские машины, как к ним на помощь приехали пожарные, как они тушили огонь и не могли с ним справиться. Куча людей, сирены, мигалки, оглушающий шум и хаос, а я сидел в стороне и смеялся, громко смеялся. Мне кажется, что в моих глазах был виден отблеск языков пламени вздымающихся в ночное небо.
HOLLYWOOD был в огне, они это запомнят, точно запомнят.
«Джессика»
Мы сидели за чашкой кофе и сигаретой и наслаждались закатом. Я, Эрик и Чарли.
- Умирающее солнце всегда вгоняет меня в лирическое настроение – задумчиво проговорил Чарли.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Эрик.
- Есть старый миф который гласит, что первыми богами которые появились в этом мире были тьма и свет. Они были братом и сестрой, но ненавидели друг друга лютой ненавистью. Из покон веков они боролись за право управлять нашим миром. И вот однажды устав от затянувшегося спора они заключили договор. Каждый день на рассвете тьма будет умирать, и свет будет править миром, но на закате тьма будет воскресать и убивать свет. Такой вот смертельный симбиоз.
- Да мне тоже нравиться L.A. на закате. Помню когда я только приехала сюда, то была заворожена этим зрелищем.
- Знаешь, в своё время я много путешествовал и побывал в разных местах, в красивых местах, но все же лишь здесь моё сердце замирает, когда я вижу как солнце тонет в этих холодных водах.
- Ах Чарли душка, умеешь же ты вскружить своими словами голову, - усмехнувшись проговорил Эрик. Ребятки может, переместимся в мою комнату и продолжим беседу за стаканчиком виски?
- Я не против – отозвался Чарли.
- Почему бы и нет – подтвердила я.
Не знаю где Эрик доставал все запрещённые в нашей богадельни вещи, но у него всегда был неиссякаемый запас. Мне кажется, что если бы кому-то понадобилось достать атомную бомбу, то Эрик мог бы её раздобыть. У него были хорошие отношения с частью персонала, и
наверное из-за этого ему многое сходило с рук. Как он сам мне рассказывал, он оказывал определённые услуги некоторым лицам, за что они в свою очередь на многое закрывали глаза.
Расположившись в комнате, мы закрыли двери и включили музыку. Эрик достал из тайника бутылку Jack Daniel’s, и налил три стакана. Он отдал один Чарли, а второй протянул мне.
- Спасибо, но я пожалуй пас.
- Как знаешь сестрёнка, - после этих слов Эрик залпом осушил стакан.
- Хороший виски Эрик, просто чертовски хороший, - процедил Чарли.
- Я знаю одного парня, у него своя винная лавка, так вот у него пожалуй самый лучший виски в городе. Он присылает мне несколько бутылок по старой памяти, одно время мы были с ним очень близки, но это было в прошлой жизни.
Я достала сигарету и закурила. Не знаю от чего, но мне стало тоскливо. В последнее время моё настроение часто менялось в основном отражая все оттенки серого. Небо окрашивалось в нежные алые и бледно-розовые цвета. Мои мысли уносили меня куда-то вдаль и я растворялась в них.
Часам к одиннадцати парни неплохо надрались, и начали травить друг другу старые байки. Не знаю, помнили они что я всё еще в комнате или нет, но эти истории явно не предназначались для женских ушей.
- Был помню у меня один случай когда я чуть не отработал козу, - с этих интригующих слов начал свою историю Чарли. Я тогда был в Афганистане, собирал материал для очередной книги. К тому моменту когда эта история имела место быть, я пробыл там полтора года.
Красивые пейзажи, горы, чистый воздух, анаши столько, что можно курить целыми сутками, но вот с женщинами полный облом. Не подумай, (а рассказывал он эту историю похоже только Эрику, забыв о моём существовании вообще) там были красивые женщины, но в силу этнических особенностей, с этим делом, ну ты понимаешь, было очень строго. Меня хорошо принимали, я был почётным гостем. О господи сколько кальянов я выкурил, сколько водки выпил, но ничего не могло унять жар страждущей плоти. И вот однажды я и ещё пара человек, отправились в горы. У Малика нашего гида, если можно было его так назвать, был там небольшой домик. Это был трудный подъем, но вид который нам открывался, оправдывал любые неудобства. Мы поднимались около двух часов, путь был не простым, но ведь трудности закаляют характер. Где-то в двенадцать дня мы были на месте. Дом Малика походил на те охотничьи домики, которые делали наши золотоискатели в тысяча восемьсот сорок восьмом, пятьдесят пятом годах. Конечно он был поскромнее и сделан был немного похуже, но схожие черты явно прослеживались.
И вот сидим мы значит возле домика, пьём водку, курим траву и разговариваем о всякой ерунде. Незаметно разговор переключается на женщин, и подзадоренный алкоголем и травой я встаю, и во весь голос заявляю: «Ой парни трахаться охота, просто нету сил. С бабами у вас тут ****ец какой-то происходит!». Сначала мне показалось, что бородатые парни на меня сейчас накинуться и разорвут, но компания взорвалась вдруг громким смехом. Не знаю виновата в этом трава или нет, но смех был на столько заразителен, что я тоже начал смеяться, и смеялся до тех пор, пока у меня на глазах не выступили слёзы. Когда все успокоили Аслан, так звали второго нашего спутника, сказал: «Так в чём проблема?
Там за домом привязана коза, иди развлекайся». Я посмотрел на него круглыми глазами, но похоже он не шутил. Я взял со стола стакан водки и проглотил его целиком. Не знаю о чём думал мой затуманенный алкоголем и травой разум, но единственное что я изрёк «Ладно». И вот представь, захожу я значит за дом, и вижу что там действительно привязана коза. Я замер метрах в трёх от неё, и вот мы уже стоим смотрим друг на друга. Меня шатает, а я стою и думаю как это лучше сделать. Так продолжается несколько минут, после этого я делаю шаг, поскальзываюсь на козьем дерьме и падаю. В себя я пришел в домике, оказывается когда я упал то ударился головой о какое-то бревно и вырубился, неверное это меня и спасло. Парни правда долго потом смеялись, но всё же пообещали никому не рассказывать. Вот такая странная история.
- На этой оптимистической ноте, я наверное отправлюсь к себе.
Парни чуть не подскочили от удивления. Они повернули головы в мою сторону, и смотрели на меня так, словно я только что возникла из пустоты.
- О чёрт, ты всё это время была здесь?
Улыбаясь, я кивнула головой.
- Твою мать, и ты всё слышала?
- Историю про козу? Нееет.
- Ну ты же это…
- Расслабься, всё что рассказано в комнате Эрика, останется в комнате Эрика. Да и кому я могу о таком рассказывать, брось.
Чарли налил себе ещё один стакан и проглотил его залпом. Я вышла в коридор закрыв за собой дверь. Было где-то два часа ночи, но
спать почему-то не хотелось. Может вернуться к парням? Нет, меня утомила их кампания, хочется побыть одной.
Я вышла на небольшой балкончик с металлическим заборчиком, достала сигарету и закурила. Снова волной накатила тоска, алкоголь и наркотики были неплохими антидепрессантами. Ночь была спокойной и тихой. На небе ярким фонарём горела луна, освещая землю своим холодным светом.
Мне почему-то вспомнились все концерты, на которых я была. На лице появилась натянутая усмешка. Было весело, музыканты, выпивка, но самым лучшим была музыка. Оборачиваясь назад и смотря на всё это со стороны я понимаю, что из всего этого мне не хватает лишь музыки.
• • •
Позавтракав у Chubby, мы отправились гулять дальше. Мы гуляли с Эмбер по набережной, заходили в парк аттракционов. Как оказалось моя Эм ни разу не каталась на колесе обозрения. Это нужно было срочно исправить, но как на зло парк днём не работал, но я была с этим не согласна.
Пришлось повозиться, пока мне удалось найти человек, который запускает колесо. Ещё минут пять пришлось потратить на то, чтобы уговорить его включить чертово колесо на пару минут. Мне очень хотелось разбить этому парню голову гаечным ключом, но приходилось быть милой и флиртовать. О боги, какие же бывают тупые мужики, они думают только членом и как бы его в кого-то запихнуть. ****ь, такие люди меня реально бесят!
Но сохраняя невозмутимость и спокойствие, я всё устроили. Нам выделили пять минут, это два круга, нам должно было хватить. Мы зашли
в кабинку, кроме нас никого, практически VIP персоны. Оператор нажал на кнопку и колесо медленно поползло вверх. Эм сжала мою руку.
- Всё в порядке?
- Да, просто так мне спокойнее.
- Ты что боишься высоты?
- Когда ты рядом я ничего не боюсь.
Мы медленно поднимались, и с каждой секундой нам открывался всё более захватывающий вид. Колесо двигалось беззвучно, и чем выше мы поднимались, тем тише становился шум города. Когда мы преодолели половину пути, Эмбер закрыла глаза.
- Эм посмотри на меня, - проговорила я как можно мягче.
Эмбер повернула голову, и посмотрела мне в глаза.
- Всё хорошо, тебе нечего бояться. Пока ты держишь меня за руку, всё будет хорошо.
- Я знаю, - почти шепотом проговорила Эм.
- Посмотри, разве есть что-то красивее этого.
Эмбер осмотрелась, потом повернулась ко мне и сказала: «Да, ты».
На моём лице заиграла улыбка, я притянула Эм к себе и поцеловала её. Всё было словно в каком-то романтическом Голливудском фильме, не хватало только лёгкого саундтрека, но с этим я могла смириться.
Наши пять минут закончились быстро, но там, на верху, когда я целовала Эм, время словно остановилось. Дальше мы отправились в цент, настроение было отличное. Мы шли по дороге держась за руки, и обращали на себя внимание случайных прохожих, но нам было плевать.
- Сейчас я покажу тебе один магазинчик, там продают виниловые пластинки, очень интересное место. Раньше я частенько туда захаживала, и тратила несколько часов рассматривая винтажные пластинки. Я
конечно ничего не покупала, так как была на мели, но сам процесс был очень увлекательным.
- Почему пластинки?
- Во-первых, их звучание гораздо лучше и чище чем на дисках или электронных носителях, во-вторых, пластинки это предмет гордости любого коллекционера или ценителя музыки, ну а в третьих мне всегда казалось, что в них есть, не знаю как правильно сказать, частичка исполнителя что ли.
- Ты меня заинтриговала, показывай уже скорее этот магазин.
Мы подошли к небольшому, старому зданию из красного кирпича. На первом этаже над обшарпанной зелёной дверью висела вывеска. Она была сделана в форме виниловой пластинки, которую пересекала нотная грамота с нотами изображавшими заводные рокенрольные мотивы, снизу подсвеченное синим неоновым светом горело название магазина «Old Music».
- Старое здание, старая музыка, что-то в этом есть, - задумчиво проговорила Эм.
Мы зашли вовнутрь, петли на дверях тихонько заскрипели, и сверху послышался звон колокольчика. Я не была здесь уже больше года, но за это время ничего не изменилось. Всё тот же клетчатый черно-белый пол, даже запах остался точно такой же как был. Рей, так звали продавца, был одет в свой привычный серый пиджак, и встречал клиентов своей фирменной с налётом таски улыбкой.
- Джесс, сколько лет, сколько зим, неужели ты решила вспомнить старика, - приветливо помахал мне рукой из-за прилавка Рей.
- Неужели ты думаешь, что я могла тебя забыть? – приветливо ответила я. Твой магазинчик всегда будет у меня на первом месте.
- Ты знаешь как порадовать старика.
- Мы с подругой осмотримся здесь?
- Да, конечно. Для тебя всё что угодно.
- Спасибо рей.
- Он кажется славным.
- Кто рей? Так и есть. Однажды он помог мне когда от меня все отвернули, хотя он меня практически не знал, и я всегда буду благодарна ему за это.
Мы ходили по рядам и рассматривали обложки пластинок. Здесь можно было найти действительно раритетные, коллекционные вещи. Я искала любимые группы, а вот Эмбер особо не разбираясь в музыке, изучала обложки альбомов.
Глаза просто разбегались от столь обширного выбора. RAMONES, SEX PISTOLS, AC-DC, NIRVANA, я мокла от одного упоминания об этих бандах. Я готова была отдаться всем участником, каждой из групп только за то, что они собрались и начали играть свою музыку. Это вечная музыка, и она никогда не исчезнет, она переживёт своих исполнителей и будет звучать лишь в записях, но и это уже не мало.
Я обратила внимание, что Эмбер рассматривает какую-то пластинку.
- Нашла что-то интересное?
- Не знаю. Мне просто понравился рисунок.
- Позволь взглянуть?
Эм протянула мне пластинку. Я прочла название, и глаза мои загорелись. Это был Фридрих альбом «В четырёх жизнях от рая». Я лишь однажды слышала Фридриха, он был очень талантлив, это был один из тех случаев, когда влюбляешься в музыку с первых нот.
- О, это очень хорошая пластинка, она очень редкая, и представляет собой большую ценность для ценителей.
- А музыка, музыка хорошая?
- Просто непревзойдённая. Фридрих, (я указала на имя на пластинке) был чертовски талантливым музыкантом, сейчас таких мало осталось. Он умер от рака лёгких, успев записать лишь этот альбом, который вышел ограниченным тиражом. Жаль, что у меня нет денег, (процедила я задумавшись).
- Я возьму его.
- Что? Нет, не надо, он дорого стоит.
- Это не важно, я хочу чтобы мы послушали эту пластинку вместе.
Я притянула Эм к себе, и наши губы слились в поцелуе. Через секунду я почувствовала, как её рука плавно опускалась вниз по спине. Эмбер, Эмбер, ах ты моя маленькая грязная монашка.
«Фридрих»
Два дня прошли достаточно быстро. Моё состояние было относительно не плохим, и я был полон решимости записать альбом. В девять часов дна я зашел в «ST1», чтобы переговорить с Джерри. Когда я открыл дверь в его кабинет, я застал Джереми говорящим по телефону, он был чем-то взволнован. Он махнул мне рукой, чтобы я заходил.
Когда он закончил разговаривать по телефону, он повернулся и уставил свой многозначительный взгляд на меня.
- Ну что ты мне скажешь?
