Молчальники лгут, говори

(Из сборника эссе «Мой календарь знаменательных дат»)



                «Велико искушение ясно выразить дух».

                Л. Витгенштейн


Выступая на «Первом Фестивале Верлибра» в Москве, я читала свои стихи, эпиграфом к одному из которых была цитата из П. Элюара: «Молчальники лгут, говори».

Я не знаю французского, поэтому читала Элюара в переводе и в довольно юном возрасте. А моё стихотворение было написано несколько позже, когда мне было года двадцать два. Я была влюблена, и выбранные мною строчки понимались мною буквально: если ты искренне интересуешься реальным человеком, вполне объяснимы желание и попытки узнать именно его, а не придумывать вместо любимого человека замещающий  – за неимением достоверной информации – какой-то «мультяшный», неживой образ. С другой стороны, мне была хорошо знакома максима и другого замечательного, русского поэта Ф.И. Тютчева: «Мысль изреченная – есть ложь». По сути, сводящая на «нет» все эти многочисленные попытки. Хорошо, пусть не «ложь», а более щадящий вариант: невозможность «сердцу высказать себя» и соответственно – «другому как понять тебя?»*…

То есть, как бы мы не старались, при помощи слов мы всё равно создаём (и для других и для себя, о себе) некие иллюзии. Неудивительно, что в моей личной жизни присутствовало намеренное раздвоение: с «посторонними» людьми я была непроницаемо молчалива, но могла часами слушать и поддерживать разговор с теми, кто был мне интересен и особенно дорог. Понимая при этом, что: «другой», увы, не в состоянии быть более «проницаем», а наши многочасовые беседы, кроме того, что ублажают слух и несут с собой новую информацию (или иную точку зрения), по большей части, сотворенная  собственными руками…пусть не маска, но – полумаска, какие бывают на маскарадах и пр. Где же, тогда, правда? А правда в том, что человек (может и есть такие реальные счастливчики, которые – «не», значит, речь не о них): и говорит – «лжёт», но и не произнося ни слова – не кристально честен. Вот.

Но у слова «молчальник» есть и другое значение. Сакральное. Вообще, вполне возможно, что его наличие в стихах Элюара, всего лишь, «работа переводчика», своевольно заменившего французское слово более «поэтичным» русским синонимом. Например, вместо слова «молчуны». Однако поэт, скорее всего, имел в виду именно это. Что же касается глубокого понимания «молчания» как акта анти-говорения, его природа пристально изучалась, наверное, с тех пор, как люди перестали быть стадом и у них появилась речь. То есть, с появлением непосредственно речи у молчания появился (как, впрочем, и у самой речи)  удвоенный смысл: человек может молчать потому, что: 1) у него нет мотивации для общения или 2) потому, что он не хочет передавать кому-то известную ему информацию/вступать в контакт. (Надеюсь, не стоит пояснять, что общение и словесный контакт ни одно и тоже).

С развитием homo sapiens, усовершенствовалась его речь и … молчание. Уже в древности различные шаманы, жрецы, философы и т.д. знали, что у человека, кроме внешней речи существует речь внутренняя. Или, что человек говорит не только при помощи слов, однако сам он этого не осознаёт и поэтому частенько «проговаривается» на невербальном (как сказали бы теперь) уровне. Философы, а особенно, стяжавшие власть шаманы, жрецы и прочие мудрецы добросовестно изучали способы такого «прочтения». И, надо признать, весьма преуспели в этом. Но не только в этом. Так, «считать» (от слова - чтение), когда другой человек говорит правду или обманывает – это только одна сторона возможностей. Есть ещё… две (навскидку). Это – уметь слышать «сообщение» за собственным молчанием и передача информации (коммуникация) без слов. На этом «поприще», безусловно, преуспели различные религии и их ответвления (до-религии, эзотерические школы и т.д.). Представители данной «касты» упорно изучали, практиковали и усовершенствовали различные техники вхождения в такое состояние («когда» и «как» (с помощью чего) настроиться на такую внутреннюю волну), но, понятно, что такое знание не было доступно многим. Им обладали (и по сей день обладают) только «посвященные». Многие техники (духовные практики) различны лишь «на поверхности»: разность ритуалов и прочих внешних атрибутов, в этом смысле, наибольший интерес представляют для антропологов, этнологов, культурологов и т.п. В глубине же их (поскольку, как правило, цель у них одна, повторюсь, разнятся лишь способы достижения этой цели), как на дне океана (образно говоря), – несмотря на разыгравшийся шторм в девять и более баллов, – тишина и умиротворенное молчание…

