Учения закончились

      В пятницу вечером Владимир Сергеевич выходил из здания управления округом, и ему попался длинный поезд экипажей с кадетами в чёрных шинелях. «О, наши лефортовцы со строевых возвращаются!» – с ноткой ностальгии прозвучал за плечом голос молодого офицера.

      Граф решил заглянуть к Серёже в корпус. Софья же, если узнает, что кадеты вернулись, непременно спросит, как там сын.

      Дежурный унтер-офицер предложил их высокоблагородию: «Раз уж вы здесь, может, и заберёте сынка-то, чтобы завтра не ездить? Соскучилась, небось, мамаша!..» Полковник сверкнул гневно очами: он не терпел панибратства. Но сама мысль ему понравилась. Воронцов прошёл к директору училища, генерал-майору Альбедилю.

      Тот поприветствовал полковника.
      – Скоро ли Вам, Владимир Сергеевич, повышение-то дадут? Маринуют Вас, будто огурец!
      – Да уж и не говорите, Фёдор Константинович!.. – скрывая смущение, сказал граф. – Как кадет Воронцов показал себя на учениях?

      – Весьма неплохо, не волнуйтесь!.. Всё прошло благополучно! Вы знаете, граф, мы тут с Вашим сыном нашли общую тему! Как-то я подошёл к нему, смотрю – а у него учебник итальянского языка. Мои родители ведь итальянцы, я немного знаю язык, а поговорить не с кем. Вот мы с вашим Сергеем и поболтали немного. У него определённо способности к языку!

      Воронцов был поражён. Он никогда не слышал, чтобы Серёжа интересовался итальянским. Впрочем, может быть, это его увлечение и закономерно… Военный, а не биолог, граф не был уверен, что главнее: голос крови или воспитание, культура.

      Из раздумий его вывел голос директора.
      – Владимир Сергеевич! Если хотите, я могу отпустить Сергея с Вами сегодня!
      – А удобно это?!

      Воронцов был сторонник правил и распорядка. Положено отпускать в субботу, – значит, в субботу!

      – В качестве поощрения за хорошо проведённые сборы отпускаю кадета Воронцова прямо сейчас!

      Директор собственноручно подписал увольнительный билет. Владимир Сергеевич в вестибюле дождался Серёжи, и они вместе поехали домой.

      По дороге, ещё в экипаже, Серёжа начал рассказывать о сборах.
      – Папенька, – он всё ещё звал отца по-детски, – представляешь: я в присутствии генерала Махотина* командовал взводом!

      – Поздравляю! Ну и какое место занял твой взвод?
      – Второе…

      Кадет повесил нос: он знал, что граф будет доволен только первым местом!

      – Хм… – Владимиру Сергеевичу ругаться прямо тут не хотелось. – Ну а что у тебя с итальянским языком?

      Серёжа смутился.

      – Тебе генерал сказал?.. Я нашёл учебник в библиотеке, почитал – показалось интересно. Помнишь, мы к Третьякову ходили, там видели такие прекрасные итальянские пейзажи! В Крым ездили летом – почти Италия! Ах, как бы мне хотелось съездить и посмотреть воочию на эту страну! А Фёдор Константинович предложил мне помощь в изучении итальянского, чтоб я мог хотя бы объясниться с тамошними жителями!

      Серёжа говорил очень мечтательно, Воронцов слушал и задумывался всё глубже. Может, правда, зря лишили мальчика родителей и родины… Коляску тряхнуло на выбоине, и граф словно очнулся. Он и Софья – вот родители Сергея! Он – учащийся российского кадетского корпуса, будущий офицер императорской армии! Отставить сомнения!

      Когда Владимир Сергеевич и Серёжа зашли в дом, их сразу встретила Софья.
      – Серёжа!
      – Маменька! Здравствуй!
      – Как ты вырос, Серёженька, за этот месяц! Я рада тебя видеть!..
      Софья смотрит впервые чуть вверх, когда хочет заглянуть в глаза сыну.

