Дэн Ортлунд. Возрастая в красоте

ВОЗРАСТАЯ В КРАСОТЕ: ДЖОНАТАН ЭДВАРДС ОБ ОСВЯЩЕНИИ
Дэн Ортлунд

Что такое освящение для Джонатана Эдвардса? Если говорить в двух словах, то это радостное паломничество души, через новое рождение ставшей живой для красоты Божией. Если можно выразиться еще проще, то святость украшает. Это два принципа, слившиеся воедино. В данном эссе я хотел бы просто и кратко объяснить эту формулу. Начну с того, что такое освящение вообще.

Что такое освящение?

Освятиться значит стать святым. Это однокоренные слова и в греческом, и в иврите, и эта отправная точка не требует разъяснений. Но если богословски мы обычно осмысляем достижение святости как процесс, то в Новом Завете освящение - это, как правило, событие. Павел говорит коринфянам, что они "омылись, освятились и оправдались", когда Господь спас их (1 Кор.6.11). Это может показаться странным, что Павел ставит освящение перед оправданием, но это так только потому, что он рассматривает их как отдельные события, имевшие место при обращении. Верующий освящается раз и навсегда.  Он решительно отделен от мира, и Святой Дух теперь обитает в нем. Это не означает, что Новый Завет не учит росту в святости, но само понятие "освящение" обычно означает другое.
Поэтому богословы иногда различают освящение изначальное и прогрессивное. Прогрессивное освящение - это то, что мы обычно имеем в виду, говоря просто "освящение", и в далек я буду использовать данный термин именно в этом смысле. Под оправданием я буду понимать однократное событие, в котором верующие были объявлены праведными пред судом Божиим, а под освящением - постепенный процесс становления более святым на протяжении всей жизни. Разъяснив это, мы можем выделить пять основных компонентов святости в богословии Джонатана Эдвардса. Самый окончательный из них - красота - является главной реальностью, что обеспечивает согласованность всех других измерений.

Радость

Радость - это не некий "бонус" к христианской жизни, хороший, но несущественный. Для Джонатана Эдвардса, скорее, наличие или отсутствие радости принципиально определяет рост благочестия. Откуда же берется радость? Эдвардс считает, что само существование Вселенной связано с радостью. Он предположил, что мир существует, потому что радостная взаимная любовь  трех Лиц Троицы не может удержаться внутри нее, она должна была излиться вовне.  Вселенная является результатом этого, а христианство - участием в этом космическом празднике. Стать христианином - значит просто заметить эту радость; и расти как христианин значит все более и более гореть ею.
Мы должны иметь четкое представление о том, что такое радость. Согласно Эдвардсу, это сладкий покой удовлетворения Богом и красотой Его любви. Улыбки и смех -не самый верный показатель радости. В конце концов, даже при смехе сердце может болеть (Притч.14.13). Есть люди, которые могут смеяться и шутить, но мало знают о настоящей радости. Эдвардс сделал увлекательное наблюдение о ключевой разницей между местным возрождением 1734-35 годов и Великим Пробуждением, что было несколько лет спустя. Если первый раз Божьи люди, как правило, обладали "слишком большой легкостью и смехом", то во второй они "кажется, не имели склонности ни к чему подобному, но радовались торжественно, благоговейно и смиренно" (Works 4:270).   
Упоминание "смиренной радости" является ключом к пониманию истинного счастья у Эдвардса. Настоящая радость "смиренна и обладает сокрушенным сердцем, и оставляет христианина нищим духом, более чем дитя" (2:339-340). Самореклама, самовосхваления, самооправдание обещают радость, но в конечном итоге всегда приносят боль, в результате чего реальная радость неуловимо ускользает сквозь пальцы.
Эдвардс часто говорил о радости с метафорой света. Он описывает "радость неизреченную и славную" в 1 Пет.1.8 как радость, которая дает тем, кто имеет ее, излучать сияние Божественной славы. Радостные люди сияют, как луна, отраженным светом Божественного солнца. Радость в Боге всегда должна сопутствовать нам, если мы хотим расти в христианской зрелости. Но радость не может выглядеть так, как мы ожидаем, что она будет выглядеть.

