Мужская хрестоматия

Школьник шел подпрыгивающей походкой. Очевидно, когда он был маленьким и имел неразвитое ахиллово сухожилие, родители не обеспокоились это сухожилие расправить. Пришло время и мальчик вырос, начал ходить, но на носочках. Папа мама умилялись осторожности первых шагов мальчика, не понимая, что это дефект. Вот и скачет их ребенок по жизни. Теперь ахилл Аникиты не изменить, прыжки повлияли на характер мальчика и выстроили ему жизненный путь. Он встретил девушку, но скорее именно ахилл подобрал ему пару. Это был строгий выбор неправильно развитого сухожилия: подпрыгивающий ахилл выбирал восторженных девушек, максималисток, худых, длинноволосых и больше того – прямоволосых. Но случилось это не сразу и вообще в другом государстве. Родители размышляли о его будущей спутнице, скандинавское происхождение приветствовалось, да и не сложно было с этим, так как мальчик попрыгунчик родился в дождливой Карелии, на берегах непостоянного озера Онего.
Для непосвященных – озеро Онего никогда не находится в покое, хотя видимость штиля иногда изображает. Но на самом деле, это ванночка, которую кто-то постоянно болтает. И если на северном берегу где-нибудь в районе Повенца прихлынет полметра выше положенной ватерлинии, то на этот же объем воды где-нибудь на берегу южном у Вознесенья, отхлынет.  А вот интересно - этот Кто-то держит ванночку за какие края? Скорость гигантского водяного перемещения, качки или как профессионалы ее называют – сейша – от суток до двух. Это биологический ритм современного карела, ритм мальчика карела, который скачет по петрозаводской мостовой.  В ритме петрозаводского мальчика и предложен рассказ.

Сейш #1

Середина мая в Карелии. Скоро каникулы. Сухой мороз. Снежная пороша стелется под колеса автомобилей. От снега уже отвыкли, так как сошел он в марте, и снег кажется неестественным, бутафорским.
- Снег, - блаженно, глядя друг на друга, говорят карелы. Карелы - это не национальность, а географическая принадлежность. Так же, как и проживающие в Карелии поморы - тоже не национальность, а племена помеси русских с угорами, расселившимися по берегу Белого моря и с моря живущими. По-моры, живут по морю и с моря кличутся. Море Белое суровое, одарит рыбой не всякого. Это присказки стариков Аникиты Олыкайнена. Белое море старший брат озера Онего. Отсюда и особый характер горстки поморов исчисляющихся какими-нибудь пятьюдесятью тысячами человек. Всего-то. Все это Анька уже в школе проходил. Поморы, карелы, вепсы, зыряне, древляне, чудь и саамы это все мы. Да, я забыл и русских туда же в один букет. У нас именно так.
Школьник шел и подпрыгивал. Пока еще его не свела судьба с восторженной девушкой.

Сейш #2

- Олыкайнен, к доске.
- Кто, я?- очнулся Аникита.
- Ты, детина. Какой год я тебя вызываю к доске, и всегда ты удивляешься.
Олыкайнен пошел подпрыгивающей походкой к доске и в тысячный раз не мог оторвать взгляд от груди Елены Васильевны. (Надо спросить папу). Итак, надо отвечать про Наполеона и про то, какое отношение он имеет к Карелии.
- Наполеон Бонапарт не карел и не помор.
- Угу,– одобрительно промычала Елена Васильевна и выпрямила спину, так что груди пулеметом взглянули на аудиторию.
- Но когда пришел последний час именно у нас в Карелии нашли камушек на его саркофаг.
- Как назывался камень? - торжествующе спросила Елена Васильевна.
«Эти названия камней когда-нибудь сведут с ума. Вот кем точно не буду, так это геологом»  - Порфирский шок?
Руку подняла Анечка Куприянова.
- Аня помогай Олыкайнену.
- Шокшинский порфир, Елена Васильевна.
Аникита знал, что Анечка запала на него, но что он мог поделать, если ему нравилась Света Сойни. А Свете нравится Гарик, а Гарику Ленка пузатая, Ленке Егор. А вот Егору никто не нравится. Егор живет XVIII-м веком и Северной войной. Егор это другая планета, он весь в папу. Ему папа говорит, что из мужчины обязательно получится что-нибудь стоящее, если в его квартире есть кабинет, есть выделенный семьей участок только для Его умственного труда.
И семья выделила Егору самую просторную комнату в ущерб всем остальным, благо братьев и сестер у него не было, так что дискриминировать было не против кого. Дальше папа учил домочадцев, объединенных общей помощью Егору - первое условие и самое главное - это должна быть отдельная комната с плотными дверьми. Остальные условия уже в виде предпочтений. Ни один рубль, вложенный в модернизацию кабинета мужчины, не пропадет даром. Стол должен быть удобен и чем больше его площадь, тем богаче заживет эта семья в будущем. Дальше все зависит от профессии мужчины и его профильных занятий. Если этот мужчина геолог, то он завалит полезную площадь камнями. Впрочем, камни могут быть просто хобби.
- Я знаю, - продолжал папа, удобно усевшись в кресле, - одного психиатра республиканской больницы, нагромоздившего у себя в кабинете кучу камней, как перед Академией наук на Пушкинской, другого масштаба, конечно, так вот, камень, говорящий о вечности, придаст кабинету никогда не лишний аристократизм.
Бабушка и мама с умилением внимали папе Егора в то время как сам герой рубился в сетевой игре «Империя в тотальной войне». Замечательная игрушка, где можно было в любимой «Северной» подраться и на стороне Карла XII и на стороне русских. 

