Голубятник

   Жил себе человек поживал. Чудаковатый старик. Походка смешная – вперевалочку. Будто ноги не сгибаются. Соседи его терпеть не могли.
    Старик этот любил голубей. Они как-то незаметно вошли в его жизнь. Сначала он не задумывался, зачем ему эти серые бестолковые птицы. Просто кормил. Хлопали крыльями, слетаясь. Кто быстрее? А потом стал чувствовать прилив бодрости и какой-то первобытной радости после каждого общения со своими крылатыми друзьями.
   «Не иначе, птицы мне сил прибавляют», - решил он.
   Так и повелось.
   Жил в обычной блочной девятиэтажке в одном из окраинных микрорайонов города.
   Год от года серая банда становилась все наглее и многочисленнее.
   Надо сказать, что пристрастие старика к голубям не могло оставить равнодушными соседей. Потому что серая масса выстилала липким пометом лавочки, листья дворовых берез и лип, подоконники, детские качели и, в конце концов, изукрашивала свежевымытые машины, припаркованные возле дома. Помет, отвратительный, вязкий, высыхал моментально. А уж потом поди его отчисть. Сущая мука. Едучий. Крепкий, как цемент. До царапин на лобовом стекле.
   Уж и ругались соседи с ним, и скандалили. Объясняли старику, что он не один в доме живет, что птиц развелось видимо-невидимо, а потому житья от них нет совершенно. Они, птицы, грязные. И заразу разносят. «Крысы летающие», - как выразилась соседка Ивановна. И тоже серые. Тьфу!
   Была у старика любимая голубка. Чуть хроменькая на одну лапку. Так он и отличал ее. Он ее сам вылечил, когда нашел замерзающую зимой. Доверчивая. Вокруг нее – красные капельки крови на белом снегу. Дети. Жестокие дети. У него дома она отогрелась, отпилась, отъелась и быстро восстановила силы. Но старик держал ее дома долго. А потом отпустил. Всегда видел её в стае, отличал…
   Она привыкла к его рукам и часто садилась прямо на ладошку.
   Одна только девочка с ним здоровалась. Он радовался. Девочка была, конечно, уже взрослой женщиной. Это он так ее, про себя называл. И не потому даже, что годился ей в отцы.
   Однажды он подвез ее на своем «жигуленке». Стояла на остановке автобуса, голосовала машину. Он остановился. Села, поздоровалась. Велел его дядей Гришей звать. Тренер по греко-римской борьбе. Поэтому такая походка неуклюжая. Сказал, что «жигуленок» подарил один из воспитанников. Много их у него было. Как птиц. Вздохнул. Кому из них – победы и звания, потом забвение или тренерство, кому – скользкая дорожка в услужении у больших авторитетов, держащих в руках власть в городе. Один из этих, «успешных», и подарил ему машину. А кому из его ребят – и смерть на этой дорожке. Обычно – самым талантливым. Тем, кто не смог усмирить, подчинить себе свою собственную силу, тем, кто не прошел испытания ею… Самого последнего и самого важного испытания. Того, в котором тренер уже не указ. Того, которое можно пройти лишь наедине с самим собой…
   Глаза у девочки были чуть поднятые к внешним углам, что придавало ей сходство с голубкой. И с Одри Хепберн из любимого фильма «Римские каникулы». Взгляд – открытый. Все дяде Грише о себе рассказала тогда. Доверчивая.
   Однажды эта девочка не поздоровалась с ним. Надоело, наверное, голубиный помет оттирать. Вот так.
   Открыл свой почтовый ящик. Вынул телефонные и квартирные счета. Они были густо перепачканы пометом.
   Прокололи шины в «жигуленке», намалевали на нем краской из баллончика неприличные слова…
   Настал этот ужасный день. Дядя Гриша открыл дверь своей квартиры.  Под ней лежала его голубка. Он так долго ее не видел! Со свернутой шеей.
   Приснился старику сон. Будто окно в его комнате распахнулось настежь. Ветром – ласковым, теплым, как прикосновение добрых рук. Весенним и благоуханным. Подошел. Влетела в окно его голубка. Ох, он обрадовался! Он же ее так долго нигде не видел! Нашлась! Вспорхнула, опустилась к нему на руку. Доверчивая. Смотрела своими голубиными глазами прямо в его глаза. Будто знала, как он скучал. А перышки-то у нее не серенькие. Светлые. Сверкающие, как белый огонь. Старик и не удивился даже. Будто она всегда такой была. Так вот о чем в сказках раньше сказывали. Будто жар-птица его голубка. Глаз не отвесть.
   Проснулся.
   Окно и вправду было распахнуто. Только вместо ласкового ветра дула в него липкая снежная метель. Будто кольцом боли схватило горло. Заболел. Кто ж ему поможет? А птицы?
   Однажды утром он не пришел. Была зима. Трескучий мороз под Рождество. Голуби жадно жались друг к другу в вентиляции блочных домов. Выжить. Так трудно выжить. Они горячие. Жаркие крошечные тела. Горячее людей градуса на два.
   Настало Рождество.
   Всегда оно – ожидание чуда. Потому что разве не ждет его душа? Разве не знает, что оно есть? Душа знает. Только разум всегда застилает ее глаза.
   Соседка Ивановна, как обычно, готовя утреннюю кашу, посматривала в окно. Увидела дядю Гришу, кормящего голубей.
   «Как жук навозный со своими мешками. И тащит, и тащит. Сам уж еле ходит…»
   Но во дворе никого не было. Пусто. Только снег белый. Потому что дядя Гриша не пришел. И на другой день. И на третий.
   Это уж потом Ивановна узнала, что не мог он кормить птиц в Рождественское утро…
   Птицы напрасно ждали. Дочиста выдолблена их клювами крышка канализационного люка. Чистая, протоптанная тропинка, та, что наискосок… Нигде ни крохи!
   Висели длинной серой ниткой бус на крыше соседнего дома. Зорко глядели в далеко лежащий внизу двор. Не пропустить кормежку! Но благодетеля не было.
   
   Хоронили дядю Гришу всем миром. Всем домом, то есть. Собирали деньги во всех квартирах, по старинке. Управдом Василий Васильевич с ног сбился. Все сделал. Даже отпевание в церкви заказал. А еще братки помогли. Те самые, его ученики, его воспитанники, в которых вложил он все свои знания и всю душу. На похоронах было очень много людей. Весь дом. Вдруг все стали, словно родные. Даже незнакомые. Даже те, кто раньше и не здоровались-то. И те, кто едва мог узнать в лицо друг друга. Словно вернулись все в далекое детство, когда, как в песне «дни рождения встречали и навеки провожали всем двором…»
   Смерть в светлый праздник.
   «Наверное, сразу на небеса», - сказала соседка Ивановна. -«Сорокоуст заказали?»
   «Да».
   «Человек был».
   «Это, барышня моя, не простой человек был».
   Все стояли рядом: братки, скандальные старушки-соседки, Василий Васильевич, девочка с голубиным взглядом «Одри Хепберн»…
   
   На следующее утро мальчик крошил хлеб на люк. Васек, внук соседки Ивановны. Из тех, что когда-то шарахнулись от дяди Гриши. Ивановна сама Васька послала.