Паломничество

Ключ к пониманию того, что проповедовал и писал Эдвардс о нашем росте в святости в этой жизни, состоит в нашем статусе странника. Как христиане, мы прошли решающие изменения в идентичности. Этот мир и все, к чему он стремится - уже не наш дом. Мы стали паломниками. До возрождения мы были дома в этом мире, будучи чужды Богу. После него мы дома с Богом, и чужды этому миру.
Эдвардс чувствовал это очень остро. Он сознавал себя странником, и он часто напоминал об этом своим людям. "Святой, пока он находится в этом мире, - писал Эдвардс в письме к другу, - подобен страннику в пустыне" (19:730). Рост верующего в благочестии - это то, что выглядит странно для этого мира. Почему бы нам не пойти по пути наименьшего сопротивления и насладиться прелестями греха, ожидающими нас на каждом шагу в этом мире? Но Моисей счел эти удовольствия мимолетными (Евр.11.25). Мы принадлежим другому миру. Мы граждане небес. У нас есть другой дом, и как только он раскроется нам, нелепые соблазны этого мира будут полностью обличены во всей своей пустоте и тщете. Если мы будем иметь Христа, для нас не будет в тягость оставить удовольствия этого мира в святом ожидании скорого прибытия в небесный дом. Вот как Эдвардс пишет об этом в проповеди "Христианский странник": Только в Боге есть то счастье, которым могут быть удовлетворены наши души. Попасть в рай и в полной мере наслаждаться Богом бесконечно лучше, чем самое приятное пребывание здесь. Отцы и матери, мужья и жены, дети и земные друзья - лишь тени того, что Бог дает нам. Это лишь рассеянные лучи, но Он - солнце. Это лишь капли, но Бог - это океан. Поэтому мы можем проводить нашу жизнь лишь как путь к небу, так как только это придаст всем нашим стремлениям надлежащую цель и сделает осмысленными все наши дела, если этому будут полностью подчинены все запросы нашей жизни. Почему же мы должны трудиться для чего-то иного и посвящать сердца другому, чем наша настоящая цель и истинное счастье?" (17:437-438). 
Если мы хотим расти в святости, напоминает нам Эдвардс, мы должны четко представлять, что мы пришельцы и странники на земле (1 Пет.2.11). Освящение обогащается для нас, когда мы узнаем, что этот мир уже не является для нас домом, но лишь гостиницей. Мы здесь не навсегда, но лишь на время. Как писал Эдвардс в 1753 г. своему другу Томасу Гиллеспи, пастору в Шотландии: "Будем же  стремиться помогать друг другу (хотя на большом расстоянии) в путешествии через эту широкую пустыню, чтобы обрести более радостную встречу в земле покоя, когда, усталые, мы закончим наше странствие" (16:610).

Освящение души

Что такое душа? Это то, чем вы, по сути своей, являетесь. Это близко к тому, что Библия называет «сердцем", под которым она имеет в виду не просто нашу эмоциональную сторону, но живую суть того, что делает нас нами, интегрирующий центр человеческой личности. То, что отличает душу от сердца, обеспечивает ее бессмертие. Душа - это вы сами, что будете жить вечно. Душа не столько «часть» человека, сколько  весь человек, рассмотренный всесторонне, то есть с точки зрения небес.
Эдвардс проповедовал своему народу неоднократно, что поэтому странно для христиан, если они тратят большую часть своего времени и усилий на то, что не приносит никакой пользы душе, и лишь малую часть их - на то, что важно для нее (22:216-17). Его слова еще более важны для нас сегодня. Он говорит о «нелепости такой небрежности», при которой  мы взываем к Богу, если оказались в материальной нужде, но оставляем наши молитвы об избавлении от духовных недостатков (22:218). Это абсурд, потому что душа бессмертна. Наши умственные способности не в состоянии осмыслить огромные отрезки времени, так что возможно, все, что мы в состоянии понять - это пятнышко по сравнению с вечностью. Да, телесные упражнения имеют некоторую небольшую ценность, но подготовка души ценнее и для этой жизни, и для будущей (1 Тим.4.8, Мтф.,10.28). Освящение - это тренировка души, которую ведет Святой Дух.
Эдвардс не мог выразиться яснее. Наше конечное состояние будет телесным. Когда Христос вернется и восстановит эту землю, каждый из нас будет иметь тело, прославленное, но тем не менее физическое, как Сам Христос в Своем воскресении. Тем не менее Эдвардс приводит тот отрезвляющий факт, что наша забота о душе сейчас определяет радость в нашем воскресшем теле потом. В мире, бомбардирующем нас сообщениями, что что то, что прежде всего имеет значение в этой короткой жизни - это красивые отпуска, накопления, молодость, внешний вид и физическое здоровье, Джонатан Эдвардс меняет наши устремления по сути. Душа есть то, что прежде всего имеет значение. И именно это мы имеем в виду, когда говорим о святости и о великом деле религии (25:203).