Сейш #3

- Меня так заводит, когда вся Европа делается твоим данником, - говорил уже юношей Егор. Кстати, с начала повествования уже прошло несколько сейшей, вы следите? Так вот, семья Егора в очередной раз обсуждала какой-то малозначительный, но, безусловно, великий поступок Егора, а мы были предоставлены себе. Егоров папа, побеспокоившись о двойных дверях, подарил нам свободу - позволил говорить громко, на любые мальчишеские темы и, не таясь вездесущих родителей. 
- Твоя Светка..- начал было Егор…  Стоп-стоп. Здесь мы упустим дружеское хамство Егора по отношению к даме Олыкайнена. Единственно, что надо сказать, мальчики взрослея стали часто беседовать о противоположном поле.
- Мужская мотивация, - продолжал Егор, - очень хрупкая вещь; мужчина часто может производить впечатление чудака, увлекающегося пустыми затеями. Скажем, до ста человек этого пола погрузятся в подводной лодке на дно океана и просидят там полгода по только им одним понятным причинам. Мы не говорим - в погонах эти люди или в белых халатах ученых, - но это люди одного пола. Это же поражает и восхищает. А другие – на суше, к примеру, нумизматы, пусть даже спящие в одной постели с женщиной, вскочат вдруг, среди ночи, и еще раз сладострастно просмотрят обглыдок старой гашеной бумажки. И сколько ты перед ними не крути покатым бедром внимание мужчины-исследователя не отвлечь никакими силами.
Олыкайнен был невнимателен к очередному словесному поносу Егора и сидел в четырех геках от него. Они завели правило при философских разговорах находиться друг от друга на расстоянии не менее  4-х геков, но не более 7-ми чуков. Этого достаточно чтобы слышать друг друга и одновременно не мешать собеседнику чужой энергетикой.
Раздался стук в дверь и бабушка преувеличенно улыбаясь вручила школьникам по чупа-чупсу и заговорщицки пообещала, что блины будут готовы через пять минут. Тут же бабушка поспешила закрыть дверь, видя погруженность героев в какую-то очень серьезную тему. 
- Мужчина, - продолжал сейшовать Егор, подсасывая карамель чупа-чупса -  по сути только косвенно участвует в репродуктивной функции, а его интересы совсем в другом. Он занят более существенной страстью – как писано в святцах - страстью познания мира.

Сейш #4

- Я согласен с твоей теорией, Егор, что мужчина пришел в этот мир позднее, чем женщина и его интерес к миру еще не увял.
- Да, мое понимание такое - сначала природа была однопола, как клеточка инфузории. И она делилась, как, в общем, и современная женщина через 9 месяцев делится на два человека. Собственно на основе этого явления деления клетки сейчас и  развивается наука клонирования человека.
- Слушай Егор, а знаешь почему Создатель решил уйти от однополого мира? Ему видать жутко надоел принцип онанизма, как источник жизни.
- Старик, ты глубоко копаешь.
- А иначе не назовешь самоудовлетворение одноклеточных, – несло Олыкайнена, - и однажды Создатель, устав от банального дамского мира, склонировал мужскую клетку, клетку не способную к деторождению, но способную подарить счастье соития материнской клетке.  - Браво, Олыкайнен. Итак, новая технологическая модель скрещивания мужского и женского начал легла в основу разделения мира на полы. Один пол назвали слабым «прекрасным», а другой сильным. И возжелал сильный слабую, а слабая сильного…
- Мальчики, блинчики ждут вас.
-Yes, - вскричали юные мужчины и кинулись на жирную и вредную пищу, приносящую их поколению самые положительные эмоции.

Сейш #5

Школьник шел и подпрыгивал. Пока еще его не свела судьба с восторженной девушкой.

Сейш #6

И вот зима. Карелы любят ту консистенцию снега, когда хлопья настолько легки, что, падая с деревьев, повторяют скорость падения листа. Это время свежевыпавших осадков, неторопливых, не депрессующих, как тоже количество осадков, но в дождевом эквиваленте. Умиротворяющее состояние не агрессивной природы. А вся причина в отсутствии ветра, именно ветер наводит грозу на карел.
Первый не выдержал паузу созерцания Егор:
- Олыкайнен, ты сравнивал смену сезонов с человеческим циклом вдоха и выдоха? Вдох – это весна, а выдох – осень. Именно эти два сезона говорят о действии. Что касается зимы и лета, то это замирания между вдохами, между человеческими движениями груди. Лето – застывшая прелесть вдоха, а зима отдых организма после выдоха.
Легкие снежинки, как и листья, падают не отвесно, а парашютиком, чуть колеблясь, чувствуя малейшее движение атмосферы. Падение снежка сопровождается белой пылью. Падение снега – зеркальная противоположность падения листа, чувствующего приближение осени. А вообще это все из области манеры деревьев. Сеточка веток – ненадежная основа для удержания пусть небольших, но тяжестей. И сбрасывать с себя летнюю пыль, осеннюю капель, зимний снег и родные листья – их вечная работа.
Снег, в отличие от воды, повторяет форму того, на что упал. Он как тончайший шелк повторит земной рельеф – например, хоженую людьми тропинку. А памятникам придаст дополнительные объемы из белой ваты, и рассмешит прохожих белыми усами и очками на голове Ленина. Но издеваться будет только до первого ветра. Потом сдует все к чертовой матери до следующего потешного состояния своей изменчивой души.

Сейш #7

Сумерки, но молодые люди продолжали сейшовать. Сейчас они искали машину Олыкайнена. Вдруг Егор встрепенулся и резко прошел мимо товарища вперед, остановился, так же резко вернулся и кинул ему на руки пальто и шляпу. Секунда растерянности, но когда Олыкайнен понял, что он уже денщик, то обежав Егора, протянул перед его лицом руку, отвел мешавшие его державному шагу набухшие снегом ветки и Егор с выверенной осанкой дворцового генерала вышел на авансцену предстоящих событий. Безусловно, Егор не глядел на верного денщика, его единственно что занимало, это могучий простор российской Карелии. Олыкайнен услужливо протянул ему перевернутую фуражку с горкой наполненную соловецкой черешней. Он жадно захватил горсть ягод, и освобожденные косточки полетели в карельский простор.
- Вот что меня занимает, дружок. Я хочу подобрать классификацию сумерек – начал Егор, - ежедневно мы имеем дело с окончанием светового дня. Дневной свет на вашем севере исчезает очень быстро. Если не имеешь привычки, то впору потерять ход времени. Что и случилось с нами.
- Вы правы, сир. Сейш это непременная потеря во времени. У нас убыло, где-то прибыло. Кто-то гигантский болтает наше озеро и заставляет нас сейшовать. Можно, как сейчас, зайти в магазин за пачкой сигарет, а выйдя через пять минут, обнаружить себя в другом времени.
- Да, и не узнаешь сразу свой автомобиль, который, конечно же, стоит перед тобой, но стоит уже не в объеме, а только силуэтно. Он теряет объем и третье измерение в ходе первых сумерек, которые мы назовем временем Маннергейма.
Кстати, нашим молодым людям уже по двадцать, но расставаться с подростковыми привычками они никак не хотели.
Олыкайнен прыжками своих ахиллов подошел к угадываемой в темноте машине, и сейш продолжался уже в салоне.
 
