Незабываемая страница жизни. повесть

БОРИС КОЛТЕНЮК



Незабываемая
страница жизни
П О В Е С Т Ь















Израиль-Ашдод 2011;













Светлой памяти талантливого
актёра театра и кино, отличного друга,
замечательного  Человека

Александра Абдулова

П О С В Я Щ А Е Т С Я;
П Р О Л О Г.
Любите ли вы кино? Уверен, что большинство людей дадут положительный ответ. Как можно не любить это чудо из чудес, несущее нам не только знания, определённые чувства и переживания, но и воспитывающие такие замечательные черты, как патриотизм, любовь к Родине, благородство и честность, уважение к старикам и детям. Кино даёт возможность побывать во многих городах и странах мира, приобщиться к другим цивилизациям, новым открытиям в науке и технике, понять сложности политической жизни.
Кино, особенно хроникально-документальное, позволяет сохранить в памяти многих поколений страшные ужасы прошедших войн и их последствия, такие печальные страницы истории, как диктатура, шовинизм, национализм и антисемитизм. Кино не знает границ и препятствий, которые нельзя было бы преодолеть.
Кинозритель, зачастую, просмотрев тот или иной фильм, оценивает игру актёров, работу режиссёра и оператора, качество сценария. Эта оценка может быть различной. Однако, независимо от мнения зрителей и критиков, фильм сделан и вышел на экраны, если, конечно, его не положили на “полку”, запретив к прокату. Но, даже в этом случае, над его созданием работала большая группа специалистов, переживающих за каждый отснятый кадр, делая всё, чтобы картина получилась, расходуя силы, знания, нервы и немалые деньги. Безусловно, отличный сценарий, таланливые режиссёр-постановщик, операторы,  художники и актёры – залог создания хорошего фильма. Но, при наличии всех этих условий, фильм не может быть создан без тех, кто организовывает, готовит места съёмок, обеспечивает их проведение. Задолго до подготовительного периода режиссёр-постановщик, главный оператор, художник и директор картины выбирают места натурных съёмок, интерьеры и время будущих съёмок. Но только выбирают, а договориться о них, подписать договора, а это очень трудно, приходиться делать администрации картины, попутно решая вопросы с размещением актёров и съёмочной группы в гостиницах, заранее заказывая билеты на самолёты и поезда в оба конца, учитывая возможности актёров. Они же договариваются о строительства необходимых сооружений, возможностях подъездов к местам съёмок, питании и многом другом. Костюмеры, гримёры, осветители подбирают всё необходимое к съёмкам. Необходимо подготовить и защитить проект и смету фильма. И здесь не обходится без труда директора и бухгалтера. Я не говорю о работе этих специалистов в подготовительный и съёмочный периоды. Об этом будет рассказано в самой книге. Просто хочется обратить внимание зрителей на тех, кто участвует в создании художественных и документальных фильмов. Мои воспоминания тридцатилетней давности, когда я работал в кино, вероятнее всего, отличаются от того, как делаются картины сегодня, но думаю, что не намного. Огромнейшее количество фильмов и телесериалов, выпускаемых сейчас на экраны, оставляют желать лучшего. Сценарии этих картин, как близнецы-братья, изобилуют стрельбой, насилием и “беспределом”. Всё это идёт с таким громким музыкальным сопровождением, что монологи и диалоги услышать просто невозможно. Видимо, контроль за качеством звука отсутствует, а монологи и диалоги актёров перезаписи не подлежат из-за лимита времени. Не знаю, как вам, а мне всё чаще и чаще хочеться смотреть“старые” фильмы с интересным содержанием и замечательными актёрами.;








Ч А С Т Ь  1.

СТРАННАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ.








Г л а в а  1


Холодная зима в Молдавии – явление весьма редкое. Но такой теплой зимы, как в этот, 1977 год, здесь давно уже не было. В начале декабря солнце согревало всё вокруг так интенсивно, что в парках Кишинёва зазеленела трава,  деревья, давно скинувшие свою листву, готовы были выпустить на ветвях молодые побеги. Жители ходили по городу в лёгких курточках и даже в пиджаках. На каждом углу шла бойкая, как в летнее время, торговля мороженым и газированной водой. Вообще, природа играла в какие-то свои, непонятные людям и даже метеорологам, игры.
В один из таких дней я вышел из дома в необычном для этой замечательной погоды настроении. С раннего утра меня одолевало странное предчувствие какой-то тревоги. Как- будто в ближайшие часы должно  что-то произойти такое, что коренным образом изменит мою жизнь.
И хотя я отлично понимал, что никаких особых изменений уже быть не может, всё уже произошло, в районе между верхним желудком и грудной клеткой ощущалась какая-то
нервная вибрация.
Несколько месяцев назад я уволился из рядов Советской Армии, где прослужил более четверти века. Имея за плечами сорокапятилетний возраст, довольно богатый опыт офицерской деятельности и, окончив заочно филологический факультет университета, совершенно не знал, чем буду заниматься на гражданке. Не работать вообще в этом возрасте было бы просто неприличным. К тому же жизнь показала, что отставники от безделья чаще всего спиваются и быстро уходят на тот свет.
Претендовать  на работу учителем русского языка и литературы в школе я не мог, так как не имел ни одного дня практического опыта в этой сфере. Можно было бы, конечно, устроиться военруком, но снова возвращаться к военной деятельности, армейскому лексикону ,а, главное, ношению военной формы одежды,которую так долго мечтал наконец-то снять,совершенно не соответствовало моим жизненным планам.
Правда,на протяжение двух десятков лет я занимался лекционной работой по линии общества  Знание и в Молдаии входил в первую десятку лучших лекторов-международников, а также имел солидный опыт преподавания “Основ военной психологии” в Университетах марксизма-ленинизма. Этой работой я и занимался с первых дней пребывания на пенсии. Однако, хотелось иметь какую-то более постоянную работу.
В этот день мне, кстати, предстояло выступить на одном из предприятий Кишинева с лекцией о советско-американских отношениях. Времени до ее начала было еще предостаточно, и я решил пройтись пешком по центру города, тем более, что погода этому благоприятствовала.
Возле памятника Штефану Великому вдруг кто-то крепкими руками  обхватил со спины мою голову.” Ну, вот и началось”, подумал я, вздрогнув  от неожиданности. И тут же услышал хорошо знакомое восклицание: - “Так, ё-моё!”  Это очень глубокое по смыслу выражение  могло принадлежать только моему однополчанину по преждней службе в Кишинёве, бывшему заместителю командира полка, ныне подполковнику в отставке Корсунскому Якову Михайловичу. Его громогласное “Так, ё-моё!” знали не только в полку, но и во всей  дивизии. Этим восклицанием он щедро “удобрял” свою повседневную речь, приказы и даже выступления на партийных собраниях. Он мог, выйдя из штаба и ни к кому не обращаясь, прогреметь на весь плац: “Так, ё-моё!” Дежурного по части ко мне!
Прослужив в этой должности на одном месте около двадцати лет и, не имея высшего образования, но  имея в анкете 5-графу, Корсунский на большее и не рассчитывал, добросовестно выполнял свои обязанности и был очень “ценным” кадром из-за огромных связей с местными организациями и их руководством, особенно в таких сферах, как виноделие, бытовые услуги, строительство и др. Он мог оперативно решать не только армейские, но и любые другие проблемы, возникающие ежедневно и ежечасно, особенно во времена всеобщего дефицита.
Яков Михайлович был тем самым “нужным человеком” или, кратко, ”нужником”, без которого никто и  нигде обойтись не мог.
- Дорогой мой, Борис Аркадьевич!  Как же я рад тебя видеть, ё-моё! прогремел Корсунский на всю улицу Ленина, заглушая шум движущегося транспорта, - Я, конечно, слышал, что ты уволился и прибыл в Кишинёв, но даже представить себе не мог, что ты, ё-моё , за столько месяцев не дашь знать о себе! Придёться тебя, ё-моё, наказать! Он крепко обнял меня, и мы расцеловались.
- Ну, рассказывай, как ты поживаешь, как  жена, дети, ё-моё? Наверное, уже успел найти себе работу? Что мы тут стоим, как   вкопанные, ё-моё? Пойдем, спустимся в подвальчик в парке, отметим нашу встречу  по стаканчику вина, ё-моё!
Наконец-то мне удалось вставить слово в мощный водопад его красноречия:
- Дорогой Яков Михайлович, я очень рад  нашей встрече и с удовольствием её отметил бы  в подвальчике, но у меня через четверть часа лекция. Буквально, завтра же, если вы не возражаете, мы встретимся и обо всем поговорим за бутылочкой хорошего вина. Идет?
- Как, ты уже работаешь?
- Нет, постоянную работу я еще не нашел. Пока только выступаю с лекциями от общества “ Знание”.
- Так, ё-моё! Ты идешь работать ко мне!
- Это куда и кем?
- Киностудия “ Молдова-филм”. Слышал, конечно? Я там работаю начальником штаба гражданской обороны! Ты именно тот, кто нам нужен!
Я, рассмеявшись, заметил:
- Яков Михайлович, работать с вами согласен, даже не интересуясь условиями труда! Надеюсь, что получу должность вашего заместителя?
Он явно не понял моего юмора и закричал так, что прохожие начали на нас оглядываться:
- Ё-моё! У меня в штабе нет вакантных должностей, я вообще там по штату  один, все остальные – нештатники. Но для тебя есть другая, замечательная должность – директор художественных фильмов! Ну, как звучит, ё-моё? Нам сейчас очень нужны директора, их заместители, администраторы! Это же то, что тебе нужно!
- Яков Михайлович, ну какое отношение я имею к кино? У меня даже понятия нет об этом производстве!
- А тебе, ё-моё, и понимать-то нечего! Имея университетское образование, огромный опыт участия и руководства художественной самодеятельностью, да ты в кратчайший срок всё освоишь и покажешь им, как могут работать офицеры-гвардейцы! Вобщем, так, ё-моё, завтра в 9.00 я встречаю тебя на проходной   киностудии, и мы идем решать все вопросы! Повторите, как поняли меня! Приём!
Понимая, что переговорить Корсунского за время, оставшееся до начала лекции, мне не удасться, я встал по стойке “Смирно”и чётко ответил:
- Вас понял! Есть в 9.00 – на проходной!
До конца дня  это предложение не выходило у меня из головы. А вечером рассказал обо всем жене и дочери. Реакция была крайне противоположной. Дочь восприняла эту новость с восторгом:
-Папочка! Это ведь здорово: съемки, встречи с разными артистами, а в будущем и меня устроешь работать в кино!
Жена встретила эту идею, прямо скажем, враждебно:
- Тебе, конечно, мало было всю жизнь мотаться по гарнизонам, полигонам, учениям, командировкам и сессиям! Ты всё время где-то учился! А я, как лошадь, тащила на себе этот семейный воз! Всего-то прошло несколько месяцев, как ты вышел на пенсию, а тебя уже снова потянуло на приключения, опять зудит в одном месте! Куда ты лезешь? Это ведь для тебя совершенно незнакомая сфера деятельности! Кроме того, огромная финансовая ответственность! В чем ты, кстати, абсолютный профан! Я считаю, что Корсунский втягивает тебя в серьезную авантюру! Сам-то он не пошел по этой стезе, а сидит в штабе ГО. Не кажется ли тебе это странным?
Единственное, что я мог сказать в своё оправдание:
-Но я ведь ещё ничего не решил. И, вообще, скорее всего, что откажут по 5-й графе, как это уже было не однажды. Ладно, утро вечера мудреннее. В конце концов, я ничем не рискую и всегда могу отказаться!
Дискуссия продолжалась весь вечер и носила довольно   бурный  характер.;
Г л а в а  2


В  эту ночь я долго не мог   уснуть, думая о том, что ожидает меня завтра, стоит ли вообще идти на предстоящую встречу в «Молдова-филм», не является ли предложение Якова Михайловича сиюминутным проявлением авантюризма, свойственного его характеру. Да и может ли начальник штаба ГО заниматься подбором кадров для непосредственной работы по созданию фильмов. Неужели его влияние на дирекцию киностудии так велико?  Надо ли мне всё это принимать всерьез? Эти вопросы не покидали мою голову ни ночью, ни утром следующего дня.
И всё же я решил пойти на эту встречу. Ведь, в конце концов, она меня ни к чему не обязывала, и всегда можно было отказаться от предложенной должности.  Кстати, до какого-либо предложения, скорее  всего, дело и не дойдет.
Жена, уходя на работу, естественно, не пожелала мне удачи в предстоящем мероприятии, так как была категорически против этой, по её мнению, авантюры. Где-то, в глубинах своего сознании  я был  с ней полностью солидарен.    Однако, это не помешало мне утром тщательно выбриться, надушившись одеколоном «Шипр», который в армии называли «офицерскими духами», надеть новые коричневые брюки, привезенные женой из поездки в Германию, белоснежную рубашку  и темно-коричневый галстук. Но самым потрясающим был удлиненный велюровый пиджак песочного цвета, подаренный мне сыном ко дню увольнения из армии. Вобщем, с точки зрения внешнего вида, я уже был полностью готов к созданию киношедевров, а, в крайнем случае, не должен был «ударить лицом в грязь».

Захватив с собой необходимые в таких случаях документы, несколько фотографий, я решил отправиться на киностудию в своем новеньком «Москвиче-412»,который приобрёл благодаря длительному пребыванию в конце службы за Полярным кругом в городе Норильске.
По моим понятиям киностудия, увидев меня, должна была, по меньшей мере, вздрогнуть, а, по большому счету, на время приостановить свою деятельность.
Но ни первого, ни второго не случилось.
Я своевременно прибыл к проходной киностудии, расположенной в самом центре города. Если бы у входа не было написано, что это киностудия, в жизни бы не поверил, что в этом старом одноэтажном пошарпанном здании находится такое серьёзное творческое учреждение. Несмотря на то, что металлические ворота были полностью открыты, рядом находилась проходная, в которой стоял пожилой усатый молдаванин, с  аппетитом уничтожавший огромный бутерброд. Заметив, что я направляюсь к проходной, он прекратил процесс питания и решительно повернулся всем корпусом своего крупного тела в мою сторону. Но в это мгновение появился Яков Михайлович и громоподобно воскликнул:
- Борис Аркадьевич! Извини, ё-моё, что не встретил тебя с почётным караулом! Ну, привет! Ой, что это ты так вырядился? Не на свадьбу же пришел, а на работу! Ну, да ладно, пошли! Иваныч, это со мной новый директор!
У охранника, пытавшегося что-то сказать, расширились зрачки, он вытянулся по стойке ”Смирно” и медленно произнес:
-А, что товарищ Куницкий уволился?
Яков Михайлович, рассмеявшись, успокоил его:
- Да, нет, Иваныч, Куницкий на месте. Это - наш новый директор фильма!- и, повернувшись ко мне, сквозь зубы сказал:
- Тупость на грани фантастики, ё-моё!
Итак, выйдя из проходной, мы оказались в небольшом,         асфальтированном, без единого дерева дворике, со всех сторон огороженном зданиями. По периметру двора на нескольких скамейках, стульях, табуретах и просто на ящиках, сидели   люди, громко разговаривая друг с другом.  В одной из групп, стоявших в середине двора, вдруг раздался взрыв смеха. Я вздрогнул, подумав, что это реакция на мой костюм. Но Корсунский меня успокоил:
- Не переживай, это они, вместо того, чтобы работать, с утра уже травят анекдоты, ё-моё! И что характерно, ведь талантливые люди, а одеваются и ведут себя, как последние панки, ё-моё!
Мы зашли в здание, фасад которого выходил на улицу и, пройдя по небольшому  коридору мимо двери с табличкой” Отдел  кадров”,  оказались в приёмной, где справа находилась дверь в кабинет «Зам. директора по производству», а слева – самого директора киностудии. В центре приёмной – традиционное место секретаря.
Ярко накрашенная блондинка не первой молодости, с неохотой оторвала глаза от пишущей машинки, на которой она что-то печатала, и на вопрос Якова Михайловича « У себя?» ответила:
-Директор занят. У него Демковский! На что Корсунский прогромыхал:
- Зоенька! Сколько раз я буду тебе повторять о том, что начальник штаба ГО может заходить к своему Командующему без стука, в любое время дня и ночи, ё-моё! Придёться при всей моей занятости и любви к тебе провести совместную тренировку в противогазе!
И он открыл дверь, пропуская меня в тёмный тамбур, в котором находилась ещё одна дверь, оббитая дермантином.
И вот мы уже в большом светлом кабинете директора киностудии «Молдова-фильм».
Традиционные столы буквой “Т”, на стенах развешаны различные грамоты и дипломы, в стеклянном шкафу – несколько кубков. Вдоль стен расставлены стулья.
Директор студии Василий Лаврентьевич Куницкий, бывший секретарь одного из районных комитетов партии, но уже на протяжении шести лет руководящий республиканской киностудией, мужчина средних лет, упитанной комплекции, с лысиной на голове и очень уставшим выражением лица, сидел на своём директорском месте, а его заместитель по производству, Виталий Федорович Демковский, примерно такого же возраста, высокий и очень симпатичный мужчина, окончивший много лет назад ВГИК, профессионал высокого класса, стоял у окна. Они оба были не в лучшем расположении духа. Видимо, мы, войдя в кабинет, прервали эмоциональный и нелицеприятный диалог между этими двумя руководителями.
Директор устало посмотрел на нас, кивком головы предложил сесть и спросил у Якова Михайловича:
- По шуму в приёмной можно предположить, что наш уважаемый начальник штаба ГО пришел сообщить о том, что американцы сбросили на территорию киностудии  бомбу? Или я ошибаюсь?
Корсунский, решив подыграть директоркому сарказму, поднялся  со стула и спокойно доложил:
- К счастью, товарищ Командующий объектом ГО, вы ошибаетесь! Американцы пока только готовятся, пытаясь уточнить, где именно находится наша киностудия. Но причина моего прибытия не менее важная. Я привёл к вам своего однополчанина, отличного офицера в запасе Бориса Аркадьевича, который готов трудиться на ниве кинематографии в должности директора фильма.
От такого авантюристического заявления меня сначала бросило в жар, а затем появилась неприятная дрожь во всём теле, как перед дракой. Своим заявлением Корсунский, по сути дела, лишил меня не только дара речи, но и возможности отступления. Получалось, что не меня приглашают на работу, а я сам на неё напрашиваюсь, ворвавшись в кабинет директора студии.
Куницкий, видимо, поняв моё состояние и хорошо зная авантюризм своего начальника штаба,   перевел разговор в нужное русло:
- Яков Михайлович, мы очень ценим ваши рекомендации и директора фильмов нам действительно нужны, но я думаю, что сейчас самый раз поинтересоваться мнением, желанием и, главное, возможностями вашего однополчанина, если не ошибаюсь, Бориса Аркадьевича.  И он уже обратился непосредственно ко мне:
- Мы внимательно вас слушаем.
Более дурацкого положения, в котором я оказался, придумать было просто невозможно. Но я собрался с духом и решил всё поставить на свои места:
- Вы, конечно, меня извините, но Яков Михайлович из самых лучших побуждений, как мне кажется, несколько поторопился с такими рекомендациями.
На лицах директора и его заместителя  отразилось полнейшее непонимание происходящего в кабинете, а на  лице Корсунского – гнев и разочарование. Я же продолжил свои объяснения:
-Дело в том, что я недавно уволился из армии и, действительно, хотел бы иметь постоянное место работы, несмотря на получаемую военную пенсию. Просто, в 45 лет не работать  как-то неприлично. Но я, наверное, более далек от кинопроизводства, чем вы от системы зенитно-ракетной обороны, где  я прослужил много лет. Короче говоря, очень любя кино, как вид искусства, я в нём полный дилетант и профан! Так что, даже не знаю, чем бы я мог быть вам полезен.
Видимо, мой монолог произвёл на них благоприятное впечатление. Директор переглянулся с заместителем и, улыбнувшись, сказал:
- Ну, уж вы, Борис Аркадьевич, слишком самокритичны. Ведь не боги горшки  обжигают. Всё можно познать. Было бы желание.
Кстати, какое у вас образование?
- Высшее. Окончил филологический факультет Одесского университета.
- Ну вот, видите!  У нас не так-то много директоров с высшим образованием, да ещё филологов. По пальцам одной руки можно пересчитать.
- В том-то и дело, что мне гораздо ближе была бы работа по профессии. Может быть у вас есть что-то, связанное с редактированием и корректированием литературных текстов? С этим я, надеюсь, справился бы.
- Безусловно, такая работа у нас есть. Имеются редактора фильмов и даже главный редактор киностудии, но для того, чтобы заниматься этим делом, надо очень хорошо знать суть кинопроизводства, иметь богатый опыт съемки фильмов. Вы бы могли приобрести такие знания и навыки, именно работая директором фильмов. Правда, сначала надо постажироваться в должности зам. директора, пообщаться с опытными директорами, а такие у нас есть – Лехт, Загорский и другие товарищи. Я уверен, опыт работы с людьми у вас богатый, приходилось ведь командовать не одним десятком человек?
- В общем-то, в подчинении имелось и несколько сотен военнослужащих – солдат и офицеров.
- Вот, вам и карты в руки! Оформляйтесь. Яков Михайлович поможет в этом. Идите прямо в отдел кадров. Желаю успехов на новом поприще!;
Г л а в а 3


Описанная встреча с руководителями киностудии, оформление документов в отделе кадров происходили в  пятницу, а в понедельник к 9-ти утра я уже вышел на работу. Даже не успев, как следует, осмотреться в ранее упомянутом  дворике и с кем-либо поговорить о моей предстоящей деятельности, как услышал зычный окрик Корсунского:
- Борис Аркадьевич, ё- моё! Ну, где ты ходишь? Тебя срочно требует к себе директор студии! Давай быстренько на полусогнутых,ё - моё!
«Ну, всё! – подумал я, - они очухались и поняли, что не того взяли на работу! Да, ладно, всё, что ни делается – к лучшему!» Секретарша Зоя, поздоровавшись, как со старым знакомым, сказала:
- Заходите. Он вас ждёт!
Когда я вошел в кабинет, там, как и в прошлый раз, кроме директора, находился и Виталий Федорович Демковский, снова стоящий у окна. Видимо, это было его любимое место.
Куницкий поднялся из-за стола, поздоровался  со мной за руку, предложил сесть и довольно нервозно начал излагать суть дела:
- Значит так, уважаемый  Борис Аркадьевич! Тебе предстоит выполнить свою первую и очень серьёзную миссию, проявив свои решительные командирские способности и опыт руководства людьми!
Я сразу обратил внимание  на то,  что директор уже перешёл со мной на “ты», и не ожидал от этого ничего хорошего. А он продолжал:
-Дело в том, что в Западной Украине, а, точнее, в городе Яремча находится одна из наших съемочных групп короткометражного художественного фильма  «Аист». Подробности тебе пока не нужны. Главная проблема – съёмки остановлены  из-за того, что руководители группы, главный оператор и все остальные, за малым исключением, перепились, передрались, растратили казённые деньги, а, главное, разморозили автоспецтехнику. Все эти события получили настолько сильный резонанс, что мне уже звонили из отдела культуры ЦК и Госкино!
Куницкий завершил эту свою тираду крепким матом, из чего я понял, что ситуация действительно серьёзная. Кроме того, он посмотрел на меня с таким гневом, как-будто перед ним сидел главный виновник происшедшего события.
- Вы знаете, сколько стоит один день простоя в съёмках? – сурово спросил меня директор и, не ожидая ответа, продолжил – завтра утром выезжайте в Яремчу, жёсткой рукой наведите там порядок и добейтесь, чтобы немедленно возобновились съёмки, согласно утверждённого графика!
Он, видимо, забыл, что я понятия не имею не только о каком-то графике съёмок, но вообще  первый день нахожусь на работе. Но директору было не до этого. Он продолжал меня инструктировать:
- Директриса этой группы Дубровская – бездарная и безвольная дамочка, любительница комфортной жизни, алкоголя и безделья. Кстати, Виталий Федорович, это твоя протеже! Её заместитель – Сучков Федор Иванович – один из сильнейших производственников и финансистов, но хронический алкоголик, причем, запойный. В этой же кампании очень талантливый оператор, но такой же пьяница, Ваня Поздняков. Об остальных я не говорю – тоже от выпивки не отказываются. Но кто больше всего меня возмущает, так это молодой режиссер-постановщик Валерий Жереги, который на коленях умолял дать ему эту постановку, но не принимающий никаких усилий, чтобы навести в группе порядок.
В фильме снимается знаменитая ленинградская актриса Маргарита Терехова. Хорошенькое мнение создастся у неё о нашей киностудии! Я думаю,  обстановка  тебе понятна?
- В целом, мне всё ясно. Одно непонятно – каковы мои полномочия,   и в каком качестве я должен там действовать?
- С завтрашнего дня ты – представитель директора киностудии, о чём будет написано в командировочном предписании.
Действуй решительно, вплоть до отправки в Кишинев с последующим увольнением с работы. А сейчас получай все документы, деньги в бухгалтерии и инструктаж у главбуха. Связь со мной по телефону, что маловероятно, или телеграфом. В общем, мы на тебя надеемся! Вопросы есть?
Оглушенный этой информацией, я пробормотал:
- Вопросов нет, но есть сомнение, смогу ли я так быстро разобраться в сути съемочного процесса, в отдельных деталях?
Куницкий встал, пожал мне руку и произнес:
- Но ты же офицер, черт побери! Уверен, что справишься! Учти, это твой первый экзамен в кино!
Выходя из кабинета директора, я был уверен, что этот экзамен не только первый, но и последний. Однако надо было действовать, так как  времени оставалось мало. Получив в отделе кадров командировочное удостоверение и, узнав, что в Яремчу можно добраться только автобусом, отходящим  ежедневно  в 6 часов утра, я отправился в бухгалтерию.
Кассир, пожилая еврейка, на просьбу о выдаче аванса посмотрела на меня сквозь толщенные очки через маленькое окошко и зло заявила:
- С чего вы взяли, что я должна выдать вам деньги? Во-вторых, какую сумму? И, в-третьих, я вас знать не знаю и первый раз вижу. В общем, идите вы… к главбуху, пока она ещё здесь  и не ушла в банк до конца дня!
Главбух уже была в курсе дела. Проинструктировав меня, как надо и можно расходовать средства и как за них отчитываться, она позвонила в кассу и приказала выдать довольно солидную сумму. Из её инструктажа я понял, что запретов на расходование денег гораздо больше, чем возможностей. Получив деньги, я вышел во дворик с отвратительным настроением, понимая, что, если я и получу когда-то первую зарплату, то её мне всё равно не хватит, чтобы рассчитаться за полученный аванс.
Правда, Яков Михайлович и стоявший рядом очень полный мужчина, примерно моего возраста, оказавшийся Ефимом Натановичем Лехтом – тем самым директором фильмов, о котором говорил Куницкий, немного успокоили меня, объяснив как надо действовать в Яремче:
- Ты сам деньги не расходуй. Отдай их под расписку директрисе, и пусть она нарушает финансовую дисциплину и отвечает за это, - выдал наставление Яков Михайлович.
Дома, узнав о случившемся, жена – опытный финансист, злорадно улыбаясь, сказала:
- Ты, как Хаим в том старом анекдоте, вступил в ДОСАФ. Будь осторожен с деньгами. Дай-ка я пересчитаю. Ты, конечно, не сделал этого, получив их в кассе. Боже мой, кого они допустили к работе с деньгами? Я уже чувствую, что мы долго не сможем рассчитаться за эту твою командировку! Надеюсь, что она будет последней!
А дочка, узнав о моей поездке в Яремчу, заявила:
- Папочка, обязательно покатайся там на лыжах! Это ведь горнолыжный курорт! И обязательно возьми для меня автограф у Маргариты Тереховой, ладно? Скажи ей, что я её обожаю!
- Я думаю, что до катания на лыжах там дело не дойдёт, а, что касается автографа, то, в крайнем случае, я дам тебе свой!
- Твой, папочка, не пойдёт! Автографы дают только знаменитые деятели кино, а ты пока ещё – никто!
- В этом ты совершенно права, но это…пока! Я думаю, что меня ждёт великое будущее! Ещё будете гордиться своим отцом и мужем!
Вот на такой ноте началась моя непростая, но очень интересная жизнь в кино.;








Ч А С Т Ь  2.

ТЯЖЁЛОЕ  ВСТУПЛЕНИЕ В ДОЛЖНОСТЬ.








Г л а в а  4


Весь путь до  Яремчи я, в основном, спал, компенсируя                бессонницу прошлой ночи. Автобус часто останавливался  в различных населенных пунктах, давая возможность пассажирам «размять» ноги и перекусить. Я тоже несколько раз выходил из автобуса на остановках, но, вернувшись, снова усыпал, не обращая внимания на красоту проезжаемой местности – замечательные пейзажи Прикарпатья. Кажется, что даже во сне я продолжал думать и переживать о том, что и как предстоит мне делать для решения поставленной директором студии задачи. Действовать ли  только силовыми методами при наведении порядка в съемочной группе или уговорами, взывая к их совести? Даже в армейских условиях приходилось применять различные методы воздействия на нарушителей дисциплины. В общем-то, с подобными ситуациями приходилось частенько встречаться, решая довольно сложные проблемы. Пьянки среди военнослужащих, в том числе   офицеров, драки, самовольные отлучки, издевательства над молодыми солдатами, семейные разборки – довольно частые явления в армейской жизни.
Именно сейчас, направляясь в эту необычную по своим задачам командировку, мне вспомнился аналогичный случай из моей службы.
В штаб дивизии ПВО, расположенной за Полярным  кругом в городе Норильске, поступила срочная радиограмма с острова Велькицкого, расположенного в Ледовитом океане. Там базировалась наша радиолокационная рота и одна из многочисленных станций СП – «Северный полюс». Больше никого, кроме нескольких семейств белых медведей, на этом острове не было. В радиограмме сообщалось, что оба котла и вся система отопления, обеспечивавшая теплом личный состав роты и боевую технику, разморожена.  Это грозило гибелью людей и утратой боеготовности. Командир роты просил о срочной помощи. Не вдаваясь в причины случившегося, был срочно снаряжен вертолёт с необходимой техникой, трубами, радиаторами и всем, что необходимо для решения этой проблемы. На остров вылетели несколько специалистов, а также комиссия, в составе которой был и я. Прилетев на остров и ликвидировав аварию, мы долго не могли понять причину случившегося. Одно было совершенно ясно – весь личный состав, включая офицеров, командира роты и даже замполита перепились. И это при «сухом законе» и невозможности  достать где-либо спиртное. Желая отметить 23 февраля День Советской Армии, с молчаливого согласия старшины,  наиболее находчивые солдаты опорожнили все огнетушители, а их было несколько десятков штук, тщательно промыли их и заполнили хлебом, сахаром, сухими дрожжами и водой. Пару недель огнетушители висели на своих боевых местах, «вырабатывая» крепчайшую бражку. Праздничная пьянка была всеобщей. Пили и те, кто нёс дежурство в котельной до такой степени опьянения, что котлы загасли, а страшный мороз разорвал трубы и радиаторы.
Виновными были все, без исключения, но наказали только трёх - командира, замполита и старшину. С остальными была проведена разъяснительная работа Обстановка в съемочной группе, куда я направлялся с аналогичной миссией, естественно, не была столь угрожающей, как при случае на острове. Но методы воздействия, которые мне предстояло применить к виновным, мало чем отличались от тех.
Дорога всё время шла на подъем. И это ощущалось, как в самолёте при наборе высоты небольшим «закладыванием» ушей. Природа вокруг завораживала своей красотой: горы, покрытые снегом, лес вдоль дороги и лучи солнца, отражаясь от снежной белизны, освещали всё каким-то сказочным светом.
В Яремчу автобус прибыл в конце дня. Солнце уже завершало свой дневной маршрут, собираясь спрятаться за горы, обступающие с трех сторон этот красивейший городок, расположенный у самого их подножья. Уточнив, где находится местная гостиница, которая оказалась здесь единственной, я направился в центр города.
Гостиница представляла собой старое двухэтажное здание, построенное, скорее всего, в прошлом веке. В небольшом, но уютном вестибюле за стойкой с надписью «Администратор» сидела крупная женщина средних лет с пышной копной черных волос на голове. Её огромный бюст покоился на столе рядом со стопкой папок с документами.
Я, любезно поздоровавшись, поинтересовался:
- Скажите, пожалуйста, здесь  проживает съёмочная группа?
Она посмотрела на меня своими черными глазами и с какой-то болью в голосе произнесла:
- Цэ, звычайно, нэ молдоване, хай им грэц! Краше б воны туточки не жылы! И нам було б спокийно! Як воны тильки роблють ции хвыльмы,колы кожен дэнь не просыхають? Мало нам своих алкоголикив, так трэба було пидбросыть у Яремчу ще з Молдавии!
Я понял, что остановить её будет не просто, поэтому перебил эту обличающую речь:
- Простите, в каком номере живет директор группы Дубровская?
- В десятом, алэ ж вона там не живэ, а пьянствует с другим алкашем – Федором Ивановичем, которого трезвым я ни разу не бачила!
Администратор продолжала вдогонку выссказывать своё отношение к пьянству, но я уже поднимался по лестнице на второй этаж, разыскивая нужный мне номер.
Постучавшись и не получив приглашения войти, я открыл дверь и буквально  застыл на пороге довольно просторной комнаты. Запах здесь представлял собой этакий симбиоз алкогольного перегара, табачного дыма и прокисшей еды. В центре комнаты, на столе, уставленном пустыми бутылками из-под водки, вина, пива и даже коньяка, грязными тарелками с остатками пищи, какими-то бумагами, огромным количеством окурков в стаканах и чашках, рядом со стоящим здесь почему-то утюгом, лежала голова человека с закрытыми глазами и красным, в прожилочках, носом. Вокруг головы покоились руки, причем, левая рука отдыхала  в тарелке с  остатками винегрета. Все остальные части тела располагались на стуле и под столом.
Поперёк кровати, опершись о стену и положив обе ноги в тапочках на стул, стоящий возле стола, сидела солидная дама преклонного возраста с пышным париком на голове, ярко накрашенными губами и размазанными тенями под глазами. Во рту у неё дымилась сигарета, вставленная в длинный мундштук.
В руке она держала гранёный стакан с какой-то жидкостью.
Подняв на меня ничего не выражающие пьяные глаза, женщина низким, мужским голосом рявкнула:
- Ну, чиво надо? Какого хрена врываешься в номер? Если насчёт работы, то её у нас нет! Сами сидим без дела, понял? Давай, линяй отсюда! Ходят тут всякие, потом что-то пропадает!
Я понял, что здесь разговаривать пока не с кем и потому решил пойти поискать кого-нибудь еще из съёмочной группы. При выходе в коридор я столкнулся с высоким блондином в кожаном пальто. Он извинился и вошел в ту же комнату, из которой я только что вышел. Но уже через несколько секунд он оказался в коридоре, громко ругаясь:
- Ну, алкашня проклятая! Чтобы я еще когда-нибудь связался с вами, придурками!
Я обратился к нему с вопросом:
- Простите, вы, случайно, не из этой съёмочной группы? Я хотел бы поговорить хоть с одним трезвым работником.
Он улыбнулся и с печальным сарказмом сказал:
- Думаю, что на данный момент, я – единственный трезвый член этой пьяной съёмочной группы. Чайка Леонид Семёнович-звукооператор. С кем имею честь разговаривать?
- Меня зовут Борис Аркадьевич – Чрезвычайный и Полномочный представитель директора киностудии товарища Куницкого, который направил меня разобраться с положением в группе и принять меры для восстановления порядка и съёмок, - в таком же тоне представился я, пожав руку этому трезвому звукооператору.
В этот момент с шумом открылась дверь соседнего номера и, оттуда буквально вывалился мужчина крупного телосложения с взъерошенными волосами непонятного цвета. Мой новый знакомый прокомментировал:
- Явление второе, но не последнее. Главный оператор фильма, Лауреат Госпремии Молдавии Иван Поздняков собственной персоной! Третий день в глубоком запое. Кстати, лучшего оператора на студии нет. Между прочим, я прибежал из дома, где квартируюсь, чтобы  сообщить начальству о том, что по соседству наш бригадир осветителей Виктор Матей, по кличке «Жлоб», тоже пьяный, избивает свою супругу, костюмера Зинку, приревновав её к хозяину дома, с которым они уже вторые сутки не просыхают.
Остальные работники группы – водители, осветители, ассистенты и прочие тоже пьяны, но, правда, при полном сознании и по причине безделья. Вот, такая,  вкратце, обстановка в нашей пьяной съёмочной группе.
- Спасибо, Леонид Семенович, за то, что ввели меня в курс дела. С вашим начальством я уже познакомился, правда, только в одностороннем порядке. А где режиссер Жереги, актеры, которые снимаются в фильме?
- Они, как «белая кость», живут и пьют отдельно в местном доме отдыха «Горный воздух». Актеров всего двое – Маргарита  Терехова и Мирча Соцки-Войническу. Им созданы прекрасные условия для репетиций и другого творческого процесса. Что касается Валерия Жереги, - это молодой, никем не признанный гений. В группе он ещё не появлялся. Ждёт, пока начнутся съёмки. Тогда и начнёт руководить творческим процессом. А, если говорить серьезно, обстановка – отвратительная. Не представляю, как можно выйти из этого положения. Даже, если все наши пьяницы одновременно протрезвеют, что маловероятно, всё равно начать съёмки мы не сможем – автобус и две грузовые машины на приколе с размороженными двигателями, места съёмок не подготовлены, деньги, необходимые для оплаты суточных, квартирных, массовки, по-моему, полностью пропиты Сучковым, Дубровской и иже с ними. Очень сомневаюсь, что вы, Борис Аркадьевич, сможете что-то изменить в этой вакханалии.
От этой информации моё настроение резко ухудшилось:
- Картина, конечно, ужасающая, но директор студии снабдил меня самыми широкими полномочиями, вплоть до отправки виновных в Кишинев для увольнения с работы, а также он ждёт моих рекомендаций о досрочном завершении экспедиции и даже закрытии фильма. Но это, конечно, крайние меры.
Я, кажется, понял, что надо делать сейчас и немедленно. Я отлучусь на полчасика, а вы, пожалуйста, подождите меня в гостинице. Без вашей помощи я просто не обойдусь. Лады?
- Лады! Я буду вас здесь ждать.
Районное отделение милиции находилось в 100 метрах от гостиницы, и через несколько минут я уже беседовал с её начальником, представившись офицером запаса, предъявив свои документы:
- Прошу вас, товарищ капитан, помочь мне, как офицер     офицеру, и принять самые решительные меры – всех пьяниц определить в медвытрезвитель для начала хотя бы на сутки, взбодрив их холодным душем и счётом за предоставленные услуги. Капитан не мог скрыть своего удивления:
- Первый раз такое встречаю! Обычно руководители стараются как-то выгородить своих пьяниц, а тут, на тебе, вы меня просите, чтобы их забрали в вытрезвитель! Кому расскажи – не поверят! Ну, что ж, выручим вас! Как говорят в армии: «Сам погибай, а товарища выручай!».
Уже через полчаса главный оператор Иван Поздняков, пьяный дебошир Витька «Жлоб» и зам. директора Сучков находились в медвытрезвителе. Мне очень хотелось отправить туда и директрису, но она, плача, умоляла не делать этого, обещая к утру быть в «форме» и приступить к работе. Я её строго предупредил:
- Имейте в виду, что отправить вас в вытрезвитель и даже в Кишинев к директору студии я успею и завтра. А сейчас соберитесь и слушайте меня внимательно! Завтра, в 9.00 соберите в гостинице всю съемочную группу, кроме тех, разумеется, кто находится в вытрезвителе. Я буду с ними разговаривать отдельно. Вы же лично наведите порядок в своем номере и не вздумайте обращаться к уборщице.  Убирайте сами этот бардак! Понятно? Я буду ночевать в доме, где проживает Леонид Семенович Чайка, который любезно предложил мне убежище.
На этом я решил закончить свой первый рабочий день в кино, так как зверски устал и был голоден, как волк.
Сценарист, режиссёр-постановщик  фильма  “Аист”

               
               






















Глава  5.


Утром съемочная группа собралась в директорском номере, где был наведен порядок. Как только я вошел в
 комнату и не успел еще даже поздороваться, как ко мне
подскочила с криком молодая, довольно крупная женщина с огромным синяком под глазом:
        - Кто вы такой? Кто дал вам право вмешиваться в семейную жизнь? Почему мой муж до сих пор находится в милиции?
   Я понял, что эта женщина – костюмерша Зина, жена дебошира и пьяницы Виктора , «жлоба». Обойдя её справа, я обратился к присутствующим:
        - Доброе утро, товарищи! Отвечу на вопросы вашего костюмера и одновременно представлюсь. Зовут меня Борис Аркадьевич. В вашей  группе я оказался по распоряжению директора киностудии по причине чрезвычайной обстановки в ней: нарушениями трудовой дисциплины, повальным пьянством и, как результат, срывом съёмок. В недавнем прошлом я – кадровый офицер и поэтому действовать буду решительно и строго. Ваш муж – пьяница и дебошир, которого отлично знают на студии да и здесь уже успели узнать. То, что он вас ударил, может быть, в какой-то мере, и личное семейное дело, но он избил и хозяина дома, нарушал общественный порядок и, молите бога, чтобы дело ограничилось вытрезвителем, штрафом и отправкой в Кишинев, а не уголовной ответственностью. Надеюсь, что ответ исчерпывающий?
   Зина уже тихим голосом спросила:
        - Зачем же его отсылать в Кишинев? Они его тут же уволят, а у нас трое детей!
         - То, что его уволят – однозначно, а, что детей трое, это,
действительно, личное, семейное дело. Кстати, вместе с Виктором Матеем домой отправляется и Сучков Федор Иванович, который за время запоя умудрился совершить растрату казённых денег. Вопрос следующий: кто ещё не способен завязать с пьянкой и желает составить кампанию этим двоим нарушителям? А раз желающих нет, задаю второй вопрос: как это вы умудрились вывести из строя автотехнику, кто в этом виноват и будет за это платить? Что собираетесь делать для немедленного ввода её в строй?  Старший водитель здесь?
   Кто-то из присутствующих сказал:
         - У нас нет такого, мы все старшие!
   Я поинтересовался:
        - Кто водитель автобуса? Встаньте, пожалуйста, и представьтесь!
   Поднялся мужчина средних лет:
        - Ну, я – водитель автобуса. А в чем, собственно, дело?
        - У вас автобус на ходу?
        - Ну, нет. Радиатор разморожен. Так и на грузовых тоже.
        - А почему вы не слили воду при такой низкой температуре? В крайнем случае, залили бы в радиаторы водку, вино или ещё чего-либо, что по ошибке влили не в ту горловину! Ну, да ладно, дело прошлое. Сейчас надо срочно исправлять положение. Значит так, водителя автобуса назначаю старшим, и с него будет строгий спрос  за работу автотехники. Сейчас всем водителям приступить к ремонту. Ищите в городе автомастерскую, договаривайтесь с ними о помощи. Если надо будет оплатить, заключим трудовое соглашение и оплатим!
   Послышался голос директрисы:
        - В смете это не предусмотрено! Не знаю, как вы, Борис Аркадьевич, собираетесь платить?
   Я без промедления ответил:
        - А расходовать деньги на водку, вино и, даже  коньяк в смете предусмотрено?
   В комнате раздался взрыв смеха. Немного подождав, пока стихнет хохот, я продолжал:
        - И платить буду не я, а вы, Серафима Юрьевна, и без всяких проволочек! Иначе буду расценивать это, как саботаж!
Если водителям нужна будет моя помощь, пожалуйста,
обращайтесь! Но срок вам – одни сутки. Если завтра мы не начнем съёмки, я доложу директору о необходимости закрытия фильма, о чём в Кишиневе уже серьезно подумывают. Если у водителей нет вопросов, прошу на выход и за работу!
   После того, как водители покинули комнату, я назначил вместо Матея  новым бригадиром другого осветителя, познакомился с двумя рабочими и тоже отпустил их готовиться к завтрашним съёмкам.
   Теперь предстояло самое сложное – разобраться, а, главное, понять, какие съёмки предстоят и готовы ли к ним, так называемые, творческие работники: оператор, звукооператор с ассистентом, два ассистента режиссера, ассистент оператора, художник с ассистентом, гримёр и ассистент “хлопушка”.

    Из их сумбурной информации я понял, что никто толком не знает, что именно надо снимать в первую очередь, что это всё решает режиссер-постановщик и главный оператор, находящийся  в данное время в медвытрезвителе.
Ничего вразумительного я не услышал и от директора фильма, ф которая с апломбом заявила:
        - В Яремче мы снимаем зимнюю натуру – одна сцена во дворе дома, сцена внутри его, несколько проходов и проездов в санях на природе.
   Видимо, желая выручить директрису, более чёткие знания о предстоящих съёмках изложила художник-постановщик, молодая и очень толстая женщина, которую все называли Луизой:
        - Уточняю, все места съёмок заранее выбраны и утверждены, установлена их очерёдность в зависимости от погоды.
Нет окончательной договоренности с хозяевами дома и двора и, поэтому, мы не можем готовить эти объекты. По-моему, администрация не сошлась с хозяевами в цене за аренду, но об этом лучше известно Серафиме Юрьевне и Сучкову.
        - Мы не можем платить за аренду цену, которую  запросили хозяева, а сейчас и вовсе нечем платить… - пробасила со своего места Дубровская, - Обо всём договаривался Федор Иванович, но если вы его отправляете в Кишинев, я не знаю, кто будет этим заниматься!
   Я успокоил директрису:
        - Вот, вы теперь и будете этим заниматься, а деньги я привёз и после совещания передам их вам под расписку.
        - Не стоит, Борис Аркадьевич, пусть они находятся у вас и распоряжайтесь ими, как считаете нужным!
        - Спасибо, Серафима Юрьевна, за доверие, но меня ещё пока финансово подотчетным приказом не назначили.
А вот, контролировать  расход этих денег уполномочили. Кстати, а почему на совещание не прибыл режиссер-постановщик  Жереги и где его можно найти?
   Серафима Юрьевна важно заметила:
        - Режиссер мне не подчинён. А живут он и актеры отдельно. Мы сняли в Доме отдыха два двухместных номера и репетиционный «Люкс». Они там находятся на полном пансионе. Видимо, Жереги занят. Идут напряженные репетиции с Маргаритой Тереховой. Я решил немедленно встретиться с режиссёром, предварительно договорившись с художницей Луизой о том, что днём мы  займёмся решением вопроса об аренде дома и двора, в которых были намечены съёмки.
    В километре от центра Яремчи, у подножья горной гряды, покрытой лесом и снегом, расположился Дом отдыха «Горный воздух» - несколько двухэтажных белоснежных домиков и в центре – большое одноэтажное здание, по всей вероятности, столовая и кинозал. Все эти строения буквально утопали в высоченных вечнозелёных елях.       
Я очень быстро разыскал «Люкс» Жереги, поскольку  здесь абсолютно все знали, где проживают “киношники” и, тем более,такая известная на весь Союз актриса. Постучавшись в дверь указанного номера и, услышав «Войдите!», я оказался в   большой светлой комнате, уставленной мягкой мебелью, полированным столом в центре, на котором красовалась ваза с искусственными розами, початая бутылка шампанского, стаканы, тарелка с конфетами и печеньем. За приоткрытой шторой находилась спальня в состоянии полного беспорядка: неубранная кровать, разбросанные вещи и обувь. После морозного, горного воздуха, атмосфера в комнате была насыщена парами шампанского, французских духов и сигаретного дыма.
   Жереги – молодой мужчина среднего роста, с красивым лицом и вьющимися волосами,  сидел за столом в спортивных брюках, майке и босиком. На диване, поджав под себя ноги, примерно в таком же неглиже полулежала знаменитая актриса театра и кино Маргарита Терехова. У обоих в руках дымились сигареты.
   Я поздоровался. Жереги, не ответив на приветствие, бросил на меня взгляд, полный неудовольствия:
        - Собственно, кто вы такой и что вам нужно?
Это высокомерное и нагловатое обращение возмутило меня, но сдержавшись, я спокойно представился и тоже спросил:
        - А почему вы не были утром на собрании группы? Разве вас не интересует состояние дел и то, что произошло в руководимом вами коллективе?
Режиссер даже задохнулся от возмущения:
        - Кто дал вам право спрашивать с меня? Я, между прочим, не руковожу коллективом! Там есть директор фильма, а я, к вашему сведению, режиссер-постановщик!
        - Право разобраться с состоянием дел в съемочной группе, в том числе и вашей деятельности, мне дал директор киностудии Куницкий Василий Лаврентьевич, который очень озабочен срывом съёмок по причине повального пьянства, вывода из строя автотехники, растраты денежных средств и других нарушений дисциплины, что вас, как я понял, совершенно не касается и не волнует. Но, я думаю, вам всё же будет интересно узнать, что ваш оператор-постановщик Поздняков, зам. директора Сучков и бригадир осветителей Матей сейчас находятся в медвытрезвите-
 ле, куда я их вчера вечером определил, а завтра утром отправлю в Кишинев с последующим увольнением с работы. Но, это я так, к слову сказал. Ведь вас это совсем не касается! Извините, что помешал вашему творческому процессу.
   Жереги  по ходу моего диалога сначала побагровел, затем от злости побледнел, бросил в тарелку с печеньем сигарету  и закричал:
        - Что вы себе позволяете? Главного оператора, лауреата Госпремии Молдавии бросить в вытрезвитель? Да вы за это ответите! Я сейчас же позвоню Куницкому и вы завтра, нет, сегодня    сами  отправитесь ко всем чертям в Кишинев!
   Маргарита Терехова, видимо привычная к подобным сценам, спокойно докурила сигарету, поднялась с дивана и, потянувшись, сказала: 
        - Валера, успокойся и вспомни последний разговор с Куницким, прежде, чем звонить ему. Я, пожалуй, вас покину. Вы тут разберётесь и без меня!
Она слегка кивнула мне головой, как бы прощаясь, и по-королевски медленно и гордо вышла из номера.
   Жереги поднялся, подошел к телефону и довольно быстро связался  с киностудией. Глядя на меня злыми глазами, он начал разговор с Куницким:
        - Василий Лаврентьевич, что же это такое? Прибыл сюда ваш представитель и начал всем подряд рубить головы! Ваню Позднякова бросил в вытрезвитель и хочет отправить его в Кишинев! Кто будет снимать фильм? Вместе с ним были арестованы  несколько человек! Примите меры! Так ведь невозможно работать!
Но вдруг он осёкся, замолчал, слушая директора, побледнел, как-то весь съёжился, рука, державшая телефонную трубку, задрожала.
Теперь Жереги уже не требовал, а всё время повторял «Да, Василий Лаврентьевич, ясно! Понял, Василий Лаврентьевич! Передаю». И он дрожащей рукой передал трубку мне. Я поздоровался с директором студии и услышал в ответ:
          - Привет, Борис Аркадьевич! Ты – молодец, действуешь правильно, как мы и планировали. Теперь не забудь основное – быстрее начать съёмки- это главный результат твоей миссии. Что касается этого алкаша Познякова, его уже не исправить. Но ты сам решай, отправлять его домой или оставить.
    Заставь всех работать в поте лица! Они уже хорошо отдохнули на курорте! И расшевели Дубровскую. Пусть немного растрясёт свою толстую задницу и руководит коллективом! А этому зазнайке-режиссеру давно следует пообломать рога! Но это я буду уже сам делать. Всё! Давай в том же духе! До свидания, если что, срочно звони!
   После всего сказанного и услышанного мне было жалко смотреть на посеревшего от пережитого унижения режиссера, самомнение  которого явно не соответствовало его возрасту и опыту. Я сделал вид, что ничего между нами не произошло, обратившись к нему с предложением:
        - Валерий, вы разрешите к вам так обращаться, давайте сейчас сядем и вместе подумаем, что нам мешает завтра начать съёмки.
Кое-какие меры я уже предпринял.  Сегодня займусь подготовкой выбранных мест съёмок, но вы, пожалуйста, введите меня в курс ваших планов. И хватит дуться! Я не враг ни вам, ни съёмочной группе! Давайте делать одно общее дело! Согласны ? Ну, и лады!;
Глава  6