      Пока мама с папой целуются и обнимаются, будто век не виделись, к Серёже подбежала Верочка.
      – Здравствуй, Серёжа! – залезла по нему, как по дереву, чмокнула в щёку, потому что так было принято в семье здороваться, а Серёже отчего-то стало неловко. – А это что у тебя?

      Серёжа впервые показался дома со штыком в ножнах. Вере необходимо было рассмотреть его в подробностях.

      – Вера! Это оружие, холодное оружие – его нельзя так бесцеремонно хватать.
      – А как можно? – поинтересовалась, как мартышка.
      – С благоговением.
      – С благо… что?
      – С почтением, с трепетом. Оно всемогуще в умелых руках, а в неумелых может причинить много зла, в том числе тому, кто его будет хватать.

      – Ну братик, ну научи меня обращаться с ним!..

      Нет, Вера ещё пока словно маленькая обезьянка; мартышка и оружие – страшное сочетание.

      Пока разговаривали, Серёжа снял, наконец, шинель, и его тут же облепили Ванюшка и Динка.
      – Серёжа, Серёженька! Ты к нам вернулся! Где ты был? Расскажи? Ты на войне был? Ты с врагами сражался? Ты всех убил?
      Вот такие детские представления о военных. А где Люба?

      Серёжа зашёл в гостиную в сопровождении брата, сестёр и мамы. А там Люба сидела за пианино и играла военный марш.
      – Люба! Где ты взяла ноты! Это марш Преображенского полка! В нём наследник Цесаревич Николай Александрович служит!
      - Я по слуху подобрала! Это специально для тебя!

      Ну и талантливая сестра у Сергея! Люба доиграла до конца музыкальной фразы и подошла к брату поздороваться. Серёжа смотрел на неё, как и на всё остальное после сборов, по-новому. Он вырос за этот месяц, но и Любочка выросла тоже. Она была на два года моложе, но всегда догоняла брата. Теперь же она была на голову ниже Серёжи, но в её внешности появилось что-то новое, незнакомое и волнующее.

      Серёжа почувствовал стеснение, будто отчуждение. Он неловко поцеловал её в щёку, она приняла это как должное, потянула его за руку:
      – Серёжа, садись, рассказывай! Ой, ты, наверное, есть хочешь! – вскочила она.
      Ну что же она мельтешит-то?
      – Любань, благодарю тебя, не беспокойся! – по-взрослому сказал Серёжа.

      Он был в форме: чёрный мундир, чёрные брюки, медные пуговицы с двуглавым орлом, васильковые погоны. Но сегодня мундир сидел на нём как-то по-особенному, по-офицерски. Настроение было другое, серьёзное. На сборах Сергей понял: всё, детство кончается.

      Малыши жались к брату, сидящему на диване. Серёжа в задумчивости поглаживал по головке Динку, обняв её другой рукой. Такая мягкая, маленькая, как котёнок! Иван попытался сесть на диван рядом с ним, приняв ту же позу, – хочет казаться взрослым! Умора!

      – А чем, чем вы занимались на сборах? – спрашивала Верочка, пока старшая сестра ходила сказать, чтобы накрывали на стол.
      Ей всё было интересно знать.

      – Ну чем? Чем положено: строевая подготовка, фехтование, гимнастика, верховая езда.
      Серёжа держался гордо и независимо. Он уже взрослый!
      – Ой, коняшки! – восхитилась сестра. – Ты какой барьер можешь взять?
      Вера училась нынче брать барьеры и ревностно следила за своими успехами, сравнивая их с другими.
      – От коня зависит! Не я же буду перепрыгивать через барьер! – резонно заметил Сергей.

      Позвали ужинать, и разговоры о сборах на время затихли.

