Сошедший с ума

Еще один старый рассказ. Просьба не принимать всерьез
***

За окнами глубокая ночь. Такая же глубокая и тяжелая, как то, что сейчас тревожит сердце больше всего. Точно так же, как ночь легла на мир, на сердце легла печальная решительность. Решаясь на что-то, всегда это чувствуешь. Не чувствовать невозможно. Опять болезненно кольнуло в душе, такое ощущение, что второе «Я» укоризненно грозит пальцем.
Света в комнате не было почти никакого, разве что старая закопченная керосиновая лампа тускло светила с письменного стола. Тишину, царящую вокруг, не нарушало ничего, кроме тиканья часов и прерывистого дыхания того, кто вскоре совершит задуманное. Задуманное было настолько ужасно, что смотреть на это нормальному человеку было просто невозможно. Но он нормальным не был.
Он подошел к кровати, на которой спал его младший брат. Удавка была готова. Услышав шум, брат, в полусонном состоянии сел на кровати. И тут все, что накопилось за многие годы, выплеснулось на бедного родственника. Удавка бесшумно обвилась вокруг его шеи, и с силой стянув ее концы, убийца молвил: «пошел к черту». Брат удивленно взглянул на своего палача и его глаза начали закатываться. Наконец, из него улетучились последние капли неудавшейся жизни. Но это было только начало. Веселье еще впереди. Это, как говорится, цветочки.
Получасом позже, человек, и труп, бывший его младшим братом, оказались там, где людям бывает хорошо, но если немного изменить условия игры, любому попавшему сюда, будет очень плохо. Баня. А в бане – печь. Печь была уже затоплена. А это означало, что импровизированный крематорий почти готов. Но и это было еще не все. Ягодки только начинали поспевать. Рядом с пышущей жаром печью стоял, прислоненный к ней черенком, остро наточенный топор. Он еще пригодится, а пока – небольшая экзекуция.
Труп брата возлежал на полу перед печью. Его выражение лица было типичным для мертвеца: полуприкрытые глаза, зрачки в верхней части глазного яблока, почти скрылись за верхним веком. Рот приоткрыт. На шее следы от удавки, еще красные, но уже начинающие бледнеть. Убийцу это позабавило. Он решил сделать то, что давно хотел, еще при жизни брата. Рука сумасшедшего превратилась в кулак. И он нанес первый удар в лицо похолодевшему трупу. Бил он долго, обеими руками, позже пустив в ход ноги и кочергу. Наконец, лицо трупа превратилось в жалкое подобие человеческой физиономии. Это было невообразимо: на лбу появилась трещина, из которой выступила темная кровь. Переносица была красно-синей, впечатанной внутрь, словно ее вдавили миниатюрным прессом. Нос разительно отличался от того, что было выше. Это уже не было носом, это стало развороченным бугорком на лице убитого, из которого во все стороны торчали кости. Бессмысленный кусок плоти, лишенный всяческой формы, а уж тем более роли обонятельного рецептора. Глаз у трупа больше не было. Остатки глазного вещества, словно сопли, висели на щеках несчастного. Вместо глаз остались две ямки, из которых змейкой ползли темные ручейки густой, и, пока еще теплой крови. Так же как и глаза, у трупа исчезли губы. Они были отрезаны острым кинжалом, который сейчас торчал изо рта бывшего живого человека.
Но время идет быстро, а значит пришел черед самого незаменимого в хозяйстве инструмента. Топор излучал готовность. Убийца взял его в руки, поднес к своему лицу и внимательно осмотрел. Затем он занес топор над головой ровно настолько, насколько позволял низкий потолок бани, и обрушил инструмент в область шеи трупа. Топор не попал в шею. Так как во время удара «трупосек» плохо прицелился, инструмент ударил в подбородок тела лежащего на полу. Этого было достаточно для того, чтобы сделать лицо окончательно неузнаваемым: нижняя челюсть сломалась после удара и оказалась неестественно вывернута, рот и щёки порвались, язык выпал наружу. «Твою мать»- выругался убийца.
Нанеся второй удар, психу всё же удалось отрубить бывшему брату голову. На том месте, где она раньше находилась, растеклась лужа крови. Следом за головой пришла очередь рук, потом ног убитого. Наконец, настал последний этап четвертования. Нужно было разрубить тело пополам. Для этой цели убийца приготовил кое-что по действенней,  нежели простой топор, который итак уже затупился о кости мертвеца. Психопат принес из предбанника бензопилу. Завести ее было проще простого – бензина много, детали смазаны. Опустившись на колени и держа обеими руками бензопилу, он начал медленно, но верно опускать ее на туловище в область пупка. Как только бешено вращающиеся зубья пилы опустились на туловище, во все стороны брызнула кровь она окропила стены, пол и лицо убийцы. Он давил на пилу, когда он замедляла ход, двигал ее вперед – назад, вынимал и снова вставлял в проделанный ею кровавый проем. Вскоре пила добралась до позвоночника. Тут уже она свою роль исчерпала. Сумасшедший снова взялся за топор и перерубил им позвоночник. Отбросив инструмент, сошедший с ума, открыл дверку печи и начал по очереди закидывать туда, словно дрова для растопки, конечности бывшего брата в таком порядке: сначала руки, затем левая и правая нога, и, наконец, голова. Всё это около часа пылало в огне, после чего убийца своего брата затолкал в печь нижнюю часть тела трупа. Наконец, он поднял с пола, забрызганного кровью, верхнюю часть, из которой уже свисал кишечник и падали какие-то мелкие ошмётки и куски плоти. Эта часть тоже попала в печь. Убийца лег на пол и блаженно закрыл глаза. Не прошло и двадцати минут, как он крепко уснул.