Венценосный Государь Николай II. глава 17

XVII

   Но если народ и армия теряли веру в своего Государя, то Государь, напротив, не смотря на страшное пророчество Серафима Саровского, и Прасковьи Ивановны, продолжал верить и в свой народ, и в свою армию. Его не пугали ни неудачи на русско-японском фронте, ни любые другие поражения и волнения среди народных масс.
   Государь верил, что все неудачи на русско-японском фронте временны, и что победа должна быть на стороне России. Вера эта, собственно говоря, была обусловлена тем, что поражение в этой войне было недопустимо. Оно бы означало начало разрушения Российского государства, Российской Империи. А этого Николай не желал допускать ни в коем случае.
   К сожалению, надеждам Государя не суждено было сбыться. Хотя эта надежда на победу зарождалась уже не только в сердце Императора. Основанием для этой надежды было то, что в сентябре месяце русская армия наконец-то перешла в наступление. Это было полной неожиданностью, как для самих солдат, так и для революционных сил, тайно торжествовавших свою победу. Ведь для них поражение русской армии означало бы резкое падение авторитета Николая II среди населения, а победа, напротив, была бы его укреплением.
  Довольно скоро стало ясно, что полагаться на союзников России не приходится. Англия и Америка явно симпатизировали в начавшейся войне Японии, и существовала опасность того, что эти государства могли присоединиться к Стране Восходящего Солнца. Франция пока колебалась. Хотя Россия могла бы быть ей полезной в качестве союзника против Германии, неизвестно еще, на чью сторону она бы встала.
   Германия тоже внушала опасения, и это несмотря на заявление Вильгельма II о том, что русские защищают интересы белой расы против засилья желтой. Это заявление попахивало расизмом, который вспыхнет в Германии тридцать лет спустя.
   Русский Государь был вынужден мобилизовать все больше и больше войск для отправки их на Дальний Восток, несмотря на то, что сохранялась опасность нападения со стороны Австрии  и Германии.
   Доверять в этих условиях нельзя было никому. 
   И вот, находясь в таком трудном положении, и приходилось действовать Николаю II. Все против него, и всем нужно поражение России в этой войне. Несмотря на все противления, Государь принимал все возможные меры для того, чтобы перелом в ходе этой войны был в пользу России. Вскоре русский флот уже насчитывал в себе одиннадцать броненосцев, семь легких крейсеров и 25 миноносцев. На сухопутном фронте началось формирование 2-ой маньчжурской армии, под командованием генерала Гриппенберга.  С помощью пополнения Император рассчитывал на победу. К сожалению, дальнейшие события показали, что этого не достаточно.
   Видимо создание 2-ой маньчжурской армии и вдохновило генерала Куропаткина на то, чтобы после весьма длительного отступления перейти наконец-то к активным действиям. Теперь же многие генералы были против такого решения, но Куропаткин настоял на своем.
   Началась попытка освобождения Порт-Артура, которая закончилась провалом. Прорвать фронт не удалось и, потеряв убитыми 42 тысячи человек, против 26 тысяч японцев, русская армия застыла на своей позиции.
   После этого на сухопутном фронте произошло двухмесячное затишье.
   А вот бои за Порт-Артур продолжались. Японцы ожесточенно штурмовали русскую крепость, которую необходимо было захватить ко дню рождения императора Матсухито. Однако сделать этого не удалось, и японцы, понеся большие потери, были вынуждены на время отступить.
   Убедившись в том, что крепость невозможно взять сходу, японцы приступили к планомерной атаке. Несмотря на большие численные потери, им все же удалось заставить осажденных отступить. Остатки русского флота, после тяжелых боев, были затоплены. Обороны с моря больше не существовало. Осажденные в крепости русские воины были вынуждены отойти на 3-ю линию обороны, где уже обороняться не имело смысла. Пали последние форты, и генерал А. М. Стессель, руководивший обороной Порт-Артура, вынужден был заключить с японцами договор о сдаче. Акт о капитуляции был подписан 19 декабря. По разным данным в плен попало от 25 до 45 тысяч солдат. Неизбежность капитуляции заключалась еще и в том, что крепость теперь была полностью отрезана от внешнего мира. Лишенная поставок, она была обречена на то, что среди солдат неизбежно начался бы голод. Дальнейшее промедление и сопротивление было бессмысленным.
