Будем здоровеньки!

- Молодец, племянник, что заходишь, не забываешь… Нас не насеяно. Нужно держаться один одного… Ну, поднимем… Чтобы пилось, елось и ещё хотелось!..
Дядя Лявон  чаще всего человек серьёзный, немногословный. Однако после рюмки (да, скажу по секрету, уже и перед ней) он переиначивается. Весёлым становится, разговорчивым, просто красноречивым. Послушать тогда его интересно.
-Хорошо пошло, хорошо… Ох, чтобы так всю жизнь и каждую минуту!.. А, племянник?.. Смеюсь, конечно. Какого добра от этого зелья… Здесь можно так настараться, что раньше времени к праотцам отправишься. Как тот Травулька. Слышал? Нет? Была история… В ту давнюю пору, когда ещё люди освещали своё жильё лучиной, а пущи и водоёмы кишели не только дичью, зверьём и рыбой, но и лешими, русалками и водяными,- в ту вот пору жили в одной деревне Травульки, немолодые муж с женой. Деток им бог не послал, остальное же было ничего себе – и коровка доилась, и сало с картошкой всегда имелись. Беда только, что иногда Травулька поднимал излишне вот этой.  И однажды трагично для себя перебрал в корчме. Миновало сорок дней после его кончины; ладила Травульчиха поминки. Сидят люди за столами, переговариваются сдержанно о покойнике, как вдруг слышат – скрипнула на дворе калитка. Чья-то фигура прошла вдоль окна. Открылась дверь, и в хату вошёл… Ках!.. Ках!.. Ках!.. Ках.. Что-то кашель взял… Ках!.. Вошёл, значит, Травулька. Все застыли. Мёртвая тишина наступила. Вдруг раздался глухой удар. Это Травульчиха, бледная как полотно, рухнула на пол. Здесь люди зашевелились, повскакивали, бросились с криками-воплями мимо этого в дверь и поразбегались. Травулька постоял ещё немного возле дверей, затем грустно покивал головой, подступил к Травульчихе, поднял её на руки, перенёс на полати и, сев сбоку на лавочку, застыл… Что-то вижу я, у рюмочек наших вид кислый. А это же каждая тоскует по своему дружочку-самогонцу. Устроим-ка мы им единение… Вот так… Живи, племянник, богатей и спереди горбатей!.. Ну вот, сидел он один, сидел, а через какое-то время на дворе загомонили; в хату во главе с попом, который исступленно крестился, вступила толпа. Поп приблизился к Травульке, наставил на него крест и начал заклинать: «Сгинь, нечистая сила! Вернись в пекло! Провались, откуда пришла!» - затем подскочил и вцепился руками в потолочную балку, чтобы не полететь в преисподнюю, когда пол разверзнется. Но Травулька ступил ближе к селянам и попросил его послушать. «Люди,- прочувственно заговорил он,- никакая я не нечистая сила, а родной брат покойника, его близнец. Меня, значит, вы можете не бояться, ибо тот, которого вы навеки отдали сырой земле, по-прежнему лежит в ней.» Поп здесь разжал руки и шмякнулся вниз. «Мы были ещё младенцами,- говорил близнец,- когда на наш край нахлынула вражеская орда. Отец, взяв рогатину, пошёл в ополчение, мать же после его ухода быстро скончалась от невылечимой болезни, и так уже получилось, что нас с братом забрали для воспитания в разные семьи, далеко один от одного. Я рос у добрых людей, думая, что они мои настоящие родители. И вот только недавно они мне открылись, что я их приёмный сын и что в вашей деревне живёт мой родной брат. О матери они мне сказали то же, что и я вам сказал,- угасла. Что же до отца – жив ли он и влачит где-то в тёмном углу своё жалкое немощное существование, или же почил и он, или же погиб ещё в ту войну и могила его, потерянная в бескрайнем поле, заросла давно бурьяном, сравнялась с землёю и не слышно возле неё ни шагов людских, ни голосов, один только ветерок изредка пролетает над ней и поёт свою вечную печальную песенку,- то об этом они ничего не знали. Я собрался и приехал встретиться со своим братом, но… но… увы… в живых его уже не застал. Не удивительно, что из-за нашей похожести вы приняли меня за него…» Близнец немного помолчал, затем показал взглядом на покойницу и прибавил: «А она… Она увидела меня, и её сердце…» Он низко опустил голову… Женщины вытирали слёзы… Глаза мужчин выражали горесть… Вдруг скрипнула на дворе калитка, кто-то прошёл мимо окна, открылась дверь и в хате появился… Ещё по разику?.. Рюмочка-коточек, шевелись в роточек, чтобы не болел животочек… Бери вот, племянник, огурчик малосольный. Кто-то сказал, что сыр – лучший друг вина. В таком случае, малосольный огурчик – лучший друг самогона… Вошёл, значится, ещё один Травулька. Что тут началось! Этот Травулька, который уже был в хате, дико крикнул, зашатался, упал на пол и замер. За ним повалилась и ещё половина людей, а вторая половина бросилась с визгами-воплями к двери (среди них и батюшка, он крестом прокладывал себе дорогу) и исчезла. Травулька новый подбежал к Травульке упавшему, схватил его за плячи, затряс и в отчаянии стал звать: «Братец мой родной, это же я, ваш третий близнец! Нас же трое было! Только недавно я проведал, что…»   
Дядя здесь неожиданно запел, потом вышел из-за стола, пустился плясать, и я так и не узнал, какая же развязка была у этой драматичной, редкой по правдивости истории.

                Авторский перевод с белорусского