Дорога в рай

В своём «прелестном» возрасте Варя Милосердова, десяти лет от роду, воспринимала мир с той лёгкостью и непосредственностью, которая присуща всем детям. И она, и все соседи знали, что её папа работает шофёром и возит какого-то военного начальника на чёрной красивой машине. Её блеск и зайчики, играющие на солнце, приводили в восхищение дворовую ребятню, а больше всех, конечно же, Варю. И то, что мама не работала, считалось вполне естественным, она воспитывала единственную дочь. Летом они выезжали на дачу вместе с семьёй генерала. Правда, его жена Маргарита Витольдовна с сыном, дочерью и прислугой жили в двухэтажном особняке, а Милосердовы обитали в маленьком домишке в глубине сада. Варя как-то возмутилась по этому поводу:
- Мама, почему мы живём в сарае?
- Нет, это – летний домик. Так удобно папе, мы рядом, он больше времени будет проводить с нами. Ты же всегда хотела этого.
Варя дружила с Лилей и малышом Гошей, но в дом её не пускали, а ей очень хотелось посмотреть, что там внутри. Но весь размеренный и привычный уклад жизни рухнул в одночасье. В один из тёплых воскресных дней к дому подъехала крытая грузовая машина, в неё загрузили вещи двух семей, причём, маму, Варю и прислугу посадили в кузов, а Маргариту Витольдовну с детьми в чёрную красивую машину.
- Мама,  куда мы едем? – спросила Варя.
- Война, доченька, папа нас отвезёт в безопасное место во Владимир.
В этот раз их поселили вместе. Витольдовна целый день названивала мужу и истерически кричала на весь дом:
- Ёся, ты должен привезти гарнитур, это же семейная реликвия. Я не хочу, чтобы антикварная мебель моего деда вернулась на историческую родину, и не забудь китайский сервиз. Я не могу принимать пищу из здешних черепков!
Варя долго слушала её, затем вмешалась в разговор:
- Маргарита Витольдовна, мне кажется, нужно всё отдать фронту. По радио передают: «Всё для фронта – всё для победы».
Женщина уставилась на неё, словно увидела в первый раз, и онемела от возмущения. Потом выругалась на незнакомом языке, сильно грассируя и жестикулируя руками. И тут произошло то, что повергло в изумление бедную Варю. Мама на этом же языке что-то ответила ей, вырвала трубку и позвонила папе:
- Если ты не заберёшь нас отсюда, мы пойдём домой пешком!
Варя слышала, как папа умолял подождать его, в Москву не так просто вернуться, кругом посты, а у него есть пропуск. Так они снова оказались в своей квартире на улице Мантулинской, что напротив сахарного завода, и это обстоятельство очень радовало девочку.
Варя всё-таки поинтересовалась у мамы, откуда она знает, как оказалось, французский язык. Ответ был неожиданным, ей показалось, она была напугана.
- Варенька, забудь про этот случай и никогда никому не рассказывай, договорились?
- Хорошо, мамочка, клянусь.
То, что её мама – красавица, было бесспорно: густые светло-русые волосы, голубые  глаза, тонкие черты лица и очень добрая улыбка. Только она как будто специально прятала себя: носила бесцветные тёмные платья, шляпы с низкой вуалью, сутулилась при ходьбе. В тот момент с Витольдовной Варя вдруг увидела свою маму другой: настоящей, самой красивой, стройной, гордой и свободной. Кто же её мама? Это сблизило их, девочка поняла, что в их семье есть какая-то тайна, и она пугала её, как всё остальное. Война, участившиеся налёты, вой сирен и самолётов, дрожь земли, бесконечные часы ожидания в бомбоубежище, толпы бегущих из Москвы и страх, заполнивший воздух и души людей.
В городе участились диверсии. Варя видела, как после очередного взрыва у них вылетели оконные рамы, а по улице проехал грузовик, из которого свисали руки и ноги убитых. Говорили, что взорвали цех на металлическом заводе во время пересменки, поэтому так много погибших. К октябрю месяцу город совсем опустел и замер в тягостном ожидании. Близкая канонада фронта вымела всё гражданское население, кроме тех, кто, несмотря ни на что, остались: работали на предприятиях и в госпиталях, рыли окопы и противотанковые рвы. Но случилось то, что перевернуло ход событий и повернуло вспять всю новейшую историю мира. В день 24-ой годовщины Великой Октябрьской революции по Красной площади в Москве прошёл военный парад, который принимал И.В.Сталин. И враг дрогнул, немцев отбросили от столицы.

Шёл новый 1942 год. Холодная зима далась тяжело москвичам. Татьяна Милосердова устроилась на работу в госпиталь, дочку брала с собой. Варя нашла и там себе занятие. Девочка сама осваивала школьную программу, устраивая концерты для раненых: читала наизусть стихи А.С.Пушкина, Н.А. Некрасова, пела песни, танцевала.  От мужа не было вестей с осени сорок первого. В январе Варя заболела воспалением лёгких. Надежда таяла вместе с жизнью девочки. Но произошло то, что можно было назвать чудом. В один из самых тяжёлых дней, когда все понимали, что дни Вари сочтены, в палату вошёл младший лейтенант и браво доложил:
- Вы Татьяна Алексеевна Милосердова?
- Да, я…
- Велели передать вам! Срочно! Это лекарство, которое спасёт вашу дочь, - он вдруг застеснялся и покраснел.
Татьяна увидела, что лейтенантик совсем ещё мальчишка.
- Откуда?!
- Не знаю, велели передать.
- А вы сами  где служите?
- Ординарец. Войска ПВО.
Когда женщина показала пузырьки доктору, у него даже руки затряслись.
- Танечка, где вы его достали? В СССР таких препаратов нет, только идут разработки. Эх, скольких людей мы бы спасли, будь у нас это лекарство!
- Василий Петрович, я сама не знаю. Принёс мальчишка-ординарец войск ПВО.
Варя быстро поправлялась на радость маме и бойцов госпиталя. Они уже соскучились по её песням и стихам.
А потом неожиданно приехал папа, и началась совсем удивительная жизнь. Александр Фёдорович долго беседовал с дочерью и просил не задавать вопросов, а просто слушать:
- Варенька, тебе нужно подлечиться, ты долго болела, и доктор настаивает определить тебя в санаторий. Ты там будешь жить и учиться. Получится так, что мы с мамой не сможем часто приезжать к тебе. Но ты должна знать: мы тебя очень любим. Нужно просто потерпеть, война скоро закончится, и мы снова будем вместе.
Так Варя оказалась в санатории, больше похожем на специальный интернат. Так оно и  было. В нём находились дети военных. Рядом был реабилитационный центр, и всё это располагалось в Горках, где некогда жил В.И.Ленин. Девочка быстро освоилась с детьми, но тот факт, что она попала в класс, где изучали немецкий язык, возмутил её. На одном из очередных уроков Варя подняла руку и спросила у преподавателя:
- Евгения Анатольевна, я не буду учить немецкий язык, он – вражеский. Я хочу учить французский.
Женщина внимательно посмотрела на ученицу и жёстко ответила:
- Французский  есть язык недобитых дворян царской империи, а ты будешь изучать немецкий, чтобы помочь немецкому народу построить новое советское общество после того, когда мы уничтожим Гитлера, и это обязательно произойдёт!
Варя долго не могла сосредоточиться и прийти в себя.
- Значит, моя мама дворянка? – думала она. Эта мысль мучила её, сверлила мозг весь день, а потом и ночь, - А как же Маргарита Витольдовна? Она тоже дворянка недобитая? Это уж точно! Но только не моя мама!
С этого момента она ждала родителей, но их не было уже полгода. Спросить об этом у кого-либо девочка боялась. Да и остальных детей не так часто навещали. Как-то на празднике, посвящённом 25 годовщине Великой Октябрьской революции, директор сказал:
- Когда ваши отцы и матери воюют на фронтах и бьют фашистов, вы своей отличной учёбой вносите большой вклад в дело победы!
- Значит, они на фронте, как же я раньше не догадалась. Папа, скорее всего, шофёром, а кем мама? – Варя напрягала своё воображение, но, кроме медицины, ничего не приходило на ум.
Счастье обрушилось неожиданно и прямо на Новый год. Родителям дали отпуск, и они проходили курс лечения в Горках. Варя виделась с ними каждый день, и так целых две недели. Это были замечательные дни. Во-первых, праздничная ёлка, где она с девочками танцевала в костюме снежинки на глазах у мамы и папы. Они хлопали и плакали. Во-вторых, мама была в бархатном  платье с уложенными косами на голове. Такой  красивой Варя её видела впервые. А потом вместе катались на лыжах и санках все каникулы, и они снова уехали надолго.