 
    Этот день был для меня исключительно напряжённым. После «дружеской» встречи с режиссёром Жереги я вместе с художницей Луизой отправились в выбранный заранее дом, чтобы, во-первых, подписать с хозяевами договор на аренду и, во-вторых, начать подготовку  интерьера и двора к завтрашним съёмкам. Основная проблема заключалась в том, что хозяин, будучи согласен на любые условия съёмок, не ограничивая группу ни во времени, ни в любых действиях, не соглашался только с суммой вознаграждения. Он просил на сто рублей больше, чем ему было сразу предложено зам. директора Сучковым, находившимся при переговорах в нетрезвом состоянии.
   Хозяин дома – совершенно лысый мужчина средних лет, крупного телосложения, с длинными усами, свисавшими по щекам ниже подбородка, по имени Тарас всё время повторял одно и то же:
        - Для мэнэ сто рублив – цэ вэлыки гроши, а тот, що прыходыв, мабудь  за раз пропывае намного бильше! Вам же потрибни хата, двир та всэ, що тутычки е? Дви собакы, куры,гуси, свынья, як що трэба, корова Машка! Хиба ж цэ нэ стоить ста рублив? Та, будь ласка, сымайтэ скильки завгодно та що завгодно! Можэтэ и мэнэ з жинкою сыматы!
Мы от души посмеялись над этой замечательной, не лишённой артицизма тирадой хозяина дома. И всё же, я решил попробовать немного  поторговаться:
        - Уважаемые хозяева, спасибо вам за предложение снимать вас и всю вашу живность, но, к сожалению, сценарием это не предусмотрено. Нам нужны только ваши дом и двор. Кстати, по соседству таких домов и дворов сколько угодно и я уверен, что их хозяева готовы и за полцены пойти нам навстречу. Но нам понравился именно ваш дом – чистенький, ухоженный. И, главное, хозяева – приятные люди.
 Так что, я предлагаю, ни по-вашему, ни по-нашему, увеличить  сумму на 50 рублей и ударить по рукам!
Я протянул руку хозяину и он, не раздумывая, пожал её в знак согласия, заявив:
        - Так, цэ ж другэ дило! Давайтэ вашу цыдулю, пидпышем та сымайтэ шо хотить, хоть чёрта лысого в моём исполнении!
   Луиза, смеясь, тихо мне сказала:
        - Вы просто мастер компромисса, прирождённый администратор  и в будущем – директор фильма!
   Договор был подписан и уже через час в дом прибыли ассистенты художника и рабочие для подготовки к съёмкам.
А я сразу же занялся состоянием транспорта. Оказалось, что не всё обстоит благополучно. В двух автомастерских, в которые наши водители  обратились за помощью, им было отказано по различным причинам. Проходя по городу, я случайно обратил внимание на металлические забор и ворота с характерными только для воинских частей  звеёдами в виде  украшения. Разыскав проходную и расположенный там контрольно-пропускной пункт (КПП), я, представившись, обратился к дежурному офицеру с просьбой помочь с ремонтом автотехники. Он провёл меня в штаб к командиру части и тот, выслушав правдивую историю моих проблем, согласился оперативно помочь съёмочной группе. А замполит, узнав, что в фильме снимается Маргарита Терехова, подкрепил согласие условием, что я организую творческую встречу знаменитой актрисы с воинами.
Надеясь, что мне удасться уговорить Терехову и Жереги, я согласился на это условие. Кстати, в этот же день они охотно подтвердили готовность в свободное от съёмок время выступить в воинской части.
   К вечеру автобус и обе грузовые машины были на ходу. Командир части сдержал своё слово. Теперь за нами оставалось ответить взаимностью.
   Во второй половине дня я снова отправился в «Горный воздух», чтобы уточнить с режиссёром в какой последовательности будут завтра происходить съёмки. В его номере теперь, кроме Тереховой, находился и Мирча Соцки-Войническу.
И снова стол был уставлен полными и уже опорожненными бутылками. Естественно, не из-под воды. Все трое находились под хмельком, в приподнятом настроении.
   Сообщив о готовности к съёмкам и о том, что главный оператор Поздняков уже освобождён из вытрезвителя и приходит «в себя» в гостинице, в ответ я услышал раздраженное замечание Жереги:
        - Я понял, что вы ждёте от меня благодарности за то, что выполнили свои обязанности и освободили вами же посаженного главного оператора. Так вот, аплодисментов не будет! А начнем завтра съёмки у колодца. В кузнице, возле разогретого горна  и наковальни должен находиться кузнец, кующий из металла аиста.
   Я решил не отвечать на его «любезности», а только уточнил:
        - Директор и художник знают об этих изменениях?
        - Вот, от вас они об этом и узнают! И не теряйте зря время!
Его приказной тон меня немного  обидел, но, понимая, что режиссер находится в состоянии опьянения и, пожалев, что не могу и его устроить в медвытрезвитель, попрощавшись, вышел из номера. Дубровская, услышав о заявке режиссёра, закричала:
- Он что, совсем охренел? Этих объектов нет в сценарии и, тем более, в смете! Почему вы ему не сказали об этом?
        - Откуда я мог знать такие подробности, если сценарий в глаза не видел? Вот, вы и идите к нему, возмущайтесь и отказывайте, если это незаконно! В крайнем случае, звоните Куницкому – пусть он вмешается и поставит на место зарвавшегося режиссера! Вы же, в конце концов, директор фильма!
   С большой неохотой Дубровская отправилась в «Горный воздух» и уже вскоре вернулась в подавленном настроении, но слегка выпившая. Матерясь не хуже любого пьяного мужика, она сказала:
        - Разве им что-то докажешь! Делают, что хотят. А ваш Куницкий, кстати, поддержал Жереги вместо того,чтобы запретить это самоуправство! Я же от него и получила по пятое число за всё сразу! И не без вашего участия! Вот, и ищите кузницу, кузнеца с экзотической внешностью, колодец с аистом! Лучше бы мне утопиться в этом колодце, чем идти работать с таким придурочным режиссером!
        - А вы бы лучше меньше пили, а то, действительно, придётся вас доставать из колодца! Я вижу, что вы с режиссёром друг друга стоите! Завтра съёмки, а они не просыхают! Наверно, следует позвонить Куницкому и порекомендовать закрыть этот фильм с его пьяной съёмочной группой! Жаль только, что я потратил столько сил и времени, чтобы съёмки всё-таки состоялись!
        - Ладно, Борис Аркадьевич, извините! Я погорячилась. Не надо никуда звонить. Будем снимать, что он хочет. Ничего нам не поможет – за ним стоит сам Иорданов, мать иху так!
         - А кто такой Иорданов?
        - Как, вы этого не знаете? Иорданов – председатель Госкино Молдавии и одновременно в ЦК какая-то большая шишка! Он и тянет этого молодого «гения». Сначала его протолкнули во ВГИК, а теперь – здесь. Ничего не поделаешь – национальный кадр! Вот, такая «селяви», будь она проклята!
   Утром были найдены кузница и кузнец с экзотической, но изрядно пьяной внешностью, и колодец, правда, не с аистом, а с журавлем, подписаны соответствующие договоры и трудовые соглашения.
   Съёмки начались не с утра, как планировалось, а ближе к полудню по причине недостаточной освещённости, а по-моему, из-за чудовищно низкой организации. Пока доставили и установили разную аппаратуру, какие-то рельсы, напоминавшие кусочек железной дороги, и, как мне позже стало ясно, предназначенные для того, чтобы по ним передвигалась съёмочная камера, пока осветители устанавливали свои прожектора, называемые «дигами», прошло много времени. Потом прибыли актёры в костюмах и гриме, режиссёр репетировал с ними мизансцены, операторы всё время подносили к их носам какой-то прибор, проверяя освещённость, гример неоднократно поправлял грим и их причёски.  В это время главный оператор
Ваня Поздняков заявил, что, если сейчас не начнём снимать, то свет «уйдёт» и съёмки сегодня не состоятся.
   Совершенно не понимая, что они вообще хотят снимать, я не мог себе представить, как при такой низкой организованности вообще можно чего-либо добиться: все кричали, командовали и матерились одновременно, совершенно не слушая друг друга.
   Но вдруг, режиссер в мегофон скомандовал:
        - Тишина на площадке! Будем снимать! Оператор, свет, грим, всё нормально? Внимание! Мотор! Камера! Начали!
В это мгновение к актерам вдруг подскочила помреж-«хлопушка» Зоя, яркая блондинка в джинсах, прокричала название и номер кадра, номер дубля, хлопнула деревянными щипцами  с надписью «Аист» перед носом актёра и съёмка началась. На площадке всё замерло. Это действо длилось всего несколько минут, и раздалась команда «Стоп!». Жереги уточнил у операторов «Ну, как?», у всех остальных «Всё нормально?». Получив положительные ответы, он объявил:
        - Снимаем второй дубль!
   И снова всё повторилось, как и в первый раз.
И так четыре дубля подряд, пока оператор ни заявил категорически, что «свет ушёл».
   На съёмку минутной сцены, которая вообще вряд ли останется вконечном варианте фильма, было потрачено почти полдня, большое количество пленки и значительный труд целого коллектива.
   В моем понимании коэффициент полезного действия этой работы был даже ниже, чем у паровоза.
   Съемки у колодца и во дворе дома решили перенести на следующий день из-за недостатка света и, объявив небольшой перерыв, начали готовить всё внутри дома, с хозяином которого я накануне успешно торговался.
Времени на обед было недостаточно, да и никто о нём даже не заикался. Срочно отправили одного из рабочих и Зою-«хлопушку» в местную столовую за пирожками. Я подумал, что придётся поглощать их всухомятку, подошёл к хозяйке дома и попросил закипятить пару чайников воды. Она приготовила замечательный чай с добавками  каких-то целебных трав. Моя инициатива была положительно воспринята группой.    В последующие дни я добился согласия Жереги о часовом перерыве на обед, который заранее заказывал в столовой. Когда же не удавалось выкроить это время, работники столовой с удовольствием привозили прямо на съемочную площадку  термоса с чаем, пирожки, булочки и бутерброды. Всю эту организацию я взял на себя. Работники и актеры и эту мою инициативу оценили по достоинству. Я начинал постепенно вживаться в съемочный процесс и коллектив группы. Большинство признали меня «своим».         
   Так, день за днём менялись места съемок, возникали новые проблемы, которые мне приходилось решать, причём, в большинстве случаев, довольно успешно. Я старался глубже вникать в суть и особенности съёмочного процесса, совершенно не походившего ни на один из известных мне технологических процессов. Этой работе надо было отдаваться полностью, забывая об отдыхе, еде и других  жизненных потребностях. Только так можно было справиться с поставленными задачами и, в конечном счёте, снять фильм. Эта работа буквально затягивала тебя, как болото. Здесь мо-
гли трудиться только истинные фанаты кино. В этом я с каждым днём убеждался всё больше и больше.
   Съёмки успешно закончились за несколько дней до Нового года. Была отснята вся зимняя натура. Оператор с двумя кофрами отснятой плёнки срочно отправился в Киев на кинофабрику для обработки отснятого материала и выявления, нет ли брака. Вся группа, уже готовая отправиться домой, с нетерпением и волнением ожидала звонка из Киева. Звонок всех обрадовал. Брака нет, переснимать ничего не придёться.
   Забегая вперёд, надо сказать, что фильм «Аист» после его сдачи получил самую низкую категорию, был запрещён к демонстрации и положен «на полку», как «проповедующий антисоветизм и религиозный клерикализм». Но через несколько лет спустя В.Жереги  както удалось припрятанную копию фильма переправить на Берлинский кинофестиваль /ФРГ/,  где он был отмечен среди лучших и удостоен Премии Ватикана.
 По этому поводу  в Москве и Кишинёве разразился страшный скандал Но всё это было потом…
   А сейчас, во время ожидания результатов из Киева, мы выполнили обещание, данное командованию воинской части. В один из вечеров вся съёмочная группа отправилась на встречу с военными.
   В небольшом клубе собрались солдаты, офицеры с семьями. Перед ними в начале выступил режиссер В.Жереги, рассказавший о будущем фильме, потом – актеры Маргарита Терехова и Мирча Соцки-Войническу. Затем нас угощали солдатским ужином – перловой кашей, которую в армии называют «кирзой», и жареной рыбой. Не обошлось и без выпивки – сухого красного вина, которое из всех блюд понравилось гостям  больше всего.
   Командир части, подняв тост за успешное завершение фильма, посмотрел на меня и попросил всех:
        - Вы уж, товарищи, пожалуйста, не обижайте нашего бывшего коллегу, офицера запаса Бориса Аркадьевича!
В ответ на эту просьбу раздался дружный смех съемочной группы.
Командир даже растерялся:
        - Простите, если я что-то не так сказал!
Жереги разъяснил причину смеха:
        - Да нет, вы всё правильно сказали! Только вот, обидеть  Бориса Аркадьевича не получится!
И он рассказал историю моей деятельности в группе. Теперь уже смеялись все. А командир части сделал резюме:
        - Сразу видно – наш человек! Учись, замполит, как надо действовать в подобной  ситуации! Закончите фильм, приезжайте ещё. Организуем вам отличный отдых!
   Расставались с военными, как со старыми друзьями. Все были очень довольны и благодарили меня за организацию этой встречи.
   Уставшие, но довольные, мы на своем автобусе ехали домой, к семьям, на встречу Нового года. Представьте, что в пути все даже пели. Может быть и пили бы, но денег уже ни у кого не было. Так завершилась моя первая  киноэкспедиция. ;
Глава  7


Встретив Новый год дома с семьей и, после этого ещё использовав несколько «отгулов» за выходные в экспедиции, я вышел на работу.  Киностудия «встретила» меня, надо сказать, по-разному.
Корсунский с криком бросился меня обнимать:
- Дорогой ты мой, Борис Аркадьевич! Ну, молоток, не посрамил нас, гвардейцев! Мы уже в курсе, как ты там наводил порядки! Ну, рассказывай подробно обо всех баталиях!
Его громоподобный голос привлек внимание всех, кто, как
обычно, сидел или стоял по всему периметру двора. Вокруг нас собрались любопытные. Мне даже не пришлось ничего рассказывать. Все уже всё знали. Многие, особенно, административные работники – директора фильмов, их замы, администраторы и некоторые, очень редкие среди киношников непьющие, бурно одобряли мои действия в Яремче. Я услышал реплики:
- И правильно сделал, что врезал им!
- Надо же когда-то наводить порядок!
- Зарвались эти козлы – творческие работнички, алкаши проклятые!
Некоторые же откровенно осуждали мои репрессивные меры:
- Много на себя взял этот новичек! Ваню, лучшего оператора посадить за решетку! Такого еще не было в истории студии!
Один из маститых режиссеров прямо заявил:
- Где это видано, чтобы хорошее кино делали на трезвую голову?
Не знаю, чем бы закончилось это бурное обсуждение, если бы из своего кабинета не вышел во двор директор студии, видимо, привлеченный этим дискуссионным шумом. Во дворе наступила тишина и раздался директорский голос:
- В чем дело, почему никто не работает? Сколько раз я приказывал  убрать со двора все скамейки, стулья и табуретки! Будет кто-нибудь на студии выполнять мои указания?
Собравшиеся начали расходиться кто куда – на улицу, в монтажный цех, бухгалтерию, звукоцех, чтобы  через несколько  минут снва сойтись во дворе, причем, каждый со своим сидением. Дело в том, что у них на студии просто не было рабочих мест. Все, кто в данное время не находился в экспедиции, различных командировках или в, так называемом «простое», ежедневно приходили на студию и «работали» непосредственно в знаменитом дворике.
Куницкий же никак не мог смириться с такой демонстрацией полного «безделия», особенно, творческих работников.
И сейчас, всех разогнав, он крикнул мне:
- Вы почему не зашли доложить о своем прибытии из командировки? Так, пойдемте, расскажите всё подробненько!
Уже в кабинете, успокоившись, директор похвалил меня:
- Молодец, Борис Аркадьевич, ты добился главного – начала и успешного завершения съёмок! И неважно, какими методами пришлось действовать! Ты всё сделал правильно! Если б ты знал, как я хотел бы избавиться от этих алкашей, но ничего не получается – они все талантливые люди! Бездари, как правило, непьющие или тупые! С кем же, скажи мне, делать кино? Ладно,  получай зарплату и начинай изучать всё, что связано с твоей будущей профессией.
Я тебе рекомендую обратиться к Фиме Лехту – самому опытному директору, а сейчас ещё и руководителю объединения художественных фильмов. Я с ним предварительно уже поговорил об этом. С удовольствием бы послушал твой рассказ о событиях в Яремче, но, прости, совершенно нет времени! Как-нибудь в другой раз.
Я вышел из директорского кабинета довольный тем, что не пришлось подробно рассказывать о случившемся. Откровенно говоря, мне не очень хотелось делать это достоянием всех, что могло бы причинить неприятности работникам съемочной группы, с которыми, в общем-то, нашел общий язык.
В бухгалтерии мое настроение резко ухудшилось. Заглянув в
маленькое окошко кассы, я поздоровался и спросил, не могу ли получить зарплату. Ответа на мое приветствие не последовало, но зато прозвучал знакомый скрипучий голос старушки-кассира, с которой мне уже пришлось однажды общаться:
- Откуда вы, между прочим, взяли, что вам положена зарплата?
- Я почти месяц был в экспедиции, и Куницкий направил меня получить зарплату.
Кассирша с раздражением заявила:
- Вот, пусть Куницкий и платит вам зарплату и даже премию.
А у меня для вас, молодой человек, зарплаты таки нет!
Теперь уже и я не смог сдержать своего возмущения:
- А вам не кажется, что вы на себя слишком много берёте?

Я прошу объяснить, почему мне не полагается зарплата, и за что вы так меня не взлюбили?
- А вы здесь не командуйте! Это вам не Яремча, меня за решетку не посадите! Вы случайно не забыли, что перед командировкой получили у меня аванс, во много раз превышающий вашу зарплату, и до сих пор не отчитались за израсходованные средства?
- Да, не тратил я ни каких средств, а всю сумму передал под расписку директору фильма Дубровской. Расписка, кстати, у меня. Можете полюбопытствовать!
- Эту бумажку можете оставить себе на память. Бухгалтерии нужен ваш финансовый отчет, понятно? У меня нет сил и времени точить с вами лясы!
И она захлопнула форточку прямо перед моим носом. Взбешённый таким отношением, я отправился через дворик в управление студии. Проходя мимо скамеек, стульев и табуретов, я заметил сидевшую там Дубровскую, остановился возле неё, поздоровался и бросил ей упрёк:
- Мне из-за вас не выдают зарплату! Почему вы до сих пор не отчитались за деньги, полученные от меня?
Дубровская с удивлением посмотрела на меня и спокойным голосом сказала:
- Во-первых, мне некуда спешить – я зарплату получила, авансовый отчёт подождет. Нигде ничего не горит. Ваша зарплата – это ваша проблема!
Несмотря на то, что у меня внутри всё клокотало от возмущения, я тоже спокойным голосом ответил:
- Знаете, единственное, о чём я жалею, что там, в Яремче, не определил и вас в медвытрезвитель! Надеюсь, что случай ещё представится!
И, не слушая её ответа, проследовал ко входу в управление. Куницкого на месте уже не оказалось и я, постучавшись, вошел впервые в кабинет Демковского – заместителя директора киностудии. Выслушав мои обиды и претензии, Виталий Фёдорович, улыбаясь сказал:
- Борис Аркадьевич, не принимайте всё так близко к сердцу.
Это мелочи, которые не стоят того. В будущем вы столкнётесь с такими и столькими проблемами, что никаких нервов не хватит, если на всё так реагировать. С зарплатой мы сейчас разберёмся. А, вообще, хочу вам сказать, что профессия директора фильма – самая тяжёлая и неблагодарная в кино. В этом вы сами очень скоро убедитесь. Так что, настраивайтесь на множество очень сложных проблем, стрессовых ситуаций, обид и неудовлетворённости. Но надо помнить главное – без этого «кины» не будет!
Он ещё долго и подробно рассказывал о работе директора и всей администрации фильма, о взаимоотношениях с творческими работниками, другими киностудиями, местными органами власти и многое другое. Из его рассказа я узнал о том, что киностудия «Молдова-филм» выпускает ежегодно в среднем 3-4 художественных фильма, но из-за своей слабой технической оснащённости без помощи таких студий, как «Мосфильм», «Ленфильм», им.Горького, Киевской кинофабрики, других студий не смогла бы создать ни одной художественной ленты. Большинство услуг студия и съёмочные группы получают «на стороне». Поэтому, так важны хорошие контакты и связи директоров фильмов с этими мощными киностудиями, их специалистами и руководством.
В конце нашего разговора он посоветовал:
-По-быстрее набирайтесь опыта. Честных, принципиальных, а, главное, трезвых директоров нам очень не хватает!
В ежедневных беседах с Ефимом Лехтом, Артуром Загорским самыми опытными директорами на студии я узнал многие важные нюансы этой профессии, систему последовательности и непоследовательности  во всех периодах создания художественного фильма.
- Запомните, Борис Аркадьевич, всё начинается и зависит от сценария. Если сценарий говёный, никто и ничто ему уже не поможет. Очень прискорбно, если директор попадает работать на фильм по такому сценарию. Можно, конечно, отказаться, но во-первых, кто нас спрашивает, а во-вторых, без работы долго не просидишь. Кстати, вот уже скоро два года, как мы мучаемся со сценарием «Я хочу петь». И, слава богу, что его до сих пор не запустили в производство. А Госкино Молдавии настаивает на его запуске. Национальная тематика – прежде всего. Так вот, когда принимается решение о запуске фильма в производство, первыми в группе оказываются директор, режиссёр-постановщик, автор литературного сценария и редактор. Начинается работа над киносценарием. Директор в это время совместно с бухгалтерией подсчитывают примерные будущие расходы для создания генеральной сметы кинокартины. И только потом в группе появляются оператор-постановщик, главный художник, художник по костюмам и второй режиссёр, которые начинают трудиться над проектами будущих декораций, интерьеров, натурных съёмок, костюмов, подбором актёров на главные и вторые роли, готовят предложения о будущих местах зимних и летних натурных съёмок, их очерёдности и количестве экспедиций. И, как заключительный аккорд этой многомесячной работы – защита проектов и генеральной сметы будущего фильма.
После каждой такой беседы я всё больше и больше понимал, насколько сложна и многогранна эта работа и сомневался, правильно ли я поступил, когда согласился в этом участвовать.
И несмотря ни на что, экзотика кино всё глубже и глубже затягивала меня в трясину своего производства.;
Г л а в а   8


Примерно, через две недели после прибытия из Яремчи, придя утром на работу и собираясь заняться вопросами бюджета фильма, финансовой дисциплины и отчётности, я вдруг услышал во дворе голос секретаря директора студии:
- Борис Аркадьевич, пожалуйста, срочно зайдите к Василию Лаврентьевичу, он уже с утра вас разыскивает!
Я тут же подумал, что, видимо, опять меня собираются куда-то послать. В кабинете Куницкого находились Демковский и кадровик. Директор, после приветствия, поинтересовался моими успехами в освоении теоретических вопросов и сразу же приступил к делу:
- Значит так, настало время снова закрепить полученные знания  на практике. Сейчас во Львове находится наша съёмочная группа  фильма «Агент секретной службы», в котором заняты известные на всю страну артисты Ирина Мирошниченко, Волонтир и Григориу, народный артист СССР Тимофеев и другие. Директор фильма, выпускник ВГИКа, стажёр Марк Левин – молодой парень без всякого опыта. Всем там руководит зам. директора Люда Кузнецова. Так вот, она при неизвестных обстоятельствах упала и сломала себе ногу и, лёжа в номере гостиницы в гипсе, продолжает руководить. Немедленно отправляйся во Львов и подмени её на  съемочной площадке и в процессе подготовки съёмок.
Завтра утром самолёт. Билет тебе уже секретарём заказан. Получите аванс и вперёд! Вопросы есть? Вопросов нет! Поскольку Люда будет в гипсе ещё долго, рассчитывай находиться в группе до конца экспедиции. Счастливого пути!
Когда я вышел из кабинета директора во дворик и сообщил обо всём Фиме Лехту, он, улыбнувшись, сказал:
- В принципе, дорогой друг, командировка неплохая. Правда, сценарий дрековский, но ребята в группе опытные, актёры – серьёзные, вполне могут вытянуть картину. Режиссёр Ваня Скутельник пьёт, но умеренно, правда, звёзд с неба не хватает, но оператор там талантливый – Валя Белоногов. В общем, всё неплохо, но настораживает  лишь одно – как бы они ни превратили вас в «Скорую помощь». Ведь самый идеальный вариант, когда директор работает на фильме с начала до конца. Хоть знаешь, за что тебя в конце
хвалят или бьют. Будем надеяться на лучшее – набравшись опыта, вы создадите какой-нибудь молдавский шедевр!
Без всякого оптимизма встретили эту новость мои домашние.
Жена не скрывала своего раздражения:
- Что, вот так и будешь мотаться по командировкам? Не собираются ли они сделать из тебя «мальчика на побегушках»? Ой, Боря, всё это мне не нравится!
Я ничего не мог ответить в своё оправдание, кроме сакраментального «Искусство требует жертв!».
Утром следующего дня я вылетел во Львов и к обеду прибыл в столицу Западной Украины. Здесь я никогда раньше не бывал, но помнил довоенную песенку Леонида Утёсова об этом городе:
Во Львове идёт капитальный ремонт, Шьют девушки новые платья… И припев:       Ждём вас во Львове!
Львов и столицы прибалтийских республик почему-то всегда  у советских людей ассоциировались с заграницей. Видимо, потому, что были присоединены к СССР только накануне войны и ещё не успели утерять своей западной культуры.
Интуристовскую гостиницу “Львiв”, в которой разместилась съёмочная группа, я нашел быстро, так как она находилась в самом центре города, неподалёку от оперного театра, кстати, очень похожего на одесский.
Проходя по городу, я был потрясён чистотой улиц и площадей, что так отличалось от Одессы, Кишинёва и многих других городов Союза.
Директора фильма Марка Левина я в гостинице не застал, а, поэтому направился в номер, где обитала зам. директора Люда Кузнецова. То, что там увидел, меня удивило и рассмешило.
Симпатичная женщина средних лет, полулежала в кровати, в ярком шёлковом халатике, с высоко поднятой ногой в гипсе, подвешенной к установленной на спинке кровати системе кронштейнов.
Гипс был не белый, как обычно, а разноцветный. Когда я поближе подошел к хозяйке номера, чтобы познакомиться, то понял, что гипс  весь заполнен автографами, посвящениями и пожеланиями, выполненными в разных цветах: красном, чёрном, синем и фиолетовом. На самом видном месте, в районе бедра располагалось стихотворение:

Её нога в любом наряде –
В чулке, колготках или без,
Влекла к себе мужские взгляды,
В ребро и в глаз вселялся бес.
Теперь же гипс – её спасенье,
Бес обречён на выселенье!

Прочитав этот поэтический «шедевр», я поздоровался и представился:
- Меня зовут Борис Аркадьевич. Прислан к вам не то заместителем, не то заменителем… В общем, на правах «Скорой помощи». Опыт работы – минимальный, желание приобрести его – максимальное. Вводите меня в курс дела, буду выполнять все ваши указания.
И, кивнув на гипс, со смехом спросил:
- Это, вероятно, отчёт о проделанной работе?
Люда тоже рассмеялась:
- Это, скорее, отчёт об отношении съёмочной группы к администратору, пострадавшему на ниве создания кинофильма. Приятно с вами познакомиться! Не скрою, о вас и вашей деятельности в Яремче мы уже наслышаны. Такого на студии ещё не было! Это – новаторство! Административные работники удивлены и приветствуют вашу инициативу! Кстати, вы уже разместились?
- Пока ещё нет. Я пытался найти директора, но оказался у вас.
- Вы будете жить в номере с латвийским артистом Паулом Буткевичем. Он – отличный мужик и прекрасный собеседник. Вам понравится. Теперь о деле. Марк Левин – чудный мальчик, но директор пока никакой. Поэтому все его указания, а выдаёт он их практически круглосуточно, делите сразу на 10 и, после этого, рекомендую советоваться с этой загипсованной, но довольно опытной женщиной. Я в этом проклятом кинематографе уже, слава богу, мучаюсь второй десяток лет. Дела идут у нас вроде неплохо, план съёмок выполняем, почти все объекты подготовлены, необходимые артисты на месте. Я позже познакомлю вас с двумя администраторами, бухгалтером и кассиром.
Будете вместе работать. Всё остальное – по ходу дела. И прошу вас, Борис Аркадьевич, без надобности никаких вытрезвителей! Лады?
- Когда у нас ближайшие съёмки?
- Это прекрасно, что вы сказали «у нас»! Значит, наш человек!
А съёмки завтра в одном из городских музеев. Сегодня должна прилететь из Москвы Ирина Мирошниченко. Встречает её Женя Венгре – второй режиссер. Вам желательно ещё сегодня связаться по телефону с руководством железной дороги и получить их подтверждение о готовности пассажирских вагонов к очередным съёмкам. Администратор Вадик в курсе дела. Вместе с ним и займитесь этим.
Получив эту информацию и конкретное задание, попрощавшись с Людой, предварительно узнав её номер телефона, я отправился к администратору гостиницы. Взяв ключ от номера, поднялся на третий этаж. В номере никого не было, но по общему виду комнаты я понял, что здесь проживает человек аккуратный и культурный. Постель была накрыта покрывалом, на прикроватной тумбочке лежали книги, везде было чисто, запаха алкоголя  и перегара
не ощущалось. Устроившись и слегка перекусив в буфете на этаже, я разыскал администратора Вадика, который ввёл меня в курс дела. Надо было подготовить несколько пассажирских вагонов старого типа, отбуксировав их на один из запасных путей. Внутри этих вагонов, после соответствующей работы художников, планировалась съёмка с участием каскадёров, которые должны были согласно сценария драться и прыгать с поезда на ходу вместо актёров.
Мы убедились в прибытии из Риги двух каскадёров, наличии вагонов и готовности их использования в движении на определённом участке железной дороги.
Вечером, вернувшись в гостиницу и доложив Люде о результатах, направился в свой номер. Войдя, я застал там двух хорошо известных по кинофильмам актёров, которые, сидя за столом, сражались в шахматы. Это были мой сосед по номеру Паул Будкевич – высокий красивый блондин с голубыми глазами и щегольскими  усиками. Его партнер по игре – народный артист СССР Николай Тимофеев – серьезного вида мужчина уже в солидном возрасте. Он создал в кино и театре большое количество замечательных ролей революционеров, рабочих , крестьян. Мы познакомились.  Не прерывая игры, Паул спросил:
- Чаю хотите? Там стоят чашки и кипятильник, есть сахар и отличная заварка. Будем благодарны, если вы, Борис Аркадьевич, сварганите чайку и на нашу долю. Вот поставлю мат этому народному артисту, а затем мы уже детально познакомимся!
Тимофеев, делая очередной ход, пробурчал:
- Ну, до чего же самоуверенны и хвастливы эти прибалтийцы, хотя, надо сказать, актёры они замечательные! В шахматы так бы играли, как в кино, цены бы им не было!
Через некоторое время, когда чай уже был готов и Тимофеев всётаки получил обещанный мат, я рассказал им немного о себе и довольно короткой деятельности в кино. Тимофеев, обаятельно улыбаясь, заметил:
- Я уже не впервые встречаю в кино выходцев из армии, опытных офицеров. Надо сказать, что трудятся они не хуже заядлых киношников. Их всегда отличает собранность, дисциплинированность, а, главное, чувство ответственности. Так что, Борис Аркадьевич, дерзайте! У вас всё получится!
Весь вечер они вспоминали интересные случаи, анекдотические ситуации, происходившие на съёмочных площадках. Не обошли стороной и картину, в которой сейчас снимались. Паул поинтересовался:
- Вы знакомы со сценарием фильма?
- К сожалению, меня так быстро перебросили с фильма на фильм, что не было времени ознакомиться со сценарием. Но мне сказали, что он написан по детективу «Щупальцы спрута», который я читал, но остался не в восторге. Слишком примитивно и совсем не захватывает читателя.
Тимофеев, хитро улыбаясь, изрёк:
- Да уж, - не Шекспир! Чего только стоит одна из моих реплик:
«…Не забывайте, что молдавские чекисты – это контрразведчики особо высокой пробы!». Можно подумать, что чекисты сильны своими национальными особенностями. Товарищи с площади Дзержинского могут обидеться и вырезать этот кадр.
Во время нашей беседы в номер забежал режиссер Евгений Венгре,объявив, что утренняя съёмка не состоится, так как сегодня не соизволила прилететь Ирина Мирошниченко, пока по неизвестным причинам. Уже убегая, он сказал:
- Это первый срыв  съёмочного дня в данной экспедиции. А ведь с Ефремовым и мадам всё было обговорено! Можно было бы заменить другой съемкой, но нет необходимых актеров. В общем, дело – дрянь! Спокойной ночи!
Глядя на невозмутимые лица этих двух актеров и сильно расстроенного второго режиссёра, я еще не мог понять весь трагизм случившегося, потому что не знал, во что обходится группе и киностудии сорванный даже один съёмочный день.








               
               
                ;
Глава  9

Поздно вечером в номере Люды Кузнецовой собрались все административные работники. Наконец-то, появился и директор картины Марк Левин – молодой, красивый, стройный парень, одетый в модный вельветовый темно-синий костюм с белоснежной рубашкой и галстуком в синий горошек. Он был весь какой-то приглаженный, с набриолиненной прической. В общем, красавчик, да и только. Мы познакомились. Видимо, он только что вернулся в гостиницу и ещё не знал о срыве завтрашней съёмки. Марк даже вздрогнул, когда раздался возмущённый возглас Люды:
- Вот же сука! Ну и стерва! Я с первого дня была против её кандидатуры! Нюхом чувствовала, что она нас таки подведёт, зараза столичная!
Марк с удивлением посмотрел на своего заместителя и спросил:
- А, собственно, в чём дело, Людочка? Уж не в адрес ли Мирошниченко направлены ваши ласковые выражения? Что случилось в нашем доме, пока я отсутствовал?
- Мой дорогой директор! Я ведь тебя предупреждала, чтоб не уходил далеко от гостиницы, ибо обязательно что-нибудь случится, а ты будешь не в курсе дела? Не переживай, все живы и здоровы, кроме твоего зама. Есть, правда, одна мелочь – сорвана завтрашняя съёмка по причине отсутствия этой белокурой стервочки! А в остальном, прекрасный мой директор, всё хорошо, всё хорошо! Марик, прошу тебя, найди Скутельника и Венгре, решите, что будем делать завтра. Желательно, чтобы съёмочная группа  и актёры знали об этом ещё сегодня. Может быть придёться объявить аврал и готовить съёмку ночью.
Директор тут же вышел из номера, а Люда, смачно выматерившись, обратилась ко мне:
- Борис Аркадьевич, вы, наверно, думаете, что я матерюсь по причине отсутствия запаса слов? Слов у меня хватает, нервы на пределе! Вы в кино человек новый и ещё не представляете себе, сколько сил, энергии, средств и тех же нервов надо потратить, чтобы подготовить один съемочный день, а, главное, чтобы он таки состоялся! Это же сколько составных частей должны слиться воедино: натура или интерьер, декорации и костюмы, техника и транспорт, актёры, массовка или групповка, погода и многое другое!
И здесь самая большая проблема – актёры. Режиссёру подавай  самых знаменитых, столичных. А они, родные, трудятся в разных театрах, одновременно снимаются в различных фильмах. Надо согласовать, состыковать наш график с их загрузкой, чтобы они оказались здесь в один и тот же день, причем, вместе! А руководители театров плевать хотели на наши желания – им важно не сорвать свои спектакли. Представляете, сколько усилий требуется, чтобы их уговорить, умаслить, задарить, чтобы они согласились дать актера на съёмки. И, когда это всё сделано, подготовлено, актёры на месте, можно снимать, одна стерва, причём, исполняющая главную роль, не является в группу! Вы скажете – перенесите съёмку на следующий день, но тогда уже не будет другого актёра, у которого именно в этот день спектакль или репитиция. А теперь прикинем с экономической точки зрения. Это огромная потеря средств. А бюджет-то не резиновый. Он, как шагреневая кожа, тут же начинает сжиматься! Ну, как же здесь не матюкаться? Думаю, что вы всё поняли из моей импровизированной лекции на тему «Грёбаное кино и как с ним бороться».
Через некоторое время в номер зашли режиссёр-постановщик Скутельник, второй режиссёр Венгре, оператор Белоногов, директор Левин и только что прибывший из Бельц на завтрашнюю съёмку артист Михай Волонтир. Все были возмущены тем, что срывается очень ответственная съёмка с участием многих актёров. Но надо  было решать, что делать завтра, чтобы не было простоя. Договорились снимать несколько второстепенных сцен, проходы и массовку, если удасться её собрать в предельно короткие сроки.
Мне и Жене Венгре поручили  заняться с утра организацией массовки. Оказывается, с руководителями техникума культуры уже предварительно договорились о выделении пятидесяти учащихся, но теперь предстояло уговорить их изменить установленный на завтра срок. Люда меня предупредила:
- Каждый студент должен иметь при себе паспорт, а кассир –
раздаточную ведомость и соответствующую сумму денег по трёшке. Кроме того, договоритесь с двумя-тремя милиционерами. Надо будет перекрыть одну сторону улицы. Если не будут соглашаться, оплатите им по десятке. Бухгалтер Зоя знает, как это оформить.
Прямо сейчас разыщите художника Колю Апостолиди и узнайте, готовы ли вывески для оформления зданий этой улицы. Предупредите водителя нашего автобуса и позвоните домой водителю арендного, чтобы завтра с утра были готовы, как штыки, перевозить массовку. Остальные проблемы будем решать по мере их возникновения. Кстати, вы хоть ужинали сегодня? Буфет на этаже работает до полуночи. Кажется, всё сказала! Спокойной ночи!
Пока я решал эти задачи, все буфеты в гостинице уже позакрывались, но в номере я застал коллективное чаепитие актеров Буткевича, Тимофеева и Волонтира. Мне предложили присоединиться и я долго не сопротивлялся, тем более, что на столе сохранилась ещё кое-какая пища.
Лечь спать удалось только к утру – было очень интересно слушать разные актёрские байки, казусы и анекдоты.
После короткого отдыха я поднялся утром с головной болью – с вечера в комнате так накурили, что, видимо, угорел от табачного дыма. Быстро перекусив в буфете, я вместе с администратором и ассистентом режиссёра на двух автобусах  помчались за массовкой.
Директор техникума долго и упорно не соглашался выделить учащихся, так как с ним была согласована совершенно другие дата и время. Мои коллеги разыграли такой спектакль, уговаривая директора, что я, человек, многое повидавший на своем веку, стоял, раскрыв рот от удивления и восторга. В результате через полчаса счастливые учащиеся и ошарашенный таким натиском директор техникума уже ехали в автобусах на съёмочную площадку.
Милиционеров я взял на себя. Они с удовольствием согласились, причём, о деньгах даже не было речи. Вместо двух улицу перекрывали четверо блюстителей порядка.
В целом день оказался удачным. Были отсняты все запланированные эпизоды, проезды и проходы, сцены с массовкой. Я в течение этого дня ни минуты не стоял на месте. О еде и вовсе забыл. Трудно даже перечислить количество дел и проблем, решённых мною.
К вечеру я уже был никакой. Ноги страшно болели, в желудке начались голодные спазмы. Когда всё закончилось, заскочил в центре города в какую-то забегаловку, где быстро съел три порции вареников не то с картошкой, не то с вишней, а, скорее всего, с тем и другим.
А вечером снова сбор у Люды и снова задачи, проблемы по подготовке  завтрашних съёмок. Тем более, что позвонила Ирина Мирошниченко и, как ни в чём  ни бывало, игриво сообщила, что прилетает утром и поинтересовалась, готово ли всё к съёмке. Она, видите ли, очень спешит вернуться в столицу на репетицию новой пьесы во МХАТе. И режиссёр Ваня Скутельник, сжав зубы от возмущения, вежливо заверил примадонну, что всё готово и все ждут её с нетер-
пением. Положив трубку, он со злостью произнёс какую-то фразу по-молдавски, завершив её добротным русским, трёхэтажным матом. И тут же предупредил всех, чтобы никто не вздумал упрекать Мирошниченко по поводу сорванной съёмки:
- Нам же будет дороже стоить!
Но на следующий день съёмка чуть было снова не сорвалась. Когда в интерьере уже установили всю аппаратуру, художники с реквизитором расставили мебель и различный реквизит, осветители настроили прожектора, рефлекторы, диги и отражатели, операторы разместили на рельсах съёмочную камеру и практически всё было готово, все заняли свои рабочие места, неожиданно произошёл конфликт. Из гостиницы одетые и в гриме прибыли актёры И.Мирошниченко, М.Волонтир, Э.Радзиня, Н.Тимофеев. В это же время появился и директор М.Левин, который увидев Мирошниченко, выдал ей свой гневный монолог:
- Что же это вы нас так подводите? Сорвали съёмочный день, который стоит огромные деньги! Вы же не первый день снимаетесь в кино и не могли не знать, что несете за это ответственность! В чём же дело? Ведь с Ефремовым было обо всём договорено. Вот я вычту из ваших постановочных эту сумму, чтобы впредь не повадно  было нарушать договор!
На съёмочной площадке стало так тихо, что было слышно, как гудят осветительные приборы. Дело в том, что Марк не слышал вчерашнего  предупреждения режиссёра и решил показать свои права директора фильма, что, в общем-то, было совершенно законно и по делу. Реакция примадонны была мгновенной и резкой:
- Я не поняла, кто это такой и что он себе позволяет? О каких постановочных он говорит? Я немедленно улетаю в Москву и делайте с фильмом что хотите, но без меня! Причем тут Ефремов? Я вовсе не была занята в театре, а выступала в концерте в Колонном зале. Вы все хотите снимать столичных артистов, так терпите, мучайтесь  или снимайте своих местных, из самодеятельности!
Она ещё долго кричала, лицо её стало багровым, выступивший пот начал растворять грим. Пришлось делать его заново. Съёмка задерживалась. Режиссёр подошел к директору и попросил его удалиться, не злить актрису. Но Марк уже «закусил удила» и заявил:
- Согласно существующим положениям съёмка не может
   происходить без присутствия директора!
Скутельник тут же парировал, кивнув в мою сторону:
- А здесь будет находиться твой заместитель. Этого вполне достаточно! Так ты сам уйдешь или мне тебя послать?
Марк обиделся и ушел. Мирошниченко успокоилась и съёмка началась.
Стоявший рядом со мной Николай Тимофеев, осуждающе покачав головой, сказал:
- Боже мой, какое несоответствие таланта и амбиций! Мне, как актёру, очень стыдно за Ирину! А ведь молодой человек, ваш директор, абсолютно прав!
За время работы на этом фильме я понял, насколько многогранна и сложна профессия директора и его заместителей, как нелегко обеспечить съёмки всем необходимым, непосредственно организо-
вать её, как трудно находить общий язык с творческими работниками и актёрами. Одновременно я приобрёл опыт общения во имя решения общей задачи – создания фильма.
Именно на этой картине я познакомился и подружился с замечательными людьми, талантливыми артистами Николаем Тимофеевым, Паулом Будкевичем, Сережей Ивановым, полюбившемся зрителям по фильму «В бой идут одни старики», где он создал замечательный образ летчика «Кузнечика», Витаутасом Томкасом, Мирчем Соцки-Войническу, Доминикой Дариенко, Михаем Волонтиром
и другими.
Ну, а что касается Ирины Мирошниченко, актриса она замечательная и роль в фильме сыграла блестяще. А «звездная» болезнь – это диагноз, к сожалению, очень распространенный среди актёров, и выработать иммунитет к этой болезни совсем непросто.
Между прочим, в конце описанного съёмочного дня мне и Жене Венгре поручили угостить ужином в ресторане разбушевавшуюся актрису. Как говорят журналисты, ужин прошёл в тёплой и дружеской обстановке. Страсти  улеглись, и память об этой встрече вызывает у меня только приятные эмоции.;
Глава  10


Львовская киноэкспедиция дала мне значительный опыт в организации съёмок, самостоятельном решении многих, довольно сложных проблем, а, главное, в понимании самого процесса создания художественного фильма и роли директора в нём. Здесь же впервые снялся в групповке, танцуя вальс с дамой на вечеринке.
Между прочим, в дальнейшем на всех фильмах, где я работал, обязательно снимался в эпизодах. Это стало моим хобби.
Из Львова я возвратился на студию более уверенным в себе и готовым продолжать эту тяжелейшую работу, почувствовав, что начинаю постепенно «заболевать» этой профессией. Когда в течение месяца меня никто ни к чему не привлекал, никуда не посылал, я даже почувствовал какую-то обиду.
Но Фима Лехт успокоил:
- Радоваться надо, что не трогают и не выдёргивают в командировки. Еще будете с удовольствием вспоминать этот период. Пока есть время, вникайте в бумажные проблемы – они не менее сложные, чем всё остальное. Запомните, как это ни цинично, главное – без финансовых, кадровых и других нарушений фильм создать невозможно, даже, если его творцы трижды гениальны.
К сожалению, таковы наши действительность, законы и порядки. Вы очень скоро убедитесь, что везде и все любят смотреть кино, но сам процесс его создания никому и нигде на хрен не нужен. Отсюда и начинаются все нарушения, на которые мы вынуждены идти, чтобы снять кино. Поэтому, советую вникать во все тонкости нашей бюрократической системы. А, что касается работы, думаю, долго отдыхать вам не удасться – скоро вызовут и запрягут в новый фильм.
Оказывается, пока я находился в командировках, на студии, после очень долгих сомнений, многократных исправлений и доработок сценария, был запущен в производство художественный фильм «Я хочу петь» по одноименному роману молдавского писателя Аурелия Бусуйка. Режиссером-постановщиком был приглашен Анатолий Калашников – оператор Одесской киностудии, а главным оператором – Иван Поздняков, уже знакомый мне по фильму «Аист» и яремческому вытрезвителю. Директором назначили одного из самых опытных специалистов – Артура Загорского, за плечами которого было большое количество фильмов. Позднее мне стало известно, что он, к сожалению, запойный алкоголик. Правда, перерывы между запоями бывают довольно длительными благодаря постоянным «вшиваниям» в него известных ампул. Именно в этот период он способен работать, показывая чудеса организации кинопроизводства.
На главную роль была утверждена известная московская эстрадная певица и актриса театра Валентина Игнатова.
В ближайшее время съемочная группа должна была вступить в подготовительный период. Буквально на следующий день я был приглашён в кабинет директора киностудии. Куницкий встретил меня очень радушно:
- Ну, что ж, Борис Аркадьевич, мы получили очень хорошие отзывы о твоей работе во Львове. Молодец! А ведь говорил, что не сможешь, ничего не знаешь, не умеешь! Уже два фильма за плечами, это же прекрасно! Так как, пойдешь директором картины? Слабо? Если согласен,   сразу даю  в приказ! Ну, как?
У меня от такого неожиданного предложения даже внутри захолодело. С одной стороны приятно, когда тебе предлагают самостоятельную должность, а с другой – ведь ещё нет никакого опыта и брать на себя такую ответственность – полный авантюризм. Второе чувство взяло верх над первым. Я решительно отказался:
-Василий Лаврентьевич , я не могу принять ваше предложение, хотя, честно говоря, оно мне льстит. Я ведь ещё совершенно не работал самостоятельно и участвовал только в съёмках, а в работе над фильмом, как я уже понял, есть много других периодов и не менее ответственных, о которых я понятия не имею. Хотелось бы ознакомиться с ними постепенно и, если возможно, с опытным директором. А потом, если предложите, не откажусь.
- Не скрою, предлагая тебе эту должность, я хотел проверить твое отношение к делу. Подумал, если согласится, значит авнтюрист и доверять ему картину нельзя. Хотя, в общем-то, в хорошем директоре должны быть определенные авантюристические качества. В будущем ты сам в этом убедишься. Ладно, пойдешь работать заместителем директора фильма «Я хочу петь».
Он звонком вызвал к себе секретаря:
- Пригласите Загорского!
В кабинет вошел высокий, стройный блондин средних лет, аккуратно и со вкусом одетый, что так редко можно было увидеть среди работников киностудии. Куницкий представил вошедшего:
- Артур Владимирович Загорский – краса и гордость киностудии, покоритель женских сердец и, между прочим, один из самых опытных директоров! Сейчас работает на фильме «Я хочу петь». Артур, а это твой заместитель – Борис Аркадьевич. Думаю, что ты о нём уже наслышан. Прошу любить и не жаловаться, если он будет тебя прижимать… Ты меня понял? Постарайся передать ему свой богатый опыт, но только… положительный! Всё. Идите, знакомьтесь и работайте! Скажи секретарю, чтобы включила Бориса Аркадьевича в приказ с подготовительного периода, т.е. с завтрашнего дня!
Подготовительный период – это наиболее ответственное и важное время в процессе создания любого фильма. От того, как он будет проведён, полностью зависят будущие съёмки, монтаж, озвучивание и другие этапы  в работе над картиной. Главная сложность заключается в том, что необходимо всё готовить в разных местах, причём, одновременно и с высоким качеством, чтобы исключить проблемы и срывы во время съёмок. Для этого, как правило, задействуют всех административных работников, режиссерскую и операторскую группы, а также художников.
Приказом были назначены заместитель директора в моём лице и четыре администратора. Каждому из нас было дано задание на подготовку того или иного объекта будущих съёмок, размещения группы, согласования многих вопросов с местными органами власти, организации питания, транспорта и многого другого.
Вне Молдавии запланировали две экспедиции – в Одессе и в круизе на теплоходе по Чёрному морю (Одесса-Батуми-Одесса) со съёмками на корабле и в местах стоянок.
Сценарий я ещё в глаза не видел и поэтому совершенно не понимал смысла будущих экспедиций и маршрутов.
Загорский мне кратко, но очень доходчиво объяснил:
- Дело в том, что сценарий – полное говно, как ни старались сделать из него сливки. Но в содержании есть национальная тема и поэтому его надо снимать. История банальная. Девушке из далёкого молдавского села бог дал хороший слух и голос. Она очень хочет петь и не прочь выйти замуж за любимого парня. Но петь она хочет сильнее, а поэтому убегает в столицу прямо со свадьбы и начинает учиться у знаменитого профессора. Однако, другой красивый парень увлекает её в мир эстрады. Она бросает учёбу и любимого профессора, едет на гастроли, а старый профессор в это время «даёт дуба», не пережив эту страшную потерю для оперной сцены. На этом пока всё, остальное – потом.
Так вот, вам предстоит договориться и подготовить всё к съёмкам в Одессе по причине того, что вы – одессит и, думаю, имеете там неплохие связи, во-первых, сцену прощания с покойником-профессором, светлая ему память, в Доме ученых на Сабанеевском мосту, его же похороны по улице Пушкинской, в солидном катафалке и, с не менее солидным духовым оркестром и минимум 100-150 человеками массовки, т.е. рыдающими провожающими.
Кроме того, сцену первого знакомства ещё живого профессора с героиней будем снимать в музыкальной комнате Окружного дома офицеров. Эти все объекты выбрали мы, т.е. режиссер, оператор, художник и я. Но в Одессе об этом никто не знает. Ваша задача – оповестить, убедить их и подписать соответствующие договора. Кроме того, договоритесь с одесской киностудией о предоставлении нам услуг, а также насчёт «жмура» - актёра, который «играет» покойников в гробу. Ещё вам предстоит закупить билеты на теплоход «Грузия» для ограниченной съёмочной группы в 10-12 человек. Отплывать в круиз мы должны после перечисленных мною съёмок в Одессе. И, наконец, не менее важное – решить вопрос о размещении группы в гостинице, транспорте, оцеплении милицией вокруг места съёмок на Пушкинской и целый ряд мелких проблем, которые будут возникать по ходу дела. Если у вас нет принципиальных возражений, можете уже завтра отправляться на свою родину – замечательный город Одессу, о чём я вам искренне завидую.
От такого количества заданий я буквально обалдел и засомневался, смогу ли это всё решить, хватит ли у меня связей в родном городе. Но отступать уже было поздно да и не солидно. Я ещё раз пожалел о принятом решении стать кинематографистом.
Выслушав и записав все задания, поинтересовался:
- Артур Владимирович, никаких возражений у меня нет, но есть один вопрос, который возник, скорее всего, из-за некомпетентности. Вы ведь уже небольшой группой съездили в круиз на «Грузии»? Теперь поедет снова ограниченная  группа плюс два актёра, так? Если это гастроли, то, очевидно, нужен оркестр сопровождения, а это значит, что в 10-12 человек никак не уложиться?
- Вы абсолютно правы за исключением одного – мы плыли на выбор мест съёмок, а теперь будем снимать. Никакого оркестра не будет. Потом всё подмонтируют. Понимаете?
- Не совсем. Что же будут делать на этот раз главные герои, развлекаться? Так это можно было всё отснять во время первой поездки! Это же экономически совершенно не оправдано!
- Что вам сказать? Вы, конечно, правы и мыслите, как настоящий директор. У вас экономическое образование?
- Нет. Я – филолог.
- Тем более, честь и хвала вам! Мы, действительно, в первом круизе израсходовали кучу денег. Это была не работа – сплошной загул. Я предупреждал режиссера и директора студии, что нет смысла в выборе натуры в местах, всем нам известных и что можно обойтись только одним круизом. Но меня никто не послушал. Здесь, как и везде в кино, действует принцип: не отказывайся от того, что можно взять да ещё законным образом. Деньги-то не свои, а государственные! Вы очень скоро столкнётесь с примерами узаконенного идиотизма, особенно в расходовании сметы. Перерасход – это очень плохо, но и большая экономия – не лучше!
Знаете, как говорит Фима Лехт: “ Дайте мне половину сметной стоимости фильма наличными, желательно, без повседневной отчётности,  и я гарантирую «Оскара». Все будут довольны, и я, в том числе, обижен не буду”.
Так что, дорогой мой заместитель, не забивайте себе пока этим голову. Я постепенно введу вас в курс дела.;
Г л а в а  11


В Одессу я выехал ранним утром на своем автомобиле «Москвич», приобретённом в Норильске вне очереди за активную лекционную и преподавательскую деятельность среди жителей Заполярья.
Настроение было прекрасное. Меня переполняло чувство гордости и значимости – предстояло  самостоятельно выполнить серьёзнейшие задачи, выдержать настоящий экзамен на зрелость организатора кинопроизводства. Кроме того, я предвкушал встречи с отцом и сыном, многими друзьями-однополчанами и сокурсниками по университету. И, вообще,  когда бы я ни подъезжал к Одессе, моему родному городу, следуя в отпуск, в груди ощущалось волнение и радость. Но я даже не предполагал, что эта встреча с любимым городом принесёт столько огорчений и разочарований. Одно дело – отдыхать среди родных и друзей у ласкового Черного моря, другое – работать, решая серьёзные проблемы. Как говорят в Одессе, «это две большие разницы». Позже я осознал предупреждения Загорского и Лехта о том, что « никто нигде нас не ждет и никому мы на фиг не нужны». Вот почему Яша Корсунский поставил в багажник моей машины ящик с коньяком.
Правда, коньяк был «самопальный». Корсунский ещё на военной службе освоил разлив коньячного спирта в бутылки с этикетками лучших марочных коньяков Молдавии с большим количеством звездочек и медалей. На ракетных полигонах, где  проводились стрельбы, эти коньяки имели огромный успех и являлись своеобразным гарантом получения высоких оценок. Теперь, работая на киностудии и не утратив связи с коньячными предприятиями, он успешно продолжил это «богоугодное» дело, помогая директорам фильмов решать труднейшие проблемы в командировках и экспедициях.
   А проблем у меня оказалось предостаточно. Уже на следующий день, после общения с отцом и сыном, я начал действовать. Прежде всего, надо было решить вопрос о будущем размещении съёмочной группы. Вообще, гостиниц в Одессе всегда было недостаточно для такого солидного курортного и портового города, причём, большинство из них – маленькие, старые, с очень примитивными удобствами. 
Правда, существовала новая, довольно большая и современная гостиница «Аркадия», в которой я и решил попытаться получить места. Но главный администратор – ярко накрашенная блондинка непонятного возраста, только услышав, что речь идет о съёмочной группе, замахала руками и на повышенных тонах заявила:
        - Эти киношники знаете, где у меня сидят? – Она обеими руками обхватила свою мощную шею, - вот здесь! Только избавились от этих пьяных «Трёх мушкетёров»,которые только чудом не взорвали гостиницу, засрали номера так, что их до сих пор отмыть, извините за выражение, не могут! Теперь молдаване пожаловали! Их культуру мы тоже знаем – не сильно отличаются от москвичей.
Только через мой труп!
Я не удержался от комплимента:
        - Мадам, вы потрясающе скромны. Я бы сказал – красивейший труп!
        - Спасибо на добром слове. Я уверена, что вы таки да одессит.
А? Я права?
        - Вы абсолютно правы.    Так как насчёт мест в конце следующего  месяца?
        - Что вам сказать? Вы мне импонируете, но у вас ничего не выйдет! Эти бандиты-мушкетёры как раз в это время снова возвращаются на съёмки в Одессу, места для них Москва уже забронировала. Ума не приложу, кто и за чей счет будет после этого ремонтировать гостиницу!
Продолжать беседовать с  главным администратором было бессмысленно. Несолоно хлебавши, я отправился в другие гостиницы, но и там получил отказы. Это был «бархатный» сезон. В город прибыло огромное количество курортников. А мне требовалось ни много – ни мало, порядка сорока мест, в том числе, не менее двух номеров «люкс» для режиссера-постановщика и главной героини, несколько одноместных номеров для директора, главного оператора, художника-
постановщика и бухгалтерии. Всё это получить в старых гостиницах оказалось из области фантастики. Вывод напрашивался один: экспедиция не может состояться. Надо было срочно что-то решать. Не было смысла договариваться по остальным проблемам. Я понял, что это – фиаско.
   В отвратительном настроении состоялась моя встреча с близким другом-однополчанином Владимиром Григорьевичем Злотко. Увидев моё  кислое выражение  лица, он спросил:
        - Боря, что случилось? У тебя украли машину? Неприятности дома? Я, кажется, догадываюсь: Молдавия присоединяется к Румынии и твой фильм закрывается? Ну, выкладывай, что произошло?
Услышав о моих «успехах» по размещению съёмочной группы, он засмеялся:
        - Боря, ты уже не одессит! Где твой врождённый оптимизм? Неужели ты забыл о том, что в Одессе дела так не делаются.
Во-первых, «надо ж дать», причем, не просто дать, а по соответствующей  рекомендации! Ты  нарушил священные правила города-героя!  Скажите, пожалуйста, из Кишинёва явился великий пурец и все гостиницы Одессы просто переругались друг с другом, каждый хочет разместить у себя эту съёмочную группу. Администраторы просто преследуют нашего Борю с просьбой дать им возможность лицезреть у себя великих кинематографистов и заодно получить у него автограф.
        - Володенька, тебе легко иронизировать, а для меня – это полный крах!
        - Давай не будем падать духом. Я сейчас позвоню своей дорогой двоюродной сестричке Сталине – очень влиятельной женщине в Одессе. Знаешь, кто она? Главный администратор оперного театра. Это тебе о чем-то говорит? Кстати, ты, кажется, с ней не знаком?
Он тут же связался по телефону с этой всесильной дамой и уже через полчаса мы с ним сидели в кабинете Сталины – стройной, красивой женщины средних лет. Выслушав рассказ о моих проблемах, она, улыбнувшись, сказала:
        - Мне бы ваши проблемы. Сразу скажу вам, что о гостиницах не может быть и речи. В городе полно гастролеров, снимается несколько фильмов плюс курортники-«дикари». Надо искать другой выход. Погуляйте с часок по бульвару, а я за это время постараюсь что-то разузнать. Володенька, угости Борю мороженым или чем-то покрепче. Короче, идите, мальчики, и не мешайте тёте работать!
И, действительно, через пару часов Сталина решила эту проблему, причём, блестяще. Она договорилась о размещении нашей съёмочной группы на территории элитного пионерского лагеря на Большом Фонтане после окончания последней смены на срок до двух месяцев.
        - Имейте ввиду, это было сделать  совсем непросто. Директор лагеря – мой лучший друг. Поезжайте, посмотрите и договоритесь об оплате и обо всём остальном. Думаю, что это вас устроит и ещё как. Учтите, это лагерь санаторного типа!
   Пионерлагерь «Зорька» располагался в районе 10-й станции Большого Фонтана, в трёхстах метрах от пляжа, на довольно большой территории, утопающей в зелени мощных деревьев.
Это были красивые деревянные двухкомнатные домики с верандами, увитыми диким виноградом. В центре лагеря находился большой асфальтированный плац с трибуной и флагштоком, летний кинотеатр, столовая, а вдоль забора – стадион, игровые площадки, административные и хозяйственные здания.
Лагерь был построен давно и по-хозяйски. Когда мы прибыли для знакомства с директором, детей на территории не было, так как это было время пересменки. Через несколько дней должна была начаться третья и последняя смена.
   Директор лагеря -  мужчина в очках и с лысиной на крупной голове, представившийся Ефимом Семеновичем Гальпериным, встретил нас весьма радушно:
        - Рад вас, товарищи, приветствовать не только потому, что Сталиночка – мой давний и преданный друг, но и в связи с выгодностью предстоящего договора. Дело в том, что в октябре мы сдаём лагерь на весь осенне-зимний период курсам усовершенствования воспитателей детских дошкольных учреждений, а весь сентябрь и половина октября – время нежелательного простоя.
Наши условия: вы арендуете весь лагерь, размещаете людей в нужном количестве домиков с постельным бельём, уборкой и всеми удобствами. Можем обеспечить вас двух или трёхразовым питанием, но только по нормам пионерлагеря.
Дополнительно возможно организовать работу буфета. Лагерь круглосуточно охраняется. Есть место и для стоянки автотехники.
Вобщем, думаю, что это вас вполне устроит. Стоимость скалькулируем хоть сейчас. Одно очень важное и непременное условие: в домиках курить, распивать спиртные напитки и разводить открытый огонь категорически запрещается. Если вы не гарантируете выполнение этих условий, нам просто не о чём больше гово-
рить!
Я, естественно, клятвенно пообещал ему соблюдать эти условия. Пока Ефим Семенович знакомил нас с пионерлагерем, бухгалтер завершил подсчёт стоимости всех услуг и подготовил договор. Сумма оказалась довольно значительной, тем более для меня – полного дилетанта в вопросах финансов. Я вынужден был извиниться за то, что не могу самостоятельно и сразу принять решение и попросил время для звонка в Кишинёв и консультации с директором фильма.
   Загорский, которому я позвонил в этот же день и доложил о возможности аренды лагеря и полном крахе с получением мест в гостинице, восторженно заявил:
        - Борис Аркадьевич, да вы просто гений, цены вам нет! Пионерлагерь – это прекрасный вариант, а по цене намного дешевле сметной стоимости. Что касается питания, это отлично! На это пойдут суточные и пусть только кто-то посмеет гавкнуть – умрёт голодной смертью на берегу Черного моря! Похороним заодно с профессором музыки! Значит так, давайте согласие. Завтра утром я выезжаю к вам поездом с бланками договора. Желательно меня встретить и, если получится, разместить в любой гостинице. На
«Лондонскую» не претендую!
   Первая и наиболее трудная задача, вроде бы, решилась успешно, но меня это не радовало. Это не было моей заслугой. Если бы не Сталина и Володя Злотко, я бы ничего не решил.
   Неужели и в дальнейшем не обойтись без этого злочастного блата?;
Г л а в а  12

Артур Загорский пробыл в Одессе всего два дня, заключил договор  об аренде пионерлагеря, чем был крайне доволен. Однако, настроение ему испортило  известие о том, что теплоход «Грузия», на котором они два месяца назад совершили круиз для выбора мест съёмок и установили хорошие отношения с руководством экипажа, вопреки расписанию, ушёл в зарубежные круизы сроком до полу-
года. Съёмки оказались под угрозой срыва.
Психанув, Артур уехал в Кишинёв. Прощаясь, он высказал мне пожелание:
- Я понимаю, насколько это сложно, но постарайтесь найти кораблик, аналогичный «Грузии», а, главное, отплывающий в те же сроки. Если решите и эту проблему, обещаю вам памятник при жизни, причём, рядом с Дюком!
Кораблик я обнаружил довольно быстро, ознакомившись в агентстве Морфлота с расписанием. Это был дизель-электроход «Сергей Есенин», причём, из той же серии кораблей, полученных после войны из Германии в счёт репараций.
Но, когда начальник Агентства услышал о том, что на корабле планируются съёмки и о количестве необходимых нам мест, он категорически заявил:
- Нет! И ещё раз нет! Пассажиры платят за круиз большие деньги для того, чтобы спокойно отдохнуть, а не слушать пьяные крики и матюки киношников! И, вообще, свободных мест на все ближайшие круизы нет и не будет! Поезжайте в Крым и на Кавказ поездом и доставьте удовольствие общения с вами железной дороге!
Счастливого пути и творческих успехов!
Я вышел из Агентства на Приморский бульвар, подошел к памятнику Дюку де Ришелье и понял, что ни о каком соседстве с ним и речи быть не может. Обращаться снова к Сталине было уже неудобно. И тут я вспомнил, что на днях Володя Злотко говорил о многих наших однополчанах, которые после ухода в запас, подались на работу в Одесское пароходство и, что бывший заместитель начальника политотдела Петр Иванович Суэтин сейчас там большая «шишка».
Не теряя времени, я немедленно отправился в пароходство, расположенное в двух кварталах от Приморского бульвара. Армейская дружба и солидарность однополчан и в этот раз сработали успешно. Суэтин сделал несколько телефонных звонков и проблема была решена.
- Борис Аркадьевич, дуй в Агентство и снимай свой киношедевр!
Единственная просьба – когда будут тебе вручать «Оскара», пригласи на пьянку! Кстати, хочу тебя обрадовать. Как ты думаешь, кто помполит на «Сергее Есенине»? Твой лучший друг и бывший замполит зенитно-ракетного дивизиона Аркаша Швец! Да, он тебе корабль раком поставит, особенно при наличии хорошего коньяка и закусона. Я думаю, что ты не забыл его высокие боевые возможности и морально-политические качества?
Это уже был полный триумф! Заказаны билеты, причём, в нужные каюты, сроки круиза вполне нас устраивают и, к тому же ещё, Аркаша Швец – помполит на этом корабле.
Услышав от меня по телефону эту новость, Артур с полминуты молчал, а потом с волнением в голосе сказал:
- Я молчал, потому что засовывал под язык валидол! Вы меня потрясли! Срочно свяжитесь с главным архитектором Одессы! Пусть он начинает рыть котлован рядом с Дюком и заказывает ваш бюст, причем, в полный рост! А, если серьезно, я вас целую! Уверен, что все остальные проблемы вы решите «в одно касание»! Возьмите в пароходстве счёт, отправьте его мне завтра с машинистом поезда и мы срочно перечислим деньги!
И, действительно, все остальные задачи я решил довольно быстро и легко. В окружном Доме офицеров, где планировалось снимать сцену прослушивания главной героини профессором музыки, меня встретили с объятиями в полном смысле этого слова. Ведь я здесь  на протяжении многих лет был ведущим всех концертов, играл во многих спектаклях, стал Лауреатом Всесоюзного  смотра  самодея-
тельного  искусства. Меня заверили, что мы можем снимать что угодно и где угодно. Более того, я могу рассчитывать на участников самодеятельности, которые с удовольствием снимутся в массовках, а руководитель коллектива Нинель Михайловна со слезами на глазах сказала:
- Дорогой наш Боренька! Мы все рады тебя видеть, и горды тем, что наш человек занимается профессиональным искусством! Мы для тебя сделаем всё, что тебе необходимо!

