Галето Л. Г. Штрихи к портрету царя Алексея Михайл

Представляем  Вам отрывок из книги Л.Г.Галето Измайлово. Откровения истории. М., 2013 г. Приобрести богато иллюстрированную книгу формата А3 можно связавшись с автором по тел. 8(495) 965-28-10.

Алексей Михайлович Романов (1629–1676) взошел на престол после смерти отца в возрасте 16 лет, в 1645 году 28 сентября он венчался на царство в Успенском соборе Кремля.

Шестнадцатилетний новый царь стоял под образами в парадном об
лачении цесаревича – «скромничал, стоял без устали, который час
уже – принимал присягу». Мать Евдокия Лукьяновна сидела на месте отца, белая, холодная, неживая, а сын жил. Всю ночь стоял, всю  ночь шли под его руку бояре, окольничьи, думные люди. Первым поклонился царю-мальчику Никита Иванович Романов (владелец Из-
майлова), двоюродный дядя Алексея Михайловича.

Алексей Михайлович был прозван «тишайшим» (понятие «тишайший» в сознании православного человека того времени ото-
ждествлялось с понятием благочестия), современники считали его
светлой личностью. На самом деле Алексей Михайлович был отнюдь не тихоней, а человеком с богатейшей фантазией, оставивший большой след в русской истории и культуре. У царя была одна забота достоинство не уронить.

Его личные качества, безусловно, были незаурядными. В свои двадцать лет Алексей Михайлович научился уступать силе и обстоятельствам, как никто среди всего московского общества, светского и духовного. Был терпелив со знатью, всегда знал, чем он может поступиться. Он был одним из самых образованных людей, талантливый государственный деятель. Эта историческая фигура весьма противоречива. С одной стороны, благочестие и следование издавна заведенным на Руси обычаям, а с другой – небывалый размах строительства, ломка старины, создание невиданного дотоле хозяйства, театра, приглашение иностранцев, что послужило причиной бунта в народе.

Его значение, как государя, для России невозможно преувеличить. Он отвоевал у поляков Смоленск, принял 8 января 1654 г. «Малороссию (Украину) под свою руку», усмирил бунт Степана Разина, а также бунты в Москве (соляной, медный – восстания, вызванные государственной денежной реформой) и в других городах, принимал личное участие в дипломатических приемах, в деятельности государственных учреждений и принятии важнейших государственных решений.

Первым из русских правителей царь Алексей Михайлович начал лично подписывать государственные акты и ставить собственную
печать.

При Алексее Михайловиче окончательно утверждается тип герба
– золотой двуглавый орел на красном поле с тремя коронами, скипе-
тром и державой.
 Первое упоминание о Российском флаге появилось
в 1668 году во времена царствования Алексея Михайловича, когда
стремительно начала развиваться торговля с зарубежными странами. Царь Алексей Михайлович отдал приказ: «…строить корабли для охраны торговых караванов». В небольшом селе Дединово Коломенского уезда, что на берегу Оки, спешно собрали мастеровых людей из близлежащих деревень, пригласили голландских мастеров и вскоре был построен в 1669 г. первый русский «воинский корабль» с гордым названием «Орел». Капитаном его назначили Бутлера, который, как отмечалось во многих исторических документах, отличался нравом педантичным и суровым. Он первым обратился к государю с вопросом: «Под каким же флагом выйдет корабль?» Царь, основательно изучив цвета флагов разных стран, остановился на бело-сине-красном, и над Волжско-Каспийской флотилией стал развеваться этот флаг.

В документах тех лет указано, что на флаги к корабельному строе
нию были выданы ткани красного, белого и синего цветов. (Красный
цвет означал «державность», синий, вернее лазоревый – цвет Бого-
матери, под покровительством которой находилась Россия, и белый – цвет свободы и независимости). По этому флагу и стали узнавать Российское государство. Герб и флаг во времена царствования Алексея Михайловича послужили моделью для государственных герба и флага Российской Федерации.

Во время его царствования совершались важные для России исто-
рические дела: освоение русскими Восточной Сибири (путешествия
А. Булыгина, В. Пояркова, С. Дежнева, О. Степанова, Е. Хабарова);
основание городов: Нерчинск (1658), Иркутск (1659), Семчинск
(1666).

Освоению Сибири предшествовал чайный путь из Китая и Мон-
голии в Россию. Именно Алексей Михайлович оценил китайский
чай. И послужил этому случай: «Царь как-то занедужил – «вздулся
у него живот». Придворный английский лекарь Семюэль Коллинз
(проживший девять лет в Москве) дал хворому выпить настой чая,
и «чело государя просветлело». Чудо исцеления состоялось, напитку поверили»

В 1679 году Россия заключила с Китаем торговый договор на поставку чая – через Маньчжурские сопки и монгольские пустыни, по таежным сибирским тропам, где на верблюдах, где на лошадях и бы ках, на санях и телегах, потянулись на запад караваны и обозы с драгоценным грузом (караван шел год).

Алексей Михайлович издал свод законов – «Соборное уложение»,
принятое Земским собором в 1649 году (967 статей, разбитых на
25 глав), внес изменения в церковные книги.

Образ жизни Алексея Михайловича

Царя отличали энергия, бурная деятельность, и в то же время, при
живом интересе ко всему полезному для государства, он вел образ
жизни весьма скромный, если не аскетичный. Воспитателем Алексея Михайловича был поэт, философ, выдающийся общественный и церковный деятель Симеон Полоцкий (1629–1680), готовивший царя и его детей к роли просвещенных самодержцев, готовых посвятить жизнь благу своих подданных.

Наставником царя с детства был Борис Иванович Морозов, в знатности рода уступавший многим и боярам, и князьям. Дабы наверстать упущенное предками, придумал себе новый высочайший чин «ближнего боярина». Батюшка Михаил Федорович Романов завещал Борису Ивановичу Морозову (1590–1662) быть Алексею за отца. С малых лет учил Алексея доброму и разумному.