- Не будь ты засранец таким талантливым музыкантом ничего бы не получилось, но я тебя поздравляю, я выбил для тебя запись.
Я слегка улыбнулся.
- Спасибо Джерри, для меня это очень важно.
- И так, смотри. Завтра в восемь часов утра, мы с тобой едем на студию, там уже всё готово. Записывающая компания предоставила людей, у нас есть барабанщик, басист и второй гитарист. Ребята знают своё дело, и что не маловажно они знакомы с твоим творчеством.
Я попытался что-то возразить, но Джереми сразу заткнул меня.
- Не пытайся даже начинать своё дерьмо! Это надо тебе, так что закрой рот и слушай. Оборудование у них высший класс, это тебе не запись на диктофон в подвале родительского дома, ребята из звукозаписывающей компании занимаются этим делом уже не один год, и отлично в этом разбираються, так что от тебя требуется просто играть. Ты меня понял?
- Да мамочка, всё предельно ясно.
- Вот и отлично. Сегодня остановишься у меня, а завтра мы вместе поедем на студию.
- Мне потребуется виски.
- Чтобы вынести твою компанию.
- Шутник ****ый.
- Да какие уж тут шутки, всё серьёзно, - проговорил я попытавшись выдавить из себя что-то хотя бы отдалённо напоминающее улыбку.
- Виски потом, а сейчас предлагаю отпраздновать запись альбома парой дорожек белого.
- Смотри Джерри, с этим шутки плохи. Это мне жить осталось пара песен, а у тебя ещё всё впереди.
- С каких пор ты проповеди читать начал?
Я призадумался, а ведь действительно какого ***?
- Ты прав я в деле.
Мы прикончили по паре дорожек и вызвав такси поехали к Джереми. Когда мы были на месте я захватил с собой бутылку виски и отправился в комнату которая предназначалась мне, Джерри решил продолжить веселье и отправился разнюхиваться на кухню.
Я завесил окна, сел на пол и открыл бутылку. Настроение должно было быть хорошим после того как я узнал что запись состоится, но на душе было как-то паскудно. Возможно, я просто разучился радоваться и всё дело в этом, хотя скорее всего я просто никогда не умел получать наслаждение от жизни.
Время тянулось медленно, я слышал как двигается стрелка на часах, её ход совпадал с биением моего сердца. По телу начинала растекаться слабость. Веки становились тяжёлыми, и я моргал всё реже и реже. В конце концов, я провалился в объятья к старику Морфею.
Наступило утро, из-под штор пробивался холодный голубоватый свет. В дверь постучал Джерри. «Да, да уже встаю» - пробубнил я сонным
голосом. Через пару секунд снова раздался стук. Твою мать! Я же сказал, что встаю. Джерри не унимался и продолжал стучать. Меня это взбесило, я открыл дверь и замер от увиденного.
На пороге стоял Джерри, хотя я не уверен что это был он, на нём был чёрный костюм, черные лакированные туфли, черная рубашка, но поразило меня не это. Глаза мои округлились от того, что лицо Джереми было размытым. Да, да в прямом смысле этого слова. Он ничего не сказал, просто указал на часы на своём запястье, и велел поторапливаться, по крайней мере мне так показалось. Я накинул рубашку, куртку, взял гитару и мы пошли.
На улице нас ждал огромных размеров черный кадиллак, чем-то напомнивший мне катафалк. Я осмотрелся, на улицах не было никого, не единой живой души. L.A. словно вымер, и это немного утешало.
Машина шла бесшумно, внутри всё было обделано чёрной кожей. В салоне была тишина, никто не разговаривал. Я смотрел в окно, и наблюдал, как мимо проноситься Город Проклятых. Здания чернели пустыми глазницами своих окон, и это имело некий успокаивающий эффект. История заключённая в камень, жизнь и смерть похороненная под тротуарной плиткой, вот с какой стороны я рассматривал этот город.
Мы не сделали не единой остановки по пути в студию, словно всё светофоры горели зелёным светом. Это было странно, но я не придал этому особого значения. Машина остановилась у здания из красного кирпича. Двери открылись, и мы вышли из машины. Она тут же скрылась, как только Джерри покинул салон.
Его лицо казалось ещё более размытым, когда мы заходили в студию. Я пытался не глазеть, но у меня это едва ли получалось. На входе сидел мужчина, его пустой взгляд был направлен на стену напротив. Я
обратил внимание, что в уголку рта с правой стороны, вниз по подбородку у него течёт слюна. Подняв взгляд немного выше, я увидел что вся правая сторона его лица медленно сползает вниз, словно у бедолаги был инсульт.
Я одёрнул Джерри за рукав, а когда он обернулся, кивнул в сторону парня с обвисшим лицом. Джерри отрицательно покачал головой, и снова указал мне на часы. Мы пошли дальше. Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы вошли в небольшую комнатку, там стояли ещё три человека. У них тоже были размытые лица и чёрные костюмы. У одного из кармана брюк торчали барабанные палочки. Наверное, это были те самые парни, которых предоставила звукозаписывающая компания.
Мы стояли и смотрели друг на друга не нарушая тишину. Пауза достаточно долго затянулась, и я было решил нарушить молчание, как вдруг почувствовал острую боль сзади в районе правой лопатки. Обернувшись я увидел стоящего за моей спиной Джерри, с окровавленным ножом в руке. Пара секунд, и он наносит мне второй удар, прямо в сердце. Я всё ещё стою, пошатываясь делаю два шага назад, спотыкаюсь и падаю в гроб, который откуда не возьмись, появился позади меня.
Лезвие всё ещё торчало у меня из груди, когда гроб вместе со мной куда-то несли. Я чувствовал металлический привкус крови во рту, прямо как в тот раз, когда у меня порвалось лёгкое. Перед глазами простиралось чистое, голубое небо. Не смотря на то, что у меня в груди торчал нож, дышалось на удивление легко. Я вдыхал чистый воздух своими чёрными легкими, и никогда ещё не чувствовал себя так хорошо.
При ходьбе гроб слегка покачивался, и меня периодически бросало то в одну, то в другую сторону. Если честно меня это немного забавляло. Было очень странно, но вся происходившая ситуация воспринималась мной, как что-то обыденное. Это было словно я вышел почистить зубы, ничего необычного.
Когда процессия остановилась и гроб опустили на землю, то я несколько человек которые стояли склонившись над гробом. Их лица были размыты, а костюмы одинаковы, так что определить, кто из них кто было не возможно. Они стояли молча, они не шевелились, словно гранитные скульптуры с размытыми лицами, чтобы сама смерть не могла их опознать. Мне вдруг стало интересно, а если я сейчас взгляну на своё лицо, оно тоже окажется размытым?
Простояв так несколько минут люди в чёрных костюмах начали бросать мне в гроб цветы. Я чувствовал нежное прикосновение лепестков к моей коже, и от этого по спине ползли мурашки. Когда всё закончилось и люди разошлись, я попытался подняться, но тело меня не слушалось. Моё тело лежало в гробу, создавая полную видимость моей смерти.