Сейш #8

Когда они подъезжали к Шуйской Чупе, из-за поворота плавно вынырнула среднего класса Тойота. Водитель в одиночестве направлялся по своим делам.
- Что такое одинокий мужчина за рулем среднего класса машины в ранне-вечернее время? - спросил Олыкайнен Егора, остановив машину.
- Что ты хочешь сказать?
- Я сейчас увидел за рулем мужика, похожего на президента. Мы же под Шуйской Чупой. Не выезжает ли он так в народ? Посещает тайно Чупу… 
- Рядом же аэродром, - сейшует Егор, - президент прилетает за двадцать минут на борту легкого перехватчика, потом садится за руль невзрачной машины и посещает необходимых людей, скрытых от истеблишмента. А может у него есть не статусные друзья, с которыми необходимо перетереть жизненно важные темы, может это скрытая от общества женщина, которая есть в жизни каждого нормального мужика.
Уже во время сумерек Сталина мы нагнали машину человека напоминающего президента и, обогнав, включили аварийку, мол, остановись. Он остановился. Олыкайнен вышел из машины и увидел действительно за рулем Владимира Владимировича. Тот сидел в дешевой турецкой куртке кожанке рыночного образца и улыбался.
Вечернее время – послерабочее время. Почему президенту не улыбнуться в карельских сумерках?

Сейш #9

- Я люблю длинную дорогу за рулем, - сказал президент, когда мы пересели в его машину, - ты смотришь в окно, ты знаешь, что перед тобой дальняя дорога куда-нибудь в Питер или Йоэнсуу. Это всегда очень здоровое ощущение жизни. 
- Вы приезжаете сюда затем, чтобы ехать в Питер?
- А почему нет? Хорошо, конечно, чтобы рядом был собеседник, с которым ты сопоставишь свои впечатления. Все это очень по-русски и здорово. Я думаю, в дороге меня посещает вдохновение. Все великие планы Петра родились именно в Карелии.
- А я, - включился Олыкайнен, - поклонник быстрой езды и на моей машине много отметин от постоянных аварий.
- Это не правильно, - обеспокоился президент.
- Правда, все отметины благодаря хорошему автосервису существуют лишь виртуально, существуют только в моей водительской памяти.
Егору тоже захотелось поучаствовать в президентски правильной беседе.
- А вот, – это уже Егор - однажды позволяешь себе действительно разрешенную государством скорость, скажем, 40 км/час. На этой скорости иначе думаешь за рулем. Когда ты несешься и занят только скоростью, связкой твоей машины с полотном дороги, ты не способен думать не о чем другом, кроме скорости. Мозги, наверное, как у Шумахера, уже где-то инстинктивно связаны со скоростью. И другое дело, когда ты едешь на 40 км/час - это потрясающе органично. В этом ритме, соглашусь с правилами, льется конструктивная мысль. Ты незаметно из водителя превращаешься в путешественника. На скорости ты примитивный гонщик и больше никто. А здесь сразу видишь ландшафт, он как приятное кино меняет картинки. Ты сразу наблюдатель, сопоставитель, державник и у тебя начинает обогащаться эмоциональная память.
- Я рад за вас, - сказал президент и сейш закончился, – хочу дать совет. Каждую идею, тему, надо сводить к вилке из двух-трех вариантов. Идея должна быть доведена до простоты, до знакового общения со светофором, имеющим только 3 варианта ответа. По сути там два существенных значения, а желтый свет, как перемена дуплексной связи - банальное "прием". Нужно так же просто видеть мир, чтобы потом перейти в его многообразие красок. И уже наверняка не ошибиться, когда ты с головой уходишь в частности. А вы сейчас в частностях, ребята. Меня здесь больше не ищите, могут быть проблемы.
Здесь сейш точно закончился, мы вышли из Тойоты, и она тут же отъехала в сторону Шуйской Чупы.

Сейш #10

Что же это за «восторженная девушка»?
Олыкайнен позвонил Свете. Мама взяла трубку, он попросил к телефону дочь. Стук трубки положенной на тумбочку, неспешные шаги и тишина. Что кроется за тишиной в трубке семьи Сойни?  Тишина почти религиозна. Возникает ощущение, что отрываешь от молитвы. Чуть сонный голос матери, говорящий о каком-то потустороннем режиме и спокойный, но бодрый голос дочери. Есть, конечно, и другое. Есть покой отживших свой век вещей, отсутствие времени и какая-то духовная застава. Это затаившаяся во времени каста людей. Сейчас не их время и они затаились, законсервировались. Они вписали свои нужды в минимальный бюджет, что позволило уйти от мотивации работать. Зато подарило массу времени, которое тратилось на чтение и созерцание. Олыкайнен всегда знал, что не сделает предложение Свете, но и всегда нуждался в общении с ней. Наверное, его влечет к Светке именно эта ее тайна. Если она держит заставу, по выражению Достоевского, то заставу по чему?
Вот она ответила тоном, каким, наверное, говорили смолянки. Это завышенный звуково тон, говорящий о независимости женщины-эмансипе, тон сбивающий представление о поле, как о слабом. Хотя сексуальность не вычеркивалась, а лишь по-особому выражалась. С одной стороны это, например, отрицание косметики, но с другой обтянутое платье, подчеркивающее фигуру. Это все равно игра, просто в другие приоритеты.
Олыкайнен слышит в трубку как она села на стул рядом с тумбочкой, как характерным жестом поправила волосы, как запахнула фалды халата, разомкнувшиеся при посадке нога на ногу. А в зябкой квартире надо хранить тепло. Да, у нее дома зябко. Никто не озаботится оклеить щели окон. Зачем? На то и зима, чтобы чувствовать стужу. Она не раз говорила, что человек должен испытать смену сезонов и вновь приходящий сезон должен быть желанным. Устав от зимы, мы вожделеем лета, и, надышавшись летней пыли, выпотев летний зной, мы скучаем по бодрящему зимнему климату.
Вот хлопок губ, затягивающихся сигаретой. Закурила, выпустила дым и разрешила ему прийти. Подлый ахилл был доволен. Бедная мама, ей опять искать супер-уважительную причину и куда-то уходить.

