Барыня

                Господин Пописчалкин, умостившись поудобнее в благородном бархате кресла венецианской выделки (как уверял столяр Фома) и пристольно глядя в ясны очи прохвоста, что взирал на него свинскими глазками из овального зеркала напротив, манерно вздохнув, изрёк - Хорош, братец, хорош! В чины метишь, а постыдным блудом в пост не брезгуешь? Ты за что это вчерась Параску-то ущепнул?  Отражение в ответ залилось весьма паршивым смешком, не побрезговав пригубить при этом стакан домашней наливочки (заблаговременно принесённой в залу вышеупомянутой девкой Параской). Разговевшись не по уставу г-н Пописчалкин отёр бока и весьма довольный своею особою, направился в сад, где дворнячие псы гоняли хозяйских (или наоборот). Но интерес здесь представляли не они, а заунывное пение хромого Василия под яблоней, выводившего стройные куплеты в стиле - что вижу, то пою (в смысле астрального видения). Замысловатость коих состояла в провидческом излагании скорых местных событий, так жадно дознаваемых односельчанами за бутыль «крепящего мысли» пойла. Надобно сказать, что услугами этими пользовалась буквально вся округа, дружно… каждый в нычку, чтоб значит другим не повадно было. Потому как не дело да и большой грех всякими «дурными вещаниями» себя баловать. И подпольно заманивая «живым всплеском» Василия в дикий кущ, интересующиеся особы часами могли там пребывать, поразинув рты и слушать шальной бред в нехитром заунывномном оформлении. Учёные грамоте, бывало, даже его записывали. Для правды заметим, что иногда дрянная тарабарщина и впрямь сбывалась. По крайней мере про то втихую гремели даже в соседних деревнях. Уж больно всем всего дознаться хотелось. Да и каким ещё другим путём в завтрашний день заглянуть? А тут, и не дорого, и в рифму. Так что клиентуры стихоплёту вполне хватало, что бы в трезвом образе никак не пребывать. Закусывать мало кто приносил, вот и не просыхал бедолага. То ли оттого, что дурачком слыл, а то ли из-за признательности народной, люд к нему очень благоволил и даже заискивал. Кто к пасхе старые штаны презентует, а кто и рубаху почти не драную. Много ль ему сирому надобно? Василий с благодарным поклоном всё принимал и тихо улыбался. Он, как вечный жид, неведомо откуль взямшийся и без возраста, казалось уже пару столетий загнездившись здесь с невинною рожей, заморачивал доверчивым людям головы. И отцы его помнили с детства, и деды. И всё под нестареющей яблонькой. Какая-то нехристь во всём этом явно значилась. Да не озаботила видать пока никого. Все только, личною выгодою движимые, искали утешительных речей от провидца. Да и спаивали его по-малу…
Вот и сами г-н Пописчалкин (как требовал величать себя по-столичному учёный барин) лично заинтересовались. А интерес их был-то всему двору ведом. Зазноба у них случилась. И не барских кровей, как полагалось, а так себе, крепостная девка Параска. Двадцати годов отроду. Грудастая, белая, дородная. В сиротах значилась. Ну кому ж такая не приглянется? Вот и приглянулась хозяину. Да так, что сон отобрала, даже сохнуть стал. И знал же, что не моги на дворовых заглядатися, а всё туда же. Больно хорошо была сложена бестия. Угораздился влюбиться нешутейно. Резвая зазноба же, не будь дурой, а и заприметила этот факт. Пройдёт бывало вертихвостой павой мимо добродетеля, и манит, и зазыват всею своею дородностью. Потом, скромно так, головку с крупной пшеничной косой, опустит, глазки потупит, словно и не она тут только что «гладью вышивала». Ну, сирота сиротой. Сидит и трудогольно пряжу перематывает. Так и хочеться пожалеть, к груди прижать и гладить, гладить…  Вот такие всячески неблагородные мысли зачастую вились пчелинным роем в бедной замороченной голове барина, создавая там свои частные ульи на хозяйской територии и уклоняясь от уплаты налогов. Вконец доконав себя эротическим настроением и неуёмными фантазиями, г-н Пописчалкин, приняв для храбрости «верного зелья», направился медленным ходом к месту пророческого спасения. В смысле - под яблоньку. Юродивый же Василий, будто ожидавший барского появления, завидев издаля его знатную фигуру, взял да и пустился на утёк. Вот незадача! Что ж делать-то теперя? Не положено барину за дурачком бегать, в догонялки играть. Ничего не оставалось, как приняв равнодушный вид, прогулятися вдоль речки да и домой. В другой раз, дня через два, опять г-н Пописчалкин  «на охоту» вышли. А и снова с тем же результатом. Успех явно не хотел сопутствовать неблагочинному начинанию. Местный пророк лихо давал дёру от барина, только босые пятки сверкали. В третий же раз, выждав для порядку недельку, одержимый любовными чарами, г-н Пописчалкин приказал кучеру с кузнецом (самым физически крупноустроенным во дворе) доставить ему в чулан озорника-марофонца и застолбить, чем угодно, что бы не удрал. Так и было содеянно. Тёмной ночкою сонного и пьяного Василия, двое бравых мужланов, выволокли из под насиженной яблоньки и воткнули колом пред ясны очи хозяина. Обстановка не благоволила щупленькому босому сочинителю, а тут ещё и сам барин, ведомый ущемлённым самолюбием, как рыкнет - Что, провидец хренов?! Никак не напрогнозировал ты себе встречу нашу?!   