В голове крутилась куча мыслей, но особенно беспокоили лишь две. Размыто ли мое лицо, и закапают ли меня живьём. Похолодало, за несколько секунд небо затянуло серыми тучами. С неба начинал срываться снег. Вдруг передо мной появилась девушка. На ней было красное пальто, волосы аккуратно собраны в хвост, а лицо тоже было искаженно. Она показалась мне знакомой, я вдыхал её аромат, и чувство что мы знакомы усиливалось с каждой секундой. Рычаги и шестерёнки в моей голове крутились и щелкали, пока в какой-то момент я отчётливо не понял кто эта девушка.
Сидни бесшумно произнёс я, и в этот самый момент её лицо стало нормальным. Я смотрел в её грустные карие глаза, которые блестели неземной красотой. Она пыталась сдержать слёзы, но они всё равно
катились по щекам. От этого у меня в груди защемило. Даже нож торчащий у меня из груди не причинял мене столько боли как её слёзы.
Он склонилась надо мной, и что-то шептала, но я не мог разобрать её слов. Сидни дрожала, её губы беззвучно шевелились. Вдруг её рука легла на рукоятку ножа, и одним резким движением она достала его из моей груди. Я не почувствовал ничего, лишь как лёгкость словно у меня с груди сняли камень, из-за которого мне было тяжело дышать.
Сидни положила две розы, которые она держала в руках мне на грудь. Одна была красной, другая белой. Кровь обильно вытекающая из раны в момент окрасила белую розу в красный цвет. Сидни поцеловала меня в щёку. Я почувствовал нежное прикосновение её тёплых губ. После этого она закрыла крышку гроба, и я провалился в темноту.
Комья земли уже отбивали дробь по крышке гроба, когда ко мне вернулась подвижность. Упёршись ладонью в одну из стенок своей тесной камеры, я чувствовал как меня засыпают землёй.
Меня разбудил стук в дверь. Я сел на кровати, и обхватил голову руками. «Фридрих, вставай, нам пора собираться» - слышался голос Джереми из-за двери. «Дай мне пару минут» - отозвался я, и Джерри ушел. Сквозь зашторенное окно пыталось пробиться утрене солнце.
Это был всего лишь сон, очень странный, хреновый сон. Перед глазами до сих пор стоял образ склонившейся надо мной плачущей Сидни. Мне захотелось ей позвонить, но я подавил это желание. Не нужно втягивать её в это дерьмо, ведь скоро и так всё закончиться.
На полу стояла бутылка с виски, там было чуть меньше чем пол бутылки. Прополоскав рот обжигающим алкоголем, я посмотрел на часы, было семь утра. Скоро нужно будет выдвигаться на студию.
Открыв дверь я увидел стоящего на пороге Джерри, с его лицом всё было в порядке.
«Джессика»
Мы с Эм сидели на диване в нижнем белье, пили Маргариту и слушали Фридриха. Мои руки скользили по её волосам, и она закрывала глаза от удовольствия. Мелодичные звуки гитары пронзали нас насквозь. У меня по коже бежали мурашки, не знаю действовала ли на меня музыка или торчащие сквозь майку соски Эм.
- Это было удивительно, - проговорила Эмбер, дослушав песню.
- Я знаю, сейчас на такое мало кто способен.
- Знаешь, о чём я подумала? Может это и глупость, но мне кажется, что если бы ты была мужчиной, то у тебя был бы именно такой голос.
- С чего ты взяла?
- Не знаю, просто мне так кажется.
Допив Маргариту я бросила Эм на спину, и оказалась сверху. Мой язык скользил по огненной пустыне её тела. Я опускалась всё ниже и ниже пока не достигла её нежного цветка. Эмбер закрыла глаза и легонько постанывала. Я любила её, любила своими губами, своим языком, каждой частичкой своего тела.
Моя развратная монашка. Она разжигала во мне страсть, которую могла унять лишь она. Эмбер кусала свои розовые губы, от чего они становились ярко красными. Каждый раз когда я к ней прикасалась, по её телу пробегала дрожь, меня это нереально заводило. Её сладкий вкус был на моих губах, и я чувствовала как превращаюсь в Ниагарский водопад.
Величественная поэзия твоего тела сводит меня с ума, твои губы созданы чтобы их целовать, твоё прикосновение подобно прикосновению лепестка розы. Ты смотришь на меня и я купаюсь в свете софитов, которыми блестят твои глаза.
• • •
Я лежала на полу в своей комнате и курила. На часах было пол восьмого утра. Мои раздумья о смысле жизни и прочей фигне прервал стук в дверь.
- Да, заходите.
В дверях показался один из работников нашего “Последнего пути”.
- К вам пришли.
- Кто?
- Ваш адвокат.
Давно уже пора бы Джефри появиться, подумала я про себя. Парень в белой форме провёл меня в небольшую комнатку, где ждал адвокат.
- Джессика, моя любимая клиентка, как ты здесь, всё в порядке, тебя никто не обижает?
У Джефри блестели глаза, этот идиом снова был под кайфом. Каждый раз когда я его видела, все мои надежды на то, что эта история благополучно для меня закончилась просто улетучивались. Я вновь одела свою приветливую маску.
- Джефри, как дела? Рада тебя видеть.
- Всё в порядке, весь в работе.
- Ну рассказывай, как там движется моё дело?
- В общем расклад такой. Смерть твоей подруги как бы они не старались повесить на тебя они не смогут, и это хорошие новости.
- А есть и плохие?
- Прокурор который будет рассматривать твоё дело в суде, ярый противник наркотиков, и поэтому нам придётся попотеть. Нам нужно доказать ему, что ты изменилась, и это должно выглядеть убедительно.
- Знаешь, я вообще-то на самом деле решила завязать с этим дерьмом.
- И правильно, наркотики это плохо, - улыбаясь проговорил Джеф.
- Я серьёзно.
- Конечно, конечно.
- Ладно, забей. У тебя есть идеи как нам убедить прокурора?
- На самом деле есть тут одна мыслишка, но тебе она вряд ли понравиться.
- Всё что угодно, лишь бы выбраться из этой богадельни.
- Я предлагаю сделать нечто такое, что не оставит никаких сомнений в том, что ты решила начать новую жизнь. Тебе нужно отправиться в монастырь.
- Ты совсем ****улся? Серьёзно, хочешь сделать из меня сраную монашку?
- Да, не на долго, пока будет длиться слушанье по твоему делу. Против бога и его невест все законны бессильны. Сама подумай, никому и в голову не придёт, что монашка может сидеть на наркоте, это даже звучит бредово.
- Сколько? Сколько я должна там провести?
- Не знаю, это может занять некоторое время.
- Джефри, это просто ****ец! Когда ты планируешь всё это осуществить?
- На следующей неделе ты уже должна быть в монастыре.
- Ладно, чёрт с тобой, только пожалуйста постарайся ускорить процесс, не нравиться мне вся эта ***ня с монашками.
Я сидела на шезлонге и курила погрузившись в раздумья. Мне нужно было хорошенько обдумать всю эту схему с монастырём. Кто бы
мог подумать, что жизнь сделает ход конём, и я стану монашкой. Сказал бы мне кто-нибудь об этом ещё пол года назад я бы рассмеялась этому человеку в лицо.
Из-за спины послышался голос Эрика.
- И чего это мы тут сидим, скучаем?
- Да вот разговаривала только что со своим адвокатом.
- Плохие новости?
