Барсучий моцион

                Барсучий моцион.

                Однажды, проезжая по лесной дороге, проложенной на месте бывшей узкоколейной железнодорожной ветки,  решил заглянуть в знакомый мне долгие годы барсучий городок. В прошедшую осень кто-то пытался его раскопать, но  промучавшись многие часы, бросил это неблагодарное дело. Городок находился на склоне крутого обрыва, с кромки которого открывался прекрасный вид на озеро Гурино --  голубую жемчужину района. Обрыв был глубиной около сорока метров, потому что огромные сосны, растущие у его подножья, значительно не достигали своими вершинами его верха. Городок существовал с незапамятных времён: восьмидесятилетние старики помнят его с детского возраста. Периодически городок подвергался набегам браконьеров, пытавшихся путём раскопки добыть его обитателей ради целебного жира, но большинство их потуг оказывались безрезультатными, ввиду глубокого расположения нор, их многочисленности и многоэтажности.
                Спустившись несколько метров с кромки обрыва, разглядываю городок. Вот прошлогодние шурфы, полуобвалившиеся от весенних потоков талой воды и подзасыпанные опавшей листвой и хвоёй. Вот свежие тропы и следы когтистых лап на влажном суглинке. А вот и свежая нора, выкопанная несколько в стороне от раскопок, но обязательно соединённая длинным ходом-туннелем с другими ходами городка. Земли при рытье норы вытащена огромная куча, но большая её часть аккуратно столкнута вниз по склону, а из оставшейся сделан плотно утоптанный уступ-площадка. Почва здесь суглинистая, копать её не так удобно, как песок или супесь, зато она не осыпается, и нет опасности обвала норы. Не зря когда-то умные строители барсуки выбрали именно это место. Делаю вывод: городок жилой! Сейчас увидеть его жителей вероятность очень мала, так как барсуки ведут ночной и сумеречный образ жизни, а днём спят в прохладных норах. И всё-таки интуиция подсказывала – Не торопись уходить!
                Отошёл по склону вверх и в сторону и устроился за упавшим толстым стволом сосны. Достал бинокль, термос, еду в пакете и принялся за обед, не теряя из вида часть городка со свежей норой. Плотно перекусил, убрал остатки в рюкзак, и уже совсем было собрался уходить, как вдруг в норе почудилось какое-то движение. Очень медленно поднял к глазам бинокль. Из темноты норы на меня, казалось, неподвижно, в упор смотрели два чёрных глаза. Потом на свет выдвинулась светлая голова с двумя чёрными полосами от носа через глаза и за уши. Уши небольшие, чёрные, правое ухо порвано. Нос-пятачок беспрестанно шевелится и поблёскивает на солнце. Подслеповато посмотрев во все стороны, барсук медленно и как-то неуклюже вылез на площадку. Короткое и толстое тело, покрытое серебристым жёстким волосом, коротенький хвостик того же цвета. Короткие чёрные лапы едва видны из-под туловища. Недолго постояв, он протрусил к гнилому берёзовому пню, содрал крепкими когтистыми лапами кору, порылся в древесной трухе, нашёл что-то съедобное, с чавканьем разжевал. Потом перебежал по площадке по другую сторону норы, встал на задние лапы, а передние поставил выше по склону. Смешно поводил пятачком, вернулся к норе, глухо хрюкнул и скрылся в ней.
                Почти сразу же голова показалась вновь, но это была другая голова: правое ухо целое. В зубах зверь (барсучиха?) держал щенка, покрытого редкой белёсой шерсткой. Величиной барсучонок был не более средней крысы.  Барсучиха бережно положила его на площадку и нырнула в нору. Вскоре она вынесла второго, затем и третьего щенка, уложила их рядышком, а сама легла неподалёку, положив остромордую голову на передние лапы. Так они пролежали не более десяти минут. Солнечный луч пробился сквозь густую листву и упал на барсучат. Они, лежавшие до этого свернувшись калачиком, завозились и один запищал. Мать барсучиха мгновенно подскочила, взяла его в зубы и унесла в нору. Вернулась за вторым и пока уносила его, третий распищался-расхныкался, пытаясь переползти, видимо  солнечный лучик обжигал нежную кожу. Вернулась мать и унесла последнего. Вскоре из норы показался «рваное ухо», поводил носом из стороны в сторону и тоже спрятался. Всё! Концерт по заявкам окончен, солнечные ванны и воздушный моцион приняты. Теперь до вечера установилась тишина, изредка прерываемая шелестом листьев под лёгким ветерком, да переливчатым пением иволги высоко в кронах деревьев.

                В Светашов.