Под его руководством Алексей быстро выучился читать по буква-
рю; в семь лет превзошел письмо; в девять начал учиться церковно-
му пению. К двенадцати годам у царевича уже составилась неболь-
шая личная библиотека. Много книг ему подарил дед, митрополит
Филарет. Это были религиозные сочинения, а среди светских при-
сутствовали переводные грамматика, арифметика, лечебники, гео-
графические карты в переплете. Через Посольский приказ для царя
выписывались европейские журналы и газеты, делались переводы к
ним. Царской библиотекой ведал приказ Тайных дел, то есть личная
канцелярия царя. Каждая книга тогда была произведением искусства, стоила баснословно дорого, а потому строго учитывалась.
 Алексей Михайлович много диктовал и писал. Не лишенный литературного дара, он вел оживленную переписку с боярами-друзьями, сестрами и женой, при письме и чтении пользовался очками в золотой оправе.

Непременной принадлежностью кабинета были часы, возможно, не-
сколько. Пристрастие к часам перешло к Алексею Михайловичу от
отца, царя Михаила Федоровича, который держал целую коллекцию
этих приборов в своем кабинете и оттого жаловался на тесноту.

Среди предметов его «детской потехи» встречались музыкальные
инструменты и детские латы. И все это – «немецкой работы». Прививая Алексею основы западной культуры, Борис Морозов первый отрядил мальчика в «немецкое» платье. Известно, что образцом монарха для Алексея Михайловича был Иван Грозный. Его отец, царь Михаил Федорович, держался за тонкую ниточку родства и сыну завещал помнить при случае о великом родиче Иване IV.

Дела новые, а форма старая: бояре являясь к царю с докладом,
кланялись в землю не менее 30 раз. Поговорив с боярами, царь шел в
церковь к поздней обедне. Молился усердно. Вечерняя молитва была
для него как «утреннее умывание». «Не умоешься – на ходу спать
будешь целый день, не помолишься на ночь – промаешься без сна до
полночи».

По окончании службы царь прикладывался к иконам. Долго стоял перед «Троицей» святого отца живописного мастера Андрея Рублева. За великую радость и красоту икон своих удостоился Рублев святости, было это дорого Алексею Михайловичу, ибо видел, за что человек свят.

«Господи! – молился Алексей. – Ниспошли на дни царства моего тишину. Избавь от войн, мора, глада и злобы. О господи, верую и
вверяюсь силам твоим, святые отцы, Сергий и Андрей, заступитесь за меня, грешного, перед светлым престолом». В пост царь стоял в церкви по 5–6 часов сряду, клал иногда до тысячи земных поклонов, а в большие праздники до полутора тысяч – встать на колени и коснуться лбом пола!»

Обедал обычно один. Во время постов пища царя была на удивле-
ние скромна: ржаной хлеб да овсяная брага, капуста да репа.
*
 Ничего мясного не ел, а если поста не было, то не ел мясного по понедельникам, средам и пятницам. Постился царь 8 месяцев в году. Во время Великого поста обедал лишь 3 раза в неделю, а остальные дни – «съедал кусок черного хлеба с солью, соленых груздей и выпивал пива с коричным маслом, тем и доволен был».

Постный завтрак царевен:
пареная репа, гречневая каша с грибами да солеными огурцами. По-
сле обеда царь на три часа ложился спать. Безусловно, царь не питался одной только постной пищей. Во времена царствования Алексея Михайловича хорошо известны угощения при дипломатических визитах в Россию, застолья в дни рождения, именин и другие семейные и православные праздники (например, «масленица», «пасха»).

Алексей Михайлович и церковь

Алексей прикипал к людям сердцем сразу и надолго. Такими были: протопоп кремлевского Благовещенского собора Стефан Вонифатьевич (вскоре стал духовником царя), игумен Никон (в миру
Никита), Федя Ртищев (сын стряпчего с ключом Михаила Алексее-
вича Ртищева, в 1629 г. занесен в списки московских дворян), кото-
рые покорили Алексея.

Любезное сердцу Алексея было пение слепцов – «Какая сладость
неизреченная!» – восклицал государь. – «Ах, завести бы во всех церк
вах русских такое дивное пение!» – «Заведем, великий государь!» –
обещал протопоп Стефан Вонифатьевич.

При Алексее Михайловиче патриархом вначале был Иосиф, а затем любимец Никон. Царь стал называть Никона «великим государем», каковым титулом пользовался Филарет (Федор Никитич), как отец и соправитель царя Михаила Федоровича. Никон прошел все ступени пасторской деятельности: игумен, архимандрит, митропо
лит, патриарх в 1652 году.

По замыслу царя Алексея Михайловича и основателя Патриарха Никона Ново-Иерусалимский монастырь с Воскресенским собором на р. Истре (Иордан) представлял бы точную копию Иерусалимского храма. Основанный в 1656 году, он должен был стать «Российской
Палестиной», разместившейся на территории более 10 км, воспроизвести места, связанные с событиями земной жизни Иисуса Христа.

В 1666 году, в связи с опалой, постигшей Патриарха Никона, строи-
тельные работы в монастыре были прекращены.*

Разрыв царя с патриархом Никоном

Царь Алексей Михайлович, высоко ценивший Никона, выслушивал и тех, и других и… «не знал, к какому крылу примкнуть». Правда, он и сам замечал чрезмерную самонадеянность своего патриарха, а ему еще нашептывали, что «Никон возомнил себя выше царя: мечтает о Константинополе, жаждет отслужить службу в соборе Святой
Софии, хочет, чтобы его слушался вселенский патриарх. Зарвался!
Зачем он мутит русских людей палестинскими призраками? Он забыл истинную веру, забыл своего царя…».

В дальнейшем между царем и патриархом возникло охлаждение, поскольку Никон провозгласил девиз «священство выше царства»,
приступил к исправлению богослужебных книг. Другие случаи послужили окончательному разрыву.