- Да не то чтобы…Просто это наверное моя последняя неделя здесь.
- Так это ведь отличные новости. Тебе больше не придётся смотреть на эти тупые рожи санитаров, не придётся слушать бредни которые несут эти уроды, ты будешь свободной сестрёнка, свободной делать всё что тебе захочется.
- Эх если бы так. Мой адвокат Джефри, хочет засунуть меня в какой-то грёбанный монастырь. Представляешь ему нужно сделать из меня монашку, чтобы прокурор и жюри присяжный поверили в то, что я начала всё с чистого листа. Какого хрена Эрик, можешь мне сказать какого хрена?
- Да уж, это паршиво.
- Не то слово, я вот сейчас сижу и думаю, что мне со всем этим делать.
- А что ты можешь сделать? Если откажешься то скорее всёго отправишься в тюрьму, а это не то место где стоит побывать. Да и тем более тебе ведь не до конца жизни в монашках ходить предлагают, так ведь?
- Пока не закончиться слушанье по моему делу.
- Вот видишь, и не стоит париться, время пролетит быстро, ты даже не заметишь.
- Пожалуй ты прав.
- Конечно я прав. А теперь в свете последних событий я предлагаю смыться этой ночью из нашего милого пансионата и устроить тебе прощальную вечеринку.
- Не плохая идея, мне нравиться.
- Вот и отлично. Ладно, мне нужно всё устроить. Когда всё будет готово я дам тебе знать.
Эрик куда-то убежал, и я снова осталась одна. Время близилось к полудню, и мне нужно было идти на терапию. По крайней мере в монастыре не будет этой чуши. Когда я вошла в зал, все уже были на своих местах. Мой стул как обычно пустовал, за всё это время я ни разу не пришла вовремя.
Генри наш куратор недовольно посмотрел на меня. Его явно бесило то, что я постоянно опаздываю, но он пытался скрыть это раздражение под дружелюбной маской. Очертив аудиторию своим холодным взглядом, он начал.
- И так, кто хочет начать сегодня? Гвен, Честер, может вы хотите взять слово?
- Позвольте мне, - я подняла руку.
От удивления у Генри округлились глаза.
- Джессика, наконец-то мы дождались. Да, да конечно начинай.
- Знаете, я люблю наркотики. Мне они позволяли выходить за рамки этой дерьмовой реальности, с ними было весело, я попадала в такие истории, в которые очень сложно поверить. Они расслабляют, бодрят, придают силы или наоборот приводят тебя в аморфное состояние. Но несмотря на это всегда, запомните всегда настанет момент, когда тебе придётся выбирать, наркотики или жизнь. У меня такой момент был пару
недель назад, когда я прошла через ад чтобы выбрать жизнь. Сейчас я чиста, не употребляю уже вторую неделю. Мне хотелось бы сказать, что я хорошо себя чувствую, но это не так. Резкие перепады настроения, раздражительность, агрессивность, вот что я сейчас чувствую, но ведь никто не говорил, что жизнь это прогулка по цветочной поляне с леденцом в руках. Серый мир, слегка разбавленный красками – вот что такое жизнь. И знаете, не смотря на это, я ни о чём не жалею. Каждый из нас говорил себе в какой-то момент, - «Пора поставить точку, дальше так продолжаться не может», и продолжал себя разрушать. У меня такое было не один раз, но на самом деле это путь в никуда. Мне хочется верить, что я не сорвусь, что не начну всё по новой, как знать, может так всё и будет, а может и нет, но я постараюсь приложить все силы, чтобы это не повторилось.
Генри внимательно меня слушал. В комнате была полнейшая тишина, никто не перебивал, не шептался. Мой голос звучал твёрдо и убедительно. Когда я закончила все продолжали молчать. Первым тишину нарушил Генри.
- Джессика, я горжусь тобой, - дальше Генри обращался к группе, - вот что вы должны сделать, вот к чему прийти. Вы не должны делать кому-то одолжений, это ваша жизнь и лишь вы решаете, что с ней делать. Загляните внутрь себя и определитесь чего вы хотите. Вот в чём смысл того, что мы делаем. Мы помогаем найти вам правильный путь, но идти по нему или нет решать только вам.
Дальше терапия протекала в привычном русле. Кто-то выступал, рассказывал о своей дерьмовой жизни и о том, почему он подсел на наркоту. Всё это действовало мне на нервы. Кучка неудачников ноющих о своих проблемах, да заткнитесь вы уже.
• • •
Приближался вечер, и мне хотелось вытащить Эмбер в какой-нибудь клуб, показать ей ночную жизнь L.A. Она наверное не разу не бывала в клубах, для неё это должно было стать настоящим событием.
- Слушай Эм, давай может выберемся куда-нибудь сегодня вечером?
- Что ты имеешь в виду?
- Я предлагаю сходить в клуб. Потанцуем, повеселимся, я познакомлю тебя со своими друзьями.
- Почему бы и нет, давай.
- Ты бывала раньше в таких местах?
- Нет, родители меня не пускали, а когда я покинула дом, то сразу отправилась в монастырь.
- Ничего, я это исправлю. Сегодня тебе откроется новый мир, сегодня ты узнаешь как Город Ангелов проводит свои ночи.
Эмбер слегка улыбнулась.
- А куда мы пойдём?
- Предоставь это мне.
Клуб “FABIO” здесь проходили самые забойные вечеринки во всём L.A. Дорогие машины на парковке, толпы людей на входе пытающиеся попасть внутрь, элитный алкоголь льётся рекой. Самые лучшие диджеи и популярные группы, от которых срывает крышу. Мы частенько захаживали сюда с приятелями, экстези был нашим постоянным спутником.
Мы должны были встретиться с моими друзьями, не знаю конечно на сколько это слово применимо к этим людям, в девять вечера возле
входа в “FABIO”. Мы с Эм были неотразимы. При виде нас все должны были пускать слюни и ломать себе шеи, чтобы посмотреть нам в след.
Моя девочка выглядела просто потрясающе. Лёгкое серое платьице, волосы собраны в игривый хвостик, туфельки, девочка конфетка. Когда мы подходили все уже собрались.
- Джесс, давно не виделись, - поприветствовал меня Джон.
- Ребятки, как же я рада вас видеть, вы ничуть не изменились. Разрешите вам представить, это моя подруга Эмбер. Эмбер это ребята. Джон, Гарри, Вероника и Карен.
Эмбер скромно улыбнулась и поздоровалась со всеми.
- Ну что давайте заходить, охранник на входе мой старый знакомый, пора устроить праздник, - проговорил Гарри.
Вечеринка началась.
• • •
В восемь вечера в мою дверь постучал Эрик.
- Ну что сестрёнка, готова повеселиться перед отъездом?
- Думаю, ты знаешь мой ответ.
- Вот и замечательно, собирайся, на сборы у нас двадцать минут. Возле центральных ворот нас будет ждать машина, сегодня мы взорвём эту ночь.
- Так какие у нас планы, куда мы едем?
- Мы едем отрываться.
Нас забрал приятель Эрика, мне никто не говорил куда мы держим путь, и это начинало раздражать. Не знаю как этому хитрецу удалось вытащить нас из пансионата, но мне это было нужно. За всё это время пока меня не было, я успела чертовски соскучиться по этим грязным
улицам. Они напоминали мне о тех весёлых деньках, которые скорее всего остались позади.