Одесская киностудия, куда я направился на следующий день, располагалась, как и много десятилетий назад, в красивейшем месте города – на Пролетарском бульваре, который старожилы продолжали называть по-старому Французским. Он, буквально, утопал в тени мощных каштанов и платанов, посаженных ещё до революции. Кстати, киностудию эти же старожилы называли кинофабрикой или сокращенно ВУФК (Всеукраинская фабрика кино).
Подойдя к проходной киностудии и увидев охранника, я улыбнулся, вспомнив один из эпизодов бессмертного романа И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой телёнок», когда Остап Бендер прибыл на 1-ю Черноморскую (читайте «Одесскую») кинофабрику со своим сценарием многометражного фильма «Шея»: «…в подъезде сидел комендант. У всех входящих он строго требовал пропуск, но, если ему пропуска не давали, то он пускал и так.» Видимо, истории свойственно повторяться. На строгое требование предъявить пропуск , я вынул из кармана свое удостоверение, но охранник даже не взглянул на него, пропуская меня на территорию киностудии.
Я быстро нашел актерский отдел и его хозяйку – седую женщину очень пожилого возраста.
- Здравствуйте, Риточка Моисеевна, - поприветствовал я её именно так, как мне рекомендовали в Кишинёве, - я к вам с наилучшими пожеланиями и рекомендациями от Асеньки Абрамовны – вашей коллеги из киностудии «Молдова-филм». Мне очень приятно с вами познакомиться!
Старушка внимательно и строго посмотрела на меня через очки с толщенными стеклами и скрипучим голосом сказала:
- Я рада, что эта старая грымза ещё жива и даже работает. Мы с ней соревнуемся, кто дольше протянет. Боренька, скажите честно, что вам от меня таки нужно? В моем возрасте я уже на всё согласна! Ну, так что?
Решив поддержать её иронический тон, я высказал свою просьбу:
- Риточка Моисеевна, нам нужен покойник, а, точнее, актёр, играющий таковых. Разведка доложила, что такой у вас таки да есть! Через месяц он нам очень понадобится на съёмках в Одессе.
- Да, такой «жмур» у нас есть, но, к сожалению, он всегда мертвецки пьян. Что вам сказать, гнусный алкоголик, который постоянно срывает съёмки. Вы же понимаете, что покойник не может быть пьяным. Он должен лежать в гробу тихо, а этот жмур крутится, вертится, просит пить, потом в самую неподходящую минуту хочет писять ! Не кино, а цирк! Но, хорошо, когда он будет нужен, я его выдам, а вы уж сами потом решайте, временно он будет покойником или уже навсегда. Гроб у вас свой или возьмёте у нас напрокат? У нас шикарные гробы!
- Обязательно возьмём у вас, - заверил я Риточку Моисеевну и рассмеялся, снова вспомнив теперь уже «12 стульев» и погребальную контору «Милости просим!» мастера  Безанчука, который говорил: «У меня гроб – огурчик, отборный, любительский…».
Старушка, видимо, обиделась, не поняв причины моего смеха, и зло заявила:
- Передайте старой грымзе, что она могла бы прислать бутылочку молдавского вина своей коллеге! Это я так, в шутку, чтобы вы не зря смеялись!
- Представьте себе, что она прислала вам и не вино, а хороший коньяк! Я просто забыл его в гостинице. Приду за жмуром, обязательно принесу. Вы уж, Риточка Моисеевна, потерпите, пожалуйста!
И эта проблема была разрешена быстро и успешно. Оставалось только договориться в Доме учёных по поводу интерьера, в котором необходимо снять  прощание с умершим профессором музыки.
И вот тут-то я потерпел полное фиаско. Встретившись с заместителем директора – вальяжным, модно одетым, симпатичным мужчиной с седыми висками и золотым пенсне, я представился и рассказал ему о том, какой фильм мы собираемся снимать, краткое его содержание и, что прообразом главной героини является народная артистка СССР, лауреат многочисленных премий Мария Биешу. И, что со скончавшимся профессором музыки необходимо прощаться только в одной из комнат этого замечательного старинного и красивейшего Дома учёных. Он очень благосклонно и, как мне показалось, с большим интересом выслушал моё повествование и начал рассказывать о том, чем сейчас занимается их коллектив, что планируется в будущем, какие работают лектории. Он радушно пригласил меня на лекцию какого-то ученого-физика и в конце сказал:
- К сожалению, выделить вам для съёмок помещение мы не можем хотя бы потому, что не делаем этого никогда, несмотря на то, что желающих было очень много на протяжении  более 100 лет существования этого Дома, построенного знаменитым итальянским архитектором в начале прошлого века. Рекомендую обратиться к нашим соседям – музыкальная школа им. профессора Столярского. И он подробно рассказал об истории этого дома, соседних с ним домов, Сабанеева моста, возле которого они стоят.
Я понял, что мне надо уходить, не солоно хлебавши.
На следующий день, встретившись со своим другом-однокашником по Одесскому университету, а сейчас – руководителем областной организации общества «Знание» Петром Алексеевичем Заречанским и поведав ему о своей неудаче, я понял, что и эта проблема будет решена. Мой друг Петя, улыбаясь, заявил:
- Всё руководство Дома учёных – наши лекторы, которые регулярно навещают бухгалтерию Общества, получая гонорар за выступления. Думаю, Боря, что ты всё понял. Завтра пойдёшь к директору Дома учёных, и всё будет тип-топ! Я сегодня с ним свяжусь.
Это была ещё одна победа, но, к сожалению, не моя. И это огорчало.;
Г л а в а  13


Прибытие съёмочной группы в Одессу намечалось не ранее, чем через неделю, и у меня было достаточно времени, чтобы решить целый ряд второстепенных вопросов: получить согласие горсовета на съёмку в дневное время по улице Пушкинской, договориться с милицией об оцеплении этого участка, окончательно решить вопрос по поводу массовки. Я был уверен в том, что выкрою время для общения с родными и друзьями и смогу немного позагорать у моря. Тем более, что жил уже в пионерлагере, и до пляжа было всего пять минут ходьбы.
Прежде, чем обратиться в горисполком, я решил подстраховаться, заручившись поддержкой старинного и верного друга Кости Вержановского, занимавшего в это время должность заведующего отделом культуры одесского горисполкома.
Он очень внимательно выслушал  мой рассказ о будущем фильме,  первоочередных проблемах, просьбе, с которой собираюсь обратиться в горисполком.
- Боренька, - улыбаясь, сказал Костя, - ну, конечно, я тебе помогу. Иначе и быть не может! Но будь готов к тому, что возникнут определенные вопросы. Например, почему вы решили снимать эти похороны на Пушкинской, а не в другом месте, где нет троллейбусного движения? И почему этого профессора надо хоронить именно в Одессе? Жил и преподавал он в Кишиневе, умер там же, а хоронить везут его почему-то в Одессу. По-моему, это даже непатриотично и не соответствует молдавскому национальному духу. Думаю, что тебе надо хорошо подготовиться к ответу на эти вопросы. В крайнем случае, скажешь, что его мама похоронена на еврейском кладбище, и он решил лежать с ней рядом. Я считаю, сейчас самое время, не дожидаясь похорон, помянуть твоего профессора, а потом и его маму!
Людочка - костина супруга, а в прошлом моя напарница по сцене, расхохотавшись, пригласила к столу:
- Идите уже, алкоголики несчастные! Вам всё равно кого и где хоронить – главное выпить за помин души! Кстати, Боренька, может быть ты и меня по старой памяти снимешь в своем фильме?
На главную роль я не претендую, но и не отказалась бы!
- Мы с тобой вдвоём снимемся в каком-нибудь эпизоде. Между прочим, в предыдущем фильме я уже снялся и решил продолжать эту традицию на всех картинах, где буду работать, если после Одессы не уволят без выходного пособия.
Никто мне никаких вопросов не задавал, потому что даже не пришлось идти в горисполком, так как Костя всё решил самостоятельно, взяв «шефство» над нашей съёмочной группой. Когда я обратился в милицию по поводу оцепления, там уже обо всём знали.
Но вопросы, на которые Костя обратил моё внимание, не давали мне покоя. При первом же разговоре по телефону с Загорским я задал эти вопросы ему, но не получил толкового ответа.
- Дорогой мой заместитель, не забивайте свою гениальную голову всякой фигнёй! Я тоже неоднократно задавал эти же вопросы руководству студии и режиссеру- постановщику. Ответы я получил вместе с адресом, куда я должен идти…Вам объясню всё при встрече через неделю. Мы едем автобусом. Встречайте нас в лагере. Через несколько дней пришлю вам в помощь двух администраторов. Вот  их надо будет встретить на вокзале.
Позднее я понял, что каждый режиссёр-постановщик да и директор фильма при составлении сметы и выборе мест съёмок стараются запланировать наиболее длительные и дорогостоящие экспедиции, чтобы потом иметь возможность манёвра средствами и их разумной экономии. Не последнюю роль играет и получение членами съёмочной группы некоторого дополнительного дохода в виде суточных. И, наконец, деньги, отпущенные на создание филь
ма, расходуются не из своего кармана, а государственного.
Этими мотивами и руководствовались при планировании экспедиции в Одессу и двух круизов по крымско-кавказской линии на дорогостоящих теплоходах. Всё это можно было осуществить на месте, в Молдавии, используя комбинированные съёмки и документальные ленты, не расходуя впустую такие огромные средства.
Перед приездом съёмочной группы необходимо было проделать значительную организаторскую работу непосредственно внутри пионерского лагеря: продумать и распределить комнаты для проживания, окончательно решить вопросы питания, противопожарной безопасности  и охраны. По согласованию с местным руководством я подготовил специальные «Правила поведения на террито-
рии  пионерлагеря и в спальных помещениях», в которых определялись места для курения и запрещалось использовать различные электроприборы в комнатах. Каждый прибывший  обязан был поставить свою подпись под этим документом. Правда, я совершенно не был уверен, что наши недисциплинированные киношники согласятся  это сделать. На дверях каждой комнаты мы прикрепили таблички, в которые следовало внести фамилии проживающих с целью их быстрого сбора. В одной из двухместных комнат, отведенных для проживания директора и его заместителя, то есть, меня и Артура Загорского, была установлена аппаратура для громкой радиосвязи, а также телефон. А на воротах появился транспарант  «Пионерский привет кинематографистам Молдавии!» Вроде бы, всё для    встречи группы было готово. Но на всякий, как говорят в Одессе, «пожарный случай» я решил попробовать раздобыть хотя бы два хороших номера в гостинице «Аркадия» для режиссёра-постановщика и исполнительницы главной роли, которые могли и не согласиться жить в лагере. Однако, ничего из этого у меня не получилось – в гостинице проживало уже несколько  съёмочных групп из разных киностудий страны и, в том числе, небезызвестная группа «Три мушкетёра». Вестибюль гостиницы напоминал растревоженный муравейник: люди, одетые в самые невообразимые костюмы – гвардейцев и мушкетеров времен Дюма, современных  служащих и просто отдыхающих, следующих на пляж или с него. И все они двигались в разных направлениях – одни к лифтам, другие из них, третьи из ресторана, а те, кто стоял на месте и общался друг с другом, делали это так громко, что образовывалась своеобразная  какофония. Создавалось впечатление, что они очень старались обратить на себя внимание всех остальных присутствующих. Видимо, съёмочные группы собрались выезжать к местам съёмок. Среди них я увидел знакомые лица известных всей стране актёров московских и ленинградских  театров.
Уже на выходе из гостиницы, сквозь этот невообразимый шум я вдруг услышал, как чей-то женский голос окликает меня по имени и отчеству. Я опешил от неожиданности, не представляя, кто здесь может знать  меня. И в это время ко мне подбежала Люда Кузнецова-  зам. директора картины, которую я подменял во Львове на съёмках «Агента секретной службы»:
- Борис Аркадьевич, дорогой, что вы делаете в этом филиале одесского дурдома? Вы же, в отличие от нас, всё еще нормальный человек! Я рада вас видеть и знаю, что днями сюда приезжает группа «Я хочу петь». Вы уже слышали новую хохму по поводу  названия этого фильма? Наши алкаши нашли оправдание: « Ты хочешь петь? Пей!». Кстати, вы сегодня уже что-нибудь ели? Третьим будете?
На мой вопрос,  кто второй и что она здесь делает, Люда ответила:
- Я здесь живу. Одесская студия пригласила  поработать директором на хронике. Почему бы не позагорать у моря и не подзаработать немного? Пошли ко мне в номер. Там расскажу обо всём подробно. Что касается второго, то это вторая, причём, моя хорошая приятельница, известнейшая актриса театра и кино и, между прочим, народная артистка СССР. Она живет рядом в номере. Мы договорились вместе позавтракать и заодно пообедать. Уверена, что этой встречей вы останетесь довольны!
Когда на столе были разложены чудесные овощи, купленные на знаменитом одесском Привозе, нарезана вареная колбаса нескольких сортов, а прямо на газете выложены  яйца вкрутую из местного буфета, Люда вытащила из холодильника запотевшую бутылку «Столичной» и рядом с ней поставила два гранённых стакана, а затем постучала по одной из стенок номера.
Через несколько минут дверь отворилась и в комнату вошла замечательная актриса кино и Центрального театра Советской Армии Нина Сазонова в сопровождении молодого красивого парня, очень похожего  на Сергея Есенина. Они принесли с собой бутылку водки, разную закуску, два, тоже гранённых стакана и два стула.
Люда представила меня гостям, кратко рассказав о начале моей деятельности в кино. Познакомившись, мы выпили и закусили. Актриса, исключительно простая и доступная в общении, очень интересно рассказывала о своей жизни в театре и кино, о различных стрессовых и весёлых ситуациях, а, узнав, что я в прошлом кадровый офицер, сказала:
- Я всю свою творческую жизнь посвятила нашим воинам, работая в театре Советской  Армии. В каких только гарнизонах я ни выступала во всех родах войск! Мои главные зрители и ценители – воины, в основном молодые ребята. Вот и я рядом с ними пытаюсь не стареть. Но жизнь актёра очень сложна, прямо скажем, собачья жизнь! Вечная борьба за свое актёрское утверждение, зависимость от режиссёров, которые вольны дать тебе роль или показать фигу с маслом, вечные дрязги, зависть и сплетни, разъезды и питание всухомятку, проблемы в семейной жизни и многое другое. Боренька! Вы разрешите вас так называть? Я намного старше и опытнее вас и, наверно, имею на это право. Вы только вступаете в творческую жизнь. Мой вам совет: прежде, чем осудить актёра за его пьянство или другие неблаговидные поступки, остановитесь и задумайтесь, в чем их причины, не объективны ли они, и не спешите с выводами. Вы очень скоро убедитесь в правоте моих слов. Любите артистов, заботьтесь о них, и они отплатят вам сторицей.
После того, как мы справились с двумя бутылками водки, и на столе откуда-то появилась третья, Нина Сазонова отправила своего аккомпаниатора за гитарой. Оказывается, они находились в Одессе на гастролях по линии Бюро пропаганды кино и одновременно отдыхали у моря, совмещая приятное с полезным.
Потом она пела чудесные песни из популярного фильма «Женщины», в котором создала замечательный образ женщины-матери, полюбившийся зрителям страны.
Это была незабываемая встреча, сыгравшая важную роль в моей будущей работе и во взаимоотношениях с артистами.
Только поздно  вечером я оказался в лагере и понял, что завтра  серьезнейший и ответственнейший день – приезд группы и начало съёмочного периода. И я, в принципе, был к нему готов. Во всяком случае, я так думал…;
Г л а в а  14.


Съёмочная группа прибыла в лагерь только вечером. Мы же ждали их к обеду. Все были уставшие и голодные. Я предложил прибывшим принять душ и отправиться в столовую, где их  ждал не только ужин, но и обед. И только после этого все были распределены по комнатам и объявлен распорядок дня на завтра.
Несмотря на общую усталость, я счёл  необходимым довести до всех  правила поведения и пожарной безопастности в лагере и дал каждому расписаться в персональной ответственности за их несоблюдение. Кто-то высказал неудовольствие, кто-то поворчал, но Загорский в резкой форме поддержал мою инициативу и предложил несогласным поискать себе другое жильё в городе. На этом инцидент был исчерпан и через четверть часа лагерь погру-
зился в крепкий сон.
Проснулся я очень рано, быстро оделся, стараясь не разбудить Загорского, и побежал на спортивную площадку, чтобы не столько делать зарядку, сколько согреться, так как ночь была довольно прохладная. Время всё-таки приближалось к осени. Я даже подумал о том, что надо будет попросить у директора лагеря вторые одеяла.
Ровно в 7 часов я включил радиотрансляцию на всю территорию лагеря и сообщил, что ровно через час будет закончен завтрак и группа отправится на съёмки в окружной Дом офицеров. Конечно, уложиться в объявленные сроки не удалось, многие явились на завтрак с большим опозданием и в полусонном состоянии, выражая своё неудовольствие такими «казарменными» порядками.
Ещё на завтраке в столовой Загорский шепнул мне на ухо:
- Прихватите с собой потихоньку приличную тарелку!
Я не понял, зачем это нужно, но не стал уточнять, зашёл в подсобку, выбрал тарелку и, завернув её в газету, отнёс в машину.
К 9 часам утра группа прибыла в Дом офицеров, где, несмотря на такое раннее время, нас уже встречали начальник Дома и Нинель Михайловна. Здесь же находился и актёр одного из одесских театров, утверждённый на роль профессора музыки.
Ещё не заходя в помещение, Загорский попросил меня принести тарелку, о существовании которой я напрочь забыл. Артур взял у меня тарелку и в присутствии всей группы разбил её на мелкие кусочки. Все кинулись подбирать осколки, пряча их в карманы.
Оказывается, издревле существует такая традиция у киношников – в начале первого съёмочного дня для будущего успеха фильма надо разбить тарелку, и каждый должен заполучить осколок и хранить его до самого окончания съёмок. Ни я, ни руководство Дома офицеров, конечно, понятия не имели о существовании этой традиции и восприняли сей «вандализм», как нечто очень странное. Не обошлось и без курьёза. Артур схватил сразу два осколка тарелки. Один отдал мне, а второй засунул в карман брюк.Когда он вынул руку из кармана, она была вся в крови: осколок оказался острым и поранил один из пальцев. Артур быстро замотал палец носовым платком и, отведя меня в сторону, сказал:
- Никому не надо об этом говорить, но примета очень плохая – «кины» не будет, лично  меня ждут серьезнейшие неприятности. Так ли это, жизнь покажет! А пока пусть это будет нашим маленьким секретом. А, если серьезно, «Оскара» нам, конечно, не видать, как своих ушей!
Но на этом проблемы не закончились. Они только начались! Когда режиссёр-постановщик  Виктор Калашников вошёл в музыкальную комнату, в которой должны были прходить съёмки, раздался его истошный крик:
- Что это ещё за медведи ? Где Артур? Где вся администрация?
Где художники, черт бы вас всех побрал!
Первым в комнату вбежал Артур, за ним все остальные, а затем – руководство Дома офицеров, напуганное этим воплем.
Режиссер снова закричал:
- Артур! Куда ты смотрел? Почему здесь медведи? Я не могу снимать в таком интерьере!
Загорский, не понимая, что, собственно, от него хотят и, что это за медведи, на всякий случай, повернулся  ко мне и администраторам, тоже ничего не понимающим, и строго спросил:
- Так, почему здесь медведи? - но поняв всю абсурдность своего вопроса, спросил у режиссёра, - Какого хрена ты орёшь и где ты увидел медведей? У тебя что, уже глюки пошли?
А дело оказалось проще простого. Забежав в комнату, ни Артур, ни все остальные не могли видеть огромную картину знаменитого художника Шишкина «Утро в лесу», на которой резвятся прелестные медвежата, висящую на стене рядом с дверью. Когда же все её увидели, в комнате разразился всеобщий хохот. Не смеялся только один человек – режиссёр Калашников. Он подождал, пока стихнет смех и на полном серьёзе заявил:
-   Эта мазня меня не устраивает!
На его хамский выпад тут же среагировал начальник Дома:
-   К вашему непросвещённому сведению это не мазня, а произведение искусства, не менее важного, чем кино! И, хоть это не подлинник, а копия, но очень талантливая. Не пойму, чем эта картина вам не угодила?
- А мне безразлично, подлинник или копия! Она по теме не подходит. Здесь ведь музыкальный салон, так? Артур, я не начну снимать, пока на этом месте не будет висеть картина на музыкальную тему, а не этот талантливый зоопарк! Ты меня понял?
Мне стало очень стыдно перед руководителями Дома офицеров за хамское поведение этого творческого «деятеля», хотя уже сталкивался с подобными проявлениями на предыдущих фильмах.
Загорский, проглотив грубость, проявленную по отношению к нему, как к директору фильма, улыбаясь, бодро заверил режиссера:
- Вы тут репетируйте, устанавливайте свет, а к началу съёмки картина будет висеть на этом месте! Борис Аркадьевич, на выход!
Вы, как одессит, будете сейчас очень кстати. Пока мы идём к машине, вспоминайте, где поблизости расположены музыкальные школы или училище, в которых может быть искомая картина.
- Это будет очень сложно сделать. Ведь сейчас каникулы и эти заведения закрыты. Правда, сейчас идёт подготовка к началу учебного года. Кстати, рядом с Домом учёных, где на завтра у нас запланированы съёмки, находится знаменитая музыкальная школа им. профессора Столярского или, как одесситы её называют в шутку «имени меня». Давайте сначала заедем туда. Может быть повезёт, чем чёрт не шутит!
А дальше разыгралась трагикомедия, достойная постановки на профессиональной театральной сцене. Музыкальная школа оказалась открытой и мы без проблем зашли в пустынное фойе, где на одной из стен сразу же обнаружили то, что искали. С довольно большой картины на нас смотрел великий Паганини, играющий на скрипке.
- Мы его нашли! Считайте, что полдела сделано! – радостно и довольно громко закричал Артур и эхо разнесло этот крик души по пустому зданию.
Мы долго бродили по классам, разыскивая хоть какую-нибудь живую душу. Загорский, уже не надеясь кого-либо найти, сказал с сожалением:
- Если бы я не чтил, как Бендер, уголовный кодекс, мы бы просто картину сняли, увезли, снова сняли, но уже на пленку и вернули бы назад этим потерявшим всякую бдительность музыкантам.
В этот миг послышался где-то совсем рядом женский голос, звучащий на повышенных тонах:
- Чтоб вы пропали, гнусные алкаши! Когда я уже от вас избавлюсь ? Вы из меня всю кровь выпили!
Мы бросились в ближайший класс, откуда доносился этот крик.
Войдя, увидели такую картину: в центре комнаты стояла пожилая, довольно крупной комплекции женщина, а возле окна на пустой банке из-под краски сидел маленький пьяный мужечонка в измазанном краской комбинезоне и с умильной улыбкой на лице.
Артур, поздоровавшись, спросил, не можем ли мы ей чем-то помочь. Женщина, посмотрев на нас, ответила:
- Можете! Вызывайте «Скорую» и отправляйте меня на Слободку, в сумасшедший дом! Они меня довели до ручки! Через неделю начинается учебный год, а у нас ремонт в самом разгаре!
Эти паразиты пьют, не просыхая, всё начальство отдыхает на курортах, а несчастная Берта Соломоновна, это  я, буквально доживает свои последние дни! Признавайся, гад, куда ты дел Кешу? Снова послал за бутылкой, чтоб вы подавились!
Мужик совершенно спокойно, обаятельно улыбаясь, ответил:
- Берта Соломоновна, золотая вы наша, за какой бутылкой?
Кеша пошел за белилами. Краска-то кончилась, а белила нынче де-фи- цит! Вот он и бегает в поисках их по гастрономам!
Понимая, что время неумолимо уходит, Артур начал рассказывать Берте Соломоновне о содержании нашего фильма, о том, что он тоже, как и их школа, музыкальный, что завтра мы будем снимать рядом в Доме ученых прощание с профессором музыки. Он всё ближе и ближе подходил к сути дела, но женщина его не слушала и продолжала рассказ о своих бедах, обращаясь то ко мне, то к пьяному  маляру. Это был потрясающий диалог, а точнее, дуэт, когда в опере мужчина и женщина поют вместе, но о разном. Но вдруг, услышав о предстоящем прощании с профессором музыки, она резко умолкла, побледнела и начала оседать, нащупывая рукой стоявшую рядом табуретку.
- Я так и знала, что это произойдет, - сказала она печальным голосом, - профессор Мильштейн был замечательный человек и прекрасный педагог, светлая память ему! Хорошие люди умирают, а эта проклятая алкашня живет себе и жрет водку! А ну, говори, гад, где Кеша?
Теперь уже Артур с удивлением посмотрел на завхоза:
- Какой профессор Мильштейн, и почему умер? Это у нас, по фильму умер профессор Нягру, а ваш живой, бродяга, где-то греет пузо у моря. В общем, я знаю, как вам помочь. Ждите нас здесь и никуда не отпускайте от себя этого пьяндыгу. Мы скоро вернёмся и он ещё сегодня поработает!
Загорский потащил меня к выходу и уже в машине спросил, где есть поблизости хозяйственный магазин. Он был неподалёку. Артур попросил меня остаться в машине, а сам вбежал в магазин и уже буквально через несколько минут выбежал из него, неся в руке целое ведро цинковых белил – очень дефицитный материал.
Берта Соломоновна, увидев такое богатство, была потрясена. И тут-то Артур изложил свою просьбу одолжить нам на съёмки, всего на пару часов картину. Сначала она не поняла смысла просьбы, а затем резко отодвинула от себя ведро с белилами и сказала:
- У вас что, крыша поехала? Я вас первый раз вижу, с какой стати я  должна вам верить? Это очень дорогая картина!
- Но ведь и мы вас первый раз увидели и сразу же ваши проблемы задели нас за живое. Как можно жить, не веря людям? – с дрожью в голосе произнес Артур и незаметно подморгнул мне. Мол, смотри, что будет дальше.
А дальше произошло невообразимое. Он встал перед женщиной на колени и хорошо поставленным голосом актёра-трагика сказал:
- Прошу вас, не губите! Решается вопрос жизни и смерти фильма, который может стать мировым шедевром! А картину мы повезём, как Монну Лизу в сопровождении милицейского эскорта с включенными сиренами!
Женщина так растерялась, что её лицо покрылось багровыми пятнами и она, заикаясь, сказала:
- Немедленно встаньте, не то я вызову милицию! Как вам не стыдно, черт с вами, берите эту картину и убирайтесь с моих глаз долой! Оставьте свой паспорт. Если до вечера вы не вернёте картину, будете иметь дело с милицией!
Артур поднялся, поцеловал женщине руку, погрозил пальцем плачущему маляру и мы вышли из комнаты. Я был просто потрясён происшедшим. Загорский же очень буднично произнёс:
- Считайте, что это было просто практическое занятие или, как теперь принято говорить, мастер-класс!
Первый съёмочный день прошёл успешно, все задачи были решены и картину к всеобщему удовольствию не только сняли, но вернули на место и, причем, вовремя.;
Г л а в а  15


Я всё больше и больше убеждался в том, что в кино ничего не происходит гладко, без мучений и потерь. Казалось бы, всё продумано, подготовлено  и обговорено, но как только начинается конкретная работа, обязательно возникает какая-то проблема, неувязка или дополнительные требования. С одной стороны этому есть объяснение: съёмка – процесс творческий и осуществляют её живые люди, но с другой, - существуют утверждённый сценарий, смета и график работы, на страже которых должен стоять, в первую очередь, директор фильма, как представитель руководства киностудии. К  сожалению, за небольшой отрезок времени моей работы на студии, я сталкивался только со сплошными нарушениями.               
   И первый съёмочный день на фильме «Я хочу петь» и последующие не стали исключением. Съёмки проходили, но, как сказано в поговорке, «через пень колоду».
   Во второй день всё было готово к прощанию с усопшим профессором музыки в одной из комнат Дома учёных: гроб установлен, массовка на месте, струнный квартет готов исполнять траурную мелодию, съёмочная группа, аппаратура в полной готовности, а главного-то, покойника, нет. Его привезли на съёмочную площадку с часовым опозданием и в совершенно непристойном состоянии. «Жмур» не был мертвецки пьяным, но был после сильного похмелья. После того, как его отвели в туалет и охладили под струёй холодной воды, он был уложен в роскошный полированный гроб с бронзовыми ручками, где тут же уснул. Правда, ненадолго, всего на один дубль, после чего начались серьезные проблемы,  о которых меня заранее предупреждали на Одесской киностудии. Больше всего досталось мне и Людочке Вержановской, которую я пригласил сняться в эпизоде прощания у гроба. Мы с ней стояли с двух сторон у изголовья покойника, изображая почётный караул.
   Перед самой съёмкой второго дубля «покойник» вдруг проснулся и, приподнявшись на локтях, посмотрел на всех отсутствующим взглядом и потребовал пить:
        _ Я не могу сниматься в таких условиях! У меня всё горит внутри! Мне же надо сосредоточиться и войти в образ! Воды мне! И, желательно, минеральной, лучше «Куяльник»! У-ми-ра-ю от жажды!
Невозможно было удержаться от смеха, особенно, когда «покойник» корчил умильные рожи, сдувая мух, садящихся  то ему на нос, то на лоб. Наконец, он потребовал, чтобы кто-нибудь отгонял от него назойливых насекомых. Эту миссию я взял на себя. Перед третьим дублем «жмур» начал активно заигрывать с Людой, подмигивая ей и призывая подойти к нему поближе. Я шепнул Людмиле:
        - Я не удивлюсь, если этот гиперактивный покойник предложит тебе разделить с ним своё шикарное ложе!
А второй оператор, предвидя срыв третьего дубля, подбежал к гробу и грозно проговорил:
        - Слушай, ты, придурок, мать твою! Сорвёшь еще один дубль, останешься в гробу навсегда! Похороним за счет картины! Всё понял? Лежи и не дыши!
   Кое- как сняли ещё два дубля, надеясь, что при монтаже  картины удасться что-то выкроить. 
«Покойника» предупредили, чтобы на завтра он был трезвым, так как ему предстоит ещё прокатиться в гробу на автомобиле по центру города в сопровождении похоронной процессии и духового оркестра. Он дал клятвенное обещание и попросил денег на поправку пошатнувшегося здоровья.
Завтра предстояло самое тяжёлое – съемка похорон на улице Пушкинской в дневное время. Этому предшествовали серьезная подготовка и большой объём конкретной работы. Несколько вечеров подряд обсуждался порядок и последовательность движения похоронной процессии, действия массовки, оркестра и милицейского оцепления, вероятность возникновения проблем с движением транспорта и прохожими. Пришли к выводу, что требуется провести репетицию с массовкой  неподалеку от Пушкинской, где на углу с Дерибасовской уже будет находиться катафалк с гробом.  Для проведения массовки мне пришлось договориться с дирекцией техникума культпросветработы о выделении для массовки ещё около сотни учащихся, причём, их одежда должна была соответствовать этому « траурному» событию. Каждый из них  должен был иметь при себе паспорт или студенческий билет для получения после съёмок гонорара в размере трёх рублей.
   К 10 часам утра все собрались в скверике возле оперного театра. Среди участников массовки царило весёлое возбуждение, раздавался громкий смех,  что совершенно не устраивало организаторов съёмки. Надо было что-то срочно предпринимать, чтобы «испортить» молодым людям настроение. Артур в мегафон обратился к массовке:
        - Товарищи, вы не забыли, что через несколько минут будете провожать в последний путь своего любимого профессора? Ваше слишком весёлое настроение совершенно не соответствует этому траурному событию. Думайте, пожалуйста, о чём-то грустном, к примеру о том, что вас лишили стипендии!
В ответ на это предложение раздался взрыв смеха, заставивший вздрогнуть  многих прохожих. Послышались реплики о том, что они и так не получают стипендии и, что она так мала, что даже   не заслуживает внимания.
   После длительных уговоров и предупреждений со стороны руководителей техникума всё-таки удалось их немного успокоить, построить в колонну и начать движение в сторону Пушкинской. По пути образовалось сопровождение из мальчишек, стариков и старушек, совершенно не понимающих, что здесь происходит и очень желающих в этом разобраться. Кстати сказать,  одесская публика исключительно любознательна и активна.
Когда колонна прибыла в нужное место, мы увидели интересное зрелище: возле катафалка с полированным гробом, устланным внутри белым атласом, собралась съёмочная группа, актеры, музыканты и  просто любопытные прохожие. В центре стоял наш «покойник», совершенно трезвый, и рассказывал  анекдоты,  разные смешные истории из своей артистической деятельности. Слушатели буквально покатывались со смеху. Колонна мгновенно распалась и воссоединилась с хохочущим сборищем. Опять потребовалось время, чтобы успокоить массовку, уложить в гроб очень весёлого «жмура», усадить по обе стороны родных и близких, расставить операторов на исходные позиции, вручить идущим непосредственно за катафалком венки с трогательными надписями. Снимать эту процессию было решено тремя камерами с разных сторон, для чего взяли напрокат две камеры на Одесской студии. Главный оператор должен был снимать со специального кинокрана, двигающегося перед катафалком, один из операторов – с балкона дома по одну сторону улицы, другой – с крыши дома по другую сторону. До тех пор, пока съёмка не началась, троллейбусы и автомашины продолжали движение, правда, очень замедленное, так как каждый водитель да и пассажиры желали посмотреть, что происходит на улице.
   Вдруг я вспомнил, что в Кишинёве нет и никогда не было троллейбусного движения, а стало быть, и воздушного провода.
Я бросился разыскивать Артура и, найдя его, взволновано закричал:
        - Артур, посмотрите вверх! Ведь в Кишинёве нет троллейбусных линий! Слева дом, в котором жил Пушкин, дальше знаменитая гостиница «Красная»! Это ведь всеми узнаваемые дома! Как же можно их снимать?
   Я понимал, что задаю эти вопросы абсолютно не вовремя, но ничего не мог с собой поделать – мне не нравилось происходящее.
Артур на ходу, увлекая меня за собой, ответил:
        - Дорогой мой зам., прекрасно, что вы проявляете такое чувство ответственности, переживаете за картину! Но, к сожалению, всё это впустую. Я об этом неоднократно разговаривал с нашими творцами, дирекцией студии, но безрезультатно. Никто не хочет ни во что вмешиваться. Дескать, есть режиссер, редактор и пусть они сами решают и несут за это ответственность. А наши говорят: «при монтаже всё сделаем тип-топ». Так что, давайте выполнять наши непосредственные обязанности. Ещё никто не спросил с администрации за плохо снятый фильм. А, если мы не обеспечим съёмку фильма, все камни полетят в нашу голову! А сейчас давайте команду милицейскому оцеплению остановить весь транспорт. Пора начинать съёмку первого дубля. Не сомневаюсь , что он будет не последним! Ну, с богом!
   Эти объяснения меня ни в какой мере  не удовлетворили, но надо было продолжать работать и я подал сигнал милиции о приостановке транспорта. Режиссёр через мегафон скомандовал  о начале съёмки, оркестр заиграл похоронный марш Шопена, и процессия медленно двинулась по самой красивой улице Одессы, утопающей в уже начинающей желтеть листве вековых каштанов и платанов. И произошло чудо… Ещё минуту назад весёлая и крикливая массовка вдруг как-то сразу посерьёзнела, опустила головы и даже у некоторых в глазах появились слезы. Встречные прохожие останавливались, скорбно провожая глазами процессию, а старушки крестились и утирали повлажневшие глаза.
Не обошлось  и без проявления известного одесского колорита. Две женщины очень громко заспорили о том, кого хоронят. Одна из них безапелляционно заявила, что покойник – профессор одесской консерватории. Другая  же, размахивая руками и обращаясь ко всем, кто находился рядом, закричала:
        - Слушайте сюда, шо вы мне сказки рассказываете? Покойник, пусть земля ему будет пухом, всю жизнь преподавал в школе Столярского! Мой Додик, чтоб он был здоров, у него учился играть на скрипке. Я и жену его хорошо знала. Она там тоже что-то преподавала. Бедная, теперь уже вдова! А! Что  творит эта проклятая жизнь, будь она неладна!
   Похоронная процессия проследовала до конца квартала. Послышалась громкая команда «Стоп!”. Всем вернуться на исходную позицию! Будем снимать второй дубль! Милиции пропустить транспорт!». Среди прохожих, принявших похороны за «чистую монету» раздался дружный смех, кто-то досадливо чертыхнулся, а две женщины продолжали выяснять, где всё-таки работал покойный профессор.
   После успешно снятых трёх дублей, режиссёр поблагода- рил всех за проделанную работу и объявил съёмку оконченной. А это означало и завершение всех съёмок в Одессе, но с городом-героем прощаться еще было рано – впереди предстоял круиз по Черному морю, по маршруту Одесса-Батуми-Одесса, и к этому надо было срочно и серьёзно готовиться.;
Г л а в а 16


В связи с предстоящим отъездом в круиз коллектив разделился на три группы: отъезжающие, возвращающиеся в Кишинёв и те, кто временно ещё оставался в пионерлагере. Не обошлось и без обид, зависти и конфликтов. Все желали побывать в круизе на «белом теплоходе». В эту поездку была отобрана и утверждена сокращенная группа в количестве 17 человек, каждый из которых должен был трудиться за двоих, а то и за троих. Администрацию представляли только двое – Артур Загорский и я. И даже такой изрядно сокращённый состав способен был «поглотить львиную долю бюджета картины.
Кроме того, никто не мог толком объяснить, что и где мы будем снимать. Лично у меня сложилось впечатление, что ни режиссёр, ни оператор и, тем более, артисты не знают, чем будут заниматься в круизе. Но все четко представляли себе, что их безусловно ожидают прекрасный отдых, великолепное питание и  всяческие развлечения. Настроение у отъезжающих, в отличие от остальных, было приподнятое. Меня же всё время угнетало чувство какой-то неопределённости и незаконности предстоящей экспедиции. Я рассказал об этом Артуру, но он меня успокоил:
- У меня тоже на душе неспокойно. Но не надо быть святее папы Римского! Нам что больше всех надо? Экспедиция и расходы на неё утверждены начальством и пусть они теперь ночью вздрагивают! А мы поедем отдыхать, работая, или работать, отдыхая. Главное, чтобы к нам не было никаких претензий! В худшем случае, я договорился с бухгалтерией о том, что убытки с нас будут высчитывать постепенно, на протяжении многих лет. Шутка!
Но все мои чувства и внутренние сомнения надо было отодвинуть на задний план и заняться конкретной работой, так как до отплытия в круиз оставалось всего несколько дней. Завтра, ранним утром «Сергей Есенин» должен был прибыть в Одессу из очередного круиза по крымско-кавказской линии. И я решил его встретить.
Проснулся я очень рано и, не желая будить крепко спящего Артура, тихо оделся и вышел из комнаты. На морвокзал приехал, когда освещённый первыми лучами солнца, весь ослепительно белый, дизель-электроход, минуя знаменитый одесский маяк-символ города, медленно подплывал к одному из причалов. Это было поистине прекрасное зрелище.
Швартовка и выгрузка ещё сонных  пассажиров продолжались  около двух часов, и за это время я успел позавтракать в привокзальном кафе. Когда по трапу корабля начали спускаться члены экипажа, я обратился к одному из моряков с вопросом, где мне увидеть помполита Аркадия Швеца. Он ответил, что помполит выйдет ещё не скоро и, узнав о цели моего визита, предложил проводить в его каюту.   Постучав в дверь с табличкой « Помощник капитана по политической части»,  я услышал знакомый мне и всем моим однополчанам поставленный бас Швеца, который вполне мог бы работать диктором на радио:
- Да, да! Заходите, дверь не заперта!
Войдя в каюту и не успев даже поздороваться, я оказался в крепких объятиях моего хорошего друга-однополчанина Аркадия Абрамовича Швеца, бывшего замполита зенитно-ракетного дивизиона, а ныне майора в отставке и помполита на дизель-электроходе «Сергей Есенин». Аркадий,  красивый мужчина спортивного склада, всегда опрятный, подтянутый, выглаженный и приятно пахнущий, толковый и авторитетный офицер. Казалось бы ему и «карты в руки». Но существовала одна загвоздка – постоянное недоверие кадровых органов, которые почему-то считали, что Швец скрывает свое еврейское происхождение, хотя по всем документам и в действительности во всех поколениях являлся чистокровным украинцем, да ещё и запорожским казаком! Он и внешне совершенно не походил на еврея. Но кадровики и особисты имели свое мнение. Аркадий  три срока проходил в одном звании, не получая более высокой должности, так и уволившись в запас в звании майора. И только в Черноморском пароходстве он был отлучен от многолетнего еврейства, снова став истинным хохлом.
- Боренька, дорогой ты мой дружище! Сколько лет, сколько зим? – левитановским голосом пробасил Аркадий, крепко меня обнимая и целуя,- Да уж наслышан о твоей необычной деятельности. Рад буду поработать вместе с тобой на ниве киноискусства! Мы сейчас с тобой за встречу по граммулечке врежем, а уж потом поговорим обо всём. Надеюсь, что и меня между делом снимешь в массовочке!
- Обязательно снимем, причём, крупным планом рядом с главной героиней! Думаю, что ты ещё не стал женоненавистником? А по поводу граммулечки, отложем до начала круиза. Дело в том, что я за рулём и дел не впроворот!
Мы в течение часа обсудили все вопросы, связанные с посадкой и погрузкой, а также размещением съёмочной группы по каютам. Меня очень обрадовало, что все каюты телефонизированы: имелась возможность оперативно собирать группу или отдельных её членов. Аркадий заверил, что сразу же после посадки я получу все номера телефонов. Он также обещал выделить помещение для сбора группы. Я рассказал ему о предстоящих съёмках  на борту корабля и в городах стоянок.
- Я уверен, что круиз всем очень понравится и запомнится на всю жизнь!
- Ещё бы не понравился за такие огромные деньги! Никто из нас и мечтать не мог о такой поездке на халяву! Думаю, что это первый случай в истории кино, а молдавского – однозначно!

Съёмочная группа прибыла в порт на посадку ко времени её завершения по причине того, что двое работников неизвестно куда запропастились и объявились только во время погрузки на корабль.
Таким образом, нервотрёпка началась уже с самого начала экспедиции. Нелёгким было и размещение по каютам людей, съёмочной техники и аппаратуры. Спустя час все собрались в помещении, выделенном нам для этой цели. И здесь выяснилось, что никто не знает, чем будем заниматься завтра и в ближайшие дни, какие съёмки первоочередные и где они будут проходить. Ни режиссёр, ни директор не смогли ничего толком объяснить. Получалось, что первоочередной и самой важной задачей являлось вовремя успеть на ужин и не опоздать на завтрак. Режиссёр Калашников, улыбаясь и потирая руки в предвкушении этих мероприятий, сказал:
- Все изрядно устали. Отдыхайте и набирайтесь сил. Нам предстоит серьёзная работа в непростых условиях!
Все дружно рассмеялись, по достоинству оценив проявленный режиссёром юмор. Я не смог удержаться от реплики:
- Действительно, эти условия жизни будут намного сложнее тех, что были в пионерском лагере! Не всем под силу их выдержать! Ведь учтите, что, кроме всего, ещё что-то и снимать надо, правда, неизвестно что, где и надо ли вообще этим заниматься!
Калашников воспринял мою реплику в штыки:
- А вы, Борис Аркадьевич, вместо того, чтобы иронизировать, немедленно договоритесь с местными музыкантами о сотрудничестве с Валентиной Игнатовой, репетициях и концертах в салоне и на палубе теплохода. Всем приятного аппетита и весёлого вечера!
Уже по пути на ужин Артур сделал мне внушение:
- Я думаю, что Вам не следовало делать эту реплику и обострять отношения с режиссёром. Он знает, что надо делать. Не усложняйте себе жизнь, которая и так архисложна.
- Я был уверен, что эту реплику произнесёте вы, Артур, но этого не произошло, а жаль. Режиссёр явно не настроен работать и нацеливает на весёлое безделье всю группу. И мне плевать на то, что он обо мне подумает. Я, конечно, постараюсь договориться с музыкантами, но хочу знать, предусмотрено ли это сметой и почему нельзя было договориться об этом заранее? Кстати, о какой сумме оплаты может идти речь? Ведь музыканты стоят недешево.
- Ладно, не будем сейчас зря тратить время на выяснение    отношений. Все равно, решать эту проблему нам. Сколько будет стоить, столько и оплатим. В море мы других музыкантов не найдём!
Этим же вечером, встретившись с помполитом Швецом, я довольно легко решил и эту проблему. Он познакомил меня с музыкантами, которые с удовольствием согласились подработать, аккомпанируя нашей актрисе. Но возникла ещё одна сложность: все концерты, музыкальные вечера, различные встречи, проводимые ежедневно в музыкальном салоне, были уже заранее спланированы и подготовлены. Нам же необходимо было заполучить этот салон со зрителями минимум на час, причем, в конце вечера, чтобы можно было снимать, не мешая другим участникам концерта. И Аркаша Швец, просмотрев план мероприятий в музыкальном салоне в течение всего круиза, предложил хороший выход из этого положения:
- Мы пригласили в круиз известного писателя-сатирика Григория Горина, который дважды выступит в музыкальном салоне перед отдыхающими. Попросим его объединиться с вами, поделив вечер на два отделения. Поскольку его выступление состоится после отплытия из Ялты, надо немедленно с ним договариваться. Давай, Боренька, прямо сейчас и возьмём его тёпленького. Думаю, что он согласиться.
Григорий Горин принял нас в своей каюте первого класса, радушно угостил армянским коньяком, выслушал нашу просьбу, улыбнулся и, сильно шепелявя, сказал:
- Ребятки, ради бога, выступайте и снимайте сколько хотите! А я-то переживал, о чём буду так долго рассказывать. Спасибо, родные, что выручили! Только одна просьба к вам – чур, меня не снимать! Я здесь просто отдыхаю!
Быстро и положительно решив и эту проблему, мы с удовлетворением восприняли предложение Швеца о встрече «на высшем уровне», где можно было бы обговорить все остальные задачи, которые предстояло решить съёмочной группе во время круиза, причём, проводить её необходимо было немедленно, пока ещё не начались съёмки. Вечером этого же дня Аркадий Швец сообщил нам о приглашении капитаном на завтрашний ужин в кают-компании  руководства съёмочной группы.
На эту встречу от нас прибыли режиссёр-постановщик, главный оператор, художник, звукооператор, второй режиссёр, актёры Валентина Игнатова, Виктор Соцки-Войническу, директор и я. Вместе с собой мы захватили по ящику молдавских коньяков и вин. Кроме капитана, помполита и старпома, присутствовали все остальные помощники, боцман, руководитель музыкального ансамбля, а также Григорий Горин и несколько актёров одесской филармонии – участников будущих концертов, проводимых во время круиза.
Перед тем, как отправиться на эту встречу, я осторожно намекнул Артуру о своем беспокойстве по поводу возможного поведения там наших некоторых «деятелей»:
- Я очень волнуюсь за Ваню Позднякова, который может «развязать». К чему это приводит я, к сожалению, убедился на фильме «Аист». Да и остальные не прочь напиться «на шару». Вы бы, Артур, поговорили загодя с ними. Как бы не опозориться нам в самом начале!
- Спасибо, Борис Аркадьевич, за вашу тактичность! Понятно, что наряду с Ваней имелся в виду я. И вы абсолютно правы. Мне пить противопоказано: вшита ампула, правда, наша, советская и не смертельная, но последствия могут быть очень болезненными. Я это все отлично знаю и понимаю, стараюсь не нарушать, но срывы случались и неоднократно. Поэтому очень прошу вас не делать вида, что ничего не знаете и действовать в отношениях со мной решительно и жёстко! Что касается Вани Позднякова, то поговорить с ним лучше вам. Не может же один алкоголик делать внушение такому же другому алкашу! Тем более, что в работе с ним у вас уже есть солидный опыт.
С Ваней я поговорил, и он клятвенно обещал держать себя в рамках приличия.
Ужин прошёл прекрасно. Кок постарался на славу. Молдавские коньяки и вина получили высокую оценку. Было много шуток и смеха. Командование теплохода заверило нас, что будет во всём оказывать содействие и способствовать успешному проведению съёмок. На языке дипломатов это означало «получить режим наибольшего благоприятствования». А, чтобы укрепить это благоприятствование ещё и материальной заинтересованностью, мы приняли решение заключить трудовые соглашения с капитаном и помполитом о назначении их на время круиза консультантами нашего фильма. Между прочим, в своих предположениях и страхах по поводу наших алкоголиков я приятно ошибся. Артур и Иван успешно выдержали  сильное искушение, прикладываясь к рюмкам чисто символически. Напились из всей компании только двое – художник Коля Апостолиди и главный боцман. Они сидели, обнявшись, и очень громко пели популярную песню «Смуглянка», причем все время один и тот же куплет.
Эта встреча была весьма удачной и позволяла надеяться, что съёмкам ничего не будет препятствовать и их пора начинать. И делать это надо немедленно, потому что наши работники, почувствовав себя в круизе отдыхающими, отъевшись на корабельных харчах, мало чем отличающихся от санаторных, начали забывать о своих прямых обязанностях. Всё сложнее становилось собирать их вместе. Они с удовольствием проводили время у бассейна, загорая, лёжа на шезлонгах, активно общаясь с нарядными красивыми девушками и женщинами. Некоторые начали вести себя развязно, слишком громко разговаривая и хохоча. Сказывался не очень высокий уровень культуры. Пришлось срочно собрать всю съёмочную группу, что уже было довольно трудно сделать, и напомнить всем, что они находятся здесь не для отдыха, а для серьёзной работы. Утром следующего дня были назначены натурные съёмки, а через день вечером, после отплытия из Ялты – съёмки концерта в музыкальном салоне в присутствии зрителей. Актёрам следовало немедленно приступить к репетициям, в том числе, с музыкантами.
Все эти инициативы и «подталкивания» исходили, к сожалению, не от режиссёра-постановщика и не от директора, а от меня. Моя активность вызывала у них не только непонимание, но и открытое возмущение. Я постоянно заставлял Артура активизировать работу группы и, в первую очередь, творческих «деятелей»:
- Артур, вам не кажется, что надо бы знать план съёмок хотя бы на несколько дней вперёд? У нас ведь не так уж и много времени. У меня сложилось впечатление, что Калашников не знает, что нужно снимать и где. Вы бы с ним поговорили серьёзно. Ведь придется за всё отчитаться.
- Дорогой Борис Аркадьевич! Вашу  энергию да подключить бы к дизелям теплохода, вот бы сэкономили горючего! Умоляю, не бегите впереди паровоза, пусть они снимают, что и где хотят! Я вам разрешаю самому переговорить с режиссёром, а меня уж увольте от этого!
Он говорил со мной, мило улыбаясь, и с таким выражением лица, как будто парил в воздухе и не желал приземляться туда, где его ждали различные рутинные дела. Я, грешным делом, даже подумал, не принял ли он наркотические средства. Спиртным от него не пахло. И только во время обеда я понял причину этих перемен у нашего директора. Ещё во время первого посещения ресторана к нашему столу подошла очень красивая блондинка средних лет и представилась нашей официанткой. Её звали Светой. Это была типичная и, я бы сказал, ярко выраженная одесситка. Она произвела на Артура неизгладимое впечатление:
- Борис Аркадьевич, объясните мне, как в Одессе производят таких красавиц?
- Объясняю популярно: способ традиционный плюс перекись водорода и большое количество косметики. Если вы имеете в виду конкретно Свету, то думаю, что у нее и родители тоже симпатичные.
Когда же я окончательно убедился в том, что Артур  серьёзно увлёкся этой блондинкой, меня это очень огорчило и не столько  из-за того, что это увлечение могло отвлечь его от работы, а потому, что в подобных ситуациях влюблённые  редко обходятся без выпивки. Для Артура это было бы не только вредно для здоровья, но и опасно для жизни. Однако, он – взрослый человек, мой непосредственный начальник, и я не мог себе позволить делать ему замечание или внушение. Видимо, многолетняя воинская служба и понятие о субординации удержали меня от этого, о чём в будущем очень сожалел. В тот же день, вечером я  обнаружил, что в запасах спиртного, хранящегося в нашей  каюте, уже недостаёт двух бутылок. Кроме Артура, взять их было некому. Когда я поинтересовался у него, не знает ли, где они, Артур совершенно спокойно ответил, что бутылки взял он.
Натурные съёмки на верхней палубе, набережной Ялты и у домика Чехова прошли успешно. Однако, вечером следующего дня, перед началом концерта в музыкальном салоне произошла небольшая неувязка. Во втором отделении, перед выступлением Вали Игнатовой, предназначенном для съёмки, было решено познакомить зрителей со съёмочной группой и кратко рассказать о содержании будущего фильма. Представлять группу должен был Артур. Перед самым началом концерта он появился в каюте уже в небольшом подпитии и, ссылаясь на недомогание, попросил меня заменить его на концерте. Мне сделать это было не сложно. Приходилось выступать и перед более солидной и массовой аудиторией. Но сам факт, что Артур все-таки «развязал», очень сильно меня расстроил.
Выступления Григория Горина и Валентины Игнатовой вызвали бурный восторг у зрителей, которые ко всему еще участвовали и в съёмках нашего фильма. Я старался делать всё, чтобы отсутствие Артура не было замечено, но режиссёр Калашников спросил у меня:
- А где Артур? Почему вы, а не он представляли группу? Что случилось?
- Загорский в каюте. Видимо простудился и попросил его заменить.
Калашников явно не поверил моей информации, покачал головой и тихо пробормотал «Свежо предание…».
Ночью, вернувшись после съёмки в каюту, Артура я там не обнаружил, но по запаху женских духов и косметики, понял, что он здесь «болел» не один, а со Светой.  И ещё на одну бутылку коньяка стало меньше. Утром, рассказав обо всех моих волнениях Аркадию Швецу, я перенёс весь запас спиртных напитков к нему в каюту «подальше от греха» и директора. Артур, днём войдя в каюту, сразу же заметил эту «недостачу», но ничего не сказал, а только как-то очень грустно посмотрел на меня и лёг на свою койку, повернувшись лицом к стене. Мне почему-то стало его очень жалко – он был серьезно болен трудно излечимой болезнью по названию «алкоголизм» и сейчас находился на начальной стадии очередного запоя.
Дни, как волны за бортом корабля, пробегали один за другим, заполненные съёмками, подготовкой к ним, множеством забот и переживаний. Я не получал никакого удовольствия от пребывания в круизе и не замечал красоты, окружавшей нас. Особенно, когда  корабль проплывал вдоль берегов Крыма и Кавказа. Я рассчитывал уделить внимание всем этим красотам на обратном пути, после окончания съёмок.;








Ч А С Т Ь  3.