О том, что это действительно так, о том, что поиски «способов» приобщиться к Источнику велись (и ведутся) человеком многие века, рассказывает, например, шотландская баллада Роберта Стивенсона в красивейшем переводе С. Я. Маршака «Вересковый мёд». Наверняка, многие её читали... буквально, так что прекрасно помнят содержание.  Но я, всё-таки,  коротенько, напомню. В стародавние времена шотландские захватчики, напав на маленький народ пиктов**, решили (как это принято у всех захватчиков) завладеть его главной ценностью – старинным рецептом «верескового мёда».  Но гордые пикты предпочли быть сожженными на кострах и сброшенными со скал в море, чем открыть врагу свой секрет.

...Интересно, неужели, вы и теперь, после всего вышесказанного,  думаете, что эта баллада о том, как шотландский король извёл целый народ, ради «рецепта медовухи»? И вам не кажется абсурдным, что можно жечь людей живьём на кострах только затем, чтобы завладеть подобием  кулинарного секрета приготовления австрийского штруделя или торта «Наполеон»?...

Удивительно, но С. Я. Маршаку удалось даже обойти цензоров и дать читателям явную подсказку, что речь, разумеется, о чём-то более значительном. Точнее, очень важном. Это, собственно, последние строки, слова, с которыми погибает последний представитель сгинувшего навеки народа, старик-медовар: «…Пускай со мной умрет/ Моя святая тайна - /Мой вересковый мед!» СВЯТАЯ ТАЙНА!... А не технология пивоварения. Почувствуйте, как говорится, разницу. Теперь, надеюсь, понимаете? Маленький неведомый народ самостоятельно нашел «небесные врата», способ, входить в определенное состояние, при котором «получаемое» – ценнее всех мыслимых человеческих сокровищ. Поскольку пикты давно владели и хранили это знание, сыну старика, очевидно, оно тоже было известно. Но, так как он был ещё молод, возможно, его пока не посвятили во все тонкости. То есть, не выдержав пыток, юноша мог «выдать рецепт», не имея ни малейшего представления о дальнейших последствиях. А они, – судя по тому, что целый народ принёс себя в жертву, – были нешуточными: не для короля (его-то, убийцу-головореза, за что жалеть? получил бы по заслугам), скорее, для человечества…

В этом смысле, другой юный литературный персонаж, знавший «военную тайну» – Мальчиш-Кибальчиш, – это такая имитация умолчания «сакрального». (Иначе, зачем же было приговаривать, практически ребёнка, к мученической смерти - пусть и вымышленной)? А потому что это очень важная составляющая любого сакрального знания, и понятие «мученической смерти» несёт не буквальное, а удвоенное - «ПЛЮС» символическое значение. А именно: народ, у которого даже малыши знают «такую тайну» (!) – воистину, непобедим.

Однако Гайдар-то точно подменил (вольно или невольно) «тайное знание» (Символ Веры) десакрализованной информацией, вполне соответствующей духу романтики послереволюционной поры (времён гражданской войны) и потому вполне «понятной» массам. Вот только, поскольку нет подлинности, то уже не важно, какие такие особо чтимые (охраняемые) «сведения» замалчиваются: информация о наличии боеприпасов или наивная, но пламенная вера в то, что «Наше дело правое – победа будет за нами!»

Вот такие, похоже-непохожие, сокрытые молчанием тайны…

Не зря я, конечно, так разговорилась на тему молчания. Более того, всё это я написала заранее. Почему? Потому что 16 декабря – по народным поверьям «Иван Молчальник» – отмечается как «День Мировой Немоты и Тишины». В старину считалось, что в этот день следует постараться меньше говорить: «Кто на Иоанна Молчальника** помолчит, тот красноречив весь год будет». А ещё это «возможность побыть наедине с самим собой, с собственными мыслями, почувствовать Единство с Божьим Миром».

Ну, что? Помолчим?..


 
ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД
=======================

Шотландская баллада
(из Роберта Стивенсона)

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.
_______

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"

Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
"Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
"Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"

                (пер. С.Я. Маршак)








**) Ф.И. Тютчев
**) ирландские племена
***) Прп. Иоанн Молчальник, бывший еп. Колонийский (558г)