Новое рождение

Эдвардс определяет возрождение как "дивную перемену, творящую человека по Богу в его обращении от греха, так что он изменяется от нечестивого человека на святого" (17:186). Может показаться странным рассматривать учение Эдвардса о новом рождении, когда мы говорим об освящении. Но причина тому такова, что для Эдвардса это именно то, что происходит с нами решительно и бесповоротно в новом рождении, и что делает нас способными освящаться. При новом рождении Бог дает новые "вкусовые рецепторы" для святости, новый импульс к настоящей красоте, и радикально трансформирует склонности сердца, чтобы обратить его к Себе. Эдвардс называл эту новизну "разумом сердца", и она есть сама суть освящения.
Эдвардс считал, что призывать к благочестию, не говоря о реальности нового рождения - это все равно что призывать ребенка расти, когда он еще не родился. Рождение начинает рост; без него не может быть никакого роста. Но также оно требует и гарантирует рост. Возможно, в момент нашего обращения мы молились молитвой грешника, выходили к алтарю или испытывали какие-то эмоции. Но ничто из этого не совершает и не подтверждает нового рождения, и не начинает процесс освящения. Новое рождение и вытекающее из него освящение - это начало дарованной Богом жизни в человеческой душе. Это то, что никогда не может быть стерто или разрушено, ибо душа теперь жива. Прочное освящение полностью зависит от этого первого решительного действия благодати, совершаемого Духом Святым. Мы не больше можем дать себе духовное рождение, чем плод может зачать и родить себя сам, и не больше можем духовно расти, чем младенец может сам прокормиться.
Что означает и что дает духовный рост по возрождении? Прежде всего он изменяет то, что мы хотим и чем мы восхищаемся. Новое рождение не может, другими словами, просто придать нам новую силу, чтобы делать то, что мы всегда хотели сделать. В конце концов, перед новым рождением мы даже не хотим повиноваться Богу. Скорее, это рождение входит в саму нашу волю, изменяя то, к чему мы стремимся и чего желаем. И послушание и грех - просто плод того, чем мы восхищаемся. При подлинной святости наша воля не принуждаема угрозами наказания или страха осуждения, или  желанием угодить другим, а скорее движима жаждой красоты Божией. Ключевой вопрос в освящении - не стали ли вы лучше, а чего вы хотите?