Так продолжалось весь 43 и 44годы. Лишь весной сорок пятого её забрали из интерната. К этому времени Варя неплохо освоила немецкий язык, проявила прекрасные знания в математике, хорошо стреляла из лука и бегала на лыжах. Конечно же, она уже понимала, что её отец не простой  водитель, а мама – санитарка, иначе она не была бы в данном интернате. Образование им давали более чем приличное, словно готовили к особой жизни. Варя очень повзрослела и из девчонки превратилась в стройную красивую девушку. Когда дома с ней заговорили на немецком языке, она ничуть не удивилась, а вступила в разговор. Её изумило другое: отец сказал ей, что они уезжают из Москвы и будут жить на освобождённой территории, ранее принадлежавшей Германии, и она должна взять с собой только необходимое. Мама одобрительно кивала головой и добавила по-русски:
- Умница, девочка, ты вполне прилично говоришь, только это мы будем делать там, а сейчас можно считать - экзамен сдан.
Варя набралась храбрости и спросила:
- Мама, скажи мне,  ты – дворянка?
- Ну, в каком – то роде, но в другой категории. Моя мать была гувернанткой и знала три языка, она закончила  Смольный. Это равносильно измене Родине, потому что курировала  его сама Александра Фёдоровна, императрица всея Руси.
- А почему ты раньше мне об этом не рассказывала?
- Ты была не готова, да и время было другое.
- А сейчас?
- А сейчас – Победа, дочка, - папа схватил её за талию и подкинул вверх, словно она маленькая  и закружил по комнате, - Победа! Это новое летоисчисление, Новая Эра!

