Радости жизни - 2. Гл. 5

(предыдущая глава http://www.proza.ru/2014/12/14/1359)


Полковник и папа Алика вышли из школы. К ним тут же бросились Вовка и Сигизмунд. Томительный вопрос несся впереди них.

– О, корешки Альки моего! – воскликнул Клейн.

– Бойцы нашего отряда, – поправил его Ткачук.

– Имеешь право, – папа Алика уважительно протянул руку для прощания. Антон Степанович, не раздумывая, пожал ее. – Пойду, сына обрадую, что в своем классе остался. Мороженое, что ли, купить? Сигизмунд, как думаешь?

– Лучше сока томатного, – радостно ответил мальчик. – Он любит.

– Да? – удивился Клейн. – А мне не говорил никогда. Впрочем, я у него и не спрашивал. Ладно, куплю сока и мороженого. А ты, старшой, обращайся, если проблемы возникнут. Пока я здесь, всегда помогу.

– Надолго? – поинтересовался Ткачук.

– А ты знаешь, когда чирей вскочит? – задал философский вопрос Клейн. – То-то же.

Папа Алика вихляющей походкой удалился.

– Я завтра приду в школу, – пообещал полковник. – Такие вопросы на самотек пускать нельзя.

*** 

Если бы я сообщил, что Алена Пряткина с этого дня вместе со всем классом впряглась в подготовку к соревнованиям, думаю, вы бы мне не поверили. Особенно женская часть аудитории.

В среду отряд после четвертого урока собрался в актовом зале. Пригласили учителя пения Игоря Борисовича. Решили разучить песню из кинофильма «Неуловимые мстители» – «Бьют свинцовые ливни, нам пророчат беду». С ней же отряд должен был маршировать. Кроме песни, готовили еще три номера. Декламация стихов, частушки и танец. Танец и чтение при распределении взяли на себя Пряткина и ее подруги. Но в среду староста пришла в школу с замотанным горлом и после уроков, сославшись на болезнь, свалила домой. Две ее подруги, сделав жалостные лица, взялись проводить болезную до дома.

– Как выкручиваться будем? – строго спросил полковник. – На этих бойцов рассчитывать нельзя. В любой момент могут подвести.

– Я прочитаю, – кто-то  произнес тихо, но четко.

Все повернулись. Скромная, ни разу за шесть лет не поднявшая на уроке руку Машка Петрова повторила:

– Я могу прочесть. Я в кружке декламации при Дворце пионеров занимаюсь.

– Не зря, – довольно улыбнулся Ткачук, – мы за тебя боролись. Ну-ка, давай чего-нибудь громкое.

– Встань пораньше! – чуть не крикнула Машка и без запинки прокричала «Песню юного барабанщика».

– Будущие мужчины, – зарделся от удовольствия полковник. – Обратите внимание на эту барышню. Очень рекомендую.

– Какая прелесть, – вздохнул, присматриваясь к Маше, учитель пения. Тоже, видно, будущий мужчина.

– А с частушками что делать будем? – поинтересовалась Люська Алексеенко. – Пряткина обещала с отцом тексты написать. Он у нее снабженец, хорошо рифмует.

– Я напишу частушки! – сказал Сигизмунд.

– Умеешь или выхода другого нет? – поинтересовался полковник.

– Научусь, – буркнул командир.

– А верю! – сказал Ткачук. – Ему верю!

– Он очень, очень упорный, – замигал глазками учитель пения.

– Привет, братва! – вдруг крикнул кто-то от входа в актовый зал. Там стоял и вертел на пальце резиновое колечко папа Алика. – Слышу, проблемы у вас. А я ведь тоже в самодеятельности участвовал. В тю…, в смысле, в Тюменской. Фокусы показывал.

– Какая прелесть, – вздохнул Игорь Борисович.

– Покажите, Клейн, – предложил Ткачук.

Папу Алика упрашивать не пришлось. Он снял пиджак, уже произведя фурор. Потом достал колоду карт откуда-то из себя и начал делать с ней такое, что все присутствующие замерли.

Такой тишины и внимательного отношения в шестом «А» еще не добивался почти ни один преподаватель. Кроме той молоденькой практикантки с декольте и в мини-юбке. Особенно в те моменты, когда она тянулась с указкой в верхнюю часть политической карты мира.

– Да уж, – прокомментировал полковник. – Только вам, уважаемый, в концерте участвовать нельзя.

– А я Альку научу, – пообещал Клейн. – Век воли, в смысле, зуб даю.

– И вам верю, – торжественно объявил Ткачук, вычеркивая из программы танец и вписывая фокусы.

– Какая прелесть, – снова вздохнул впечатленный учитель пения.

Люська Алексеенко подошла к Сигизмунду и попросила:

– Мне поручили макет будущей стенгазеты нарисовать. А я слышала, что ты стихи пишешь. Поможешь?

– Да ничего я, – начал, было, возмущаться Сигизмунд, но прервал эту взволнованную речь и согласно кивнул. Как повторяла его бабушка, прежде чем обещать, подумай, что тебе же надо будет и выполнять.

*** 

В субботу папа Алика, войдя во вкус, сам вызвался идти с ним на собрание отряда «Красные дьяволята». А жене разрешил дома остаться, обед готовить.

Они все вместе так и направились в школу. Мамы Сигизмунда и Вовки под ручку, папы Алика и Вовки плечом к плечу. И сами бойцы, втроем, впереди.

Как ни странно, отряд собрался в полном составе. И Алена Пряткина без шарфа на шее, но с отцом-снабженцем.

Полковник, если помните, бывший политработник, подошел к каждому родителю. Так сказать, решил познакомиться лично.

Протягивая руку, Ткачук мило улыбался и расхваливал их детей.