Тот совсем в угол забился, плакать стал да молить о пощаде, что бы смилуясь, отпустили. А барин пуще прежнего гневаеться - Да я тебя, червя навозного, тут и закопаю, ежели не изволишь мне на вопросы отвечать!!!  Ну, тут уж совсем Василий в истерику впал – Отпустите! - орёт - всё равно вам бестолку меня мучить! А правды вы от меня не дознаетесь хоть даже бы и собакам кинули! Не скажу ничего! Бог свидетель!..   Про собак он, конечно, зазря сгоряча упомянул, т.к. гневный барин это тут же инструкцией и воспринял. Живо велел псарню открыть и травить злодея, пока упрямиться будет. Так и сделали, дури хватило. Русская ж душа не умом, а эмоциями творит да вытворяет, креативностью неслабой движимая.  Вот так обмякшего в обмороке Василия насмерть и затравили. Никто и охнуть не успел. Потом конечно пожалели. Даже молебен заказывали. Бабы слезу пускали, мужики вздыхали тяжко. Да чего уж тут? Дело сделано. Назад не воротишь. Схоронили бедолагу под родной яблонькой да и стали забывать себе, по-малу. Уж вовсе было стёрли из памяти, а тут, как раз по близости бродячий цирк разместился. Фургончики, медведи и всякая другая утварь бутафорская определилась. Сельские к  ним значит, и потянулись на зрелища. Была там и  цыганка-гадалка, что по шару стеклянному людей морочила.  Зашёл к ней барин наш да и спрашивает - Когда женюсь, мол, скоро, али погодя? И на ком, коль не секрет? - А она ему так с порога, тихохонько - А ну выдь вон душегубец проклятый. Нечего здесь о счастии своём пытать. Стравил ты свое счастье водночасье. Демон его забрал вместе с душею твоею проклятой…   Вот это было в десятку! Пал тут на колени до смерти напуганный г-н Пописчалкин во всём своём великолепии закордонном. Так о земь и хлюпнулся во что под ногами было, впервые не задумываясь, как потом выглядеть будет. И застонал - Знаю! Знаю я провину свою лютую! Помилосердствуй родная! И днём и ночью каюсь! И свечи за упокой его ставлю! И на Параску не ведусь! Что делать мне? Подскажи! Не погибать же молодому да богатому из-за дурости своей единоразовой? Озолочу! Только научи!   
Ну понятно, цыганка сменила гнев свой на милость. А взамен затребовала мешочек золотых (для откупа от демонов) и Параску (примерно с той же целью). Благодарный барин золота принёс, потом ещё накинул. Параску за косы приволок. Довольный, праздничный! На следующий день цыгане и отбыли. А г-ну Пописчалкину всё не легчает. То покойный приснится, а то Параска, кричащая о пощаде, вспомнится. Ой не хорошо всё вышло. И с Василием, и с девкой. Ну Василий, тот сам спровоцировал немало, а вот сиротка же в чём провинна, что за косу и к цыганам? Ой что-то не так тут случилось. Не ладно как-то. Пригорюнился барин совсем, закручинился.  А потом и от людей добрых дознался, что цыганка та,всем богатым одну и ту же фразу толкала. И кажный, расценив её на свой лад (имея полным «шкафом» арсенал своих «скелетов») умолял о пощаде. Так она девиц и выманывала к себе в цирковой табор. А чё?  Довольно смекалисто. Хорошо ещё договор скреплять кровью не требовала. А то наш люд-то, когда в печали, он же на всё согласный…      
Миновало с тех пор аж полгода. Г-н Пописчалкин побывал к тому времени на лечебных водах да на курортах разых. Не в деревне же тоску развеивать. Депрессию снимать доктор велел путешествиями, впечатлениями новыми. Так, он послушный, и выполнял. Тут и невеста подогналась сама собой. Дочь генерал-губернатора. Страшненькая правда да не вмеру балована… зато, ейный папинька обещался г-ну Пописчалкину определить быстрый карьерный рост «в самом Питембурге».  И поместье там же, в свадебный подарок. Эка замануха! Ну как тут откажешь? А с лица ж воды не пить, да и каши не варить. Ничего, попривыкнем! Главное не упустить то, что само в руки прыгает. И не упустил. Свадьбу по-быстрому замутили, как полагается, в доме молодого. В церкови обвенчались. Всё чин чинарём. С еёйной стороны, правда, никого не было. Оно и понятно, ехать-то от северной град-столицы не две версты? Ну да, ничего. Зато папинька, в своём бравом мундире с крестами царскими, всех сельских матрон ангажировал. И анекдотами столичными забавлял…  А поутру папинька куда- то исчезли.  Новоиспечённая же законная супруга, похотливо улыбающаяся на всю свою страшненькую физию, призналась, что отец её никакой не «гене-ратор» (выговорить сложный чин на пустой желудок было не в моготу) а простой артист театра, что вконец разорился…  Слушать далее и разбираться, кто из них разорился, папинька или театр, вместе, а ли по отдельности, г-н Поисчалкин ужо никак не мог. Он рухнул от внезапного удара тут же и на пол. Потом, вновь нашедшийся папинька (надо ж было где-то хулигану ютиться) и заботливая, но очень страшненькая жена (принципиально не желавшая макияжиться после свадьбы, т.к. это будто вредно старило  кожу) отпаивали слёгшего г-на Пописчалкина тёплыми отварами и домашней наливочкой. И надо сказать, тот весьма скоро поправился. Ну не погибать же молодому да богатому из-за малой дурости?      
                2000г