Сказки Старого Леса. Глава вторая

     Последняя неделя работы против ожиданий казалась нескончаемой. Софья не могла, да и не хотела сосредотачиваться на работе, которая, по большому счету, уже не имела никакого значения. Время текло вяло и бессмысленно. Если до поездки к Бариновым Софья боялась предстоящего увольнения, то сейчас она жаждала освободиться от ненавистных оков работы, утратившей свою привлекательность. Чем дольше она думала про увиденный ею Дом под Софрино, тем сильнее хотелось ей бросить все и наконец, почувствовать себя его хозяйкой пусть бы всего на три дня.
Собираться она начала с того самого момента, когда вернулась из Софрино в Москву, складывая и разбирая сумку, не будучи уверенной в необходимости всего того, что хотела с собой увезти. Такое состояние оказалось непривычным.

     Софья любила путешествовать и плохо могла себе представить жизнь без постоянных переездов с места на место. Сложить чемодан для нее было делом получаса, но в этот раз все было по-другому. Она отправлялась не в командировку, а в самостоятельное плавание, в новую жизнь полную неизведанных доселе ощущений.
Наконец наступила долгожданная пятница. Начальство расчувствовалось трогательным прощанием и обещанием не пропадать. Сознавая бессмысленность дальнейшего пребывания Софьи на работе без дела, начальник отпустил ее с обеда в безработную жизнь, и она, окрыленная свободой, понеслась по дорогам навстречу новой жизни успевая проскочить пробочные места до часа пик.

     В багажнике уже пару дней как лежала собранная сумка и этюдник. В необходимости последнего были некоторые сомнения, но много места ему не требовалось, так что лежал он там, скорее, для успокоения совести. За продуктами Софья заехала уже в Софрино. Добравшись до него за час, против четырех часов в прошлый заезд, она снова оказалась на городской свалке, как и в первый раз. Дважды, она пыталась пускаться на поиски дороги, по которой ее в прошлый раз вез Илья, но неизменно терпела поражение. Очутившись на злополучной свалке в очередной раз, Софья обнаружила там добродушно улыбающегося Илью. Кивнув вместо приветствия, мужчина запрыгнул в сверкающий небесно-голубой автомобиль и через 15 минут она уже парковалась у ворот своего нового, пока что временного, но оттого не менее сказочного жилища.

     Софья выбралась из машины, рассыпаясь в благодарностях. Илья же простодушно отмахивался. Без лишних слов и колебаний мужчина взял все ее вещи и направился по узкой тропинке к старой даче. Он делал это так, будто они с Софьей были знакомы всю жизнь и, несмотря на удивление, ей даже не пришло в голову перечить или приседать в благодарственных реверансах робко мямля слова протеста. Илья шел впереди по заросшему саду, и девушка невольно любовалась его огромным ростом и легкой поступью, в тайне по хорошему завидуя женщине, получившей в мужья такого богатыря. В том, что он был женат, Софья почему-то не сомневалась, хотя и не высматривала наличие обручального кольца.

     - И все же Илья, как Вы узнали, что я снова окажусь на той свалке именно в это время? - задала девушка, мучивший ее последние 15 минут вопрос.

     - А когда же ещё?

     - Но именно там?

     - А где же ещё?

     Илья отвечал простодушно, пожимая плечами. Если бы она не видела его уверенного лица в этот момент, то столь нелепые ответы лишь увеличили бы ее недоумение. Глянув на него еще разок, для верности, Софья и сама подумала «Действительно, где же ещё?». Как говорила Скарлетт О’Хара: «Подумаю об этом завтра».

     Вещи он оставил у входа на веранде. По хозяйски прошел на кухню: «Вода в ведрах родниковая. В умывальник воду наливать можно ковшиком. Сливается все в ведро под раковиной, следите, чтобы не перелилось. Плитка старая, но рабочая», и все в таком духе. Просил звать на помощь, ежели что понадобится, и удалился, предоставляя Софье чувствовать себя как дома.

     Девушка перенесла продукты на кухню. Все чехлы с мебели были сняты, на веранде в вазе стояли полевые цветы, а на плитке в кухне горячий чайник. Холодильника не наблюдалось. Мысленно дав себе подзатыльник за неосмотрительность, Софья разложила продукты на столе. Пакет молока и три пачки крупы: гречку, пшенку и рис, отодвинула в сторону. “Como dicen, yo no creo en bruhas, pero de que vuelan, vuelan*” (*Исп. Пословица: Как говорится: «Я не верю в существование ведьм, но если они летают, то пусть себе летают») - мысленно усмехнулась она, а вслух пробормотала:

     - А это тебе, дедушка Жихарько. Как велено.
Чайник закипел, и Софья поставила воду на пельмени, а затем с чашкой чая и пакетом с пряников, пошла на крылечко.

     Лето набирало обороты. Сад хоть и запущенный, нес в себе следы былого великолепия. Кусты жасмина источали тонкий сладкий аромат. Из гущи бурьяна благоухали розы, запахи сталкиваясь вились, словно ленты подразнивая друг друга и щекоча обоняние. Тут и там порхали многочисленные бабочки. В траве деловито жужжали пчелы и стрекотали кузнечики. Отчего-то непреодолимо потянуло броситься на прополку. То ли бурьян был слишком высок, то ли цветочный дурман столь притягателен, так или иначе цветы хотелось освободить из сорного плена. Да и раз уж приехала загород, то и веди себя соответствующе.