Дорогу на запад позже Варя назвала для себя дорогой в рай через ад. То, что она увидела из окна вагона, потрясло её, перевернув все знания о войне. Москву бомбили, она даже сама была на развалинах корпусов сахарного завода. Бомба попала в склад, тогда люди собирали разбросанный сахар, разлетевшийся при взрыве. Здесь они ехали по сплошным пепелищам сожжённых деревень и разрушенных городов. Изрытые снарядами железнодорожные полотна, искореженные вагоны и платформы по обочинам. Где-то шли восстановительные работы, бросалось в глаза, что в основном это были женщины, подростки и дети.
- Ничего, скоро вернутся солдаты и займутся своим настоящим мужским делом – строительством домов и обработкой земли.
В местечке Погеген они вышли из поезда. Перед этим мама и папа переоделись и дали одежду Варе. Вещи были добротные, европейского стиля, от них веяло изыском и утончённостью вкуса.
- Мама, вы такие красивые. И что мне теперь с этим делать?
- Носить, Варенька, носить с чувством достоинства. Тебе очень идёт это коралловое пальто. Запомни, главное – ты, а не одежда.
- Хотя бытует другое мнение: встречают по одёжке, - заметил отец.
- А провожают по уму, - парировала мама.
- Варюша, послушай, - Александр Фёдорович взял дочь за плечи, - ты теперь не Варя, а Барбара Вернер, мы – Альберт и Хелена Вернер, переезжаем в Тильзит из Кенигсберга. И запомните: ни с кем не вступать в контакт, отвечать односложно, одной не гулять. Здесь опасно: работают снайперы, постреливают разрозненные «остатки»  фашистов, да и местные, недовольные Советами.
У обочины их ждала машина, такая же чёрная и блестящая, только ни Лиля, ни Витольдовна не увидят, как Варя сядет в неё. На подъезде к городу их остановили на посту у понтонного моста через Неман. Подозрительный взгляд немолодого сержанта, с медалями на груди, ощупывал людей в «Мерседесе». Проверив документы, он сделал жест съехать с дороги. Александр Фёдорович спросил по-немецки:
- В чём дело?
- Ещё не хватало всяких «фрицев» пропускать, сначала танковая колонна пройдёт…
Отец вышел из машины и направился к блокпосту. Был он там ровно две минуты, после чего майор окликнул солдата:
- Сержант Переверзев, пропустите товарища Вернера с семьёй! Хватит уже воевать с мирными жителями.
Варя прыснула, но мама повернула её голову к себе, поправляя воротник пальто.
Город представлял жалкое зрелище. Лишь по очертаниям  можно было определить, что впереди знаменитая крепость и замок, бывшая резиденция рыцарей Тевтонского Ордена. На улицах было много и советских солдат, и военнопленных немцев. Полным ходом шли восстановительные работы. Часто попадались военно-полевые кухни, с которых кормили и местное население. У Вари забурчало в желудке, когда она уловила знакомый запах пшенной каши с тушенкой. У очередной кухни мама дала Варе миску из походного набора и вытолкнула наружу. Через несколько минут девочка с удовольствием ела, любимое по интернату, блюдо.
- Папа, я представляю, каким красивым был город до войны.
- Да уж, постарались и мы, и союзники. Можно сказать, рассчитались за наши порушенные города. Грустно всё это.
- Мы по истории изучали готический стиль в архитектуре, свойственной Германии. Наверное, это очень красиво, жаль - ничего не осталось.
Тут водитель, который всю поездку сохранял абсолютное молчание, достал книгу-путеводитель по Тильзиту и на чистейшем немецком сказал:
- Пожалуйста, фройлен, примите подарок. Это наш город, добро пожаловать.
Варя чуть не расплакалась, глядя на прекрасные довоенные снимки.
- Как же можно было разрушить такую красоту?
- Не расстраивайся, дочка, всё поставим на место, будет ещё лучше, чем было.
Водитель одобрительно закивал головой. Вскоре они въехали на улицу, которая менее всего пострадала от налётов, и остановились у красивого 2-х этажного особняка. На двери парадной блестела табличка: «Руперт Шобель – дантист». Водитель пригласил их в дом. К великой радости женщин, в доме была вода. Оказалось, что это всего лишь накопительный резервуар. Не было электрического тока, по словам Курта, к вечеру освещение будет.
- Ну, что, девочки, располагайтесь, а я в муниципалитет, воду зря не лейте, всё остальное я привезу.
В доме сохранилась вся мебель, посуда, бельё. Не покидало ощущение того, что люди вот-вот вернутся. Только в одной комнате на первом этаже было пусто.
- Это зубной кабинет, судя по стеклянным шкафам, а кресло-то забрали,- усмехнулась мама, - уехали туда, где хорошо едят и следят за зубами. Как ты думаешь, куда, Варя?
- В Западный Берлин?
- Нет-нет, там неспокойно, думаю, в Цюрих.
На втором этаже располагались три спальни, кабинет с библиотекой, большая рекреация с зимним садом и балконом. Варя пребывала в восторге, такой роскоши она не видела никогда. Себе она выбрала комнату с выходом на улицу, но папа запретил ей и всем велел поселиться на другую сторону.
- Окна не открывать, шторы прикрыть, у окон «не маячить», как мишени в тире. Всё очень серьёзно, сегодня ночью расстреляли трёх солдат. Я привёз продукты, матрасы, одеяла, бельё. Разберите.
- Зачем, папа? Тут всего полно!
Варя даже испугалась, увидев, как побагровело его лицо.
- Не сметь мародёрничать! Пристрелю!
Мама схватила его за руку.
- Саша, опомнись! Ты что!
- Поэтому в нас стреляют из-за угла. Значит, так: посуду берите, книги читайте, но не смейте брать чужие вещи, понятно?
- Я поняла, папа, прости. Я больше не огорчу тебя.
- Девочки, будьте благоразумны, да и говорите только по-немецки. По-русски можно думать – иногда. Варя, не делай того, чтобы я сожалел, что взял тебя. Смотри, наблюдай, впитывай. Тебе это нужно для развития кругозора и интеллекта, стань человеком Мира на этой Земле.
- Я всё поняла.
- Молодец, иди сюда. Эх, Варька ты моя. Ты должна стать Барбарой. Такое тебе задание.
И Варя взялась за дело. Библиотека являла собой собрание сочинений немецких и зарубежных писателей, которые она обнаружила за книгами и брошюрами Адольфа Гитлера. Здесь были поэты - романисты: Гёте, Гейне, Шиллер. Писатели-сказочники: Гофман, братья Гримм, Гейзе, Фонтане. Варя сначала посмотрела баллады Фонтане, затем заглянула в сборник стихов Рильке, открыла поэму Гёте «Герман и Доротея», но взгляд её упал на томик Шиллера. Она взяла его и начала читать. К великому удивлению, она понимала текст. Не раз Варя благодарила Евгению Анатольевну, которая подпольно наизусть читала им Шиллера.
Дни летели быстро. Варя  пропадала в рекреации, сидя за книгами при открытой фрамуге. Мама силой выводила её на улицу.
Лето набирало силу. Сохранившиеся местами  сады всё-таки цвели, наполняя ароматами сирени и черёмухи  чёрные пепелища и развалины. Было в этом что-то зловеще-прекрасное и обнадёживающее. Местное население принимало помощь от советских войск, вместе с военнопленными они участвовали в расчистке улиц города, но по лицам можно было понять, что доверия к русским нет. Иногда Варя улавливала слова открытой враждебности, многие надеялись на возвращение фашистов.
- Ничего, - говорил папа, - кому не нравится – уедут, нормальные люди останутся. Антифашисты, как Курт. Он, кстати, коммунист.
Александр Фёдорович часто уезжал по работе на несколько дней, бывало, и неделями отсутствовал. Возвращался усталый и молчаливый, с жёстким отсутствующим взглядом. Варя не подходила к нему в такие дни. По истечении времени он сам начинал общаться.
- Как дела, фройлен Барбара, - услышала она голос отца и обернулась.
- Адольф Гитлер «Майн Кампф»? Ну что же, для юного ума это будет хорошая встряска.
- Папа, он – чудовище. Почему он вообще жил? Как вы могли позволить существовать этому человеку?
- Ты ещё не читала диалектический материализм дедушки Гегеля? Ознакомься, потом поговорим.

Какие-то маленькие радости перепадали и Варе. В очередной отъезд папы вместе с мамой они обследовали бельевые шкафы, ради интереса. Поверх казенных льняных простыней они застелили настоящие батистовые, тончайшего полотна, надели наволочки с витиеватыми вензелями, пододеяльники с «ришелье» по углам. Варя визжала от восторга, купаясь в мягких воздушных тканях. В одном из ящиков она обнаружила женское ажурное бельё, но мама задвинула его.
- А это тебе ещё рано.
- Почему, по-моему, мой размер. Давай хотя бы посмотрим?
- А что, давай.
- Мама, неужели всё это можно носить? Это же неудобно.
- Но очень красиво, Варюша. А потом, фрау Шобель не работала упаковщицей сахара на заводе. Я думаю, эти изящные бретельки не мешали ей выходить к завтраку, обеду и ужину.
Они весело хохотали и резвились весь вечер, но к ночи сняли чужие вещи и положили на место. Неудобство почувствовали обе: папа, как всегда, был прав.

