1-299

__

У меня есть свое понимание и ощущение жизни, и я верю в его подлинность и силу. Трудно выразить словами, это ведь ощущение, а  не мысль. Что-то лишенное внешних практических примет -  взгляд со стороны, всюду идейное начало, тона чистые, но мрачные, и во всем что-то странно немое, как музыка или картина.

Но вид мой болен, глаза как угли, уже измучен, изнурен и потому  жизнь кажется трагедией. Трагедия чудится и в том, как ест Женя, и в том, как читает Вова, заложив ногу за ногу. Трагедия, потому что время уходит, а меня все носит  чужой ветер.

__

Дни идут очень длинные и то, что было утром, вечером  кажется уже совсем отошедшим и нереальным.

Живешь этот долгий день, мучаешься той же болью, а уж вскоре не помнишь из него ничего живого; все они, дни  свалены на пыльной барахолке и спрессованы  болью.

__

Глаза солдата в 5-ом автобусе или глаза тех женщин в трамвае… Лицо у солдата было  безобразно грубое, вытянутое и  стриженное, а глаза выпуклые и, как шинель грязные…

Может, и мы внутри такие - но  снаружи подкрашенные. Сейчас все подкрашенное, а военным, видно, краски не хватило. Или  службе у смерти краска ни к чему, даже обдирают все, что можно ободрать?

А у женщин  глаза были добрые. У  молодой  почему-то чуть поблекшие и потерянные, а у той, что постарше даже с блеском.