Маме Машки Петровой он сказал:

– Крепкий боец – ваша Мария. А голос – чисто командирский!

Папе Алика он, здороваясь, просто подмигнул, чем вызвал ответный восторг.

– Не, смотрящий Туз тебе и в шестерки не годится, – шепотом сообщил старший Клейн.

Папе Алены Пряткиной, почему-то мгновенно порозовевшей, Антон Степанович уважительно поведал:

– Гвозди бы делать из наших детей!

– Строите что-нибудь? – не понял снабженец. – Могу помочь с материалами.

– Обсудим, – не отказался полковник.

А тут очередь до командира отряда дошла.

Антон Степанович отдернул уже было направленную к маме Сигизмунда руку.

– А ты чего это с сестрой пришел? – спросил полковник, глядя на мальчика. – Родители на  службе?

– Я – его мама, – ответила мама Сигизмунда.

– Не может быть, – прошептал Ткачук.

И я его понимаю. Маму Сигизмунда часто принимали за его старшую сестру. Ну, выглядела она молодо. Да и родила сына рано, в восемнадцать.

А полковник, имеющий беспорядочный, хоть и небольшой опыт общения с  женским контингентом, мог, конечно, совсем не разбираться в этих вещах. Да и контингент этот своеобразный был. В училище военно-политическом о нем ни в одном учебнике, ни на одной лекции.

А Люська Алексеенко так вообще выше и гораздо крупнее мамы Сигизмунда была. Это так, для примера.

– Здравствуйте, – промямлил Антон Степанович, но руку протягивать больше не решился.

А мама Сигизмунда и подавно не собиралась руку постороннему мужчине пожимать. Не в ее это правилах было.

Даже директор сети книжных киосков в ее присутствии всегда руки в карманы убирал. Или за спину. Было, видно, какое-то обжигающее воспоминание в их совместной деятельности.

В общем, расселись родители по интересам. А тут и директор подтянулся, и классная руководительница. Мероприятие-то серьезное.

Петр Иванович поднялся на подиум и сказал короткую, общеукрепляющую речь. Умел он, прямо скажем, говорить обо всем и ни о чем.

– Есть ли вопросы, товарищи? – спросил после выступления директор и начал глазами искать желающих. И тут взгляд его натолкнулся на дружелюбное подмигивание папы Алика. Мало того, Клейн-старший показывал Петру Ивановичу большой палец.

– Ну, раз вопросов нет, собрание продолжит Мария Кирилловна, – заторопился директор и выскочил из актового зала.

– Слово Антону Степановичу, – объявила классная руководительница.

Полковник, сидевший в первом ряду, встал и повернулся к родителям и шестиклассникам. Кого-то поискав, он остановил свой взор на папе Алика и начал говорить, обращаясь к нему.

– Товарищи родители, – сказал Ткачук. – У вас хорошие дети. Им предстоит непростое дело. Надо научиться за несколько месяцев многому. И не просто научиться, а во время соревнований не оплошать и не разволноваться. Потому что многие перегорают до старта. Вы должны в семьях создать атмосферу поддержки своих чад. Они у вас способные и талантливые. Вот, например, Алена Пряткина. Все может и умеет. Жаль, приболела только. (Алена жутко покраснела и спрятала лицо). И подруги ее боевые хороши! А Маша Петрова? Маленькая, а голос, как у нашего командира второй роты. Тот во сне как вскрикнет, так весь полк через пять минут по полной боевой выкладке построен! А Володя Еременко? Боец и настоящий друг! И родители молодцы – вместе пришли. Сразу видно, дружная семья. (Просто мама Вовкина побоялась мужа одного дома оставлять. Нажрется в выходной день с самого утра, семье покою не будет). Но самые добрые слова хочу направить маме Сигизмунда! – торжественно произнес полковник. – Вы можете гордиться своим сыном. И отцу передайте.

– Перебьется! – крикнул папа Алика.

– Не понял, – переспросил полковник.

– Я тебе, братан, потом объясню, – буркнул папа Алика. – Когда все по казармам разойдутся.

– Не буду, товарищи, больше задерживать вас, – сказал Ткачук. – Только одно объявление. Для участия в соревнованиях необходимо всему отряду сшить одинаковую форму. У школы таких средств нет, я выяснял. Поэтому придется вам скинуться.

– Если материал достать, – поднял руку папа Алены Пряткиной. – Это мы враз.

– Сколько денег? – крикнул кто-то.

– Рублей по двадцать, – сообщила Марья Кирилловна. – Если средства останутся, вернем. У кого с собой есть, сдавайте прямо сейчас. Мерку будут снимать в понедельник.

У стола, за которым сидела классная, скопилась очередь.

Только на заднем ряду остались сидеть Сигизмунд и его мама.

– Понимаешь, сынок, – оправдывалась она. – Зарплата только через три недели. А у меня всего пять рублей осталось. И алименты еще не скоро. Не знаю, что и делать.

– Пойдем отсюда, – решительно сказал Сигизмунд и потянул маму за руку.

*** 

– Ты пойми правильно, старшой, – объяснял полковнику папа Алика. – Этот Мандельблюм, блин, хитровырезанный. Вроде, и не развелся с ней, а вроде, как срок пожизненный получил. Уехал и в шланг не дует. Жалко девку. А ты чего, командир полка, запал на нее? Сочувствую. Она, кроме своего заочно-командировочного, ни на кого не смотрит. Это у нас весь двор знает.

– Да нет, – стушевался полковник. – Просто интересуюсь, кто такого хлопца воспитывает.

– По телевизору говорят, что пионерская организация, – усмехнулся Клейн.


(продолжение http://www.proza.ru/2014/12/17/868)