   Нужно признать, что оборона Порт-Артура отвлекла на себя 200-тысячную японскую армию, которая потеряла во всех этих боях, по разным подсчетам, от 90 до 110 тысяч человек.
   Государь Николай II, получив известие о сдачи крепости, был сильно  удручен. Ведь ее падение означало уже почти поражение России во всей этой войне. Акт о капитуляции Порт-Артура означал новый всплеск торжества революционных сил. Это поражение означало поражение сразу на двух фронтах, внутреннем и внешнем.
   Узнав о падении Порт-Артура Куропаткин, с превосходящими силами сделал попытку нанести японцам удар под селением Сандепу. Но и эта попытка обернулась провалом, и новыми потерями.
   Когда же 25 февраля японцы заняли Мукден, а русская армия понесла огромные потери численностью почти в девяносто тысяч человек, терпению Государя пришел конец, и генерал Куропаткин был смещен со своей должности, и заменен генералом Н. Линевичем.
   В то время, когда на маньчжурском фронте происходили все эти события, в военно-морском флоте России формировались сразу две эскадры. Но даже обе они, вместе взятые, были явно слабее японского флота, так как состояли из старых крейсеров и броненосцев, уступавших по всем критериям японским судам. Однако это было все, что Россия могла выставить на тот момент.
   14 Мая произошло знаменитое Цусимское сражение, закончившееся для России уничтожением почти всего тихоокеанского флота.
   Туманным утром японские разведчики натолкнулись на русскую эскадру, которая попыталась незаметно войти в Цусимский пролив. Сразу же разыгрался бой, в котором подавляющий перевес оказался на стороне Японии, флот которого насчитывал более ста кораблей. Русские суда гибли один за другим, адмирал Рождественский, руководивший русской эскадрой, был тяжело ранен осколком снаряда.
   Сражение длилось около суток, и к утру 15 мая уцелевшими оказались только крейсер «Алмаз» и два эсминца, которым удалось прорваться, и добраться до Владивостока. Что касается числа погибших, то русские потеряли в Цусимской битве 5 тысяч человек, а японцы только тысячу.
   Русский флот был уничтожен.
   Поражение России в Цусимской битве вызвало широкий резонанс среди крупнейших мировых держав. Уже через восемь дней после катастрофы русского флота президент США Рузвельт отправил в Россию своего посла Мейера, для того, чтобы тот встретился лично с Николаем II.
   25 мая Мейер прибыл в Царское село, где его должен был встретить сам Государь. Этот день был днем рождения Императрицы Александры Федоровны, но Мейерс настоятельно потребовал его принять. Император дал согласие.
   Несмотря на то, что в Царском селе праздновали день рождения, и все старались быть веселыми, Мейер сразу же заметил на лице Николая следы печали и глубоких переживаний. Цусимская трагедия нанесла тяжелую рану душе Императора. И хотя он старался скрыть следы своих переживаний, сделать это до конца ему так и не удалось. Печаль отражалась в ясных и чистых глазах Николая.
   Император принял посла сухо и, даже можно сказать, холодно. Он был крайне немногословен и насторожен, предоставив Мейеру изложить цель своего визита.
   - Я полагаю, Вашему Величеству известно, с какой целью президент моей родины прислал меня к вам, - так начал Мейер, обращаясь к Государю.
   Николай ответил молчанием, но это молчание было красноречивей слов.
   - Президент Рузвельт глубоко скорбит о том, что Россия потерпела такое сокрушительное поражение на русско-японском фронте. Видит Бог, все мы хотели бы, чтобы события повернулись совсем иным образом, но этого не произошло. Случилось то, что случилось. И наше правительство глубоко скорбит по этому поводу.
   Император продолжал молчать, неотрывно наблюдая за послом, но по его глазам было  заметно, что он весьма мало верит в искренность  слов Мейера. Конечно, отношения с Америкой, да и вообще со всей остальной Европой были слишком щекотливыми, чтобы вот так легко довериться словам, которые носили чисто дипломатический характер, и Мейер это понимал, хотя и старался не подавать виду.
   - Да что там говорить, - продолжал он. – Весь цивилизованный мир скорбит по этому поводу. Вся Европа встревожена неудачей России.