“СБЫЛАСЬ МЕЧТА  ИДИОТА.” Я – ДИРЕКТОР!








Г л а в а  17


Наша работа в Сухуми началась сразу же после завтрака. Было запланировано отснять несколько проходов главных героев по красивейшей набережной и посещение сухумского обезьяньего питомника. В течение нескольких часов всё было снято, но после возвращения группы из питомника на набережную, у режиссёра Калашникова появились новые идеи: он увидел здесь старинные кареты, запряжённые красивыми лошадьми, и потребовал, чтобы мы  арендовали такую упряжку примерно на час для проезда в ней героев фильма и съёмок в различных ракурсах. Артур вначале не соглашался, мотивируя тем, что такого эпизода нет в сценарии фильма, но очень быстро уступил требованию режиссёра, поручив мне обо всём договориться и выделив для этого деньги.
Пока в течение часа шла съёмка этих проездов, Артур где-то отсутствовал, а, когда появился, был уже навеселе и заявил, что у него тоже появилась идея. Оказывается, здесь же, на набережной старик-грек варил на жаровне с песком знаменитый на всю страну кофе по-турецки.
- Я предлагаю снять наших героев, пьющих этот божественный напиток! Но не только это. После съёмки я угощаю всю группу чудесным кофе за счёт фильма! Борис Аркадьевич, прошу вместе с бухгалтером всё это организовать немедленно!
Всё это было провозглашено громогласно и с пьяным пафосом. Мне и бухгалтеру, находящейся здесь же, распоряжение директора не понравилось и мы попытались разубедить его, но Артур мгновенно куда-то снова исчез. Пришлось вопреки здравому смыслу организовывать эту съёмку и вынужденное кофепитие.
По возвращении на теплоход и во время обеда в ресторане Артур отсутствовал. Не объявился он и на ужине. Весь вечер и ночью его не было в нашей каюте.
Вот тут-то и начались события детективного характера. Исчезновение директора  серьезно меня разволновало. Надо было что-то  предпринимать. Первым делом я обратился к дежурному администратору, который осуществлял учёт всех пассажиров и членов экипажа, покидающих судно во время стоянок и возвращающихся обратно. Для этого существовали специальные жетоны. Согласно этому учёту Артур возвратился на корабль – его жетон находился на месте. Это меня немного успокоило и я решил пока никого не информировать о случившемся, продолжив   поиски самостоятельно. Скорее всего он мог находиться в каюте официантки Светы. Я немедленно отправился к ней, но получил ответ о том, что она его уже целые сутки не видела и сама начала волноваться по этому поводу. Вторым, к кому я обратился, был наш главный оператор  Иван Поздняков:
- Ваня, ты, случайно, не знаешь, где может находиться Артур? Дело в том, что ещё в Сухуми на набережной он странно испарился и до сих пор я не могу его найти! По всем данным Артур находится на теплоходе, но где и что с ним? Я уже серьезно волнуюсь. Кроме того, завтра в Батуми съёмка, а я не знаю, договаривался ли он с кем-либо и о чём во время предыдущего круиза?
- Борис Аркадьевич, да не волнуйтесь вы так! Ничего с Артуром не случится. Вы просто его ещё мало знаете. Видите ли, алкаши бывают разные. Верьте моему печальному опыту! Есть буйные, скандальные и совершенно спокойные, как  например, я. Вы ведь в этом однажды убедились? Зря тогда в Яремче  меня водворили в медвытрезвитель, я бы спокойно проспался  в гостинице. Да, ладно, дело прошлое, сейчас не обо мне речь. Так вот, Артур Владимирович Загорский – высоко интеллигентный и порядочный алкаш! Когда он «развязывает» и уходит в запой, старается не причинять никому никаких  хлопот и проблем, а просто исчезает, пока не оклемается. Такое с ним случалось неоднократно на фильмах и он даже, чтобы не волновать жену и сына, уходил на время запоя из дома, ночуя у таких же бедолаг-алкашей. Однажды  ночевал и у меня дома. Правда, моя Галочка устроила нам такой Сталинград, что  я с перепугу  вместе с Артурчиком бежали за Волгу. Уверяю вас, что наш директор сидит сейчас где-то внизу, в трюме,  в четвертом классе с хорошим приятелем и балдеет за бутылочкой. А тут вкалываешь всухую и тебе ни в одном глазу! Это я так шучу! А завтра мы всё отснимем и будет полный порядок! Я уверен, что вы во всём разберетесь, имея такой солидный опыт работы. Я опять шучу!
- Но у него ведь вшита ампула. Разве это не повлияет на его здоровье?
- Обязательно повлияет, но не сильно. Наш советский алкоголик- человек закалённый, способный перенести любые трудности и невзгоды! Он полностью проспиртован и тем самым застрахован от различных заболеваний. Наш брат может всю ночь пролежать в луже, в антисанитарных условия и даже не заработать лёгкого насморка ! В странах проклятого капитализма разве такое увидишь?
Понимая, что эта тема близка и хорошо изучена моим собеседником и он может говорить бесконечно, я поблагодарил его за ценную информацию, решив продолжить поиски, но уже внизу – в третьем и четвёртом классах. Здесь я встретил достаточное количество выпивших пассажиров, но Артура там не было. Заходить без разрешения в машинное отделение я не решился. Надо было обращаться за помощью к Аркаше Швецу, но не хотелось бросать тень на всю съёмочную группу, тем более, что речь шла о её директоре.
Всю ночь я то и дело просыпался при малейшем шуме, думая, что это Артур вернулся из отлучки. А утром, вопреки моим стараниям, вся группа уже знала об исчезновении директора, и активно обсуждала это событие во время завтрака.
В батумском дельфинарии, где должны были проходить съёмки во время выступления дрессированных дельфинов и в присутствии зрителей, вначале всё шло довольно гладко, так как обо всем было договорено заранее. Но очень скоро возникли серьёзные проблемы.
Кроме приобретения входных билетов на представление, съёмочная группа должна была оплатить за право производить эти съёмки, что выливалось в довольно значительную сумму. Следовало оформить трудовое соглашение, но утвердить его должен был директор фильма. У меня такого права не было. Бухгалтер заартачилась и отказалась выдать нужную сумму. В первом представлении, а их должно было быть в течение дня всего три, снимать нам запретили до решения финансового вопроса. Режиссер Калашников, увидев, как во время представления дрессировщица, держась за хвосты двух дельфинов, пролетает по воде через весь бассейн, потребовал, чтобы актриса Валентина Игнатова в кадре проделала тот же номер. Она категорически отказалась, ссылаясь на то, что  совершенно не умеет плавать,  подобной сцены вообще нет в сценарии и купальник остался в каюте.Калашников долго её уговаривал и, когда она, наконец-то, согласилась попробовать, он потащил меня и бухгалтера в ближайшее почтовое отделение, довольно быстро связался по телефону с директором киностудии Куницким, в разговоре с которым выложил всё об исчезновении директора и возникших в связи с этим проблемах. Он обвинил меня и бухгалтера в саботаже оплаты съёмок. Куницкий потребовал меня к телефону и, не поздоровавшись, закричал:
- Что там у вас творится? Куда подевался Загорский? Я его увольняю! Почему вы не хотите оплачивать съёмки? Загорского немедленно списать на берег! С сегодняшнего числа вы приказом назначены временно исполняющим обязанности директора фильма с правом подписи финансовых документов. Почему вы молчите?
- Здравствуйте, Василий Лаврентьевич! Я не молчу, а жду, пока вы дадите мне слово. Вы так на меня кричите, будто это не Загорский исчез, а я. Прежде, чем списать его на берег, Артура ещё надо найти.
Теперь, что касается съёмок. Во-первых, нет никакого саботажа. У меня не было полномочий. Во-вторых, эти кадры в дельфинарии, как и многие другие, уже отснятые ранее, не предусмотрены ни сценарием, ни сметой фильма. Если вы санкционируете такие нарушения, я выполню эти указания, но отмечу их в докладной на ваше имя.
- Ну, вот, Борис Аркадьевич, ещё минуты не прошло, как вы стали директором, а в голосе уже звучат командные ноты. Никаких нарушений я не санкционирую. Решайте на месте сами, но помните, что режиссёр-постановщик обладает своим, творческим видением, что иногда является смягчающим обстоятельством. Кстати, я и Виталий Федорович Демковский поздравляем вас с повышением!
- Спасибо! Как говорил Остап Бендер: « сбылась мечта идиота!».
- Раз вы ещё способны шутить, значит, не всё так плохо.
Но мне-то было видней, насколько всё плохо. Артур до сих пор не найден. Правда, кое-кто вроде бы видел его в страшном состоянии в самом низу корабля. И не мудрено – ведь он совершенно прекратил всякое питание в ресторане и не понятно, что и где он кушал, а также на какие средства продолжал пить. Я даже несколько дней подряд оставлял в каюте на видном месте некоторую сумму денег и кое-какую еду, рассчитывая, что Артур зайдёт в моё отсутствие, но всё осталось нетронутым.
Работники группы от безделья окончательно распоясались, демонстрируя свою якобы причастность к туристам и не только не реагируя на мои замечания и указания, но даже делая вид, что со мной не знакомы и к съёмочной группе не имеют никакого отношения. Участились случаи употребления спиртных напитков.
Калашников продолжал выдумывать новые сцены для съёмок непосредственно на корабле: то снимал главных героев, кувыркающихся в бассейне, то целующихся на фоне аквариума с экзотическими рыбками, в каюте в любовных сценах. Создавалось впечатление, что режиссёр поставил целью израсходовать всю пленку, выделенную на весь фильм. В общем, не работа, а какой-то «пир во время чумы». Мне и актёрам надоело протестовать и я вынужден был ограничиться  только фиксированием этих грубых нарушений сценария и сметы. Я уже не мог дождаться окончания этого круиза. Настроение с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Но окончательно меня добило известие, которое получил за день до прибытия в Одессу. На верхней палубе, где Калашников в последний раз пытался претворить в жизнь еще один свой творческий порыв, а я пытался не допустить этого, к нам подошёл помполит Швец, который отвёл меня в сторону и очень серьёзно сказал:
- Боренька, ты, пожалуйста,  не волнуйся, но только что пришла из Кишинёва неприятная радиограмма.
Он вручил мне бланк, на котором было написано, что моей жене завтра предстоит серьёзная операция в клинике онкологического института и моё присутствие крайне необходимо.
Это известие добило меня окончательно. Я не мог совершенно ничего сделать до прибытия в Одессу, после чего надо было ещё добраться в Кишинев. Круиз оказался исключительно  «успешным»!
Последняя ночь на теплоходе была очень шумной. Далеко за полночь вовсю на верхней палубе и в салоне гремела музыка, слышались песни и выкрики подвыпивших пассажиров. Я долго не мог уснуть. Меня угнетало чувство разочарования и обиды. Слишком много сил и стараний приложили я и мои друзья, чтобы могли состояться эти съёмки. В итоге, я не ощущал никакой удовлетворённости от совершённого в этой экспедиции. Более того, я был почему-то абсолютно уверен, что всё, что было отснято, в фильме совершенно не понадобится. И эта постоянная борьба с режиссёром, которому всё время надо что-то доказывать и запрещать. Кстати, такое происходило на всех трёх фильмах, на которых я успел поработать. Почему режиссёр-постановщик и директор фильма не могут быть единомышленниками? Или всё-таки могут и при каких условиях? Эти вопросы не давали мне покоя.
Проснулся я задолго до рассвета и, одевшись, вышел на палубу. Пройдя на самый нос теплохода, увидел потрясающее зрелище. Корабль, рассекая небольшие волны, двигался строго по лунной дорожке, словно прочерченной штурманом, чтобы не сбиться с маршрута. Такое совпадение казалось сказочным, напоминало лубочную картинку и завораживало своей необычной красотой. Но я не мог долго любоваться этой экзотикой – меня сильно волновало состояние здоровья жены и предстоящая завтра, а точнее уже сегодня операция, явившаяся для меня полной неожиданностью. Что это за операция, какова степень опасности, если её будут делать в онкологическом институте? Никаких ответов на эти вопросы у меня не было. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Думая об этих проблемах, я за шумом морской волны не услышал, как кто-то очень тихо подошел ко мне и остановился за моей спиной. Я чисто интуитивно почувствовал чьё-то присутствие и резко повернулся к тому, кто подошёл ко мне почти вплотную.
Это был Артур, которого в темноте узнать было просто невозможно. Он очень сильно похудел. Измятая одежда висела на нём мешком. Лицо осунулось и стало землистого цвета, вокруг глаз  тёмные круги, волосы на голове всколочены. Этот Артур совершенно не был похож на того, прежнего – всегда аккуратно и со вкусом одетого, чисто выбритого и пахнущего дорогим французским одеколоном. Сейчас передо мной стоял типичный бомж-алкоголик с низко опущенной головой, виноватым выражением лица и со слезами в глазах. Мне стало искренне жалко его. Я протянул ему руку. Артур, глотая слезы, сказал:
- Простите меня, Борис Аркадьевич, мне сейчас так стыдно! Я вам доставил столько неприятностей и хлопот. И это притом, что у вас такие переживания. Я в каюте прочитал радиограмму. По прибытию в Одессу немедленно поезжайте в Кишинёв.
- Я и собираюсь так сделать, но не знаю, как быть с разгрузкой и отправкой всей группы домой. Ваше состояние позволит всё это организовать? Ведь надо ещё рассчитаться с пионерлагерем.
- Ни о чём не думайте. Я всё сделаю, как надо. С пьянкой завязано! Во мне не сомневайтесь. Я вас отпускаю. Пока ведь я ещё директор!
Я почему-то ему поверил и не стал говорить о том, что с должности директора он снят несколько дней тому назад. Без сомнения, в группе найдутся «доброжелатели», которые с удовольствием сообщат ему эту новость.
Мы простояли на палубе до самого рассвета. Когда вдали показались очертания Одессы и белоснежный маяк, изрядно замерзшие отправились в каюту и начали собирать свои вещи.
В Кишинёв я ехал с большой скоростью и, вместо обычных трёх часов, проделал путь менее, чем за два, заслужив штрафную дырку в талоне водительских прав. Но всё это было неважно. Главное – жену уже успешно прооперировали, что подтвердил экспресс-анализ на биопсию.
Неделю я находился дома, используя накопившиеся отгулы за выходные дни и стараясь не думать обо всём, что произошло в экспедиции, а когда вышел на работу, узнал о решении худсовета и дирекции киностудии о закрытии фильма по причине несоответствия отснятого материала сценарию и его низкого художественного качества. С одной стороны это известие меня огорчило, с другой же – обрадовало. Хорошо, что вовремя остановили это безобразие и напрасное расходование средств. Главное же – я оказался прав, когда всё время твердил об этом. Значит, кое в чём всё-таки разбираюсь и интуиция меня не подвела.;
Г л а в а 18


Видимо, такое может происходить только в кино… После недельного перерыва, возвращаясь на работу, я с волнением думал о том, чем буду теперь заниматься на киностудии. Мой фильм закрыт, другие, вроде бы, в данное время к запуску не планируются. Наверно, опять будут меня использовать «на подхвате». Кроме того, не исключено, что ещё предстоит  разбираться в причинах провала фильма. Как ни крути, а ведь и я к этому имел некоторое отношение. В общем, такая перспектива меня совершенно не радовала.
Каково же было моё удивление, когда узнал, что фильм «Я хочу петь» действительно закрыт, но не совсем и даже, более того, уже снова, почти открыт, но опять же ещё не совсем. Человеку с нормальной психикой понять это было сложно. Фима Лехт, к которому я обратился за разъяснением, усмехнувшись в свои пышные усы, сказал:
- Хоть в вашем послужном списке уже числятся три фильма, вы ещё не киношник, если удивлены происходящим. Всё проще простого. Картину действительно закрыли по вине «гениальных» творцов, наснимавших чёрт знает что и израсходовавших более трети сметной стоимости. И за это кто-то ведь должен ответить! А отвечать никому не хочется. Ни руководству студии, ни начальству из Госкино Молдавии. Вот они и решили ни о чём в Москву, в Госкино не докладывать, производство фильма только временно приостановить, творческую группу, актёров и администрацию заменить и снять картину за оставшиеся средства. Ну, разве не хитро придумано? А ещё говорят, что хитрость присуща только евреям!
- Но ведь это – явный авантюризм! Кто же согласиться делать сначала картину за две трети сметы? Разве что используя отснятый материал? Так ведь его признали негодным!
- Неужели вы ещё не поняли, что современный кинематограф-  сплошной авантюризм? Одно из подтверждений этого – заведомо раздутые сметы, рассчитанные на обязательное получение экономии и, соответственно, премии. Что касается желающих участвовать в этом, то очереди пока нет. Но я уверен, что найдётся какой-нибудь молодой, перспективный «гений», сидящий в простое, который с удовольствием возмётся за создание нового «шедевра».
Сложнее решить с директором картины. Свободных сейчас нет, а те, кто есть, либо в запое, либо не согласятся работать на таких условиях. Лично я бы отказался. Но и это разрешимо. Думаю, что ещё сегодня Куницкий пригласит вас и предложит продолжить работу, но уже в должности директора картины. Вот тут-то важно не продешевить, хорошо поторговаться и не спешить с ответом о согласии. Советую хорошо подготовиться к этому торгу. И, конечно, без ссылки на товарища Лехта!
Он как « в воду смотрел», но, скорее всего, знал заранее. Не прошло и получаса, как секретарь пригласила меня в кабинет директора студии. На этот раз здесь находились все его заместители, главный редактор, члены худсовета и, как ни странно, мой старый знакомый режиссёр Валерий Жереги. Я сразу подумал, что это и есть тот самый молодой «гений», о котором говорил Фима Лехт. Видимо, совещание длилось уже долго, всё было обсуждено и поэтому Куницкий сразу обратился ко мне, причём, в атакующем стиле:
- Значит так, уважаемый Борис Аркадьевич, коллектив, которым вы руководили, успешно провалил съёмки фильма «Я хочу петь» и сейчас самое время держать за это ответ. Как вы, коммунист, в прошлом боевой офицер, успевший уже и на лоне кино зарекомендовать себя грамотным руководителем, дошли до такой жизни?
Это наглое обвинение буквально потрясло меня, вызвав такой гнев, что я решил тут же встать и выйти из кабинета, немедленно подав заявление об увольнении с работы. Но уже секунду спустя, я понял, что поступив так, проявлю не волю, а слабость. И я решил дать бой этому зарвавшемуся начальнику. Тем более, что терять мне было нечего. Взяв, как говорится, себя в руки, спокойно ответил:
- Я прошу прощения за то, что на ваш, Василий Лаврентьевич, вопрос отвечу аналогичным вопросом: как вы, все присутствующие здесь руководители, дожили до такой жизни? Как вы могли разрешить эти съёмки в Одессе и в круизе на теплоходе, причём, дважды? Разве нельзя было молдавского профессора музыки похоронить в Кишинёве? Ведь дураку было ясно, что знаменитая не только в Союзе, но и за рубежом одесская улица Пушкинская, где проходили эти похороны, будет на плёнке узнаваема. И разве в Кишинёве мало красивых старинных домов с прекрасными интерьерами? Разве не ясно было, во что выльются два круиза по крымско-кавказской линии? Съёмочная группа осталась очень довольна этой поездкой, может быть единственной в своей жизни за государственный счёт и благодарна за это руководству студии. А уж как погуляли творцы фильма в круизе при выборе мест съёмок! Можете им только позавидовать! И что они спьяну выбрали? Набережные Сухуми и Батуми, обезьяний питомник и дельфинарий? Для этого надо было ездить в круиз? Все остальные съёмки – плод больной или бездарной фантазии режиссёра Калашникова! Я всё время об этом безобразии не говорил, а кричал директору Загорскому, да и вам,   по телефону из Батуми. Вы посоветовали мне не мешать творческим замыслам режиссёра. Мне до сих пор не понятно, почему на фильме не было редактора? Куда смотрела бухгалтерия студии? Ведь даже самый неопытный ревизор мог своевременно приостановить преступное разбазаривание государственных средств! И, после всего, вы у меня спрашиваете, как я дошёл до такой жизни? Скажу вам честно, мне нравится эта работа, но то, что здесь происходит, мне претит, как нормальному, честному человеку. Извините за откровенность и резкость. И, если ко мне нет больше вопросов, прошу разрешения удалиться.
Несколько секунд в кабинете стояла гробовая тишина и я, не дождавшись разрешения, направился к выходу. И тут же послышался голос Куницкого:
- Нет уж, вы останьтесь! Я ещё не всё сказал вам, Борис Аркадьевич. Спасибо, конечно, за резкую критику. Такое не часто услышишь в этом кабинете, особенно от подчинённых. Мы учтём эти замечания. Но проблема в другом. Режиссёром-постановщиком фильма «Я хочу петь» назначен Валерий Жереги и он хочет, чтобы директором были только вы, Борис Аркадьевич. Видимо, очень понравились ему на предыдущей картине! Ну, что вы скажете на это?
- Не могу судить о режиссёрских способностях Жереги, но как руководитель он мне совершенно не понравился и, если у меня не будет выбора, то подчинюсь только на определенных условиях.
В разговор вмешался заместитель директора по производству Демковский:
- Это уже что-то новенькое! И какими же будут ваши условия?
- Если я соглашусь на ваше предложение, то попрошу провести финансовую проверку и в акте отразить  состояние бюджета картины на день её приостановки. Понимая, что нереально создать фильм за оставшиеся средства, хотел бы иметь официальную гарантию получения недостающих денег. Во-вторых, на съёмочной площадке постоянно должен  присутствовать редактор фильма, который вместе с директором обязан стоять на страже выполнения режиссёрского сценария. Насколько я в курсе дела, у Загорского его и в помине не было. В случае нарушения сценария и дополнительного расходования средств, а также  плёнки, всё должно актироваться для принятия мер руководством студии. Теперь, что касается взаимоотношений режиссёра и директора. Недопустимо, когда режиссёр, не посоветовавшись с директором, вопреки сценарию придумывает дополнительные сцены и ещё требует подготовить съёмку в невообразимо короткие сроки. И, наконец, о поведении режиссёра на съёмочной площадке. Это же полнейшее безобразие! Я не потерплю матерщины и хамства по отношению к работникам группы. Не терпел этого в армии, а уж здесь, в храме искусства и культуры тем более не позволю. Я это говорю не в общем, а конкретно в адрес режиссёра Жереги. Думаю, что после всего сказанного, он не будет настаивать на моем назначении. Кстати, и мне следует хорошо подумать, прежде, чем согласиться.
И снова в кабинете наступила тишина. Обстановку разрядил директор киностудии:
- Лично я готов подписаться под любым условием, выдвинутым Борисом Аркадьевичем, тем более, что это всё прописные истины, о которых он просто не знал по своей неопытности. А тебе, Жереги, надо тоже серьёзно подумать о своем поведении с самого начала своего режиссёрского пути, принять беспрекословно все условия будущего директора и совместно постараться сделать хороший фильм. Вам обоим даю время подумать… до утра!
А утром, когда я дал согласие работать директором фильма, в кабинет Куницкого вдруг, а, может быть и не вдруг, вошёл Артур Загорский. Вид у него был весьма печальный, очень похожий на    побитую собаку. Сильно похудевший, с лицом землистого цвета, но, как всегда аккуратно одетый и совершенно трезвый, он, поздоровавшись, обратился к Куницкому:
- Василий Лаврентьевич, умоляю, не увольняйте! Я не могу жить без кино, вы ведь знаете об этом! Готов начать всё с начала – рабочим, осветителем, кем угодно, но только на студии!
- Артур, вспомни, сколько раз я тебя прощал, а ты меня и многих других подводил «под монастырь»? Я тебе больше не верю! А спасти тебя от увольнения может только один человек, которого ещё недавно ты так гнусно предал. Если Борис Аркадьевич простит тебя и возьмёт к себе в группу, рискуя снова быть обманутым, я соглашусь с этим решением. Проси его, клянись ему в моём присутствии!
Артур мгновенно оказался возле стула, на котором я сидел, упал на колени, схватил мою руку и, целуя её, начал умолять меня:
-Борис Аркадьевич, Богом прошу, возьмите в группу, простым администратором! Клянусь, что не подведу, выложусь полностью, вы не пожалеете, что поверили! И ещё раз, простите меня за всё!
Так как с актерским мастерством Загорского я уже был знаком, то не был особо потрясён этой сценой. А, поэтому, довольно спокойно сказал:
- Встаньте, Артур Владимирович! Забудем, что было в прошлом, для меня это был тяжёлый, но полезный урок самостоятельности. Я очень хочу вам верить, согласен взять в группу, но не администратором, а, если Василий Лаврентьевич не против, заместителем директора.
Куницкий, соглашаясь, махнул рукой:
- Ладно, хрен с вами, работайте! Видимо, ты, Борис Аркадьевич, без хронических алкоголиков уже просто не можешь!
- Но ведь вы – их главный поставщик!

На такой грустно-шутливой ноте была решена серьёзная кадровая проблема и началась, а точнее сказать,была продолжена работа над фильмом «Я хочу петь».;
Г л а в а  19.


Итак, всё началось сначала, а, точнее, по второму кругу. Вновь сформированный коллектив вступил в подготовительный период, который должен был проходить в ускоренном темпе, чтобы быстрее начать съёмки. Было решено наряду с подбором актеров и проведением кино и фото проб дополнительно поработать над сценарием, который, надо сказать, был далёк от совершенства.
Теперь вместе с  автором литературного сценария Аурелиу Бусуйком, над ним работал и новый режиссёр-постановщик Валерий Жереги. К сожалению, улучшить сценарий им не удалось. Видимо, кроме того, что литературно он был слаб, его ухудшению ещё способствовал перевод с молдавского на русский язык. Пригласили из Москвы известного киносценариста Аркадия Инина, но и он, поработав с неделю над диалогами, не смог ничего улучшить. Правда, в результате  ещё больше «похудел» бюджет фильма.
   Я провожал его в аэропорту. Прощаясь, Аркадий Инин со свойственным ему юмором сказал:
        - Лично мне всё предельно ясно. Бусуйок – не Шекспир и «Я хочу петь» - его естественное желание. Уж лучше бы он пел, чем так писать!
   Кроме сценария, исправить который было невозможно, возникли и другие проблемы. При дефиците времени очень длительными оказались подбор актёров, фото и кинопробы. Для того, чтобы Госкино утвердило актрису на главную роль, необходимо было представить минимум десять кандидаток, хотя для режиссёра и руководства студии этот вопрос был заранее и окончательно решён - актриса театра и кино Светлана Тома. Однако, установленный порядок нарушать нельзя и мы вынуждены были приглашать на пробы одну за другой различных известных и неизвестных актрис, которые однозначно не могли ни на что рассчитывать. Порой доходило до смешного и очень драматичного. Почему-то Жереги решил, что все кандидатки должны быть поющими. Так пригласили в Кишинёв на пробы ведущую солистку Львовского театра оперы и балета, которую никто ранее не видел. Голос у неё оказался волшебным, но мало того, что она никогда не снималась в кино, её внешность, а, главное, размеры не шли ни в какое сравнение с нужными. Правда, знакомство с ней оказалось полезным. Было решено, что она будет петь за кадром вместо Светланы Тома.
   Приезжала и одна из сестер Софии Ротару и многие другие. Но особенно неумным и даже в какой-то мере драматичным, был вызов на пробы известной столичной актрисы Любови Полищук, которая при всей её талантливости, разноплановости и огромном опыте в кинематографе ни разу не снялась в главной роли, но очень к этому стремилась. Конечно, режиссёр, да и сама актриса понимали, что ни её возраст, ни, тем более, фактура ( рост, большой размер ног) не позволят рассчитывать на утверждение. Но, вне всякой логики, в надежде на случайность, очень занятая в театре Любовь Полищук всё-таки прилетела в Кишинев. Встретив её в аэропорту, я обратил внимание на пресквернейшее настроение актрисы. Оно не улучшилось и при размещении в нашей студийной, мало комфортной гостинице. Но, несмотря ни на что, она блестяще сыграла предложенный эпизод на кинопробах, вызвав бурные аплодисменты присутствовавших и доказав свой высочайший профессионализм.
   Намного легче было подобрать и утвердить артистов на другие роли. Снова на главные мужские роли были утверждены Григорий Григориу и Виктор Соцки-Войническу. На вторую главную женскую роль утвердили московскую актрису Ирину Редникову.
   Как правило, каждый режиссёр-постановщик стремится заполучить в свою картину хотя бы одну кинозвезду. Нам же удалось на эпизодические роли уговорить сняться народного артиста СССР, в прошлом одного из самых популярных артистов кино Павла Петровича Кадочникова. Несколько поколений кинозрителей восторгались им в  фильме «Подвиг разведчика». У нас он должен был сыграть второстепенную роль профессора музыки, которого мы так успешно хоронили в Одессе. Его коллегу согласился сыграть засл. артист РСФСР актер театра «Современник» Валентин Никулин.
   Значительным успехом стало согласие писать музыку для фильма замечательного  молдавского композитора Евгения Доги. Появился на фильме и редактор – И.Солоницына, бывшая жена известного киноактера А.Солоницына. Она-то мне и вручила долгожданный сценарий фильма. Стало быть, моя критика была услышана.
   Обновился и состав творческих работников. Особенно перспективным считался молодой, но очень талантливый оператор- постановщик Валентин Белоногов. Произошли изменения и в администрации  картины. Во-первых, мы с Загорским поменялись ролями, во-вторых, были назначены четыре администратора, новые бухгалтер и кассир.
   Поскольку сценарий остался прежним, снова возникла проблема, где и как снимать гастрольную поездку по стране главных героев, причём, с минимальными затратами средств и времени. Естественно, Жереги настаивал на необходимости показать в фильме длительную поездку героев по разным регионам страны. Я был категорически против этого, пытаясь доказать режиссёру несостоятельность и авантюризм его замысла на фоне бедственного финансового положения картины:
        - Валерий, я, конечно, ещё дилетант в кинопроизводстве, но отлично знаю, что можно обойтись без всякого круиза, который снова сожрёт огромное количество средств. Ну, вспомни выдающиеся фильмы американского да и советского производства, где герой или героиня поют на фоне документальных кадров, изображающих разные страны и города. Тебе-то хорошо известно, как это делается, вас же этому учили во ВГИКе?
        - Дорогой Борис Аркадьевич, мы это, действительно, проходили, но, изучая историю кино. Этот метод давно устарел и нигде сейчас не используется. Чем же нам украсить этот «гениальный» сценарий, если не эффективным видеорядом? Давайте лучше подумаем, как снять эти гастроли минимальной группой за предельно короткие сроки и при небольших расходах. Если отказываться от этой экспедиции, надо закрывать фильм!
   В душе я, конечно, был с ним согласен, понимая, что без показа этих гастролей, фильм многое потеряет, но продолжал отстаивать свою точку зрения. Но, как и ранее, руководство студии и, в первую очередь, редакционная коллегия, поддержали режиссёра-постановщика, потребовав от нас обоих тщательно спланировать и подготовить эту экспедицию. Мне ничего не оставалось делать, как зафиксировать свое несогласие в докладной записке и приступить к подготовке съёмок. 
   Выбранный маршрут был уникальным не только тем, что охватывал разные регионы, но и различные климатические зоны. На западе Жереги предложил Вильнюс со съёмками в национальном музее сельского хозяйства под открытым небом, где он уже бывал ранее. Что касается Севера, я рекомендовал Заполярье и, конкретно Норильск, где прослужил не один год и имел хорошие связи во всех сферах деятельности. По пути на юг было решено остановиться в Красноярске, произвести съёмки на плотине ГЭС, а далее через Ташкент добираться в Самарканд. Вся эта экспедиция должна была занять не более 10 дней.
   Для того, чтобы уложиться в такие сжатые сроки, необходимо было чётко организовать не только съёмки в местах пребывания группы, но и спланировать средства передвижения, состыковать их по времени в местах пересадок, а, главное, заранее заполучить авиабилеты на все предполагаемые рейсы. Ни о каких задержках, опозданиях или переносах не могло быть и речи. Конечно, это был чистейший авантюризм, так как мы не учитывали превратностей погоды, а для Заполярья – это норма, возможные срывы съёмок по тем или иным причинам. В общем, мы осознанно шли на риск, надеясь на удачу, а скорее на чудо.
   Сложность предстоящей экспедиции заключалась ещё и в том, что мы отказались от традиционного и обязательного выбора мест съёмок и натуры режиссёром, оператором, художником и директором с последующим утверждением результатов худсоветом студии. Времени для этого не было.
   Артур Загорский взял на себя всю подготовку в Норильске и Самарканде, а также полностью решение вопросов с билетами по всем маршрутам. В Красноярске подготовку должен был осуществить один из администраторов.
   Подготовка включала в себя не только выбор мест съёмок, но и размещение группы в гостиницах, организацию транспорта, питания, массовки и многие другие вопросы. На плечи администрации ложились огромные ответственность и нагрузка. От неё зависел успех всей экспедиции.
   В конечном варианте маршрут выглядел следующим образом: Только из Ташкента в Самарканд мы должны были ехать поездом. Во всех остальных случаях – самолетами Аэрофлота.
   За 10 дней до начала экспедиции Артур вручил мне билеты на все авиарейсы с конкретными датами и временем вылетов. И только в Ташкенте предстояло из аэропорта до железнодорожного вокзала добираться на рейсовом или наёмном транспорте с последующим приобретением билетов на поезд до Самарканда. На всё это отводилось до трёх часов времени.
   Предстоящая экспедиция не шла ни в какое сравнение с прошлым круизом по Черному морю и обещала быть неимоверно трудной, особенно для меня, имевшего всего два дня опыта работы в качестве директора фильма. Но обратного пути не было. Билеты лежали у меня в кармане.
   Артур вылетел в Норильск с  рекомендациями к моим коллегам и друзьям по прошлой совместной работе на 69-й параллели.
   Один из администраторов отправился в Красноярск, где нужно было получить разрешение КГБ и руководства ГЭС для съёмок на плотине.
   Итак, в Вильнюсе на съёмки нам отводилось всего 3 часа, в Москве- 6 часов, в Норильске – четверо суток, в Красноярске – не более 2 часов и в Самарканде – 2,5 суток.
   Вплоть до последнего дня решался вопрос о составе съёмочной группы. В итоге остановились на группе количеством в двенадцать человек.  Почти каждый специалист должен был выполнять обязанности ещё одного, а то и двух работников. Так, второй режиссёр должен был работать за двух  ассистентов – «хлопушки» и по актёрам. То же касалось и операторской группы, художник-постановщик выполнял также  функции костюмера. И даже мне в связи с болезнью редактора вменялось потрудиться  на этой ниве.
Актеров было всего двое: Светлана Тома и Виктор Соцки-Войническу.
 И, конечно, в группе находились бухгалтер и кассир с переносным  сейфом и довольно немалой суммой денег.
   По традиции мой друг-однополчанин Яша Корсунский вместе с пожеланиями счастливого пути вручил мне две коробки со спиртными напитками, в надобности которых, особенно на Севере, я совершенно не сомневался.
   Итак, съёмочная группа фильма «Я хочу петь» к началу экспедиции была готова, соответственно климатическим зонам экипирована и нацелена на серьёзную, необычную по срокам и сложности работу.
   Думаю, что больше всех переживал и волновался за успех экспедиции я – вновь испеченный директор.

АРТИСТЫ   ТЕАТРА   И  КИНО
               
               
               



   









                ;





















;








ЧАСТЬ  4.

УНИКАЛЬНАЯ ПО СРОКАМ И ТРУДНОСТИ ЭКСПЕДИЦИЯ.








Г л а в а  20.


Вильнюс встретил нас солнечной погодой, редкой для этого времени года, уютным небольшим аэровокзалом и симпатичным высоким литовцем, держащим в руках плакатик с надписью «Молдова-фильм». Он оказался администратором Литовской киностудии. Тепло поприветствовав нас, пригласил следовать за ним. У входа в аэровокзал уже ожидал большой комфортабельный «Икарус».
   Это был сюрприз, заранее подготовленный Ефимом Лехтом, о котором в съёмочной группе знал только я один.
   В нашем распоряжении было всего 1,5-2 часа, за которые надо было снять запланированные эпизоды и вернуться снова в аэропорт к посадке на московский рейс. Но даже этот цейтнот не помешал выполнить обязательную традицию – разбить тарелку в честь первого съёмочного дня.
   В музее под открытым небом, среди потрясающей природы была воспроизведена литовская деревня середины 18 века, причем, дома, колодцы, сельхозтехника и инструмент того времени, мебель, посуда – всё натуральное и в полную величину. Среди этой красоты наши главные герои ходили, обнявшись и периодически целуясь, разглядывали представленную старину.
   Откровенно говоря, я так и не понял, для чего снимаются эти кадры и как их можно будет использовать в фильме. На мой вопрос Жереги в промежутках между съёмками ответил:
        - Борис Аркадьевич, не забывайте о возможностях монтажа и не волнуйтесь – эти кадры мы подмонтируем к выступлению наших героев под эстрадный оркестр.
   Мы были очень тронуты заботой, проявленной литовскими коллегами. Когда закончилась съёмка и все заняли места в автобусе, администратор откуда-то вытащил большой термос, аккуратно упакованные сэндвичи и разовые стаканчики. Потрясающий запах черного кофе мгновенно превратил автобус в литовскую кофейню.
   В аэропорту, прощаясь с гостеприимным администратором, съёмочная группа наградила его бурными аплодисментами, вызвав этим удивление среди авиапассажиров.
   Вот так Фима Лехт одним телефонным звонком сделал сюрприз целому коллективу, поздравив его с началом съёмочного периода.
   В московском аэропорту Внуково нас уже никто не встречал. Вернее сказать, встречал высокий красавец-мужчина средних лет, одетый в аэрофлотовскую форму с широким шевроном на погонах, что означало его принадлежность к начальственному составу. Однако, встречал он только одного члена нашей группы – Светлану Тому. Они нежно расцеловались, и Света представила его своим близким другом.
   Я воспользовался случаем и обратился к нему с вопросом:
        - Вы не подскажете, где можно срочно арендовать автобус на несколько часов? Нам необходимо снять ряд сцен на Красной площади и виды города.
        - Я не гарантирую, но попробовать можно. Учтите, договориться можно только неофициально и расчёт наличными на месте. Пойдемте со мной на привокзальную площадь.
   Через четверть часа группа уже ехала в аэрофлотовском служебном автобусе. Близкий друг Светланы не заставил себя долго уговаривать и сопровождал нас до самого центра Москвы, присутствуя на съёмках, которые чуть -было не сорвал милиционер, потребовавший на это специальное разрешение. После длительных переговоров я предложил ему пригласить ещё одного-двух коллег и за соответствующую оплату осуществить оцепление вокруг места нашей работы. Моя инициатива была встречена им с воодушевлением. Необходимые кадры были отсняты быстро и без всяких происшествий. Наша доблестная милиция за мзду действовала чётко и с большим рвением.
   До вылета в Норильск времени оставалось достаточно. Группе надо было где-то покушать. Все обратились ко мне с просьбой выделить на это пару часов, разрешив после еды немного походить по центру столицы и заглянуть в магазины. Эта просьба меня несколько обеспокоила: кто-то мог опоздать, заблудиться. Но и держать всю группу возле себя «на привязи» я не мог. Подумав, принял решение: автобус высаживает всех возле гостиницы «Москва», я веду группу в хорошее кафе на улице Горького, где мы обедаем, а затем, кто не знает столицы, идёт со мной в ЦУМ, остальные действуют самостоятельно, но ровно через три часа этот же автобус вместе с нами отправляется в аэропорт «Внуково». Опоздания исключены. Самостоятельно добираться в аэропорт запрещаю, так как это сложно и займёт много времени.
   Все клятвенно обещали выполнить мои указания и только Светлана, отведя меня в сторону, попросила:
        - Борис Аркадьевич, мы с другом прибудем в аэропорт самостоятельно и вовремя. У него есть машина. Так, что вы не волнуйтесь.
        - Светочка, что-то меня тревожит эта твоя просьба. Я, конечно, могу не давать своего согласия. Мы, в конце концов, находимся в экспедиции и я за всех отвечаю. Но и силой приказа удерживать тебя не хочется. Вроде бы, не хорошо так начинать нашу совместную работу. Прошу только об одном: не забывай об ответственности перед всей группой, и что я буду сильно волноваться!
   Об этом же предупредил и её близкого друга-аэрофлотовца. Аналогичная просьба поступила и от режиссёра с оператором, которым нужно было съездить на «Мосфильм» и сдать на проявку отснятый материал.
   Все же остальные члены группы меня не подвели, и мы своевременно прибыли в аэропорт Внуково. Главные же мои переживания начались, когда регистрация пассажиров на наш рейс  подошла к концу, а Светланы всё не было. Когда же регистрация закончилась и все пассажиры, в том числе и наша группа, сели в автобус для следования к самолету, вот тут-то меня начало трясти от одной только мысли, к чему всё это может привести. Заволновался и стоящий рядом Жереги. Но это были только цветочки… К нам подбежала дежурная по аэровокзалу и нервно спросила:
        - Что у вас происходит? Ответьте, наконец-то, летите вы или нет? Экипаж уже запускает двигатели!
   Мы ей в двух словах объяснили ситуацию, но дежурная больше ждать отказалась. И в это время подбежали Светлана с другом. Не дав ей объясниться, я закричал:
        - Быстро все на посадку! Разбираться будем потом!
   Но тут произошло самое страшное. Светлана заявила:
        - Валера, Борис Аркадьевич! Я сейчас лететь с вами не могу! Решается моя и дочери судьба! Всё объясню потом. В Норильск прилечу завтра. Как-то обойдитесь день без меня. Дайте мой билет и извините за всё! Надеюсь, что вы меня поймёте и выручите. Если нет, я готова даже отказаться от роли!
Она повернулась и вместе со своим аэрофлотовцем пошла на выход. Мы же стояли ошарашенные, с открытыми ртами и смотрели ей вслед. Опомнившись от крика дежурной, видимо, понявшей всю трагичность происходящего, Валерий грязно матюкнулся и мы побежали к ожидавшей нас дежурной машине. В самолет садились под шум работающих двигателей не по трапу, а по приставной стремянке.
   Находясь в состоянии, подобному шоку, я даже не ощутил взлёта огромного «Ил-18», набора высоты, а когда осознал, что мы уже летим в Норильск, то с ужасом понял, что этот полёт может оказаться напрасным, если Светлана Тома не сдержит обещания. Но если даже и прилетит завтра, времени, отведенного на съёмки, может просто не хватить. Этими печальными мыслями я поделился с режиссером, на что он спокойно заметил:
        - Мы ведь не можем сейчас ничего предполагать и, тем более, решать, не зная, о чём в Норильске договорился Артур. И не надо себя ни в чём винить. Мы же не могли силой затолкнуть её в самолет? Тем более, что её дружок, как двухстворчатый шкаф! Прилетим – будем на месте решать, что делать. Если, в худшем случае, Светка не появится, найдем дублершу и снимем со спины. Хорошо, хоть Витя с нами! Это я так шучу!
   Мне же было не до шуток, особенно, когда каждый раз кто-то из съёмочной группы спрашивал:
        - Борис Аркадьевич, а где Света? Что мы будем без неё делать? Там ведь собачий холод!
        - Борис Аркадьевич, как вам понравился Светкин хахаль? Витя по сравнению с ним – просто ребёнок! Витя, вот будет номер, если она притащит его с собой в качестве твоего дублёра!
Им всем было очень весело, поскольку эта трагедия прямо их не касалась, и в группе были те, кто непосредственно отвечал за всё. И ещё – они впервые летели в загадочное Заполярье, легендарный город на 69-й параллели – Норильск. И это создавало хорошее, весёлое настроение. Постепенно я тоже немного успокоился и, убаюканный шумом мощных двигателей самолёта, уставший от всех переживаний прошедшего дня, уснул крепким сном.
   С учётом разницы во времени мы прибыли в Норильск, а точнее, в его воздушные ворота аэропорт Алыкель, ранним утром. Первыми, кто нас встретил, были пограничники, вошедшие в самолет сразу после его приземления и остановки для проверки документов, а вторым – улыбающийся Артур Загорский в маленьком зале ожидания. Поздоровавшись, он тут же заметил отсутствие главной актрисы:
        - Светочка, конечно, в своём репертуаре и опоздала к вылету?
Узнав истинную причину её отсутствия, он бодро заявил:
        - Ничего страшного, поснимаете сегодня голую натуру, тем более, что погоду дают  отличную, а на вечер я договорился с директором Дворца спорта о съёмках зала со зрителями. Там выступает ленинградский балет на льду и ожидается полный аншлаг! Валера, тебе ведь с Валентином нужны такие кадры? А сейчас нас ждёт автобус и замечательный, но короткий полярный день! Номера в гостинице заказаны, так что вперёд, братья-молдаване!
Удивленный услышанным, я спросил у Загорского:
        - Артур, какой автобус? Ведь в город можно добраться только на поезде.
        - Дорогой мой директор, за время вашего отсутствия в Норильске была построена прекрасная дорога, по которой «мы поедем, мы помчимся прямо в снежную пургу!», - песней закончил Артур свой ответ.
   Пока мы более часа ехали в автобусе по заснеженной тундре, я рассказал группе о Норильске – крупнейшем и культурнейшем городе Заполярья, не имеющем аналогов нигде в мире на этих северных широтах. Город, построенный на вечной мерзлоте заключенными по проектам ленинградских архитекторов, в большинстве своём, тоже «зэков». Крупнейший в мире горно-металлургический комбинат, окружённый рудниками, где добываются ценнейшие и редкостные металлы, используемые в самых передовых отраслях промышленности, в том числе, и космической. Здесь под землёй, на большой глубине сосредоточена, по сути дела, вся таблица Менделеева. Норильский комбинат – это более семидесяти различных предприятий, это весь город и всё его население. Ни один из городов Заполярья не может сравниться с Норильском и по его культурному развитию. Здесь построены и работают Дворцы культуры и спорта, драматический театр, прекрасный кинотеатр, стадион, плавательный бассейн и закрытые катки.
   Все слушали мой рассказ с большим вниманием. Норильск возник перед нами сразу, неожиданно, прямо из тундры, в дымке, висящей над городом – негативным результатом деятельности всех предприятий, круглосуточно выбрасывающих в атмосферу огромное количество углекислого газа.
   Проехав по центральной улице Ленина, на которой расположены магазины, рестораны и кафе, мы оказались на площади, окружённой красивейшими зданиями и гостиницей «Норильск», где были сняты для нас номера. Устроившись и позавтракав в гостиничном буфете, группа собралась в нашем с Артуром огромном номере. Загорский проинформировал нас о том, что ему удалось сделать:
        - Натурные съёмки надо начинать немедленно, так как сейчас полярный день очень короток и где-то после обеда – уже ночь. Вечером снимаем во дворце спорта. Завтра, с утра есть возможность снять на стадионе, неподалеку от гостиницы, мотогонки на льду. Валера, ты хотел снять кадры в тундре? Это тоже рядом, сразу за городом.
   Жереги решительно заявил:
        - Мне нужна не просто тундра, а стойбище чукчей-оленеводов и, чтобы можно было на нартах прокатить наших героев, как в песне, «прямо в снежную зарю-у!».
   Теперь уже я вмешался в разговор:
        - Валерий, во-первых, у тебя отлично получается это у-у! Во-вторых, не вздумай назвать местных аборигенов «чукчами». Они – нганасане. В-третьих, ближайшие стойбища расположены в районе Дудинки – это столица национального округа. В Дудинку надо ехать поездом всю ночь. До любого стойбища можно добраться только вертолётом, и снимать надо с утра, пока светло. С нашим дефицитом времени решить это будет очень сложно. К тому же, для поездки на нартах нужны меховые национальные костюмы – сейчас в тундре уже очень холодно. Да и тех, кто будет снимать, тоже  необходимо одеть потеплее. Ну, вот такой расклад. Ко всему этому есть ещё одна «маленькая» проблема: нет главной героини и, когда она появится, знают только один бог и сама Светочка! Кстати, Артур, уточните, пожалуйста, когда сегодня прилетает самолет из Москвы. Надо поехать встретить её, если, конечно, будет, кого встречать!
        - Уже уточнил. Есть рейс из Москвы в 16 по местному времени. Я поеду её встречать. А завтра у меня рейс в Красноярск и вечером оттуда – в Ташкент. Борис Аркадьевич, докладываю: несколько раз встречался с вашим другом – Гуськовым Борисом Михайловичем. Это он помог с гостиницей и Дворцом спорта. Большой начальник, работает в горкоме заведующим отделом пропаганды и агитации. Ждёт вас у себя с нетерпением.
        - Я прямо сейчас отправлюсь к нему и постараюсь хоть предварительно решить наши проблемы. Валерий, я считаю, нам надо идти в горком вдвоем, если ты, конечно, не против.
   Как только мы оказались в кабинете Бориса Михайловича, он бросился обнимать и целовать меня, восклицая:
        - Мой дорогой друг, как же я рад снова видеть тебя! Какой же ты молодец, что выбрал для съёмок наш город!, - и, обращаясь к Жереги, допытывался, - это ведь его идея, да?
   Когда закончились объятья, приветствия, представления, и я хотел было перейти к делу, хозяин кабинета запротестовал:
        - Так, ребята, сначала отметим встречу коньячком, а потом уже все дела! Хороший у тебя, Борис Аркадьевич, заместитель, но одно плохо – непьющий! Как я его ни агитировал – ни за что! Одно из двух: или это ты его так запугал, что на тебя не похоже, или он в серьезной «завязке»? Ну, давайте, товарищи кинематографисты, за встречу! Между прочим, я ведь дал указание телерадиовещанию сегодня же выдать информацию о прибытии в город съёмочной группы. Вечером смотрите и слушайте!
   Около часа мы пробыли в кабинете моего друга и за это время он по телефону связался с командиром вертолётного отряда, со своим коллегой в Дудинке и, по сути дела, решил все наши проблемы, не выходя из кабинета и не забывая подливать в рюмки коньяк. Он рассказал мне о всех переменах и новостях, произошедших в Норильске за четыре года, после моего отъезда на материк.
   Борис Михайлович заверил, что всё время будет «держать» наши съёмки на контроле и просил обращаться к нему по любому поводу:
        -  Я бы хотел, если вы не против, организовать творческую встречу со съёмочной группой. Это, когда вы уже вернётесь из Дудинки, хорошо?
   Мы дали ему наше согласие, пообещав продумать план этой встречи, выступлений режиссёра и актёров. Возвращаясь в гостиницу, Жереги с возмущением сказал:
        - Обидно, Борис Аркадьевич, всё так легко решилось благодаря вашему другу, и, если эта засранка нас подведёт и не прилетит, я не знаю, что с ней сделаю!
   А вечером, после успешных съёмок натуры – заснеженных улиц города, дворцов и магазинов, а также самого северного в мире санатория-профилактория с нежно-игривым названием «Валёк», мы собрались в фойе гостиницы у телевизора и смотрели передачу «О прибытии из Молдавии съёмочной группы фильма «Я хочу петь», директором которой является бывший норильчанин, известный лектор-международник, комментатор телевидения по внешнеполитическим вопросам Колтенюк Борис Аркадьевич.». Слышать мне это было очень приятно.
   Буквально через несколько минут открылась дверь гостиницы и вместе с полярным холодом зашли Артур и Светлана. Вся группа вскочила и начала обнимать вошедших. Это была настоящая радость. И я подумал: как мало человеку нужно для счастья. Ещё несколько часов назад я был бесконечно зол на Светлану, а сейчас, как ребёнок, получивший подарок, ликовал вместе со всеми.;
Г л а в а  21