В Тильзите семья Милосердовых-Вернер прожила всё лето. Иногда Александр Фёдорович вывозил своих девочек на побережье. Варя впервые увидела Балтийское море, и это было ещё одно потрясение. Границы её познания к четырнадцати годам были довольно обширными, благодаря языку и чтению книг в интернате и библиотеке Шобеля. Но, увидев бескрайнюю водную гладь, она поняла, что ничего не знает о мире, в котором живёт.
- Папа, как мы малы по сравнению с этим океаном. Сколько бы мы ни воевали, а море  то же. И нет тех шведов и немцев, нет Петра Первого, и замка, где Наполеон подписал Тильзитский мир,  он разрушен. А море несёт свои волны на берег, оно – вечно.
- Да ты – философ, дочка.
- Зачем такие жертвы, неужели нельзя просто жить, мир огромен и красив.
- Однако пора тебе уже оставить идиллические баллады Шиллера да перейти к Георгу Фридриху Гегелю. Осилишь? Кстати, советую попутно открывать дедушку Маркса, так интересней, потому, что  их точки зрения во многом совпадают и в то же время  разнятся.
- Саша, не рано ли? - недоверчиво заметила мама, - давайте  перекусим, пикник у нас или нет? Духовная пища – хорошо, но нельзя забывать о естестве человека.
- Ты знаешь, Танечка, наша Варька имеет философский склад ума, я уверен, это у неё от твоей мамы, та тоже увлекалась Вольтером.
После обеда на берегу моря, а позже в машине Александр Фёдорович сообщил новость, от которой грустно стало не только Варе:
- Девочки, через неделю мы покидаем Тильзит и переезжаем в Кенигсберг.
- Как? – резко отреагировала Варя, - мы только устроились, - но, увидев лицо мамы, осеклась на полуслове.
- Папа, а там будет библиотека, как у Шобеля?
- Будет. Там даже университет есть, где преподавал Эммануил Кант – философ и мыслитель целой эпохи Просвещения. Он имел огромное влияние на Гегеля.
За полгода, что они прожили в Тильзите, город очень изменился, благодаря усилиям местного населения, военнопленных и советских войск. Прямо перед их отъездом пустили трамвай, много русских семей приехало на постоянное место жительства. Варе очень хотелось поговорить с соотечественниками, но папа категорически запретил. Она часто ловила на себе их злобные взгляды. Это было весьма неприятно.
Скоро они покинули город. Варе разрешили взять несколько книг из библиотеки Шобеля. Она отобрала Гегеля, Канта, Ницше, Шопенгауэра, Гейне, Шиллера. Отец скептически оценил подборку дочери и присовокупил Гофмана.
- Не забывай, что ты ещё ребёнок. А вообще я доволен тобой, Барбара.

Поездка в Кенигсберг была долгой. Они ехали в колонне, с военным сопровождением.
Кенигсберг – колыбель прусских королей – являл собой руины и развалины. Настроение Вари заметно испортилось, она не могла представить себе, как можно было жить в стёртом с лица земли городе. Время шло к осени, зима не за горами. Ей вдруг так захотелось домой, в Москву.
- Что случилось, милая? – спросила её мама. - Не грусти, всё будет хорошо. Видишь, здесь тоже люди живут. А вон и наши народ кормят, хочешь каши? Всё, как в Тильзите.
Варя с интересом вглядывалась в ландшафт города. На пути следования возникали нечёткие контуры, разрушенных бомбёжками, соборов. Недалеко от одного из них они остановились у дома с жилыми комнатами. Табличка гласила, что это улица Юнкерштрассе.
- Это бывшая Альшпадская кирха, центр города, ниже Поштштрассе и сожжённый телеграф,  почтампт, рядом Кафедральный собор и замковый пруд, пустили трамвай. Квартира, конечно, меньше, но уютная, с электричеством пока проблемы, а воду  привозят, - сказал Курт и улыбнулся. Потом он достал из кармана плаща маленькую книжечку:
- Возьмите, фройлен Барбара, вам пригодится. Это был довоенный план города с достопримечательностями и музеями.
Первые дни Варя и мама обживали помещение, мало говорили, но каждая думала об одном: что они будут делать в этом городе, хотя и так было понятно. Александр Фёдорович снова пропадал, но, возвращаясь, привозил продукты, тёплую одежду, книги. Как-то он принёс трофейный масляный обогреватель, что было  кстати. Ночи становились всё холоднее и холоднее.
Шёл октябрь 1945 года. Татьяна Алексеевна устроилась на работу в муниципалитет переводчицей. Варя опять окунулась в чтение, перемежая его прогулками по ближним окрестностям. Она знакомилась с городом, вернее, с тем, что осталось от него. С грустью наблюдала, как разбирается бывшая, некогда знаменитая, гостиница «Белевю». Военнопленные аккуратно складывали красные кирпичи на поддоны, а потом их увозили. Варя гуляла вокруг Замкового пруда, мимо бывшего Королевского замка, читала книги под уцелевшими красными клёнами, сидя на ворохе листьев. Как-то к ней подошёл  боец, охранявший работающих военнопленных.
- Здравствуйте, девушка, я уже который день вижу вас здесь, вы кого-то ищете?
Варя извинилась по-немецки и быстро пошла по улице в сторону дома. Юноша, наоборот, прибавил шагу, тогда Варя побежала. И только у входа во двор он её догнал и спросил:
- Не бойтесь меня, я хотел узнать ваше имя!
Варя закричала:
- Мама! Мама!
Это остановило его. Больше она не выходила на прогулки. Ещё не раз Варя видела его под окнами. Пришлось всё рассказать отцу. Через некоторое время она снова гуляла по городу, но бойца не было. Вечером она спросила Александра Фёдоровича:
- Папа, что стало с этим молодым солдатом из охраны?
- Перевели за десять километров, надеюсь, это расстояние будет помехой для него.
Варя улыбнулась и с сожалением подумала:
- Он очень симпатичный. Я бы хотела его увидеть ещё, хотя бы один раз.
На другой день она пристально разглядывала своё отражение в оконном стекле и поняла, что выглядит привлекательно: русые волнистые волосы спадали на плечи, подаренный отцом бирюзовый берет, удачно оттенял её синие  глаза. Это её обрадовало и огорчило: друзей у неё не было, и вряд ли появятся, в чём Варя сильно заблуждалась.
Однажды Курт взял её с собой и отвёз в университет, где в одном из флигелей начались философские курсы для русской и немецкой молодёжи. Варя записалась на них и с головой окунулась в учёбу. Правда, и здесь ей с друзьями не повезло. Немцы встретили её настороженно, русские сторонились.
В один из январских вечеров нового сорок шестого года в дом привезли её ровесницу, но выглядела она лет на двенадцать. Это была худенькая девочка, с острым носиком, ёжиком на голове и огромными глазами, в которых застыл животный страх. Она всё время просила хлеба, но мама кормила её по времени, а Варя следила, чтобы та не съела лишнего, переедание было равносильно смерти. Галю нашёл отец, и оказалось,  что она была дочерью известного советского военного начальника. Пока ждали родителей, Галю приводили в нормальный человеческий вид. Нашли её на ферме немецкого бюргера, где она работала и жила вместе со свиньями. Солдаты в ярости перестреляли всех свиней, а немца отправили на разбор развалин в Кенигсберг. Варя пыталась разговаривать с девочкой, но Галя только мычала и твердила: «Хайль Гитлер». Скоро за ней приехали, но она не узнавала ни отца, ни мать. Несчастная женщина поведала историю потери дочери во время эвакуации из Минска. Во время бомбёжки девочка обезумела от страха и просто сбежала от матери.
- С того самого дня мы искали её, но безрезультатно, и вот – такое счастье. Спасибо вам, Александр  Фёдорович, как же вы узнали её?
- Она сама сказала, что её зовут Галя. Я сразу же достал фотографии детей, числящихся в розыске на оккупированных ранее территориях, с трудом, но узнал вашу девочку. И родинки над верхней губой и на щеке - всё совпало. И всё-таки я бы вам посоветовал обратиться к медикам и психиатру.
- Это непременно, спасибо тебе, Саша, я в долгу перед тобой. Может, домой в отпуск? Как тебе не надоело с семьёй в руинах пропадать?
- Сам знаешь, не время ещё.

