Дачное эльдорадо. Часть 2

Так продолжалось всё лето. Картошку мы посадили, до остального не дошли. Крыши над головой не было, только зонтики. Сидеть можно было на ближайших пеньках. Ну а туалет: подальше в лес и там уж как придётся.
Мы были старателями, как у Джека Лондона. Все были очень оптимистичны, один я был совершенно пессимистичен!  Земля лесная: никакая. Что здесь может вырасти без удобрений? Надоело таскать каждый раз лопаты и грабли с собой в электричку. А спрятать негде. Я умудрился зарывать это в землю и прикрывать дёрном. Я не помню, но однажды всё украли.
Оказывается, всё это были цветочки. Нужно было за сезон два раза эту картошку окучить. А нам, по-моему, дали по десять соток. Я работал тяпкой и тяжело всматривался в бесконечную борозду: когда же она кончится. А она всё не кончалась. А ещё рядом много было таких же борозд. Жара, пот градом. Скорый обед: бутерброды, чай из термоса и опять за работу.  Я чувствовал себя рабом и более никем. Я никогда этим не занимался!
А ведь ещё была просто работа. У меня по долгу службы были сплошные командировки. И, не смотря на их важность, садясь в поезд, я просто отдыхал, чувствуя себя человеком! Зачем всё это нужно?
Ближе к осени, собираясь на дачу, я уже вслух произносил проклятия, что я связался с этим делом!  Жена молча выслушивала меня, и ничего не говорила.
Она родилась во Владимирской области. У её семьи, сколько она себя помнила, был огород. И их- детей с детства приучали к работе на огороде. Они выжили в войну только благодаря огороду и корове. Я это знал. Но уже не было давно войны, а продуктов не было. Одно то, что нужно ехать в Москву, даже с моим братом, который по своей карточке покупал мне кое-что, коробило меня. Электрички были забиты людьми. Часто, добегая с тележкой в руках, втискивался в тамбур и двери захлопывались. До Пушкино мы ехали, стоя плечом к плечу. В Пушкино часть людей выходила, входили новые. Иногда удавалось сесть. Истома овладевала мною. Руки и ноги дрожали от беготни по метро. Сон липкий и тяжёлый наваливался сам собой. Это были полтора часа счастья. Во сне не было тележки, не было магазинов, не было унижения от чувства неполноценности в Москве из-за отсутствия карточки. Брату давали колбасу, он отдавал её мне. А ведь он ездил только ради меня. Я только мечтал о том, когда же всё это кончится.
Было непонятно. До всего этого мы жили в Волгограде. Помидоры, огурцы, перцы, баклажаны покупали ящиками, солили, консервировали и всё было.
Что случилось со страной, в которой всё было, летали в космос, где были первыми. Казалось страна освоилась и отстроилась после войны. Прошло сорок пять лет и все должны были забыть о ней, кроме родителей и стариков.(Я специально обхожу социальную и политическую обстановку в те времена, которую хорошо знаю, чтобы не превращать рассказ в разговоры о политике того времени).
А тут, как будто вчера кончилась война. Если бы не столовая на работе, можно было не дойти домой и замёрзнуть от холода и усталости. Тогда по городу ходил один автобус: венгерский «Икарус» в виде «гармони». И было большим счастьем на какой-то остановке сесть в него и на несколько минут замереть в теплом от дыхания людей воздухе. Приезжая домой, я мечтал лишь об одном: быстрее лечь в кровать и забыться на несколько часов ночи от всего. даже от жены. Мне был не нужен никто!
Но это было зимой и холодной осенью.
А пока наступила осень тёплая. Но уже с дождями и нужно было копать картошку. У нас не было сарая или погреба. Мы только приехали в этот город. Я уже не помню, но кто-то дал нам место в нашем доме в своём подвале. И дело совсем не в том, что нашёлся добрый человек, дело в том, как я эту картошку привозил.
Как я уже писал выше, до электрички от наших огородов было метров семьсот. Мужики насыпали по мешку картошки и несли их до остановки электрички.  Я же насыпал менее половины мешка, больше мне не удавалось даже поднять. Кто-то подтрунивал надо мной. Но мне было не до этого. Пот застилал глаза, плечо резало. Мысль о том, как забросить эти полмешка в тамбур вагона, когда ступенька была тебе по грудь?
Подходил поезд. Тревожно. Он стоит минуту и все лезут вперёд. Женщины вопят: их нужно было подсаживать. А мне нужно забросить эти полмешка картошки и успеть с кем-то ещё подсадить жену и потом уже запрыгнуть самому. Я не верил каждый раз, что мы это смогли сделать в этой каше из мешков, людей и лопат. Грязные, вонючие от пота, мы были похожи на каторжан. Но местные люди ничему не удивлялись. Они, стоя продолжали оживлённо разговаривать, сожалея о том, что нет навоза для удобрения картошки. Им как-то было всё равно. Или, казалось, они это делали всегда.
Я ленинградец-блокадник, даже к пятидесяти годам не обладал физической силой, чтобы поднять и нести на плече мешок с картошкой! И ещё я совершенно не терпел грязной одежды, сапогов. Всё это было в грязи и противно было трогать самого себя. Ногти были чёрные, кожа на руках вставала дыбом. Всё это нужно было чистить, отмывать, чтобы завтра вновь ехать копать картошку.
Кажется, это был всего лишь один год. Подвернулся кто-то, кто захотел купить наш участок, и мы с удовольствием продали его, даже жена была в ужасе от посадок на электричку.
Наступила следующая весна. Кто инициатор новой «дачи» был, но только не я. Мы почти даром купили участок в городской черте. Но там оказалось двадцать соток!!! Транспорта у нас не было. А до остановки городского автобуса нужно было идти более километра. Земля наша находилась прямо у обочины грунтовой дороги, идущей в соседнюю деревню. Это была тоже целина. Но сюда уже мог зайти трактор с плугом и вспахать её. За какие-то деньги мы это и сделали. Развороченные глыбы земли представляли страшную картину. Как будто здесь собирались рыть окопы. Оказывается, нужно было найти ещё трактор с бороной и тогда всё было бы прилично. Время шло. Пока разбивали глыбы лопатами. Это было то же самое, что и на предыдущей «даче». Я уже беру слово дача в кавычки, подчёркивая сарказм этих занятий на земле для неопытных людей. И тут было чистое поле, и негде было укрыться от дождя. Но тут был виден город и была дорога, и вскоре, у меня уже стоял двухтонный контейнер. Это была и крыша, и камера хранения. Начался второй этап издевательства над собой. Я знал, что я никогда не привыкну работать на земле!!! Всё делал ради жены и только ради неё!
А до всего этого была Литва. Тогда ещё Литовская ССР. Волею невежд от медицины, поставивших диагноз младшему сыну: туберкулёз глаз и сказавших, что нужен любой город с морским климатом, я вынужден был из Волгограда поменяться в Литву. Это была другая жизнь, другой мир, другой язык, другое отношение к людям и другие дачи. Три года в Литве- это целая жизнь, но она - одна из ярчайших страниц моей жизни, соизмеримая лишь с моим родным Ленинградом.