Всю ночь по тундре, не проезжая ни единого населённого пункта, на поезде, который медленно тянул паровоз по узкоколейной линии, мы добирались до столицы Ямало-ненецкого национального округа, порта на реке Енисей, посёлка Дудинка.
Исторические факты свидетельствуют о том, что цена каждого метра строительства этой железной дороги на вечной мерзлоте – десятки погибших заключенных. За окнами древних вагонов, покрытых изморозью, чуть просматривалась сквозь ночную тьму ровная белоснежная пустыня. Температура воздуха ночью опустилась ниже нуля, но в вагоне было не тепло, а настолько жарко, что мы сняли с себя всю верхнюю одежду, оставшись в рубашках и даже в майках. Поезд следовал полупустым и в вагоне, кроме нас, находилось еще с десяток пассажиров. Все расположились очень вольготно. Некоторые спали, а большинство играли в карты, чтобы как-то скоротать этот длительный, однообразный и нудный путь.
Рано утром поезд наконец-то прибыл в Дудинку. В местной и единственной в этом «столичном» посёлке гостинице нас уже ждали и через некоторое время меня и Жереги пригласили в окружком партии, где зав. отделом пропаганды и агитации сообщил, что вертолёт из Норильска прибудет только завтра утром, а сегодня можно готовиться, отдыхать или, если мы пожелаем, снимать местные достопримечательности. Я обратился к нему с просьбой:
- Если можно, помогите нам одеть актеров в национальные костюмы, а остальных во что-то тёплое, чтобы в стойбище не замерзли.
Хозяин кабинета, нганасанин по национальности, которого звали Василием Ивановичем, приветливо улыбаясь, на чистейшем русском языке сказал:
- Дорогие гости, мы не дадим вам замёрзнуть. Я уже дал команду нашему Дому быта, в котором есть цех пошива меховой одежды, чтобы они подобрали всё необходимое. А сейчас, чтобы вы не замерзли, выпьем по рюмочке за успешные съёмки.
Он достал из сейфа бутылку водки, разлил её в три стакана. Из того же сейфа появилась красная икра и копчёная рыба. Я подумал, что в этом солидном сейфе, видимо, документы никогда не ночевали. Одновременно, я пожалел о том, что мы, идя в окружком, не захватили с собой наши молдавские коньяк и вино. Правда, я взял с Василия Ивановича слово, что вечером он будет нашим гостем.
В Доме быта нас встретили, как самых близких и родных людей, подобрали для Светланы и Виктора меховые национальные костюмы, унтайки и варежки, всем остальным выдали тулупы, шапки и унты. Мне же тулуп не понадобился, так как ещё во время службы в этих краях обзавёлся отличной дубленкой. Когда же я предложил им расписку о получении всех вещей и выразил готовность оплатить их прокат, директор категорически отказалась от моей инициативы:
- Дорогие гости, мы рады, что можем помочь вам в съёмках фильма и не сомневаемся, что вернёте все вещи, а лучшей оплатой была бы, если можно, ваша встреча сегодня вечером с нашими работниками, а их около сотни. Вы бы рассказали им о будущем фильме. Сама встреча с артистами – для нас большая честь! А сейчас мы приглашаем всех осмотреть наш ассортимент товаров и, если вам что-то понравится, можете себе купить!
Эти предложения нас полностью устроили, кое-то купил себе меховые унтайки и ботинки, напольные коврики, разные подделки из меха и рогов оленя. Я же приобрел красивую шапку-«пирожок» из меха нерпы. А вечером, прихватив с собой, на всякий случай, несколько бутылок коньяка, мы отправились на встречу в местный Дом культуры. Зал был переполнен. Здесь, кроме работников бытового обслуживания, собрались многие жители посёлка.
Встречу открыл Василий Иванович, а я представил членов съёмочной группы и главных актеров – Светлану Тому и Виктора Соцки-Войническу. Жереги рассказал о содержании будущего фильма и предстоящих съёмках в тундре, Светлана с большим мастерством прочитала стихи Анны Ахматовой, а Виктор поделился впечатлениями об Индии, где он в скором будущем должен сниматься в совместном советско-индийском фильме «Али-баба и сорок разбойников». Встреча прошла в очень тёплой обстановке и продолжилась на ужине, который организовало руководство Дома быта по «совету» Василия Ивановича. Наш коньяк оказался очень кстати, особенно, когда прозвучал тост «за укрепление молдавско-нганасанской дружбы».
В 10 часов утра нас разбудили, чтобы сообщить, что из Норильска прилетел вертолёт, который сейчас загружается, и, что нас через полчаса ждут на посадку. Пришлось на скорую руку привести себя в порядок, по-быстрому перекусить в буфете гостиницы и, чуть ли не бегом, отправиться к долгожданному вертолёту.
Погода стояла морозная и солнечная. Снег так искрился, что смотреть на него без тёмных очков было больно глазам.
На мой вопрос «Куда летим?» очень неразговорчивый командир экипажа ответил:
- На север. В трехстах километрах отсюда есть стойбище. Там мы вас и высадим.
Больше мы его ни о чём не спрашивали, а, когда приземлились посреди голой тундры, возле двух чумов, сооружённых из шкур и пасущихся неподалеку нескольких сотен оленей, командир экипажа сказал:
- Бригадира зовут Федей. Обо всем с ним договоритесь. Платить им нужно только спиртным. Я вижу, что вы его с собой прихватили. Сколько вам надо на всё про всё времени? Двух часов достаточно? Через три часа уже будет темно. Значит, так, в 15 часов мы за вами прилетим.
К вертолёту подошли все жители стойбища и с десяток собак, приветствующих нас громким лаем. Командир спросил у бригадира:
- Федя, рация у тебя есть? Будем на связи!
Бригадир по-русски ответил:
- Однако, конечно, есть, командира!
На этом диалог закончился и вертолёт улетел. После нескольких минут разглядывания прибывших, бригадир Федя сказал:
- Здравствуйте. Однако, зачем к нам прилетели?
Оказывается, они понятия не имели о предстоящем нашем прибытии. Мы тоже поздоровались и начали объяснять хозяевам, для чего, откуда и каким ветром нас сюда занесло. Не совсем уверенные, что нас поняли, попросили организовать нарты, на которых двое артистов должны проехать несколько раз и в различных направлениях, самостоятельно управляя оленями.
Я, на всякий случай, уточнил:
- Для этого, Федор, их надо немного поучить. А потом, если вы не против, мы снимем всю бригаду, женщин, детей, ваши чумы. Но надо это делать быстро. Времени у нас мало. Мы за всё вас отблагодарим.
Мои последние слова вроде бы заинтересовали бригадира, но все продолжали молча стоять, разглядывая нас. Даже собаки перестали лаять и тоже смотрели, приветливо повиливая хвостами.
Я решил уточнить, в чём будет выражаться наше вознаграждение, подошёл к одной из картонных коробок, вытащил из неё бутылку водки и сразу же водрузил её на место. Обстановка резко изменилась. Бригадир Федя прокричал на местном языке какую-то команду и сразу всё закрутилось. Несколько мужчин побежали в сторону стада оленей, женщины начали готовить нарты и упряжь.
Как мы позже узнали, это оказалась одна семья, глава которой и был бригадир Федя. Все остальные – человек двенадцать вместе с детьми и составляли эту бригаду оленеводов.
На всех была одежда, сшитая из оленьих шкур, причем, она никак не застегивалась, а подвязывалась поясами. У детей же, даже самых маленьких, одежонки были полностью открыты, демонстрируя голые животики какого-то синюшно-коричневого цвета. И это на морозе порядка 20 градусов минус. Даже, только глядя на них, нас начинал пробирать холод.
Я знал, что подавляющее большинство нганасан, как и других народностей Крайнего Севера, страдают хроническим алкоголизмом, и , что детей школьного возраста в обязательном порядке забирают из стойбищ, определяя  в интернаты в центрах национальных округов. Здесь мы воочию убедились в этом.
Бригада очень быстро подготовила две упряжки, посадила в одну из них Виктора и дрожащую не столько от холода, сколько от страха Светлану, в другую – оператора Валю Белоногова и Жереги. Сперва упряжкой, в которой находились актёры, управлял каюр-нганасанин, а после нескольких тренеровочных заездов, уже успешно осуществлял Виктор. За полтора часа всё было отснято, причем по 3-4 дубля. На всякий случай, сняли кадр в нартах и с упряжкой собак.
Когда всё было закончено, бригадир Федя подошёл ко мне и, ни слова не говоря, начал смотреть то на меня, то на картонный ящик со спиртным. Я сразу всё понял и решил, что пора с ними рассчитаться. Получив 3 бутылки водки, Федя тут же вместе со своим взрослым населением нырнул в чум и минут через 5 уже снова стоял передо мной, поглядывая на чудесную коробку. Это меня немного озадачило, но я выдал ему ещё одну бутылку водки.
Мороз начал крепчать. Мы стояли возле чума на «свежем воздухе», притопывая ногами и похлопывая себя руками. Взять с собой еду мы не сообразили, да и времени на это не было после вчерашнего застолья. Я понял, что наступило время и нам выпить водки, чтобы не замерзнуть ещё до появления вертолета. Выпили, но закусить было нечем. Жереги предложил:
- Давайте закажем Фёдору шашлыки из оленины. В крайнем случае, дадим ему ещё пару бутылок. Пусть зарежет молодого олененка. Да он за водку хоть всё стадо прикончит!
Я засомневался в возможности осуществить эту идею:
- Валера, через 30-40 минут прилетит за нами вертолёт. Они просто не успеют это сделать.
Но Валерий настаивал, ссылаясь на то, что все голодны:
- Борис Аркадьевич, ну давайте попробуем успеть. Я думаю, молодая оленинка очень вкусная. Не успеем здесь покушать, заберем с собой в вертолёт. Зато, какая экзотика! Хоть будет, что вспомнить!
Чувствуя голодное урчание в своем животе, я махнул рукой и согласился. Позвав бригадира и пообещав ему ещё одну бутылку водки, предложил быстро провернуть эту «операцию». Услышав о моем предложении, Федя, уже порядком пьяный, обрадовался, но начал торговаться:
- Можно быстро сделать. Однако, олень не мой, совхозный! Давай, однако, три бутылки, и мы быстро начнём делать еду!
Сторговались за 2 бутылки, но с условием, что он получит их только тогда, когда еда будет готова, и мы вместе с ним перед вылетом тоже выпьем и закусим на прощание.
Всё закрутилось с бешеной скоростью. Один из парней приволок мычащего олененка, который, видимо, чувствовал, что настал его смертный час. Прямо тут же, при нас, его зарезали,  начали сдирать шкуру и вырезать кишки, кидая их своре собак. Ни один из нас не мог смотреть на это зрелище, а Светлану вырвало и она, чуть было, не упала в обморок. Я уже не рад был, что дал согласие на это изуверство. А Федя развёл костер, установил над ним на подставках две трубы и через 10-15 минут окровавленное мясо уже жарилось, распространяя не очень приятный запах.
В 15 часов вертолёт не прилетел. Температура понизилась по моему заполярному опыту до -35-40 градусов. Одежда из меха уже не защищала. Холод пробирался внутрь, заставляя всех дрожать мелкой дрожью. Особенно сильно замерзли Светлана и гримёрша.
Бригадир Федя, даже в пьяном состоянии, понял, что гости начали замерзать и пригласил зайти в чум погреться. Я предложил двум женщинам принять это приглашение. Они быстро нырнули в чум и тут же выбежали из него. Светлану снова вырвало. Со слезами на глазах она простонала:
- Борис Аркадьевич, там такая вонь, что можно умереть! Лучше я замерзну, к чёртовой матери, но туда не зайду! Если не верите, загляните сами!
Прошел час после назначенного времени прибытия вертолёта. Мороз стал ещё сильнее. Я уже в приказном порядке заставил всех, в том числе и женщин, выпить изрядную дозу спиртного. Настроение резко ухудшилось. Мясо уже было готово, но никто, кроме Жереги, даже не подумал его попробовать после того, что стали свидетелями этой кровавой экзекуции.
Прежде, чем выдать бригадиру Феде очередные две бутылки водки, я спросил у него:
- Фёдор, почему ты не связываешься с экипажем вертолёта по радио? У тебя ведь есть рация?
- Рация есть. Однако, уже полгода, как аккумуляторы совсем сдохли. А рация есть. Новая, однако, хорошая.
Я отдал ему обещанную водку за совхозного оленя, понимая, что дальнейший разговор с ним бесполезен и наше положение становится катастрофичным. Имея солидный опыт службы в авиации, я подумал о возможных ситуациях, произошедших с вертолётом и о том, что делать нам в этом положении. Находясь под открытым небом, мы вряд ли выдержим более часа при такой низкой температуре. Надо было думать о ночлеге. В чуме, где жила вся бригада, нам бы всё равно не хватило даже стоячих мест. Поэтому я решил заглянуть во второй чум. Едва приоткрыв меховой полог, заменяющий дверь, и, просунув голову во внутрь, я задохнулся от ужасного запаха чего-то прелого и гниющего. Внутри было темно, но я догадался, что там хранятся оленьи шкуры.
Других шансов укрыться от мороза у нас не было. Вся группа окружила догорающий костёр. Оставалось только надеяться на чудо и следить, чтобы кто-нибудь не вздумал где-то прилечь. При таком морозе он бы просто не проснулся. Я приказал всем двигаться, прыгать, толкать друг друга. Недалеко от чума я обнаружил целую гору кизяка – оленьих испражнений, смешанных с сухим ягелем – основным топливом в тундре. Мы перетащили часть этого горючего к костру, подбросили его в огонь, и, когда он разгорелся, все придвинулись к спасительному теплу.
Кроме угрозы замёрзнуть меня тревожила ещё одна проблема: если в течение часа не улетим отсюда, мы не успеем на поезд, а следующий будет только через сутки, что грозит опозданием на самолёт. В общем, всё складывалось прескверно.
Я не исключал, что пилот вертолёта может просто не увидеть это стойбище, хотя в небе сияла полная луна и мириады звёзд. И всё же я старался, чтобы огонь в костре был максимальным.
С холодом мы пока ещё боролись, а вот чувство голода усугубляло наше бедственное положение. Валя Белоногов высказал мысль, которая посетила уже всех и не единожды:
- Я бы сейчас не отказался от оленёночка, светлая память погибшему по нашей вине. Так, ведь эти алкаши всё сожрали и косточки обгладали. Ещё пару часов и я пойду в стадо за вторым оленёночком!
Около 7 часов вечера, когда мы уже перестали надеяться на возможность улететь из этого богом проклятого места и смирились с мыслью, что утром попросим Федю зачислить нас в его бригаду навечно, я вдруг услышав какие-то посторонние звуки, медленно приближающиеся к нам, закричал:
- Дуйте все в костер, надо побольше огня! Если я не ошибаюсь, он летит!
Это был наш вертолёт. Через несколько минут он сначала завис слева от нас, а затем приземлился. Мы бросились к нему, захватив наше имущество. Я оказался прав, когда подумал, что пилот мог не найти нас, не имея возможности связаться со стойбищем по радио.
Командир экипажа извиняющимся голосом объяснил:
- Я трижды пролетал где-то рядом и снова возвращался. Почему Федя не ответил мне по радио? Наверно, напился в дупель? Мне бы не обнаружить вас, если бы не огонь костра. Наверно, сильно замёрзли?
С трудом раскрыв замёрзшие губы, я ответил пилоту:
- Конечно, замёрзли, простояв столько времени на морозе и весь день не имея во рту ничего, кроме водки. Но самое неприятное, что мы опаздываем на поезд. Следующий ведь только через сутки, а у нас завтра вечером вылет в Красноярск.
- Во всём этом вина моя и раздолбая Феди. Поэтому, сделаем так: летим прямо в Норильск, сядем на «Вальке», а оттуда вас автобусом отвезут в гостиницу.
- Это прекрасно, но у нас остались в Дудинке два человека и вещи, надо ещё вернуть в Дом быта меховые изделия, взятые напрокат.
- Ладно, решим и эту проблему.
Приземлившись в Дудинке и оставив администратору гостиницы одежду для Дома быта, мы полетели в Норильск.
Пока нам везло. Никто ничего не отморозил, всё, что запланировали, отсняли и вернулись в Норильск даже раньше предполагаемого времени, получив возможность отогреться, покушать и отдохнуть в нормальных условиях. Единственное, чего я боялся – чтобы тундра не вышла «боком» и никто не заболел. Но всё обошлось.
Днём состоялась творческая встреча съёмочной группы со зрителями в кинотеатре перед началом сеанса.
Обедали мы в замечательном ресторане «Лама», где я встретил много знакомых и бывших коллег моей жены по совместной работе в лаборатории Госстандарта СССР. Во время обеда к  нам присоединился Борис Михайлович Гуськов, который уже был в курсе всех наших перипетий в тундре. Он поднял тост за всё, что хорошо кончается и за то, чтобы мы с готовым фильмом снова прилетели в Норильск.
После обеда я посетил свою дивизию, в которой прослужил не один год. К сожалению, уже мало, кто остался там из моих однополчан. Большинство по замене убыли на материк для дальнейшей службы или в запас.
Попрощавшись с гостеприимным Норильском, мы продолжили эту уникальную киноэкспедицию, направляясь по выбранному маршруту и, пока ещё, по расписанию в Красноярск.
Вся жизнь тех, кто посвятил себя кино, насыщена разными событиями, стрессовыми ситуациями, которые со временем стираются из памяти, но я уверен, что никто из нас не забудет заполярную эпопею.;
Г л а в а  22.


Красноярск  встретил нас неважной погодой. Внешний вид этого крупного промышленного города, центра огромного края, мне всегда не нравился, как впрочем, и большинство сибирских городов – мрачные цвета домов, построенных из красного кирпича или почерневшего от времени дерева, а зимой – отсутствие зелени, за исключением вечнозеленых ёлок, растущих, в основном, возле правительственных и партийных учреждений.
Правда, по сравнению с Норильском, воздух здесь был совершенно другим. В Заполярье в атмосфере из-за сильных морозов не хватало около 30% кислорода и, когда я прилетал оттуда в Красноярск, то не мог надышаться местным воздухом.
   В аэропорту нас встретил администратор Геннадий, который вместе с Артуром, находившемся здесь полдня между рейсами самолётов, успешно решили все вопросы с КГБ и руководством ГЭС.
   Быстро добравшись на арендованном автобусе к плотине станции, мы также оперативно отсняли несколько проходов, объятий и поцелуев на морозе наших героев, виды самой плотины и здания ГЭС, причём, только в определенном ракурсе, разрешённом сотрудником КГБ, сопровождавшим нас во время съёмок, которые длились не более часа и прошли без каких-либо инцидентов, за исключением того, что Светлана сильно продрогла и категорически отказывалась целоваться на морозе:
        - Ну, какой дурак это придумал целоваться в таких условиях?
Собачий холод, дикий грохот плотины лично меня никак не возбуждают на эти телячьи нежности! Посмотрите на моего героя-любовника, он уже посинел от этих поцелуев!
   До вылета в Ташкент оставалось более четырёх часов, и мы спокойно пообедали в ресторане аэропорта. Но, когда подошло  время регистрации, начались новые волнения. Из-за погодных условий вылет отложили на полтора часа.
   В Ташкент мы прилетели с двухчасовым опозданием, что создавало серьёзную проблему: до отправления поезда Ташкент-Самарканд оставалось всего полтора часа, чтобы добраться до железнодорожного вокзала, необходимо было 30-40 минут, при наличии транспорта. Кроме того, надо было ещё приобрести билеты на поезд. В общем, мы оказались в серьёзном цейтноте.
Выйдя из аэровокзала, я побежал на автобусную остановку, где узнал, что очередной рейс будет только через 20 минут. Это нас совершенно не устраивало. Я кинулся искать частный транспорт. На мое счастье, водитель небольшого автобуса согласился за довольно большую цену подбросить нас к железнодорожному вокзалу. По дороге дважды стояли перед шлагбаумами, пропуская поезда, а, когда прибыли на вокзал, до отхода нашего поезда оставалось всего 20 минут. До следующего надо было бы ждать целые сутки.
   Внутри вокзала работала только одна касса, которая продавала билеты сразу на все рейсы. Возле неё собралось не менее сотни пассажиров. Никакой очереди не существовало. Шум стоял неимоверный. В основном, кричали на узбекском языке с применением классического русского мата. Я попытался пробиться к кассовой амбразуре, но из этого ничего не получилось. Мои объяснения никто не слушал. Я бросился искать какое-нибудь начальство, но никого вблизи не было. Кто-то из пассажиров посоветовал заглянуть в привокзальный буфет. И он оказался прав. Дежурный по вокзалу действительно оказался там, возле стойки, где продавали разливное пиво.
        - Товарищ дежурный, съёмочная группа направляется в Самарканд. Мы с опозданием прилетели из Красноярска и не можем купить билеты. Возле кассы огромное количество пассажиров, пробиться невозможно. Помогите нам, пожалуйста! Осталось очень мало времени до отхода поезда!
   Дежурный повернулся ко мне, продолжая пить пиво, и, только закончив это действо, вытер рукой свои пышные усы, внимательно посмотрел на меня и спросил:
        - Какой фильм снимаете? Художественный или мультик? Известные артисты снимаются? Люблю кино, особенно, про разведчиков! Случайно, не вы снимали этот фильм, как его, ну, про Штирлица, про Мюллера, ну, забыл название!
   Меня начала бить мелкая дрожь, но я ему спокойно ответил:
        - Вы имеете в виду «Семнадцать мгновений весны». Мы снимаем музыкальный фильм «Я хочу петь». В главной роли известная актриса Светлана Тома. Помогите нам с билетами, очень прошу вас, как большого любителя кино!
Мои последние слова ему явно польстили, и он сказал:
        - Для кино всё сделаю! Где твои артисты? Пусть идут к поезду, а ты беги за мной!
   Через несколько минут билеты уже были у меня в руке. В это время диктор объявил об отправлении нашего поезда. Я вместе с дежурным подбежали к группе. Мы поблагодарили его за помощь, а Светлана достала из сумочки открытку со своей фотографией, подписала её и вручила дежурному-киноману. Наконец-то, мы оказались возле нашего вагона. Казалось бы, все волнения остались позади. Но не тут-то было… Мои потрясения ещё не закончились! Проводник вагона запретила занести внутрь наш довольно большой деревянный ящик с костюмами и реквизитом, требуя сдать его в багаж. Но, чтобы это сделать, надо было снова бежать в багажное отделение, взвесить ящик, а потом оплатить за него в кассе, к которой невозможно было пробиться и, только после этого, отвести ящик в багажный вагон. На это нужно было не менее получаса.
   Вот тут-то я понял, что ничего уже сделать не смогу. А группа уже была в вагоне, не обратив внимания, что я с ящиком остались на перроне. Как поётся в знаменитой светловской песне «Отряд не заметил потери бойца…».
   Как ни странно, но мне снова повезло. Недалеко проходил наш добродетель-дежурный. Увидев меня, стоящего возле злополучного ящика, он сразу всё понял, остановил проезжавшую мимо кару. Мы погрузили на неё ящик, сели сами и помчались в голову поезда, где находился багажный вагон. Подъехав к нему, дежурный крикнул проводнику:
        - Керим-джан, возьми у моего друга из кино этот ящик до Самарканда. Он с тобой рассчитается. Счастливого пути!
Как только мы втолкнули ящик в вагон, поезд тронулся. Проводник Керим подал мне руку и помог залезть к нему в вагон.
Улыбаясь, он мне сказал:
        - Я совершаю серьёзное нарушение. Категорически запрещено допускать в багажный вагон посторонних лиц. Но друг моего друга – мой друг! Снимай свой шуба! Тебе ведь жарко в нём! Сейчас будем чай пить, лепёшки кушать. Ты мне расскажешь про кино. Я тоже очень его люблю! А на следующей станции пересядешь в свой вагон. Яхши?
   Когда я снял с себя дублёнку, меня можно было «выкручивать».
Съёмочная группа была полностью уверена, что я отстал от поезда и приеду в Самарканд только через сутки. Каково же было их удивление, когда на следующей станции я зашёл в вагон. Меня встретили бурными аплодисментами.

   При всём том, что ещё недавно Артур Загорский, нынешний мой заместитель, доставил мне немало проблем и неприятностей, я продолжал ему симпатизировать, удивляясь и завидуя его способности решать  самые тяжёлые  вопросы с постоянным оптимизмом и улыбкой на лице.
   И сейчас, увидев улыбающегося Артура на перроне самаркандского железнодорожного вокзала, я понял, что все задачи по подготовке съёмок, которые предстояло ему решить до приезда группы, успешно решены. На голове у него красовалась яркая узбекская тюбетейка. Он громко приветствовал нас на смешанном узбекско-русском сленге:
        - Салям алейкум, уртаким молдавские киношники! Древнейший азиатский город Самарканд ждёт с нетерпением сильно замёрзших в заполярной тундре выдающихся кинематографистов Молдавии и горит желанием их разморозить и согреть при  температуре 25 градусов в тени, а, при желании киноотморозков, и при помощи 40 градусов тоже в тени, возле журчащего арыка! Предлагается следующий план работы: сегодня мы отдыхаем, завтра состоятся съёмки, а сейчас автобус отвезёт нас в гостиницу. Размещаемся, быстро переодеваемся в соответствии с погодой и отправляемся на пикник возле журчащего арыка, где всех ждёт настоящий узбекский плов из только что зарезанного барашка!
   Услышав о зарезанном барашке и не забыв ещё о недавно убиенном олененке, Светлана громко вскрикнула и начала икать.
Непосвящённый ещё по поводу событий в тундре, Артур спросил:
        - Светочка, неужели ты не любишь молодую баранину? А как тебе понравилась оленина? Правда, вкусная?
Все дружно рассмеялись, а Светлана никак не могла остановить икоту.
   По дороге в гостиницу Артур кратко довёл до нас сведения о Самарканде, его достопримечательностях и местах предстоящих съёмок. Мы из морозной зимы попали то ли в жаркую весну, то ли в тёплое лето. Все улицы этого старинного города утопали в зелени и ярких цветах. Повсюду взмывали вверх минареты рядом с древнейшими мечетями. Все здания в городе были построены из светлого камня, скорее всего, ракушечника или бута. Я мысленно сравнил Самарканд с Красноярском не в пользу последнего. А вот, местная гостиница постройки 30-40 годов оказалась такой же древней по комфорту, как и сам город. Но нас это не сильно огорчило, так как находиться в ней предстояло недолго.
   Место для пикника было выбрано прекрасное. По обоим берегам неширокой, но очень бурной горной речки росли старые деревья с мощной кроной зелёных ветвей, создававших приятную тень.
К нашему приезду плов уже был готов и распространял вокруг аппетитный запах. Он был сварен в большом черном казане на очаге, сложенном из красного кирпича, пожилым узбеком с большими чёрными усами. Прямо возле речки были постелены два больших, довольно потёртых временем, ковра, на которых разместилась вся группа. Не все чувствовали себя удобно, привыкнув сидеть на стульях. Но потрясающий вкус плова и обещанный Артуром 40-градусный подогрев полностью сгладили эти неудобства. Одни на коврах полулежали, другие сидели, поджав по-узбекски под себя ноги, лично я стоял на коленях.
   Пикник прошёл очень весело, особенно, когда вспоминали наши заполярные злоключения. Возвращаясь в гостиницу, я поинтересовался у  Артура:
        - Кстати, откуда вы взяли средства на оплату пикника?
        - Дорогой директор, не переживайте по этому поводу. Считайте, что это подарок от самаркандского муфтия, который ужасно любит кино, особенно молдавское!
   Я понял, что Артур провернул какую-то финансовую махинацию, грамотно всё оформил и не стоит из-за этого волноваться. Как говорил Фима Лехт: «Без финансовых нарушений кино не снять».
   На следующий день были запланированы съёмки главных героев в достопримечательных и заповедных местах города. Особенно впечатляющими стали кадры посещения и осмотра древнего, но действующего медресе Улугбека,  возраст которого насчитывал несколько веков. К обеду съёмки были завершены.
А вот, завтра предстояло серьёзно потрудиться: снять Светлану, поющую в сопровождении эстрадного оркестра, естественно, под фонограмму, но, главное, на одной из самых больших по размеру во всей Азии площади под названием Регистан, причём, в присутствии большого количества зрителей. С этим-то и возникли серьёзные проблемы. Дело в том, что Артур договорился с тремя учебными заведениями, пообещав заплатить по 3 рубля всем, кто будет участвовать в массовке, с местным эстрадным оркестром, вручив им заранее кассету с фонограммой, а также с милицией, которая должна была организовать оцепление. Он обо всём меня проинформировал, вручил договора и трудовые соглашения и уехал в Кишинев готовить очередные съёмки. Кроме того, Артур заверил , что зрителей на площади будет не менее 200 человек.
   Когда ещё накануне мы увидели эту огромную площадь, то поняли, что даже ожидаемое количество людей на этой громадине будет «каплей в море». Режиссёр Жереги тут же категорически заявил:
        - Снимать такую кучку зрителей на такой площади – посмешище! Борис Аркадьевич, делайте, что хотите, но достаньте ещё хотя бы сотню-полторы людей.
        - Валерий, я, конечно, понимаю твоё волнение, но завтра съёмки с утра, через два часа заканчивается рабочий день, а в учебных заведениях уже закончился. Я, безусловно, сейчас постараюсь что-то предпринять, но получится ли? Да и, честно говоря, мы не рассчитывали на оплату такого количества участников массовки.
Более спокойный и прагматичный главный оператор Валентин Белоногов попытался успокоить режиссёра:
        - Валера, не гони волну! В конце концов, подснимем народ в Кишинёве на площади Ленина, потом смонтируем. Не первый же раз такое делать!
        - Как же ты, марэ оператор, собираешься подснять, твою мать? Там же молдаване, а здесь – узбеки, другие физиономии, одежда, колорит!
   Я не стал дослушивать их спор, понимая, что времени у меня в обрез и надо срочно что-то решать. Проходя по площади, обратил внимание на несколько туристических групп, стоящих с гидами в разных концах площади. Я тут же подошёл к одной из гидов и узнал, где находится их туристическое бюро. Разыскав его, без особого труда договорился с симпатичной заведующей, которая пообещала дать указание всем гидам, работающим завтра с утра, подвести туристов, а их должно быть более сотни, к месту съёмок.
Более того, она вызвалась лично прийти на площадь и помочь в организации. Я поблагодарил  за помощь и заверил, что снимем её крупным планом.
   По дороге в гостиницу, оказавшись возле здания горкома партии, решил попробовать ещё один вариант заполнения площади Регистан. Дежуривший у входа  милиционер потребовал у меня пропуск. Я предъявил свой партийный билет и прошёл внутрь здания.
   Заведующий отделом пропаганды и агитации внимательно выслушав мой рассказ о пребывании в городе съёмочной группы фильма « Я хочу петь», в составе которой известные артисты и, в том числе, Светлана Тома, о нашей проблеме на завтрашний день, сказал:
        - К моему стыду, ничего не знал о съёмках фильма, присутствии кинематографистов из братской республики. Те, кто должен был меня проинформировать, получат по заслугам. Но ведь и вы могли сообщить нам заранее об этом. Не каждый день у нас снимаются художественные фильмы. Я попробую вам помочь.
Он позвонил на радио и дал указание проинформировать жителей города на русском и узбекском языках о том, о чём я ему вкратце рассказал. Прощаясь со мной, заверил:
        - Я думаю, что даже без приглашения, народ придёт из любопытства  и большой любви к кино. Я постараюсь тоже подойти. Если не получится, мой заместитель будет рядом с вами. Обращайтесь по всем вопросам без стеснения. Желаю успехов!
   О предпринятых действиях я никому не сказал, поскольку сильно сомневался в их эффективности. Каково же было моё и всей группы удивление, когда ещё задолго до начала съёмок на площадь стали стекаться люди, с интересом наблюдающие за нашей подготовкой к работе. Прибыла и целая группа работников горкома партии во главе с уже знакомым мне заведующим отделом. Видимо, они не были сильно загружены своими делами, а интерес к съёмкам оказался велик. Здесь же находились несколько журналистов газет и телевидения. Это уже было слишком и вызвало нервозность у Жереги. Но, когда к началу съёмок на площади Регистан оказалось порядка 800 человек, Жереги подошёл ко мне пожать руку. Настроение у него резко улучшилось. Я ему подсказал, кого действительно следует благодарить за это, представив его партийным руководителям и симпатичной заведующей туристическим бюро, которая тоже не преминула прийти на площадь и организовать свои группы.
   Когда съёмка завершилась, и режиссёр сообщил об этом по громкоговорящей связи, произнеся традиционное «Всем спасибо!», я взял у него мегафон и обратился ко всем, собравшимся на площади:
        - Уважаемые жители древнего Самарканда! Съёмочная группа сердечно благодарит вас за участие в съёмках фильма «Я хочу петь» и желает крепкого здоровья, счастья и успехов! Мы надеемся, что фильм у нас получится, и вы будете такими же активными зрителями! Всего вам хорошего!
   Мое выступление спровоцировало ответное пожелание заведующего отделом горкома, который попросил нас после завершения работы над фильмом, организовать его премьеру в Самарканде.
   Это был своеобразный митинг узбекско-молдавской дружбы, по своим масштабам и проведенной работе, не соответствующие значению отснятых кадров в будущем фильме.
   Рабочая часть экспедиции была завершена. По своему масштабу, географии и мобильности она не знала равной в истории киностудии «Молдова-фильм». Но никто, даже режиссёр-постановщик не знали, что в смонтированном фильме всё, отснятое в этой уникальной киноэкспедиции, займёт всего 3,5 минуты картинного времени!;
Г л а в а  23.


После возвращения в Кишинёв и нескольких дней отгулов за неиспользованные в экспедиции выходные, съёмочная группа приступила к работе. Впереди ещё было большое количество съёмочных дней на протяжении нескольких месяцев. Предстояло снимать серьёзные игровые сцены и эпизоды на натуре, в интерьерах, а также массовки на свадьбе и похоронах профессора музыки в центре города.
Вернулся из Москвы оператор Валя Белоногов с проявленной плёнкой, отснятой в экспедиции. Результаты всех обрадовали: качество было отличное и ни одного кадра брака. Другого от такого талантливого оператора никто и не ожидал. Худсовет, просмотрев материал, дал ему высокую оценку. Сразу же на студии нашлись «деятели», которые во весь голос начали восхвалять режиссёра Жереги, называя его великим и гениальным, видимо, рассчитывая, при случае, получить и от него в свой адрес такую же похвалу. Такая практика присуща большинству творческих коллективов. Это не на шутку вскружило голову молодому режиссёру. Такие его черты, как заносчивость, отсутствие самокритичности и грубость, особенно, по отношению к подчинённым, резко обострились. Даже во взаимоотношениях со мной появились командные ноты, нереальный максимализм в расходовании средств, нежелание сознавать бедственное финансовое положение картины. Всё чаще и чаще между нами происходили стычки и ссоры по этому поводу. Появилось чувство взаимной неприязни и отчуждённости. При таких отношениях стало просто невозможно дальше продолжать совместную работу. Ведь, чтобы создать хороший фильм, кроме всего прочего, режиссёр-постановщик и директор должны быть единомышленниками, болеющими за свое детище.
Я вынужден был обратиться к директору киностудии с тем, чтобы он напомнил зарвавшемуся режиссёру о его  клятвенных обещаниях накануне запуска фильма в производство. Состоялся нелицеприятный разговор в его кабинете в моём присутствии.
И снова Жереги обещал прислушиваться к моему мнению и даже высказал удивление по поводу того, зачем, дескать, директор «выносит сор из избы» по каждым мелочам. Как показало время, все его обещания ничего не стоили. Он понимал, что в подобной ситуации никто фильм не закроет и, тем более, не отстранит его от работы. Сейчас для него главным было снять хороший фильм любыми средствами, совершенно не думая о последствиях. Это был его первый полнометражный художественный фильм, способный повлиять на будущую творческую карьеру.
Я тоже всей душой переживал за фильм, но должен был думать о последствиях авантюристических действий режиссёра.
Каждая съёмка – это не только огромные усилия коллектива в период её подготовки и осуществления, но и определённое настроение, создаваемое под впечатлением игры актёров, поведения режиссёра и оператора, а также  целого ряда других факторов.
Так, съёмки в интерьере Кишинёвского института искусств, длившиеся в течение недели, произвели на меня неизгладимое впечатление. И не столько из-за хорошей подготовки, чёткой организации, сколько в связи со знакомством и общением с замечательными, выдающимися артистами, в первую очередь, народным артистом СССР, ветераном советского кино Павлом Петровичем Кадочниковым. Этот  талантливейший актер, долгие годы не снимавшийся в кино из-за серьёзного повреждения позвоночника, оказался душевнейшим человеком, большим эрудитом и очень интересным собеседником. В перерывах между съёмками он рассказал мне о том, как, после длительной болезни удалось вернуться на съёмочную площадку:
-Чем только меня ни лечили, ничего не помогало. Я совершенно не мог двигаться. Вы, Борис Аркадьевич, не поверите,  спасли меня не врачи, а один замечательный человек, спортсмен, моя воля и огромное желание снова сниматься. В Ленинграде, возле Петропавловской крепости зимой, так называемые, «моржи» купаются в прорубях. Однажды и меня привезли туда и «окунули» в ледяную воду. После таких купаний в течение нескольких месяцев я снова начал ходить и быстро пошёл на поправку. Если у вас есть проблемы с позвоночником, очень рекомендую «моржевание». Правда,  сомневаюсь, что в Кишинёве вы найдёте прорубь!
Этот знаменитый артист был удивительно скромным человеком. Так, однажды, во время обеденного перерыва я предложил  артистам  Кадочникову и Валентину Никулину перекусить в кафе самообслуживания, расположенном неподалёку от института искусств, где проходили съёмки. Там оказалось многовато людей, стоявших в очереди, в конец которой пристроились и мы. Уже через несколько минут Никулин громко,
на всё кафе, своим знаменитым баритоном, заявил:
- Боже, какое неуважение!  Знаменитые артисты должны стоять в общей очереди!
Все повернулись в его сторону, а один рабочий парень спросил:
- Извините, конечно, это вы знаменитый артист? А как ваша фамилия?
- Моя фамилия – Никулин. Стыдно, молодой человек, не знать Заслуженных артистов!
Теперь уже другой человек из очереди решил уточнить:
- Это тот, который знаменитый клоун Юрий Никулин? Так вы на него совсем не похожи! Его ни с кем не спутаешь! Я его обожаю!
- Я – не клоун, а артист московского театра «Современник» Валентин Никулин! – с обидой в голосе и апломбом сказал актёр.
Кто-то из присутствующих крикнул:
- Братцы, я думаю, надо проявить уважение к товарищу артисту и пропустить его без  очереди!
Я был потрясён этой сценой, а Кадочников настолько растерялся, что, взяв меня за руку, тихо проговорил:
- Какой позор! Какое унижение! Идёмте отсюда, пока я не сгорел со стыда!
Мы быстро вышли из кафе, купили в лотке пирожки с картошкой и поели их с удовольствием, сидя в парке на скамейке.
Павел Петрович долго не мог успокоиться, вспоминая сцену в кафе. Его интеллигентность проявлялась абсолютно во всём: серьёзном отношении к работе, чувстве личной ответственности за происходящее на съёмочной площадке, высокой культуре общения с людьми. Он не мог терпеть расхлябанности и необяза-
тельности со стороны любого специалиста и, в первую очередь, актёров.
Так, в один из съёмочных дней артист Валентин Никулин, игравший эпизодическую роль преподавателя музыки, никого не предупредив, выступил перед студентами института искусств, опоздав на съёмку более, чем на час. Кадочников был возмущён поведением своего коллеги, особенно, когда тот, даже не извинившись, заявил:
- Друзья мои, вы не можете себе представить, какая это была встреча! Они провожали меня, аплодируя стоя!
Все молча выслушали его восторженное заявление. И только Павел Петрович поднялся со стула, аплодируя Никулину, и сказал:
- Мы в восторге от вашей пунктуальности! Спасибо за то, что вы опоздали всего-то на какой-то час!
На следующий день история повторилась. Во время небольшого перерыва для перестановки осветительных приборов исчез Никулин. Немного подождав, Жереги обратился ко мне:
- Борис Аркадьевич, надо что-то делать! У нас нет времени. Наверно, надо поискать актёра!
Я тут же спустился вниз, в фойе института и спросил у дежурной, не видела ли она актёра Никулина.
- Минут десять тому назад он общался тут со студентами, а потом они все пошли по коридору в сторону туалета,- ответила бдительная дежурная.
Никулина я обнаружил в туалете, где он сидел на корточках возле умывальника. Подумав, что ему, видимо, стало плохо, я приподнял его, поинтересовавшись, как он себя чувствует. Артист посмотрел  отсутствующим взглядом. Я понял, что он меня не узнал. Алкоголем от него не пахло. Скорее всего, что накурился какой-то гадости. Не зная, что предпринять, я встряхнул его, подтащил к умывальнику и пустил холодную воду ему на голову.
После довольно продолжительной водной процедуры Никулин пришёл в себя, посмотрел на меня осуждающим взглядом, вытер лицо и волосы носовым платком и направился в интерьер на съёмку.
До самого конца нашей совместной работы с этим актером, он доставлял одни неприятности и проблемы. Простились мы с Валентином Никулиным с большим удовольствием.
А замечательного артиста и человека Павла Петровича Кадочникова полюбила вся съёмочная группа. За короткий период общения я особенно сблизился с ним. Видимо, между нами проявилось такое чувство, как родство душ. И в будущем, часто бывая на киностудии «Ленфильм», мы встречались, как близкие люди.
При работе над художественным фильмом, как правило, не соблюдается последовательность в съёмках согласно содержанию сценария. Всё зависит от времени года, выбранной натуры, занятости актёров, наличия и готовности интерьеров или декораций и других условий. Так, не отсняв и четвёртой части материала, мы вынуждены были приступить к работе над финальной сценой картины, где в сопровождении симфонического оркестра главная героиня поёт на сцене оперного театра, а зрители в конце выступления стоя аплодируют ей. Казалось бы, в родном городе при организации такой съёмки не должно было возникнуть серьёзных проблем.
Но, как только я обратился с официальной просьбой к директору театра оперы и балета предоставить нам зал, сцену и театральный оркестр в удобное для них время, так сразу же получил от него ничем не мотивированный и категорический отказ:
- Не знаю, чем вы не угодили Марии Лукьяновне, но она категорически против съёмок в театре именно этого фильма.
Я думаю, что вы понимаете моё положение: идти против воли Биешу – себе дороже!
Я понял, в чём тут дело. Оперная примадонна, Народная артистка СССР, депутат Верховного Совета, лауреат Государственной премии Мария Биешу обладала не только чарующим голосом, но и огромным влиянием в республике при абсолютной поддержке самого Ивана Ивановича Бодюла – первого секретаря ЦК Компартии Молдавии. И вот недавно  эта всесильная дама позвонила руководителю киностудии с претензией, что ей стало известно о съёмках фильма «Я хочу петь», в котором, якобы, она является прообразом главной героини, что совершенно не соответствует действительности и оскорбляет её достоинство и, что требует наказать того, кто распространяет эти слухи.
Директор киностудии, зная, с кем он имеет дело, ответил, что ничего об этом не слышал, но, на всякий случай, принёс извинения и предложил обратиться непосредственно в съёмочную группу.
Режиссёр Жереги, услышав, что звонит Биешу, требуя директора картины, и, тоже зная, с кем имеет дело, не раздумывая, передал, ехидно улыбаясь, трубку мне:
- Какая-то разъярённая дама требует директора. Вы уж, пожалуйста, повежливей с ней!
На другом конце провода, не представившись, какая-то женщина, на русском языке, но с сильным молдавским акцентом начала грубо меня отчитывать:
- Как вы посмели распускать эти гнусные слухи, позорящие мою биографию? Я потребую, чтобы закрыли этот фильм, а вас уволили!
Она ещё долго продолжала кричать, несколько раз упомянув все свои звания и должности. В самом начале этого монолога я не понял, ни кто со мной говорит, ни о чём идёт речь, а потом до меня дошло, что Биешу протестует по поводу прообраза нашей героини. Я вспомнил, что как-то автор сценария А. Бусуёк заявил о сходстве судеб этих двух личностей. Для поднятия престижа будущего фильма при решении практических задач, администрация и я, грешным делом, взяли эту версию на вооружение. Надо было как-то выходить из этой конфликтной ситуации. Однако, оправдываться, и, тем более, заискивать перед этой разбушевавшейся дамой я не собирался. Воспользовавшись небольшой паузой в гневном монологе певицы, я спокойно сказал:
- Уважаемая Мария Лукьяновна, я понятия не имею, откуда взялись эти слухи о сходстве вашей биографии с литературным образом героини нашего фильма – талантливой и скромной девушки по имени Родика. Я думаю, что подобные измышления неправдоподобны. Но лучше бы вам обратиться к автору сценария писателю Бусуйку. Теперь, что  касается снятия меня с должности. Видимо, вы не представляете себе, что такое директор фильма. Ваша угроза меня не испугала. Всего вам хорошего!
В ответ я услышал какое-то грубое восклицание на молдавском языке. Думаю, что это не было аналогичным пожеланием мне всего доброго, после чего связь прервалась.
Воспользовавшись временным отсутствием в Молдавии Марии Биешу в связи с гастролями за рубежом, я обратился к руководству Госкино республики с просьбой помочь в получении разрешения на съёмки в театре оперы и балета. Такая возможность нам была предоставлена и мы успешно отсняли финальные кадры фильма. Уже позже мне стало известно, что, вернувшись домой и, узнав обо всём, примадонна была вне себя от гнева. Но, как говорится, «поезд ушёл», а отснятая плёнка  осталась в группе.

Неподалёку от Кишинёва, на берегу Днестра расположены красивейшие места под названием Галерканы. Невысокие, но очень экзотические горы, кое-где нависающие над рекой равнинные участки, покрытые виноградниками и посевами кукурузы. С древних времён в этих горах добывался бутовый камень, применяемый в строительстве, и мел. Из-за этих меловых отложений горы издалека кажутся покрытыми снегом.
Здесь находятся санатории и дома отдыха, а также закрытая зона, где любит  отдыхать партийное и государственное руководство республики. Именно в этом районе были выбраны места для съёмок ответственных сцен нашего фильма – несколько встреч героини со своим возлюбленным, сельская свадьба и побег с неё невесты, а также её возвращение в конце картины и встреча со своим женихом. Подготовка этих съёмок была довольно сложной: большая массовка, свадебные столы с национальными блюдами и вином, установленные на красивой горной лужайке, расположенной над рекой и, конечно, традиционный деревенский оркестр. Одна из сложностей заключалась в том, что «гости» на свадьбе должны были кушать и пить, не забывая о предстоящих ещё нескольких дублях. Как правило, некоторые администраторы, чтобы сохранить еду, поливали её керосином. Я был категорически против такого варварского метода и всячески старался убедить массовку в меру возможностей только изображать поглощение еды, обещая по окончании съёмки отдать всю еду на съедение.
Оказалось, что это не было главной проблемой. В первый же день съёмок разразился скандал. Режиссёр вдруг потребовал, чтобы, кроме всего, свадьба и побег Родики снимались с вертолёта:
- Мне нужно изобразить всю эту красоту природы масштабно! Родика будет убегать по вершине горы и снимать её снизу неэффективно. Надо это делать сверху и снизу одновременно двумя камерами. Я прошу вас, Борис Аркадьевич, оперативно, уже завтра решить эту проблему!
Я тут же высказал своё несогласие:
- Мы не можем позволить себе такие незапланированные расходы при нашем тяжёлом финансовом положении. Один вертолёт у нас уже был. Но здесь не Норильск. Даром никто ничего не даст!
В разговор вмешался Артур Загорский:
- Допустим, деньги найдутся и вертушку заказать в Аэрофлоте не  сложно. Но для съёмки с вертолёта надо иметь разрешение штаба Одесского военного округа, а в районе Галеркан ещё и КГБ. На это уйдёт не менее двух недель. Но могут и не дать такого разрешения, а время будет утеряно. Но даже, если и разрешат, отснятый материал надо будет отправлять им на досмотр по этим двум адресам, где могут вырезать всё, что их не устроит.
Жереги на повышенных тонах упрекнул:
- Что вы мне морочите голову, нагнетая обстановку? Если не хотите решать проблему, так и скажите. Решим и без вашей помощи! Я без вертолёта снимать не буду!
Я ему спокойно ответил:
- Решайте, если сможете. В любом случае, без ходатайства дирекции студии, а, скорее всего, Госкино в эти организации и соваться нечего. А пока  это будет решаться, надо снимать здесь всё остальное. Продлевать съёмочный период нам никто не позволит.
- Если надо будет, позволят, как миленькие! Я вытаскиваю студию из говна, в котором она оказалась, кстати, не без вашей помощи, а мне будут мешать снимать фильм, ставя палки в колёса!
- Между прочим, запороли фильм не мы, а ваши «гениальные» коллеги – режиссёр и оператор, которых не творчество интересовало, а гульба и пьянка за государственный счёт! Но эту дискуссию нам лучше продолжить в кабинете Куницкого, а сейчас давайте работать!
Как я и предполагал, новые требования Жереги вызвали возмущение только у главного бухгалтера киностудии. Директор и редколлегия только для вида повозмущались, но, понимая, что режиссёра в любом случае поддержит Госкино республики и его глава Иорданов, посоветовали мне не поднимать лишнего шума и быстренько доставать вертолёт.
Неоценимую помощь снова оказал мне Фима Лехт, связи которого распространялись практически везде, в том числе, в КГБ и в Одесском военном округе. Уже через несколько дней разрешения на съёмки с вертолёта были у меня на руках, а Артур по телефону договорился с Аэрофлотом. Я был назначен ответственным за соблюдением установленных координат съёмок и поэтому должен был находиться в вертолёте рядом с оператором во время их проведения. Всё прошло гладко, без нарушений. Плёнка была проявлена, просмотрена контролирующими органами и возвращена нам в полном объёме. Жереги не преминул бросить упрёк в адрес администрации фильма:
- Ну, вот всё решено, а вы мне лапшу на уши вешали, набивая себе цену!
Имея мощную поддержку со стороны Госкино, режиссёр до окончания съёмочного периода ещё неоднократно придумывал новые сцены, которые не были предусмотрены ни сценарием, ни сметой картины. Так появилась и была снята сцена купания главной героини и её подруги в сауне, естественно, в голом виде.
Против этого были не только я, но и всё руководство киностудии, включая и редакционную коллегию. Однако, Иорданов, особенно тщательно и неоднократно просмотрев эти кадры, посоветовал:
- Если хотите увеличить кассовые сборы, оставьте всё, как есть.
Его совет был, конечно, воспринят, как указание сверху.
В другой раз режиссёр потребовал арендовать на два дня меблированную квартиру с пианино, причём в одном из современных зданий и не ниже 15 этажа. В салоне квартиры был собран творческий бомонд, главные герои фильма, а на пианино играл композитор Евгений Дога. С балкона снималась панорама вечернего Кишинёва. И, несмотря на то, что эта сцена никак не вписывалась в сценарий и стоила огромных средств, она была снята и вошла в фильм. Все мои протесты не были услышаны, ноещё больше ухудшили отношение с Жереги.
У меня складывалось впечатление, что он, выдумывая всё новые и новые сцены, тем самым, всё более сокращая смету, старается кому-то сделать назло, а, может быть и отомстить.
Завершающим аккордом режиссёрской «инициативы» и самовольства явилась съёмка, а, точнее, коллективная пьянка в одном из крупнейших вино-коньячных подземных хранилищ Молдавии – Малые Мелешты. Он придумал сцену выступления героини с известным певцом Ионом Суручану в сопровождении эстрадного оркестра в дегустационном зале этого подземного города. Нанесён был мощный удар по финансам картины. Больше не веря в чью-либо защиту, я вынужден был организовывать эти бессмысленные съёмки, составляя акты о своём несогласии.
Чем меньше времени оставалось до завершения съёмочного периода, тем всё неуправляемей и агрессивней становился режиссёр Жереги. Видимо, понимая, что не удасться из фильма сделать шедевр, он нервничал и грубил всем подряд, не исключая актёров. Обстановка на съёмочной площадке накалилась до предела. Однажды разразился скандал. Жереги, взбешённый тем, что ассистент художника по костюмам, якобы, слишком долго поправляет одежду Светланы Томы, начал кричать, матюгаться, оскорблять молодую девушку по имени Надя и в завершение ударил о землю мегафоном, разбив его на мелкие куски. Съёмочная группа замерла. Понимая, что надо немедленно среагировать на эту выходку, я быстро направился к лихтвагену (передвижная электростанция) и приказал электрику отключить питание от кинокамеры. Вернувшись на площадку,  громко объявил:
- Съёмка остановлена и не возобновиться до тех пор, пока режиссёр Жереги не извинится перед всей группой и персонально перед Надей за нанесённые оскорбления и допущенное хамство. За уничтоженный мегафон будет удержано из его зарплаты. Остальные меры воздействия пусть принимает директор киностудии.
Никто не произнёс ни слова. Все были шокированы не столько хамством режиссёра, сколько беспрецедентными действиями директора. Оказывается, такого в истории киностудии ещё не было. Пауза длилась несколько минут. Жереги, поняв, что я не уступлю, пошёл на попятную, извинившись перед всей группой и Надей персонально. Конфликт был погашен, но не исчерпан. Съёмка возобновилась. Настроение у всех было испорчено. Каждый и я, в том числе, с нетерпением ожидали завершения съёмочного периода.;
Г л а в а  24.