      В столовой сидели мама в шёлковом буклированном платье с белым стоячим воротничком, отец в удобной домашней куртке.
      – Серёжа! А ты что не переоделся?
      – Не успел, папа! Меня буквально оккупировали! – засмеялся тот.
      – Твои любимые пирожки с капустой! – протянула блюдо Любочка.
      – А вот суп-лапша, ваше сиятельство! – принесла тарелку служанка.

      «Закормят!» – испуганно подумал юноша. Он уже понял, что надо регулировать себя в пище, а то растолстеет. Молодой организм требовал многого, но нельзя же потакать ему!

      За малышнёй следила няня Офимьевна в белом чепчике с кружевами. Люба тоже успевала смотреть и в свою тарелку, и за Диной с Ванюшкой. Вера ножом и вилкой расправлялась с мясом, которое стремительно исчезало с тарелки.
      - Вот видишь, братик! Я умею ножом пользоваться!

      Хорошо дома! Уютно так! Не то что в палатках на осеннем ветру!
      У графа газовое водяное отопление и электрическое освещение в доме - признаки прогресса! Серёжа предвкушал, как пойдёт перед сном в ванну!

      – Маменька! А твоё здоровье как? – спросил сын между переменой блюд.
      Софья была тронута его вниманием.
      – Спасибо, Серёжа, у меня всё хорошо. Девочки радуют знаниями, прилежанием. Госпожа Проскурина кланяется всем. Она признательна вам, что вы меня отпускаете в институт!

      Отец ел да помалкивал: у него было хорошее настроение. После ужина Серёжа пригласил его поговорить.
      – Пойдём в библиотеку! – ответил граф.
      Для разговоров Владимир Сергеевич предпочитал всем помещениям в доме это место: библиотека – его территория.
      – Ну, рассказывай! – сказал отец, пригубляя коньяк. – Тебе выпить не предлагаю, прости!

      Воронцовы не угощали детей спиртным. В других семьях, может быть, с шестнадцати лет уже было принято наливать в рюмку подросткам, а Софье с Владимиром не нравился такой обычай.

      Серёжа-то уже пробовал в мальчишеской компании и шампанское, и водку, и тот же коньяк. Правда, ему достался невкусный, который, по известному выражению, «клопами пахнет». Поэтому он удивлялся: что нашёл папенька в этом напитке! Сколько уж бочек коньяку они с крёстным выпили!

      Он рассказывал о смотре, который учинил Махотин.
      – Мы, под марши, которые играл наш оркестр, начали производить разнообразные перестроения по три, для групповых упражнений. Накануне прошёл дождь, и все эти движения мы делали, идя прямо по лужам, не разбирая. И у нас из-под ног летели брызги. Все были закапаны грязью!

      Владимир Сергеевич разобрал с сыном, какие ошибки тот допустил при командовании взводом. Полковнику хотелось, чтобы всё было идеально. Серёжа, послушав и записав, поспешил вернуться к приятным моментам.

      - Маршировали и с винтовками, и без них. После мы проделывали уставные упражнения на снарядах: на кобыле, брусьях и на турнике. А в конце каждый должен был показать свое искусство на любом снаряде. Я лично на турнике вертел переднее и заднее солнце, пока меня не остановили. А сам Махотин сказал: «Молодец!»

      Серёжа хотел добавить: «И прослезился!» Может, у генерала слёзы выступили от ветра, но в любом случае об этом нельзя было говорить отцу: наслушаешься нотаций! Владимир Сергеевич вообще не любил, когда молодёжь так выставляется, и неуважения к старшему офицеру, к генералу, которое может просквозить в этом замечании, полковник тоже никогда не допустил бы.

      На следующий день к Воронцовым пришёл Бутов.
      – Вольдемар! Ты читал уже газеты? Их Величество при смерти, скончается не сегодня, так завтра! Смена царствования не за горами!
      – Евгений! Пойдём выпьем!
      – С утра? Твоя супруга, наверное, ещё с церковной службы не вернулась, а ты уже выпить предлагаешь!
      – Евгений! История творится на наших глазах! Теперь всё будет по-другому! Давай выпьем за старый мир!
      – Я бы не хотел больших перемен!
      Они оба были консерваторами. Собеседник Евгения налил себе и ему.
      – От нашего желания, друг, это не зависит!