Сейш #11

Окончив истфак Олыкайнен трудился в Доме радио и отчаянно колотил по клавишам ноутбука. На экране мелким кеглем бежали буквы:
- Чем я заболел в профессии - это морализаторством. (Enter). Идет обличение, хорошо намазанное и сдобренное эпитетами, отдающее нашатырем. (Enter). Я не могу писать. (Enter). В книге так жирно мазать каждую страницу - быстро стошнит читателя. (Enter). В книге нельзя тыкать носом читателя, как кошку, нагадившую в неположенном месте.
Раньше времени он закончил работу. Было как всегда темно. Олыкайнен брел в одиночестве и вдруг резко остановился:
- Не понимаю, что я ищу в женщинах? Что меня не устраивает?
Мысль требовала формулировки. Темно. Он на ощупь шел по тропинке. Уже пару дней, как не падал снег. Люди, воспользовавшись затишьем природы, протоптали тропинки, придали им снежно-угольный цвет, уплотнили, расширили, чтобы расходиться не задевая друг друга. Снегопад, как правило, делает паузу в размере двух карельских сейшей. Ну, конечно, снег снова выпадет, да еще какой. Старожилы в очередной раз будут уверять, что такой зимы не помнят. Что уж тут удивляться – каждый год он новый и неповторимый. И, конечно, снежный. Снег занесет утрамбованную, узаконенную тропинку, спрячет ее, но ноги путников все вспомнят и пойдут по сугробу, не проваливаясь, уверенно зная направление.
- Не до сравнения с Христом, идущим «аки по суху», - бормотал Олыкайнен, - но впору задуматься о механике священного события. Может быть, Сын Божий задумался о чем-то своем, а ноги, живущие другой, земной - мышечной памятью - прошли историческое расстояние?

Сейш ?

Нет, сейш тот же - Олыкайнен дома. Его разморило, не было сил снять теплый тяжелый халат, носки..
- Нет, носки сниму, пальцы должны ощущать холод простыней. А ноги надо обязательно протянуть и не иметь на них оковы. Тех же носок. Дежавю.. я уже сегодня снимал носки. Ах, да, я же был с женщиной, а любить женщину в носках почему-то не принято. Ну, кто это придумывает? В результате вся мужская половина мучается снимая эти тупые носки. Хотя говорят, у прапорщиков во время любви не принято снимать китель.
- О, боже! Как я сегодня устал. Итак, что же мне заказано? Ага. Вспомнил: Битва за электричество в Ленинграде перед войной с фашистами. Ну, деспоты, хорьки и пидорасы.
Пауза длится около часа. Олыкайнен лежа курит, Олыкайнен депрессует, и вещает в пространство.
- Недавно отнесли Генку Сапрыкина на кладбище. Это просто война какая-то. И кругом гибнут люди. Что надо делать на похоронах? На похоронах, особенно в тех случаях, когда ты хоронишь доброго знакомого, принимавшего участие в твоей жизни, т.е. человека уносившего туда часть твоей теплоты, попроси небеса (вы имеете на это право), чтобы ваш товарищ похлопотал о вас. Похлопотал о вашей судьбе на этой бренной земле. Я попросил.
- Начну статью так, – подумал засыпавший Олыкайнен – «сильные морозы заставили сменить буденовки на шапки-ушанки». Или так: «строились утепленные шалаши-землянки и обогревательные пункты. Нагрузка на силовые линии перекрывала норму». Хотя что я? Разве электричеством и масляными обогревателями отапливали землянки? Тогда оставлю буденовки, но портянки все же заменю на теплые вязаные носки. Все. На сегодня хватит.
 
Сейш #12

Он снова стучал по клавишам. Так изменилась его жизнь - раньше болтал языком, теперь стучит по клаве.
- Как иногда хочется, чтобы в ваш сумеречный офис ворвалась женщина лет эдак 28-ми, в не застегнутой шубе и распущенных волосах. Простучала бы своим высоким каблуком по вашим скукоженным шагреневым мозгам, заглушила бы гуканье бот 40-летних сотрудниц, остановила б шарканье тапок пожилых, по странному совпадению представительниц этого же пола,  перебила бы их запах Бабы Яги терпкими заморскими духами, и, вдруг,  вылетела  как ветер, но не одна, а с тобой, неожиданно пригласив на.. какой-нибудь… пикет. Да, какая разница – на… черта в ступе, но только вон отсюда – на вольный ветер. (Enter).
Так в старых советских фильмах врывались энергичные совдеповки и открывали окна с возгласом «Какой у вас спертый воздух!!!». На счет романтики советские фильмы знавали красивые приемчики, ..- и вы бы вылетели пробкой, задев полой шубы чайники, чашки, ложки  постоянно распивающего чай российского чиновника. Вам вдогонку  после паузы ненависти были бы брошены уничтожающие реплики, но для вас это уже история, вы сюда уже не вернетесь.   
Олыкайнен действительно выбежал, но побродив по городу, зашел к Егору в школу.