Наконец-то этот долгожданный день наступил. Съёмки закончились, но это не означало, что они не могут возобновиться, если вдруг потребуются досъёмки или пересъёмки каких-то кадров. Такой вариант был бы очень нежелателен, так как с завершением этого периода работы значительная часть группы расформировывалась, переходя на другие фильмы или в вынужденный «простой». Все порядком устали, а я – больше всех. Второй год длился для меня съёмочный период, причём, на четырёх фильмах подряд. Однако, отдыхать было некогда. Начинались не менее сложные и ответственные периоды – монтаж, озвучивание, запись музыки, производство титров и рекламного ролика, сдача фильма, производство копий, организация премьеры картины и наиболее тяжёлый для директора и бухгалтерии этап работы – подготовка и сдача производственного и финансового отчётов.
Из-за малой мощности нашей киностудии большинство работ приходилось выполнять на главных киностудиях страны, что создавало дополнительные организационные и финансовые трудности, особенно для администрации фильма. Недостаточно было заручиться разрешением Госкино СССР, согласием руководства данной студии и финансовыми гарантиями об оплате предоставляемых услуг. Необходимо было иметь надёжные и крепкие связи с непосредственными исполнителями этих услуг: монтажёрами, звукооператорами, художниками и другими специалистами, которых надо было постоянно «подпитывать» различными подношениями, а попросту, взятками в виде молдавских вин,  коньяков, фруктов и многого другого. Но, кроме этих традиционных даров, бывали и исключения. Так, перед моей поездкой в Москву для организации озвучивания, Артур Загорский, имеющий в этом деле огромный опыт, дал мне исчерпывающий инструктаж:
- Этот выдающийся звукорежиссёр «Мосфильма» в рот не берёт спиртное, но он известнейший цветовод. У него на даче огромный розарий, в котором растут редкие и экзотические сорта роз. Если вы хотите получить качественные услуги и удобные для актёров и вас смены  в тонстудии, отвезите ему черенки розы под названием, если не ошибаюсь, «Чёрная королева». Я знаю, где их можно в Кишинёве достать и завтра вручу вам эту экзотику.
И всё-таки, самыми востребованными подношениями оставались спиртные напитки. Благодаря им иногда удавалось решать проблемы с размещением в гостиницах столицы, с заказом автотранспорта и многое другое.
За несколько дней до отъезда в Москву я обратился к Лехту с просьбой помочь с устройством в гостинице. Узнав, что мне предстоит решать все проблемы на «Мосфильме», он сказал:
- Вам не нужна никакая другая гостиница, кроме мосфильмовской, которая расположена буквально рядом со студией. Это, конечно, не гранд-отель, но в ней обычно живут выдающиеся артисты и режиссёры, прибывающие для работы на «Мосфильме», но при наличии свободных мест. Вы сейчас станете свидетелем, как я за несколько минут забронирую для вас не просто место, а отдельный номер и выдам рекомендации на будущее. Так, засекайте время.
И он тут же набрал московский номер и, дождавшись ответа, ласково проворковал:
- Валюша? Здравствуй, моя ласточка! Узнала меня? Я тебя обожаю! Нет, я приеду в следующем месяце, а сейчас посылаю к тебе моего друга и тоже директора - Бориса Аркадьевича. Прими его, пожалуйста, на высшем уровне. Ну, безусловно, отдельный и на втором этаже. Посылаю с ним мой презент – твоё любимое вино! В общем, он – наш человек! Обнимаю и до скорой встречи!
Студийная гостиница находилась, действительно, недалеко от проходной «Мосфильма», но найти её было не просто. Это был обычный жилой дом с входами в подъезды внутри двора. Никакой вывески о существовании здесь гостиницы не было. И только после расспросов у местных жителей, мне удалось найти вход в гостиницу.
Звонок Лехта оказался чудодейственным. Не меньшее значение имели и мои презенты. Мне был предоставлен отдельный номер и, конечно, на втором этаже, где, оказывается, проживали только известные на всю страну актёры и режиссёры, композиторы и художники, приезжающие из других республик и городов на «Мосфильм». Здесь располагалось фойе, где стоял единственный во всей гостинице телевизор, у которого в свободное время собирались знаменитости кино, особенно, когда транслировались футбольные или хоккейные матчи. И тогда стены маленькой гостиницы сотрясались от криков болельщиков.
На первом этаже почти круглосуточно работало  очень уютное кафе, где возвращающиеся со съёмок, монтажа, озвучивания и дубляжа кинематографисты имели возможность перекусить и выпить чашечку кофе и чего-либо более крепкого.
Сами номера не отличались особым комфортом, скорее даже наоборот, но они всех устраивали хотя бы потому, что в гостинице не было посторонних людей, обстановка располагала к общению с единомышленниками, занимающимися одним делом – созданием кино. Здесь постоянно разгорались дискуссии, звучали воспоминания и весёлые анекдоты. Многие завсегдатаи привыкли жить в одних и тех же номерах и предпочитали заранее их заказать. В гостинице был только один номер, в котором стояло старинное, отлично настроенное пианино. В нём старались проживать композиторы, работающие в кино. Так, в один из моих приездов на «Мосфильм», я остановился в комнате рядом с этим «музыкальным» номером, в котором в это же время проживал и работал над музыкой для нашего фильма композитор Евгений Дога – общительный и большой души человек.
- В этом номере какая-то особая творческая аура. Я здесь пишу музыку плодотворнее, чем где-либо в другом месте, - объяснил мне причину своего проживания здесь этот талантливый,  известный композитор и музыкант. Во время записи музыки в течение недели мы постоянно общались по работе с оркестром, вместе питались в кафе гостиницы, беседовали на самые различные темы. В общем, нашли «общий язык» и подружились.
Его исключительная скромность, благожелательность и простота в общении с людьми оставили в моей памяти самые лучшие воспоминания. А, что касается музыки, написанной им к фильму «Я хочу петь»,  по моему мнению, она оказалась намного талантливей сценария.
В Госкино СССР, к моему большому удивлению, удалось решить все проблемы в течение всего одного дня. Без всяких бюрократических проволочек я получил визит к заместителю Председателя, который не только разрешил, но и рекомендовал руководству «Мосфильма» предоставить нам все необходимые услуги в производстве фильма. Более того, он потребовал держать его в курсе дела и при возникновении трудностей обращаться без всякого стеснения. А при прощании даже поинтересовался, не нужна ли мне помощь в получении места в гостинице. Я был потрясён таким благожелательным отношением, поскольку ранее много слышал о высокомерии руководителей и чиновников этого Комитета.
Надеясь на такое же отношение со стороны руководства «Мосфильма», я на следующий день впервые отправился на крупнейшую киностудию страны, чтобы уже конкретно договориться о сроках получения необходимых услуг.
На проходной «Мосфильма» я предъявил своё служебное удостоверение, но внутрь меня не пропустили. Пришлось обратиться в бюро пропусков, где долго выясняли цель моего прибытия и только после ознакомления с разрешением, полученным в Госкино СССР, я получил разовый пропуск.
Масштабы этого киноконцерна меня потрясли. Огромное количество многоэтажных зданий, соединяющихся между собой коридорами, галереями и проходами, множество пассажирских и грузовых лифтов, гигантских размеров съёмочные павильоны, сотни кабинетов и репетиционных комнат и залов.
Пока я нашёл приёмную руководства студии, окончательно заблудился и несколько раз оказывался во дворе, снова заходил в здание, опять куда-то поднимался на лифтах и, если бы меня не провели на нужный этаж, прямо к двери с надписью «Приёмная», я бы ещё долго и бесцельно бродил по этим кинолабиринтам.
Более часа пришлось ожидать приёма к одному из заместителей генерального директора. За это время кого только я ни увидел: входили в кабинеты и выходили из них известнейшие артисты и режиссёры, а буквально рядом со мной сидела, ожидая приёма к Генеральному, моя любимая актриса Клара Лучко.
Я так увлёкся созерцанием знаменитостей, что даже не услышал, как секретарь пригласила меня в кабинет. Аудиенция длилась не более 10 минут. Я получил все необходимые резолюции и разрешение на выдачу пропуска сроком на 3 месяца.
Довольный этими результатами я понял, что единственное сейчас желание – пообедать, а так как время уже позднее, то заодно и поужинать. После длительных блужданий по коридорам и этажам я, наконец-то, оказался в столовой, а точнее, комбинате общественного питания, размеры которого меня просто ошеломили. Это был огромнейший зал, примерно, на 800-900 мест, с тремя линиями самообслуживания и постоянно движущейся лентой для использованной посуды. Меня приятно удивило разнообразие блюд, особенно в условиях постоянного дефицита продуктов питания в стране. Правда, для Москвы это было не характерно. В магазинах можно было купить всё, что необходимо, и командировочные, возвращаясь домой в разные концы страны, везли из столицы продукты питания, в том числе, различные деликатесы.
Таким образом, и проблема моего питания в период работы на «Мосфильме» была решена.
Теперь предстояло самое трудное – согласовать с руководителем тонстудии и звукорежиссёром возможности предоставления нам рабочих смен. То же самое надо было решить и с оркестром для записи музыки. Но всё это предстояло делать только после того, как будет смонтирован фильм. Этим сейчас занимались на студии «Ленфильм» режиссёр Жереги, мой заместитель Артур Загорский и местный режиссёр монтажа. Вообще-то, монтаж – один из самых ответственных периодов работы над фильмом. Опытный и талантливый монтажёр может из довольно слабого  материала сделать отличную картину, как говорится, перевернув все кадры с ног на голову. И это действительно произошло с нашим фильмом. При монтаже удалось исправить и усилить многие слабые стороны сценария.
Почти одновременно в Москву прибыли наш второй режиссёр Виктория со сведениями о возможностях актёров участвовать в озвучивании, и Жереги с Загорским, которые привезли из Ленинграда смонтированный фильм. Теперь предстояло окончательно согласовать график смен озвучивания и вызывать в Москву необходимых для этого актёров. Мы с Артуром занялись вопросами их доставки и размещения.
Конечно, этот период работы не столь напряжённый, как съёмочный, но тоже требует серьёзных усилий и организаторских способностей. Все, кроме меня, имели большой опыт в озвучивании фильмов, а я постигал его буквально « на ходу».
Работа проходила, в основном, ночью и представляла собой довольно нудный процесс. Для каждого актёра или двоих, если надо было озвучить диалог, запускалось, так называемое «кольцо», которое прокручивалось на экране до тех пор, пока артист, стоящий в студии у микрофона, не добьётся эмоционального и синхронного с изображением на экране звучания. Иногда приходиться делать по 10 и более дублей, чтобы озвучить небольшую фразу. Результат оценивается звукооператором и режиссёром-постановщиком фильма. В это время все остальные актёры, ожидающие своей очереди, находятся в коридоре, дремая или читая книгу, а чаще всего, беседуя друг с другом и коллегами из студий, расположенных рядом. Традиционной в это время стала «травля» анекдотов и смешных историй из жизни театра и кино. Признанными лидерами в этом виде искусства являлись замечательные актёры Зиновий Гердт, Евгений Вестник, Ефим Копелян и многие другие.
Послушать их сбегались все свободные от смены. Взрывы смеха сотрясали стены тонстудии. Я чувствовал себя на «седьмом небе», находясь рядом с такими мэтрами юмора и сатиры.
Спустя много лет мне посчастливилось лично познакомиться с замечательным актёром и человеком Зиновием Гердтом. Я рассказал ему, что неоднократно присутствовал на этих потрясающих юмористических посиделках в тонстудии «Мосфильма» и удивлён, почему до сих пор никто из кинодокументалистов не сообразили запечатлеть эти перлы.
Зиновий Ефимович, лукаво улыбнувшись, сказал:
- Я же вижу, что ваше лицо мне очень знакомо! Прошло столько лет и мы встретились живы и здоровы. А режиссёр, который попытался бы изобразить наши посиделки в тонстудии, сегодня вряд ли смог бы составить нам компанию.
В свободные от работы вечера я получал огромное удовольствие от посещения Центрального дома кино. Вообще-то, простому обывателю попасть  в это учреждение было невозможно. Туда допускались только члены Союза кинематографистов СССР, артисты театров и кино и некоторые представители московской элиты. Поэтому, когда я впервые решил посетить этот Дом, абсолютно не был уверен, что окажусь там. Однако, проверив моё удостоверение директора художественных фильмов, беспрепятственно пропустили  в это «святилище» кино.
Здесь ежедневно проводились интересные мероприятия: премьеры новых советских и зарубежных фильмов, встречи с известными артистами и режиссёрами кино и многое другое. Кроме того, на втором этаже находилось замечательное кафе, где можно было недорого покушать и выпить потрясающее кофе, которое варилось на раскалённом песке.
Посещая Дом кино, я не только познавал новое об этом виде искусства, но всё больше ощущал свою непосредственную причастность к нему и профессии под названием «кинематографист». Именно здесь мне посчастливилось стать свидетелем знаменательного события в жизни советского кино.
В один из свободных от работы вечеров я пришёл в Дом кино, совершенно не зная, что меня там ожидает. Просто решил поужинать в кафе, а после этого пойти в зрительный зал и смотреть то, что покажут. Ещё сидя в кафе, обратил внимание на огромное количество прибывающих людей. Я решил, на всякий случай, поторопиться с едой и занять место в зрительном зале. Моё решение было своевременным. В огромном зале уже оставалось очень мало свободных мест. Ещё не понимая, что здесь происходит, я обратил внимание на присутствующих и продолжающих прибывать зрителей. Подавляющее большинство и сидящие рядом со мной – знаменитые на всю страну артисты театра и кино, режиссёры. В общем, творческая элита Москвы. Причём, все друг с другом разговаривают, слышатся приветствия и смех. Я сижу в полном неведении, что здесь предстоит и почему в зале царит такое возбуждение. Спросить мне не у кого да и неудобно. Рядом с одной стороны сидит Нонна Мордюкова, а с другой – Евгений Леонов. И между ними – я, как инородное тело. Подумал даже встать и пойти поискать другое место, но таковых в зале уже не было. Начали занимать места прямо на ступенях амфитеатра. Доступ в зал был прекращён и объявили, что фильм будет демонстрироваться параллельно в малом зале.
Это был просмотр нового художественного фильма режиссёра Владимира Меньшова «Москва слезам не верит», в будущем удостоенном «Оскара». Сказать, что это был успех,  значит ничего не сказать. Это был фурор! Буквально, в течение всего фильма, после каждой реплики в зале раздавались аплодисменты. Игра актёров – выше всякой похвалы. После окончания фильма, когда съёмочная группа во главе с Владимиром Меньшовым, актёрами Алентовой, Баталовым и другими поднялись на авансцену, зал, стоя, долго рукоплескал создателям этого шедевра.
А я стоял вместе со всеми и мечтал о том, как в недалёком будущем, может быть и моей съёмочной группе придёться стоять на подобной авансцене. Мечтать же даже о сотой доле подобного успеха было просто несерьёзно.
Работа над нашим фильмом приближалась к своему финалу. Завершились озвучивание и запись музыки, подготовлены титры и рекламный ролик, заказаны на киевской копирфабрике несколько копий для сдачи фильма в Госкино СССР. Но, прежде всего, предстояло показать фильм И. И. Бодюлу – первому секретарю ЦК КП Молдавии, который лично просматривал все картины, создаваемые на республиканской киностудии.
Просмотр состоялся в зале «Молдова-фильм». Иван Иванович прибыл в сопровождении свиты чиновников от культуры, партийных идеологов и, конечно, Председателя Госкино республики. После просмотра состоялось обсуждение. Были высказаны замечания, причём, самые противоречивые. Всё решило резюме первого секретаря:
- Фильм хороший и полезный. Спасибо всем, кто его создавал. Можете спокойно представлять его в Госкино СССР.
После этих слов все, в том числе, и те, кто критиковал фильм, дружно поаплодировали создателям.
Началась активная подготовка к сдаче картины в Москве, в последней инстанции – Госкино СССР. От того, как будет принят фильм и какую категорию получит, зависело, сколько разрешат изготовить копий, каков будет прокат: по всему Союзу или же только в своей республике. С этими результатами была связана и финансовая сторона дела: постановочные и премиальные вознаграждения.
В Москву отправились директор киностудии Куницкий, режиссёр-постановщик Жереги и я. За день до просмотра  в столицу прилетел Председатель Госкино Молдавии Иорданов.
Встретившись с нами, он поинтересовался:
- Вы банкет уже заказали? Нет? Вот так вы и фильм сдадите! Ещё до просмотра члены комиссии уже должны знать, что их ожидает после его окончания!
Я тут же поехал в знаменитый ресторан «Арагви»  исправлять допущенную ошибку.
На следующий день состоялись просмотр и обсуждение нашего фильма. Приёмную комиссию возглавлял один из заместителей Председателя Госкино СССР. Он же и объявил решение: фильму «Я хочу петь» присуждалась вторая всесоюзная категория. Хотя  результат и был, в какой-то мере, ожидаемым, он всё равно нас очень обрадовал. Но главная радость заключалась, особенно для меня, в том, что этот нескончаемый фильм, наконец-то, пришёл к своему концу.
А через неделю состоялись премьеры фильма в крупнейших кишинёвских кинотеатрах «Москва» и «Искра». И так же, как когда-то в центральном Доме кино, залы были заполнены представителями творческой элиты, журналистами, родными и близкими, друзьями и знакомыми. И также волновалась съёмочная группа, ожидая окончания фильма и реакции зрителей. Наконец, закончились титры. И последней в них была моя фамилия – директора картины.
Под аплодисменты зала мы поднялись на авансцену и все неприятности,  переживания, неудачи как-то сразу отошли на задний план. Сегодня у всех на душе были только радость и чувство удовлетворения. Мы создали фильм! И это главное.
Только теперь мне стало понятно, как я сильно устал. Ведь мне и Артуру Загорскому  досталось больше всех. Чтобы создать один фильм, нам пришлось поработать на двух. А сколько было переживаний и разочарований! Их, пожалуй, хватило бы на несколько фильмов. Когда я высказал  мысль о том, что не мешало бы сходить в отпуск и полечиться, Артур тронул меня своей заботой:
- Борис Аркадьевич, вы можете спокойно идти в отпуск. Пока вы будете отдыхать и лечиться, я подготовлю производственный отчёт, вместе с бухгалтерией закончим баланс, а, когда вы вернётесь, подпишите все документы. А потом, если ничего не случится, я схожу в отпуск. Так что, поезжайте и ни о чём не думайте!
Руководство киностудии не препятствовало моему отпуску, военкомат вручил мне, как отставнику, путёвку в военный санаторий и я полетел в сторону черноморского побережья Кавказа. Но и на отдыхе мне долго ещё снились тревожные сны из кинематографической жизни.;
Глава 25.


Вернувшись из санатория, я узнал от жены, что за последние дни уже трижды звонили по телефону из приёмной Председателя Госкино республики Иорданова,  интересуясь  датой моего прибытия  и просили сразу же сообщить об этом. Не успел я толком отдохнуть с дороги и пообщаться с родными, как затрезвонил телефон. К шести часам вечера меня вызвали на совещание к Иорданову. Я серьёзно забеспокоился. Такое за время моей работы в кино случилось впервые. В голову лезли всякие неприятные мысли. Не по результатам ли моей деятельности на фильме «Я хочу петь» проводится это совещание? Но почему вдруг в Госкино? Не натворил ли чего снова Артур в моё отсутствие? А может быть что-то в производственном отчёте не понравилось вышестоящей организации? Мыслей в голове крутилось множество и все почему-то неприятные!
В приёмной Иорданова меня встретили прибывшие на это же совещание директор киностудии Куницкий, режиссёр Жереги, директор объединения художественных фильмов Лехт и ещё несколько незнакомых мне людей. Поздоровавшись со всеми, я тихо спросил у Лехта, по поводу чего это совещание. Он совершенно серьёзно, не раздумывая, громко, чтобы все слышали, ответил:
- Дело в том, что ваш фильм «Я хочу петь» очень понравился работникам Госкино и особенно Иорданову. С чем я вас и поздравляю! А посему принято решение снимать вторую серию этого кинематографического шедевра, о чём и будет озвучено на совещании. Ждали только вашего прибытия из нестоль отдалённых мест отдыха. Но я почему-то не вижу радости и оптимизма на вашем отдохнувшем лице?
От этой информации у меня внутри что-то опустилось. Только одна мысль, что придёться снова работать с «любимым» режиссёром Жереги, напрочь испортила моё настроение.
- Ефим Натанович, вы не совсем точны. Это будет не вторая, а третья серия. Во всяком случае, для меня однозначно, - уточнил я грустным голосом, - Ну, просто какой-то нескончаемый сериал, который, мне кажется, пора назвать «Мы все хотим петь бесконечно»!
В приёмной все дружно засмеялись. Только мне одному было не до смеха. Эту версию Лехта я принял на полном серьёзе.
Какова же была моя радость, когда Иорданов, поздоровавшись со всеми за руку, что было необычно по причине его недоступности и изрядной заносчивости, повёл речь вовсе не о фильме «Я хочу петь»:
- У меня есть для всех вас срочное и ответственное задание. Надо в сжатые сроки, не более трёх месяцев, снять хороший короткометражный  художественный фильм, который станет дипломной работой выпустника ВГИКа Сергея Иорданова – будущего кинорежиссёра. Многие из вас с ним знакомы. Он хоть и мой сын, но оболтус ещё тот! Честь имею вам его представить: молодой режиссёр-постановщик. Автор сценария и руководитель дипломного проекта Валерий Жереги, которого все хорошо знают. Валера, сценарий готов? Нет? Сколько тебе ещё надо времени? Месяц?! Ни в коем случае! Завтра же запускайте фильм и максимум через неделю начинайте съёмки. Сценарий дописывайте по ходу. Директором картины назначаю товарища Колтенюка Бориса Аркадьевича. Мне доложили, что вы требовательный и честный руководитель. Прошу вас взять под жёсткий контроль работу и, особенно, поведение двух друзей-приятелей Сергея и Валеры! Верьте моему слову, они друг друга стоют или, точнее, «два сапога-пара». О любых нарушениях докладывать лично мне в любое время и без всяких стеснений!
Вместе с Василием Лаврентьевичем соберите хорошую съёмочную группу и вперёд! Деньги на ветер не бросать, но и не жмотничайте! Это уже больше в твой адрес, Куницкий! Валера, у тебя есть ещё какие-то пожелания?
- Есть, Иван Ефремович. Я бы просил назначить оператором-постановщиком Ивана Позднякова.
- В чём проблема? Если свободен, назначайте.
- Думаю, что Борис Аркадьевич будет категорически против этой кандидатуры.
Иорданов вопросительно посмотрел в мою сторону и я, не дожидаясь его вопроса, сказал:
- Поздняков – настоящий мастер, но и запойный алкоголик. Я лично в этом убедился. Он может в любое время подвести группу. Это -  болезнь, и гарантий никто дать не может.
Жереги продолжал настаивать:
- Иван Ефремович, он сейчас в «завязке», всё будет отлично!
Иорданов, видимо, не желая вмешиваться и брать на себя решение чисто студийного вопроса, махнул рукой:
- Так, решайте сами, кто будет оператором, но предупреждаю о вашей полной ответственности за качество съёмок! Всё. Приступайте к работе. Мне информацию еженедельно ! Желаю успехов! Все свободны.

Началась работа над беспрецедентным по авантюризму фильмом под названием «Старик коня водил». Авантюра состояла в том, что, во-первых, сценарий находился в зачаточном состоянии и замысел его был чистейшей воды плагиатом. Я точно знал, что ранее уже читал нечто подобное, но, правда, происходящее не в Молдавии. Во-вторых, картину запустили без подготовительного периода, без защиты проекта и при отсутствии какой-либо сметы. В течение нескольких дней была выбрана натура на юге республики – забытая богом и начальством очень бедная деревушка, где проживали гагаузы и цыгане. Весь фильм должен был сниматься, в основном, здесь, причём, в осенне-зимний период. Базирование съёмочной группы было выбрано в районной гостинице города Кагула.
Я настоял, чтобы моим заместителем был Артур Загорский, а вот администратором, как я ни сопротивлялся, пришлось взять хорошо знакомую мне по фильму «Аист» Дубровскую Серофиму Юрьевну, которая не очень любила работать, но часто «прикладывалась» к спиртному. Менее чем за два года она сделала «рывок» в своей карьере: с директорской должности опустилась до рядового администратора, правда, амбиции у неё остались… директорские.
На главную роль старика был утверждён Виктор Соцки-Войническу. Он же должен был исполнять роль «старика» в молодости. Действие фильма происходило в разных временных измерениях, длиною в 40-50 лет. И всё это время главный герой «водит» одного и того же коня. Когда у Жереги спрашивали, как может такое быть, разве лошади так долго живут, он безапелляционно заявлял:
- Вы лишены абстрактного мышления. Совершенно неважно, это тот конь или его потомство. Важен сам факт взаимоотношения человека и коня, который неоднократно спасал ему жизнь. И теперь старик всё делает для того, чтобы продлить жизнь своего старого друга, которого председатель колхоза приказал отвести на живодёрню, так как очень древний конь «портит» весь вид колхозного благополучия.
Собственно говоря, это и было краткое содержание фильма, который нам предстояло снимать. Узнав примерные задачи по подготовке первостепенных съёмок, мы  с Артуром составили конкретный план наших действий, а, главное, временную смету расходов, без которой бухгалтерия отказывалась выдавать  деньги. А расходы предстояли немалые. Во-первых, нужны были две лошади, а точнее, два коня – один молодой и красивый, а второй – очень старый и больной. Им, естественно, требовался корм, причём, постоянно, конюх и место размещения. Во-вторых, нужны были сани, тачанка с пулемётом «Максим» и соответствующая упряжь. Кроме того, требовалась полуторка времён начала войны. В ней должны были отправляться на фронт призывники, а провожать их – женщины, старики и дети. Всех надо было одеть в соответствующие наряды. Предстояло собрать и массовку. Но особых сложностей не предвиделось, за исключением одного – волков. Дело в том, что в ещё незавершённом сценарии уже имелась сцена, когда стая волков преследует сани, в которых везёт дрова герой фильма ещё в молодом возрасте. И конь спасает его, да и себя от верной смерти – волкам не удаётся догнать сани. Возникла серьёзная проблема: где взять волчью стаю? Как сделать, чтобы она гналась за санями? Существовало несколько вариантов. Можно было использовать документальные фильмы, подмонтировав нужные кадры с бегущими волками, но Жереги и Сергей Иорданов дружно отвергли этот вариант и потребовали найти дрессированных овчарок, похожих на волков. Мы обратились с просьбой в МВД республики. Там пошли нам навстречу и пригласили в школу служебных собак, подобрали пять волкоподобных животных и выделили двух проводников-дрессировщиков.
Когда подошло время съёмки этого эпизода, столкнулись с новыми проблемами: собаки не желали догонять сани. После неоднократных попыток удалось добиться того, что собаки всё-таки побежали за санями. Один дрессировщик с собаками стоял в начале движения саней, а другой – в конце маршрута. Сани начинали движение и через некоторое время собаки получали команду «Вперёд!» и начинали бежать в нужную сторону. Для того, чтобы они не вернулись назад и не свернули в сторону, второй дрессировщик начинал подавать им команду «Ко мне!». Правда, пришлось снять двенадцать дублей, так как наши «волки» постоянно обгоняли сани, не обращая на седака и коня никакого внимания. Во время съёмки мне показалось, что у собак какая-то деталь отличает их от волков, и я понял – это хвосты, поднятые кверху. У волков же, а мне приходилось неоднократно видеть их в тундре с вертолёта, хвосты прижаты к задним лапам.
При монтаже фильма пришлось всё- таки воспользоваться хроникой и подмантировать к собакам настоящих волков с прижатыми хвостами.
В целом, съёмки проходили в довольно спокойной обстановке, если не считать отдельных случаев, типичных для большинства групп и хорошо мне знакомых из моего, даже очень незначительного опыта. Тем более, что здесь находились несколько потенциальных нарушителей трудовой дисциплины, а точнее, любители выпить.
В один из дней, после окончания очередных съёмок, я решил съездить домой на ночь, а утром вернуться в Кагул. Оставив за себя Артура, я сел в свой «Москвич» и выехал в Кишинёв. Дома успел только принять душ и сесть за стол ужинать, как зазвучал телефонный звонок. Артур сообщил мне «приятную» новость: наши «творцы», слегка выпив, решили посетить местный Дом культуры, где проходили танцы. Видимо их присутствие вызвало неудовольствие у местных парней. Завязалась драка, участники которой сейчас находятся в милиции, в так называемом, «обезьяннике». Начальник милиции требует к себе директора и не желает разговаривать с заместителем, угрожает сообщить обо всём в столицу.
- Этот чинуша, видимо, очень соблюдает субординацию. Представляете, если уже я не смог уговорить эту дубину! Как ни печально, но вам придёться приехать, иначе сорвутся утренние съёмки. А, главное, если дойдёт до Иорданова, он разорвёт нас на куски!
Я тут же выехал в обратный путь и ночью прибыл в Кагул. На полу «обезьянника», мирно посапывая и похрапывая, спали режиссёры Валерий Жереги и Сергей Иорданов, главный оператор, заслуженный деятель искусств Иван Поздняков со своим ассистентом и бригадир осветителей небезызвестный Витя по кличке «жлоб». Конфликт я уладил, переговорив по телефону с начальником милиции, и попросил его оставить моих «деятелей» до утра, не тревожа их сладкий сон. Начальник райотдела был со мной очень любезен. Видимо, ему польстило, что директор фильма по его требованию срочно приехал из Кишинёва. Он даже пообещал посетить наши съёмки, что вызвало во мне огромное чувство радости.
Не успели мы ещё забыть эту историю, как грянул новый гром. Вдруг исчез мой боевой заместитель Артур Загорский. В каких случаях это с ним происходит, я уже знал – начался запой. Повторилась история, произошедшая с ним на теплоходе во время круиза по Чёрному морю. В группе все сделали вид, что ничего не произошло и только одна «доброжелательная» мадам Дубровская, наша администратор, язвительно спросила:
- Борис Аркадьевич, вы не знаете, куда делся ваш непьющий заместитель? Вы ещё не объявили всесоюзный розыск?
- Мой заместитель пьёт, но редко, в отличие от некоторых, которые не просыхают постоянно. Розыск не объявлен, поскольку я отпустил Артура Владимировича домой на выходные. Так, что теперь вам работать за двоих, забыв о своём пагубном пристрастии.
Надо было срочно искать Артура. По всем данным он должен был находиться где-то поблизости. Вот тут-то мне и пригодилось недавнее знакомство с начальником райотдела милиции. Рассказав ему откровенно и подробно о Загорском, я попросил как можно быстрее разыскать моего заместителя. Результаты поисков не заставили себя долго ждать. Были подключены участковые милиционеры и уже на следующий день мне указали место нахождения Артура и даже назвали имена его собутыльников.
На окраине Кагула, во дворе одного из частных домов, в стареньком сарайчике с покосившейся соломенной крышей, я и обнаружил Артура, распивающего вино с двумя «дружками», один из которых при близком рассмотрении оказался женщиной с опухшим лицом. Как ни странно, Артур проявил искреннюю радость по поводу встречи со мной:
- Друзья, разрешите представить вам моего начальника и хорошего друга Бориса Аркадьевича, в прошлом боевого офицера, за здоровье которого я предлагаю выпить, причём вместе с ним!
Понимая, что сейчас Артур ещё находится в состоянии, когда с ним можно разговаривать, я согласился присоединиться к тосту, но только после того, как он выйдет со мной из сарая для того, чтобы обсудить очень срочный и важный вопрос. Выйдя из пропитанного винными парами сарая, я сразу же начал переговоры:
- Артур, прошу сосредоточиться на том, что я сейчас скажу. Вы знаете, как я к вам отношусь? Никто не знает, что сейчас с вами происходит, и где вы находитесь. Я всем сказал, что отпустил вас домой на выходные. Поэтому прошу сегодня с выпивкой заканчивать, как это вам ни трудно, а завтра, приведя себя в порядок, прибыть в группу, как будто, вернувшись из Кишинёва. Если вы этого не сделаете, то подведёте «под монастырь» не только себя, но и меня. Я уверен, что у вас хватит сил выполнить мою просьбу, если, конечно, вы меня уважаете. Прошу передать мои извинения вашим друзьям за то, что не смогу с ними выпить. Нет совершенно свободного времени. Ведь вы, Артур, оставили меня одного, а съёмки никто не отменял! До завтра!
Откровенно говоря, я мало надеялся, что моя просьба будет выполнена. Алкоголизм – серьёзнейшая болезнь и бороться с ней очень сложно. Каково же было моё удивление, когда в конце следующего дня Артур, чисто выбритый, но с изрядно опухшим лицом, появился в гостинице, бодро всех приветствуя. Я понял, что чувство ответственности им ещё не пропито.
Не зря в пословице говорится: « Пришла беда – отворяй ворота». Переживания по поводу исчезновения Артура оказались не последними. Наступил долгожданный день окончания съёмок. Осталось только отснять старика, ведущего коня на живодёрню, причём, на среднем и дальнем планах. Работы максимум на час, но подготовка к этому должна была занять не менее четырёх часов, поскольку актёру надо было делать пластический грим, превратив его в старика. Накануне вечером Виктор Соцки-Войническу позвонил из Кишинёва и заявил, что не сможет прибыть утром на съёмки, так как срочно улетает в Ташкент, где снимается в совместном советско-индийском фильме «Али-баба и сорок разбойников» и вернётся через две недели.
Это известие всех сильно огорчило. Продление съёмочного периода привело бы к увеличению расходов и расхолаживанию коллектива, но другого выхода просто не было.
Вдруг Жереги пристально посмотрел на меня, о чём-то пошептался с Сергеем, гримёром ,  оператором и громко заявил:
- Эврика! Завтра в роли старика снимается известный мастер эпизода Борис Аркадьевич! Рост и комплекция у вас с Витей примерно одинаковые, всё остальное доделает гримёр. Утром прошу -  на грим, репетировать будем по ходу съёмок.
Протестовать я не мог – это было бы непатриотично по отношению к группе и, кроме того, не хотелось отступать от традиции сниматься в каждом фильме, на котором я работаю. Ведь и в предыдущей картине «Я хочу петь» тоже снялся в эпизоде, причем, вместе с дочькой Ларисой.
Но самое страшное произошло утром, на гриме, который оказался «пластическим». Когда моё лицо покрыли каким-то веществом с отвратительным запахом, я ещё молчал, но когда эта дрянь начала подсыхать, стягивая кожу лица в старческие складки, я взвыл от боли и вспомнил бедного Витю, который уже несколько раз терпел подобные муки. А ведь я ему не верил, когда он от боли выл и матюкался. Видимо, за это мне было суждено испытать подобный ужас. Но  какое удовольствие я получил, когда в гриме и одежде старика столкнулся с «любимым» администратором Дубровской, которая увидев меня, с удивлением спросила:
- Витенька, ты разве не улетел в Ташкент?
- Серафима Юрьевна, - ответил я, естественно своим голосом, - разве я мог оставить вас с этими разбойниками? Я отказался сниматься в этой «Али-бабе» в пользу нашей бабы Серафимы!
Не зная о решении снимать меня и совершенно не понимая, чьим голосом хамит ей «старик», Дубровская на мгновенье замерла, оглянулась по сторонам, вопросительно посмотрела на Жереги и, на всякий случай, ответила:
- А ты, Витенька, оказывается такой же хам, как вся ваша актёрская братия! Ладно, иди уже сниматься со своим дохлым конём! Я с тобой потом поговорю…по душам!
Съёмка прошла успешно. Я добросовестно водил за узду в течение часа еле передвигавшего ноги коня. На этом съёмочный период был завершён. Кстати говоря, когда редколлегия просматривала отснятый материал, никто так и не понял о состоявшейся замене артиста Виктора Соцки-Войническу в последних кадрах директором фильма.
Не успели с меня снять этот страшный грим, как последовал звонок из Кишинёва. Меня срочно вызывали к директору студии, причём, приказывая передать фильм Артуру Загорскому. Я никак не мог понять, что произошло, почему меня отстраняют от фильма, когда ещё предстоит значительная работа над ним. Как же я мудро поступил, вырвав Артура из предстоящего запоя! Кому бы я сейчас передал фильм, как бы оправдывался за то, что скрыл исчезновение своего заместителя?
В отвратительном настроении, с опухшим от пластического грима лицом, очень напоминавшем запойное, я ехал в Кишинёв, не зная, что меня там ожидает, но, в обшем-то, готовый ко всему, даже самому неожиданному и, конечно, худшему.;








ЧАСТЬ  5.

НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ И РАБОТА С НАСТОЯЩИМИ
МАСТЕРАМИ КИНО.








Г л а в а 26.


Направляясь в кабинет директора киностудии, я был настроен на решительные действия, вплоть до увольнения с работы. Войдя туда и увидев группу незнакомых мне мужчин, сидящих вокруг стола, поздоровался и извинился за вторжение:
- Прошу прощения, но секретарь меня не предупредила, что у вас посетители. Я зайду, когда вы освободитесь.
Куницкий встал, вышел из-за стола и, пожав мне руку, сказал:
- С прибытием вас, Борис Аркадьевич, присаживайтесь, пожалуйста. Это – наши коллеги из Москвы, которые, кстати, ждут вашего появления. Но я вижу, что вы чем-то расстроены, хотите мне что-то сказать?
- Да, у меня есть, что вам сказать, но я не уверен, уместно ли это в присутствии ваших гостей?
- А вы не стесняйтесь. Пусть послушают – какие у нас секреты?
- Василий Лаврентьевич, почему меня отстранили от фильма? Ведь Иорданов строго предупредил о моей личной ответственности за его создание. И теперь, когда картина снята и осталось только её завершить, меня снимают с должности! Я этого не понимаю! Может  это временное решение, и я сегодня же вернусь в группу?
- И это вся проблема?  Никто вас не отстранял от должности директора. Просто предложили передать её своему заместителю. Мы посчитали это целесообразным, так как хотим предложить вам перейти на другой, более серьёзный фильм.
- А вам не кажется, что меня превратили в Фигаро, в работника «куда пошлют»? Не зря на студии меня уже называют пожарником. Менее, чем за два года - пятый фильм! Разве это нормально? Вы знаете, Василий Лаврентьевич, у меня появилась мысль вообще уволиться из киностудии и, как говорил Остап Бендер, «переквалифицироваться в управдомы».
Гости рассмеялись, а Куницкий серьёзно заявил:
- Это же была стажировка, ваше становление, как директора картины! Неужели не понятно? Сейчас мы хотим предложить вам должность директора двухсерийного фильма, причём, сложного по производству. Вы читали роман «Женщина в белом»?
- Уилки Коллинза? Конечно, читал. Однако, это не роман, а, скорее, романтический детектив.
- С этим можно поспорить, - бросил реплику один из гостей – симпатичный мужчина средних лет.
- Думаю, не стоит спорить с Борисом Аркадьевичем, - среагировал на реплику Куницкий, - Он у нас филолог с университетским образованием! Кстати, вы знакомы с  Дербенёвым? – спросил он у меня.
- Это, с которым?  Поэтом или кинорежиссёром?
- С режиссёром, конечно.
- Не имел чести, но много наслышан и очень нравятся его фильмы, особенно, «Атаман Кодр», «Колыбельная» и, конечно, совместный с Каликом «Человек идёт за солнцем»! Блестящая операторская работа! Каждый кадр – законченная картина!
- Разреши тебе представить режиссёра- постановщика фильма «Женщина в белом» Вадима Клавдиевича Дербенёва, главного оператора Валентина Пиганова, художников-постановщиков Александра Бойма и Сергея Воронкова. Все они – москвичи, работники «Мосфильма». Прошу любить и не жаловаться друг на друга! Давай, Борис Аркадьевич, принимай фильм, подбирай себе кадры и побыстрому, потому что уже завтра надо начинать подготовительный период!
- Василий Лаврентьевич, я ведь ещё не дал согласия работать на этом фильме и не уверен, дам ли его вообще. Хотел бы кое-что уточнить, если вы не возражаете. Что значит завтра начинать подготовку к съёмкам? Стало быть, фильм уже давно в запуске? А где же директор картины?
Ответил мне Дербенёв:
- Я отлично понимаю ваши сомнения. Действительно, мы уже в запуске почти полгода. Долго работали над сценарием с Анатолием Горло, в основном, выбрали места съёмок, интерьеры, завершаем работу над проектом,  сметой и многое другое. И, конечно, был у нас директор, один из работников «Мосфильма», который не справился со своими обязанностями, а точнее, оказался нечистым на руку, за что и был уволен не только с картины, но и с «Мосфильма».
- Стало быть, часть будущей сметы уже израсходована? Как же я могу дать своё согласие, не разобравшись с этим? Тем более, что предыдущий директор, как вы сказали, был не чист на руку. Мне необходимо время, чтобы вникнуть во всё, посоветоваться и хорошо подумать, прежде, чем принимать решение. И, вообще, я не уверен, что справлюсь с таким серьёзным фильмом. Неужели на студии нет опытных директоров?
Видимо, Куницкому моё заявление не понравилось:
- Мне лучше знать, кого назначать директором картины и справитесь вы или нет!, - на повышенных тонах сказал он, - Во-первых, сам факт, что вы засомневались, говорит о серьёзности вашего подхода к делу. Во-вторых, мы уверены, что справитесь и, в-третьих, Дербенёву нужен именно такой директор, а не алкаш с большим опытом работы! В общем, вникай, советуйся и думай, сколько желаешь, но времени на всё про всё – до утра! Завтра будет подписан приказ о назначении директора и запуске картины в подготовительный период! Всё, время пошло!
Выйдя во дворик студии, я поискал глазами того единственного, с кем мог посоветоваться по всем волнующим меня проблемам. Это был, конечно, Ефим Лехт – директор объединения художественных фильмов, который, не дав мне даже открыть рта, сказал:
- Я обо всём уже знаю. Если бы мне предложили работать с Дербенёвым на этом фильме, не задумываясь, согласился бы, бросив свою должность. Прекрасный сценарий, потрясающие экспедиции, уникальный режиссёр-оператор, актёры – сплошные «звёзды». Вы хоть знаете, что фильм будет сниматься на плёнке «Кодек»? Не каждому дают такую плёнку, которую покупают на валюту! Борис Аркадьевич, не раздумывайте и соглашайтесь!
- Но ведь они уже хорошо «пощипали» смету! Директор уже успел провороваться!
- Ай, перестаньте сказать! Ничего он не проворовался. Просто парень хотел иметь для дела наличные карманные деньги. Это же азбука производства любого фильма. Без этого невозможно решать никакие проблемы. Я его хорошо знаю. Нормальный грузин, опытный директор. Он бывал в Кишинёве неоднократно. Это наши придурки из бухгалтерии вцепились в него. Видимо, мало дал им! Денег вам хватит на обе серии. Это ведь миллионный бюджет! Я бы знал, что с ним делать! Не бойтесь, я помогу подобрать на фильм хорошие административные кадры. Вам разрешено иметь трёх заместителей и четырёх администраторов, бухгалтера и кассира. Слушайте, возьмите меня заместителем по расходованию средств! Мы бы с вами не только сняли женщину в белом, но и полностью без ничего. Шутка!
А, если серьёзно, соглашайтесь, потому что такого фильма на нашей студии не было и думаю, что в будущем тоже не будет! Все эти ваши «Я хочу петь», особенно, «Старик коня доил» - дрек мид фефер, как говорят англичане!
- Ефим Натанович, объясните мне, пожалуйста, каким образом Дербенёв и вся его московская команда вместе с «Женщиной в белом» оказались на «Молдова-фильм», а не на «Мосфильме»?
- Всё очень просто. На «Мосфильме», даже среди режиссёров-мэтров, для запуска в производство существует очерёдность и Дербенёву пришлось бы долго ждать. Годовой план нашей студии – четыре художественных фильма, сценарии которых должны лежать в портфеле главного редактора, причём, задолго до их запуска. Анатолий Горло,  молдавский автор сценария «Женщины в белом» и Вадим Дербенёв, узнав, что в портфеле нашей студии имеются всего два, причём, не самых лучших сценария, вместо четырёх, предлагают свой двухсерийный фильм, который покроет этот дефицит. Все довольны, но возникают противоречия: Дербенёв выдвигает условия – все творческие работники будут подобраны им на студии «Мосфильм», ни один кадр не будет сниматься в Молдавии, так как нужны английские натура и интерьеры, а также большинство производственных услуг будут получены на других киностудиях. Даже директора фильма, который является представителем студии, финансирующей картину, Дербенёв берёт на «Мосфильме». Вот, почему было всё сделано, чтобы его убрать и поставить своего представителя, в частности, вас, дорогой друг.
Уверен, что в Дербенёве вы не разочаруетесь. Это самый интеллигентный режиссёр в стране. Никакой грубости, тем более, мата, из его уст вы не услышите. Но он – большой педант в вопросах оформления интерьеров, соответствия костюмов и реквизита, особенно любит антиквариат.
А какие актёры будут сниматься в картине! Александр Абдулов, Эдуард Марцевич, Владимир Зельдин, Виталий Шаповалов – полное созвездие! Даже в эпизодах – Народные артисты СССР.
В общем, соглашайтесь, но, безусловно, сначала разберитесь во всём, как следует, особенно в финансах и предстоящих экспедициях, которых много и все довольно сложные: Прибалтика, Ленинград, Подмосковье, причём, зимой и летом. Расчитывайте где-то на полтора-два года работы. Кстати, Дербенёв усиленно пробивал съёмки в Венгрии, но ничего не вышло – не дали валюту. В общем, дерзайте, а я всегда готов помочь вам.
Я инстинктивно понимал, что впрягаюсь в ещё непонятое мной, но очень трудное и, одновременно, интересное дело, которое, скорее всего, выйдет мне боком. И, всё-таки, утром следующего дня я дал согласие приступить к работе директора двухсерийного фильма «Женщина в белом». С этого момента начался подготовительный период к съёмкам картины сроком в три месяца. За это время необходимо было сформировать съёмочную группу, в том числе, администрацию, подготовить базы будущих экспедиций, провести кино и фотопробы актёров, пошить и подобрать костюмы, разыскать необходимый реквизит, решить транспортные проблемы и многое другое. Но сложнее всего было добиться разрешения на съёмки в интерьерах дворцов-музеев Петергофа и Ленинграда, куда, как правило, киношникам  дорога закрыта. Без серьёзных связей эту проблему решить было невозможно.
В связи с тем, что в фильме должны были сниматься известные артисты московских, ленинградских и рижских театров, надо было заранее обговорить с главными режиссёрами и директорами возможность получения их на съёмочную площадку в отдельности и вместе с другими исполнителями. Этим непосредственно предстояло заняться второму режиссёру Евгению Венгре, а мне заключить с ними договора и продумать возможности чёткой и бесперебойной доставки актёров к месту съёмок и обратно. По совету Лехта надо было материально заинтересовать билетных кассиров агентств Аэрофлота и железной дороги в Москве, Ленинграде и Риге, для чего заключить с ними трудовые соглашения на различные виды работ, что являлось, безусловно, нарушением финансовой дисциплины, но без этого невозможно было обойтись. И, действительно, в будущем, в самые пиковые ситуации по телефонному звонку появлялись билеты на все виды транспорта и в любом направлении. Это был не лучший, но, к сожалению, единственный выход из положения. Данными проблемами постоянно занимался один из администраторов.
Первоочередной же задачей была подготовка базы для первой экспедиции в Прибалтике, в районах городов Сигулда, Цимери, возле озера Алукснес, и Цесиса, а также в самой Риге. Эту миссию я возложил на одного из своих заместителей Жанну Фиксон – очень экстравагантную женщину, уроженку Риги, имевшую там всесторонние связи, в том числе, в высших кругах местной власти. Мне её характеризовали, как очень энергичного и пробивного работника. Единственный недостаток этой симпатичной дамы – не очень стойкие морально-сексуальные принципы. По этому поводу Лехт меня успокоил:
- Неужели вам не всё равно, какими средствами и методами она добивается нужных результатов? Главное, чтобы не сильно разворовывала смету и не предавала Родину! Что касается денег, они её мало интересуют:  супруг – заместитель министра. Кино для неё -  просто хобби.
И, действительно, когда через две недели я прилетел в Прибалтику проверить подготовку базы, то был приятно удивлён тем, как Жанна спокойно, без единого звонка в Кишинёв, решила все поставленные перед ней задачи: сняла в Цимери гостиницу, причём, все номера, существующие в ней, на те сроки, которые будут нам необходимы, договорилась с рижской киностудией о предоставлении группе различных услуг и многое другое. Правда, заведующая гостиницей шёпотом сообщила мне, что Фиксон завела роман с одним из местных начальников, но это меня уже мало интересовало. База для экспедиции была подготовлена и на хорошем уровне.
Одного из администраторов, Гену Сомова я отправил в Москву в помощь всем творческим работникам группы во главе с Дербенёвым для проведения кино и фотопроб, подготовки костюмов и реквизита. Он же должен был установить связи с кассирами Аэрофлота и железной дороги для отправки членов группы и актёров в Прибалтику, когда начнутся там съёмки.
Мне же предстояло в течение недели окончательно разобраться со сметой, сценарием  и задачами первой киноэкспедиции. После этого необходимо было лететь в Москву для подписания договоров с актёрами, отобранными и утверждёнными для съёмок в картине, а после этого, вместе с Дербенёвым и художником-постановщиком Александром Боймом отправиться в Ленинград для решения очень ответственной задачи – найти каналы доступа в музеи Петродворца и Ленинграда, воспользовавшись их прежними связями.
Однако, все мои планы и сроки их выполнения пришлось изменить из-за непредвиденных обстоятельств. Неожиданно я получил телеграмму из Уфы, в которой сообщалось, что мой старший и единственный брат Виктор находится при смерти.
В тот же день, оформив отпуск за свой счёт, срочно вылетел в Уфу, но живым брата уже не застал. Я его увидел лежащим в гробу, установленном на сцене драматического театра, в котором Виктор сыграл множество ролей, удостоившись звания Заслуженного артиста. В зрительном зале собрались не только актёры и зрители, но и ветераны войны, к числу которых принадлежал и Виктор – бывший десантник, совершивший более ста боевых прыжков с парашютом, кавалер боевых орденов и медалей, в том числе, высшей солдатской награды – ордена Славы. Ему было всего 56 лет, и умер он не от ран, полученных в боях, а от диабетической комы, прямо во время спектакля.
Я никогда ранее не был на похоронах артистов и, поэтому, когда при выносе гроба из театра, зазвучали аплодисменты провожавших, был потрясён этим проявлением человеческой скорби, восхищения и благодарности одновременно.
Возвращаясь домой после  тяжелейшей поездки,  я не мог ни о чём думать, кроме этой утраты, напрочь забыв о том, что меня ждёт съёмочная группа, огромный объём работы и сильно поджимают сроки.









 
“И В СНЕГ,  И В ВЕТЕР…”







             
          
    ;
Исполнительница главной роли актриса Г. Байкштите.
               




               













Г л а в а  27.