Наговоры, клевета, споры в конце концов сыграли свою роль. Никон защищался, обвинял всех в измене вере и в итоге оказался в бессильном одиночестве. 12 февраля 1666 года на заседании Цер-
ковного собора в Чудовом монастыре его лишили патриаршего до-
стоинства, епископского сана и сослали в Белозерский Ферапонтов
монастырь простым монахом.
Только в 1681 году Никону, уже тяжелобольному, разрешили вернуться по приглашению царя Федора Алексеевича в Воскресенский монастырь в Новом Иерусалиме, но в пути (в Ярославле) он скончался. Был похоронен как основатель Ново-Иерусалимского монастыря под Голгофой в придел Усекновения главы Иоанна Крестителя. Сохранилось белокаменное надгробие и белокаменная плита со стихотворной эпитафией.

Детище Никона, Новый Иерусалим, постепенно отстраивался (Воскресенский собор и подземная церковь были достроены с 1679
по 1690 годы) и, несмотря на все потери, дожил до XXI века и стал,
как и мечтал его создатель, одной из ценнейших святынь Русской
православной церкви и всей России.

Семья Алексея Михайловича

Алексей Михайлович был женат дважды. Он имел очень приятную наружность. Лицо его было полным и гладким. Белокурые волосы и густая светлая борода оттеняли яркость румянца на лице. Голубые глаза (лесные колокольчики), в которых светилась редкая доброта, хорошая улыбка, губы алые, мягкие. Полная фигура его была чинной и осанистой. Однако, характер царя был довольно противоречивым.

У Алексея Михайловича была большая семья. Многие из царских детей жили в Измайлово. Отношения между детьми в семье были очень хорошие. Первая жена его была Мария Ильинична Милославская. Сватом был Борис Иванович Морозов. Ее отец, Илья Данилович Милославский, выходец из Польши, стольник. «Ездил к турецкому султану в Царьград (Константинополь) об Азове говорить, мир добывать. Ладно все устроил». Служил государю службу – в Голландию ездил, чтобы отвезти грамоту с известием о воцарении великого государя Алексея Михайловича.

Вторая дочь И. Д. Милославского, красавица-смуглянка Анна Ильинична была выдана замуж за боярина Морозова Бориса Ивановича.

Мария Ильинична – высокая, пышная, с глазами строгими, серыми, удивительно оттененными колючими ресницами, была необыкновенно красива. Алексей Михайлович томился, дожидаясь дня свадьбы. Страхи одолевали. Каждую ночь, надрывая сердце, снилась ему бедная его первая невеста Евфимия Федоровна Всеволожская.

16 января 1646 года в Успенском соборе Кремля состоялось венчание Алексея Михайловича Романова с Марией Ильиничной Милославской (1625–1669). Ее отец был пожалован в бояре, получил
чин окольничего. А 5 марта 1646 года состоялось новоселье в Москве: вся семья Милославских прибыла сюда из Архангельска.

От первой жены родились восемь дочерей и пять сыновей, трое из
мальчиков умерли, а оставшиеся – Федор (1661 г.) и Иоанн V (1666 г.) – цари, страдали различными тяжелыми недугами, к тому же Иоанн был слаб умом, а среди девочек в историю вошла только Софья (1657 г.).

Незадолго до своей кончины Алексей Михайлович был опечален смертью первого сына Алексея, который считался кандидатом на польский престол. Уже с 13-ти лет он говорил на польском и латинском языках. Гробница царевича находится в Архангельском соборе Кремля, рядом с гробницею царя Алексея Михайловича.

Царица Мария Ильинична, с которой царь Алексей Михайлович прожил двадцать один год, умерла в 1669 г. родами, готовясь принести четырнадцатого ребенка. Царь печалился.
Наталья Нарышкина – вторая жена
Алексея Михайловича

Два года спустя после смерти первой жены, Алексей Михайлович женился вторично, избрав в спутницы жизни 19-летнюю красавицу Наталью Кирилловну Нарышкину, дальнюю родственницу и воспитанницу своего приближенного боярина Артомона Матвеева, в доме которого он ее и встретил. Скромная девушка ему понравилась. Видно было, что он оказался ей небезразличен. И хотя предложение было неожиданным и притом царю было за сорок, а Наталье всего девятнадцать, Матвеев был обрадован за свою воспитанницу. Согласилась и она сама.

По русскому обычаю царь должен был выбрать себе невесту среди лучших претенденток, поэтому собрали самых красивых барских дочерей, среди них Наталья Нарышкина затерялась. Хоть и была она красивой, но отец ее был всего лишь уездным сыном боярским и не могла она равняться с соперницами ни по богатству, ни по знатности. И все-таки царь настоял на своем. Стала Наталья Кирилловна Нарышкина царицей (1651–1694). Она получила европейское образование в доме Артамона Матвеева наравне с его сыном. Своими выходками она приводила в ужас питомиц Терема и Домостроя – дочерей от Милославской с Софьей во главе.

Иностранцы, следившие за тем, что происходит при русском дворе, докладывали в своих депешах: «…новая царица имеет веселый характер и европейские привычки и всячески склоняет русского государя к новомодным затеям».

Это было действительно так. Наталья Кирилловна была воспитана совсем иначе, чем боярышни-затворницы в старые времена. Она не сиживала за шитьем взаперти, а вместе с женою своего воспитателя Артамона Сергеевича Матвеева разъезжала по Москве в открытой карете, любила музыку и танцы, которые не были редкостью в доме боярина Матвеева.

Боярин Артамон Матвеев – приближенный царя
Алексея Михайловича

Артамон Матвеев (1625–1682) был самым приближенным бояриом к царю, хотя по происхождению своему не был знатен и добился всего собственным трудом и дарованиями.