Как-то после занятий на курсах к ней подошёл молодой человек. Он занимался  в русской группе, но спросил по-немецки:
- Барбара, я думаю, нам по пути, я живу на Поштштрассе, это западнее Юнкерштрассе.
- Да, я там живу.
- Пошли вместе, меня зовут Хенрик Зольгер.
- Ну, это же далеко. Меня должны подвести на машине. Извини, Хенрик, в другой раз.
Дома Варя рассказала маме про случившееся, на что мама отреагировала просто:
- Нужно было предложить ему сесть в машину.
- Ты разрешаешь мне общаться с ним?
- А почему нет? Общение с носителем языка только поможет тебе. Надеюсь, ты не выложишь ему всю свою биографию? Скажи, что ты из Тильзита, этот город ты хорошо знаешь.
Так началась дружба Вари и Хенрика. Они гуляли по городу и уже он, в качестве гида, показывал ей то, что когда-то было гордостью и лицом крепости Кёнигсберга.
- Именно здесь короновались на престол все прусские короли. Город был изначально основан как замок-крепость. Вокруг него были сооружены защитные кольца фортов, и мало кому удавалось преодолеть их, - воодушевлённо рассказывал юноша, - лишь русские солдаты прошли их, что невероятно, невозможно и непостижимо.
Варе так хотелось крикнуть «Ура!» на одном из бастионов форта «Король Фридрих Вильгельм». Именно здесь шли жестокие бои, именно здесь полегли сотни советских солдат, и здесь был последний оплот фашистской Германии. Ещё земля не остыла, ещё сапёры работали в катакомбах фортов, и даже не смыли дожди ран земли и пролитой крови. Варя тайком вытерла слёзы и прочитала Гейне.
- Бей, рази, греми победно! Бей, рази, греми победно!
Молодой человек был старше Вари на два года, красив и весьма умён. Постепенно совместные прогулки перешли в свидания. Чувства сложно было скрывать. Они влюбились друг в друга и полностью отдались своей первой любви. Дискуссии и споры обычно заканчивались  страстными поцелуями.
Когда Александр Фёдорович сообщил, что они спешно покидают Кенигсберг и уезжают в Пилау, она страшно закричала:
- Нет! Нет! Нет!
Татьяна Алексеевна бросилась к дочери.
- Варенька, успокойся. Мы понимаем, тебе не хочется уезжать, но так надо. Мы всего лишь сопровождаем папу. Может, поедем домой в Москву?
Варя безутешно рыдала на груди мамы и твердила:
- Здесь Хенрик, я не могу с ним расстаться…
- Девочка моя, ваша дружба не имеет будущего, и ты это понимаешь, как никто другой.
- Ну почему, мама?!
Тут вмешался отец:
- Потому что ты русская Варя Милосердова, а не Барбара Вернер. Я отправлю тебя домой в интернат.
- Папа, не надо! Только позволь мне переписываться с ним.
- Нет, Варя, нельзя. Не сделай, пожалуйста, какой-либо глупости. Завтра ты идёшь на последнее занятие. Ты всё поняла?
- Да, папа.
Хенрик проводил её до дверей дома. В этот вечер он был нежен и внимателен с Варей, пытался развеселить её, но всё было тщетно.
- Барбара, и всё-таки, что случилось? Я же вижу, ты готова расплакаться. Может, я смогу тебе помочь? Вы здесь недавно, есть проблемы?
- Всё хорошо, Хенрик, до завтра, - она поцеловала юношу в щёку, но он задержал поцелуй на её губах.
Варя вырвалась и только в коридоре дала волю слезам.

В Пилау они пробыли ровно неделю. Место это было известное, здесь базировались подводные лодки Вермахта. В настоящее время некогда крупный порт  имел ужасающий вид. По побережью, в воде и на суше лежали груды искореженного металла. В самом городе война, видно, решила задержаться надолго. На улицах ещё стояли подбитые танки, валялись сгоревшие машины, огромные воронки зияли своей ненасытной чернотой. Люди восстанавливали морской порт. К одному из только что построенных  пирсов  причалил военный корабль «Морской ястреб» и забрал семью Милосердовых. Это была единственная гражданская семья на борту. Варя не спрашивала, куда и зачем они отправляются, боль разлуки мучила её больше, чем морская качка. Она ослушалась отца и передала соседям записку, в которой было несколько слов: «Хенрик, я люблю тебя. Я обещаю, что мы с тобой встретимся, только не знаю когда. Барбара».