Прибалтика встретила нас замечательной погодой. Несмотря на то, что август уже подходил к своему завершению, солнце  ещё грело по-летнему, листья на деревьях были по-весеннему зелёными, а на улицах Риги повсюду цвели розы, распространяя свой пьянящий аромат, который, смешиваясь с запахом кофе, дурманил головы приезжих, создавая праздничное настроение.    В рижском аэропорту нас встретила Жанна Фиксон, моя замести-
тельница, пригласившая всех в комфортабельный автобус для следования в Цимери, красивейший курортный городок, весь утопающий в зелени.
   Здание единственной здесь гостиницы, в которой предстояло прожить более месяца, потрясло всех оригинальностью внешнего вида. Это был трёхэтажный старинный замок приблизительно 18 века, расположенный на окраине города, прямо в лесу. Внутри же всё было по-современному: комфортабельный холл, уютное небольшое кафе и стилизованная под старину деревянная лестница, ведущая наверх, к номерам, которых здесь было совсем немного, но очень уютным и чистым,  забронированным только для нашей съёмочной группы. К сожалению, всех, с учётом прибывающих актёров, разместить здесь было бы невозможно. Поэтому, Жанна сняла дополнительно несколько комнат в расположенных рядом частных особняках, в одном из которых предполагалось проводить репетиции.
   В течение двух дней в Цимери прибыли все наши творческие работники из Москвы и Кишинёва. Началась активная подготовка к первоочередным и последующим съёмкам: строительство беседки на берегу озера Алукснес, оборудование и освоение нескольких интерьеров в бывших замках, окончательный выбор натуры в этом районе. Кроме того, нужны были две старинные английские кареты, летний экипаж и высокий кэб. Всё это было заранее подобрано на «Мосфильме» и в одном из столичных музеев. В Риге ничего подобного найти не удалось. Теперь предстояло все эти кареты доставить из Москвы к месту съёмок в Прибалтику. Для этого потребовалось два огромных трейлера, которые администратор Гена отправил с каретами к нам. Со дня на день мы ожидали их прибытия.
    В составе группы постоянно  находилась консультант по истории Англии и  английскому языку. Её звали Клара Абрамовна. Доктор исторических наук, она прекрасно разбиралась не только в своей профессии, но и в мировой литературе, а также в истории кино. Кроме всего, ей были присущи максимальная принципиальность и потрясающее занудство. Своей бескомпромиссностью она постоянно вызывала раздражение у художников-постановщиков и у меня. И только Вадим Дербенёв постоянно, во всём и безоговорочно поддерживал Клару Абрамовну. Он очень хорошо знал её высокий профессионализм:
        - Если мы сделаем что-то против её воли, то будем  потом локти кусать, и никакой монтаж не поможет!
   Она же, осмотрев прибывшие кареты, категорически заявила:
        - В каждую карету должны быть запряжены  четыре или шесть лошадей, в зависимости от наличия упряжи, причём, лошади крупные и, желательно, одномастные.
Ни одного, ни другого, ни третьего у нас не было. Надо было срочно всё доставать. Возникли серьёзные проблемы: упряжь удалось достать, но что с ней делать никто не знал, необходимых лошадей мы тоже нашли километров за 50 от места съёмок и договорились об их доставке на специальных  машинах, но они были нам необходимы в течение, как минимум недели. Где-то надо было им находиться, чем-то их кормить, поить, купать и убирать за ними. Мы разыскали неподалёку конюшню и наняли конюха, но и он понятия не имел, как надо запрягать лошадей в старинные средства передвижения.
   Мне пришлось срочно связаться с Лехтом и посоветоваться, что делать в такой ситуации. Он, не раздумывая, дал чёткий ответ:
        - При «Мосфильме» имеется кавалерийский полк, который был создан во время съёмок фильма «Война и мир». Только там имеется специалист по этим конноупряжным проблемам, но, чтобы его заполучить, необходимо разрешение Генштаба, которому этот полк подчинён. Я, конечно, могу решить эту проблему, если расходы на оплату заложены в смете картины. Дело в том, что стоят эти услуги довольно дорого. Я проконсультируюсь с бухгалтерией и Куницким. Посмотрим, что можно сделать.
   Не прошло и часа, как раздался звонок и директор киностудии, даже не поздоровавшись со мной, закричал:
        - Что вы там с Дербенёвым выдумываете? Какой к чёрту кавалерийский полк? Вы хоть представляете себе, сколько это стоит? Почему не заложили эти расходы в смету? Вы что там, без рук? Запрягайте сами, пробуйте, экспериментируйте! Денег на это я не дам! Извольте сдерживать мосфильмовские аппетиты Дербенёва! Действуйте, как в песне поётся: « Распрягайте, хлопци, коней»!
Я только успел ответить на его последнюю реплику:
        - Василий Лаврентьевич, мы бы рады распрягать, но для этого надо уметь  запрягать!
Куницкий бросил трубку, не желая дальше обсуждать этот вопрос.
   Таким образом, ещё не начавшиеся съёмки оказались под угрозой срыва. Дербенёв, проигнорировав директора киностудии, позвонил председателю Госкино Молдавии Иорданову с просьбой решить эту проблему. На следующий день Лехт сообщил мне о том, что в группу из Москвы вылетают представители кавполка и, что Куницкий рвёт и мечет против Дербенёва, что может негативно отразиться на всей съёмочной группе.
   Можно было вызывать актёров и начинать съёмки, которым  предстояло растянуться почти на полгода.      
   Первыми прибыли прибалтийские артисты Гражина Байкштите, молодая женщина потрясающей красоты, утверждённая на две главные роли Лоры Фэрли и Анны Катерик, а также Аквелина Ливмане – на роль Мэриан Голкомб. Затем из Москвы прилетели актёр театра на Таганке Виталий Шаповалов (граф Фоско), актрисы Ирина Губанова и Мария Барабанова, все трое – известные столичные артисты театра и кино, хорошо знакомые с режиссёром-постановщиком и неоднократно снимавшиеся в его фильмах. Мне было очень приятно познакомиться с такими маститыми мастерами сцены и киноэкрана.
   Но, пожалуй, самым впечатляющим было появление в группе ещё двух актёров – Александра Абдулова (Уолтер Хартрайт) и Леонида Ярмольника (человек в «чёрном»). Эти молодые, красивые и очень жизнерадостные ребята сразу же внесли в жизнь и работу съёмочной группы какой-то особый ритм, оптимизм и хорошее настроение. Отношения между ними – пример настоящей мужской дружбы и профессиональной солидарности.  Абдулов дал согласие на съёмки при условии, что в картине будет сниматься Ярмольник, в то время не работавший в театре и невостребованный в кино. Ему была предложена  эпизодическая роль человека в «чёрном», проходящая через весь фильм, но без единого слова.
   Абдулов сразу же в съёмочной группе очаровал буквально всех, особенно, женщин. Мы, конечно, были наслышаны о его успехах среди представителей прекрасного пола, но то, что увидели воочию, просто потрясало: женщины всех возрастов при общении с ним, просто балдели, глядя на него влюблёнными глазами.
Все, без исключения, называли его Сашей или ласково Сашенькой. С первого же дня знакомства, мы с ним подружились, несмотря на значительную разницу в возрасте. Наверно, это можно было назвать родством душ, а, может быть, ему импонировали моё военное, офицерское прошлое  и то, что во время войны я был в эвакуации в городе Фергана, где родился, учился и впервые приобщился к театру Саша Абдулов. Он очень уважал тех, кто не был лишён чувства юмора и, узнав, что я одессит, громогласно заявил:
        - Моя бы воля, я бы объявил Одессу столицей мирового юмора, а одесситам выдал бы охранные грамоты, в том числе и вам, Борис Аркадьевич, для защиты от тупых и лишённых чувства юмора бюрократов.
   Первые же репетиции показали, насколько правильно были подобраны актёры – профессионалы высокого класса, с полуслова понимающие режиссёра и друг друга. Единственной неожиданностью для Дербенёва стала заторможенность и некоторая инфантильность исполнительницы главной роли Гражины Байкштите, при всей её потрясающей красоте. У режиссёра даже появилась мысль о её замене другой актрисой, пока ещё не начались съёмки. Этой идеей он поделился со мной:
        - Кандидаток на эту роль было много, но меня привлекла её внешность, рост и истинно английский колорит. Может быть, пригласить Женю Симонову? Она прекрасная актриса, но её рост не будет сочетаться с Сашеным. Ума не приложу, что делать!
         - Вадим, может быть, я ошибаюсь, но мне показалось, что при всей её флегматичности, она очень заинтересованно смотрит на Сашу, чисто по-женски. Может  ещё вспыхнет огонёк, конечно, не без помощи Абдулова?
        - Вы знаете, я это тоже заметил. Гражина у нас живёт в одной из частных вилл? А Саша разместился в гостинице, не так ли?
        - Вадим, я понял вашу мысль!
   В тот же день, придумав какую-то причину, я поселил Сашу в одну из свободных комнат этой же виллы, тем более, что он тоже очень пристально поглядывал в сторону этой красивейшей актрисы. Результат не заставил себя долго ждать. Гражина изменилась буквально у всех на глазах, от её прежней заторможенности не осталось и следа, она вся сияла, потрясая своей красотой и сексопильностью. Дербенёв не мог нарадоваться  этому чудесному преобразованию, заговорчески поглядывая в мою сторону.
   Одновременно с подготовкой к первому съёмочному дню, администрация картины решала вопросы, связанные с освоением других объектов, выбранных на всю летнюю экспедицию в Прибалтике. Так, очень ответственные сцены надо было снимать в красивейшем здании дворца архитектуры середины 18 века, в котором в настоящее время располагалась республиканская  клиника-стационар для лечения алкоголиков и наркоманов, но не простых людей, страдающих этими заболеваниями, а выдающихся творческих работников, известных на всю страну, а, подчас, и в мире:  музыкантов, художников, артистов, скульпторов и других. Именно здесь, несколькими годами ранее, проходил длительное лечение замечательный композитор и пианист Раймонд Паулс. Для этих больных в клинике были созданы все условия для продолжения их творчества. Сама природа способствовала этому: лесопарк, красивейшие лужайки, цветники, уютные беседки, фонтаны и многое другое. Эти замечательные условия не только благоприятно влияли на «элитных» больных, но и полностью устраивали нашу съёмочную группу. Больших усилий нам стоило добиться согласия руководства клиники, выступавшего против нашего присутствия, работы и контактов с больными. Когда же мы всё-таки договорились, пообещав оплатить ремонт тех помещений, где были намечены съёмки, нас строго предупредили о недопустимости контактов с больными и, особенно, доставки им спиртных напитков. Но никакие предупреждения и контроль с моей стороны не помогли. Один из осветителей польстился на вознаграждение и купил больному бутылку водки. Мне с трудом удалось погасить разразившийся скандал.
   В один из дней я вместе со своим заместителем Жанной Фиксон посетили рижскую киностудию, где решили вопросы, связанные с выделением на период съёмок спецмашин (лихтваген, камерваген, тонваген), автобуса,  легковой машины и специалистов, обслуживающих эту технику. Я был приятно удивлён той благожелательности и деловитости, с которыми руководители киностудии отнеслись к нам. Сама обстановка  резко отличалась от того, с чем мне приходилось сталкиваться на киностудиях «Молдова-фильм» и «Мосфильм». Здесь было тихо, никто не говорил на повышенных тонах, все общались друг с другом, сидя в уютном кафе за чашечкой кофе, потрясающий запах которого распространялся далеко за пределы киностудии.
        - Смотрите, Борис Аркадьевич, - слишком громко обратилась ко мне Жанна, - обстановка, как в нашем дворике «Молдовы»!
Некоторые,  сидевшие в кафе, вздрогнули. Все повернулись в нашу сторону.   Мне пришлось извиниться:
        - Прошу прощения, у неё проблемы со слухом, поэтому так громко разговаривает. 
   Здесь я встретил несколько рижских артистов, знакомых по совместному проживанию в мосфильмовской гостинице. Особенно приятной была встреча с Паулом Буткевичем, с которым мы подружились ещё на фильме «Агент секретной службы» во Львове.
   Посещение рижской киностудии было успешным и оставило в моей памяти самые лучшие впечатления. Может быть, если бы я начинал свою кинематографическую деятельность в коллективе с такими традициями и уровнем культуры, не было бы столько потрясений, переживаний и нервных срывов, пережитых мною за такой короткий период времени.
   Вот, и настал первый съёмочный день. Погода выдалась, как по заказу: яркое солнце, голубое, без единого облачка, небо и лёгкое дуновение ветра. Настроение в группе отличное. Утром, после вкусного завтрака, отправляемся на автобусе к первому месту съёмок, на озеро Алукснес, на берегу которого построена ажурная беседка, увитая зеленью и живыми цветами. Сюда же доставлена старинная летняя мебель: стол для чаепития, ломберный столик и плетёные кресла. Своевременно прибыли из Риги специалисты со спецтехникой. По существующей традиции разбиваем красивую сервизную тарелку, неизвестно где добытую одним из администраторов. Её осколки мгновенно оказываются в карманах и сумках всех актёров и членов съёмочной группы.
   Начался многомесячный изнурительно тяжёлый труд, результатом которого должен быть двухсерийный фильм и, что самое важное, хороший, а лучше – отличный.
   Хотя я много слышал положительного о работе режиссёра Дербенёва, всё же был приятно удивлён обстановке, царившей на съёмочной площадке. Спокойное общение режиссёра и оператора с актёрами, творческими работниками, различными специалистами и администрацией. Ни о какой грубости, не говоря уже о матерщине, так распространённой среди «киношников», здесь не могло быть и речи. Я невольно вспомнил картины, на которых пришлось поработать, где без крика и мата, даже в присутствии женщин, не могли снять ни одного кадра и, где всё это, как правило, исходило от самого режиссёра-постановщика, возомнившего себя царём и богом и поощрявшего подобное хамство.
   В этот день удалось успешно отснять всё, что было запланировано. Чтобы не тратить зря время, мы договорились с местным кафе и очень вкусный обед нам привезли прямо на съёмочную площадку. И так было ежедневно, не зависимо от того, где проходили съёмки, и всегда еда была исключительно вкусной, что также поднимало настроение работников.
И в последующие дни всё шло довольно гладко, за исключением, обычных мелких неурядиц, без которых кинопроизводство просто невозможно.
Но вдруг «грянул гром среди ясного неба». Однажды утром, во время завтрака в кафе, мы не обнаружили артиста Виталия Шаповалова. Подумав, не заболел ли он, я тут же отправился в гостиницу. Но одноместный номер, в котором он проживал, оказался заперт, причём, изнутри. Администратор заявила, что Шаповалов со вчерашнего вечера из номера не выходил. Я неоднократно окликал его через закрытую дверь, но безрезультатно. Из номера раздавались какие-то звуки, напоминающие рычание. Открыть дверь запасным ключом, к сожалению, не удалось. К этому времени группа вернулась с завтрака и начала готовиться к отъезду на съёмку. Однако, без Шаповалова она состояться не могла. Необходимо было выяснить, что с ним происходит и насколько это опасно для него и проблемно для съёмочной группы. Дербенёв довольно спокойно отнёсся к этому событию. Оказывается, друзья из театра на Таганке предупреждали его о возможных коллизиях со стороны Шаповалова: он мог напиться до беспамятства, причём, один, в закрытой комнате, из которой не выйдет до полного отрезвления. Режиссёр предложил срочно продумать, чем можно заменить сегодняшнюю съёмку, чтобы обойтись без Шаповалова и не сорвать съёмочный день, который обходится группе очень дорого. Пока мы решали эту проблему, Саша Абдулов и Лёня Ярмольник предприняли попытку установить связь со своим запившим коллегой:
        - Виталик, это я – Саша, - ласковым голоском обратился к нему через закрытую дверь Абдулов, - мы с Лёней хотим составить тебе компанию, посидим, сообразим на троих. Тебе ведь там одному, поди, тоскливо! Давай, родимый, открывай! Мы никого из посторонних не пустим!
В ответ послышалось очередное рычание. Но Абдулов не успокоился. Выяснив, куда выходит окно номера Шаповалова, он разыскал большую деревянную лестницу, приставил её к стене и полез по ней на уровень второго этажа к вожделнному окну. Лёня Ярмольник снизу комментировал этот героический трюк в исполнении своего друга:
        - Уважаемая публика!  Вы присутствуете при уникальном по своему мужеству цирковом номере. Артист, отказавшись от дублёра, без сетки и лонжи, по древней, как и эта гостиница, лестнице карабкается вверх с одной целью выяснить, осталась ли ещё в бутылках жидкость и сколько, ну и, конечно, как чувствует себя затворник, способен ли он ещё пить или уже иссяк!
   Заглянув в окно, Абдулов увидел лежащего в кровати и укрытого одеялом «с головой» Шаповалова, а рядом на стуле – две пустые и одну початую бутылки «Столичной». Это означало, что дело идёт к концу и «выход» артиста следует ожидать не раньше, чем завтра к вечеру. Оставив в гостинице одного из ассистентов режиссёра следить за развитием событий, группа отбыла на место съёмок по резервному варианту. Некоторые актёры были искренне возмущены поступком Шаповалова, который уже на следующий день вышел из номера в нелучшем виде, попросил, чтобы ему купили пиво, извинился перед группой за своё «недомогание» и заявил, что готов сниматься. До конца съёмок фильма подобное с ним больше не повторялось.
   Вскоре на съёмки прилетел  исполнитель одной из главных ролей, Персиваля Глайда, актёр Малого театра Эдуард Марцевич, до этого снявшийся в большом количестве фильмов и полюбившийся кинозрителям. Элегантный, красивый мужчина средних лет, всегда со вкусом и по моде одетый – настоящий джентельмен, которого все лаского называли Эдиком. Он талантливо и буквально с первого дубля сыграл эту яркую отрицательную роль в совместных сценах с Байкштите и Ливмане, а также укрощение коня в пьяном угаре с факелом в руке. С первой же встречи с Эдуардом Марцевичем у нас сложились настоящие дружеские отношения, ни разу не омрачённые ничем до самого окончания производства фильма.
   Уже первая экспедиция в Прибалтику показала, что актёрский и творческий составы подобраны успешно. Все, без исключения, имели огромный опыт работы в кино, с большим уважением относились к Дербенёву, понимая с полуслова все его режиссёрские задумки. Поэтому, на съёмочной площадке создалась исключительно деловая, спокойная, творческая обстановка, полностью соответствующая снимаемым сценам и духу произведения. Всё это способствовало созданию нормального климата во всём коллективе, сплочению всех ради одной цели – снять хороший фильм. И первая плёнка, проявленная на «Мосфильме», порадовала: операторская работа и игра актёров были отличными, натура и интерьеры выбраны художниками с большим знанием дела, костюмы и реквизит смотрятся прекрасно.
   Воодушевлённые первыми успехами, мы, буквально, «на одном дыхании» провели все запланированные в этих местах съёмки и, воспользовавшись отличной погодой, решили отснять довольно сложные кадры на берегу Балтийского моря – прогулка главных героев на лошадях и первые лирические сцены зарождаемой любви. Здесь-то и возникли некоторые сложности. Байкштите сразу же и однозначно заявила, что никогда раньше верхом на лошадях не ездила и, вообще, страшно боится даже подходить к ним. А пара лошадей, которых нам доставили к месту съёмок, на берег моря, оказались исключительно красивы и ухожены. Их сопровождал конюх-латвиец, который на нашу просьбу найти девушку-дублёра, внешне похожую на актрису, охотно согласился:
        - Моя дочка, как две капли воды, похожа на вашу красавицу-актрису, правда, чуть пониже ростом, но верхом это не будет заметно. Кстати, она – мастер конного спорта и чемпионка Латвии. Могу рекомендовать и парня-дублёра для вашего артиста.
Все посмотрели на Сашу Абдулова, который, рассмеявшись, сказал:
        - Сообщаю для тех, кто не знает – все трюки, даже самые сложные, я всегда выполняю сам! А езда верхом для меня -  не просто удовольствие, а хобби. Единственное неудобство – уже очень холодная вода в море, а мне придёться в неё несколько раз падать. Я думаю, что Борис Аркадьевич понимает эту проблему и запасётся лекарством крепостью не менее температуры моего тела.
   Даже при наличии дублёрши, Байкштите должна была в любом случае хотя бы взобраться на лошадь для съёмки крупным планом верхом в седле. Поэтому пока мы ожидали прибытия девушки-дублёрши, все поочерёдно и вместе уговаривали Гражину совершить подвиг и взобраться на довольно спокойную лошадь, с удивлением и обидой поглядывавшую на визжащую от страха актрису. А Саша в это время с удовольствием гарцевал на красивом коне по берегу моря, поднимая мириады брызг, которые в свете солнечных лучей превращались в золотые россыпи. Дублёрша, действительно, оказалась очень похожа на Гражину и одежда полностью подошла ей. Девушку загримировали, подобрали соответствущий парик и съёмка началась. Пришлось делать несколько дублей: шляпка с головы героини должна была упасть в воду, сорванная порывом ветра во время скачки лошадей по берегу моря, а герой, стараясь достать её рукой, не слезая с лошади, падает прямо в воду. Так, вот шляпка никак не желала спадать с головы дублёрши именно в нужном месте. Когда же, наконец, она упала, теперь уже Абдулову пришлось трижды падать в воду, чтобы достать её так, как нужно было режиссёру и оператору. В результате, Саша оказался полностью вымокшим и изрядно замёрзшим. Чтобы предотвратить простуду, мы его полностью раздели в кустах, растёрли водкой всё тело, но большую часть бутылки пришлось влить внутрь. Правда, заявив, что он не алкоголик и может пить только в хорошей компании, Саша предложил мне «сообразить на двоих».
   Между прочим, будущее показало, что это была самая лучшая в картине натурная съёмка. Итак, рижская летняя киноэкспедиция завершилась. Прошла она довольно успешно, без каких-либо серьёзных проблем, что настроило всех нас на оптимистический лад. Теперь, без всякого
перерыва предстояло перебраться в город Ломоносов, где и  должна была начаться следующая экспедиция – «Ленинградская», которая мало что оставит от нашего         оптимизма.  ;
Г л а в а  28.


Ещё до начала рижской экспедиции я отправил администратора Гену в Ленинград и небольшой город Ломоносов для подготовки баз очередных съёмок. После окончания работы в Латвии нам предстояло сразу же переехать  в город Ломоносов (Ораниенбаум), который расположен в 40 километрах от Ленинграда, на южном побережье Финского залива. Здесь находится дворцово-парковый ансамбль - ценнейший и уникальнейший памятник русской культуры и искусства 18 века, в котором нас интересовали экстерьер Большого дворца, интерьеры Китайского дворца и павильон Катальной горки, где предстояло отснять довольно большое количество кадров, примерно, с десяток съёмочных дней, после чего должна была начаться самая длительная в истории киностудии «Молдова-фильм» киноэкспедиция не менее, чем в течение трёх месяцев. В связи с этим необходимо было заранее решить несколько сложнейших проблем: договориться о допуске съёмочной группы в музеи Ленинграда и Ломоносова, обеспечить её проживание в гостиницах этих городов, продумать вопросы технического обеспечения съёмок и многое другое.
Наиболее сложной проблемой оказался допуск в музеи. Дело в том, что в такие музеи мирового значения, как Эрмитаж, Петродворец и другие, киносъёмочные группы вообще не допускались, на что существовал официальный запрет Министерства культуры СССР. Но, оказалось, что любое запрещение можно «обойти», зная к кому и как обратиться. Дербенёв через своих мосфильмовских коллег нашёл выход на главного руководителя управления музеев Ленинграда. Мы вдвоём полетели туда и уговорили этого руководителя быть главным консультантом нашего фильма, определив ему солидный гонорар. Кстати, в съёмочной группе он ни разу так и не появился, но выдал распоряжение во все нужные нам музеи о беспрепятственном допуске, но только  в нерабочее время или ночью, причём,  категорически запрещалось вносить в музеи любые осветительные приборы, рельсы и другую тяжёлую технику. Все остальные проблемы необходимо было решать на месте и тоже при помощи финансовой заинтересованности руководителей и других  работников этих «святилищ».
Естественно, подобные расходы не могли быть предусмотрены в смете картины, и их появление расценивалось бы, как финансовое нарушение. Надо было «выкручивать» себе мозги, чтобы найти эти деньги. Но главную проблему мы всё-таки решили – дорога в музеи была открыта!
Сильно озадачил меня звонок администратора Гены:
- Борис Аркадьевич, неприятная новость! В Ломоносове есть только одна гостиница на 40 мест, без особых удобств и без одноместных номеров, но и она уже больше года на капитальном ремонте.
- Гена, зачем мне знать, есть ли в гостинице удобства и одноместные номера, если нет самой гостиницы? Другие варианты у тебя есть?
- Можно, конечно, жить в Ленинграде, но здесь у нас заказаны места только на время после съёмок в Ломоносове. Но я могу договориться на размещение группы в общежитии ремесленного училища, которое идёт под капитальный ремонт через два месяца. Здесь тоже удобства, не ахти какие, но плата будет минимальная. Правда, придётся доставать постельное бельё и матрасы, нанимать уборщицу, организовывать питание, но, зато, через дорогу есть баня. До обеда – женская, а вечером – мужская.
- Да, наличие бани – это большое преимущество, особенно, если договориться на утреннее время и для всей группы одновременно! Значит, так. Я посоветуюсь с Дербенёвым и сообщу тебе наше решение, а пока постарайся сделать это единственно возможное жильё наиболее удобным.
Дербенёв напрочь отмёл вариант проживания в Ленинграде:
- У нас на дорогу будет уходить очень много времени. Актёры будут сильно уставать,   возникнет проблема доставки их из аэропорта и железнодорожного вокзала прямо на съёмочную площадку. В общем, придёться согласиться на вариант с общежитием, но предварительно поговорив с актёрами о возможных трудностях. Это вы возьмите, пожалуйста, на себя.
Появилась ещё одна серьёзная проблема – специальная техника и автотранспорт. На съёмках в Латвии всем этим нас обеспечивала и, надо сказать, безукоризненно, рижская киностудия. На моё предложение повторить такой же вариант, но со студией «Ленфильм», руководство нашей киностудии ответило категорическим отказом. Беседуя со мной по телефону, заместитель директора Демковский сказал:
- Я, конечно, понимаю, что это вам кажется абсурдным – отправлять всю технику по железной дороге из Кишинёва в Ленинград, когда её можно получить на месте, и в этом вы, в какой-то мере правы, но есть и другая сторона медали: «Женщина в белом» - это, считайте, два фильма, а мы за год производим четыре, и вся техника, люди, согласно планированию и смете, должны быть задействованы в них. А если вы берёте услуги на стороне, наша техника простаивает, специалисты не задействованы, платить им зарплату мы не можем и, как результат, штаты придёться сокращать, а смету нам сверху урежут. Вот, такая, Борис Аркадьевич, получается «сэляви».
- Но, Виталий Фёдорович, что мы будем делать, если к нашему переезду в Ломоносов, техника ещё не прибудет? Я вынужден буду обратиться в «Ленфильм».
- Будем надеяться на лучшее. Нанимать технику запрещаю. Это, в конечном счёте, не в ваших интересах – будете платить двойную, если не большую, цену: с момента отправки техники и людей из Кишинёва с вашей сметы уже идёт списание этих средств. Поэтому, прежде, чем что-то решать, хорошо прикиньте, во что это выльется в деньгах и других последствиях.
По прибытии в город Ломоносов подтвердились, к сожалению, мои худшие предположения. Во-первых, техника ещё не прибыла, и непонятно было, где она в данное время находится. Во-вторых, общежитие, в котором должна была расместиться группа, превзошло все мои худшие ожидания. Это было полнейшее фиаско. Уже внешний вид старого, пошарпанного двухэтажного здания с грязными стёклами окон повергли всех прибывших в состояние уныния. Но шок наступил тогда, когда мы вошли внутрь здания. Здесь нас «приветствовал» страшным храпом мужик, спящий на облезлой лежанке. Спустившийся со второго этажа по ветхой, как и само здание, деревянной, скрипящей лестнице администратор Гена радостно поздоровался со всеми:
- С прибытием вас и добро пожаловать в гранд-отель! Не обращайте внимания на этого спящего алкаша, исполняющего здесь обязанности сторожа. Я его ни разу так и не видел в трезвом состоянии, но он совершенно безобидный. Прошу подняться наверх, но, пожалуйста, не всем одновременно, поскольку эта лестница времён Петра первого не внушает особого доверия.
Обстановка на втором этаже не улучшила настроение, а, скорее наоборот, испортила его окончательно. Вдоль узкого и полутёмного коридора, заканчиваюшегося окном, забитым фанерой, справа располагались комнаты, разделённые очень тонкими стенами, без окон, но с дверями. Под потолком висела одна маленькая электролампочка мощностью не более 40 ватт.
В каждой комнате стояли две металлические кровати с тонкими ватными матрасами, застиранными простынями, байковым одеялом и дистрофического вида подушкой, на которой лежало маленькое вафельное полотенце непонятного цвета. Здесь же стояли стол с пластиковым покрытием, графин с водой, два гранённых стакана, а также две деревянные табуретки. В дощатых полах чернели дыры и трещины. Но самыми проблемными оказались всего два туалета и только одна умывальная комната с двумя раковинами, одним треснувшим зеркалом и двумя стояками для душа, но без распылителей.

   Для подогрева воды здесь же стоял «Титан», протапливаемый дровами. На мой вопрос «Как же мы будем здесь жить?» администратор Гена невозмутимо ответил:
- Если вы имеете в виду туалеты, то на первом этаже есть ещё один.
- Я имею в виду разнополый состав нашей группы. Этот факт не отрицается? Придёться, Гена, поручить тебе организацию посещения этих богоугодных заведений, составив график очерёдности по половому признаку и степени необходимости. Кстати, на этом можно сделать хороший бизнес.
Но этот юмор никого не развеселил. Обстановка не шла ни в какое сравнение с латвийским сервисом. Тут же общежитию было присвоено название «Гулаг-2».
В первую же ночь все были подняты страшным криком, исходящим из одной из женских комнат. Со сна никто не мог понять, что и где произошло. Первая мысль, которая пришла мне в голову, -  «кто-то покушается на наших женщин». Поскольку крик ни на секунду не стихал, я быстро определил направление и побежал в сторону выхода, где располагались женские комнаты. В одну из них, откуда раздавался крик, я ворвался вместе с главным оператором Валей Пигановым. Включив свет, мы стали свидетелями такой сцены: наши исполнительницы главных ролей Гражина Байкштите и Аквелина Ливмане стояли на прогнувшихся от их веса сетках кроватей в ночных рубашках, в бигудях на голове, с абсолютно белыми от крема лицами, продолжая кричать в два голоса и показывая руками в сторону стола, причём, совершенно не обращая внимания на то, что мы и все, вошедшие вслед за нами, стоят в трусах, а двое – даже в кальсонах и все – босиком. На столе, дрожа от страха, сидит маленькая мышка, даже не собираясь убегать. Валя подошёл к столу, взял испуганное животное за хвост и вышел из комнаты.
Гомерический хохот потряс фанерные стены «Гулага-2». Смеялись все до боли в скулах. Смеялись не столько по поводу испуга актрис и мышонка, а глядя друг на друга, на наш «респектабельный» вид. До утра мало кто смог уснуть. Все обсуждали это происшествие, но уже без смеха, предполагая, что и в будущем здесь ничего хорошего нас не ожидает.
На следующий день состоялось знакомство с местами предстоящих съёмок. И здесь возникли серьёзные проблемы. Несмотря на все указания, спущенные «сверху», местные руководители,  просто работники этих музеев и парков предъявили нам целый ряд условий, преодолеть которые можно было только при помощи денег, причём, наличных и не предусмотренных сметой. Было разрешено снимать только в нерабочее для музеев время и в выходные дни. Необходимо было уговорить смотрителей, сторожей, пожарников, представителей вневедомственной охраны и милиции, а, главное, дежурных по залам бабушек, которых Аркадий Райкин в своей знаменитой интермедии «В греческом зале» называл «белыми мышками». Без их присутствия ни о какой работе в музеях не могло быть и речи.
Все эти специалисты были не прочь получить  дополнительный заработок к основному, размер которого был смехотворно низок.
Бухгалтер съёмочной группы, при всей её покладистости, категорически запретила эти дополнительные финансовые расходы, не заложенные в смете. Не видя выхода из этого положения, я вынужден был, как и во многих других случаях, ставить дважды свою подпись, возлагая всю ответственность на себя, сознательно идя на финансовое нарушение, оформляя древних бабушек на должности рабочих и грузчиков.
Но самой большой неприятностью было то, что до сих пор не прибыла из Кишинёва съёмочная техника и, о её месте пребывания не было ни духа, ни слуха. Нанимать её у «Ленфильма» мне категорически запретили. И в этом случае, чтобы не допустить простоев и не затянуть пребывание группы в отвратительных бытовых условиях, я вынужден был пойти на нарушение приказа и отправить своего заместителя в Ленинград за техникой. Я не знал, какое за это мне грозило наказание, но сознательно пошёл на него. Зато, на следующий день мы уже могли начать съёмки. Кстати, наша съёмочная техника прибыла в Ленинград только через две недели.
Итак, съёмки в Ломоносове начались, но с небольшим опозданием. Проходили они довольно организованно, однако, настроение у всех оставляло желать лучшего: погода начала портиться, значительно похолодало, особенно за счёт пронзительного ветра с Финского залива, еда в общепите не шла ни в какое сравнение с латвийскими разносолами и кофе, и, наконец, пребывание в «Гулаге» никак не способствовало творческому подъёму. Ночи стали холодными, а температура батарей центрального отопления, по образному сравнению одного из наших ребят, была, «как ноги у покойника». Пришлось срочно доставать ещё один комплект одеял. Сильно угнетали туалетные и банно-душевые проблемы, особенно женщин.
Ко всему прочему добавилась проблема безопасности в ночное время и в период пребывания на съёмках. Однажды ночью, когда после вечерних съёмок, все уставшие крепко уснули, несколько пьяных мужиков пытались ворваться на второй этаж, в женские комнаты. Разбуженные сильным шумом, все мужчины, как один, бросились на защиту и благополучно «спустили» нападавших с лестницы. Однако, можно было ожидать подобных акций и в будущем, а, поэтому, пришлось обратиться в местное отделение милиции с просьбой выделить нам круглосуточную охрану. Мотивируя нехваткой личного состава, руководство милиции отказало. И снова всё решили деньги. Нашлись милиционеры, готовые охранять «Гулаг» круглосуточно, но за соответствующую оплату, причём, желающих оказалось вдвое больше, чем было необходимо. Теперь стало возможным оставлять в общежитии личные вещи, костюмы, реквизит, кофры с плёнкой – всё, что раньше приходилось брать с собой на съёмочную площадку.
К середине второй недели пребывания в Ломоносове резко похолодало и пошёл мелкий осенний дождь, который добавил к нашим невзгодам ещё одну – в «Гулаге» начала интенсивно протекать крыша, к «стильному» интерьеру  комнат прибавились вёдра, тазики и старые кострюли, а шум дождя максимально приблизился к месту нашего отдыха. Кашель, насморк и чихание стали постоянным атрибутом всех без исключения, что поставило съёмки под угрозу срыва. Мужчины, вместо лекарств, перед сном активно употребляли спиртные напитки, и я – постоянный противник этого, вынужден был для профилактики гриппа составлять им компанию.
Первой слегла Аквелина Ливмане. Температура у неё была настолько высока, что актриса всё время теряла сознание, а когда приходила в себя, плакала и просила отправить её домой. Врач «Скорой» отправил Аквелину в местную больницу. Все, кто посетил её на следующий день, с завистью смотрели на условия, в которых она оказалась: чистота, тепло, горячий душ и туалет без очереди.
В связи с отсутствием Ливмане пришлось изменить и план съёмок. Ежедневно можно было ожидать, что кто-нибудь заболеет и сляжет. Все, без исключения, находились на пределе сил и здоровья, всё чаще можно было услышать роптания и нелицеприятные высказывания в адрес администрации.
Переговорив с Дербенёвым и убедив его в том, что надо срочно искать места в любой гостинице Ленинграда, я лично отправился на эти поиски. Дело в том, что у нас были заранее забронированы места в гостинице «Советская», расположенной неподалёку от станции метро «Политехнический институт» и Балтийского вокзала. Но до срока вселения ещё оставалось полторы недели. Обратившись к администрации этой гостиницы с просьбой о досрочном вселении, я получил отказ по причине отсутствия свободных мест. Аналогичные отказы ожидали меня и в других гостиницах. Вернулся я в Ломоносов в прескверном настроении, не солоно хлебавши.
На следующий день в «Гулаге» появился Саша Абдулов. По-моему, в это же время прекратился дождь и вышло солнышко. Оказывается, он прилетел в Ленинград ещё вчера и ночевал именно в гостинице «Советской», где мы, к сожалению, не встретились.
Увидив условия, в которых мы находимся и, где ему тоже было приготовлено место для проживания, Саша укоризненно посмотрел на меня и Дербенёва:
- Ребята, вы, что,  снимаете фильм из жизни заключенных концлагеря, приближая артистов к действительности? Нет на вас профсоюза работников кинематографии! Надо немедленно переезжать в Питер и оттуда ездить на съёмки в Ломоносов! Борис Аркадьевич, как говорят в Одессе, я на вас удивляюсь!
Дербенёв тут же заявил:
- Это была моя инициатива. Вины директора здесь нет, он даже отговаривал меня, узнав, что в Ломоносово гостиница находится на капремонте.
Саша мгновенно отреагировал:
- Извините, Борис Аркадьевич! Это, Вадим, я на тебя удивляюсь! Надо же отсюда срочно отваливать!
Я решил прояснить обстановку:
- Дело в том, что вчера я побывал в шести гостиницах, в том числе, в «Советской». Нигде нет мест для такой многочисленной группы. Был и в городском управлении гостиницами. Там, вообще, не захотели со мной говорить по этому поводу.
- С кем вы разговаривали в «Советской»? Так, поехали немедленно вдвоём к моей старой подруге – Людмиле Прокофьевне. Это – главный администратор «Советской», потрясающая женщина и киноманка. Зуб даю,  что отказа не будет! Вадим, я понимаю, что раз Аквелина в больнице, наша съёмка сегодня не состоится. Зато мы хоть решим важное дело!
Через полтора часа главный администратор «Советской» очень экстравагантная, красивая брюнетка бальзаковского возраста, не обращая на меня внимания, горячо обнимала и целовала Сашу, а потом, повернувшись в мою сторону, с упрёком сказала:
- Я не знаю, к кому вы вчера обращались, но все киношники Союза знают, что их размещение осуществляет только Людмила Прокофьевна, т.е. ваша покорная слуга, уже более двух десятков лет свихнувшаяся на почве кино, особенно в котором снимается мой любимый Сашенька!
И она снова повисла на  Абдулове, который в это время умудрился подморгнуть мне и состроить недовольную мину.
В течение следующего часа уточнила наличие свободных мест, перевела некоторых проживающих в другой флигель и определила номера для нашей группы с учётом тех, кто должен был прибыть из Кишинёва. Для Дербенёва подготовили двухместный «Люкс» на 18-м этаже, предназначенный для репетиций. Для всех артистов, директора и бухгалтерии были выделены одноместные номера на 15-м этаже. Всем остальным предназначались двухместные номера. Кроме того, Людмила Прокофьевна выделила нам шесть мест на гостиничной автостоянке. Договорились, что завтра, к исходу дня группа разместится в гостинице.
Я был потрясён тем, что произошло на моих глазах в течение нескольких часов благодаря личному обаянию Саши, его какой-то гипнотической способности оказывать влияние на женщин. Я бы никогда не поверил в это, если бы не был тому свидетелем в данном случае и неоднократно  в будущем.
В группе восприняли это известие с ликованием. Кто-то даже предложил объявить этот день групповым праздником и соответственно его отметить. Но особенно радостным был следующий день, когда все оказались в роскошном фойе «Советской» - пятизвёздочной интуристовской гостиницы, в комфортабельных номерах, когда, наконец-то отмылись и переоделись, вкусно поели в ресторане или в буфетах на этажах. Они в течение одного вечера буквально преобразились, на лицах появились улыбки, исчезли нервозность и агрессивность. Ну, как тут было не вспомнить анекдот о старом еврее, его проблеме с жильём и козе. Оказывается, чтобы человек ценил  то, что он имеет, его просто надо поместить в худшие условия, а потом вернуть  в прежние.
Примерно такое же произошло и с нашей съёмочной группой. В течение недели мы успешно ездили в Ломоносов и сняли там всё, что было запланировано. К счастью, Аквелина очень скоро выздоровела и присоединилась к нам, но уже в несравнимо лучших условиях.;
Г л а в а  29.


Дальнейшая наша работа проходила в красивейшем заповедном месте  -  Петродворце и параллельно в различных районах Ленинграда, где заранее были выбраны художниками, режиссёром и оператором интерьеры и места натурных съёмок. Но, всё же, основной  задачей являлось проникновение в комнаты Большого дворца Петергофа и Коттеджа Петра Первого. И здесь, несмотря на имеющееся разрешение, мы снова, как и в Ломоносове, столкнулись с бюрократическими проволочками и откровенным вымогательством денег. Пришлось потратить много времени, сил и, в основном, моих нервов, чтобы добиться начала съёмок, в которых были задействованы известные  и очень занятые артисты Эдуард Марцевич, Виталий Шаповалов, Владимир Зельдин, Ирина Губанова, Гражина Байкштите и Аквелина Ливмане. Очень сложно было  их заполучить одновременно и, поэтому, срыв или перенос съёмок исключался. Мы вынуждены были пойти на все условия, выдвинутые местными руководителями и рядовыми работниками, давая взятки всем подряд.
   Наконец-то, после месячного путешествия по железным дорогам, прибыли из Кишинёва спецмашины, различная съёмочная техника, водители и специалисты. Правда, одного из них мы не досчитались – осветителя Виктора по кличке «Жлоб», хорошо мне знакомого по прежним съёмочным группам. Он был задержан железнодорожной милицией на одной из станций по пути из Москвы в Ленинград за оказание сопротивления её работникам.
   Только через пару недель после их прибытия меня вдруг пригласил к себе зам. директора гостиницы по режиму, подполковник КГБ и, злорадно улыбаясь, спросил:
        - Уважаемый товарищ директор, разъясните мне, пожалуйста, совместима ли деятельность по созданию кинофильма с частным предпринимательством, а точнее, спекуляцией? По вашему выражению лица я понял, что вы не в курсе того, что случилось.
   И он мне рассказал историю детективного характера, произошедшую с нашими молдавскими киношниками во время пути следования в Ленинград. Сознавая, что на «командировочные» им в дороге не прожить, они взяли с собой в товарный вагон, в котором ехали, сопровождая машины и технику, пару бочек вина, десяток ящиков с фруктами и овощами. Всё это они успешно продавали на каждой станции по ценам, в несколько раз превышавшим государственные и закупочные, откровенно занимаясь спекулянтством. На станциях страждущие выпить молдавского вина,  закусить фруктами и овощами выстраивали к их вагону очереди. С милицией, которая тоже была не прочь вкусить молдавские явства, всё время удавалось договариваться, пока Витька «Жлоб» ни нахамил одному из них и при задержании ни полез в драку.

   И вот, при всех наших производственных проблемах, мне пришлось заниматься ещё и этим происшествием. С большим трудом, не без молдавского коньяка, мне удалось «закрыть» эту историю, а спустя неделю прибыл в группу и осветитель Витька.
   Съёмки в Петродворце и Коттедже Петра Первого проходили исключительно трудно. Передвигать какую-либо мебель, прикасаться к экспонатам, заходить или даже протягивать руку за ограничительные шнуры категорически запрещалось, все обязаны были в залах дворца ходить только в тапочках. Очень сложно было убедить работников музея в том, что английские лорды и просто джентельмены не ходили в своих дворцах в войлочных тапочках и, что артисты должны сниматься в соответствующей обуви. Поскольку ночью, а нам разрешалось работать только в это время, музеи подключались к охранной сигнализации, каждый раз, при нарушениях нашими работниками срабатывала сирена, и во дворец прибывал патруль вневедомственной охраны, возникал скандал и составлялись соответствующие акты. Курьёзный случай произошёл в Коттедже, когда вся группа находилась на перерыве в курительной комнате. Один из осветителей решил более тщательно рассмотреть антикварную шкатулку и протянул руку, чтобы взять её. Завыла сирена, примчался милиционер, заломил нарушителю руки и вызвал машину для доставки его в участок. С трудом удалось его отстоять. Всё это очень мешало работе, и решить данную проблему стало возможным лишь после того, как одного из охранников оформили к нам по договору. Аналогичное произошло и с пожарниками. Несмотря на то, что  лихтваген, обеспечивающий электропитание, и диги(прожектора) находились вне здания дворца, электрокабель, питающий кинокамеру, заходил внутрь через одно из окон, и это вызывало протест у пожарников, но только до тех пор, пока не начали им платить.
   Но обиднее всего то, что самые серьёзные проблемы возникли во взаимоотношениях с руководством киностудии и, в первую очередь, с бухгалтерией, которая, ссылаясь на якобы уже истраченные нами бюджетные средства, постоянно запрещала производить необходимые для съёмок затраты. По моим и бухгалтера группы подсчётам это не соответствовало действительности. Ко всем расходам мы относились весьма экономно. Но, к сожалению, руководство киностудии поддерживало не нас, а бухгалтерию. В самый разгар съёмок в Ленинград неожиданно прибыла комиссия по проверке расходования нами сметных средств и тот факт, что мы не выделили им специального автобуса, который был нам необходим для перевозки актёров и съёмочной группы в Петергоф, неимоверно разозлило их. Оказалось, что автобус был им необходим для поездок по магазинам и памятным местам Ленинграда.
Члены комиссии всячески придирались к Дербенёву, Пиганову, Венгре и другим творческим работникам за, якобы, слишком большое количество отснятых дублей и многое другое. Особенно жёстко они критиковали мою деятельность: недостаточую требовательность к режиссёру-постановщику и незаконное расходование бюджетных средств.
   Я им заявил, что готов хоть немедленно сложить с себя полномочия директора картины, а Дербенёв очень спокойно сказал: 
        -Причина ваших агрессивных действий нам давно известна, за расходованные средства мы отчитаемся в конце работы, и думаю, что, вам придёться извиняться, хотя сомневаюсь, что вы на это способны. А сейчас прошу не мешать нам работать. О вашем поведении я вынужден буду сообщить в Госкино СССР.
   Это серьёзное предупреждение режиссёра-постановщика несколько охладило пыл комиссии, но акт они составили настолько нелицеприятный и несоответствующий действительности, что подписать его я отказался.
   На следующий день мы отвезли их в аэропорт и отправили в Кишинёв. За время пребывания в съёмочной группе члены комиссии даже не поинтересовались ходом съёмок и проблемами, волнующими группу, а таковых было предостаточно: с опозданием поступали деньги на зарплату и суточные, срывались, а иногда переносились съёмки из-за отсутствия актёров и многие другие неполадки, в разрешении которых киностудия не принимала  участия. Как говорится, съёмочная группа вынуждена была” вариться в собственном соку ”. И, конечно, все претензии высказывались в первую очередь в мой адрес, как представителя дирекции киностудии.
   Через несколько дней после отъезда комиссии позвонил из Кишинёва руководитель объединения художественных фильмов Ефим Лехт и попросил завтра встретить его в аэропорту и заказать ему в гостинице отдельный номер на 3-4 суток.
   Лехта я встретил сам на студийном  УАЗике, давно уже дышащем на ладан.
        - Дорогой мой друг, и не думайте, что я приехал к вам в гости, хотя, честно говоря, очень соскучился и не прочь потрепатья с вами. Но мой прилёт носит деловой характер. Надо разобраться с работой комиссии и тем актом, который они здесь состряпали и вы не подписали. Кроме того, на студии порядком напуганы угрозой Дербенёва обратиться в Госкино СССР.
   Лехт улыбнулся в свои пышные усы и, наклонившись ко мне, шёпотом спросил:
        -Неужели большую часть сметы уже израсходовали? Никак не могу в это поверить, зная вас и Дербенёва!
        -Ефим Натанович, кому вы верите? Я с бухгалтером ведём тщательный учёт. Мы и половины сметы ещё не израсходовали, стараемся на всём экономить! А ведь большая часть фильма уже отснята. Комиссия даже не поинтересовалась этим и нашими проблемами, которых много и с каждым днём становится всё больше.
        -Что касается ваших расходов, я в них не сомневаюсь, а что касается экономии средств, вы рвётесь в чемпионы! Любая комиссия обидилась бы, если ей бы устроили подобную встречу и такие же проводы. За комиссией надо ухаживать, удовлетворять все её потребности! Это я, старый директор, еду с вами на древнем УАЗике, который в любую минуту может развалиться, а вот, Народных артистов возить в нём противопоказано! Коля, я правильно говорю?-Обратился Лехт к водителю машины. – Я думаю, что её даже на порядочную свалку не возьмут. И автобус  такой же  древний. В них следует возить костюмы, реквизит и некоторых  алкашей-осветителей. Вам нужны современные автобус и чёрная  “Волга”, постоянно стоящие у входа в гостиницу.
   Я даже немного обиделся на Лехта:
        - Ваши бы слова до Бога или руководства киностудии. Как будто не знаете, чего мне стоило выбить эти дряхлые машины?
Он снова улыбнулся в свои шикарные усы и заявил:
         - Для этого я и прилетел, чтобы хоть чем-то помочь вашей группе, снимающей такой непростой фильм.
   И, действительно, войдя в номер, он тут же позвонил кому-то:
        - Алексей Васильевич? Тебя приветствует полномочный представитель солнечной Молдавии Ефим Лехт! Узнал меня? Прекрасно. Мы с тобой 100 лет не виделись. Я буду здесь четыре дня, остановился в ” Советской”. Прекрасный коньяк, который я привёз, не должен прокиснуть! А вообще-то мы снимаем здесь двухсерийный художественный фильм “Женщина в белом”.
В картине заняты одни звёзды. И, как ты понимаешь, нужен достойный транспорт: комфортабельный автобус, две чёрные “Волги”, одна из которых всего на четыре дня, пока я здесь, а остальное, примерно, на месяц, до окончания съёмок. Лады? Подъезжай сегодня к обеду и захвати с собой бланки договоров. Коньяк и закуска - наши.
   Посмотрев на моё побледневшее лицо, Лехт спокойно сказал:
        - Так нужно решать любые проблемы. И, пожалуйста, не переживайте. Всё делается на официальном и солидном уровне! Кстати, я познакомлю вас с Алексеем Васильевичем. Он тоже отставник и может ещё пригодиться. А транспорт он к обеду  уже пригонит к входу в гостиницу.
        - Боюсь, что в тюрьме его услуги мне не потребуются, - улыбнувшись, заявил я Лехту.
        - Пока вы ещё не в тюрьме, учтите, что этим транспортом распоряжаетесь только вы и, в отдельных случаях,  Дербенёв.
   Когда перед обедом мы вышли из гостиницы встретить гостя, шикарный автобус и две чёрные “Волги” уже стояли у входа.
   За время пребывания в Ленинграде Лехт неоднократно присутствовал на съёмках, беседовал с актёрами, творческими и другими работниками съёмочной группы, дал лично мне много ценных советов и рекомендаций, а улетая в Кишинёв, сказал:
        - Пока всё у вас идёт неплохо, криминала в финансовых делах я не заметил, съёмки проводятся по плану, трудовая дисциплина на уровне. Так что, не переживайте и не готовьтесь к отсидке, а делайте всё, чтобы фильм получился отличным. Уверен, что так оно и будет. По любому вопросу звоните. В ближайшие дни может подъехать Демковский. На чём встретить его у вас уже есть! Пока, до новой встречи! ;
Г л а в а  30.


Неприятности и проблемы буквально свалились на нас сразу же после убытия Лехта. Мы сидели  и обсуждали завтрашние  съёмки, и в это время зазвонил телефон. Трубку снял Дербенёв. Звонил из Москвы Александр Абдулов, сообщивший, что в ближайшее время Марк Захаров не отпустит его на съёмки в Ленинград в связи с тем, что спектакль “Юнона и Авось” идёт ежедневно при полном аншлаге и замены ему пока нет. Саша считал, что Дербенёв должен немедленно приехать в Москву на переговоры с Захаровым. Дербенёв, изменившись в лице, поблагодарил Абдулова за информацию и попросил сообщить Марцевичу, чтобы он не выезжал сегодня на съёмки. Повернувшись ко мне, с горечью в голосе сказал:
        - В Москву я не поеду. Скорее пойду на замену актёра. Считаю, что, договорившись, а я лично беседовал с Захаровым, надо держать своё слово.
   Он тут же позвонил в актёрский отдел” Мосфильма” и узнал, где сейчас находится артист Александр Кайдановский.
        - Борис Аркадьевич, продумайте, пожалуйста, чем ещё сегодня мы с вами можем добраться до Каунаса. Передайте всей группе, что план завтрашних съёмок меняется, пусть ко мне сейчас зайдут Венгре и Пиганов. Будем снимать различные проходы и виды у моря.
   Через 3 часа мы уже были в Каунасе. Из аэропорта узнали, в каком номере центральной гостиницы проживает Кайдановский и на такси выехали в центр города. Но нам не повезло. В ресторане гостиницы гремела свадьба, а Кайдановский был на ней тамадой. Когда ему сообщили о нашем прибытии, он вышел в фойе, поздоровался, пригласил в свой номер, извинился, что в данную минуту очень занят, но постарается через некоторое время вырваться и уделить нам внимание. Когда он убежал, Дербенёв сказал мне:
        - Обижен он на меня. Ведь Кайдановский проходил пробы вместе с Абдуловым и получил отказ. Человек он необычного характера и очень большого таланта. Думаю, что он откажется сниматься в фильме.
   Где-то через 30-40 минут появился Кайдановский. Выслушав рассказ Дербенёва о сложившейся ситуации на фильме, Александр очень серьёзно сказал:
        - Признаюсь вам честно, что очень хотел получить эту роль, сменить наконец-то образ белогвардейского офицера, сняться в интеллигентном сценарии. Я высокого мнения о вас, Вадим, как о режиссёре и операторе, но ничем, к сожалению, помочь не могу. Я сейчас снимаюсь сразу в двух фильмах. Мне жаль, что именно сегодня из-за моей занятости в свадьбе  друга, мы не можем подольше  поговорить, а ведь есть о чём!
   Вадим оказался прав. С заменой Абдулова пока ничего не получилось. Необходимо было что-то решать, находить какой-то компромисс. Мы выехали в Ленинград вечерним поездом и в вагоне СВ далеко за полночь обговаривали наши действия по поводу дальнейших съёмок в фильме Саши Абдулова. Договорились, что в Москву на переговоры с Марком Захаровым поеду я, так как Дербенёв категорически отказался договариваться с ним вторично и, кроме того, необходимо было продолжать съёмки по какому-то новому плану. Конечно, общение с таким известным мэтром было для меня впервые, но  другого выхода не было.
   На вокзале, очень кстати, встретила нас мой заместитель Фиксон. Пока мы ехали в гостиницу, я поставил ей задачу немедленно связаться по телефону с  отделом кадров Рижской киностудии и узнать, кто из директоров или их заместителей находится сейчас и в ближайшие два месяца в простое и может помочь нам подготовить базу для зимних съёмок. Естественно, это должен был быть толковый работник, которого мы на это время оформим заместителем  директора  картины. При возвращении в гостиницу дежурный администратор  “обрадовал” меня ещё двумя  новостями: один из наших администраторов запил в компании с неизвестной особой, а костюмерша Зина в лифте нанесла финну, правда очень пьяному, нокаутирующий удар, в связи с чем  меня разыскивает заместитель по режиму. Что-то надо было решать в первую очередь, и я отправился к режимщику. Здесь же находилась и костюмерша Зина. Оказалось, что она ехала в лифте на 11-й этаж, в свой номер, когда на 6-м этаже в кабину ввалился мужик прямо на неё. Она испугалась и с целью самообороны  ударила его в челюсть. Этому был свидетель – женщина, находившаяся здесь же в лифте. Зина, видимо уже не в первый раз заявила:
        - Это ещё хорошо, что со мной не  было моего мужа Виктора! Он бы убил этого пьяницу! Муж – очень ревнивый, особенно, когда выпьет.
   Хорошо зная Зину и, тем более, её мужа, имея подтверждение свидетельницы, а также отказ от каких-либо претензий самого пострадавшего, костюмерша Зина была предупреждена и отпущена в свой номер.
   Теперь мне предстояло разобраться с администратором Геной, загулявшим в моё отсутствие. Он проживал в номере вместе с одним     из осветителей. Когда же  с дежурным администратором мы появились там, то обнаружили Гену, сидящего в одних трусах за столом, уставленном пустыми и полупустыми бутылками, какой-то закуской, а в одной из кроватей лежала накрашенная женщина уже немолодого возраста. Оба были в пьяном состоянии. Женщине я категорически заявил:
        - Через пять минут, чтобы вашего духа здесь не было, иначе отправлю в милицию, как проститутку! Всё ясно? Время пошло.
   Одеваясь, она продолжала возмущаться:
        - Никакая я не проститутка, это мой старый друг, неужели мы не могли с ним встретиться и поговорить? Вы нарушаете мои права! Я буду жаловаться!
   Но через 5 минут её в номере уже не было. А с Геной в его состоянии говорить было бесполезно. Я предупредил, что жду его у себя в номере через 4 часа для беседы, но в трезвом виде.
   Теперь необходимо было срочно связаться с Сашей Абдуловым и сообщить ему, что завтра утром я прибуду в Москву на переговоры с Марком Захаровым, уточнить, когда и где мы можем встретиться.
   Где-то, через час Саша сообщил мне, что утром он  в театре на репетиции, в служебной проходной на моё имя будет заказан пропуск. Всё остальное  решим на месте. На мой вопрос, захватить ли с собой “ горючее”, Саша, как всегда, с юмором ответил:
        - Как говорят у вас в Одессе, “Об что речь?” Конечно, захватить! Разного и, желательно, по-больше!
   Этот день выдался очень тяжёлый. Кроме перечисленных проблем, возникли ещё несколько. Дело в том, что весь наш спецтранспорт до этого дня стоял на автостоянке ленинградского Монетного Двора, раположенного рядом с гостиницей, и это не вызывало никаких претензий, а сегодня вдруг нам предложено было убрать весь транспорт. Поскольку девать его было некуда, надо было срочно встретиться с руководством Монетного Двора и согласовать эту проблему. Моя встреча с директором Двора завершилась успешно. Между прочим, он понятия не имел о возникшей проблеме и, узнав о снимающемся фильме, немедленно дал распоряжение не трогать наш спецтранспорт, но при одном условии, что мы придём к ним на экскурсию, а известные артисты, занятые в фильме, выступят перед работниками Двора. Я поблагодарил его и пообещал согласовать день этой встречи, заранее сообщив ему о ней.
   Дербенёв был рад итогам переговоров и дал согласие помочь организовать эту экскурсию,  выступления артистов и творческих работников в один из свободных от съёмок день.
   Затем состоялся разговор с администратором Геной, которого я предупредил, что если подобное повторится, он будет отправлен в Кишинёв для увольнения с работы за пьянство и моральное несоответствие. Он клятвенно пообещал мне, что это было впервые и никогда не повторится.
   Когда я, наконец-то, немного освободился, понял, что сегодня не завтракал,  не обедал и страшно голоден. Но только я собрался пойти в столовую, как мне сообщили, что должен срочно приехать на съёмки в один из домов Ленинграда, где нет никого из представителей администрации, и возникли проблемы, которые необходимо решать. Я забежал в буфет на этаже, купил бутылку кефира, булочку, выбежал на улицу и, вспомнив добрым словом Лехта, вскочил в машину, помчался на съёмку, на ходу устраняя голодные спазмы.
   Когда мы возвращались со съёмок в гостиницу, до моего отъезда в Москву оставалось всего два часа, в течение которых надо было проинструктировать своего зама и администраторов, переговорить с Дербенёвым, собрать вещи и добраться до вокзала. Хорошо, что билет был куплен заранее одним из администраторов.;
Г л а в а  31.


