Гипертония

– Федя, здравствуй. Дай совет.
Федор смотрит на меня ясными очами. Федор Лысюк, по прозвищу Хфедор Лисюк, обладает редким талантом: там, где он появляется, люди начинают улыбаться, стоит ему произнести слово, начинается смех. Был случай, когда на замечание, что, мол, тебе, Федя, в цирке выступать, Фёдор со словами «что вы смеётесь» извлек из кармана диплом об окончании Киевского техникума массовиков-затейников. Первый раз в жизни я видел, как люди корчились и катались по земле от смеха. Сам Федор никогда не улыбается и редко смеётся. При этом глаза его остаются грустными. У Феди профиль гоголевский и цвет лица девический.
– Укатали меня эти сопки. Как бы сачкануть? От всего и от всех.
Уже почти два месяца, как роту «гоняют» на плацу, отрабатывая «строевой шаг» в ожидании очередной проверяющей комиссии.
– Тю, дурной, не знаешь, что делать? Идёшь в санчасть и говоришь: тут болит (показывает рукой на голову), и тут болит (показывает рукой на грудь).
Я последовал совету. Хочу сказать, что в те годы я понятия не имел, что такое повышенное давление, и слово «гипертония» было мне неведомо.
В санчасти меня осмотрели и выдали лекарство. Бром. В просторечии – «бромка». «Бромку» давали всем и каждому
Я только попробовал и тут же выбросил пузырек, не в силах проглотить содержимое ложки. Через день опять пошел в санчасть (по настоянию Фёдора) с той же жалобой.
В этот раз состоялся разговор.
– У нас тут один кандидат приехал, диссертацию пишет. Не хотите у него полечиться?
Вот так я оказался в госпитале (в санчасти). Не напрасны были мои старания. Отдельная палата, свежайшее бельё, радио и библиотека – шкаф с книгами.
Не берусь судить о степени моей гипертонии. Помнится, утром, когда я еще спал, медбрат измерял у меня, еще сонного, давление и ворчал что-то о «бычачьем здоровье».
В чём оригинальность метода лечения гипертонии данного кандидата наук? В первый день лечения из вены брали 9 кубиков крови, добавляли один кубик дистиллированной воды и вводили, так сказать, обратно. И так, уменьшая количество кубиков крови и увеличивая количество кубиков воды, довели количество их до 9. Затем всё повторилось в обратном порядке. Эту методику лечения, учитывая дешевизну, собирались внедрять в армии.
Таким образом просачковал я количество дней, соответствующие количеству процедур плюс выходные. Окончание цикла лечения пришлось на конец недели, впереди были красные дни календаря.
– Пойдёшь в роту или еще пару дней полежишь?
Что за вопрос! И спрашивать нечего. Солдат спит – служба идет. И я расположился на койке, предвкушая два дня свободы.
Я был так уверен и спокоен относительно предстоящих двух дней, что не обратил ни малейшего внимания на шум, доносившийся в палату из коридора, пока дверь в палату не распахнулась, грозя соскочить с петель, и старшина санчасти (медбрат) не заорал во всю глотку. Смысл его выступления заключался в вопросе (слов передать не могу) – что я тут делаю?
Госпиталь представлял собой барак, во всю длину разделенный коридором и имеющий два выхода. По этому коридору, покидая палаты, бежали пациенты, на ходу натягивая штаны и надевая сапоги. Тех, кто самостоятельно передвигаться не мог, тащили на носилках. Двигаясь в общей массе, я выяснил, в чем причина эвакуации.
Гарнизон, стоящий среди сопок, разделён был на две территории: армейские казармы и офицерский городок. И соответственно имел два медицинских учреждения. Санчасть – на территории казарм, и роддом – на территории офицерского городка. В соответствии с установленным порядком был заключен договор о «проведении между этими медицинскими учреждениями соцсоревнования». И вот теперь комиссия во главе с генералом направлялась в госпиталь для проверки «выполнения условий соцсоревнования». В связи с приездом генерала госпиталь в срочном порядке освобождали.
Отбежав на почтительное расстояние, я остановился отдышаться, понаблюдал, как носилки с теми, кто на этих носилках находился, выждав какое-то время, заносили с другого входа, и бодрым шагом отправился докладывать ротному о своей готовности к дальнейшему несению службы.