Сейш #13

А что же Светлана?
Ей бы слыть народоволкой и дружить с мальчиками в конфедератках, но у нее свой путь к сердцу Олыкайнена. Сегодня она встречает Командора.
Командор родился на другой земле и долго выгадывал возможность путешествия куда-нибудь подальше. Россия в этом смысле представлялась очень заманчивой страной.
И вот свершилось. Согласно переписке он в аэропорту Петрозаводска. Светлана ждала его заказав такси. Таксист, на стареньком Жигули, старый интеллигент живущий с машины, повез их к снятому для Стива домишке недалеко от аэродрома. Светино решение.
Итак, Россия! Командор знал, что сегодня не будет спать точно, так колотилось его сердце. Машина с трудом преодолевала грязь,  - «очевидно не высохшую еще со схода ледника», - бредил Стив. «Хотя что я, ледник сошел в России 10 тысяч лет назад, по крайней мере так говорили книжки». Машина остановилась, и Стив вышел, встал на глинистую грязь. Он сразу же понял, что ощущал Колумб, вступивший впервые на новую неведомую элиану землю. «Колумб открыл Америку, а я открываю Россию».
Сбоку он увидел какую-то другую консистенцию грязи, это была матово-белая грязь, лежавшая небольшим бугорком, в виде темно белой массы. «Нет, не может быть. Грязь не может быть белого цвета». Стив стоял в столбняке и не мог оторвать взгляд от незнакомой субстанции.
- Сти-и-ив! – позвал его туземец в образе Светы.
- Что это? - не отрывая глаз от еще не стаявшего сугроба, произнес загипнотизированный Стив. Теперь уже пришло время удивиться Свете. Светлана не могла себе представить, что есть на земле люди, не видавшие снега.
- Это снег, - ответила русский поводырь.
Конечно, Стив слышал о существовании снега, неоднократно видел по телевидению горнолыжников, съезжавших с высоких вершин, но его как-то не интересовали те декорации, на которых происходил съезд. И тут до него дошло, что это тот самый горнолыжный снег. О русских зимах он неоднократно говорил с дедом, эмигрировавшим с родителями в семидесятых. Русский в семье культивировался и Стив давно уже жил мечтой о свой исторической родине.
Стив, а теперь уже Степан, осторожно подошел к наполовину стаявшему сугробу, покрытому гарью, копотью, еловыми иголками и тысячами былинок, из которых состоит эта мифическая Россия. Медленно подошел и присел на корточки. Светлана не мешала Стиву, чувствуя, как много смысла придает американец привычным и незаметным ей банальностям. Стив ткнул пальцем в сугроб и сугроб встречно обжег холодком руку человека другого континента. Тогда Стив решился поворошить белую массу и она раскрылась уже другой субстанцией, уже чисто белой, и даже кристаллической.
- Ну, конечно, это же песок, кристаллы, – воскликнул житель Калифорнии. Он осторожно сгреб кусочек белой массы, и та от тепла руки совершила фантастическое превращение в маленькие капельки воды.
- Нет, это фантастика, - вскричал Стив. Ему не хватало опыта тактильного и он уже лизал языком капли воды на ладони, что Сойни однозначно не понравилось.
- Ну-ка стоп. Здесь собаки мочатся в сугробы, а ты потом будешь брать в рот. Стоп-стоп. Кормить тебя я буду дома.

Сейш #14

Шел урок, Егор в выработанной манере говорить несколько презрительно, начинал тему:
- Историю Петрозаводска можно представить себе так: первая история  - это история не мощеных тротуаров, песчаных сельских троп, короче время Петровских заводов; вторая история  - тротуаров на кладях, на мостках – время заводов Александровских; третья история  - асфальтированных тротуаров, - позднее советское и возвратно-капиталистическое время.
Егор увидел мою улыбку через стекло классной двери, дал знак подождать и продолжал:
- Почему нет? Историю можно межевать разными мерами. Например, вы за свою жизнь выстригаете стометровку ногтей. Выращиваете метров десять волос. Это что не мера длины или явления – явления вас на этом свете?
По северному городу Петрозаводску птицами летали листовки. «Флаеры», - как говорил Командор. Разных форматов, глянцевые и матовые. Подметные бумаги, изобличающие врагов, топтались ногами пешеходов. В городе шли выборы. То, что в город приехали флибустьеры, не знать было невозможно. Их работа требовала много клея и кисточек, они нещадно оклеивали город Петра самозваными героями, вычисляли пожилых людей, как самых продажных горожан, строили детские городки, устанавливали по подъездам железные двери и пятое и десятое. Флибустьеры представляли разные группы интересантов, и отличали их только разные финансовые возможности.
Егор, ухватив за локоть Олыкайнена, потащил его в сторону центра города.
- Сейчас я открою тебе глаза куда пропадают наши женщины. В российской густопсово-демократической действительности они те самые «штабистки», «пешеходы» и «топтуны», что нежданно приходят вечерком, звонят в вашу квартиру и масляно улыбнувшись просят расписаться в подписном листе за «нашего Пал Палыча».Вот мусульманин бы не пустил (даже в парандже) свою даму по аулу собирать по десяточке за подпись. Эта затея российского мужика. Значит, слушай, я тебя должен познакомить с флибустьерами.
- Какими флибустьерами?
- Ты знаешь, что такое политтехнолог? Это флибустьер, путешественник, пилигрим, встречающий утро в неожиданных спальнях. Он ездит по стране и выполняет заказы. Особая каста людей. Их всегда отличает внимание к двум деталям одежды – головному убору и обуви. Остальное не столь важно и не так работает на производство впечатленья. О ты, провинциальный политтехнолог, едко и метко описанный Чехонтэ  в образах каких-нибудь Алхасов, актеров Робинзонов и прочих гаеров святочных. Сегодня ты примеряешь костюм политтехнолога. По-о-ошли, – оперно выкрикнул Егор.
Олыкайнен никогда не общался с подобного рода людьми, да и желания у него не было, но Егор был настойчив, и они вошли во двор обычного жилого дома, где у одного из подъездов толпились молодые люди, курили. 