   Москва встретила нас морозным солнечным утром и большим количеством людей, спешащих на работу. Оставив коробку со спиртными напитками в автоматическом ящике хранения, я влился в этот людской поток, двигаясь к ближайшей станции метро. Надо было где-то позавтракать и, выйдя из метрополитена возле гостиницы “Москва”, я медленно пошёл по улице Горького, ища глазами какое-нибудь кафе. Перекусить мне удалось на Пушкинской площади, слева от кинотеатра “Центральный”. Поскольку время было ещё раннее, я с удовольствием посидел на скамейке возле памятника А. С. Пушкину, обдумывая свой предстоящий разговор с Марком Захаровым. Сложность заключалась в том, что Дербенёв не дал мне конкретных указаний, а рекомендовал действовать так, чтобы сохранить Сашу Абдулова на фильме и запланированные съёмочные дни, в которых он должен был участвовать. Менять артиста после того, как он снялся более, чем в половине фильма, не было смысла, в том числе и экономического, особенно при наших отношениях с руководством киностудии. А, главное, Саша прекрасно исполнял свою роль. Таким образом, мой предстоящий разговор с Захаровым следовало хорошо обдумать, так как помощи от кого-либо ожидать не приходилось.
   Примерно, в половине одиннадцатого я направился в сторону театра Ленкома, расположенного неподалёку. Между прочим, в этом театре я никогда не был. Во время службы под Москвой, бывая в столице в командировках и отпусках, я старался обязательно попасть в знаменитые театры. Неоднократно посещал МХАТ, Малый, дважды прорывался в Большой театр и другие, а в Ленкоме не был. Видимо, потому, что возле касс там всегда стояли огромные очереди.
   И вот, сейчас я направлялся именно в этот театр, причём, к самому Марку Захарову. Честно говоря, меня, прошедшего в армии “огонь, воду и медные трубы”, это изрядно волнова-
ло. И снова у входа в театр стояла огромная очередь, но теперь за билетами на спектакль   “Юнона и Авось”.                На рекламных щитах всю неделю вечером шёл этот спектакль. Когда я спросил у одного из стоящих в очереди:
        -Это на сегодня будут продавать билеты?
Он устало, но с улыбкой, посмотрел на меня и тоже спросил:
        -Вы приезжий? Идите к главному входу,  получите номер и проведите здесь пару ночей. Тогда и узнаете, на какой вечер сможете получить билет.
   Я поблагодарил его за информацию и направился к служебному входу, где за столом сидел строгого вида пожилой мужчина, который сквозь очки смерил меня с ног до головы и спросил:
        - Что вам нужно?
Когда я заявил ему, что мне должны были выписать пропуск и назвал свою фамилию, он потребовал предъявить паспорт, долго рассматривал его, после чего вручил мне пропуск,  предупредив, что курить за кулисами строго запрещено. Я успокоил его, что вообще не курю и попросил объяснить, как мне разыскать Абдулова и где находится кабинет Захарова. Только после этого он подробно рассказал, где и что расположено. Когда я направился к лестнице, он  позвонил Абдулову, сообщив о моём прибытии, и тут же окликнул меня:
        - Александр Гаврилович попросил подождать его здесь, он сейчас спустится к вам.
   Через несколько минут Саша уже обнимал меня, приговаривая:
        - Здравствуйте, Борис Аркадьевич! Привет, мой дорогой директор! Пошли, я покажу вам святая святых театра – закулисы,  гримёрные, познакомлю со своими друзьями. Кстати, Захаров сегодня в хорошем настроении и после репетиции примет вас. Я предварительно уже говорил с ним о нашей проблеме. Прошу только об одном – не конфликтуйте с ним, ищите компромисс и всё будет в порядке.
        - Саша, коробку с бутылками я оставил в камере хранения на вокзале. Может быть, съездить забрать? А вдруг понадобятся?
        -  Ни в коем случае! Во-первых, он у вас не возьмёт, во- вторых, через несколько дней у него день рождения, вручим, как подарок из Молдавии. Идёт?
        -   Отличная мысль! Тем более, что сам бы я это никогда не сделал! Правда, служба в армии научила меня, что без подношений, а, точнее, взяток трудно что-либо решить.
   Саша повёл меня по гримёрным, знакомя со своими друзьями и коллегами. Кто-то играл в шахматы, кто-то делился впечатлениями о закончившейся репетиции. Но не это главное! Я был просто потрясён этими знакомствами со знаменитыми актёрами и актрисами, среди которых были Николай Караченцов, Инна Чурикова, Александр Збруев, Олег Янковский, Евгений Леонов, Елена Шанина и многие другие. Меня удивило, насколько эти известные и любимые в стране люди так просты и доступны в общении. Надо отдать должное и Саше, представлявшем простого директора фильма звёздам театра и кино. Оказывается, все уже знали о цели моего визита и возникших проблемах, с большим уважением отзывались о Дербенёве и его решении снимать “Женщину в белом”.
   Примерно через час Саша пошёл к Захарову уточнить, может ли он принять меня и, вернувшись, позвал меня на выход:
        - Вы не забыли, о чём я предупреждал? Вперёд! Всё будет хорошо!
   Пообщавшись со звёздами театра и кино, я немного успокоился, но сейчас снова, перед главной встречей, появилось волнение. Хорошо, что рядом со  мной был Саша Абдулов.
   Подойдя к кабинету Марка Захарова, я постучался, и мы зашли в большую светлую комнату с двумя огромными окнами. Вдоль стен стояли диваны и стулья. За большим столом, заваленном различными книгами и бумагами, в старинном кресле сидел руководитель театра и известный кинорежиссёр Марк Анатольевич Захаров. При нашем появлении он встал, поздоровался и пожал мне руку, предложив сесть. Саша расположился на диване возле окна.
   Наш разговор начался с того, что Захаров меня спросил:
        - Вы обратили внимание на нашу рекламу?
        - Марк Анатольевич, конечно, обратил. Я знаю, что эту неделю Саша каждый вечер занят в спектакле, видел огромную очередь за билетами. Вадим Дербенёв, я и вся наша съёмочная группа поздравляют Вас и коллектив театра с новым успехом! Но одновременно теперь уже для нас создалась серьёзная проблема. Вы, как кинорежиссёр, конечно, понимаете, в каком тяжёлом положении оказались мы. Заменить Абдулова, снявшегося более, чем в половине двухсерийного фильма, просто нереально со всех сторон.
Он прекрасно играет свою роль, за что спасибо и Вам, его учителю. Во-вторых, такую замену не выдержет никакая смета. Может быть, мы найдём какое-нибудь компромиссное решение?
        - Поверьте, я бы сделал это, даже из-за уважения к Вадиму, но, к сожалению, у меня есть только один вариант: Абдулов каждый вечер этой недели должен быть в Москве и играть в спектакле. Что будет дальше, жизнь покажет. Кстати, за это можете поблагодарить и его самого. Никто не заставлял сниматься сразу в трёх фильмах. Хорошо, что два из них, в основном, снимаются в Москве. Вчера в подобной просьбе я отказал и директору фильма “Карнавал”. Компромисс может быть только один: вы лично каждый день этой недели доставляете Сашу в театр к 6 вечера, уведомляя меня об этом. Учтите, что для меня  это большой риск. Сожалею, но другого варианта нет. Посоветуйтесь с Дербенёвым, как-то измените график съёмочных дней, объясните ему и моё положение. Я приглашаю вас сегодня на этот спектакль. Саша знает, как это осуществить. Рад нашему знакомству.
          - Спасибо, Марк Анатольевич, за понимание! Я сейчас же свяжусь с Дербенёвым. Благодарю за приглашение на спектакль! Всего хорошего!   
   Я вышел из кабинета весь в поту, а Саша ещё несколько минут разговаривал с Захаровым. Когда он оттуда вышел, то, усмехнувшись, сказал мне:
        - Ну, видете, а вы боялись! Я понимаю, что это решение – не лучший вариант, но надо понять и Марка Анатольевича. Во всяком случае, вы сделали всё, что могли. Теперь следует вместе с Дербенёвым решить, как переделать съёмочный процесс хотя бы на ближайшую неделю. Значит так, через час я освобожусь, заедем в несколько мест, а потом – ко мне домой обедать. Ира сварила борщ – пальчики оближешь!
        - Я сейчас схожу на Центральный телеграф, свяжусь с Дербенёвым и мы постараемся решить, что делать дальше, как быть с другими актёрами. Саша, мне не очень удобно обедать у тебя дома. Мы же не на съёмках, и с женой твоей я не знаком. Значит, через час встречаемся возле театра.
        - Борис Аркадьевич, вы же знаете, в каких случаях неудобно. Обедаем у меня, а в Кишинёве будем обедать у вас. Во-вторых, когда освободитесь, зайдите в театр через служебный вход. Я возле театра стоять не могу из-за фанаток, от них мне  не вырваться.
   Разговор с Дербенёвым расстроил его окончательно. Он всё-таки надеялся, что мне  удасться    уговорить Захарова и  не придёться ежедневно сопровождать Абдулова из Москвы в Ленинград и обратно. Я, конечно, объяснил ему всю сложность создавшейся обстановки в театре. В конце концов, он немного успокоился и сказал:
        - Правильно говорят, что чем большую известность приглашаешь сниматься в фильме, тем сложнее заполучить её потом на съёмки. Но теперь уже ничего не поделаешь – надо находить выход из создавшегося положения. Завтра утром Абдулов нам крайне необходим. Будем снимать сцену его драки  с Фоско. Шаповалов, Губанова и белые  мыши на месте. Уточните, когда будет свободен Марцевич и Николай Дроздов. Результаты сообщите мне или Венгре. Прошу вас проконтролировать, чтобы Саша ночью хорошо отдохнул, так как утром ему в кадр.
         -Как вы смотрите, если я свяжусь с руководством студии и попрошу их прислать в группу Загорского? Впереди подготовка съёмок в Прибалтике.
         -Я согласен, если Загорский сейчас свободен и не в запое.    
    Эдуарда Марцевича я разыскал по телефону быстро. В театре мне сказали, что он должен быть дома. Так и было – отдыхал перед вечерним спектаклем. Он мне выдал подробную информацию о своих свободных днях на две недели вперёд и попросил только об одном:
        - Пожалуйста, сообщите мне заранее, когда я буду нужен и, если возможно, решите вопрос с билетами на ночной поезд. Совершенно нет времени этим заниматься! Мой приветВадиму и всем остальным!
   Сложнее было розыскать Николая Дроздова, который своё большее время проводил в командировках, готовя на Центральном телевидении программу “ Мир животных”. И с ним все вопросы были решены положительно. Успел я созвониться и с директором киностудии “Молдова-фильм”, получив согласие на приезд в группу Артура Загорского, который был свободен и в “завязке”.
   Таким образом, за полдня я решил все проблемы, кроме приобретения билетов на ночной поезд в Ленинград, но сделать это было легко, непосредственно на вокзале, заранее предупредив по телефону кассира, получающую у нас зарплату.
   Войдя во двор театра, я увидел старенький, изрядно пошарпанный “Жигулёнок” первой модели с открытым капотом двигателя, внутри которого что-то делал Саша Абдулов. Подойдя к машине, я спросил:
        - Что случилось?  Могу чем-то помочь?
        - Всё в порядке! Протираю двигатель для профилактики, чтобы моя “Ласточка” и впредь не подводила!
        - Странно, но и я свою машину называю ласточкой. Видимо, все так перед ними заигрывают !
        - Я тоже так думаю. Пойду, помою руки, и поедем.
   Мы заехали в несколько продовольственных магазинов, где Сашу все встречали с распростёртыми объятиями и пакетами с дефицитными товарами.
   Потом мы поехали в детский сад за Ксюшей – дочькой Саши и Ирины Алфёровой. И здесь сбежались все воспитательницы, приветствуя своего кумира. Надо отдать должное скромности Саши, который серьёзно поздоровался со всеми, что-то выяснил у воспитательницы дочери, попрощался, и мы поехали дальше. Когда Саша знакомил меня с дочкой, он представил меня своим директором, на что Ксюша сразу же задала вопрос:
        - А Захаров теперь уже не  директор?
Мы рассмеялись, а Саша объяснил дочери:
        - Захаров – это мой руководитель в театре, а Борис Аркадьевич – директор фильма, в котором я сейчас снимаюсь в Риге и Ленинграде. Поняла?
По дороге домой Саша ещё заехал на” Мосфильм”  для решения каких-то вопросов. Мы с Ксюшей остались в машине. Девочка, которой не было ещё шести лет, оказалась очень смышлёной и любознательной. Я пересел к ней на заднее сиденье, и мы довольно долго общались, пока не появился Саша. Он тут же позвонил домой, заверив супругу, что больше никуда заезжать не будем.
   Это был огромный 9-этажный, так называемый “сталинский” дом. Не могу сказать, в каком районе он был расположен, но где-то в центре столицы. Выйдя из лифта на третьем этаже, я сразу уловил запах борща и чеснока.
   Квартира оказалась небольшая, но с высокими потолками и окнами.
Ирина Алфёрова встретила нас в прихожей с упрёком в адрес мужа:
        - Саша, ты верен себе – стираешь грань между обедом и ужином!
Я не мог оторвать глаза от Ирины. Даже в домашних условиях, без всякого макияжа, в скромном платье, она была потрясающе прекрасна. Настоящая русская красавица!
   В комнате был уже накрыт стол скромными закусками. Однако, главным блюдом был украинский борщ и чесночные пампушки. Мой нюх меня не подвёл. Сильно проголодавшись, мы поглощали еду, почти не разговаривая, что меня изрядно смущало. Но, когда Ирина подала кофе и печенье, состоялся долгий и интересный разговор о театре и кино. Ирину очень интересовал наш фильм, и то, как студии и Дербенёву удалось получить в Госкино разрешение на его постановку, тем более, двух серий.
   Кроме того, что Ирина была потрясающе красива, она оказалась очень серьёзной и интеллектуально развитой женщиной. С ней было очень интересно беседовать. Мы не заметили, как пролетело время, и надо было уже ехать в театр.
   Из гримёрной Саша позвонил по внутреннему телефону главному администратору, попросив его выполнить распоряжение Захарова, пригласившего на спектакль нашего гостя из Молдавии. После небольшой паузы мне было предложено через полчаса войти в кабинет главного администратора. К началу спектакля зал был переполнен. Мне нашли место в одной из лож, поставив там дополнительный стул. Кто сидел впереди и рядом со мною, осталось загадкой, но думаю, что это были высокопоставленные столичные чиновники. Спектакль буквально потряс меня  оригинальностью постановки, потрясающей игрой актёров, декорациями и костюмами, а главное тем, что он был настолько музыкален, что скорее походил на оперетту с драматическим содержанием. Зал всё время взрывался бурными аплодисментами, а после окончания спектакля долго стоя благодарили актёров и Марка Захарова.
   Но вот возникла ещё одна проблема: известные артисты, игравшие в спектакле, не могли выйти из театра, который был буквально окружён со всех сторон поклонниками, большинство из которых составляли девушки и молодые женщины, желавшие получить автографы своих любимцев. Они перекрыли и выезд из двора театра, причём, милиция не могла ничего с ними сделать, так как не было явных нарушений порядка. Вот тут-то и потребовалась моя помощь. Садясь в машину, Саша спросил:
        - Борис Аркадьевич, вы водите машину?
        - Конечно, вожу. И права у меня с собой.
        - Так, садитесь за руль, а я пригнусь на заднем сидении. Сразу сворачивайте направо, и через 200 метров остановитесь. Другого выхода у нас нет. Нападут фанатки, на поезд не успеем!
   Так мы и сделали. На меня, естественно, никто не обратил внимания. До отхода поезда у нас ещё оставалось около двух часов. Саша предложил поужинать в ресторане Дома актёров на улице Горького. Я сразу же отверг эту идею, так как  однажды уже пробовал туда пробраться, показывал удостоверение директора фильма, но меня не пустили, посоветовав отправиться в Дом кино.
        - Не переживайте, прорвёмся!   У меня там вся охрана – свои люди! – Заверил меня Саша.
   И, действительно, он что-то пошептал на ухо усатому охраннику, вложил в карман его куртки какие-то деньги, и мы вошли в зал ресторана, где стоял невообразимый шум. Это общались между собой актёры различных театров столицы. Среди них было много и кинозвёзд. Мы подошли к двум сдвинутым вместе столам, за которыми сидели всего несколько человек. Среди них я сразу же увидел любимого мною артиста Евгения Леонова. Через полчаса подъехали и другие актёры Ленкома, успешно вырвавшиеся из рук фанаток. В зале то и дело раздавались взрывы смеха – кто-то рассказывал анекдоты. Я же не столько ел, сколько смотрел по сторонам на знаменитых актёров, обсуждавших между собой различные театральные проблемы.
   В начале двенадцатого ночи я напомнил Саше о том, что нам пора прощаться и ехать на вокзал. Билеты у нас были взяты на поезд, отходящий в 00часов и 5 минут. Пятью минутами раньше, т.е. в 00 часов отходил ещё один поезд в этом же направлении. Пока мы доехали до вокзала, пока Саша поставил машину на стоянку, прошло достаточно времени, но на перроне мы оказались, когда один из этих поездов должен был уже отправляться. И тут раздался крик одной из проводниц:
        - Саша, поторопись! Поезд уже отправляется!
Я посмотрел на свои часы и заявил, что у нас ещё есть пять минут, но Саша потащил меня к вагону, возле которого стояла та самая проводница, красивая девушка, которая предупреждала об отправлении этого поезда. Я ещё раз заявил о том, что билеты у нас не на этот поезд, но Саша втолкнул меня в вагон и поезд тронулся. Проводница даже не проверила наши билеты. Когда же она взяла их, чтобы уточнить наши места, то все поняли, что я был прав. Проводницу это не смутило. Она усадила нас в служебном купе, сказав с очаровательной улыбкой:
        - Не переживайте, я сейчас освобожу вам места.
Через 10-15 минут мы уже сидели в двухместном купе с душем и туалетом. Уставший за этот день, я сразу начал готовиться ко сну, что предложил сделать и Саше, но он сказал, что немного пообщается с Зоей – нашей проводницей.
        - Саша, я пообещал Дербенёву, что ты поспишь эту ночь, отдохнёшь перед съёмкой. Учти, что тебе утром в кадр, а днём лететь в Москву.
        -  Дорогой мой директор, всё будет в лучшем виде! Спокойно ложитесь спать.
Саша ушёл, а я лёг  на верхнюю полку и долго не мог заснуть. Меня мучало чувство ответственности перед Дербенёвым.  Каждые полчаса я просыпался и смотрел на нижнюю полку, но Саши всё не было. Где-то в пятом часу утра я препко уснул и проснулся от прикосновения к плечу. Рядом со мной стоял Саша и, улыбаясь, выговаривал мне:
        - Борис Аркадьевич, через 15-20 минут мы в Ленинграде. Чем вы занимались всю ночь? Не умылись, не оделись, а утром ведь съёмка!
   Бодрый и жизнерадостный, он прекрасно отыграл свою роль, принял участвие в репетиции завтрашних съёмок, с удовольствием пообедал, и мы поехали на аэродром для полёта в Москву. ;
;
Г л а в а  32 .
               

Так всю неделю я с Александром Абдуловым успешно вояжировали из Ленинграда в Москву и обратно. Правда, один раз наш полёт в Москву чуть было не сорвался. Из-за плохой погоды вылет самолёта откладывался. Мы уже не знали, что нам делать. Опять помогла сашина популярность. Бортпроводницы подсказали, что готовится к вылету в Москву военно-транспортный самолёт с каким-то грузом. Но они не только подсказали, но и договорились с командиром этого самолёта взять нас с собой. Таким образом, в столицу мы прилетели даже на час раньше. Так, популярность Саши Абдулова помогла не сорвать спектакль в Ленкоме.
   Эти ежедневные вояжи, конечно, меня сильно утомили, но всё свободное время в Москве я продуктивно использовал, решая вопросы будущей работы группы в столице: некоторые досъёмки, монтаж фильма, озвучивание, запись музыки и другие проблемы. Обо всём этом надо было договариваться, составлять и подписывать договора, предварительно обговаривая их с дирекцией своей киностудии.
   Наконец-то, со следующей недели изменился график спектаклей в Ленкоме, и Саша немного освободился. Марк Захаров разрешил Абдулова не сопровождать, предоставив ему возможность самому находить время для съёмок в кино не во вред игре в театре. Кстати, в Ленинграде у него остались всего несколько съёмочных дней. И эти проблемы с Абдуловым были решены, причём, успешно.
   Зато, когда я вернулся в группу, меня ожидал новый “сюрприз”. Дело в том, что по существующим положениям, в гостиницах страны многочисленным группам разрешалось жить не более двух месяцев, причём, имея специальное на это разрешение. Мы же находились в гостинице “Советская” уже около трёх месяцев, забыв об этом запрете, зная, что наша благотворительница Людмила Прокофьевна всегда выручит. Но, к сожалению, она серьёзно заболела и оказалась в больнице. Директор гостиницы, когда я к нему обратился с просьбой продлить наше пребывание ещё на месяц, категорически отказался нарушить установленный порядок и дал два дня на выселение группы или же получение специального разрешения Управления гостиницами Ленинграда. Мы занимали слишком много номеров, за которые интуристы оплачивали бы валютой.
   В тот же день я с трудом добился приёма начальника Управления гостиницами, который категорически отказал в моей просьбе:
        - Я не могу понять, каким образом вы оказались в гостинице “Советская”! Мы вам такого разрешения не давали. Могли бы жить и в менее комфортабельной  и не в интуристской гостинице!
        - В нашем фильме снимаются известные на всю страну кинозвёзды, Народные артисты СССР, которые заслужили право жить в комфортабельных гостиницах!
       - Меня ваши артисты не интересуют! У нас своих проблем по горло! Обращайтесь в горисполком. Пусть они, если хотят, нарушают существующие законы.
   Я был потрясён таким бездушием и бюрократизмом. Пришлось отправиться в горисполком. Оказалось, что эти вопросы курирует один из заместителей Председателя. Его секретарь предложила записать меня на приём только в конце следующего месяца. К счастью, она оказалась большой любительницей кино, и когда я рассказал ей о нашем фильме, актёрах, снимающихся в нём и возникших проблемах, она даже расстроилась и, подумав, сказала:
        - Николая Васильевича сейчас нет на месте, но он скоро вернётся, и я с ним поговорю. Погуляйте часок и приходите. Я постараюсь устроить эту встречу. Главное, чтобы он был в хорошем настроении.
        - Я буду очень признателен и заранее приглашаю на наши съёмки!
Не знаю, как ей удалось уговорить своего начальника, но, когда через час я вошёл в приёмную, она пропустила меня в кабинет зам. Председателя исполкома, который в это время разговаривал по телефону. По  лицу я понял, что настроение у него отвратительное. Окончив телефонный разговор, он предложил мне сесть и довольно грубо спросил:
        - Какие вопросы ко мне? Что за срочность такая? Кто вы?
   Я представился и кратко рассказал о наших проблемах, попросив разрешения остаться в гостинице ещё на месяц.
   Видимо, от злости его лицо посерело. Сквозь очки он посмотрел на меня и сказал:
        - Как же все вы и ваше кино мне надоели! Почему всех тянет в Ленинград? Что, других городов нет в Союзе?
   Я сразу понял, с кем имею дело, и решил не сдаваться:
        - Я понял, что мы вам надоели. Однако, кино смотреть вы любите? Но вас совершенно не интересует, как оно снимается! Если завод или фабрика не выполняет план, это серьёзно. Думаю, что вы не спрашиваете их, как они оказались в Ленинграде, а помогаете им справиться с проблемами. В крайнем случае, меняете руководство. К вашему сведению, производство фильмов – это тоже государственный план в идеологической области. Я с вами согласен, что городов много, но нам нужна Англия. Мы бы с удовольствием снимали там, но на это нет разрешения, так как это дорого стоит. Госкино СССР утвердило места съёмок Ленинград и Прибалтику. Вот, документ, подписанный Председателем Совета Министров СССР, где сказано, что все руководящие органы обязаны оказывать нам содействие в организации съёмок. И поймите, пожалуйста, фильм снимается не для себя, а для всех.  Почему я должен выслушивать от вас и многих других руководителей разные упрёки и оскорбления? Могу хоть сейчас отказаться от работы. Тем более, что я военный пенсионер, могу прожить и без зарплаты, но у меня есть и чувство ответственности за порученное дело.
   Николай Васильевич внимательно меня выслушал, ни разу не перебивая, вернул документ, и когда я начал подниматься со стула, чтобы выйти из кабинета, командным голосом сказал:
        - Садись, идеолог! Почему ж сразу не сказал, что военный пенсионер? Я тоже бывший военный, после войны так и остался служить. Ты в каких войсках служил?
        - Сначала в бомбардировочной авиации, а после разгона, в ЗРВ ПВО.
        - В авиации, в какую армию входил?
        - В 5-ю  Воздушную под командованием Покрышкина, в Запорожье.
        - Так, мы с тобой, оказывается, даже в одной армии служили! Только, я -  под Киевом. С  этого и надо было начинать, а не читать мне лекцию о кино! Значит, живите в гостинице, сколько хотите! Я позвоню и дам указание.
   Он достал из шкафа бутылку коньяка и две рюмки. Мы выпили, пожали друг другу руки, и я отправился в гостиницу, очень довольный результатом этого визита. Войдя к себе в номер, сразу же позвонил Дербенёву. Проинформировав его о результатах визита,  вдруг почувствовал боль в груди, в районе сердца. Я успел ему только сказать, что плохо себя чувствую, потерял сознание, даже не положив телефонную трубку на место. Как потом мне рассказали, Дербенёв несколько раз окликал меня и, поняв, что со мной что-то произошло, быстро спустился ко мне в номер и, увидев всё, вызвал “Скорую”, доставившую меня в Окружной военный госпиталь.
   Когда я очнулся, то не сразу понял, где нахожусь. Это был большой зал, отделанный белой плиткой и, поэтому очень светлый. Вдоль стен стояли кровати с больными, подключёнными, как и я, к различной аппаратуре и колбам с какой-то жидкостью, подвешенным на стойках. Теперь я понял, что нахожусь в реанимации, что меня порядком расстроило. Уже через несколько минут я услышал тихий шёпот, исходящий от соседа, лежавшего на кровати справа:
        - Товарищ, я – полковник. А какое у вас звание?
   Меня удивил этот вопрос и даже немного развеселил. Я вспомнил, где нахожусь, а потому тоже шёпотом ему ответил:
        - Как я понял, здесь лежат все одного звания – кандидаты в лучший мир!
   Сосед, видимо, обиделся, закрыл глаза и больше ко мне не обращался.
   Только на следующее утро ко мне подошла молодая сестричка, наклонилась и с улыбкой сказала:
        - Это у вас не инфаркт, а приступ стенокардии. Сейчас вы поедете в коляске на второй этаж, в палату для старших офицеров. Правда, что вы в Ленинграде снимаете кино? А какие известные артисты снимаются?
        - Спасибо за хорошее известие! Заходите в палату, всё подробно вам расскажу!
   В палате находились ещё двое больных. Меня положили и снова подключили к какой-то аппаратуре,  предупредив, что я должен лежать на спине, не вставая без разрешения.
   Через несколько часов открылась дверь и в палату вошли Дербенёв и моя заместитель Фиксон. Как им удалось пробраться, я не знаю, но поинтересовавшись состоянием моего здоровья, они сразу же заговорили о текущих делах, сообщили об отъезде Загорского в Ригу для подготовки базы очередных съёмок. Фиксон подсунула мне на подпись какие-то бумаги, и, пожелав скорейшего выздоровления, они покинули палату. Мои соседи так ничего не поняли из состоявшегося разговора с моими коллегами, но предупредили, что здесь установлены определённые дни и часы посещений и за этим строго следят. Однако, так уж получилось, что ежедневно кто-то меня навещал. Дело в том, что правом подписи различных документов обладал в группе только я, а делать это надо было ежедневно по разным поводам. Дербенёв так и не доложил в Кишинёв о том, что со мной произошло. Видимо, из-за большой “любви” к руководству киностудии. Вобщем, лёжа в кровати госпиталя, я продолжал активно трудиться.
   На третий день  лечения меня осмотрел врач и разрешил вставать и ограниченно ходить по коридору. Это с его “лёгкой руки” в госпитале меня начали называть “артистом”. Вечером того же дня, перед ужином в коридоре послышался шум и громкие аплодисменты. Я сразу же понял, что это ко мне пришли с визитом. Дверь палаты открылась, и вошли Саша Абдулов, Лёня Ярмольник и администратор Гена с папочкой, которому было приказано никого в палату не впускать. Саша на полном серьёзе оглядел всех больных и спросил:
        - Кто здесь Борис Аркадьевич? Установлено, что он симулирует и должен немедленно отправиться на работу!
Двое больных, видимо, узнав артистов, дружно посмотрели в мою сторону. Я же спрятался под одеялом.
  Саша с одесским выговором обратился ко мне:
        -Вы хотите сказать, что таки да больны? Кинематограф вам этого не простит! Значит так, мы стоим на “шухере”, вы быстренько одеваетесь и вперёд с песнями домой, то есть, в гостиницу! Всё это, конечно, шутки для поднятия вашего тонуса. Как вы себя чувствуете? Как всё произошло, из-за чего? Я думаю, что сказались наши ежедневные поездки в столицу и обратно. Может быть, что-то таки произошло, кто-то обидел вас? Только скажите кто, и мы с Лёней порвём его на куски!
   Наша встреча длилась довольно долго, а, когда они собрались уходить, оказалось, что в коридоре, возле наших дверей собралось много медсестёр, желающих получить автографы известных артистов кино.
С этого дня наша палата стала очень популярной. Ежедневно кто-то приходил ко мне. Когда я стал выходить гулять во двор, находилось много желающих поговорить о кино и артистах. Эта тема всегда интересна.
   Десять дней я находился в госпитале. Потом меня пригласил к себе начальник отделения и спросил:
        - Я вижу по документам, что вы прослужили в армии более четверти века. Так вот, скажу откровенно, если вы не смените профессию или не уйдёте из кино, вам долго не прожить. Это был первый, но серьёзный звонок! Я вас выписываю и желаю здоровья. Всё остальное зависит только от вас. Да, взбодрили вы своими кинозвёздами наших девочек-медсестёр! Всего вам хорошего!
   Когда я приехал в гостиницу, меня уже ждал очередной “сюрприз ”- киностудия не перевела зарплату и суточные. Предстоял скандал с руководством студии.;








ЧАСТЬ 6.

СЕРЬЁЗНЫЕ КОНФЛИКТЫ С РУКОВОДСТВОМ КИНОСТУДИИ. ФИЛЬМ УСПЕШНО ПРИНЯТ.








Г л а в а 33


То, что киностудия частенько переводила нам деньги с опозданием, стало уже делом привычным, но, чтобы задержка, особенно выплаты зарплаты, составила более 15-ти дней, такого ещё не было. Работники съёмочной группы оказались в плачевном состоянии. Мало того, что нечего было отправить семьям, тем более, накануне Нового года, самим нечем было питаться. Дошло до того, что некоторые женщины вынуждены были в свободное от съёмок время мыть посуду в ресторане, а мужчины работать грузчиками в магазинах и на вокзале, чтобы заработать деньги на питание. Об этом я узнал, когда выписался из госпиталя, и возмутился  до крайности.
   Я немедленно попытался связаться с руководителями киностудии, но их не оказалось на месте. Тогда я позвонил Лехту, сообщил о сложившейся ситуации и предупредил, что, если завтра не будут перечислены все положенные деньги, Дербенёв позвонит в Госкино СССР, и съёмки будут приостановлены. Лехт пообещал немедленно разобраться с этим безобразием, полагая, что виновна в нём бухгалтерия, а руководство киностудии об этом даже не знает.
   Действительно, на следующий день мы выдали всем зарплату и суточные. В результате, виновными в глазах работников группы оказались всё-таки мы – администрация фильма, и, в первую очередь, директор, т.е., я. Руководители киностудии не соизволили даже позвонить и  извиниться. А Лехт сказал, что в бухгалтерии объяснили всё тем, что мы, якобы, уже израсходовали всю смету. Я его поблагодарил за помощь  и категорически заявил:
        - Мы с Дербенёвым окончательно решили позвонить в Госкино СССР и попросить прислать комиссию, которая не бегала бы по магазинам за покупками, а тщательно разобралась с деятельностью нашей бухгалтерии, мешающей нам работать над фильмом.
   В этот же день мне позвонил директор студии и попросил не делать этого, и, что виновники будут наказаны. 
   Задолго до подготовительного периода, когда ещё выбирали места будущих съёмок, подобрали в Ленинграде старинный дом-учреждение, но никто не удосужился договориться  с его директором и составить договор. Когда же подошло время съёмок, директор этого учреждения заявил, что ничего знать не знает и, вообще, не разрешает никаких съёмок в этом доме. Я потратил два дня на уговоры директора и подписания с ним соглашения. Когда к съёмкам уже было всё готово, Дербенёв вдруг мне заявил, что нужна красивая ваза со свежими белыми розами, причём, обязательно крупными и уже почти распустившимися. Достать красивую вазу не было проблемой, а с розами в декабре месяце было крайне сложно. Но я знал, что, если Дербенёв сказал о таких розах, ничего изменить уже нельзя. Я тут же отправил ассистента художника на “Ленфильм”за вазой, а вся административная группа во главе со мной бросились в цветочные магазины за розами. К сожалению, таких роз, которые хотел Дербенёв, в магазинах не было. Мы вернулись ни с чем, объяснив ему, что розы есть, но очень маленькие и в бутонах. Жудожники предложили купить искусственные розы, но режиссёр не хотел об этом даже слышать, вплоть до отмены съёмок.
   Пришлось мне снова отправиться на поиски. В одном из больших цветочных магазинов мне подсказали, что в центре города есть немецкий магазин искусственных цветов ручной работы, правда, цены там аховские. Когда я принёс букет этих цветов и поставил их в вазу с водой, Дербенёв, увидев такую красоту, сказал:
        - Ну, вот, Борис Аркадьевич, если захотеть, можно и зимой достать такую живую красоту!
   О том, что это были искусственные розы, я ни ему, ни операторам  не сказал, и никто этого не заметил, но в финансовом отчёте я не скрыл, потому что они были уж очень дорогие.
   Последние съёмки в Ленинграде прошли успешно. Мы начали готовиться к отправке в Кишинёв спецмашин и обслуживающего их персонала. Загорский доложил, что договорился с Рижской студией о предоставлении нам необходимой спецтехники, автобуса и легковой машины.
   Как раз подошёл Новый Год. Встретили его, кто как мог, исходя, в первую очередь, из финансовых возможностей. Меня приглашал к себе домой мой хороший друг-однополчанин Гриша Шленчак, но я, к сожалению, должен был, на всякий случай, находиться в гостинице. Мало ли что могло произойти! Но всё обошлось благополучно. В Ленинграде это была самая длительная экспедиция, во всяком случае, в истории киностудии “Молдова-фильм”- более трёх месяцев.
   Теперь, без всякого перерыва и отдыха нас ждала ещё одна зимняя экспедиция в Риге и её окрестностях.;
Г л а в а 34


В Риге Артур Загорский и новая зам. директора  Ядвига хорошо подготовили базу к съёмкам в старой промышленной зоне и в церкви, возле небольшой деревушки, в лесу. Единственной нерешённой проблемой оставалась съёмка возле и внутри церкви, где по сценарию был предусмотрен пожар. Эта церквушка давно уже не работала по своему назначению. Одно время в ней находился деревенский клуб, потом овощной склад, а, когда мы приехали, она была совершенно пуста, изрядно запущена, с разбитыми окнами, пошарпанными стенами и потолком, но после небольшого косметического ремонта, вполне устраивала нас. Однако, сельское руководство и Управление охраны древностей поняли, что есть возможность за счёт киностудии отремонтировать церковь, рассчитывая на то, что во время съёмок она будет, хоть частично, сожжена. Они не давали разрешения, пока мы не подпишем с ними соответствующий договор.
   Посоветовавшись с руководством киностудии, Дербенёвым и Пигановым, я поехал на переговоры и вынужден был согласиться с требованиями к нам в случае нанесения церкви значительного ущерба, подписав договор об ответственности.
   Теперь надо было предпринять все меры, чтобы не допустить пожара в церкви.
   Серьёзной работой была подготовка съёмок в старой Риге, в районе действующих и заброшенных складов. Здесь необходимо было организовать оцепление с помощью милиции, доставить из Рижской киностудии старинные английские кареты и кэб, спецтехнику и авто- транспорт. Следует отметить обязательность и чёткость рижан в вынолнении всех договорённостей. Кроме того, в  ролях в фильме снимались известные рижские артисты Ритенберг, Эйнас, Литицис, Плешките и другие, каскадёры Вернерс, Лизбовскис, Круминьш и Крузе. Мы были им очень благодарны за помощь в создании  фильма.
   На съёмки прибыли  А. Абдулов, В. Шаповалов, Л. Ярмольник, Г.Байкштите, А. Ливмане и другие артисты. Не смог приехать только Э.Марцевич из-за занятости в театре, но было принято решение снимать его со спины, заменив каскадёром, остальное снять потом в Москве. Саша Абдулов привёз с собой дочку, которая впервые снялась в кино.
   Съёмки в старой Риге, на кладбище и во дворе старого дома  прошли успешно, а в церкви возникли серьёзные проблемы. Во-первых, заказанная нами пожарная машина прибыла только после окончания съёмок, вблизи не было никакого источника воды, но на съёмочную площадку сбежалось почти всё население деревни во главе с руководством, ожидая пожара в церкви. Во-вторых, Дербенёв, находясь на Рижской киностудии, предложил известному артисту Пороховщикову сняться в эпизодической роли полицейского, на что получил согласие. Мы послали за ним машину, но она вернулась без него. Артиста срочно вызвали в Москву. Возникла серьёзная проблема, где в лесу взять замену. И, наконец, надо было сделать всё, чтобы не допустить возгорания церкви внутри и снаружи.  Однако, оператор-постановщик Валентин Пиганов требовал, чтобы, согласно сценария, последняя сцена в церкви должна сниматься в условиях пожара. Я был категорически против, вплоть, до отмены съёмки.
        -  Если зажечь церковь, мы потушить её не сможем. Неужели вы не понимаете, что не зря до сих пор нет пожарной машины, а жители деревни стоят и ждут, когда же начнётся пожар? Представляете, во что нам обойдётся восстановление этой церкви? Никакой сметы не хватит! Вы же профессионалы и должны знать, как снять, избежав пожара! В конце концов, давайте сделаем деревянную раму, которую подожжём, и снимайте через неё! Ну, подумайте, что ещё можно сделать. Одежда на каскадёрах будет гореть. Мы не можем строить им новую церковь!
   Я понял, что Дербенёв готов меня поддержать. Он поговорил с операторами, художником, их ассистентами, а потом обратился ко мне:
        - Борис Аркадьевич, мы отлично понимаем вашу озабоченность. Поймите, что мы тоже против того, чтобы уничтожить эту церковь, но нам нужно изобразить, согласно сценарию, пожар и его последствия – ведь Персиваль Глайд сгорел там. Вы правы, предложив снимать через горящие рамки. Надо их срочно изготовить. Кроме того, необходимо с десяток факелов в окнах. Короче говоря, много огня и максимальная осторожность, чтобы не допустить пожар. Все, кто не занят в съёмке, во главе с вами, должны заняться этим. В крайнем случае, наймите местных жителей, заплатите им за это. Правда, есть опастность, что они будут только способствовать пожару. Но имеется к вам большая просьба. Вы должны заменить  Пороховщикова и сыграть полицейского. Тем более, что у вас, как мне сказали, большой опыт участия в эпизодах. У вас будет всего несколько вопросов к Саше Абдулову.
   При всей трагичности обсуждаемого вопроса, я не мог не рассмеяться:
        - Неужели вы уверены в том, что я похож на английского полицейского? Кроме того, мне надо всё время следить за тем, чтобы, не дай Бог, не сожгли  эту церквушку!
Все присутствующие дружно рассмеялись, а Саша Абдулов сказал:
        - Наш гримёр может сделать из вас даже африканского полицейского! Вы посмотрите на Лёню Ярмольника – типичный англосаксонский шпик! Жаль, что он играет немого. Лёня выдал бы вам английское произношение! Борис Аркадьевич, лично мне не нужен профессиональный актёр. Я хочу, чтобы только вы меня допрашивали! С другим сыщиком я просто не стану разговаривать!
   Вобщем, не знаю, как для других, а для меня эта ночная съёмка, пожалуй, была самой тяжёлой во всех отношениях. Одновременно надо было гримироваться, подгонять костюм полицейского, учить слова нескольких фраз, которые должен был произнести, а, главное, следить за тем, чтобы не возник пожар. Каждый раз, когда я вырывался от гримёра и костюмера, чтобы не допустить возгорания, у меня был такой потрясающий вид, что все хохотали. Мне же было не до смеха.
   Как я и предполагал, пожарники приехали уже после окончания съёмки, оправдываясь тем, что у них, якобы, был срочный вызов. Я их отправил восвояси, предупредив, что такой несвоевременный приезд  не будет оплачен и, кроме того, поступит жалоба в Управление пожарной защиты. С  очагами огня мы справились сами, чем сильно огорчили местное население.
   Итак, съёмки в Прибалтике закончились успешно, если, конечно, не придёться что-либо переснимать. Все москвичи отправились домой, чтобы продолжить работу над фильмом. Предстояли досъёмки в Москве, монтаж, озвучивание и запись музыки, изготовление титров и, главное, сдача фильма в Госкино СССР, в Молдавии на различных уровнях, начиная с ЦК КП Молдавии, Госкино республики и, кончая своей киностудией. Так, что задачи предстояли очень серьёзные.
   Поблагодарив работников Рижской киностудии, рассчитавшись со всеми и оставив администратора Гену организовать небольшой ремонт в церкви, мы улетели в Кишинёв, где технические специалисты [ осветители, электрики, рабочие, некоторые ассистенты] были отчислены из группы, и ушли, кто в отпуск, кто на другие фильмы. Артур Загорский, после нескольких дней отдыха отправился в Москву организовывать предстоящие работы.               
   Я же, после невероятно длительной командировки, наконец-то, вернулся домой, к жене и дочери, но через два дня последовал телефонный звонок с вызовом меня к директору киностудии, который даже не поинтересовался результатами нашей работы, а начал упрекать за, якобы, большие денежные расходы:
        - Разберитесь, пожалуйста, с бухгалтерией. Откуда у вас взялся такой огромный перерасход, как вы будете заканчивать картину, почему у вас такие плохие отношения с бухгалтерией?
   Меня всего затрясло от возмущения:
        - Это же чистейшей воды поклёп! И вы, Василий Лаврентьевич, поверили этим злопыхателям, которые, вместо того, чтобы вникнуть в дела съёмочной группы, проверить финансовые документы, договора, мотались по магазинам и музеям. А обижены они за то, что я, видите ли, не обеспечил их транспортом! Если бы у них появилось желание посетить съёмочную площадку, я бы организовал транспорт, а за покупками могли и на метро поехать! Очень жалею, что не послушался Дербенёва и не попросил Госкино прислать финансовую комиссию. Не хотелось выносить сор из избы! Но чувствую, что это придёться сделать. Я вам официально заявляю, что никакого перерасхода средств у нас нет. Скорее, наоборот. Заключительный отчёт это покажет, не сомневайтесь! Мы не сидели, сложа руки, и не бегали за шмотками по магазинам! Зато, съёмочная группа зарплату, командировочные неоднократно получала с большим опозданием, а ведь у всех дома остались семьи, которым надо было посылать деньги! Ведь это была самая длительная командировка в истории киностудии! Я уверен, что всем, кто не только не помогал, но и мешал в создании картины, будет стыдно, если у них есть совесть!
   Куницкий ни разу не перебил меня, а, когда я закончил, тихо сказал:
        - Да, Борис Аркадьевич, всех ты уделал! И меня не обошёл стороной.
        - Мне терять нечего, пенсия останется при мне, но терпеть безобразия я не намерен! Сейчас начался монтаж картины. Там находится Артур Загорский. Я два года не был в отпуске. Если военкомат даст мне путёвку в санаторий, и вы меня отпустите за счёт отпуска, смогу немного подлечить здоровье. Вернувшись, отправлюсь в Москву на озвучивание, запись музыки, изготовление титров и решение других проблем.
   Директор киностудии немного подумал и сказал:
        - Ну, подлечись. Может  обратишься в наш профсоюз за путёвкой в Дом отдыха? Но до отъезда представь мне смету предстоящих расходов до окончания всех работ над картиной.
        - Такая   смета у нас уже имеется! Завтра она будет у вас.
   Через несколько дней, связавшись по телефону с Загорским и узнав, что всё в порядке, я получил путёвку в военный санаторий и отбыл на лечение к южному берегу Чёрного  моря.;
Г л а в а 35.


Вернувшись из санатория, я сразу же впрягся в работу. Находясь на лечении, постоянно держал связь по телефону с Артуром Загорским и был в курсе дела, как проходят монтаж фильма и подготовка к его озвучиванию. Чтобы лишний раз не нервничать, я разобрался с оставшимися на картине работниками и, убедившись в бесполезности разговоров с руководством киностудии и бухгалтерии, забрав с собой одного администратора, бухгалтера и кассира, вылетел в Москву. Съёмки фильма в целом были закончены, но работы оставалось очень много. Предстояли ещё некоторые досъёмки, причём, в летнее время, начался монтаж картины, предстояли озвучивание и изготовление титров, запись музыки, сдача фильма и многое другое. Всё это надо было делать на “Мосфильме”.
   Очень ответственным и сложным являлся  монтаж. От того, как он будет сделан, зависел успех картины. В этом отношении нам повезло. Режиссёром монтажа являлась Ольга Дербенёва, супруга режиссёра, которая прекрасно знала сценарий, написанный по роману Уилки Коллинза, глубоко прочувствовала снятый материал.
И всё же возникали различные противоречия в процессе монтажа между Дербенёвым, вторым режиссёром Венгре и монтажёром. Это явление вполне закономерное. Только так и может получиться хороший фильм. Ежедневно и я заглядывал в монтажную комнату посмотреть, что же у нас получается. Иногда высказывал свою точку зрения на смонтированные кадры. Но главной задачей администрации, второго режиссёра и пом. режиссёра по актёрам в этот период являлись подготовка к озвучиванию, решение о сменах в тонстудии, а, главное, о возможностях актёров участвовать в них.

 Надо было договариваться с оркестром и композитором картины о  записи музыки, о производстве титров, рекламе и многом другом. Короче говоря, без дела мы не сидели. Когда же появлялись свободные вечера, посещали Дом кино, где проходили премьеры новых фильмов. Я частенько ездил к родственникам жены.
   Наконец-то фильм был смонтирован, правда, без последних кадров, но уже можно было приступать к его озвучиванию. Это была довольно сложная работа. Фильм, в зависимости от участия одного или нескольких артистов делился на, так называемые, кольца, где находились диологи или монологи, которые следовало озвучить начисто по громкости, артикуляции и другим показателям. За этим очень строго следили режиссёр-постановщик, звукорежиссёр, редактор картины. Дело доходило до того, что артисты вынуждены были иногда   делать до десяти дублей, чтобы удовлетворить все существующие требования. И только некоторым удавалось выполнить эту работу за минимальное количество дублей. К числу таких относился Саша Абдулов. Когда подошло моё время, он улыбнулся и сказал:
        - Не хочу, Борис Аркадьевич, вас пугать, но гарантирую и ставлю бутылку молдавского коньяка, что ваши несколько фраз будут озвучены не менее чем за пять дублей!
   Когда же это у меня получилось с первого дубля, он от удивления только развёл руками.
   Я же не преминул напомнить ему, что по профессии – филолог.
При озвучивании произошёл и серьёзный конфликт. Исполнительнице главной роли Гражине Байкштите не разрешили участвовать в озвучивании из-за наличия небольшого прибалтийского акцента. На наше счастье в это время была свободной Евгения Симонова, которая согласилась выполнить эту работу. Гражина была очень возмущена и обижена, как актриса. В остальном, всё прошло благополучно, не считая, конечно, переносов смен из-за занятости артистов в театрах или на съёмках в кино. Для меня же озвучивание снова явилось возможностью новых встреч и общения с выдающимися артистами театра и кино. Так, с Евгенией Симоновой мы часто беседовали в коридоре тонстудии, где она постоянно что-то вязала в ожидании своей очереди на озвучивание.
   Между прочим, здесь же состоялась встреча с артистом Басовым, которому я напомнил, что ему переплатили значительную сумму за одну смену участия в нашем фильме, причём, без всякого текста, на что он обворожительно улыбаясь, заявил мне:
        - Да, не переживайте вы так из-за этого. Мне очень часто платят не за игру, а за физиономию! Разве она не стоит того?
   Ну, конечно, стоила! Её и вычли у меня из зарплаты.
      Запись музыки прошла очень гладко и организованно. Известный композитор Владимир Чернышев написал к фильму замечательную музыку, полностью соответствующую духу и времени сценария.
   А при изготовлении титров к фильму я очень огорчился. Как я ни просил включить административную группу, столько сделавшую для создания картины, мне в этом было отказано по причине того, что не положено, и в титрах должен быть только один директор. И это должно, якобы, меня радовать! Я никак не мог понять, почему помощникам режиссёра, оператора, художника положено быть в титрах, а заместителям директора, администраторам, бухгалтеру, кассиру, водителям и рабочим, без которых невозможно создавать картину, не положено. В этом не было логики. К сожалению, что-либо изменить я не мог.
   Парадоксальный случай произошёл, когда необходимо было произвести досъёмку последних кадров фильма. Для этого понадобились открытый кеб и лошадь с упряжкой. За это надо было уплатить киностудии “Мосфильм” определённую сумму денег. Я позвонил в Кишинёв и попросил у директора киностудии разрешение на израсходование этой суммы, предусмотренной, кстати, сметой расходов на последнем этапе работы над фильмом, на что он со злостью ответил:
        - Дополнительных расходов не разрешаю! Вы и так превысили свою смету! Достаточно! Заканчивайте фильм!
   Мы оказались в тяжёлом положении. Только благодаря большим связям Дербенёва и Загорского всё удалось достать бесплатно, а лошади не оказалось. Пришлось мне, Венгре, Загорскому, администратору, фотографу и одному из ассистентов режиссёра исполнить роль тягловой силы и провести главных героев фильма, которые еле сдерживались от хохота, глядя на происходяшее. Нам же было не до смеха. Было обидно до слёз из-за такого отношения со стороны руководства своей киностудии к съёмочной группе.
   Согласно существующему положению каждый новый фильм просматривался руководством киностудии, Госкино и ЦК компартии республики и только после этого должна была состояться сдача его Госкино СССР. Но, возмущённый поведением дирекции киностудии “Молдова-фильм”, Дербенёв заявил:
        -Вы, Борис Аркадьевич, как хотите, а мне терять нечего. Я больше на этой киностудии  делать картины не намерен. Фильм будем сдавать сразу в Госкино СССР. Иначе в Молдавии они картине дадут такую категорию, что её можно будет положить “на полку”!
   Я с ним полностью согласился. Тем более, что тоже не собирался продолжать работать в таких условиях.




Г л а в а  36.


Не менее сложной является и подготовка к сдаче фильма комиссии Госкино СССР, члены которой на каждом заседании бывают разными. Очень важно заранее знать, кто это будет. От этого зависит многое. Главное же – объективная оценка принимаемого фильма.
   Когда подошла наша очередь, комиссия состояла из наиболее подготовленных и объективных  членов, а возглавлял её один из заместителей Председателя Госкино СССР. Все они хорошо знали Вадима Дербенёва по  прежним работам в кино и высоко ценили его высокий профессионализм и творческий вкус. В зале также находились В.Дербенёв, В.Пиганов, А.Бойм, С.Воронков, Е.Венгре, А.Чайка, А.Загорский и я. Просмотр фильма прошёл без перерыва. После окончания были сделаны несколько незначительных замечаний,  комиссия отправилась на обсуждение картины и присвоение ей категории. Всем было предложено явиться завтра за получением результатов.
   Картине присвоили высшую категорию, а это означало всесоюзный прокат и неограниченное изготовление копий фильма. Главным же результатом являлась наша победа! В тяжелейших условиях работы, в длительных и многочисленных экспедициях съёмочная группа выстояла и создала хороший фильм. Это событие мы отметили дома у Дербенёвых.
   На следующий день позвонил Саша Абдулов и сообщил о том, что сейчас в Москве проходит Международный рынок кино и предложил поучаствовать в нём, представив нашу картину.
   Для меня это было ещё одно незабываемое впечатление. В фойе гостиницы “Россия” собрались многие звёзды зарубежного и советского кино, деятели искусств, режиссёры и организаторы производства. Я, конечно, мало кого из них знал в лицо, но Саша Абдулов и Дербенёв показывали мне их.
   В течение нескольких дней шли просмотры картин разных стран, в том числе и нашего фильма “Женщина в белом”. Об  успехе свидетельствует  тот факт, что о желании его приобретения заявило 18 стран мира, в том числе и Англия. Это нас удивило и, конечно, очень обрадовало. Необходимо было срочно заказывать производство копий. Все неприятности и невзгоды, накопленные во время производства фильма, как-то отошли на второй план. Сейчас мы радовались за успех фильма и за то, что мучались не напрасно.
   Но всё это было в Москве, а когда вернулись в Кишинёв, снова начались разные неприятности со стороны руководства киностудии.
   Правда, картину посмотрели первый секретарь ЦК КП Молдавии И.И.Бодюл, Председатель Госкино республики Иорданов и многие другие. Всем фильм понравился, а Иорданов даже заявил, что увидел настоящую старую Англию. И всё же присутствовала обида за то, что они смотрели фильм не первыми, а после Москвы. Особенно злобствовало по этому поводу руководство киностудии, забыв о тех неприятностях, которые они принесли съёмочной группе во время работы над фильмом. Более того, во всём обвиняли только нас – Дербенёва и меня за то, что не смог заставить режиссёра выполнять указания директора и бухгалтерии киностудии. Снова начались обвинения в перерасходоваии сметы, допущении излишеств в пошиве и аренде костюмов, оформлении интерьеров и многом другом.
   В это время, когда, буквально, ежедневно происходили нервные стычки между директором студии и мною, в Москве, в кинотеатре “Центральный” и в Доме кино прошли премьеры нашей картины, причём, очень успешно. Оказывается, на них был приглашён и я. Но от меня это скрыли, мотивируя тем, что надо заниматься отчётом, и, что премьера пройдёт в Кишинёве. Более того, директор студии вдруг предложил мне перейти на новый фильм “Большая, малая война “:       
        - Значит, так. Поручите Загорскому и бухгалтеру готовить производственный и финансовый отчёты, а сами принимайте новый фильм, который в ближайшие дни запускается в производство.
   Моему возмущению не было предела:
        - Во-первых, я должен довести картину до конца, тем более, что меня и Дербенёва обвиняют в перерасходовании средств. Завершив отчёт, мы докажем, что это не так. Думаю, кое-кому придётся ответить за этот поклёп! Во-вторых, даже, если я и решу продолжать работать директором картины, что мало вероятно, никогда бы не согласился сотрудничать с режиссёром Паскару – грубым, хамовитым диктатором. И, в-третьих, я не забыл вашего обещания перевести меня на редакторскую работу. Тем более, что в киностудии нет ни одного редактора с филологическим образованием. А опыт работы за четыре года я приобрёл достаточный.
        - Ты слишком много выдвигаешь требований и условий! Ни один директор не позволяет себе такое. Многие сидят в “простое” и ждут, пока их пригласят на работу, причём, на любой фильм и с любым режиссёром. А ты уже зарвался, понимаешь ли! Ладно, заканчивай отчёт, а потом будем решать! Редактором захотел работать. Редакторы у меня все на своих местах и никто на пенсию пока не собирается. Всё, иди работать!
   Итак, дело приняло серьёзный оборот, особенно, после завершения отчёта. Как мы и предполагали, никакого перерасхода сметы не оказалось. Более того, экономия средств составила около 400 тысяч рублей. И это при наших мучениях во время съёмочного периода! А какие скандалы закатывало нам руководство студии и бухгалтерия, заставляя самих запрягать лошадей. Когда их не было, самим тащить кэб с актёрами. Я рассказал об этой огромной экономии Лехту, на что он, улыбаясь в усы, заметил:
        - Вы же одессит! А рассуждаете, как идеалист-одиночка! Неужели вы не понимаете, зачем они на вас так давили, чтобы получить такую экономию средств. Нужны деньги, чтобы снять новый фильм. У Паскару экономий не бывает! Теперь они надавят на вас, чтобы в отчёте не была показана такая экономия. Вам выдадут премию и все будут довольны, быстро забыв о пережитых трудностях и невзгодах. Дорогой, Борис Аркадьевич, этот кавардак называется кино! Я  неоднократно предупреждал вас об этом!
   После разговоров с Куницким, Лехтом, Загорским я окончательно решил уволиться из киностудии и заняться каким-нибудь другим делом. Тем более, что лекторская работа и преподавательская деятельность были мне обеспечены в любое время. Кроме того, я попросил ребят из райкома партии, чтобы имели меня в виду, если где-то появится какая нибудь вакансия.
   Ещё несколько раз меня вызывал к себе Куницкий и предлагал идти работать вместе с Паскару, но я категорически отказывался. Всё окончилось тем, что подал заявление об увольнении. А на следующий день раздался телефонный звонок из Молдавского управления гражданской авиации, и предложили мне работу в политотделе. Пройдя ряд собеседований, я был принят на должность старшего инструктора по агитации и пропаганде.
   Только через месяц состоялась в Кишинёве премьера нашего фильма “Женщина в белом”. Из Москвы прилетел только В.Дербенёв.
Кроме моей семьи, в зале находились все работники политотдела – мои новые коллеги. После просмотра фильма на авансцену вышли те, кто создавал картину в течение почти двух лет, находясь в самой длительной киноэкспедиции за всю историю киностудии. Не скрою, было приятно стоять на авансцене и выслушивать похвалу за удавшийся фильм, получивший в Госкино СССР высокую оценку.
   Но самым приятным для меня явилась похвала режиссёра-постановщика Вадима Дербенёва:
        - Борис Аркадьевич был не только хорошим директором, но и человеком, который очень тактично, со знанием дела вникал в творческие дела, предлагая толковые предложения и делая существенные замечания по ходу съёмок.
    Мой бывший однополчанин Яков Михайлович Корсунский, узнав о моём уходе из киностудии, сказал:
        - Борис Аркадьевич, ё-моё, ты будешь ещё жалеть о своём решении! Никогда не забудешь, ё-моё, работы в кино и кто тебя туда рекомендовал, ё-моё!

   Действительно, прошло более двадцати лет, изменились место жительство и характер работы, но свою деятельность в производстве кино, замечательных актёров и своих коллег по съёмочным группам я всегда помню и не забуду до конца жизни.;
 ОГЛАВЛЕНИЕ :

 
ЧАСТЬ 1. СТРАННАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ……………………………….….......6

ЧАСТЬ 2. ТЯЖЁЛОЕ  ВСТУПЛЕНИЕ В ДОЛЖНОСТЬ……..22

ЧАСТЬ 3. “СБЫЛАСЬ МЕЧТА ИДИОТА.” 
                ЧАСТЬ 4. УНИКАЛЬНАЯ ПО СРОКАМ И ТРУДНОСТИ ЭКСПЕДИЦИЯ…………………………………………………………..…136

ЧАСТЬ 5. НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ И РАБОТА С НАСТОЯЩИМИ МАСТЕРАМИ КИНО………..…....199

ЧАСТЬ 6.          СЕРЬЁЗНЫЕ  КОНФЛИКТЫ  С 
РУКОВОДСТВОМ КИНОСТУДИИ. ФИЛЬМ ПРИНЯТ УСПЕШНО…………….……………………………..……..….266
               
















Борис Колтенюк.
Незабываемая страница жизни.
Повесть.


Израиль, Ашдод. 2011






Выражаю сердечную благодарность моему внуку
Марку Колтенюку
за помощь, оказанную при подготовке книги к изданию.







                Редактор – Александр Фрейдлес
                Компьютерная вёрстка – Марк Колтенюк