Татьяна Алексеевна утром разбудила дочь.
- Вставай, соня, проспишь всё интересное. Пойдём быстро на палубу.
- Смотри, видишь, капитанский мостик торчит? Моряки сказали, что это самый большой крейсер «Берлин», немцы затопили его, когда бежали из бухты.
- А где мы, мама?
- Свинемюнде, здесь мы будем жить.
- Тут намного теплее, даже жарко, - Варя сняла плащ и повернула лицо к солнцу.
- Атлантика близко. Просто чудо, как красиво. А море, Варя, синее-синее…
Местность на самом деле поражала своей пышностью. Рядом с хвойными  деревьями уживались стрелолистные клёны, огромные дубы и наша русская берёзка. Подъезжая к месту жительства, Варя была поражена парком с вековыми липами, растущими в строгой геометрической параллельности и перпендикулярности.
- Узнаю извечный немецкий рационализм, - сказал Александр Фёдорович, - хотя геометрия  есть природа мироздания и здесь она наглядно выражена.
- Но очень красиво, - не сдерживала эмоций Татьяна Алексеевна.
Одна Варя продолжала грустить, вспоминая последнюю встречу с Хенриком. Дорога привела их в дюны к дому, напоминающему замок в миниатюре, утопающему в соснах. Тут Варя очнулась от своих грёз и присоединилась к потрясённой маме.
- Что это? Неужели мы будем здесь жить?
Александр Фёдорович был вполне доволен своим сюрпризом. Наконец, он не выдержал и закричал:
- Посмотрите же, что написано на фасаде!
Только сейчас они увидели готическую надпись над арочным входом: «Das haus Barbarossa».
- Девочки, теперь можно с гордостью объявить: Победой удовлетворены полностью!
- Не может быть?! Тот самый Фридрих Первый, император Римской империи, король Германии и, к несчастью, причастный к «плану Барбаросса»? – воскликнула мама.
- Да, это его летняя резиденция, вернее, купальный домик, замок выше. Ну, мои принцессы, прошу в замок, и обратите внимание, какой здесь изумительный вид на море.
Балкон выходил на песчаное побережье, к нему сбегали мраморные ступени с вазонами и цветочными арками, увитые отцветшими  плетистыми розами, подстриженными кустами можжевельника  и лаванды. Свежий морской воздух благоухал ароматами. 
- Это – рай, - тихо прошептала мама и всхлипнула.
- Танюша, ты не рада? - обеспокоенно спросил папа.
- Что ты, Саша, просто не верится, что так можно жить. И что им не хватало? Умный народ, прекрасная нация…
- Как у нас говорят, паршивая овца всегда найдётся.
- А люди? Почему они не остановили его?
- Почему же, остановили, только какой ценой… Танечка, нацизм  неистребим, как тараканы. В одном месте потравишь – в другом заведутся.
- Что ты говоришь, Саша?
- Послушайте, девочки, наших здесь много, познакомитесь. Кстати, в замке есть русско-немецкая  школа. Варя, пора бы и за учёбу браться. Как тебе после философских курсов? Я тебе советую пойти в русскую, аттестат  нужно получать, а там как знаешь. Да, и самое важное, ходите компаниями, вроде не стреляют, но пока не расслабляйтесь.
Через три дня Александр Фёдорович уехал, как потом сказала мама, в Берлин. Жизнь, в общем-то, не изменилась, кроме её условий по сравнению с Тильзитом и Кенигсбергом. Отец также неожиданно приезжал с подарками, куклами и книгами. Это были запоминающиеся и счастливые дни. Варя нашла в нём лучшего собеседника. Они часами разговаривали на балконе, любуясь необыкновенно красивыми закатами и рассветами. С ним всё было понятно, только с одним из законов диалектического материализма «отрицание отрицания», Варя  не могла смириться.
- Я не могу отрицать тебя, папа, я люблю тебя.
- Сам факт твоего появления уже отрицает меня, а ещё раньше моё рождение.
- Неправильный закон, любовь живёт вечно в душах людей.
- А вот с этим я согласен, потому как это категория духовная, почти не материальная. Мне кажется, ты слишком много читала Шиллера. С годами ты всё поймёшь.
Зима в Свинемюнде была тёплой, незаметно пришла весна, зацвели нарциссы, тюльпаны. Мама часами пропадала на пляже. Она стала ещё красивее. Загоревшая и посвежевшая, она, словно Золушка, превратилась в принцессу. Этими наблюдениями Варя поделилась с ней.
- Скорее всего, ты – принцесса, Варенька, а я твоя фея. Правда, здесь замечательно, тебе нравится? Позагорай немного, хватит учиться, успеешь ещё. Когда бы мы ещё так жили?
- Мама, я так понимаю, наш папа не совсем простой человек. Чем он занимается?
- Я сама не знаю, да и не нужно нам знать, но то, что он заботится о нас, как никто другой – мы видим. Ведь это он прислал лекарство, и ты поправилась. Он любит нас, и ему важно, чтобы мы были живы и здоровы. Тогда и ему  будет легче. А там, поверь мне, очень опасно, хотя  война закончилась.

Варя подружилась с девочками и мальчиками военного городка. Сначала её сторонились из-за того, что она сразу сблизилась с немецкими ребятами. Для них она была Барбарой, хотя училась Варя под своей фамилией. Свободное общение с немцами вызывало негативное отношение к ней даже со стороны взрослых. Но эти неприятности исчезали на уроке иностранного языка. Преподаватель, старый интеллигентный немец Фриц Штраубе, был в восторге от своей ученицы. А знания Гегеля и Канта повергли в трепет и неистовое уважение к юной ученице. Они часами могли беседовать на темы, от которых были далеки все её сверстники. Тогда-то и решила Варя задать ему мучивший её вопрос:
- Скажите, как немцы допустили появление такого человека, как Адольф Гитлер?
Фриц Штраубе задумался и низко опустил голову, словно в чём-то провинился, потом внимательно посмотрел на девушку и сказал:
- Милая фройлен,  Гитлер – это позор для  всех немцев. Но так живы ещё в крови гены рыцарей – крестоносцев и мнение их национальной исключительности, что всё это с веками трансформировалось в нацизм, не хватало только Барбаросса, и он появился в образе разнузданного фашиста, параноика и шизофреника.
- Почему же все пошли за ним? – возмутилась Варя.
- Гены, фройлен, гены крестоносцев, жажда наживы и завоевания мира.

Наступило лето 1947года. Варя экстерном сдала экзамен за восьмой и девятый классы  и перешла в десятый. По случаю завершения учебного года в школе был устроен королевский бал. Срочно шились маскарадные костюмы, бальные платья из того, что было под рукой. Варе мама перешила своё вечернее платье, то самое новогоднее, сорок второго.
- Ну, вот, фея свою работу сделала, не хватает тыквы для кареты, мышей для слуг и кого ещё там, Варя?
- Принца, мама.
- С этим проблем, я думаю, не будет, посмотри на себя. Девочка моя, ты совсем взрослая, а на папу как похожа…
Варя вспомнила Хенрика, глядя на себя в зеркало. Она знала, что на роль принца мог претендовать только он. Глаза её наполнились слезами.
- Ну, что ты, милая, не грусти, есть у одного поэта такие строки: «Может, мир не разломится, может, время нас встретит…» Всё у тебя впереди. А теперь веселиться!
Замок, с его металлическими рыцарями, огромными залами, увешанными портретами давно ушедших императоров, королей и их семей очень подходил для школьного бала. На полонез Варя пригласила своего любимого учителя Фрица Штраубе. Преподаватель с гордостью и благоговением подал руку девушке и вывел в центр зала. Варя чувствовала себя принцессой рядом с ним, было что-то сказочное во всём действии, словно вот-вот появится он, её принц. Сердце Вари наполнилось счастьем и надеждой. В этот миг она поняла, что они непременно встретятся.