Сейш #15

В просторной и гулкой от народа комнате сидело несколько групп людей. На наш вход никто не обратил внимания. Включая Светлану. Кто был удивлен, так это Олыкайнен, обнаружив ее среди деятельных молодых людей. Сойни, при постоянно хлопающих дверях, не замечала вошедших и, Аникита, вспоминая, отмечал насколько органично она влилась в компанию.
Егор потянул Олыкайнена к человеку очень высокого роста, сидевшего в углу на обычном человеческом стуле. Несоразмерность мебели и человека по имени Командор поражала. Он был сосредоточен и смотрелся как заезжий гуманоид, насильно попавший не в свои масштабы. Гуманоида приодели в несоответствующие нравам аборигенов одежду. Костюм и брюки сняли с подобающего роста чиновника. Конечно, серого цвета. На ногах вместо приличествующих туфель надеты мокасины с плетеным белой ниткой рантом. Дамские очки с манерной дужкой и старый мобильник в одной руке, расправленная скрепка в другой. Скрепка для постоянного вращения  между большим и средним пальцем служила, чтобы тушить злую энергию, а мобильник с программой изменений на фондовом нью-йоркском рынке, чтобы не пропасть в российской действительности. Его взор блуждал между дисплеем мобильника и видом на Онежское озеро за окном.
Олыкайнен с Егором подошли к Командору и так же как онежский простор, он принялся изучать вошедших. Егора он через секунду признал и принялся буравить глазами Олыкайнена. Егор тут же сообщил, что это друг Светы и зашел к ним за компанию. Потеряв к Аниките деловой интерес, Командор моментально улыбнулся и, переадресовал внимание на книгу, зажатую под мышкой у Олыкайнена.
- Что это у вас за книга? Знаете, люблю книгу надчитывать, как яблоко надкусывать. Очень люблю. Позвольте я надчитаю.
Олыкайнен дал ему книгу. Тот сходу увлекся и потерял к вошедшим интерес.
В это время в комнату ворвался какой-то человек в оранжевой куртке и не обращая внимания на занятость людей, бросил перед человеком, которого, как выяснилось, звали Стас, пачку фотографий.
- Вот уроды. Посмотри. Это что за фото? Ты кого нанял собирать портфолио?
Ответственный за имидж Стас бегло осмотрел фотографии, развел руками и также небрежно как его партнер, бросил фотографии на стол. При этом театрально опустил голову.
Командор, взглянув на инцидент, улыбнулся и, снова уставившись в книгу, бросил в сторону гостей:
- Вы не обращайте внимания. Это не конфликт.
Тут позвали фотографа Василия. Вошел худой рыжеватый человек.
- Ну, нельзя, снимать для рекламной продукции так, как на паспорт – горячился Стас. - Это не съемка в застенках МВД и не на загранпаспорт. Это кандидат, который должен нравиться людям. Есть принцип – у головы должен быть легкий наклон. И почему герой не за столом, и в руке нет карандаша?
Егор мне шепнул, что их можно понять, фотки уже отнесли в типографию и придется выбрасывать целый тираж листовочного материала, стоящего кучу денег.
- Ну, нельзя так тупо, - продолжал горячиться Стас. - Герой так не выглядит. Ты в церковь, б…ь, ходил когда-нибудь?
Я открыл рот, Егор снова лечил меня – «у интеллигенции не принято осуждать мат». Теперь уже я с удивлением смотрел на Егора.
- Ну, ходил в церковь, - ответил рыжий.
- Ты богоматерь видел на иконах?
- Ну, видел.
- Ну-ка вспомни. Она что на тебя смотрит перпендикулярно?
- Как перпендикулярно?
- Перпендикуляр, это как дерево растет, вертикально к земле. Оно растет перпендикулярно земле. Помнишь на иконе этот небольшой наклон. Градусов шесть.
- У-гу. Шесть градусов. Как Бочкарев?
Стас упал отвесно на  диван и приглушенно орал в подушку подлокотника.
- Ну не крепость богоматери, твою мать. А наклон матери?
- А кто ее нагнул? – Рыжий, конечно, придурялся. Олыкайнен почувствовал, что ему тоже весело. Его поразила в себе такая быстрая смена чувств.
- Рыжий, действительно, сходи в церковь. Посмотри внимательно на лики святых. Они же с наклоном небольшим, чуть заметным. Наклон – это движение к людям. Это участие. А вертикальное положение ты найдешь у Христа. Вертикальное положение это суд. Наш герой пришел с просьбой служить людям, а не судить и казнить их.
Оба-на, - восхитился Олыкайнен, - какие тут тексты. Только здесь Светлана заметила приход Аникиты.
Тут Командор вернул книгу, на его лице была та же веселость, что и у Олыкайнена с Егором. Командор наклонил голову, как того советовал Стас, и обратился к Олыкайнену:
- Вы никогда не пробовали провести пальцем по излучинам своего черепа? Если пробовали, то знаете, какая сложная у вас судьба? Проведите ладонью по лицу, а большим пальцем и мизинцем углубляйтесь в костные впадины. Вы увидите какие сложные изгибы выточила на вас природа.

Сейш #16

Пришла весна. Петрозаводск стоит на небольшом пандусе по отношению к озеру. От верха города до озера угол падения пять-десять градусов, и когда прольется сильный дождь, веселые потоки воды зажурчат по улицам и устремятся в Онего. В это время противоположный берег озера не виден, он затуманен белой стеной дождя и создается ощущение бескрайнего моря, каковым, кстати, озеро и является, разница лишь в том, что это море пресное. Белые барашки хаотично чиркают поверхность озера и только отходящая от берега «ракета» или многокаютный лайнер «Ломоносов» говорят о том, что впереди исторические Кижи.
Спрятавшись под зонтики идут девушки и весело болтают по сотовой связи, в одной руке зонтик, в другой аккуратный девичьего дизайна маленький воробушек телефона. Идут и шлепают по лужам, что им непогода.
Водосточные трубы не справляются с объемом дождя, машины дискриминируя к прохожим беспощадно разбрасывают воду по тротуарам. Прошла белая «Волга» и оставила позади себя волны, как и парусник за ней на озере.
В городе наросли тополя  угрожающей высоты, готовые сдаться ветру и валиться при первом же удобном случае. Их высота превышала последние этажи зданий центра города, корневой системы не хватало держать многотонную древесную массу, вытянутую вертикально вверх. Тополя, заслонив окна домов, лишили людей света и заставили отказаться от занавесок.
Олыкайнен сидит в своей машине, прячась от дождя, и глядя из засады на людей. Вот, под парашютиком зонтика идет девушка; капля дождя упала на олыкайненовское стекло и создав увеличительный эффект, приблизила изображение идущей.
- Что же это за совершенство такое женский пол, - начал свою привычную песню немудрый Олыкайнен, - так вот, что же это за совершенство такое женский пол, уже по праву рождения являющийся самодостаточным? С голоду женщины не умирают. Если у них нет других ресурсов, то кормит их пол. Мужчина мотивирован в жизни на какие-то свершения, иначе он вообще не человек и обречен на гибель. А женщина будет востребована всегда. Женщин древние воины воровали только за одну половую принадлежность: племенам нужны фабрики по производству людей. Мужчине для поиска добычи нужно постичь массу искусств. Женщину же детородной сотворила природа: ей надо только вырасти в необходимые габариты.