 Артамон Матвеев был женат на шотландской подданной из Немецкой слободы, водил дружбу с иноземцами и часто устраивал для них приемы, во время которых расспрашивал гостей о политических событиях за границей, о развитии там науки и техники. Под руководством монахов Матвеев самостоятельно выучил латынь, дома в самодельной лаборатории ставил химические опыты и держал весь дом «на европейскую ногу»: в ком-
натах висели картины и зеркала, мебель была сделана по европейской моде.
Кроме того, Артамон Матвеев перенял у себя в московском доме ставить «комедии», которые разыгрывали давно (но это делалось на небольших праздниках и вечеринках иноземцев для веселого провождения времени) в «театре» Немецкой слободы. Видывал эти представления у Матвеева и сам царь, частенько заезжавший к другу.

Театр, музыка, танцы при Алексее Михайловиче

Теперь и молодая царица Наталья просила царя разрешить при
дворе какие-нибудь забавы и потехи, вроде музыки и театра. Было выстроено в Преображенском большое театральное здание – бревенчатое и одноэтажное, но с высоким потолком, простор ным рундуком со ступенями и спуском к самой реке. Внутри хоромину обили по стенам красным сукном, пол устлали войлоком и зеленым сукном, а потолок затянули лазоревой крашениной. У одной стены установили сцену в виде помоста, напротив нее поставили сидение для царя, позади и по стенам – лавки для бояр. Многим зрителям пришлось стоять, окружая сцену. У противоположной от сцены стены сделали досчатую перегородку со «смотрельным окошком»
в центре. Оттуда, невидимые никому, могли наблюдать спектакль
царица, сестры и дети царя. Зал освещался множеством прикрепленных к стенам свечей.

Ожидая начала, царь сидел в некоторой задумчивости. Сегодня
утром он был у своего духовника, чтобы еще раз спросить разрешения на театральное действо и покаяться в этом грехе. В молодости Алексея Михайловича недаром называли «молодым монахом». Он был очень богобоязнен и сразу же по вступлении на царство под влиянием патриарха Никона издал указ о запрещении скоморошества, гульбищ и плясок с «бесовскими» инструментами – гуслями и гудками. Тогда по велению патриарха «бесовские» инструменты даже собирали по домам и сжигали на берегу Москвы-реки. Но по прошествии нескольких лет царь стал интересоваться, как проходят увеселения в Европе, и дал наказ своим дипломатам писать об этом в отчетах.

В 1659 г. молодой посланник из Флоренции отписал царю о том, как
при дворе тосканского герцога был показан спектакль, где «многие
молодцы и девицы выходят из занавеса в золоте и танцуют, и многие диковинки делают». Тогда Алексей Михайлович дал одному из своих дипломатов наказ «привести трубы и литавры, также и людей, чтоб играли в трубы, и мастеров комедию делать». Но завести такие увеселения в Москве тогда все-таки не решился. Теперь, разделяя намерения царя и друга, Артамон Матвеев послал за границу доверенного человека с наказом привезти в Москву театральную труппу.
Однако, царь, загоревшись идеей, не хотел ждать и обратился к пастору Грегори из Немецкой слободы. Тот никогда не был сочинителем и режиссером, но быстро сочинил пьесу на предложенный царем библейский сюжет.

«Камедия» – так определялось тогда любое театральное представление – называлась просто : «Артаксерксово действо». Оно как раз и начиналось на сцене. Из-за обтянутых полотном рам-декораций – вышел Мамурза, посланник Артаксеркса. Он произнес приветствие в адрес Алексея Михайловича, восхваляя его как государя. Затем открылся занавес и зрители увидели на сцене сидящего на троне Артаксеркса в настоящей собольей мантии.

Сюжет притчи, выбранный Алексеем Михайловичем, по-видимому
намеренно, довольно откровенно перекликался с недавними событи-
ями при дворе. Царь Артаксеркс, недовольный непослушанием своей
жены, капризной красавицы Астин, разводится с нею и собирается
жениться вновь. Он страдает от одиночества и жалуется: «Аз ныне в едине на вдовьем одре лежу, через всю долгую нощь, не обретаю же покоя, услаждения ниже любви». Но вот наступает момент, когда царь Артаксеркс должен выбрать себе невесту из собранных со всего царства кандидаток. И так же, как Алексей Михайлович выбрал себе в жены неродовитую и небогатую Наталью Нарышкину, Артаксеркс останавливал свой выбор на верной и преданной Эсфири.

Зрители были очень взволнованы происходившим на сцене, видно, тоже сопоставляя это с событиями московского двора. Пьеса состояла из семи действий. Чтобы смотрящим не стало скучно, в перерывах между действиями на авансцену выходили шут Монс и его жена – шутиха Геленка. Одетые в забавную одежду и делая комичские ужимки, они ссорились, дрались, мирились, объяснялись в любви, обыгрывая действие основной пьесы в фарсовом ключе.

Эта первая театральная постановка продолжалась десять часов
подряд. Царь, бояре, царица смотрели ее с захватывающим интере-
сом. Все были очень довольны состоявшейся премьерой.
Пастор Грегори набрал в труппу тех, кого отыскал наскоро, в основном учеников своей школы. Женские роли играли мужчины.

В первом спектакле участвовало около 50 человек. История сохранила для нас имена помощника режиссера – недавнего студента-медикуса из Германии Рингубера, автора театральных декораций, «мастера перспективного письма» и живописца Петра Энглиса, того самого, что создал сад «Вавилон» в Измайлове, портного Крестьяна Мейсона, заведовавшего шитьем костюмов, органиста Симона Гутовского «с учениками».

Декорации рисовали в Москве, в селах Софроново и Измайлово живописец Андрей Абакумов «с товарыщи».

Царь щедро одарил и постановщиков, и актеров собольими мехами и – совсем уж редкий случай – допустил «к руке».

В скором времени были поставлены еще четыре пьесы. Особенно всем понравился балет «Орфей». К тому времени пастор Грегори уже занимался с шестьюдесятью молодыми русскими из Мещанской
слободы. Некоторых пришлось сначала привлекать в труппу насильно и возить на занятия и репетиции под стражей. Однако, дело шло успешно. Для балета были сшиты специальные костюмы. Исполнители женских ролей были в красных юбках и красных чулках или в зеленых юбках и зеленых чулках. Их партнеры танцевали в белых лосиных туфлях и черных перчатках с крагами.