     Когда пельмени были съедены, Софья удалилась на садовые работы, рассудив, что хуже от этого точно никому не станет, кроме нее самой. Начав от самого крыльца, конечно же, не потрудившись найти перчатки, Софья нещадно удаляла сорняки. Метра через полтора обнаружился хиленький, старенький нежно-розовый куст пионов, затем свету явились голубые и розовые маки вперемешку с белыми колокольчиками, пастельно-лиловые ирисы, винного цвета водосбор и розовый куст, который и кустом-то назвать было сложно - две палки, да один цветок. Зато роза сама по себе оказалась необычной - размером с два кулака, нежно-голубая с желтой серединкой, и удивительным ароматом карамели и меда. Все предыдущие растения, казалось, были подобраны специально, чтобы подчеркнуть ее царственную  неповторимость. Рядом с крыльцом под водостоком стояла, наполненная до краев бочка. На краю висел прохудившийся от ржавчины ковшик. Софья полила цветы и отправилась в дом на поиски садовых инструментов.

     Молоко, гречка и пшенка, шутливо отставленные в сторону, исчезли. Нетронутым остался только рис. На месте пропавшей крупы лежали садовые грабельки. Первое объяснение, что пришло на ум: «Русский домовой китайскую еду не ест». Второе: «Дедушка! Неужели он настоящий?», а третьей: «Кто плетень поломал, тот и кашу унес». Софья взяла грабельки и отправилась обратно в сад.

     К вечеру отвоеванная у сорняка клумба являла собой образец ухоженности, а Софья снова сидела на крылечке с чашкой ароматного травяного чая, созерцая творение рук своих.

     На клумбу вышел тощий невзрачный кот и с вызовом растянулся среди чахлых растений. Необычная роза навевала мысли о необходимости выписать диковинных растений для полного соответствия. Раз место столь сказочное, то и саду быть ему под стать.

     Мечтаниям было суждено прерваться, т.к. в гости пожаловала Горета Святозаровна. Она бережно несла в руках что-то накрытое кружевной салфеточкой. Софья обрадовалась приходу соседки. Горета Святозаровна любезно согласилась выпить чаю, и они решили расположиться на веранде. Под замысловатым хлопковым кружевом оказался сокрыт кусок восхитительного яблочного пирога. Софья аж засветилась от удовольствия, откусывая кусочек.

     - Тот самый вкус!
   
     - Ты пробовала такой пирог? - Горета Святозаровна казалась удивленной до глубины души.

     Софья жмурилась от удовольствия, смакуя очередной кусочек.

     - Да, на улочках Амстердама подают точно такой. Сколько я ни пробовала воспроизвести его в домашних условиях, ничего не вышло.

     Горета Святозаровна смягчилась и поведала, что секрет заключается в сорте яблок, из которых его готовят. Этот рецепт достался ей от бабушки, которая в свое время побывала в Голландии, лет эдак, 100 назад. Софью посетило ощущение дежавю, но она прогнала эту мысль, не придав ей весу. Горета Святозаровна же продолжала в красках рассказывать, как ее бабушке пришлось заказывать из Голландии саженцы такой яблони и везти их в Россию лишь для того, чтобы готовить этот замечательный пирог к вящей радости домочадцев и на зависть подругам. Теперь же и она, Горета Святозаровна, равно как и ее мать в свое время, продолжает готовить этот замечательный пирог по тому самому рецепту, продолжая неусыпно следить за здоровьем драгоценного дерева, проделавшего в свое время столь нелегкий путь на перекладных. Оставалось лишь гадать, как только бедное деревце, говоря современным языком, не «отбросило корни» во время такого путешествия.

     - Что ты делала в Амстердаме? – любопытствовала соседка.
Софье вдруг пришла назойливая мысль, что соседка решила, будто заграницу ездить можно лишь для сбора коллекционных рецептов и поспешила опровергнуть свою теорию.

     - По работе. Я много где была. Не только в Голландии. Англия, Италия, Швейцария, Китай, Бразилия…

     - Даже так далеко?

     - Мне нравится путешествовать. И заниматься садом. А еще я безумно люблю пироги.

     - Тогда тебе точно здесь понравится! - они рассмеялись. - Давно в этом доме хозяев не было. Вы точно поладите.

     Последние слова снова пришлось отнести на причуды хозяйки. Как так может быть, вроде и человек не глупый, но с такими странностями… Несмотря на эти небольшие странности Горета Святозаровна ей нравилась.

     Позже вечером Софья через силу доедала пачку пельменей, дабы упасти ее от неминуемой порчи в отсутствие морозильной камеры. Делала она это по-прежнему на кухонном крыльце, любуясь звездами. Ночь была теплой и ясной. Где-то поблизости пел Соловей. Вдруг из темноты возникли два зеленью горящих глаза. Девушка подавилась пельменем, но вовремя спохватилась. Конечно же, то был давешний кот, что облюбовал ее новоявленную клумбу. Кот приблизился к крыльцу и сел к нему спиной. Весь вид животного говорил о том, что он всего лишь вышел посмотреть на звезды. Софья улыбнулась и поставила почти полную тарелку пельменей со сметаной на нижнюю ступеньку. Кот повел ухом, принюхался, но продолжал сидеть, как ни в чем не бывало.

     - Да ладно тебе, иди, ешь. Сегодня я угощаю.

     Софья радовалась вдвойне. И пельмени не пропадут и отощавшая животинка поест.

     Кот встрепенулся и, отбросив приличия, набросился на пельмени с аппетитом дикого зверя. Софья только диву давалась, с какой скоростью исчезала еда. Он утробно урчал и громко чавкал, а усы его мелко подрагивали в такт жевательным движениям.

     После они сидели рядышком и вместе смотрели в ночное небо. Софья задумчиво чесала кота за ухом, тот благодарно тарахтел и щурился на яркую восходящую луну. Цветочные ароматы нежно парили в воздухе, лаская обоняние. Заливистый ночной певец исполнял душевную арию о птичьей любви, и слушателям его думалось о том, как же все-таки хорошо живется на этом свете.