Сейш #17

Выборы закончились и Командор скучая сидел один. Открыта фрамуга окна с видом на озеро, ветер киношно играет занавеской. Впору включить музыку Верди. Вошла Сойни, увидела Командора, тот знал, что пришло время прощаться, и не смотрел на Светлану. Света подошла к окну и взялась за ручку. Она так сжала пальцы, что побелели костяшки, обнаружили костлявый каркас руки. Ушли краски из руки, обнажили кость и сухожилия. «Время ее уходит», - подумал Командор, убрав взгляд с дисплея и повернув его на озеро. Озеро вскипало. Начинался его штормовой цикл.
- Мы победили, - сказал он скучая.
- Знаю.
- Мы уезжаем, Светлана.  Хочу куда-нибудь сорваться. Слушай, у вас есть в Карелии тотемные места?
- Сколько угодно. Вы находитесь в стране лабиринтов и тотемных мест.
- Очень похоже.
- После смерти Христа, в апостольское время, его первый ученик Андрей Первозванный верхней точкой своей миссии взял именно Карелию.
- Да вы что? Он здесь был?
- Не здесь, здесь в его время ничего не было. Он был на Валааме. Это самое тотемное место на севере Европы. Валаам был центром языческого Велеса. Андрей на их месте соорудил каменный крест.
- Ну а рядом есть что-нибудь? Господи, мне нужна инсталляция. Веди меня Сойни.
- Прямо сейчас?
- Хочу сейчас?
- Тогда нужен Олыкайнен.
Через пятнадцать минут на старой немытой Шкоде они неслись по трассе Кола к тотемному месту, где как раз и держала рука Создателя ванночку Онежского озера. Его левая рука.

Сейш #18

Олыкайнен и Света давно приметили это место. По трассе Кола на обочине прямой дороги стояла высоченная мачтовая сосна. Она росла в непосредственной близости от дороги, и согласно дорожному строительству должна была быть снесена, но у дорожников не поднялась рука. Ветки у сосны начинались где-то на высоте пятого этажа и видимость она совсем не закрывала. К тому же участок дороги был идеально прямой.
 Бронзовоствольная красавица возвышалась над прионежским лесом и ее не очень занимало, что происходило внизу, могучий карельский простор занимал ее внимание. Олыкайнен, припарковав машину, тут же ушел в лес, в низину. Его внимание привлекли четыре сороки пролетевшие на север в виде капитанской погоны. Он последовал за ними – «что за чудо, сороки летают стаей? Что они тут кучкуются?»
Олыкайнен ушел, Стив завороженно стоял. Вдруг воздел руки к небу и вскричал:
- И-хо! - Стив священнодействовал. Он хаотично бродил, как будто что-то потерял. Вдруг остановился, обнаружил обвитые ленточками кусты у дерева-великана, и тут же решил поучаствовать. Он кинулся к машине Олыкайнена, в попытке найти что-нибудь тряпичное, чтобы обвязать сплошь перевязанное платочками мачтовое сосновое дерево. Ничего не найдя он схватил лежавший в кармане двери скотч, и подойдя к перегруженному памятками дереву, стал обнимать его ствол, совершая круги липкого скотча вокруг ствола. Скотч бешено трещал в историческом карельском лесу, руки Стива дрожали. Видно, что сейчас в его жизни происходило какое-то откровение. Размотав до конца бабину, он спрятал в карман бумажный каркас и оглянулся, как бы спрашивая – что дальше? Но какой должен быть следующий ритуал на вновь открытой им земле он не знал. И вопросительно посмотрел на Светлану.
- Что дальше, Светлана?
Светлана пожала плечами, удивляясь чувствам иностранца. Тот как-то по-русски закурил, снял плащ, постелил на прохладную землю и сел. Проведя свою первую выборную компанию в России и победив, он испытывал новые чувства, чувства колониста, чувства Первозванного Андрея, водрузившего камень на языческом острове. Видя, что можно прервать его молчание, Светлана спросила:
- Стив, научи побеждать?
- Ты ведь спрашиваешь не о ремесле? Я должен сказать правду, но как-то кратко. Ты знаешь, я хороший десижинмейкер и действительно умею принимать решения. - Стив задумался.
- У вас в музее есть картина. Даже не картина, а этюд знаменитого русского Шишкина. Названия не помню, но там глухой бурелом, в котором поработали лесорубы. Так вот, поскольку это этюд, незавершенная работа, то видно прежде всего дорогу к замыслу, ремесло. Шишкин не успел спрятать белые нитки. Вся картина испещрена белыми искрами сломанных сучков. Ведь лес сам по себе темен, но ослепительно бел в переломанных сучьях. Вот эти надломы, срезы, кричащие с картины и явились поводом сидеть, наверное, битый день, и писать этюд. Я думаю, апостол Андрей шел и плыл сюда вечность, потому что здесь живет истина. Здесь какой-то надлом и белый свет.
- Стив, а ты дезижинмейкер только своей судьбы?
- Спрашивай, я готов тебе помочь?
- Олыкайнен не просит моей руки. Что я должна делать?
Стив вознес руки и бросил их безвольно.
- Это крутой запрос, - подумал – я отвечать сразу не буду.

Сейш #19

А Олыкайнена таскали по лесу сороки, пока не вывели на болотину, посередь которой гипотенузами росли чахлые ели. Высушенные перекошенные деревья, воткнутые в болото выглядели очень графично, цвет погибающих болотных деревьев мертвенно пепельный. Никакого пожара не было -  их спалило болото. Сплошь и рядом молоденькие хвойные деревья воткнуты в болотную плешь. Болото не пускало их в рост, но они упрямо хотели жить именно тут. Обреченные сосенки теснились как трава, один ствол к другому.
- Боже мой, какая война карельского болота и русской природы, - воскликнул Олыкайнен. Поодаль, уже на сухом месте высилась кряжистая сосна. Сухая крона сосны представляла собой страшное зрелище – словно пучок скрюченной проволоки. «Воистину, как на передовой», - подумал Олыкайнен, - «да это же настоящая  колючая проволока, покореженная взрывом, порванная снарядом».
Приглядевшись, Олыкайнен насчитал более пяти деревьев-подростков, уже обреченных, и стоящих по отношению к плоскости болота на 45 градусов. Деревья гибли на топкой карельской болотине. Конечно, державная суша однажды возьмет свое – и разрастутся сосны, а пока как советские бойцы –  они умирают, но не сдаются. Учатся жить на чужой территории.
Олыкайнена смешил этот сейш колонизации русскими Карелии, но игра ему нравилась и он продолжал. Он, Олыкайнен, как в хорошей ролевой игре побежал от страшной битвы в сторону дороги. Солнце светило сквозь частокол воюющих деревьев - рябь в глазах напоминала ранний кинематограф братьев Люмьер – прыгающих световых человечков. Вбежал в небольшой бор. Волосы-веточки безлиственных осин, как дикие шевелюры лесных девочек. Он бежал, веток не видел, только боковым зрением отмечал фиолетовые осиновые нимбы.