Всего пастором Грегори было поставлено за два года девять спек-
таклей. Среди них – «Юдифь», которую ранее ставили при польском дворе, «Тамерлан и Баязет», которая была очень актуальна, так как Русь вела тогда войну с Турцией за Азов, а также «прохладная», то есть «жалостливая», «Комедия об Адаме и Еве», «Комедия об Иосифе».

Пьеса «Алексей – человек божий» была построена в виде диалога об идеальном государе. Две комедии «О теле, злате и о трех отрецах» и «О Блудном сыне» – написал живший при дворе поэт и
философ Симеон Полоцкий.

Царь Алексей Михайлович был очень доволен начинанием. Вместе с театром в придворный быт стали входить музыка и танцы.

Но беспокойная фантазия царя летела дальше. Он написал своему посланнику Гебдону письмо, где поручал: «прислать из-за границы мастеров таких, чтобы умели то делать так, чтобы всякие птицы пели и ходили, и кланялись, и говорили, как в камеди делаеца».

Вероятно, на спектаклях приходила ему мысль: «А как бы такое действо разыграли не люди, а любимые им птицы?» Задание царя было фантастическим и невыполнимым. Но заняться им даже не пришлось. В 1675 году умер пастор Грегори, театральная школа была переведена в другое здание, под начало другого руководителя.

У венценосных супругов, проживших семь лет в любви и согласии, родилось трое детей погодков: Петр I (1672 г.), Наталья (1673 г.)
и Федора (1674 г.), скончавшаяся в четырехлетнем возрасте.

В 1676 году неожиданно умер царь Алексей Михайлович, жестоко простудившись во время молебна на Москве-реке. После кончины Алексея Михайловича Наталья Кирилловна замуж не выходила.

На какое-то время «Камедийная хоромина» замолкла. В дальнейшем театральные спектакли попыталась возродить дочь царя Иоанна V Екатерина Иоанновна и сестра Петра I Наталья Алексеевна.

Времяпрепровождение в Измайлово

Измайловская усадьба стала отражением своего времени – эпохи
увлечения западными новшествами и придворной утонченности.
На стенах царских хором красовались картины «живописного письма», изображавшие притчи из жизни царей Артоксеркса и Константина. Для воспитания детей приглашаются ученые-богословы, писатели, поэты. Среди них выделялся Симеон Полоцкий, одаренный поэт, богослов, знающий многие языки, который обучал детей Алексея Михайловича письму, музыке, пению, истории, географии, правильно и красиво говорить, политическим наукам. Этим самым он помогал формировать личность образованного гражданина.

Основным развлечением служило чтение. Здесь перед царем читал свои вирши знаменитый поэт Симеон Полоцкий. Специальные чтецы читали им вслух церковные и исторические книги, выдержки из иностранных газет. Не исключено, что царская семья слушала и житие св. Иоасафа – царевича индийского (по преданию, сын Аверина; ученик преподобного Варлаама, после смерти которого жил в его пещере). В честь св. Иоасафа за пределами государева двора была возведена домашняя церковь. Были и рассказы бывалых людей – о жизни в далеких странах, о чудных растениях и удивительных животных. Кто побывал в Европе – рассказывал о королях и королевах, о средневековых городах, о католических обрядах. Другие описывали виденое на Востоке, рассказывали о сул-
танах, шахах и ханах, о причудах мусульманской веры, о различных
жестокостях Востока. И самому государю Алексею Михайловичу полюбились притчи да сказки про богатырей, рыцарей, про Эллина
Александра. Занимали его байки бывалых людей, которых специально держали при дворе, чтобы развлекать царя рассказами.

Алексей Михайлович любил проводить конец дня в кругу семьи или с ближайшими друзьями – Афанасием Матюшкиным, Артомоном Матвеевым. Играли в шахматы, текла непринужденная беседа. Учил играть он в шахматы и своих детей.

Царская охота

Из династии Романовых Алексей Михайлович был самым страстным охотником. Это был самый замечательный, единственный в своем роде царь-охотник… Он жил охотою и отдавался ей весь, безраздельно, как поэт – своему вдохновению.

«Любил охотиться не только для потехи,
А, чтобы не было в охоте той прорехи,
Он уникальный труд здесь написал,
«Урядником Сокольничьи пути» его назвал».
Юрий Дудник

С древнейших времен охота была для знатного человека и спортом, и воинским упражнением и, наконец, приносила добычу для пиршества. Позднее добыча – зверь или птица – утратили матери-
альное значение (дичь к столу поставляли и готовили заранее), осталась охота в чистом виде: «по-русски «охота» – это прежде всего увлечение, страсть». А для князей и царей охота стала, воистину, «пуще неволи».

Смолоду Алексей Михайлович был силен и ловок, говорили, «что
хаживал и на медведя с ножом и рогатиной». Алексей Михайлович,
выросший в Покровском, хорошо знал всю окрестность. Как-то он
охотился у Лосиного острова и на одной из полян устроил привал.
Вскоре на этом месте вырос летний дворец, названный Преображен ским. О чудесном событии в жизни Тишайшего сохранилось и старинное предание, через двести лет его пересказал в былинном духе известный поэт Л. А. Мей. «Отправился царь Алексей Михайлович в Звенигород, в Саввино-Сторожевский монастырь в 6,5 км от Звенигорода, который стал «излюбленным богомольем» царя. По указу царя Алексея Михайловича лучшие мастера во главе с зодчим И. Шарутиным возвели на высоком холме вокруг собора зримый образ «духовного небесного града» – «камен град» с царским дворцом, Царицыными палатами (для жены Марии Ильиничны Милославской), Братскими корпусами, службами, Трапезной с многоярусной шатровой звонницей и отлитым здесь же огромным 35-тонным колоколом в ее центральном проеме».

Русские цари и в паломнических поездках часто делали себе «роздых» – охотились. Вот и на этот раз к приезду царя подготовились.