Стать живыми для красоты

Здесь мы приходим к тому, чтобы найти ключ ко всему богословию святости у Эдвардса. Радость для него есть личный опыт истинной красоты. Наше странствие есть путь в мир будущей красоты, о котором мы имеем представление по контрасту с падшим уродством этого мира. Наша душа - это орган, посредством которого мы воспринимаем эту красоту и наслаждаемся ею. Новое рождение является решающим пробуждением к красоте.  Вот что такое цель освящения для Эдвардса. Помня, что освятиться значит стать святым, задумаемся над словами одной его ранней проповеди: "Какая честь для существа, которое бесконечно ниже Бога и меньше, чем Он, быть украшенным святостью, то есть той красотой, которая является самой высокой красотой Самого Бога!" (10:430).
Святость для Эдвардса не только моральная, но и эстетическая категория. Рост в благочестии делает нас не только более послушными, но и более прекрасными. Видя саму Красоту и общаясь с ней, мы становимся и красивее, и добрее. Святость передается нам, ибо Святой Дух соединяет нас со Христом, обитая внутри нас.
Новое рождение обличает грех. Что такое грех, в конце концов? В какой-то мере это просто отвержение красоты и ложь на нее. Это уродство, облаченное в привлекательные одежды. И святость, которая невозрожденному человеку противна, превращается для возрожденного в привлекательную и приятную реальность, каковой она действительно является. Мы видим вещи, как они есть, ибо наши глаза были открыты.
Эдвардс учил, что Божественная красота - это то, что придает христианству радость. В восхитительном выражении он заявляет: "Видение Бога действительно делает людей счастливыми" (17.61, ср. 2.184). Так же как наслаждение физической красотой зависит от наличия телесного зрения, наслаждение красотой духовной зависит от наличия зрения духовного. Вот сердце богословия святости у Эдвардса. Что вы видите? Чем вы наслаждаетесь? На чем сосредоточен ваш взгляд сегодня? Вот вопрос не только для Церкви и богословия,  но и для вас лично, и для вашей семьи. Такие вещи имеют значение. То, что действительно ведет к росту в благочестии, должно быть привлекательно для нас сегодня. Можно говорить в церкви правильные вещи, и в то же время быть завороженным чем угодно, кроме Бога. Мы можем даже учить других о красоте Божьей, сами не питаясь от того, что сообщаем другим.
Я часто говорю о красоте Бога, и может показаться, что этого достаточно. Но Эдвардс хотел, чтобы мы заострили внимание на ином. Для него главным была красота Христа, которая захватывает сердце. На страницах Священного Писания мы видим сердце Бога в конкретном выражении в Его Сыне, собиравшем маленьких детей, бесстрашном перед религиозной элитой, обедавшем с изгоями общества, прощавшем, освобождавшем и любившем. Вот красота добра, что притягивает освященное сердце! Как проповедовал Эдвардс в 1752 году: "Видение Божественной красоты Христа привлекает сердца и склоняет к Нему волю людей. Взгляд на величие Бога и Его атрибутов может сокрушить людей, и даже больше, чем они могут выдержать, но вражда и противостояние сердца могут остаться в полную силу, и будут оставаться несгибаемыми, в то время как одного проблеска нравственной и духовной славы Божией и высшей привлекательности Иисуса Христа, воссиявшего в сердце, может быть достаточно, чтобы преодолеть и упразднить это противостояние и склонить душу ко Христу, как бы с помощью всемогущей силы" (25:635).
Хотите ли вы расти в святости? Удвоенные усилия и серьезная решимость должны иметь здесь свое место. Но это колеса, а не двигатель. Они лишь несут нас в правильном направлении, но двигатель, продвигающий нас к освящению - это видение не просто величия Бога, но прежде всего красоты и доброты Христа. Взирать на Него значит видеть Его красоту.

Богословие святости Эдвардса сегодня

Таково богословие святости у Эдвардса. Здесь следует задать ряд вопросов: что евангелическое богословие думает сегодня об освящении? В чем его сила и где его белые пятна? И чем здесь может помочь Эдвардс? 
Многое можно было бы сказать здесь, но я хотел бы сделать всего два заявления в свете нынешнего положения в евангелической жизни Британии и Америки, да и в глобальном контексте. Сегодня Евангелие благодати широко восстанавливает актуальность освящения. Через книги и конференции, собрания и публикации благодать Божия изливается на грешников, уверовавших во Христа, не только в благовестии, но и в ученичестве, не только в оправдании, но и в освящении, не только для того, чтобы войти в христианскую жизнь, но и чтобы продвигаться в ней вперед. Евангелие возвращено нам не только как источник света, но и как топливо для поддержания христианской жизни. Это восстановление распространяется все шире, вовлекая СМИ и Интернет. Учитывая это, я должен обратить внимание на два слепых пятна: одно наше, а другое - в видении самого Эдвардса.