Сейш #20

Светлана:
- У нас есть такой старый фильм «А зори здесь тихие..», в котором фашистский десант проникает в Карелию. Оригинальность в том, что фашистские солдаты ни разу не показаны. И воюют они с девичьей русской ротой. Т.е. противники друг друга не видят и дюжие немцы не знают, что они воюют с девушками. Правда, во главе девиц был старшина Васьков местный уроженец, единственный кто остался жив. Но в фильме есть и второй смысл. Фашисты спрятаны в природе, в лесу. Лесу придали зловещий смысл. И получилось, что лес и карельская природа губят приезжих девушек. Одна из них тонет в болоте. Природе придали мерзкое и жестокое лицо фашиста, которая покосила заезжих девчонок. Остался жить только местный крестьянин, научившийся жить на Вы с этой природой. Природа наша величественна и жестока. Карелия до сих пор принимает жертвоприношения людей. Милиция исчисляет гибель только рыбаками до человек тридцати в год. Зимой на отколовшихся льдинах уплывают десятки людей. Уплывают в никуда. Сейш озера колет льдину как плитку шоколада.

Сейш #21

И вот солнце ударило постоянным светом, - это Олыкайнен выбежал на федеральную дорогу, пробитую в скале. В карельской скале, пробита российская дорога, пробита на Мурманск, к незамерзающему порту.
- Чтобы защитить колыбель революции Петроград, - сейшовал Аникита.
Олыкайнен все воевал. Как на Рейхстаге карельские скалы расписаны советскими бойцами. Расписанные белой краской камни хранили культуру Советского союза – Баку, Ростов, Кемь. «Здесь был Петров. 1991г». «Гена Чертков. Уфа», «Вернемся Олег и Женя». Всего вандализма не перечислишь. Названия городов прежней империи продолжают мирно соседствовать на кондопожском камне. Наконец синий флажок километража возвратил его к действительности. И одновременно придал какой то комфорт. Природа окультурена, дорога цивилизованна.
Вечерело. Солнце садилось, и свет переместился с земли на облака. На первом этаже планеты стало скучно, а вот на облаках началось северное шоу, красочная северная свадьба цветов.

Сейш #22

Вечером косое солнце, прорезая облака, демонстрировало свои евангелические лучи. Направленные радиусы от главной точки жизненного циркуля. Командор подошел к машине Олыкайнена, собираясь положить пустую бабину скотча. Дверь машины изрядно измызгана грязью, будто Олыкайнен вернулся с хорошего трофи. Стив открыл багажник и ужаснулся – вместо багажа перед ним возлежал примитивный шкодовский мотор.
- Here we are! -  в восторге от старой техники отшатнулся иностранец. Вдруг Стив блеснул на Свету флибустьерским взглядом и резко перешел на разбойничий шепот. - Я понял, Света. Сейчас слушай меня внимательно. У меня есть рецепт. Немедленно моем машину.
- Зачем?
- Женщина, ты спрашивала меня как приворожить Олыкайнена. Немедленно моем машину.
Стив бросился к придорожной канаве, сорвал придорожный мох и, зачерпнув им стальную от холода воду, стал драить крыло. Но только размазывал грязь. Света молитвенно схватилась руками за лицо и дернулась от смеха. Но видя, что Стив не шутит и что-то поняв, кинулась к багажнику авто, находившемуся под передним капотом, открыла его, вытащила какие-то тряпки, благо нашлось красное полиэтиленовое ведро и они оба начали таскать воду из придорожной канавы. Натирали несчастное авто ничего не подозревающего Олыкайнена. На лице Светы застыла гримаса смеха, а Стив был предельно серьезен. Света, конечно, понимала, что они проказят, но и верила успешному Стиву. Все это было для нее как-то по-детски, но и одновременно по-настоящему.

Сейш #23

Егор с Олыкайненом любили коллективные и синхронные проявления. Скажем, бежит стая собак беззаботной рысью, и незаметно для себя ловит общий шаг, так что дробь рыси неожиданно попадает в одну общую амплитуду. В замедленной съемке это синхронный шаг каждой лапой. Друзья давно приобщились к природному синхрону и сейчас бежали, совершая необходимые для здоровья пробежки. Как раз на следующий день после инсталляции у тотемной сосны. Вдруг Олыкайнен остановился:
- Егор, меня заказали.
- Как это? – остановился и Егор.
- Сойни совершила не очень понятный жест. Короче, помыла мою машину. Глупость, конечно, но я как-то себя неловко чувствую должником. Мне это не дает покоя. Мне надо как-то отдариться, Егор. Посоветуй.
- Слушай, помой ей дома полы, – и побежал дальше.
- Ну, знаешь, клоунада какая-то: вот твои куклы, вот мои тряпки – Аникита догнал Егора.
- Ты же сам говоришь отдариться?
- Понимаешь, это какой-то очень женский жест. В нем куча теплоты и я не знаю что делать.
- Блин, не знаешь, так женись.
Тут Олыкайнен припустил так, что Егору пришлось его догонять.

Сейш последний. Эпилог.

Олыкайнен, позвенев ключами, открывал к себе дверь. В прихожей под углом к стене стояла новая филенчатая дверь. Светлана потребовала сменить дверь в ванну и сейчас, ожидавшая мастера, она стояла в коридоре. Шлагбаум двери и приятный сосновый запах остановили Олыкайнена. От неожиданности он даже прослезился. Больше того, не управляя собой, встал на колени.
- Как ты мне нравишься, большая филенчатая дверь. Без всякого лака, свежевытесанная, пахнущая пилорамой, сосной, лесом, – бормотал уже не молодой карел. - Ты вообще не мебель, ты сосновая плоскость, покорившаяся и вставшая под углом к стене моего жилища. Волей женщины ты будешь водружена в нашу ванну и поэтому сбоку во всю длину на тебе длинное окошко, но узкое – так чтобы просунуть только детскую головку моего мальчика. Ты стоишь и вселяешь веру в будущее, оставляешь надежду. Да, ты, свежевытесанный предмет. Ты еще две недели назад рос под Калевалой.


Видео на мои материалы. Набрать в поиске на ю-тюбе: Александр Тихий