«…Разведали и обложили берлогу с матерым медведем. Но в царе-охотнике, как говорится, взыграло ретивое».

«Доложили царю – усмехается,
А с самим собой думушку думает:
Аль пойти в одиночку померяться,
В молодецкой удаче провериться?
И пошел… За плечами рогатина,
А у пояса нож златокованый…»
«Царственный охотник нашел берлогу, вспугнул зверя и насадил его на рогатину. Но рогатина не выдержала, разъяренный медведь
подмял охотника. Алексей Михайлович дотянулся до ножа – а там пустые ножны, видимо выронил в лесу. Осталось последнее оружие
– молитва. И вдруг медведь обмяк и повалился на бок. Царь увидел над собой старца в монашеской одежде с топором в руке. Старец тут же исчез, словно не было. Охотник поспешил в монастырь и стал на колени перед иконой основателя обители Саввы Сторожевского».

«Да как глянул на лик преподобного –
Так и пал на чело свое царское:
Понял – кто был его избавителем».

Так ли, нет ли, только с тех пор Алексей Михайлович уже не охотился на зверя,  а тешился только соколиной охотой. Помогли ему в этом братья сокольники Борис и Иван Коноплевы. Кстати, примерно с этого времени охота и стала называться охотой. До этого княжеская забава называлась «ловы деяти».

Царь издал указ о запрете охоты на животных всем, кроме него са-
мого. В соколиной охоте ценились не добытые трофеи, но красота
и выучка ловчих птиц, мастерство сокольников, а зрелище высокого полета словно поднимало ввысь самого охотника. Своеобразным
памятником этому царскому увлечению стал старинный московский район Сокольники.

Князья московские, а вслед за ними и русские цари, давно облюбовали восточные окраины столицы. В середине XVII века Романовым принадлежали села Покровское, Семеновское, Черкизово, Измайлово. В Покровском и Измайлове были возведены летние дворцы, их тогда называли «потешными». Но не для потехи в современном понимании слова, а для утешения души и тела.

Соколиная охота была известна уже в Древней Индии, через Персию этот обычай попал в Европу и Среднюю Азию. У древних германцев охотничий сокол ценился столь высоко, что за похищение птицы вор мог поплатиться собственным задом, в прямом смысле слова: «украденный сокол выклевывал из ягодицы похитителя 6 унций мяса – около 170 граммов!»

На Руси охота с ловчими птицами тоже известна с древности. С юга ее заимствовали, вероятно, у хазар, а с севера этот обычай принесли варяги. Уже князь Олег завел в Киеве соколиный двор «Соколье». Сцены соколиной охоты изображены на фреске Киево-
Печерской лавры и на летописных миниатюрах. В первом законода-
тельстве, «Русской правде», кража сокола признавалась серьезным
преступлением.

Некоторые исследователи считают, что «родовое имя Рюрик означает сокол. Именно сокол был изображен на монетах и печати
Рюрика и нескольких поколений Рюриковичей. Причем его часто
изображали атакующим, то есть головой вниз. Это изображение со
временем схематизировалось, стало напоминать трилистник и превратилось в конце концов в трезубец».

Сокол – красивая и умная птица, сильный и гордый воин – красо-
вался на гербах и печатях европейских владык, и только позднее его
сменил имперский орел.

На Руси не только знатные, но и простые люди любили сокола, он
стал героем сказок, например «Финист – ясный сокол». Красны де-
вицы называли любимого «ясным соколом». Образ сокола, наконец,
запечатлелся и в иконографии.

Легенда гласит, «что однажды царский сокольничий Трифон Патрикеев во время охоты упустил любимого царского сокола. Царь разгневался и пригрозил: «Если за три дня не найдешь сокола – прощайся с жизнью!». Сокольничий вскочил на коня, объездил все леса и поля подмосковные – не сыскал сокола. Уже третий день был на исходе, устал сокольничий и задремал. И привиделся ему святой мученик Трифон, который почитался на Руси как покровитель зверей, птиц и охотников. «Найдешь ты своего сокола на сосне в Мытной роще», – сказал святой и исчез. Сокольничий проснулся и поспешил в указанное место. На сосне – любимец, он послушно слетел на руку сокольничего». В благодарность Трифон Патрикеев построил церковь в честь своего небесного заступника, и церковь эта до сих пор стоит на Трифоновской улице. А самого святого иконописцы часто изображают с соколом на руке.

Из всего семейства соколиных особенно ценятся крупные виды – кречет, сапсан и балабан; знатоки называют их меж собою «настоя
щими соколами».* Среди мелких соколов чаще всего употреблялись в
охоте дербник, кобчик и чеглок. В дикой природе сокол охотится так: взмывает высоко в небо – это называется «ставка» и высматривает добычу, низко летящую птицу или мелкого зверька. Сложив крылья, сокол бросается вниз, почти падает, развивая при этом скорость до трехсот километров в час. С сокрушительной силой он бьет добычу, прижимает к земле и тотчас приступает к трапезе. Так же действует и прирученный, охотничий сокол.

Царя Алексея Михайловича всегда забавляла «дермлигова переласка», то есть как вьется, суетится вокруг жертвы дермлиг (старинное наименование сокола-дербника).
При Алексее Михайловиче воевода Иван Федорович Пушкин (предок Александра
Сергеевича Пушкина) прославился доставкой в Москву из Сибири наилучших кречетов
и челигов для царского спорта – соколиной охоты, а также «мягкой рухляди» – мехов
лисьих, куньих и беличьих. Царь Алексей Михайлович, страстный любитель соколиной
потехи, завел в Семеновском кречатню (место, где содержались кречеты – самая ценная из всех ловчих птиц, вид сокола). В 1650 году в своем письме из Калязина монастыря к стольнику Афанасию Матюшкину он писал, чтобы в Коломенском строили такую же кречатню, как и в Семеновском.
Кстати, «первые военные летчики на своих несовершенных аэро-
планах в точности воспроизводили соколиные методы атаки: пилот круто пикировал сверху на противника. Атакуемый пилот, в свою очередь, по-птичьи уходил вниз, прижимался к земле и спасал-
ся на бреющем полете. Эти приемы воздушного боя практикуются
поныне».
Для человека в древности, когда он еще не поднялся в небо на
летательных аппаратах, соколиная охота – это был настоящий «воздушный бой».