      Владимир уже выпил рюмку. Бутов поглядел на него: что-то происходит! Воронцов продолжал:
      – Ты помнишь, с чего начиналось царствование? Террор, расследования, интриги, мышиная возня при дворе! А сейчас…

      Сейчас было уже понятно, что при императоре Александре III международный вес России вырос, а внутри империи утвердилось и возвеличилось значение самодержавной царской власти. Друзья это одобряли полностью.

      – После эпохи великих реформ, после войны с Турцией, – говорил Воронцов за коньяком, – России необходима была передышка.
      – Ну так за эти тринадцать лет, вроде, переварили мы эти пертурбации! – отвечал Бутов. – Нет, жаль, что повоевать так и не пришлось больше!

      Граф сказал:
      – Европейская цивилизация недостаточно обеспечила себе мирное развитие. Они же сидят на пороховом погребе! Горящий фитиль каждый раз отводила рука русского царя.

      Бутов возразил:
      – А может, надо было раз – и рвануть всё это болото к чёртовой бабушке?!
      – Нет, Евгений, я не думаю… Лучше худой мир, чем добрая ссора, – ответил Владимир.
      – Да, интерресно, что дальше будет! – протянул Евгений.
      – Теперь они все боятся: и Англия, и Франция, и Германия. Для них новый царь – кот в мешке.
      – Они надеются, что наследник так же будет их «пасти», как нынешний император!
      – Напрасно надеются. Я думаю, что нашим сыновьям придётся повоевать!

      У Евгения при этих словах друга аж глаза разгорелись!
      – Ну вот и славно!
      – Не знаю, не знаю, - задумчиво произнёс Владимир, держа очередную рюмку коньяка. – Ну, за здоровье императора! Хотя что уже ожидать… За здоровье наследника цесаревича Николая Александровича!

      Через пару дней пришло известие о кончине Александра III в Крыму, в Ливадийском дворце, недавно выстроенном специально для лечения императора. Приготовление к похоронам затянулось, но и они, наконец, состоялись по традиции в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга.

      Воронцов на погребение не ездил: у него как раз была важная командировка на северо-восток европейской части – открывалась новая железнодорожная линия для военных нужд в Нижегородской губернии.

      Софья кончину государя и смену царствования в первую очередь восприняла в связи с подругой Анастасией Каннингем. Она обсуждала это с возвратившимся домой мужем.

      – Владимир! Как ты думаешь, Ася вернётся в Россию?
      – Софья! Я не знаю. Зачем ей?
      - Может, при новом царствовании ей найдётся место при дворе! Его Величество обвенчались с принцессой Алисой - теперь в Зимнем будет новая императрица!
      - Я не знаю, Софья. У баронессы Каннингем есть супруг, дети, у них дом в Лондоне. Как она всё бросит, как она уговорит мужа приехать в Россию, куда, зачем?

      – Я ей напишу, – решила Софья.
      – Анастасия читает газеты, она знает, что здесь происходит. Баронесса решит сама! – ответил муж. – Но если хочешь – напиши, конечно!
      – Всё равно тревожно мне как-то! – сказала Софья, заканчивая разговор. - Что теперь будет?

      Владимиру и самому было тревожно. Какие грядут перемены? Успокаивая жену, он уговаривал и себя.
      – Ну, ну, только не волнуйся понапрасну! Делай что должно, и будь что будет. А за баронессу мы ничего решить не сможем!
      И Воронцов прибегнул к испытанному способу успокоить супругу – начал её обнимать и целовать. Софья притихла и отвечала мужу тем же.





Примечания:

* Махотин Николай Антонович (1830 – 1903) – начальник управления военно-учебными заведениями с 1881 по 1900 год, генерал от инфантерии.