   Последние слова были правдой. Америка и Европа действительно были встревожены, но тревожила их вовсе не судьба России. Они тревожились о себе самих. Все прекрасно понимали и видели, что в России набирают силу революционные движения, и события последнего года, так называемое «Кровавое воскресенье», бесконечные стачки, забастовки, террористические акты – все это свидетельствовало о том, что в России может произойти падение царского режима, а если это случится, то дальнейшие события будет очень трудно предсказать.
   К тому же, поражение России в Русско-Японской войне означало усиление Японии, продвижение ее не только вглубь Азии, но и вглубь России. Это означало, что через несколько лет Япония сможет стать передовой державой, и диктовать всему остальному миру свои условия. Ни Америка, ни Европа не желали этого допустить. Парадокс, но в такой ситуации они становилась союзниками России. 
   - Дальнейшее продолжение войны не нужно ни Америке, ни Европе, - говорил Мейер. – Вы сами, Ваше Величество, должны понимать, что каждая победа японцев ослабляет позиции России и, тем самым, угроза всему остальному миру возрастает. Правительство Соединенных Штатов полагает, что единственным разумным шагом в данной ситуации может быть только скорейшее заключение мира с Японией. Да, это унизительно, да, это означает признание силы Японии, но другого выхода мы не видим из создавшегося положения.
   Мейер говорил, а Николай не сводил с него своего взгляда, и это действовало на нервы послу. Русский Государь продолжал хранить молчание, и было совершенно непонятно, соглашается ли он с услышанным, или же негодует в своей душе. Это не нравилось  американцу, и он всячески пытался вывести Императора из молчания. Ему хотелось увидеть хоть какую-то реакцию на все сказанное. Стараясь всеми силами сохранить на лице невозмутимость, Мейер продолжал:
   - Затягивать с заключением мира тоже нельзя, ведь японцы, к великому нашему сожалению, одерживают победу за победой. А каждая победа возвышает их в собственных глазах. Следовательно, дальнейшее затягивание с заключением мира лишь усложняет саму эту возможность. Мир легче заключить пока нога неприятеля не ступила на Русскую землю.
   И лишь после этой фразы Государь, наконец-то, прервал свое молчание.
   - Да, здесь я вынужден с вами согласиться, - произнес он с глубокой скорбью.
   Мейер в душе своей возликовал. Эти слова, это признание означало, что Николай склонялся на соглашение о мире, а это значило, что Америка уже могла торжествовать победу.
   Император прошелся по кабинету, словно вымеряя шагами его длину. При этом с его лица не сходила сосредоточенная задумчивость. Теперь настал черед Мейера наблюдать за ним. 
   - Хорошо, - внезапно сказал Государь. – Полагаю, что переговоры с Японией возможны. Вполне возможны. Но это никоим образом не должно так выглядеть, будто бы Россия сама просит о мире. Это создаст дополнительные трудности, и даст Японии лишние козыри в руки.
   Мейер не спорил, он вполне был согласен со всем тем, что говорил русский Император. И все же, самообладание Николая произвело на него весьма сильное впечатление, о чем он в тот же день написал в телеграмме, которую отправил президенту Рузвельту.
   Но Мейер ошибался в своих предположениях. Николай вовсе не собирался подписывать этот позорный договор о мире. Во-первых, заключение его показало бы как Японии, так и всему миру всю слабость России перед японским агрессором. И это понизило бы авторитет, как России, так и самого Николая. А во-вторых, Государь прекрасно понимал, что пойди Россия на такой шаг, Япония выдвинула бы такие требования, на какие Россия никогда бы не смогла согласиться.
   А вот принимать решение было все равно необходимо. Поэтому в тот же день Император собрал экстренное военное совещание. События показывали, что медлить дальше действительно было нельзя.
   На совещание были приглашены военный министр  Сахаров, морской министр Авелан, министр двора барон Фредерикс, адмиралы Алексеев и Дубасов, генералы Рооп, Лобко, Гродеков и Гриппенберг, а также великие князья Алексей Александрович и Владимир Александрович.
   Все они, безусловно, понимали, что Государь имеет весьма основательные причины для созыва этого совещания, и осознавали, что от решения, которое им предстоит принять, зависит судьба России.