Приручить сокола – настоящая наука. Особенно не молодого,
«с гнезда», а уже взрослого – «дикомыта». Зато уж именно обученный «дикомыт» показывал настоящий класс. Сначала соколов приучали брать корм с руки, затем садиться на руку сокольника. Учили нападать на чучело, на мертвую птицу. Особенно волновался сокольниктренер, впервые отправляя подопечного в «ставку»: «вернется ли сокол после тренировочного полета обратно на рукавицу сокольника?

Только после возвращения считался готовым к настоящей охоте».
На место охоты соколов везли в специальных клобучках, закрывающих глаза, чтобы не встревожить их раньше времени. На поле клобучок снимали, сокольник пересаживал птицу на руку главному охотнику – царю, и тот подбрасывал сокола вверх. Священнодействие начиналось.

Вот еще один соколиный секрет: «почти все охотничьи соколы – самки. Да-да, их называли соколами в мужском роде, им давали мужские имена – Мадин, Ширяй, Гамаюн, Беляй, Лихач, Смышляй, Салтан, Булан, – но это все были девы-воительницы, валькирии с
мужскими характерами. (Я встретил только одно исключение: сокол Любава.) Дело в том, что у хищных птиц самки всегда крупнее и сильнее самцов. Соколы-самцы тоже участвовали в соколиной охоте, обычно это были кречеты. Самца называли «челиг», прибавляли это определение к названию вида: «челиг кречет», например.

Возглавлял орден сам государь-батюшка, магистр всеведущий. Немногим уступал ему царский ловчий – руководитель всей госуда-
ревой охоты, включая и соколиную, боярин Афанасий Матюшкин. Ниже стоял сокольничий, глава всей соколиной корпорации, назначаемый лично государем. Должность сокольничего, кроме всего прочего, была и придворным чином; в свите сокольничий стоял выше стольника. Ему помогал подсокольничий, который, в частности, вел учет и всю канцелярию. Им подчинялись начальные сокольники, ведавшие соколиными дворами и отдельными направлениями работы: ловлей диких соколов, содержанием птиц, обучением и непосредственно охотой в поле. И, наконец, рядовые сокольники, которые и выполняли все эти многотрудные работы.

Опытные сокольники имели на попечении по несколько соколов. И только настоящим мастерам, посвященным во все тайны искусства, доверяли диких соколов; мастер лично кормил, поил, часто ночевал рядом со своим подопечным и, конечно, неустанно обучал.

 Царь и рядовых сокольников подразделял на три «статьи»: отличал тех, кто «добр и соколы у него добры», отмечал тех, кто «будет добр», внимательно присматривался к тем, кто еще не проявил себя.

Должность сокольника была почетной и хорошо оплачиваемой. Они получали от шести до шестидесяти рублей в год, в зависимости
от «статейности», и ценные поощрения деньгами, дорогими тканя
ми, земельными наделами. Царь одаривал сокольников за хорошо выученного сокола, за «высокие спортивные результаты», как теперь сказали бы.

 Вот как это было: «Однажды охота не заладилась, соколы мазали, упускали добычу. Царь был мрачнее тучи. Тогда сокольник Семен Ширяев выпустил своего питомца «дикомыта». Алексей Михайлович писал в тот же день Матюшкину: «Так безмерно хорошо полетел, да погнал, да осадил» – сначала шилохвостку, потом утку…

Не случайно «дикомыт» Семена Ширяева получил имя тренера Ширяй и стал одним из царских любимцев.

Соколы, как и люди-охотники, бывают страстными, азартными. Вот и Ширяй как-то раз увлекся атакой, не успел выйти из пике и
разбился оземь. Царь был безутешен. Поле, на котором погиб сокол, прозвали Ширяево поле. Память об этом событии хранят доныне - Большая и Малая Ширяевская улицы возле парка «Сокольники».

На Ширяевом поле сейчас тренируются спортсмены «Спартака». Но были и особые поручения, которые царь мог доверить только действительно «своим». Бывало, сокольники отправлялись с посольством в дальние страны – они везли соколов в дар иностранным владыкам. Русские соколы ценились очень высоко, недаром сокольники так страшились упустить сокола: «это было все равно, что сегодня потерять небольшой самолет». Так вот, сокольники Парфен Тоболин повез в Персию шаху Аббасу сокола, а царь его лично инструктировал: «как показать подарок в наилучшем виде», «как тешить шаха Аббасово величество», а когда сокол прижмет добычу к земле, спросить шаха, «живьем ли отымать или сокола потешить, дать загрызть».

Бывали задания и вовсе секретные. Однажды царь тайно послал
своих сокольников в один из монастырей со странным поручением:
«собрать воду, которой монахи мыли ноги и доставить ему во дворец. Оказывается, существовало поверье, что такая вода обладала целебными свойствами. Дело это было сомнительное с религиозной точки зрения, для православного государя тем паче. Кому довериться? Только сокольнику, само собой».

Диковинным был и обряд посвящения рядового сокольника в начальные. Он всегда происходил в присутствии царя, в нем все было таинственно и символично.

Охотничье пожелание «ни пуха, ни пера» означает «чтоб тебе не
добыть ни зверя, ни птицы». «Странно, не правда ли? Но именно так охотники старались не спугнуть удачу, поэтому желали успеха шутливо, шиворот-навыворот. Дальше – больше, секретные слова составили тайный охотничий язык. Его применяли сокольники в особых случаях».

Обряд посвящения в начальные сокольники оканчивался тем, что
на руку счастливцу сажали сокола, а на голову водружали дорогую
шапку с клиновидными отворотами и красным верхом. Новый начальник клялся в верности царю и сокольничьему братству.