Неожиданно приехал Александр Фёдорович и радостно объявил, что у него отпуск:
- Быстро собирайтесь, мы едем в Херингдорф. Я и мама будем в доме отдыха, а ты, Варюха, рядом в детском, почти пионерском лагере «Альбек». Тебе это ничего не напоминает?
- Постой, так это похоже на Артек!
- Согласен.
- Папа,  там какие дети будут?
- Ты сама сказала. Артек – международная здравница. Да, нам придётся пересечь границу Польши. Пропуска на вас я уже сделал. Машина подана. Прошу, дамы.
Прежде чем отвезти Варю в лагерь, в Херингдорфе они заехали в кафе «Мороженое». Она впервые за два года увидела настоящее сливочное и фруктовое мороженое. Оно лежало красивыми разноцветными шариками на высокой, с тонкой ножкой, вазочке. Варя ела его серебряной ложечкой, и было оно необыкновенного вкуса.
- Божественно, - сказала мама и закрыла глаза.
Александр Фёдорович смотрел на неё и улыбался. И вдруг Варя поняла, что он любуется ею. Широкополая шляпа прикрывала её загорелые плечи, тоненькие бретельки сарафана подчёркивали их плавные линии, она так изящно ела мороженое, что и Варя замерла в полнейшем благоговении, наблюдая за ней, словно происходило какое-то таинство, священнодействие. Потом она часто будет вспоминать этот момент. Тогда они были вместе и очень счастливы.
Детский лагерь встретил их гомоном детей всех возрастов. Навстречу им по аллее шёл пионерский отряд. Впереди знаменосец, за ним барабанщики дружно били «Старого барабанщика» и даже горнист иногда трубил что-то с ними в такт.
- Вот это да! – радостно закричал папа. - Наши в лагере, как тебе, дочка, контингент? А?
- Откуда они?
- Какая разница, главное - свои.
Варю записали в старшую группу. Там были разные дети: русские, немцы, поляки. Всего пятнадцать человек. Воспитатели - Шульц и Эрна. Они были молоды и любили друг друга, этого нельзя было скрыть. Александр Фёдорович долго говорил с ними, как оказалось, о том, что Варю будут часто забирать.
Знание немецкого языка облегчило её общение с ребятами и воспитателями. Скоро она стала любимицей группы. С соотечественниками тоже не было проблем. Она с головой окунулась в новую и такую знакомую ей жизнь по интернату. Участвовала во всех мероприятиях. Правда, поход в лес за черникой мог закончиться трагично: она чуть не наступила на гадюку, но Глеб Савельев забил её палкой. Он шёл следом и подоспел вовремя, не дал змее напасть на Варю.
- Глеб, спасибо тебе. Ты спас меня. Ты раньше делал это?
- Да. Мы жили в гарнизоне на Дальнем Востоке в Уссурийске.
Варя хотела поговорить с ним, задать массу вопросов, но чувство меры и «некой тайны», которая присутствовала в их семье, не позволила ей сделать этого. Она знала, что придётся поведать ему о себе. Глеб, наоборот,  с воодушевлением рассказывал о Приморском крае. Варя с интересом слушала его. В какой-то момент она вспомнила  Хенрика: «Чем он сейчас занимается? Наверное, учится в университете…»
Варю забирали по выходным дням. Они гуляли по городку Херингдорф. К удивлению, в нём было много каруселей, и вообще он не пострадал от бомбёжек, может, потому, что не был портом, в нём не было фабрик и заводов. Но было много гостиниц, кафе, баров, кинотеатров. Какой-то город – отдых. Так было на самом деле. Здесь раньше залечивали раны слуги Вермахта. Война как будто обошла эту землю, только искалеченные солдаты, проходящие  реабилитацию в Херингдорфе, напоминали, что она была совсем недавно.
Глеб оказывал Варе внимание, пытался заинтересовать её, делал маленькие подарки: записную книжку, красивую авторучку с запасными чернилами, скорее всего трофейную. Старался на спортивной площадке, невзирая  на свою худобу и высокий рост.
Всё закончилось внезапно. Приехал Александр Фёдорович, и Варе пришлось срочно прервать свой отдых. Она простилась со всеми ребятами, а Глебу сказала:
- Ты очень смелый, я думаю, что мы ещё встретимся.
Он пожал ей руку и положил на ладонь конверт.
- Это тебе, потом прочитаешь. До свидания, Варя.
В машине она открыла его. В нём лежал засушенный цветок олеандра и письмо, в котором он признавался ей в любви. В конце была приписка и адрес.
- Мама, Глеб тоже из Москвы, - радостно воскликнула Варя, - он живёт на улице Горького!
- О! Варюха, я тебя поздравляю, наконец-то достойный жених, постой, как его фамилия?
- Глеб Савельев.
- Так это командующий нашим военным округом - Михаил Васильевич. Ну, ты молодец. Это его сынок.
- Папа, я ничего не знаю о нём. Мы не говорили…
- Умница. Лишняя информация – зацепка для шпиона. Он засмеялся так искренне, что Варя и Татьяна Алексеевна не выдержали и тоже засмеялись. Хохотали долго, до слёз.

Дома Александр Фёдорович сказал им, что они нужны ему в Берлине на два дня. Снова Варя стала Барбарой, а мама – Хелен. Берлин тогда был поделён на четыре демаркационные зоны по числу союзников, победивших в войне с фашистской Германией. Появилась информация, что в американской зоне находятся советские дети, которых освободили из концентрационных лагерей. Этих детей держат насильно в специальных домах, учат английскому языку и готовят для диверсионной работы на территории Советского Союза.
- Наша с вами задача - сыграть семью, разыскивающую своего сына, потерявшегося во время эвакуации. Находясь в школе, вы должны ушами и глазами слушать, видеть и запоминать всё, что там происходит. Может, кто-то будет говорить по-русски. Важна каждая мелочь.
Когда они приехали на место, их провели в кабинет начальника школы. Он уверял, что мальчика Отто Вернера нет среди его учащихся. Но мама взяла инициативу в разговоре на себя:
- Мистер Джонс, у сына была контузия от взрыва бомбы, может, он забыл своё имя. Пожалуйста, позвольте нам посмотреть детей. Помогите нам, - она всхлипнула и спешно достала носовой платок. Варя подхватила её под локоть.
- Хорошо, а фотография есть у вас?
- Нет, к сожалению, всё сгорело.
- Ладно. Сейчас сделаем построение.
В длинном коридоре вдоль стены стояли дети разных возрастов. Только вглядываясь в их лица, Варя с ужасом поняла, что детей среди них нет. Они специально выворачивали руки, чтобы гости  видели их номера, за что классная дама, больше похожая на надзирательницу, стучала указкой по пальцам. Когда Александр Федорович спросил, не встречали ли они мальчика двенадцати лет по имени Отто Вернер, все промолчали. Но Варя увидела в их глазах столько ненависти, что стало ясно, кто перед ними. И вдруг она услышала русскую речь:
- Мы бы его сами разорвали.
Варя повернула голову в сторону голоса и встретилась с взглядом говорившего. Они поняли друг друга. Всё произошло так быстро, что девушка и сама не могла понять как. В её руку сунули бумажку, Варя крепко сжала её. Только в машине она развернула и прочитала нестройный корявый текст: « Мы – русские, нас здесь много. Нас бьют и учат американскому языку, сказали, что Советский Союз продал нас». Александр Фёдорович стукнул ладонями по рулю машины.
- Я так и знал. Девочки, вам особая благодарность. Сейчас я вас отвезу в гостиницу. Из номера пока не выходите. Завтра погуляем, а сейчас я по делам отъеду.
После ухода отца Варя и Татьяна Алексеевна молча сидели  полчаса.
- А зачем у них номера на руках? – спросила Варя.
- Понимаешь, детка, чтобы знать, сколько голов скота в стаде, им выжигают тавро – номер или знак.
- Так это же люди, дети?!
- Для них – стадо.
- Мамочка, как страшно. Ты видела, какие у них глаза?
- Варя, папа обязательно что-нибудь сделает. Он спасёт этих ребят.
- Как Галю Гончарову?
- Да, как Галю.
Утром пришёл Александр Фёдорович. По его виду они поняли, что всё не так, как они думали. На немой взгляд Вари и мамы он только махнул рукой.
- Нет там ничего. Через два часа приехали – ничего.  Сказали, что никогда не было здесь школы, нам привиделось. Сволочи…
- Саша, может, мы как-то выдали себя?
- Да нет же. Я думаю, кто-то видел, как Варе записку передали и, естественно, доложил кому надо. Известная тенденция – паршивая овца. Долго они бегать не будут, рано или поздно вернутся.   
Через несколько дней Александр Фёдорович выполнил своё намерение. Был большой скандал с привлечением прессы. Советских детей удалось вернуть на Родину, но были и те, которые не захотели ехать в Советский Союз. Может, обещанная дядюшкой Сэмом сладкая жизнь больше их прельщала.