Машина остановилась, я вопросительно посмотрела на Эрика.
- Выходи сестрёнка, мы приехали.
Мы остановились возле небольшого ресторанчика. На первый взгляд он казался достаточно уютным. Небольшие декоративные деревья, аккуратная вывеска подсвеченная синим неоном, такое себе семейное заведение.
- Зачем мы остановились здесь?
- В этом месте подают лучшее в этом городе ризотто, плюс у них весьма неплохой выбор вин, плюс отличный виски.
- Весьма не плохо, правда мне казалось, что мы поедем в какой-нибудь клуб и будем отрываться там до утра.
- А ты этого хочешь?
- Честно говоря нет.
- Вот именно поэтому у нас сегодня будет культурная программа, - сказал Эрик подмигнув.
Внутри ресторанчик выглядел ничуть не хуже чем снаружи. Уютное место с небольшими столиками и красными диванчиками. Мы сели в углу, к нам сразу же подошел официант и предложил меню.
- Два фирменных и два виски, виски принесите сразу, - заказал Эрик, не открывая меню.
На стенах висели картины и фотографии знаменитостей якобы бывавших в этом заведении. На некоторых фотографиях были автографы и надписи «С наилучшими пожеланиями» или «Лучшему шеф-повару». Всё это хоть и смотрелось нелепо, но придавало некую атмосферность.
- Как ты вообще нашел это место?
- Мы частенько захаживали сюда с моим парнем, нам здесь нравилось, да и кухня у них весьма не дурна собой.
- Знаешь, я рада что встретила тебя Эрик. Если бы не вы с Чарли, я наверное сошла бы с ума в этой богадельни.
- На то и нужны друзья. Может расскажешь по подробнее, что у тебя там история с монастырём?
- Честно говоря, я и сама не очень понимаю. Всё это лишь пыль в глаза, которую будет пускать мой адвокат. Ему кажется, что это хороший ход сделать из меня икону, пример как человек может переосмыслить свою жизнь, и всё исправить. А то что я действительно решила отказаться от дури уже никого и не волнует.
- Джесс, ты ведь должна понимать, на судебном процессе важно не то хороший человек или плохой, важно то, в каком свете его представят. Будь ты хоть дважды благочестивым христианином за всю жизнь не сделавшим ничего плохого, если тебя представят козлом, тебя закроют на пожизненное.
- Пожалуй ты прав.
- Просто наша система так устроена. У кого есть деньги тот и правит балом, а нам простым людям приходиться изворачиваться, хитрить чтобы отстоять свою позицию. Приведу тебе пример. У меня был знакомый, хороший парень, работящий. У него была семья, жена красавица и маленькая дочь. Однажды к нему в дом влез грабитель, мой знакомый не растерялся и приложил его битой. Что имеем в итоге? Грабитель мёртв, парень сел на десять лет. А кто теперь позаботиться о его семье? Да никто, никому это не нужно, а ведь он всего лишь защищал родных ему людей. Главная проблема человечества в том, что мы разучились сочувствовать.
- Ого, очень глубокая мысль.
Я была удивлена, сегодня Эрик открылся для меня совсем с другой стороны. Раньше я видела в нём лишь такого себе несерьёзного парня, который только и думал о том как бы закинуться чем-то и рвануть на вечеринку. Неужели моё первое мнение была настолько поверхностным?
- И всё же Эрик, я не представляю себя в образе монашки. Мои родители ярые любители Бога конечно бы порадовались, узнав что их непутёвая дочь отправляется в монастырь, но мне вся эта религия уже поперёк горла стоит. Я росла посреди всей этой религиозной атрибутики, и ехать в монастырь для меня с роди возращению домой.
- А может тебе будет полезно вернуться домой?
- Что за чушь?
- Когда ты последний раз была у родителей?
- Очень давно, мне уже и не вспомнить.
- Просто я виду к тому, что весь этот сумасшедший образ жизни это конечно весело, но посмотри куда он тебя привёл. Наживаешь себе кучу знакомых, но друзей по факту нет. Нет ни одного близкого человека. Беспорядочные связи на одну ночь, наркотики и алкоголь, но за этим ничего нет, лишь пустота которая тебя съедает.
- Эрик, у тебя всё в порядке?
- Да, всё нормально.
- Я просто никогда не видела тебя таким. Такое ощущение, что тебя что-то грызёт, не даёт покоя.
- Просто сегодня мне хочется побыть самим собой.
Я положила свою руку поверх руки Эрика.
- Тогда давай проведём этот вечер не претворяясь и не играя повседневные роли. Сегодня мы имеем право быть настоящими.
Эрик улыбнулся.
- А ты значит выросла в семье истинных христиан?
- Это всё моя мать. Она так любила Христа, что хотелось выть на луну. Из-за этого ушёл отец, он всегда был на втором месте. Сара даже не поняла, что произошло когда папа ушел. Она постоянно жаловалась мне, что он не благодарный ублюдок бросивший свою семью, но я его прекрасно понимала. Жить с фанатичкой очень сложно. Я даже хотела уйти с ним, но он попросил меня остаться с Сарой. Помню он сказал мне: «Твоей маме и так сейчас очень плохо, а если ещё уйдёшь и ты, это её просто добьёт». Мне тогда было четырнадцать, всего четырнадцать лет, но я всё прекрасно понимала. Я жила с матерью до восемнадцати. Не дня не проходило, чтобы она не ходила в церковь. В конце концов, мне это просто надоело и я уехала.
На этой оптимистической ноте нам принесли виски. Поужинав, мы отправились дальше колесить по городу. У Эрика был запланирован весь вечер, но он не спешил посвящать меня в свои планы.
Следующей остановкой был парк аттракционов на пирсе. Я не была здесь уже очень давно, так что мне было интересно. Мы поели сладкой ваты, покатались практически на всём, что могло предложить нам это место. На пару часов я снова почувствовала ребёнком.
После мы отправились к надписи HOLLYWOOD. Мы залезли на вторую “О” и смотрели на город. Ночью L.A. был подсвечен не хуже неба с его мириадами звёзд. Здесь на земле тоже были свои звёзды, может и не такие ярки, но до них можно было дотянуться рукой.
Мы открыли бутылочку вина и наслаждались кампанией друг друга.
- Знаешь Джесс, мне будет тебя не хватать, когда ты нас покинешь.
- Когда всё закончиться, я обязательно заеду в гости, хотя надеюсь ты к тому времени покинешь стены нашего прекрасного курорта.
- Сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдёт.
- Знаешь Эрик, честно говоря я вообще не понимаю, что ты там делаешь. Ты ведь явно не хочешь завязывать, так зачем тогда вообще сидеть в этих четырёх стенах?
- Ты права, моя жизнь ещё не подошла к тому моменту когда я решил бы для себя завязать, и остаюсь я в пансионате совсем не из-за наркотиков. Это место помогает мне справиться с другой проблемой.
- Какой?
- Мне бы не хотелось об этом говорить.
- Извини.
- Не извиняйся, всё в порядке. Расскажи ка, что ты планируешь делать, когда твоё дело закроют? Попробуешь начать всё с чистого листа?