Но царь не только жаловал, но и строго взыскивал. Не прощал ни отдельных промашек, ни вообще небрежного отношения к делу. Как-то раз Алексей Михайлович узнал, что сокольник Борис Бабин позавидовал одному царскому слуге, «что он по городу служит». Алексей Михайлович возмутился: «Погнушался нашему государеву сокольничью чину»! И повел бить Бориса ногами и вымарать его из списка сокольников. Бабин потом три недели за царем «волочился» – вымаливал прощение. Глава ордена простил Бабина лишь отчасти: назначил стременным к грузинскому царевичу, жившему при московском дворе. В этом назначении чувствуется издевка: «не любы тебе соколы, так послужи на конюшне». Мало того, после этого случая Алексей Михайлович обратился ко всем сокольникам с «открытым письмом». С письмом, потому что шла война, и царь находился фактически на передовой, но эта неприятная история не шла из головы.

Государь писал «избранным сокольникам»: «Вспомяните, кто каков
был и каков пришел, и каков ныне стал…».

В другой раз несколько сокольников обиделись на то, что им задерживают жалованье, и написали Алексею Михайловичу челобитную. Царь опять-таки разгневался, да как! Сочинителю челобитной отсекли руку, некоторых зачинщиков секли кнутом, многих разогнали. Мораль: «за такие деньги да за такой почет можно было и потерпеть, не корысти ради служите, но государю!»

У всякого ордена есть свой устав. И вот, под руководством царя
Алексея Михайловича был разработан «Урядник сокольничьего пути» – устав соколиной охоты. Над ним работал, как говорится, «коллектив авторов», но иногда чувствуется рука магистра. Алексей Михайлович первым начал «чернить» рукописи, то есть исправлять, редактировать. Так ведь он же первым стал собственноручно подписывать указы; до него писцы и дьяки усердно копировал царственные факсимиле. Думается, именно Алексею Михайловичу принадлежат поистине поэтические строки в «Уряднике»: «Красносмотрителен и радостен высокова сокола лет», и обращался к сотоварищам по охоте: «…утешайтеся сею доброю потехою, да не одолеют вас кручины и печали всякие». «Избирайте дни, ездите часто, напускайте, добывайте, нелениво и бесскучно».

Содержание и обучение соколов, организация соколиной охоты обходились казне в 75 тысяч рублей в год – огромные деньги. На территорию соколиных дворов никто не смел войти без особого разрешения.

Птицы содержались зимой в теплых «светлицах», а летом – в «ан-
барах», где они сидели на шестах, обитых холстом. Для «выноски» и корма ловчих птиц предназначались голуби и вороны, которых со-
держали в особых помещениях. Для птиц шили специальные наряды:
на головы – клобучки бархатные, зеленые и синие, низанные жемчугом, атласные алые и белые, шитые золотом и серебром. Из этого же материала шились нагрудники и нахвостники. К хвосту привязывались серебряные колокольцы, по звуку которых определялось, куда улетела птица. На лапы лучшим соколам надевались золотые кольца с драгоценными камнями.

 Кроме разнообразных птичников, здесь же существовало также множество служб – сараи, кладовые, погреба, «поварни», где готовили пищу. Здесь же находились жилые помещения для сокольников, которых было до 300 человек. Конный двор предназначался для сокольничьих лошадей.

Неудивительно, что управление всей соколиной охотой царь Алексей Михайлович передал в ведение Тайного приказа. Это было
государство в государстве. При Алексее Михайловиче на соколиных
дворах содержалось около трех тысяч ловчих птиц, их обслуживали,
ими управляли во время охоты свыше сотни сокольников. Трудно представить, но царь знал и тех и других «в лицо» и по имени, пом-
нил как достоинства большинства соколов, так и профессиональные и личные качества людей. Можно сказать, что Алексей Михайлович поставил охоту «на научную основу», исходя из наблюдений над повадками соколов и природой.

Второй царь из династии Романовых преодолел, наконец, последствия «Смуты», восстановил централизацию самодержавного правления и вновь отстроил жесткую вертикаль власти. И вот внутри этой системы возникла закрытая корпорация сокольников, своего рода государственно-мистический орден. В административном смысле он копировал государственное устройство. А мистицизм в нем был дохристианский, языческий – с безусловной верой в приметы, с заклинаниями и обрядами. Это была эпоха расцвета соколиной охоты. Охотничьи птицы считались в то время одним из самых престижных подарков «на международном уровне».
 
Соколиной охотой тешили послов и дипломатов, птиц дарили государям иных земель. Часто, отъехав «в поле», царь распоряжался раскинуть на лоне природы палатки, которые возили за царем на охоту, особенно если забава устраивалась для государыни, детей и иноземных гостей.

«…У царя есть три великолепных палатки, – рассказывал царский
врач Семюэль Коллинз. – Собственная его палатка сделана из золотой материи и украшена соболями; царицына – из серебряной материи и украшена горностаям и; палатки князей соответствуют их степеням. Палатки царя, царицы, одиннадцати его детей и пяти сестер составляют круг, середину которого занимает церковная палатка. Вид у них так величественен, что я не видывал ничего подобного в этом роде».

С кончиной Алексея Михайловича миновало и увлечение соколиной охотой. Царь Петр почти не предавался этой забаве, царица Анна
Иоанновна любила ружейную охоту на зверей. Традиции охоты с со-
колами ненадолго возродила Елизавета Петровна, часто охотившаяся в Подмосковье во время приездов из «северной столицы».

В Европе тоже увлекались соколиной охотой, «успев, видимо,
перебить всех медведей». Но масштабы несоизмеримы – «что такое жалкие 140 соколов Людовига XIII против трех тысяч ловчих птиц Алексея Михайловича, да к тому же украшенных золотыми и серебряными колокольчиками?».

Кроме соколиной охоты, царь не прочь был поучаствовать в «зим-
ней потехе»: поохотиться на лосей, медведей, волков, лисиц и зайцев.

«Охота сопровождалась стройными и веселыми песнями охотников,