Татьяна Алексеевна и Варя ещё два года жили в Свинемюнде, но в одну из светлых летних ночей 1949года приехал Александр Фёдорович. Он был очень взволнован. Варю отправили в спальню, но ранним утром подняли и велели срочно одеваться.
- Мы едем домой в Москву, - торопил её отец, - берёшь необходимое,  как всегда.
Варя собралась быстро, взяла стопку любимых книг из библиотеки Штаубе и два путеводителя. При выходе из комнаты она услышала, как папа сказал маме:
- Может случиться третья мировая война.
- Как это возможно, Саша, мы же союзники?
- Не доверяю я этим двуличным янкам.

Варя не подозревала, что возвращение домой принесёт ей столько радости. Встреча со своим детством, милыми игрушками, вещами, носимыми когда-то девочкой Варей Милосердовой. Вернулась совсем другая Варя. Она сама не могла понять, кто она? Но чёткой грани между Варей и Барбарой она не ощущала. Привыкшая к частым переменам в жизни, она приняла новую и продолжала жить. Всё её радовало: и Москва, и школа, и одноклассники. Она готовилась к поступлению в МГУ на философский факультет. Как-то вечером к ней зашёл отец.
- Как дела, Варюха?
- Хорошо, папа, занимаюсь.
- Я смотрю, ты не изменила своего увлечения. Хочешь быть философом?
- Да. Я пытаюсь понять, где истоки зла и как его уничтожить.
- Ты полагаешь, это возможно?
- Да.
- А как же единство и борьба противоположностей?
- Это заблуждение. Чем больше добра, тем меньше зла.
- А где же его столько взять?
- Аккумулировать в генах.
- Девочка моя, для этого нужны века и тысячелетия.
- Я начну сейчас.
- Кто ж тебя сподвиг на такую тяжёлую и неблагодарную работу?
- Дедушка Гегель с Эммануилом Кантом и Маркс с Гитлером.
- Почему последних ты поставила в один ряд?
- По первому диалектическому закону.
- Эх, Варюха, чувствую, ты их всех за пояс заткнёшь.
- Папа, я знаю одно: такую страну, как Россия, невозможно покорить, потому что именно она – центр всей Добродетели Мира.
- Варя, я завтра уезжаю в Германию.
- Как? А разве ещё не всё?
- Нет, я думаю, только начало.
- Папка, я знаю, кто ты. Я так люблю тебя и так горжусь тобой. Ты береги себя, обещаешь?
- Да. Помогай маме, не давай ей скучать. Я вас тоже очень люблю.

Больше Варя не видела своего отца. Он был убит. Татьяне Алексеевне Милосердовой привезли его парадный мундир морского офицера первого ранга с орденами Красной Звезды, Отечественной войны Первой и Второй степени, медалями за Отвагу и Мужество. Как и где погиб её муж, не объяснили, сказали, что Александр Фёдорович Милосердов был контрразведчиком и его служба засекречена.
- Скажите хотя бы, где он похоронен? – умоляла их женщина.
- Зачем вам? Вы же не выездная до конца жизни.
- А дочка? Она имеет право знать!
- Через семьдесят пять лет узнает, если будет жива.
Татьяна Алексеевна тяжело переживала потерю мужа, часто болела и до конца дней своих так и не оправилась от горя. Варя старалась держаться и поддерживала маму как могла. Но иногда в одиночестве глухо рыдала от боли и тоски по отцу.
Она училась в университете и серьёзно занималась  парашютным спортом в ДОСААФ. В 1954году она поехала на соревнование в Калининград, бывший Кенингсберг. После прыжков Варя с замиранием в сердце отправилась на улицу Поштштрассе, поднялась на второй этаж и позвонила. Минуты ожидания казались ей вечными. Наконец, дверь открыла пожилая женщина.
- Вам кого? – спросила она.
- Можно увидеть Хенрика?
- Его нет дома, он в университете, а кто вы?
Варя даже растерялась, как же назвать себя.
- Я… Я… А впрочем, я найду его.
- Он в аспирантуре, у профессора Станислава Аркадьевича Всеволжского.
- Спасибо вам!
Варя доехала на трамвае. Университет полностью восстановили. Весь город был не похож на тот, который она видела в 45году. Следов  войны почти не осталось, не считая развалин Королевского замка. Кафедру профессора Всеволжского она нашла без затруднений. В студенческой суматохе она прошла в аудиторию и замерла. Хенрик что-то увлечённо объяснял группе студентов. Она подошла ближе. Он сильно повзрослел. Куда девался нескладный длиннорукий юноша? Перед ней был преподаватель – умный, уверенный в себе, зрелый и красивый мужчина.  Узнает ли он её?  Хотя волосы она так и не смогла отрезать по просьбе мамы. Он изредка смотрел на слушателей, и вдруг его лицо изменилось, он замолчал. Вся группа повернулась в сторону его взгляда.
- Барбара!.. – он снял, потом снова надел очки.- Барбара!
- Хенрик!
Они приблизились друг к другу. Студенты расступились, с интересом наблюдая за происходящим. Когда они обнялись, молодые люди громко захлопали.
- Барбара, наконец-то ты вернулась. Я так ждал, почему долго, целая вечность…  Но это уже неважно. Ты здесь. Я люблю тебя.
Варя плакала и твердила только одно:
- Я должна тебе сказать, я не Барбара, я  Варя Милосердова из Москвы…
- Да будь ты кем угодно. Ты здесь и я люблю тебя, понимаешь?
Такого счастья Варя не ожидала. После гибели папы, длительной депрессии у мамы  это было самое радостное событие за последние четыре года. Детской игрушкой калейдоскопом промелькнула вся её жизнь, складываясь то в яркие красочные узоры, то в серо-чёрные, закружилась мозаичными витражами королевского замка в Свинемюнде, в которых она увидела улыбку старого учителя Фрица Штраубе и вдруг услышала заразительный смех папы и мамы. Сердце её наполнилось бесконечным теплом и светом. Какой длинной и короткой была эта дорога. Дорога в рай через ад.