- Сложный вопрос. Оглядываясь назад, я понимаю что единственным настоящим в моей жизни была лишь музыка. Все те люди с которыми я общалась, они мне безразличны, не по кому из них я не скучаю. Это очень странно и возможно с этим стоит что-то делать, вот только я не знаю что.
- Начни с малого, тебе нужен кто-то, кто заставит тебя что-то почувствовать. Я сейчас не говорю о любви всей твоей жизни, хотя бы друг которого ты сможешь назвать другом.
- Проще сказать чем сделать.
- На самом деле это не сложно, достаточно лишь открыться человеку, и впустить его в свою жизнь, и он отплатит тебе тем же.
- Как показывает практика, люди полные мудаки. Пару раз я открывалась, но в итоге мне причиняли боль, поэтому я решила что больше не наступлю на те же грабли снова.
- В девяносто девяти процентах случаев это так, но вечно это продолжаться не сможет.
- Почему это.
- Потому что из-за этого в конце концов мы вышибаем себе мозги.
Мы сидели, пока у нас не закончилось вино. Когда мы приехали обратно в “Счастливый путь” было уже три часа ночи. Я попрощалась с Эриком и мы разошлись по своим комнатам. Спать почему-то не хотелось. Я заметила, что в последнее время меня начала мучить бессонница, возможно это было из-за таблеток но факт оставался фактом.
Оставшиеся дни пролетели незаметно, и вот в понедельник за мной приехала машина, чтобы отвезти меня в монастырь святой Марии.
• • •
Музыка гремела подобно раскатам грома. Стены дрожали от вибраций которые выдавали басы. С тех пор как меня не было, ничего не изменилось. Люди, наркотики, музыка, в таких местах очень редко что-то меняется.
Прежде чем идти танцевать ребята закинулись экстези. Они больше не могли отрываться, ничего не приняв. Признаться честно, мне тоже хотелось.
- Джесс, хочешь таблеточку?
- Нет спасибо Джон, я с этим завязала.
- Как скажешь, но если передумаешь, обращайся.
Нам всегда было весело когда мы приходили сюда, вот только веселились ли мы по настоящему, или это был лишь приход.
- А ты красавица, хочешь конфетку? - обратился Джон к Эм.
- Нет, она не принимает, - резко вмешиваюсь я.
- Джесс, если ты в завязке, это не значит что и другие не должны принимать.
- Я тебе ясно сказала, или до тебя не дошло?
- Ты изменилась. Раньше ты была клеевой, а теперь сгорела, стала как все. Ладно ребята пошли отрываться.
- Что он хотел? – спросила Эм,
- Ничего, не обращай внимания. Пошли лучше отрываться.
Мы отправились на танцпол. Эмбер сначала чувствовала себя скованно. Это был её первый раз, и для неё всё было в новинку, но парочка коктейлей помогли ей расслабиться. Эм двигалась так словно это было у неё в крови. Никаких лишних движений, она ловила на себе взгляды парней, и ей это явно нравилось.
Я прижимала её к себе, мне было плевать на окружающих, в этот момент мы были одни. Я чувствовала жар исходивший от моей девочки, и это заводило. Мы сходили с ума, мы веселились так, словно завтрашнего дня не будет.
Одна, вторая, третья песня мы продолжали танцевать. Люди вокруг нас постоянно менялись, но мы продолжали оставаться в центре внимания. Каждый наш поцелуй встречался бурными возгласами, и нам это нравилось.
Когда мы вернулись за наш столик, Эмбер немного выдохлась, и я решила принести нам парочку коктейлей. Не знаю сколько я проторчала у бара, не больше десяти минут, но когда я вернулась Эм уже не было. Куда
она пропала? Я осмотрелась по сторонам, но искать здесь человека, это словно искать иголку в стоге сена.
Прошло ещё десять минут, но Эм не появилась. За это время я успела выпить два коктейля. Мне стало не по себе. А что если с ней что-то случилось? Она ведь никогда не была в подобных местах, она не знает местных игр. В голову начали лезть всякие гадости, и от них было не отделаться.
Нервишки пошаливали, нужно было что-то делать. Я проверила туалет, её там не было, проверила бар, тоже ничего. Черт, да куда же ты пропала? Может она решила подышать свежим воздухом. Я подошла к охраннику на входе, и спросила не видел ли он мою девочку. Если она выходила, он точно должен был её видеть.
- Да, пару минут назад она выходила с каким-то парнем.
- Куда они пошли?
- В это сторону, - охранник указал в сторону винной лавки.
Твою мать Эмбер, не хватало ещё чтобы ты вляпалась в какую-то хреновую историю. Я зашла за клуб, и в переулке увидела Эм. Этот парень с которым она вышла прижал её к стене, и пытался разорвать футболку. Моя маленькая девочка пыталась отбиваться но у неё не хватало сил.
- Ей ублюдок, а ну отпусти девушку, пока я не отрезала тебе яйца!
Эмбер увидела меня и её глаза заблестели, а вот парень явно не ожидал зрителей. Он осмотрел меня с ног до головы и зарычал своим мерзким голосом.
- Пошла на *** шлюха, пока ты ещё можешь ходить.
Не раздумывая я набросилась на него сзади и вцепилась ему в волосы. Я царапала ему лицо, кусала его, но он никак не реагировал.
Забыв на секунду про Эм, он развернулся и ударил меня с такой силой, что я упала как подкошенная. Наверное, если бы всё это происходило при других обстоятельствах то я скорее всего потеряла бы сознание, но речь шла о Эмбер и это всё меняло.
Щека горела огнём, сердце колотилось словно бешенное. Нужно было срочно что-то делать, или могло произойти непоправимое. В свете уличного фонаря я заметила что возле меня поблескивает осколок разбитой бутылки.
Все произошло очень быстро. Рычаги в моей голове защёлкали, и схватив осколок я подскочила на ноги и ударила им этого парня прямо в шею. Он отпустил Эм, и стоял спиной ко мне пару секунд. Эти секунды показались мне вечностью в тот момент. Когда он повернулся и я увидела его лицо перекошенное от ярости с горящими глазами, я машинально нанесла ему ещё пару ударов.
Его белая футболка стала красной от крови. Пошатываясь, он смотрел мне в глаза, а у меня не было сил отвести взгляд. Это длилось где-то с минуту, хотя точно сказать не могу, потому что время в этот момент перестало для меня существовать, потом он упал на колени, и в конце концов на спину.
Я смотрела на него продолжая сжимать осколок бутылки. Стекло впивалось мне в кожу и резало руку. Моя кровь перемешалась с его. У меня был ступор. Я ничего не видела и не слышала кроме лежащего в луже собственной крови и захлёбывающегося ею ублюдка.
Эмбер привела меня в чувства.
- Скорее, нам нужно уходить.
Я посмотрела на неё своими пустыми глазами, и мы побежали. Мы не останавливались несколько кварталов. Лишь когда мы решили
передохнуть и перешли на шаг, я поняла, что до сих пор держу окровавленный осколок стекла. Пальцы медленно разжались, и он упал на мягкую траву.
- Джессика, ты как?
- Всё в порядке солнце, всё хорошо.
- Что нам делать?
- Нужно уезжать отсюда. Заебал меня L.A. такое ощущение, что я уже очень давно здесь живу, и этот сраный город не хочет меня отпускать. В жопу его, надоел.
- Куда же мы отправимся?
- Это не важно, лишь бы подальше отсюда.
Двигатель машины работал практически бесшумно. Эм спала на сидении рядом со мной. Я чувствовала как ветер играет с моими волосами и это было приятно. Все наши вещи лежали в багажнике старенького BMW кабриолет красного цвета. Пришлось потратить на него часть своих сбережений, но это было необходимо.
Город Ангелов остался позади, и я показывала ему средний палец в зеркало заднего вида. Я украла из этого города самое дорогое что там было, мою девочку.
«Фридрих»
Этот странный сон никак не шел у меня из головы. Предвестник смерти? Не важно, главное чтобы хватило времени записать альбом. Для меня уже давно всё перестало быть важным. Люди, деньги, выпивка я воспринимал их как часть окружающей меня обыденности. Всё это было не более, нежели плюс один к жизни. Аксессуары, которые идут в подарок при получении билета на этот свет.
В машине было тихо, мы молчали. Джерри умирал с похмелья, я тоже, но для меня это было привычное состояние. Что-то покалывало в груди, это был плохой признак.
Мы остановились перед двухэтажным зданием из красного кирпича. Это было почти как во сне, только на этот раз я не спал. Появилось какое-то чувство дежавю, я не придал этому значения.
- Главное, веди себя нормально – обратился ко мне Джерри.
- Иди на ***.
- О, это так мило, вот именно об этом я и говорю. Вообще будет лучше если ты будешь помалкивать. Твоё дело музыка, моё дело решать вопросы.
- Вот и решай, и не надо ****ь мне мозги.
Мы вошли внутрь, здесь было довольно не плохо. На стенах висели различные пластинки и музыкальные инструменты. Всё сделано в стиле Rock n Roll. Мне было неприятно смотреть как мечту превращали в продукт массового потребления.
Поднявшись на второй этаж, мы вошли в кабинет дирекции этого заведения. Джерри решал с ними вопросы, а я помалкивал. На самом деле мне не хотелось ничего испортить. Мне нужна была эта запись.
После того как все формальности были опущены, нас повели знакомиться с остальными музыкантами. Мы пришли на студию, где всё уже было готово. Моё первое впечатление от встречи с ребятами было таким: «Ну, бывает и хуже». На самом деле мне было плевать как они выглядели, и кем они были. Для меня имело значение лишь то, на сколько они хороши.
Я положил свой футляр на стол, и достал из него свой старенький Fender. Краска на нём практически облезла, порезы и царапины, пятна крови впитавшиеся в дерево на столько глубоко, что их уже не свести, эта гитара полностью отражала меня.
- Ну что, готовы? – обратился я к парням.
Все вышли, остались только музыканты и человек отвечающий за звук. Для меня всё было в новинку, профессиональное оборудование, инструменты за несколько тысяч, это уже новый уровень.
Я подключился и дал отсчёт, началось таинство. Мелодичные звуки гитары лились из колонок. Мой Fender ещё никогда так не звучал. Парни схватывали всё на лету, не было не одной лишней ноты, всё было так как и должно было быть.
Я кричал, хрипел и задыхался, выкладываясь по полной. Я не жалел себя и своих лёгких. Прекрасно понимая, что у меня попросту не хватит времени на ещё одну запись, я вкладывал в каждую песню всего себя.
Мы играли несколько часов без перерывов. Когда я почувствовал, что мои лёгкие сейчас просто взорвутся, я предложил сделать небольшую паузу. Прослушав записанный материал, я сказал парням что мне нужно пять минут, собраться с мыслями.
Налив себе стаканчик виски, а виски должно было быть в любом случае, так я сказал Джерри, я вышел покурить. Возможно, мне и не стоило этого делать. Всё-таки запись альбома, и мне пригодилась бы вся сила моих лёгких, но мне это было нужно.
Смешиваясь с сигаретным дымом алкоголь становился едким. Мысли уносили меня куда-то далеко, забрасывали меня в тёмные норы, куда не попадал солнечный свет. Осознание того, что я скоро закончусь заставляло меня видеть мир лишь в серых тонах. Возможно это была защитная реакция психики направленная на осознание того, что смерть это билет на свободу из этого бесцветного ада.
Таким одиноким как сейчас я ещё никогда себя не чувствовал. Резкая боль в груди прервала моё самобичевание. Приступ кашля заставил меня согнуться пополам. Он душил меня пару минут, прежде чем я смог с ним справится.
Боль была такой, словно из тебя вырезают лёгкие. Я хрипел словно старый, побитый жизнью пикап у которого оторвался глушитель. Нужно срочно возвращаться на студию, времени у меня оказалось меньше чем я думал.
Мы продолжали играть, к вечеру было записано двенадцать песен. Я продолжал петь через боль, каждое слово давалось мне с трудом. Не знаю что поддерживало во мне силы, возможно это была злость. Таким злым я ещё никогда не был. Мне хотелось вырвать свои лёгкие, разорвать грудь и вырвать из неё груди рак.
Парни были вымотаны, но останавливаться было нельзя. Я подбадривал их, кричал на них, угрожал им. Делал всё чтобы мы продолжали играть.
Вот ещё одна песня, ещё один куплет, ещё один припев. Ещё один приступ кашля, и я начинаю задыхаться. Такой боли я ещё никогда не испытывал. На глазах выступают слёзы, чувствую привкус крови во рту. Все смотрят на меня испуганными глазами. Они ничего не делают, просто смотрят, возможно у них шок.
Я пытаюсь что-то сказать, но у меня не выходит. Изо рта на пол льётся кровь. Гитара выпадает из рук и с протяжным воем падает на пол. Бедная девочка, извини меня за это. Пошатываясь я хочу обо что-то опереться но теряя равновесие падаю на колени. Кровь течет по рукам которыми я пытаюсь закрыть рот и попадает на футболку.
Я не могу справиться с кашлем, не могу справиться, не могу. Парни до сих пор в оцепенении смотрят на меня не шевелясь. Я задыхаюсь, перед глазами всё начинает плыть. Кашель постепенно стихает, но это уже не имеет значения.
Падаю на спину, силы практически на исходе. Я закрываю глаз и вижу Сидни. Она улыбается, проводит рукой по моей щеке и что-то говорит. Я уже не понимаю фантазия это или воспоминание. Не важно, главное что она рядом.
По одному из старых поверий, прежде чем душа попадёт на небо, где её будут судить за её мирские проступки, она должна прожить две человеческие жизни. Реинкарнация, духовный опыт, называйте как хотите. Две жизни и каждый раз новая история. По поверью это нужно для того, чтобы определить истинную сущность души. Если в это поверить, или хотя бы гипотетически допустить такую возможность, то получается, что у нас в рукаве есть ещё парочка козырей. Остается надеяться, что нам хватит мозгов не повторять одни и те же ошибки снова и снова.
В Двух жизнях от рая
© Copyright: Антон Кудюхин, 2014
Свидетельство о публикации №214121401332
Свидетельство о публикации №214121401332
Рецензии