Слепые пятна

Первое, что я хочу сказать здесь - это то, что Эдвардс может многому научить наше поколение. Восстанавливая евангельское освящение, многие из нашего поколения чувствуют, что теряют голод по святости, строгую искренность в духовности, тихое, смиренное общение с Богом, очищающее наши сердца от идолов мирских удовольствий. Такая серьезная целеустремленность, все чаще обвиняется сегодня в законничестве.  Но самоотверженный поиск Христа станет законничеством, только если мы думаем, что нашей покорностью мы можем купить или укрепить Божье благоволение. Хотя мы, увы, можем склоняться к такому представлению, само стремление искать Христа никак не может заслуживать подобных подозрений. Маятник не должен качаться до предела.
И вот здесь на сцену выходит Джонатан Эдвардс. Ему есть что сказать нынешнему евангельскому движению. Трезво понимая опасность праведности за дела, что скрывается под поверхностью нашего сознания, Эдвардс ясно раскрывает своим слушателям должное бескорыстие наших нравственных усилий. Скорби жизни, вечность неба и ада, роковая привлекательность греха и, прежде всего, красота Христа - вот что, по убеждению Эдвардса, не позволяет превратить евангельскую свободу в апатию.  Это должно быть услышано. Без должных усилий освящение не происходит (Евр.12.14), и в христианской жизни есть то, что должно браться силой (Мтф. 15.29-30, 1 Кор. 15.10). Не допуская законничества или морализма или любой другой стратегии освящения, ослабляющей Евангелие, Эдвардс также требует послушания в благочестии.
И в этом нам ничто не поможет больше, чем то, что сам Эдвардс был достаточно мудр, чтобы стремиться придать больше евангельского духа своему служению и повседневной жизни. Он был столь сосредоточен на субъективных компонентах освящения, что порой принижал значение его объективного компонента. Это тоже стоит в заключение отметить. Эдвардс был очень интроспективен, если судить по его дневнику или "резолюциям" (которые позже он в значительной степени счел юношески-наивными). Рассмотрим дневниковую запись 1722 г., где он размышляет о том, любит ли он Бога по-настоящему или нет. "Причина того, почему я ставлю под вопрос свой интерес в Божьей любви и милости, такова: 1. Потому что я не могу сказать, что у меня есть весь тот опыт подготовительной работы, о котором говорят богословы; 2. Я не помню, что испытал возрождение именно тем путем, который обычно описывают; 3. Я не чувствую  христианские добродетели достаточно разумно, особенно веру. Я боюсь, что они являются только лицемерными привязанностями, которые злые люди тоже могут чувствовать. Они недостаточно полны, искренни и обильны" (16:759).
Эдвардс полностью сосредоточился здесь на том, что он воспринимает происходящее в нем. Каков контраст этого самоанализа с тем, что писал Льюис в 1949 г. об освящении! "Каждый, кто принимает учение Павла, верит в освящение. Но я должен быть скуп в описании действия Святого Духа как опыта, если под опытом мы непременно имеем в виду вещи, обнаруживаемые при интроспекции.  И я должен быть еще более скуп, говоря о таком опыте как о незаменимой норме или науке для всех христиан. Я думаю, что то, каким образом Бог спасает нас, вероятно, бесконечно разнообразно и допускает у нас различные степени осознания... Сказать, что мы не прошли какой-то этап, может повергнуть некоторых в отчаяние. Мы должны предоставить Богу перевязать наши раны, а не копаться в них сами" (Walter Hooper, ed., The Collected Letters of C. S. Lewis, Volume 2: Books, Broadcasts, and the War 1931–1949 [San Francisco: HarperOne, 2004], 914).
Если дневник и решения Эдвардса написаны в начале его жизни, то годы спустя его позиция изменилась не во всем. В "Религиозных чувствах" он по-прежнему писал: "Это не Божий замысел, чтобы люди могли получить уверенность иначе как умерщвляя растление, возрастая в благодати и упражняясь в ней" (2:195). Это не единичное заявление, но очень показательное для Эдвардса, и оно заставляет опасаться, что в понимании своего роста мы отведем себе больше, чем Христу. Христианин должен взирать на Крест и пустой гроб по меньше мере не реже, чем на свое сердце. Сдержанный подход Льюиса в освящении обеспечивает тот реализм, которого порой не хватает Эдвардсу. Безусловно, есть  место для самоанализа, если под этим мы имеем в виду самоанализ здоровый и не чрезмерный (2 Кор.13.5). Но Новому Завету ближе утверждение Макчейна, что на каждый наш взгляд внуть себя должно быть десять взглядов на Христа. Эдвардс никак не был против того, чтобы обращать взор своих читателей ко Христу и Евангелию.  Но он интуитивно был склонен искать внутри себя, а не снаружи. Тем не менее простота и покой приходят, лишь если мы взираем вне себя, на Христа.

Заключение

Моей целью здесь было рекомендовать взгляд Эдвардса на святость как богатый, мудрый, глубокий и библейский, и добавить к нему некоторую долю евангельского оптимизма. Пакер однажды заметил, что если реформаторы восстановили в Церкви доктрину оправдания, то пуритане - истину об освящении. Джонатан Эдвардс, последний пуританин, подтверждает это заявление. Пожалуй, дишь его богословие возрождения имело среди современников большее влияние, чем его понимание святости. Но если реформаторы напомнили нам, что оправдание совершается снаружи внутрь нас, и что мы потеряем его, если вывернем наизнанку, то, как я попытался кратко показать в этой статье,  Эдвардс напоминает нам, что с освящением порядок является обратным. Мы освящаемся, когда взираем на Бога  во всей Его красоте и сами начинаем отражать эту красоту. Освящение - это Божественное питание души, а не наши попытки вести себя в соответствии с неким моральным кодексом или даже правилами нашей совести. Освящаться - значит становиться святым. 

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn